Текст книги "Змей"

Автор книги: Николай Хайтов

Глава первая
ЗАГАДОЧНАЯ ЧЕШУЯ

Все началось в один жаркий летний день. Кругом было тихо и безлюдно, как всегда бывает после полудня в крепости боярина Калоты и соседней деревни Петухи. Ничто не предвещало каких-либо происшествий. Крестьяне работали, кто в поле, кто в лесу, а сам боярин почивал в прохладных покоях своего замка. В эту пору ни один человек не отваживался шуметь. Даже кузнец переставал махать молотом, ковать лемеха и мотыги, чтобы не тревожить господского сна. Даже пчелы и те жужжали вполсилы, вроде бы шепотком, потому – худо, если Калота прогневается. Боярин спуску никому не давал – Да он собственного пса, самого злого и сильного из всей своры, велел увязать в мешок и бросить со скалы в реку только за то, что завыл в ночную пору на луну и разбудил хозяина. Старики тогда сразу сказали, что пес выл не к добру. А то с чего бы ему выть-то, коли ошейник на нем серебряный, с золочеными шипами и кормят его до отвала, да не чем-нибудь – живыми петухами?! Почуял пес беду, вот и завыл!

Толки эти дошли до боярина, и хоть он не показал виду, что струхнул, стражи у крепостных ворот поприбавилось. Бывало, там один только одноногий Бранко топтался на своей деревяшке, а теперь поставили еще и Стелуда, самого надежного боярского стражника.

Уж девять дней миновало с тех пор, как боярин Калота удвоил стражу у крепостных ворот, а никакой беды все не приключалось. Да и что может приключиться в такую жарынь, когда кругом ни живой души, а сам боярин вкушает сон и даже кузнец перестал ковать лемеха и мотыги?

Так рассудили и Бранко со Стелудом. А потому поснимали с себя кольчуги и сели играть в кости. И до того оба распалились, что не замечали, как орут.

– Пять и шесть! – радовался Бранко своему везению. – Плохо твое дело, Стелуд, бедняга! Во всей округе нет такого игрока в кости, как я!

– Это мы еще посмотрим! – не сдавался Стелуд.

Стучат костяшками, препираются, друг дружку в плутовстве обвиняют и больше ничего не видят, не слышат. И не обращают внимания, что в лесу кто-то зовет на помощь. Только когда голос раздался совсем близко, стражники побросали кости, вскочили на ноги и видят – бежит к ним деревенский паренек.

– Караул! – кричит. – Помогите!

А сам мчится, что есть мочи, хотя никакой погони не видно. Стражники на всякий случай поскорей натянули на себя кольчуги, подхватили копья с земли.

– На помощь! Скорее! – не унимался паренек. – Зико пропал!

А как подбежал, дух у него перехватило – слова вымолвить не может.

– Воды! Дай ему воды, Стелуд! – сказал Бранко. Вспомнил он, что холодная вода успокаивает.

И верно, как глотнул паренек студеной воды, так сразу пришел в себя и рассказал, что случилось. Пошел он вместе с Зико, своим дружком, в лес по дрова. Зико и говорит: «Приметил я возле пещеры громадное дерево. Давай срубим, дрова из него выйдут хорошие!» Витко – так звали паренька – сначала не соглашался: уж больно толстое было дерево, но Зико стал смеяться над ним, да подзадоривать, ну он и уступил. Замахали они топорами – тюк да тюк – и повалили дерево.

Пока Витко рассказывал стражникам, как они с Зико рубили дерево у пещеры, к крепостным воротам сбежалась чуть не вся деревня – небось, на всю округу слышно было, как он на помощь звал. А как услыхали люди, что произошло, расшумелись.

– Тихо вы, мужичье! – прикрикнул на них Стелуд. – Боярина разбудите!

Один крестьянин в штанах из козлиной шкуры мехом наружу – у него и прозвище поэтому было Козел – подскочил к Витко.

– Вы срубили священное дерево?! Да отвечай же! Срубили? – спросил он.

– Срубили... – ответил Витко. Крестьяне схватились за головы, заохали, запричитали:

– Ох, горе нам, горе! Беда!

– А Зико куда девался? – допытывался крестьянин по прозвищу Козел.

– Исчез он! П-пропал! – отвечал паренек, с перепугу он даже заикатъся начал. – Только разок крикнул, я оглянулся, я его уж и нету... И такой вокруг треск п-поднялся!..

– Да что трещало-то?

– Почем я знаю... – говорит Витко, а сам съежился, голову в плечи вобрал – подзатыльника опасается. – Никого не видать было, а треск и рев стоял такой, что я чуть не оглох.

– Не к добру это, люди! Ох, не к добру! – закричал Козел.

Тут из толпы выступил человек с расчесанной надвое бородой, такой огромной, будто у него была не одна борода, а сразу две.

– Я вот что думаю, – сказал он. – Давайте поклонимся боярину – пусть пошлет туда свое войско. Разбуди Калоту, Бранко!

– Да вы что, рехнулись? – огрызнулся Бранко. – Не зря боярин зовет вас олухами безмозглыми. Чего это ради буду я его милость тревожить? Велика важность – один болван сгинул в лесу, а другой с перепугу ума лишился! Да у нас дня не проходит, чтобы кто-нибудь не пропал в лесу. Кого медведь задерет, либо волк, кто грибами отравится, в реке утонет, в пропасть сорвется... А боярин из-за каждого свое войско посылай? Еще чего не хватало! А ну, проваливай отсюда! – Бранко наставил на толпу копье, да как гаркнет: – Разойдись!

– Послушай, – стал увещевать его Козел. – Одно дело – человек погиб, другое – священное дерево. Великая беда надвигается! Ты так боярину и скажи!

– Не велено! – рявкнул Стелуд. – Понятно вам? Не велено!

– Тогда мы сами его разбудим! – Крестьянин с расчесанной надвое огромнющей бородой, почему и прозвали его Двухбородым, вскочил на глинобитную ограду, приставил ладони воронкой ко рту и закричал:

– Э-ге-гей, боярин, проснись! Выходи, Калота, к народу!

– А ну, смолкни, не то насквозь проткну! – пригрозил Бранко и замахнулся копьем.

– Прочь отсюда, козлы вонючие! Разойдись, покуда я вас всех не перестрелял! – крикнул Стелуд, хватаясь за колчан со стрелами.

Крестьяне носили штаны из козлиных шкур. От этих шкур, в особенности, как солнышко припечет, отдавало душком, потому стражник и обозвал крестьян вонючими козлами. Но они, понятно, обиделись и тоже не остались в долгу:

– Дубина стоеросовая!

– Шишка на ровном месте!

– Давно ли сам простым мужиком был, а теперь нос воротит!

Такого поношения Стелуд стерпеть не мог. Он выхватил меч и бросился на крестьян. Но кто-то из них изловчился, кинул ему под ноги пастуший посох, и Стелуд растянулся во весъ рост.

Тут окно боярского замка распахнулось, и оттуда высунулся Калота, желтый от злости.

– Что здесь за собачья свора, а?! – заорал он. – Забыли, что ваш повелитель спит?

Сразу стало тихо – Калоту, конечно, все боялись. Только Двухбородый набрался храбрости, выступил вперед и с поклоном сказал:

– Человек погиб, твоя милость! Пропал человек! Потому мы и осмелились твой покой нарушить.

– Погиб, говоришь? Ну и что? Может, вы хотите, чтобы я воскресил его?

– А главная беда – священное дерево срубили. Вот уж это беда, так беда! – вмешался Козел, как увидел, что Калота вот-вот захлопнет окно.

– Срубили? Священное дерево? – Боярин выпучил глаза, и сна сразу как не бывало. Лоб у него наморщился, брови нахмурились. – Сейчас спущусь! – сказал он и скрылся.

Немного погодя раздался звон серебряных шпор, а затем появился и сам боярин – толстопузый, с бычьей шеей, глаза налиты кровью.

– Кто посмел срубить священное дерево?! – заорал он еще издалека. – Отвечайте! Кто этот несчастный?

– Двое их – пареньки, твоя милость, – поспешил ответить Бранко. – Один сгинул, а другой – вот он... – Стражник оглянулся, чтобы указать на Витко, но того уж и след простыл. – Нету. Удрал, твоя милость...

– Они посмели прикоснуться к священному дереву! Отцов их на кол посажу, дома спалю, с виновников шкуру спущу! Созвать скорее старейшин, пускай скажут, какой нам теперь беды ждать.

Бранко свистнул два раза, и на сторожевой башне забили в барабан.

– А ты, Стелуд, – обратился Калота ко второму стражнику, – садись на коня и скачи к пещере! Погляди, вправду ли срублено священное дерево! Осмотри все вокруг. Стрел с собой прихвати! Скачи!

Боярин еще договорить не успел, а стражник уже вскочил на горячего коня и помчался во весь опор.

Толпа расступилась, давая дорогу боярским советникам. Старейшины низко поклонились Калоте, оперлись на тяжелые посохи – ждут, о чем его милость спросить соизволит. Штаны на них не то что на крестьянах – из выделанной кожи, с черными да зелеными галунами.

– Старейшины срублено священное дерево! – завопил боярин. – И я желаю знать, ведомо ли вам, что теперь будет?

Старейшины только молчат да переглядываются, кто в затылке почешет, кто в ладошку кашлянет. Наконец самый младший и самый жирный – по имени Гузка – стукнул посохом о землю и сказал:

– Мне было велено: берегите священное дерево, не то – быть беде! Вот что ведомо мне, Гузке.

– Беде-то, беде, да какой?

– Этого я не знаю. Помню, когда был я мальчишкой, под священным деревом совершались жертвоприношения. А для чего да почему – мы не спрашивали. Голова была забита другим: нет ли где дупла с пчелиным роем. Зальем дупло водой и лакомимся всласть медом. Вот о чем была наша забота. Не то что нынешняя мелюзга – ждет, пока ей кусок в рот положат...

– А что скажешь ты, Кутура? – спросил Калота.

– Я знаю, – ответил старец с самой длинной и самой белой бородой, – что в старину, когда речь заходила о священном дереве, наши деды сплевывали и шептали: «Чур меня, чур!» Только ведь спросить, чего они чурались, у меня тогда и в мыслях не было!

– Э-э, выходит, вы не больше моего знаете! – засмеялся Козел. – А ведь меня не величают старейшиной и не выдают мне из боярских закромов каждый месяц по три меры зерна только за то, что отрастил длинную бороду.

– А ну, тихо там, не то прикажу вырвать язык! – рявкнул Калота. – Кто еще из старейшин хочет говорить? Ты, дед Варадин?

– Какой я дед? – обиделся мелкорослый, кругленький Варадин. – Мне еще и ста годков не стукнуло. А насчет вопроса твоего, боярин, так ты меня про снадобья разные да травы спрашивай. Коли надо стрелу из раны вынуть, вывих вправить или грыжу – зови меня. А когда про священные деревья речь, тут деда Панакуди спрашивать надо. Он живого ужа вокруг шеи обернет и глазом не моргнет, а считать умеет даже за сто.

– Привести немедля! – распорядился Калота. Крестьяне побежали исполнять приказ, а боярин опять не доволен.

– Вы что еле ноги передвигаете, лодыри проклятые?! – кричит,– вам бы только на боку лежать, да песни распевать, а как до дела дойдет...

Не успел Калота договорить – послышался громкий конский топот, прискакал Стелуд.

– Был я у пещеры, твоя милость, – сказал он. – Дерево и впрямь срублено, а мальчишки нигде не видать. Поискал я в лесу – ни следа. Только возле дерева подобрал вот эту штуковину...

– Ну-ка, Гузка, погляди, что это такое, – приказал Калота.

– Похоже, чешуя... – ответил старейшина, разглядывая находку со всех сторон. – Ну да, рыбья чешуя, только рыбина, должно, преогромная.

– Какая еще чешуя! – вмешался Кутура. – Больше на щит похоже... А ну, дай-ка мне, Бранко, твой меч, испробуем...

Пока Бранко соображал, чего от него хотят, Кутура выхватил у него меч из ножен, размахнулся и хватъ по этой самой штуке, которую стражник в лесу нашел. Только оказалась она такой твердой, что меч отскочил.

– Вот это да! Вот это щит! – воскликнул Кутура.

А Гузка свое – никакой, мол, это не щит!

– Дед Панакуди идет! – закричали в толпе. – Дайте дорогу! Дорогу деду Панакуди!

Расступался народ, и к боярину подошел Панакуди. Старичок с виду чахлый и такой сухонький, будто его нарочно сушили. На нем. – длинная, до пят, холщевая рубаха с лыковой опояской. Панакуди не поклонился боярину, только головой кивнул. Калота нахмурился.

– Давно, старик, живешь на свете? – спросил он, а сам так и впился в старика своими глазками.

– Ась? – Панакуди прикинулся, будто не слышит, и к уху ладонь приставил.

– На свете, говорю, сколько лет живешь?

– Да кто их считал... Годков сто шестьдесят, должно, будет...

– Тогда растолкуй нам, что это такое. Боярин мигнул Бранко, и тот подал старику загадочную находку, которую Гузка принял за рыбью чешую, а Кутура – за щит.

Повертел ее Панакуди в руках, оглядел со всех сторон, ногтем поскреб и вернул стражнику.

– Змеева чешуя это, вот что! – сказал он. – У меня дома такая же есть.

У Калоты глаза на лоб полезли.

– Змеева?

– Она самая... Дед деда моего отца...

– Где же он, змей этот? – прервал его боярин.

– В пещере... Спит там с незапамятных времен. Наши деды-прадеды ходили на него войной, только одолеть никак не могли, пока не сыскалась умная голова – кто-то взял да и посадил у входа в пещеру дерево, то самое, священное. От его листьев дух идет – бог его знает какой, только усыпительный. Вот змей и заснул и с тех пор спит то ли двести лет, то ли триста...

– А что будет, ежели срубить священное дерево? – спросил Козел.

Старика даже оторопь взяла.

– Нипочем его рубить нельзя! – воскликнул он. – Еще чего не хватало.

– Да срублено оно уже, срублено! – закричал Двухбородый. – Двое дурней взяли и повалили его!

– Ну, тогда беда! Беда неминучая! Я-то отжил свое, а вот вам теперь всем горе горевать!

– Ох, хлебнем мы лиха, люди добрые! – запричитал своим скрипучим голосом Козел.

Толпа загудела, будто потревоженный пчелиный рой.

У старейшин душа в пятки ушла, стоят, переминаются. А Калота схватился за меч.

– Молчать, остолопы! – крикнул он. – Какой еще змей? Ты сам-то видал его?

– Видать – не видал, – ответил Панакуди, – а слыхать – слыхивал...

– Вот то-то, что не видал, чучело ты гороховое! А стариковских побасенок мы и сами каких только не слыхали...

Тут на дороге кто-то завопил истошным голосом:

– Боярин! Боярин Калота-а!

Обернулись люди – со стороны реки со всех ног человек бежит. В островерхой шапке, высокий да кряжистый, с палкой в руке. Подбежал к Калоте, вытер пот с лица, перевел дух и говорит:

– Из купцов я, твоя милость! Зерном торгую. Были у меня верблюд и осел. Везли поклажу. Вдруг, откуда ни возьмись, засвистело, завыло. Оглянулся я – ни верблюда моего, ни осла... Один недоуздок в руке остался. Вот, глядите!.. Весь товар пропал, скотина пропала...

– Может, это ураган был? – спросил Гузка.

– Ураган, не иначе, – поддакнул Калота. – Сильный ураган, он может...

Не успел Калота объяснить, что может и чего не может ураган, как на дороге еще один человек показался. Бежит – только пыль столбом. За спиной бурка развевается, в руке у него длинный пастуший посох.

– А ты кто такой? – спрашивает боярин подбежавшего.

– Пастух я, твоя милость, Гаки меня звать. С вестью я к тебе: в пещере змей объявился!

Глава вторая
СУМАТОХА В ДЕРЕВНЕ ПЕТУХИ

Все заметили, как побледнел боярин Калота, как задрожала на рукояти меча его рука, когда он в третий раз услышал про змея.

– Ты с-сам в-видел? – спросил он, заикаясь.

– Собственными глазами! Сглотнул пять или десять овец разом – толком не знаю, не успел сосчитать, – а потом в пещеру уполз. Хвост у него здоровенный, так и сверкает, так и переливается... Все это я собственными глазами видел... И еще слыхал, как он ревет.

– Может, это ураган был? – поддел Панакуди боярина, а тот стоит, будто остолбенел, и не знает, что ему теперь делать.

Будь боярин помозговитее, созвал бы он военный совет, поднял бы на ноги войско и сразил змея. Но поскольку Калота был умом не богат, то приказал он стражникам запереть крепостные ворота на все засовы, подъемный мост поднять, приготовить котлы с кипящей смолой да стрел побольше.

А сам, конечно, за ворота заторопился, в крепость, и старейшины с ним.

Кое-кто из крестьян, как увидел, что боярин уходит, за ним ринулся. В толпе поднялся ропот.

– Сто-ой, боярин! – закричал пастух Гаки. – Ты, стало быть, засядешь в крепости, а нам куда деваться прикажешь?

– Мы эту крепость строили, нам в ней и укрываться! – расхрабрился один дровосек, вскинул топор на плечо и мотнул головой товарищам. – А ну, за мной!

Человек десять бросились за ним, толпа дрогнула, вот-вот в боярскую крепость нахлынет. Но тут Гаки образумил народ.

– Стойте! – кричит. – Мы-то схоронимся, а стада наши? Что станется с нашими волами и овцами? Бросим их на съедение змею?

Крестьяне зашумели: кто говорит одно, кто другое – ничего разобрать нельзя. Тогда Панакуди взобрался на ограду.

– Люди! – крикнул он. – Не то беда, что умом вы небогаты. А то беда, что и последнего умишка лишились. Ну, набьетесь вы в боярскую крепость. А жить вы там сможете, я вас спрашиваю? Поглядите, сколько вас! Соберитесь вместе и одолейте змея либо сами умрите! Уж коли помирать, так не от голода за крепостными стенами, а в бою! Под открытым небом! Эх вы, трусы! Дайте мне лук и стрелы!

Панакуди давно умолк, а односельчане все стояли понурившись – совестно друг дружке в глаза поглядеть. А боярин вместе с советниками своими взобрался на сторожевую башню и ждет, что дальше будет.

Первым опомнился Гаки. Расправил он плечи и загремел:

– Правду говорит дед Панакуди! Я поведу отряд в бой! Барабанщики, бейте сбор!

На сторожевой башне снова ударили в барабан, да так, что Калота и его советники уши позатыкали.

На боярской конюшне заржали кони – видно, почуяли битву. Крестьяне бросились за оружием, женщины распустили волосы и заголосили, как велит обычай, а ребятишки забрались на крыши и запели боевой марш деревни Петухи.

 
Ветер свищет, речка плещет.
Ветер свищет, речка плещет.
То не ветер, то не ветер —
свищут камни, топорища!
То не речка, то не речка —
то мечи на солнце блещут!
Враг уж смазывает пятки —
удирает без оглядки!
Кукурузные початки
тучей вслед ему летят.
Помни битву, супостат!
Тра-та-та-та, тра-та-та-там!
Тра-та-та-та, тра-та-та-там!
 

Кое-кто из ребят насыпал в пустые тыквы гальку и потряхивал ими в такт песне. Выходило и громко, и задорно, и воинственно – одним словом, здорово.

До того здорово, что даже боярин Калота, который со сторожевой башни наблюдал, что дальше будет, не выдержал – выхватил свой меч и давай колотить по щиту. В угоду боярину и военачальники из боярской свиты, и старейшины тоже начали отбивать такт – кто посохом, кто мечом. Тем временем к крепостным воротам стекалось все больше народу. Люди вооружились кто чем мог – топорами, палицами, булавами, пращами. Когда все собрались, барабан смолк, и опять вперед вышел пастух Гаки.

– Люди! – сказал он. – Нечего зря время терять. Я, пастух Гаки, берусь сразить змея. Все, кто почитает себя храбрецом, ко мне! Ну, готовы? – И взмахнул своим пастушьим посохом.

– Готовы, готовы! – раздалось в ответ. Но вдруг по толпе пробежал ропот.

– Ежели кто готов, тому скатертью дорожка! А мы, дровосеки, за пастушьим посохом не пойдем! – закричал Колун, главный дровосек деревни Петухи. – Неужто не сыщется среди нас военачальник получше, чем Гаки? Да он не знает даже, с какого конца за меч взяться!

При этих словах толпа загудела, послышались смешки. Гаки растолкал обступивших его людей и – к Колуну.

– А велика ль цена твоему мечу? – сказал он обидчику. – Что ж, выходи, ты – с мечом, я – с дубиной. Посмотрим, чей верх будет!

Вроде спокойно так сказал, глотку, как Колун, не надсаживал, а у самого лицо побагровело, сразу видно, что обида нанесена смертельная и смоет ее только кровь.

– Выходи, чего ждешь?

– Думаешь, напугал?

Колун выхватил меч, размахнулся, да как заорет: «У-ух!» Это у дровосеков клич был такой.

Дубина и меч скрестились, кому-то одному – либо Колуну, либо Гаки – не миновать бы смерти или тяжкой раны, если бы громкий окрик не прекратил поединка.

– Стойте, полоумные! – закричал главный охотник Зверобой.

Этот Зверобой нельзя сказать, чтобы так уж силен был или грозен с виду, зато голосище – что твоя труба.

– О чем спор-то? – продолжал Зверобой, когда Гаки с Колуном опустили оружие. – Что дровосек, что пастух – одна вам цена. Война не ваше ремесло, это дело охотников. В ход пойдут стрелы, а вы их сроду в руках не держали. Против змея людей поведет охотник!

– Верно, – поддержали его остальные охотники. – Это вам не в жмурки играть, а со змеем биться!

– В змея из лука стрелять собрались! – прыснул со смеху Колун. – Да твоими стрелами разве что блох на змее щелкать! Он весь чешуей покрыт, и что ни чешуйка – щит! Понимаешь ты это, чурбан неотесанный? Ее пробить только топору под силу. А потому поведет дружину дровосек !

– Верно! Верно! – поддержали своего вожака дровосеки.

– Нет, неверно! Не дровосеки пойдут на змея, а пастухи! – стояли на своем пастухи.

– Охотники – ко мне! Подальше от этого сброда! – снова закричал Зверобой и стал продираться сквозь толпу.

– Это мы-то сброд?! Мы?! Как сейчас тюкну топором по башке, тогда узнаешь, кто сброд!

Один из дровосеков бросился за Зверобоем, но охотники выхватили ножи и преградили ему дорогу. Между охотниками и дровосеками началась потасовка, пастухи тоже ввязались в драку, замахали своими пастушьими посохами, и пошло – ножи лязгают, топоры скрежещут, дубины трещат. И такой галдеж поднялся!

– Кишка тонка с пастухами тягаться!

– Чтоб дровосеки над охотниками верх взяли? Сроду такого не бывало!

– Чтоб пастухи дровосеками верховодили? Не бывать этому!

– Да угомонитесь вы!!! Зря ведь друг дружке ребра ломаете! – пытался урезонить их дед Панакуди, только никто не слушал его.

Тогда Двухбородый набрал в груды побольше воздуху и гаркнул, что было силы:

– Жребий! – И повторил еще раз: – жребий! Киньте жребий, кому первому идти против змея, пока мы сами друг дружку не порешили!

Его слова возымели действие. Драка прекратилась. Панакуди зажал в руке три соломинки – кто самую длинную вытянет, тот и поведет своих людей на змея.

Самая длинная соломинка досталась Гаки. Он тут же стал готовиться к походу. Первым делом собрал всех пастухов и велел деду Панакуди сосчитать их. Оказалось – сто три человека, все усатые да бородатые, с дубинками и пастушьими посохами. Потом Гаки приступил к осмотру оружия.

– Эта дубина годится, проходи! И твоя тоже хороша, тяжеленная, – похваливал он одних. – А у тебя разве дубина? Легче перышка! Закинь ее подальше! Хотя нет, погоди. Вот тебе веревка, привяжи к дубине камень, выйдет палица – что надо! – советовал он другим. – Эта буковая, живо сломается, кизиловую сыщи. А твоя – ишь ты! – с кремнем. Почище топора будет!

После этого Гаки велел своей дружине построиться по двое и сказал:

– Пастухи! Ежели мы все разом трахнем змея по спине, от него мокрого места не останется!

– Не останется! Не останется! – подхватили пастухи и загромыхали дубинами по булыжнику.

– Вперед! – Гаки взмахнул посохом и зашагал впереди своей рати к логову чудища.

– Эй, вы, штаны запасные не забудьте! – крикнул им вслед Колун.

В толпе засмеялись. Но пастухи уже затянули боевую песню и не слышали насмешек.

Солнышко клонилось к закату. Тени росли, становились все страшнее. Близился вечер. В воздухе застыли тревога и ожидание...