Текст книги "Приключения в лесу"

Автор книги: Николай Хайтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава третья
Гаки-пастух идёт войной на дракона

Несмотря на то что уже смеркалось, никто не хотел уходить. Только женщин отослали домой, а мужчины остались ждать вестей с поля брани. Боярин Калота тоже не удалился в свои покои, а по-прежнему стоял на башне в окружении свиты, ожидая, что будет дальше.

И пока Калота ждал, устремив взгляд на дорогу, что вела к пещере, а крестьяне на площади у крепостных ворот думали-гадали, как там дела у пастухов, в крепости лихорадочно готовились к бою: копьеносцы проверяли копья и доспехи; стрелки отбирали самые толстые стрелы; секироносцы точили свои секиры, алебардщики – алебарды. Все понимали, что Калота опасается за свою твердыню и потому с таким нетерпением ожидает исхода битвы с драконом.

Время шло, а вестей никаких. Калота приказал одному из стражников влезть на крышу сторожевой башни, но драконовой пещеры и оттуда не было видно. Уже совсем стемнело. Окрестные леса сначала посинели, потом стали чёрными, а гонца всё не было. Боярин уже собрался послать к пещере Стелуда, но тут из ущелья донёсся страшный рёв. Рёв повторился ещё и ещё, да с такой силой, что боевой барабан на башне сам по себе дрогнул и загудел.

Колун, Зверолов, купец, который принёс весть о драконе, Козёл, Двухбородый и остальные крестьяне, до тех пор сидевшие в ожидании у ворот крепости, теперь разом вскочили на ноги, насторожились.

– Пойти, что ли, на подмогу? – произнёс наконец Козёл.

Но Зверолов напустился на него:

– Ещё чего! Чтобы Гаки-пастух потом бахвалился, что это он одолел дракона?!

– Нет! – поддержал его Колун. – Никакой подмоги! Пускай пастухи уразумеют, что без дровосеков им грош цена!

Не успел Главный Дровосек договорить, как вновь раздался рёв, ещё более громкий, чем прежде.

– Видно там что? – спросил Калота.

– Ничего не видно! – ответил стражник с крыши.

– О небеса! – воздел к небу руки боярин. – Сделай так, чтобы они одолели дракона! Не то погибнут мои водяные мельницы!

– О небеса, услышьте нас! – вторили боярину старейшины и военачальники.

– Мы жизни лишиться можем, а у него о мельницах забота! – проворчал кто-то, но в темноте было не разобрать, кто. И тот же голос немного погодя выкрикнул: – Послал бы своих стражников, боярин, пастухам на выручку!

– А кто крепость мою охранять будет? – гаркнул сверху боярин. – Отвечай, болван!

Голос умолк, рёва дракона тоже больше не было слышно. Наступила гнетущая тишина.

Что же, в сущности, означал этот рёв? Предсмертный он был или победный? Что сталось с отважными пастухами? – вот над чем ломали себе голову и крестьяне, и старейшины, и боярские военачальники, и простые ратники, и даже женщины и дети, которые лежали по домам под овечьими шкурами и только притворялись, будто спят. Все думали, гадали, но никто, ни один человек, не мог догадаться, что же произошло на самом деле.

А произошло вот что.

Сначала всё было прекрасно. Гаки-пастух смело шагал во главе своей дружины, посох в одной руке, меч – в другой, и распевал бодрую боевую песню. Когда показалась пещера, у входа в которую лежало срубленное Священное дерево, пастухи крепче сжали в руках дубины и дальше пошли на цыпочках, чтобы не шуметь. Из пещеры на них дохнуло… нет, не дохнуло – им просто ударил в лицо мерзкий запах дракона и от оглушительного чудовищного храпа заложило уши.

– С нами небо! – прошептал Гаки. – Дракон храпит, это нам на руку: когда он храпит, он ничего не слышит, а раз он не слышит – мы можем подойти поближе и окружить его со всех сторон. И как только окружим, я подам знак: «У-ха-ху!» – а вы пускайте в ход дубины. Будем дубасить его до тех пор, пока не расплющим в лепёшку. За мной! – И с мечом в правой руке, с дубиной в левой Гаки первый нырнул в пещеру.

Сначала пастухи хоть и плохо, но что-то различали, а потом уже различить ничего было нельзя; чем дальше углублялись они в пещеру, тем гуще становилась тьма. Вспугнутые летучие мыши заметались над ними, забил крыльями филин, но сытно поужинавший дракон продолжал спать крепким сном. Пастухи всё дальше и дальше углублялись в пещеру, пока не наткнулись на тушу спящего чудища. По знаку вожака отряд разделился и стал обходить дракона с двух сторон. Но тут случилась беда: один из пастухов споткнулся и нечаянно охнул. А кое-кто принял это «ох-хо-хо» за условный знак «у-ха-ху» и кинулся в атаку. Окованные железом дубины со свистом замолотили чудище по спине.

Дракон проснулся, понял, что ему грозит опасность, и взревел. Хотел было повернуться головой ко входу в пещеру, но помешало брюхо, набитое десятком овец, которых он проглотил целиком, с рогами и копытами. Чудище заворочалось, стало бить хвостом направо и налево, и пастухам пришлось худо. Одним взмахом дракон отшвыривал в сторону человек по десять, да так, что они расплющивались о скалу. Послышались предсмертные стоны. Треск расколотых в щепы дубин, грохот камней заглушал боевые клики, а дракон всё бил и давил отряд смельчаков, продолжавших молотить его. Однако тяжеленные дубины отскакивали от чешуи дракона, не в силах её пробить.

Гаки-пастух первым понял, что дубинами, даже если они окованы железом, ничего не сделать. Он попытался всадить в шею дракону меч, но и меч, уж на что крепкий, только слегка кольнул дракона и переломился. От этого укола дракон и взревел во второй раз и сразу же в третий, потому что кто-то из пастухов больно стукнул его по голове. Увы, на этом удачи пастухов и кончились. Разъярённое чудище так тряслось и металось, что крушило и давило всех и вся.

Уцелели только те трое, что забились в трещины в стенах пещеры, только им удалось живыми выбраться наружу. Но один испустил дух у самого входа в пещеру, другой – по дороге, третий же, единственный из ста трёх пастухов, двинувшихся во главе с Гаки на дракона, дотащился, раненный, до боярской крепости и принёс страшную весть. Да, более страшной вести и вообразить было невозможно! Сто два молодых пастуха, цвет и гордость селения, погибли!

– Моё счастье, что в пещере тесно и он не мог раскрыть пасть вовсю, – объяснял уцелевший пастух любопытным, – а то бы нипочём не спастись. Дубины наши все ломались, как соломинки, ведь чешуя у него покрепче кости. Я попробовал пырнуть ножом, лезвие враз погнулось – вот, глядите! – И он показывал свой нож, продолжая стонать и охать. – Убило, погубило нас чудище страшное!

– Вот что бывает, когда командует пастух! – выступил вперёд Главный Дровосек, Колун. Виданное ли дело – ввести в пещеру весь отряд целиком! Кабы этот Гаки остался в живых, его бы за такую глупость повесить мало! Я на его месте…

– А кто тебе мешает? Бери своих дровосеков и отправляйся! – насмешливо прервал его Зверолов. – Или, может, страшно?

– Это кому страшно? – вспыхнул Колун. – Пока у меня в руках топор, мне ничего не страшно!

– Имей в виду, дракон о трёх головах! – предостерегающе сказал раненый пастух.

– Ну и что с того? Голова-то на шее сидит, а шею можно отрубить! – подбадривая сам себя, отозвался Колун.

– Чешуя-то на нём непробиваемая! Держи ухо востро! – уже не говорил, а еле слышно шептал раненый.

Но Колуна занимало другое.

– Скажи-ка мне лучше, – обратился он к пастуху, – глаза у дракона есть?

– Мы только один глаз видели, – собрав последние силы, отвечал раненый. – Он на средней голове… И сверкает, как горящие уголья, потому его и видно было.

– Вот всё, что я хотел узнать! – воскликнул Колун и, обернувшись к односельчанам, властным, решительным тоном приказал: – Люди! Отправляйтесь спать, а завтра чуть свет все дровосеки, вооружившись топорами, пусть сойдутся на этой площади. А кто-нибудь один пусть захватит тростинку и мерку горького перца. Ясно?

– Ясно! – разом отозвались трое дровосеков.

– Тогда покойной ночи! – сказал Колун, поклонился сначала боярину, потом по сторонам и повторил ещё громче, чтобы все слышали: – Помните, завтра, прежде чем солнце проглянет меж гор, дракон будет убит и туша его доставлена сюда! И да разразит меня гром, если будет иначе!

Глава четвёртая
На дракона идёт Колун

На другой день, ещё до солнца, площадь перед боярской крепостью заполнилась народом. Впервые в жизни открыл так рано глаза боярин Калота. В сопровождении свиты поднялся он на сторожевую башню и стал дожидаться, что будет дальше. Хмурый вид и круги под глазами говорили о том, что, несмотря на торжественную клятву Главного Дровосека, тревога помешала боярину спать этой ночью.

Последним явился на площадь сам Колун. У него не было ни меча, ни ножа, только тяжёлый, сверкающий, как зеркало, топор. Покачивая широченными плечами, прикрытыми коротким плащом из рысьей шкуры, Главный Дровосек стал посреди площади, и над притихшей толпой загремел его голос:

– Дровосеки, ко мне!

Когда они обступили его, он спросил:

– Топоры у всех с собой?

– У всех! У всех! – раздалось в ответ.

– Поднимите их!

К великому восхищению жителей, множество топоров одновременно сверкнуло в первых лучах солнца.

– Матушки, лес целый! – послышались голоса; в них были радость и надежда.

– Тростинка? – спросил Колун.

– Вот она! – выступил вперёд дровосек по прозвищу «Заячья Губа». – И тростинка и мерка перца, как ты велел.

В толпе засмеялись.

– Пускай дураки смеются! – презрительно бросил Колун. – А вы, дровосеки, слушайте меня. Я придумал, как одолеть дракона. Где находится его пещера, вы знаете?

– Знаем, знаем!

– И орешник у входа в пещеру тоже знаете?

– Знаем, знаем! – прозвучал такой же дружный ответ.

– Тогда слушайте мой приказ! – Голос Колуна снова загремел на всю площадь. – Вы все засядете в орешнике по обе стороны пещеры. Ты, – показал он на дровосека с заячьей губой, – заберёшься на пещеру сверху, подползёшь к самому краю, насыплешь в тростинку перец и будешь ждать… Я же, – продолжал объяснять Колун, – притаюсь у входа в пещеру и зареву по-ослиному. Дракон уже успел проголодаться и, заслышав ослиный рёв, ясное дело, выползет наружу. Так вот, лишь только он высунется, ты, Заячья Губа, тут же дунешь ему перцем в глаз… Понятно?

– Чего же не понять! – заулыбались дровосеки. – Перец вмиг ослепит кого хочешь!

– Дракон ослепнет! Дракон ослепнет! – прокатились по толпе радостные возгласы.

– Вот именно! – подтвердил Колун. – Хоть ненадолго, а ослепнет. И поймёт, что пастух – это одно, а дровосек – совсем другое!

– Совсем другое! – подхватили дровосеки.

– А теперь смотрите! – Выхватив у Заячьей Губы тростинку, Колун всыпал в неё немного перца и, прежде чем стоявшие рядом люди сообразили, что к чему, направил на них тростинку и дунул. Результат получился потрясающий: одни поперхнулись, закашлялись, другие стали отчаянно чихать, тереть заслезившиеся глаза и вопить:

– Ой, ослеп! Ой, ничего не вижу! Воды! Дайте воды!

– Вот что такое перец! Настоящее боевое оружие! Не поздоровится дракону! – бахвалился Колун. – А теперь несите воды, помогите пострадавшим.

– Сбегай за водой, Бранко! – приказал Калота стражнику и с укором посмотрел на своих военачальников – почему те не додумались до такого оружия?

После того как пострадавшие пришли в себя, Колун взглянул на солнце, увидел, что пора выступать, и подал команду:

– Дровосеки, смир-но!

Дровосеки недвижно застыли.

– Топоры на пле-чо! Запевалы – вперёд! К пещере дракона шагом марш!

Дровосеки выполнили команды так быстро и точно, что Калоту всего передёрнуло. Он смерил своих военачальников презрительным взглядом и что-то пробурчал, однако слов никто не разобрал – их заглушили громкий топот и боевая песня дровосеков:

 
Ветры свищут, в поле рыщут,
Тут и там добычу ищут.
То не ветры – это наши
Топоры над полем свищут.
То не молнии с громами —
Это ме́чем мы пращами
Груши, яблоки, арбузы
И початки кукурузы.
Попадает всем врагам
По шеям, по головам.
Тут и там шум и гам,
Трам-там-там, тарарам!
 

Кое-кто из дровосеков в упоении путал слова, но в общем шуме никто этого не замечал, и боевой марш победоносно гремел, а глухое эхо точно сослепу билось о скалы, крепостные стены и башни.

– Видали? – обернулся Гузка к нескольким старикам пастухам, провожавшим дружину со страхом и жалостью во взгляде. – Эти будут вести бой по-умному, а не тяп-ляп, как ваши дураки.

Пристыжённые пастухи ничего не ответили, а Зверолова ужалила зависть, и он крикнул боярину:

– А я, Зверолов, полагаю так: зачем ослеплять дракона перцем, когда можно это сделать стрелой?

– Стрела может и не попасть! – вмешался в спор старейшина по имени Варадин. Он ненавидел Зверолова с тех пор, как вытащил ему из ноги стрелу, а Зверолов ничем не заплатил за услугу.

– Это смотря чья рука пошлёт её! – насмешливо покосился на него охотник. И хвастливо добавил: – Стрела, пущенная рукой Зверолова, ещё никогда не пролетала мимо цели!

– А чем, собственно, плох перец? – спросил Калота, которому хитроумный замысел Колуна пришёлся по душе.

– Тем, что от перца глаз дракона только заслезится, а не ослепнет, – уверенно заявил Зверолов.

– Если заслезится, значит, дракон перестанет видеть! – стоял на своём Калота.

– Да нет, слёзы зрению не помеха! – не уступал Зверолов, хотя обычно остерегался перечить боярину.

– Чушь! Если у него хлынут слёзы, ничего он видеть не будет. На что хочешь спорю! – расхрабрился Варадин, убедившись в том, что боярин на его стороне.

Мало-помалу в спор втянулась вся площадь. Одни говорили, что дракон может и слёзы лить и видеть, другие – что не может. Слова перешли в крики, крики – в вопли, вопли – в махание рук, а там уж заработали кулаки, и началась такая катавасия, что боярин рассвирепел.

– Тихо вы, олухи безмозглые! – рявкнул он. – Ваше дело помалкивать, старейшины без вас разберутся! Иначе для чего мне старейшины? Ну-ка, советники мои, пораскиньте мозгами и скажите, может дракон видеть, когда у него из глаз слёзы льются?

Не успели старейшины открыть рот, как ужасающий рёв снова потряс всю округу.

Люди на площади в испуге прижались друг к другу. Боярин, старейшины и военачальники попрятались за зубцами башни и зажали уши, чтобы не слышать несмолкающего рёва, такого страшного, будто с дракона живьём сдирали шкуру.

Увы! В пещере происходили дела куда ужаснее! Там погибал не дракон, там гибли дровосеки!

Как это случилось? Замысел Колуна оказался плох либо дрогнула его дружина? Ни то, ни другое: дровосеки были людьми смелыми и верными, а замысел их воеводы хитёр и хорош. И всё бы, наверно, произошло так, как было задумано, если бы в решающую минуту не сплоховал дровосек по прозвищу Заячья Губа.

Как вы помните, ему следовало дожидаться дракона на уступе скалы над самым входом в пещеру и оттуда дунуть перцем в единственный глаз чудища. Прекрасно. Но когда дракон, привлечённый ослиным рёвом, высунул голову, у Заячьей Губы затряслись руки, и перец попал дракону не в глаз, а в нос, в огромные его ноздри! Вот тут-то и стряслась беда: дракон чихнул! Залёгших в засаде дровосеков подхватило словно вихрем и понесло к обрыву.

Дракон чихнул ещё раз и ещё, так что рухнули в пропасть даже те, кто попрятался за валунами или в дальнем кустарнике. Люди, деревья, камни, топоры – всё смешалось в одну лавину, а дракон, продолжая чихать и реветь, в ярости дробил хвостом скалы, и на дровосеков низвергался каменный поток.

Однако Колун не потерял присутствия духа. С горсткой самых отчаянных храбрецов он всё же проник в пещеру, чтобы убить дракона либо с оружием в руках пасть в бою. Громоподобное «апчхи» снова отбросило дровосеков назад. Убедившись, что все их усилия напрасны, они отступили на соседнюю поляну. Там уже был кое-кто из их уцелевших товарищей. При виде Заячьей Губы Колун даже затрясся от злобы:

– На куски разрублю тебя! Трус! Размазня! Предатель!

– Я… я… п-п-промахнулся!.. – оправдывался тот, заикаясь.

– Оставь его, – увещевали дровосеки своего разъярённого вожака. – Пускай живёт! Пускай позором расплачивается за свою трусость. Эта плата подороже, чем смерть!

– Да мне-то как теперь быть? – сокрушался Колун. – Как снести насмешки Зверолова?

– Скажи спасибо, что дракон чихнул и нас отбросило от пещеры, не то верная бы гибель! – утешал Колуна дровосек, у которого была сломана рука.

– У него из ноздрей вылетало пламя! Мне усы спалило! Видали? Будь он трижды проклят, этот дракон! – горевал об усах другой дровосек, не замечая, что ранен в голову.

– Усы-то вырастут, а вот дракона врасплох застать нам никогда больше не удастся! – не мог успокоиться Колун. – Никогда! Ох, и поиздевается надо мной Зверолов! Нет, лучше смерть! Зарубите меня!

– Чем друг друга рубить, лучше Зверолову башку снести, если он посмеет насмешки строить, – сказал молодой дровосек, у которого был рассечен лоб, а рубаха разодрана в клочья.

– Твоя правда! Это куда лучше! – согласился Колун. Мрачно сверкнув глазами, он топнул ногой и скомандовал: – Вперёд! Домой шагом марш!

Близился полдень, когда вереница прихрамывающих, стонущих и охающих людей подошла к селению. Впереди шагал Колун в разодранной до пояса рубахе, весь в синяках и кровоподтёках, но с дерзким взглядом и гордо вздёрнутой головой. На площади у крепостных ворот дровосеки остановились.

Поняв по их виду, что произошло, Калота разразился бранью и упрёками:

– Скоты! Негодяи! Удрали? Струсил Колун-хвастун?

– Не удрали мы, твоя милость, – попробовал втолковать ему Колун. – Сдуло нас, как ураганом.

– А ума не хватило набить в карманы камней, чтобы стать потяжелее? Похвалялись ведь, что вы похитрей пастухов! – не унимался Калота.

– Пошёл бы ты сам на дракона, твоя милость! У тебя небось войско есть, стражники да слуги! – разозлился Колун и, дерзко выпрямившись, крепче сжал в руке топор, готовый достойно встретить любой удар или обиду.

– А крепость, болван? Кто будет крепость мою оборонять от таких, как ты, – с издёвкой спросил Калота, – если я пойду на дракона с войском и слугами?

– Давно бы нам снести эту проклятую крепость – да тебе на голову! – Взбешённый Колун погрозил боярину топором. – Давно бы!

– Бунтовщик! Вяжите его! – завопил Калота.

Стражники кинулись к Колуну, но дровосеки заслонили его, давая понять, что не дадут своего вожака в обиду.

Оценив положение, Гузка шепнул Калоте:

– Что ты делаешь, боярин! Разве сейчас время? Не зли мужиков, они и так обозлённые из-за дракона, того и гляди, бунт поднимут. Надо с ними пока помягче.

– Коли так, я удаляюсь в свой замок! – побагровел от злости Калота. – Пускай мужики сами выпутываются как знают! Пускай попробуют пожить без боярина, твари неблагодарные!

Гузка дёргал его за рукав, чтобы он говорил потише, но разгневанный боярин не мог утихомириться.

– Скатертью дорожка! Больно ты нам нужен! – раздались голоса.

Толпа угрожающе загудела. Гузка шепотком да под локоток всё-таки увёл Калоту. Военачальники последовали за своим повелителем, а старейшины, по совету всё того же хитрого Гузки, остались наблюдать за ходом событий. После ухода боярина шум на площади стал громче прежнего.

– Боярин схоронился в крепости, ему всё трын-трава! – кричал Козёл. – Он там годами отсиживаться может, потому подвалы у него набиты и вяленым мясом, и зерном, и бочонками вина. А вот нам как быть, если дракон сюда двинется? Мы-то куда спрячемся?

– Подадимся выше, в горы, – сказал тот дровосек, у которого был рассечен лоб.

– Куда это? К орлам поближе? А воду где брать будем? Хлеб? – язвительно спросил Двухбородый и решительно заявил: – Нет! Либо мы, либо дракон!

– Подожжём лес, – предложил кто-то. – Дракон и погибнет.

– А что мы, углежоги, делать будем, если весь лес сгорит? – поднялся старый углежог, чёрный и весь в морщинах.

– А мы, охотники?

– Козопасы тоже не согласны! Козу золой не накормишь! – раздались другие голоса.

Тогда шагнул вперёд один каменщик:

– Давайте завалим пещеру камнями. Дракон и задохнётся!

– Да он одним взмахом хвоста скалы рушит, а ты его замуровать думаешь! – оборвал каменщика кто-то из дровосеков.

– Тихо, вы! – цыкнул на спорящих Гузка. – От имени боярского совета предлагаю заключить с чудищем мир.

– Мир?! – понеслись отовсюду удивлённые возгласы.

– Да, мир! – повторил Гузка. – Это самое разумное. Будем кормить дракона, и тогда он не причинит нам вреда. Из каждых десяти коз одну – дракону, из каждых двадцати коров – одну ему же… Как боярину!

– Выходит, нам теперь уже не одного, а двух бояр кормить? – негодующе закричал Колун, ещё не забывший обиды.

– Двух чудищ! – поправил его Козёл.

Толпа зашевелилась, поднялся ропот, гул, но Зверолов замахал своей лисьей шапкой, шум стихнул, и Главный Охотник громко, чтобы его услыхал и боярин, крикнул:

– Люди! Чем сжигать лес, лучше в самом деле заключить с драконом мир! Это говорит вам не кто-нибудь, а я, Зверолов, у которого на теле десять ран от кабаньих клыков, три – от медвежьих и с десяток – от волчьих…

– Жаль, они тебя совсем не задрали! – разозлился Козёл. – Люди, это он к боярину подъезжает, чтобы тот назначил его капитаном стрелков! А о том не думает, где нам взять столько коз и коров, чтобы обоих драконов прокормить!

Козёл был прав, но охотники шумно поддержали Зверолова, а Гузке только того и было нужно.

– Вот это умные речи! – снова вступил он в разговор. – От имени боярина предлагаю послать гонца, спросить у дракона, согласен ли он, и дело с концом! Будем жить да поживать в мире и покое.

– Кто пойдёт? – обвёл толпу взглядом Варадин.

Все молчали. Одни боялись идти к дракону, другие не хотели заключать с ним мир.

– Кто пойдёт? – спросил Гузка.

– Пускай идёт кто-нибудь из старейшин! Они поумней нас, им и идти! – крикнул Двухбородый, подмигнув односельчанам.

– Для этого дела ума не требуется! Были бы ноги да здоровая глотка, чтобы дракон издали услыхал. Вон у Волопаса голос зычный, он пускай и пойдёт, – неожиданно предложил Гузка.

Толпа расступилась, и перед Гузкой предстал парень с короткой толстой шеей и туповатым лицом.

– Ну-ка, крикни, – приказал ему Гузка. – Послушаем, умеешь ты кричать или нет.

– Эхе-хе-хо-хо-о-о-о-о! – рявкнул Волопас, не ожидая дальнейших приглашений. – Эхе-хе-хо-хо-о-о-о! – повторил он, но и первый возглас убедил всех, что другой такой глотки не сыскать во всей округе.

– Хватит, хватит! – взмолился Гузка, зажимая уши. – Ступай спроси у дракона, согласен ли он жить с нами в мире. Только осторожней, в пещеру не входи! Сверху окликни его, со скалы, что по другую сторону ущелья. Спроси, чего ему надо. Какую он с нас возьмёт дань. Понял?

– Ага, – кивнул Волопас, подвязал покрепче свои царвули [2]2
  Царву́ли – крестьянская обувь из сыромятной кожи.


[Закрыть]и с важным видом отправился вести переговоры с чудищем.