Текст книги "Приключения в лесу"

Автор книги: Николай Хайтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава тринадцатая
Меч Саботы

Когда дверь за дедом Панакуди закрылась – если можно назвать дверью скреплённые вместе жерди, – Сабота, вместо того чтобы точить меч, выбрал овчину почище, лёг на спину и задумчиво уставился в потолок. Ничего интересного в этом потолке не было, но, лёжа на спине и глядя в потолок или в небо, Саботе лучше думалось.

А думал он о том, как проникнуть к потайной преграде и как спастись потом от буйного потока, который хлынет в крепость. Хотя мужчины в Петухах и любили похваляться силой своих мечей, тут меч будет бессилен. Даже если Сабота каким-то чудом сумеет пробраться в боярскую крепость, то против его меча поднимутся триста мечей! Против копья его, если он войдёт с копьём, триста копий! Говоря деду Панакуди, что он остаётся поточить свой меч, юноша имел в виду другое: он должен найти средство, которое поможет ему оказаться сильнее трёхсот мечей и трёхсот копий, если они преградят ему путь… Оружием юноши была мысль. И вот теперь он пытался отточить её так, чтобы преодолеть все смертельные опасности, которые подстерегают его в замке боярина.

Сабота рассчитывал на чудодейственные коренья деда Панакуди, но как велика будет их помощь, предугадать было трудно. Конечно, в крепости поднимется суматоха. Но кто с кем схватится, кто будет победителем, а кто побеждённым, заранее нельзя сказать. Одно лишь Сабота знал твёрдо: надо воспользоваться этой кутерьмой, чтобы проникнуть к Главному Прорицателю и выведать у него всё насчёт потайной преграды.

О том, как накормить обитателей крепости чудодейственными кореньями, Сабота не думал, он считал это делом нетрудным. Достаточно взвалить на плечи бурдюк молока – якобы для того, чтобы помочь возчикам, – и раскрошенные коренья поплывут по деревянным желобам за стены крепости. «Главный Прорицатель! Главный Прорицатель!» – шептал Сабота. Как проникнуть к нему? Лицо у юноши пылало, взгляд был неподвижен. Наконец из груди его вырвался радостный возглас: «Придумал! Придумал!» Он вскочил на ноги, но спохватился, что решил только одну трудную задачу, а таких задач было не одна, а две. Он опять лёг и устремил глаза в потолок…

* * *

Вечером Панакуди принёс две торбы кореньев.

– Всё в порядке! – крикнул он ещё с порога и стал рассказывать о том, как он «говорил» с драконом, как подслушивали подосланные Прорицателем соглядатаи, как потом он вместе с Двухбородым и Козлом искал коренья, что было не просто: кореньев в лесу осталось мало, их сожрали дикие кабаны. Пришлось лезть на Голый бугор.

– А ты что за это время успел? – спросил под конец Панакуди.

– Меч свой наточил, дедушка! – ответил Сабота. – И, сдаётся мне, неплохо.

– Дай-то бог! И да помогут тебе громы небесные! – сказал старик, подняв глаза к потолку. – А как в крепость пробраться, придумал?

– Придумал. Только ты должен отдать мне золотые монеты, которые тебе дал за усы боярский сын из Глиганицы.

– Бери, пожалуйста. Больше ничего тебе не требуется?

– Нет. Дудку и перец я сам раздобуду.

– Я не ослышался? – наклонился к нему Панакуди.

– Нет. У тебя, дедушка, слух острый! – засмеялся Сабота и неожиданно спросил: – Когда Главный Прорицатель надевает свою маску?

– Когда отправляется беседовать с громами небесными. А ты почему спрашиваешь? Уж не метишь ли на место этого обманщика?

– Нет. Я так, на всякий случай… Мне ведь завтра с ним разговаривать…

– Ладно, сынок, открою тебе всё, что знаю. Неизвестно, что тебе завтра может пригодиться. Но только погоди малость, не сейчас… Сейчас я пойду обряжать Джонду. Причешем её, нарядим, как пообещали боярину, а завтра посмотрим, кому она достанется: дракону или… – он подмигнул юноше, – его победителю.

– Хорошо, дедушка, подожду, – сказал Сабота. – Только скажи, где у тебя перец.

– А вот он. – Сдёрнув со стены связку красных стручков, Панакуди протянул её юноше. – Но поосторожнее, перец у меня острый. Не обжигает, а, можно сказать, сжигает.

С этими словами Панакуди исчез за дверью, а Сабота взял стручки, положил в деревянную ступку и стал толочь, напевая такую песенку:

 
Перец, перец, острый перец!
Ты желудки бедняков
Обжигать всегда готов!
Но теперь тебе для славы
Дело новое дано:
Жги отныне, острый перец,
То, что надо сжечь давно!
Жги, жги! Злее, злее!
Жги, жги! Не жалей!
Жги, жги! Обжигай!
Ой-ой-ой!
Ай-ай-ай!
Горький перец, ты, который
Жег желудки бедняков,
Будь сегодня, острый перец,
Беспощаден и суров!
Жги отныне то, что надо,
Жги, пощады не давай!
Жги, опустошай!
Жги, уничтожай!
 

Пока Сабота толок перец и пел, время шло. Уже смеркалось, к селению подступала ночь.

Эта ночь должна была решить, будет ли затоплена боярская крепость, наступит ли для жителей Петухов новая жизнь и останется ли на свете дракон.

Вернее, сколько будет драконов: два, один или ни одного.

Будет ли спасена красавица Джонда?

Вырастут ли усы у влюблённого юноши?

Всё это мы узнаем к исходу ночи, которая медленно опускалась на землю. Одна за другой зажигались на небе звёзды.

Глава четырнадцатая
Когда рассвело…

Когда рассвело и над селением разнёсся звон колокольцев, из дома деда Панакуди вышел Сабота с торбой на спине и направился к крепости – туда, где находились желоба для молока.

Вскоре туда же подъехали и возчики, сгрузили бурдюки и только было принялись выливать молоко в желоба, как их ослы вдруг задрали хвосты и начали отчаянно брыкаться, а потом кинулись бежать кто куда… Дело в том, что Сабота ухитрился незаметно подсадить беднягам под хвост слепней – и не одного, не двух, а целую пригоршню. Возчики бросились ловить ослов, а Сабота тем временем быстро открыл один из бурдюков и высыпал в него чудодейственные коренья. Он даже успел вылить в жёлоб молоко из этого бурдюка.

Возчики вернулись потные, запыхавшиеся, поблагодарили Саботу за помощь, погрузили пустые бурдюки и двинулись назад в горы, а юноша подошёл к Главным воротам крепости.

У ворот стоял в карауле Бранко.

– Это ты, что ль, взялся дракона убить, дурья башка? – насмешливо спросил он.

– Я, – ответил Сабота.

– Кабы я вчера словил тебя, я б тебе показал дракона! Твоё счастье, что быстроногий, удрать успел. Но я могу тебя и сейчас схватить за грудки и препроводить в замок.

– Пожалуйста! Я тебе ещё спасибо скажу. Мне обязательно нужно в замок! – ответил Сабота.

– Это ещё зачем? – Взгляд у стражника стал жёстким, подозрительным.

– А затем! – Сабота вытянул руку, и на ладони у него сверкнули золотые монеты деда Панакуди. – Вот нашёл монеты, хочу показать Главному Прорицателю. Он всё знает, так пусть скажет, кто их потерял.

Бранко не сводил жадного взгляда с ладони Саботы. Заметив это, юноша протянул стражнику одну из монет.

– На, возьми, если хочешь. Не всё ли равно мне – две монеты я покажу Прорицателю или три?

Бранко оглянулся, поспешно схватил монету, спрятал, потом ударил концом копья о булыжник, и в воротах появился караульщик.

– Отведи к Главному Прорицателю, – распорядился Бранко. – Проверено! – добавил он, подмигнув Саботе, чтобы показать, какая милость ему оказана.

Собственно, милости никакой не было, потому что караульщик, хотя и спросонок, всё же обыскал Саботу, не спрятано ли у него под одеждой оружие. Не обнаружив ничего, кроме дудочки и торбы с едой, он повёл раннего гостя в покои Главного Прорицателя.

Загляни караульщик в торбу, он бы, наверное, удивился, потому что хлеба там было всего краюшка, а вот толчёного перца – несколько пригоршней. К счастью, он не стал развязывать торбу, потому что она была небольшая, в ней и кинжал не спрятать, а уж меч или копьё смертоносное и подавно.

Вступив во двор крепости, Сабота увидел множество слуг с вёдрами и кувшинами в руках – они направлялись за молоком для своих господ: боярских военачальников, вельмож и старейшин.

Если бы караульщик не спал на ходу, а шёл рядом с Саботой, он бы заметил, как просиял юноша при виде людей с кувшинами и как мгновенно спрятал улыбку, когда навстречу показалось отделение закованных в латы стрелков. Саботе почудилось, что капитан стрелков пристально вглядывается в него. Но, на его счастье, стрелки спешили сменить ночную стражу, и капитану некогда было спрашивать, кто этот бедно одетый паренёк и что ему тут нужно в такой ранний час.

Пройдя мощённый булыжником двор, они вступили в узкий, облицованный мрамором коридор, много раз поднимались и спускались по бесчисленным лестницам, миновали три двери и четыре преддверия и наконец оказались перед дверью, окованной серебряными гвоздями. Там стоял на часах человек в плаще из лисьего меха и башлыке.

– Один из соглядатаев Главного Прорицателя желает предстать перед ним! – объявил караульщик, который и вообразить не мог, чтобы крестьянский сын явился к Главному Прорицателю по какой-либо другой надобности.

Часовой в ответ кивнул, промычал что-то и исчез за дверьми, но вскоре появился снова и рукой показал – входи!

Перешагнув через порог, Сабота очутился в зале с каменными стенами и бойницами вместо окон. Пол был застлан медвежьими шкурами. Завидев юношу, Главный Прорицатель злобно сощурился.

– Что надо? – грубо спросил он и, шагнув вперёд, впился в Саботу своими круглыми, птичьими глазками. – Ты не состоишь у меня на службе. Как ты очутился здесь?

– Я здесь затем, чтобы показать твоей милости вот это, – ответил Сабота и, низко поклонившись, разжал кулак. На ладони блеснули две золотые монеты. – Я нашёл их и хочу узнать у тебя, чьи они, чтобы вернуть потерявшему.

– Это… это хорошо! – Прорицатель смерил юношу взглядом и пристально посмотрел на раскрытую ладонь. – Очень хорошо! – повторил он громче, глазом опытного сребролюбца определив, что монеты чужеземные.

Пока Главный Прорицатель рассматривал монеты, Сабота успел оглядеть залу. Он заметил, что на серебряном столике стоит кувшин – по всей вероятности, с молоком.

– Ой, горе мне! Что я наделал! – в притворном отчаянии воскликнул юноша и стал бить себя по голове. – Я переступил через твой порог, господин, прежде, чем ты позавтракал! Отец никогда не простит мне, что я помешал тебе выпить молоко!

– А ты не говори ему. Пусть это останется между нами, – милостиво произнёс Прорицатель, не сводя глаз с ладони Саботы. – Впрочем, я его сейчас действительно выпью. – И он с жадностью осушил весь кувшин, до самого дна.

– Слава громам небесным! – с неподдельным облегчением воскликнул Сабота и подал Прорицателю монеты. – Отдаю мою находку в твои руки, – с поклоном добавил он.

– А теперь скажи мне честно, – проговорил Главный Прорицатель, опуская монеты в глубоченный карман, – зачем ты всё-таки принёс сюда эти славные монетки?

– Я же сказал, – ответил Сабота, – чтобы ты узнал, чьи они.

– Будто бы! – недоверчиво бросил Прорицатель.

Сабота заметил, что зрачки у него расширились, взгляд стал словно бы прямей.

– А пришёл я к тебе, а не к кому-нибудь другому, потому что ты всех умнее, – продолжал юноша.

– Пожалуй… – согласился Прорицатель. – Правда, если не считать старого Панакуди… Сколько раз пытался я отравить этого старого хрыча, но он питается, можно сказать, одними травами да кореньями, так что ничего у меня не вышло.

Сабота вгляделся и понял, что чудодейственные коренья начали действовать: шея Прорицателя покрылась красными пятнами, глаза блестели так, будто их смазали медвежьим жиром, а язык невольно выбалтывал правду.

– Отравить не удалось, но зато теперь я нашёл отличного душителя! Пальцы у него такие длинные, мягкие, что старик мигом испустит дух.

– Но за что же? – сдавленным голосом спросил Сабота. У него от волнения перехватило горло.

– За то, что больно много знает. И не верит ни в громы небесные, ни в священное небо, хотя подчас клянётся и тем и другим.

– А о потайной преграде он тоже знает? – внезапно спросил Сабота.

– Вполне возможно, – не задумываясь, ответил Прорицатель, словно не с посторонним говорил, а сам с собой. – Но это нам не страшно, потому что одно дело знать о потайной преграде, а другое – отпереть её.

– Как же она, интересно, открывается? – опасливо спросил Сабота, но тут же с превеликой радостью убедился, что Прорицатель спешит выложить всё, что знает, и совершенно не думает о том, кто перед ним.

– Очень интересно. – Прорицатель достал из-за пазухи кожаный мешочек-ладанку, который висел у него на шее. – Вот этим! – и вынул оттуда три птичьих когтя и показал Саботе. – Белый коготь – орлиный, он длиннее всех. Каждый подумает, что именно им и открывается потайная преграда. Как бы не так! Не орлиным открывается она и не соколиным, а самым маленьким и тупым – коготком обыкновенной галки… В преграде есть отверстие. Стоит вставить в него этот коготок – только этот, никакой, другой, – и в крепость хлынет вода!

– Да ну?! – восхищённо воскликнул Сабота.

– Это ещё не всё! – горячо продолжал Прорицатель. – Если повернуть коготок влево, крепость затопит только до половины и защитники её могут спастись, взобравшись на зубцы стен. А если вправо, её затопит всю, с зубцами и башнями, и все, кто в ней есть, погибнут. Так что враг, ворвавшись в крепость, окажется в западне. Хитро придумано, а?

– Замечательно! – снова восхитился Сабота. – Чудесно!

– Это мой прапрадед придумал во времена прапрадеда теперешнего боярина. У Калоты тоже есть такие три когтя, только он не знает, каким из трёх открывается преграда. Захочу – всех утоплю, как крыс! Все у меня в руках, все до единого! Я всех сильнее, всех могучей! – Он потряс в воздухе кулаками, а дальше стал плести совсем уж несуразное: – Я огро-омный! Я высокий! А ты кро-охотный! Только дуну разок – и тебя сдует, как ветром! Ха-ха-ха! Я всех могу сдуть! Всё селение! Всю вотчину боярскую! Всю округу! Я всё могу-у-у! Гу-гу-гу! – Прорицатель неожиданно запел, и Сабота понял, что тот наглотался чудодейственного корня даже больше, чем нужно.

Глава пятнадцатая
Кто что может, или как полезно утреннее молоко

Главный Прорицатель начал подпрыгивать. Ладанка на шее взлетала, и Сабота в страхе следил – вдруг она слетит, оторвётся или когти рассыплются и пропадут? А Прорицатель прыгал всё быстрее и быстрее и распевал во всё горло:

 
Я всё могу, я всё могу!
Поскольку я могучий!
Могу я сдунуть Петухи,
Как будто горстку шелухи,
А с неба сдунуть тучи.
Я всё могу, я всё могу!
Могу так сильно дунуть,
Что вмиг боярин улетит,
Забыв достоинство и стыд,
И это мне – раз плюнуть!
Я всё могу, я всё могу!
В костёр я без обмана,
Как сучьев, молний навалю
И звёздной каши наварю,
Ничуть не хуже манной.
Я всё могу, я всё могу!
Раз плюнуть, если взяться,
Разбить старейшин в пух и прах —
Трам-тарарам, трам-тарарам!
Пока живёт на свете страх,
Мне нечего бояться!
 

– Да, да, я понял! Понял! Ты всё можешь! Остановись, прошу тебя! – старался Сабота перекричать его. – Отдохни. А то вспотеешь, простудишься. Кто тогда затопит крепость? Если вдруг ты умрёшь – да простит меня небо за такие мысли! – кто спасёт крепость от неприятеля?

– И то правда… – сказал Прорицатель весь в поту и перестал прыгать.

– Скажи скорее, как попасть в потайной ход? – спросил Сабота напрямик. Он с тревогой заметил, что Прорицатель всё больше бледнел и задыхался.

– Надо пройти девять зал, но не с открытым лицом, а в маске. Вот она… – Он кивнул в угол комнаты, где на особом месте висела священная маска с кабаньими клыками. – Потом, – отдуваясь, продолжал он, – как наденешь маску, перед тобой откроется одна дверь за другой. Потом спустишься вниз, пройдёшь столько ступеней, сколько у тебя пальцев на одной руке, потом поднимешься вверх, пройдёшь столько ступеней, сколько у тебя пальцев на обеих руках и одной ноге, и очутишься в сводчатом коридоре, который ведёт к потайной преграде. На самой середине её – отверстие крохотное, с блоху. Вставишь в неё коготок галки, и…

Он не договорил. Двери распахнулись, на пороге выросли два стражника.

– Посланцы боярина! – с поклоном возвестил один.

– Главный, Прорицатель, тебя зовёт Калота! – с поклоном сказал второй.

Вид у стражников был встревоженный. Снаружи долетали дерзкие крики, хохот. Сабота даже вздрогнул, заметив, что мешочек с когтями на виду, а Прорицатель и не догадывается спрятать его. Хотел подскочить, снять мешочек, но было поздно…

– Увяз Калота с головой, у меня хочет ума набраться! – С этими словами Прорицатель двинулся за стражниками, а Сабота – следом за ним, сообразив, что в одиночку отсюда не выберется.

«Подожду, погляжу, что дальше будет», – решил он.

Караульщика в башлыке на посту уже не было. По коридорам, громко переговариваясь, сновали боярские слуги.

Через множество дверей прошли Главный Прорицатель и его спутники, пока наконец не остановились у двери, окованной золотом. Стражники отворили её, впустили Прорицателя, а Саботе преградили путь скрещенными копьями.

Саботе волей-неволей пришлось ждать.

– А ты кто такой? – спросил один из стражников. Он, видно, не пил молока и поэтому был не в духе.

– Я с Главным Прорицателем, – соврал Сабота, напустив на себя беззаботный вид, и почесал верхнюю губу – что-то зачесалась.

Стражник хотел опять о чём-то спросить его, но голоса за дверью стали резче, и Сабота отчётливо услыхал слова Калоты:

– Как ты смеешь такое говорить мне! Рассудка лишился на старости лет?

– А у тебя его и смолоду не было! – не остался в долгу Прорицатель.

Давно бы пора скинуть тебя с престола! Тогда бы в Петухах спокойно стало! И старейшины тоже так считают, только вот трус этот, начальник стражи, не решается… Что ты на меня уставился? Глаза выскочат! И так дурак дураком, а он еще таращится.

– Ах вот ты как?! – Калота уже не кричал, а хрипел. – Змею пригрел на груди! К сердцу подпустил!

– Нет у тебя сердца! – торопливо продолжал Прорицатель, словно предчувствуя, что не успеет сказать всё, что думает. – Будь у тебя сердце, ты бы не стал душить родного брата, чтобы завладеть его замком! Жену его не спихнул бы с берега в глубокий омут!

– Замолчи! Убью! – задыхался от гнева боярин. – Вот благодарность! Я осыпал тебя серебром и золотом, а тебе всё мало?!

– Золотом?! – вскричал Прорицатель. – Это золото ты награбил у…

Тут послышалось: «хрря-ясс», и Прорицатель рухнул наземь. В тот же миг кто-то толкнул окованную золотом дверь, она распахнулась, и Сабота увидел боярина. Вне себя от ярости, с окровавленным мечом стоял он над скрюченным телом Главного Прорицателя. Воины и слуги, проходившие по коридору, остановились, раздались голоса:

– Наш боярин скор на расправу!

– Придёт день – всех нас перебьёт!

– Псов кормить надо, а они больше всего человечье мясо любят!

Но тут один из слуг, который утром не пил молоко с кореньями, прикрикнул:

– Да вы что, взбесились? За такие слова знаете, что бывает? – и поспешил отойти подальше от недовольных.

Калота, по-видимому, уже опомнился. Он спрятал меч в ножны и приказал:

– Старейшин – ко мне! Всех! Сюда! Немедленно!

Один из стражников кинулся выполнять приказ. Заметив столпившихся в дверях воинов и слуг, Калота шагнул к ним:

– А вам что тут надо, клопы вонючие? Убирайтесь вон! Живо!

– А ты полегче, не ори! – огрызнулся воин со шрамом на лбу. – Видали, теперь мы для него «клопы вонючие». А ведь кабы не мы, быть бы тебе в плену. Бой у Кривого утёса помнишь?

– Что? Что ты сказал? – подскочил к нему взбешённый Калота.

Но тот и бровью не повёл.

– Истинную правду сказал, как подобает истинному воину!

– А кто вёл войско в бой у Кривого утёса? Не я? Не я впереди шёл?

– Шёл-то шёл… пока неприятель улепётывал! А вот когда мы на засаду напоролись, ты первый дал тягу и со страху зарылся в стог сена. Забыл, как я тебя откапывал?

– Ха-ха-ха! – Все так и покатились со смеху.

– Молчи! Вонючее семя! Вы что, ополоумели все?

Громкий шум заглушил его слова. В ближнем коридоре раздался звон мечей и яростные вопли.

– Это кто вор? Я?! – угрожающе кричал кто-то.

– Ты! Ты! Обобрал его жену. Самого убил, а потом разрыл могилу и снял с него пояс с медной пряжкой!

– Эй, дурачьё! – заорал Калота. – Вас что, собаки бешеные искусали? С чего вы все сегодня взбесились?

– А тебя кто покусал? Чего лезешь, куда не просят? – огрызнулся кто-то.

И перебранка возобновилась:

– Все вы, стрелки, прохвосты и негодяи! Отсиживаетесь в кустах, пока мы бьёмся врукопашную и крови своей не жалеем!

– А вы, меченосцы, грабители и подлецы! – гремело в ответ. – Мы вас прикрываем своими луками, а вы убиваете женщин, грабите жилища и могилы раскапываете!

– Вы…

– Нет, вы…

– Да уймут их наконец?! – гаркнул Калота и замолотил ножнами о каменные плиты пола.

Но это не возымело ни малейшего действия. Звон мечей доказывал, что спорщики пустили в ход оружие.

– Где капитаны? – продолжал стучать ножнами боярин. – Где мои капитаны?

– Тоже дерутся между собой во дворе, – ответил слуга, проходивший мимо с бутылью вина на плече.

Пока Калота препирался со слугами и с воинами, Сабота подступил к окованной золотом двери – он хотел проскользнуть и снять с мёртвого Прорицателя кожаный мешочек-ладанку. Но караульный у двери был начеку.

Юноша прикидывал, как поступить, но тут ему помог сам боярин.

Сообразив, что в крепости творится неладное, он послал караульного за начальником стражи и, сам того не ведая, открыл Саботе дорогу в свои покои.

Сабота сразу кинулся к Прорицателю, но только было протянул руку к заветной ладанке, как дверь из соседних покоев отворилась, и влетела боярыня с кувшином в руке.

Сабота юркнул под каменный стол, накрытый толстой парчовой скатертью. Сердце у него колотилось. Он стал ждать, что будет.

Не видя мужа, боярыня стала искать его и наткнулась на тело Главного Прорицателя.

– Ой, что это? – вскричала она в ужасе. – О громы небесные!

Вдруг послышались шаги, и появился Калота в сопровождении старейшин. Саботе из-под стола были видны только сапоги, но он сразу узнал, чьи они.

– Что это значит? – подбежала к мужу боярыня. – Опять ты делами занялся и молока не выпил?

– Успеется! Поставь кувшин и ступай! – попробовал боярин отослать жену, но не тут-то было.

– Нет, нет, сначала молоко, а уж потом дела! Не уйду, пока не выпьешь!

– Ох уж эта жена! – заохал боярин.

Сабота услыхал громкое бульканье: значит, Калота уступил жене.

«Что теперь будет?» – навострил уши Сабота, а боярин вдруг воскликнул:

– Господи, какая же ты страхолюдина!

На миг стало тихо, потом раздался громовый хохот – это смеялись старейшины.

– Ты шутишь, боярин, но это скверная шутка, – ледяным тоном сказала боярыня. – Советую тебе исправить ошибку, пока не поздно!

– Верно говоришь, надо исправить. Ошибку я сделал в молодости, когда женился на тебе… Вот отошлю тебя назад, к твоему отцу, боярину из Верхнего Брода.

– Как это я вернусь к отцу через столько лет? Что ты мелешь? Мне там делать нечего! – Боярыня кипела гневом, но старалась сдерживаться.

– Как это – нечего? – помолодевшим голосом воскликнул Калота. – Когда неприятель подойдёт к вашей крепости, поднимись на сторожевую башню. Твоя физиономия такого страха нагонит, что вмиг кинутся наутёк. И воины кровь не прольют, и стрелы уцелеют! Ха-ха-ха! – смеялся Калота, страшно довольный своим остроумием.

– Ха-ха-ха! – гоготали старейшины, а Гузка так и корчился со смеху.

– Ты мне заплатишь за это, дурак толстобрюхий! – прошипела боярыня в припадке ярости.

– Что ещё скажешь? – весело спросил Калота. – А ну скажи, пока я не бросил тебя на съедение псам.

– Это будет означать войну с Верхним Бродом, твоя милость, а дракон – у наших ворот! – вмешался Гузка.

– Ты молчи, изменник! – цыкнул на него Калота. – Молчи, потому что…

– Ну, договаривай! Почему? Да не юли, как эта старая лиса Главный Прорицатель!

Эти дерзкие слова произнёс сам Гузка! И каким твёрдым голосом! Сабота просто не верил своим ушам!

– Он ещё смеет спрашивать! Да потому что все вы изменники! Главный Прорицатель сказал мне, как вы собирались меня скинуть и посадить на моё место другого. Было это или не было?

– Было! – хором подтвердили старейшины.

– Первые правдивые слова, сказанные Главным Прорицателем! – добавил Кутура.

– Первые и последние! – облегчённо вздохнул Варадин, перешагнул через труп Прорицателя и подошёл к боярину. – Может, объяснить, за что мы хотели тебя «скинуть», как ты справедливо выразился? – продолжал он с насмешкой и так близко подошёл к столу, что чуть не наткнулся на Саботу. – За то, что ты нам поперёк горла стал! Требуешь, чтобы мы на любую твою глупость только дакали. И мы, трусы, говорим «да», хотя нам душу воротит. Говорим, потому что всяк знает: стоит только сказать два раза «нет», сразу угодишь в темницу, а после третьего «нет» распростишься с жизнью. Вот за что! И ещё за то, что ты не о нас, а только о себе думаешь!

– Что же в этом плохого? – удивился Калота.

– А то, что вотчина твоя обнищала и мы вместе с нею!

– Ах вы, пиявки! А то мало вы крови попили? – ехидно перебил его Калота. – Будто я не знаю!

– Пускай мы пиявки, спорить не будем! А ты зато знаешь кто? Свиное рыло! – злобно выкрикнул Гузка.

– Чирей волосатый!.. Чирей волосатый в доспехах! – наперебой орали старейшины, и три пары ног подскочили к боярским сапогам с серебряными подковками.

– Ай-ай-ай! Стража! Сюда! Мой муж! – запищала боярыня.

Опасность, грозившая боярскому роду, заставила её забыть о недавней грубости мужа.

Неизвестно откуда взявшийся глиняный горшок пролетел через комнату и брякнулся у ног боярина, разлетевшись на тысячу черепков. Зазвенели мечи. Судя по всему, старейшины переходили от угроз к делу. Перебранка тоже не затихала:

– Пиявки!

– Свиная харя!

– Тупая скотина!

– Чирей волосатый!

С воплем: «Стража! Стража!» – Калота стал бегать вокруг стола. Три пары ног кинулись за ним вдогонку.

Сабота смекнул, что теперь самое время вылезать – может, удастся в суматохе завладеть ладанкой с когтями. Однако боярин и его преследователи бегали с такой быстротой, что ему никак не удавалось выбраться из-под стола. Вдруг в коридоре послышался страшный топот, и в покой ворвались вооружённые воины во главе с начальником стражи.

– Обезглавить! Отрубить им головы! – радостно крикнул Калота. – Ой, нет, погодите! Сразу не убивайте, пусть подольше помучаются!

Сапоги старейшин и воинов сбились в кучу. Раздался голос Гузки:

– Старейшины! Впе…

Он, должно быть, хотел крикнуть «вперёд», но страшный рёв заглушил всё: ревел дракон.

Калота завопил:

– Скорей отведите дракону девушку! Он голодный!

Один из воинов мигом выбежал из залы передать приказ боярина. Сабота понимал, что медлить нельзя. Как на грех, нестерпимо чесалась губа. Притронувшись к ней, он вдруг нащупал усы! Вот радость-то! Усы, свои собственные, густые, мохнатые! Только теперь не время радоваться, надо действовать, и быстрей!

Он выглянул из-под стола и подтащил к себе плащ, оброненный кем-то из стрелков. В плаще, да ещё усатого его никто не распознает. Можно без опаски делать дело.

Не обращая внимания на свалку, на крики и брань, которые сыпались вокруг, на вопли Калоты, науськивавшего воинов на старейшин, Сабота добрался до Прорицателя и стал искать кожаный мешочек-ладанку. Кто-то ударил его сломанным копьём по спине, кто-то пнул в бок, он и не почувствовал. Но наконец мешочек найден! Только было он стал снимать его, как кто-то рявкнул над самым ухом:

– Ты что делаешь?

Это был начальник стражи, потный, красный, с палицей в руке.

– Расчищаю поле сражения! – коротко, по-военному ответил Сабота, показав на мёртвое тело.

– Тащи! – одобрительно сказал начальник стражи и замахнулся мечом на Кутуру, а Сабота поволок труп Прорицателя за дверь. В коридоре он наконец завладел ладанкой, но в тот же миг на пороге вырос начальник стражи.

– Э-э, да ты, видать, успел обыскать его! – сказал он. – А ну давай сюда, что ты там нашёл!

– Сию минуту! – Сабота сунул руку в торбу.

Это было последнее, что видел начальник стражи. В следующий миг жаркое пламя ослепило его, всё лицо обожгло красным перцем.

– О-ой! – завопил начальник стражи и выронил палицу, а Сабота быстро зашагал к девяти страшным залам.

Ему казалось, что он ползёт, как черепаха, потому что по каменным коридорам неслись вдогонку вопли ослеплённого стражника:

– Держите его! Держите!

«Да беги ты, беги!» – закричал бы, наверное, Панакуди, если бы мог сейчас увидеть его, но юноша рассудил, что бежать нельзя: тем самым он выдаст себя. О многом успел подумать он, пока шёл с драгоценной ладанкой в руке. Сначала он хотел вернуться в святилище Прорицателя, взять там священную маску и в ней пройти через девять зал. Но весть о смерти Прорицателя, вероятно, уже разнеслась по дворцовым подземельям и появление человека в священной маске вызовет подозрение у стражи. Поэтому Сабота решил положиться на перец и в крайнем случае – на спрятанное в рукаве шило, смазанное соком крапивы. А вдруг преследователей окажется не один и не два, а несколько?.. Как их всех ослепить разом? Эх, были бы здесь Двухбородый, Козёл, дедушка Панакуди!.. Сообща они бы с любыми преследователями справились. А в одиночку…

Вот о чём размышлял юноша и, вместо того чтобы прибавить шагу, шёл всё медленнее. Пыхтение и топот гнавшихся за ним воинов слышались совсем отчётливо. Ещё минута – и они настигнут его! Но Сабота шмыгнул за угол, в узкий коридор, и преследователи, не заметив его, пробежали мимо. Тогда он помчался следом за ними.

– Разбойник! Вор! Догоним – шкуру спустим! Соломой набьём! – кричал наш хитрец.

– Догоним – шкуру спустим! – вторили ему преследователи, ни о чём не подозревая, потому что никто не знал, сколько человек бросилось в погоню.

Сабота успел приметить, какая суматоха царит в крепости: с треском хлопали двери, слуги колошматили друг друга, стрелки дрались с копьеносцами.

Когда преследователи приблизились к длинному входу, Сабота забежал вперёд и крикнул:

– Вон он куда проскользнул! Держите его!

Стражи сидели у входа, скрестив копья, но преследователи двумя взмахами меча повалили их и ворвались внутрь.

В ту минуту могучий рёв сотряс стены. Воины переглянулись в испуге: ревел дракон, и ревел на этот раз так сильно, что зазвенели висевшие на стенах алебарды.

Сабота сорвал одну из алебард, поднял её над головой и с криком: «Вперёд! Нас призывает месть!» – побежал по коридору. За ним ринулись и остальные. Коридор привёл их к первой зале длинного входа, самой страшной, самой зловещей из всех, – «Зале расправ», или «Псовой зале».