Текст книги "В небе — гвардейский Гатчинский"

Автор книги: Николай Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Трудная ночь

Войскам 2-й ударной армии все еще не удавалось прорвать кольцо окружения, и они вели тяжелые, кровопролитные бои с превосходящими силами противника.

Чтобы сорвать снабжение окруженных частей по воздуху, враг подтянул и сосредоточил в этом районе зенитную артиллерию и соединения ночной истребительной авиации. Теперь наши экипажи при десантировании находились под непрерывным обстрелом зенитной артиллерии врага, а при хорошей погоде подвергались и атакам ночных истребителей. Мы стали нести боевые потери.

На всю жизнь запомнили многие из нас ночь на 22 июня. Мой самолет оказался неисправным – на одном из моторов устраняли дефекты, и я был свободен. Воспользовавшись этим, я решил дать «провозной» полет экипажу лейтенанта Михаила Бурина, прилетевшему в этот день на пополнение нашей группы.

Стояла безоблачная погода с отличной горизонтальной видимостью. Когда мы еще подлетали к линии фронта, над окруженными войсками уже кружились наши самолеты. Одни в вираже у самой земли сбрасывали грузы, другие снижались. Картина была уже знакомой, но мне показалось, что в ней чего-то недоставало, не было каких-то ярких деталей, впечатавшихся в память и сейчас как бы вырезанных из общей панорамы. Недоставало ярких вспышек выстрелов зенитной артиллерии противника.

Это настораживало. Не стреляют зенитки – жди атак истребителей. Поэтому я приказал экипажу смотреть в оба и быть максимально бдительными. Сделал я это вовремя.

Истребители неожиданно и одновременно атаковали с разных направлений, обрушились на наши медленно шедшие в кильватер, хорошо видимые в светлом, безоблачном небе огромные корабли. Через несколько секунд, потрясенные, мы увидели, как огненными факелами беспорядочно падали три наших самолета.

Через радиста передаю летящим за мной самолетам и одновременно на командный пункт сообщение об атаках вражеских ночных истребителей: командую борттехнику Хмелькову выпустить шасси, а сам, убрав секторы газа до минимума, отдаю штурвал и почти отвесно веду машину к земле.

Михаил Бурин инстинктивно тянет штурвал на себя, опасаясь, что самолет не выдержит такого крутого и стремительного снижения. Но с самолетом ничего не случилось. Почти у самой земли мы перевели его в горизонтальный полег и на малой высоте вышли в расположение окруженных войск.

Пока мы кружились в общей карусели транспортно-десантных самолетов, а штурман с бортмехаником и радистом сбрасывали десантные мешки с боеприпасами, над нами высоко в небе то и дело вспыхивали неравные воздушные схватки, после которых, загоревшись, упали на землю еще несколько наших транспортных машин.

Сбросив последний мешок, мы не стали набирать высоту, а решили возвращаться к себе на бреющем полете: зенитчики не так опасны, как истребители.

Но благополучно перелететь линию фронта не удалось. Напряженно вглядываясь вдаль, мы увидели впереди железную и шоссейную дороги, идущие с Новгорода на Чудово. Здесь – линия фронта. Только подумал я об этом, как немцы открыли по самолету ураганный огонь из всех видов оружия. Изменять курс не было смысла, да и поздно было, оставалось рассчитывать только на счастье… На несколько мгновений в кабине стало светло, перед самыми глазами замелькали светлячки трассирующих пуль, раздался скрежещущий удар по правому крылу, затем по носовой части, машина несколько раз вздрогнула – и вышла из обстрела.

Некоторое время молчим. Постепенно напряжение спадает, борттехник в боковые окна осмотрел моторы – повреждений нет, пожара не видно. Все облегченно вздохнули.

– Ну как, Михаил Иванович? Получил боевое крещение? – спрашиваю Бурина.

– Мы-то отделались испугом, а машине фрицы здорово влепили, – спокойным тоном замечает штурман лейтенант Шишмаков. Как бы в подтверждение его слов медленно начинает падать давление масла на правом моторе. Чтобы не загубить мотор, переводим винт на большой шаг и выключаем его. Незагруженный самолет легко летит и на одном моторе В прохладном и прозрачном предрассветном воздухе.

Аэродром. Становимся в круг, и Михаил Бурин подает команду выпустить шасси. Самолет два раза встряхивает – шасси выпали из-под моторных гондол. Открываю правую форточку, осматриваю «правую ногу» и вижу прорванную в нескольких местах покрышку правого колеса. Слева колесо в порядке. Убирать шасси и уходить на второй круг на одном моторе опасно. Поэтому садимся – немного правее посадочного «Т», чтобы после приземления не мешать посадке остальных самолетов. Посадку на «две точки» Бурин произвел отлично. Самолет к концу пробега развернуло вправо, он несколько раз дернулся и остановился. Трактор отбуксировал самолет на стоянку, где инженер эскадрильи инженер-капитан Литвиненко и техники детально его осмотрели. Выяснилось, что несколько снарядов малокалиберной зенитной артиллерии угодило в носовую часть фюзеляжа самолета и в правую мотогондолу. Пробитыми были масляный бак правого двигателя, покрышка колеса и отъемная носовая часть фюзеляжа. Более трех десятков пулевых пробоин в разных местах самолета насчитали техники, но жизненно важные узлы самолета не были повреждены.

Из нашей группы не вернулся в ту ночь только один самолет – с экипажем старшего лейтенанта Дрындина. В группах других частей потерь было значительно больше.

Нашим экипажам помогло переданное нами по радио предупреждение об атаках ночных истребителей. Все командиры кораблей нашей группы выполняли полет на бреющем.

После отдыха сделали разбор предыдущих боевых вылетов, подробно проанализировали тактику ночных истребителей противника и выработали приемы противодействия им. Было решено изменить маршрут и профиль полета, после взлета лететь с набором высоты на Кириши, линию фронта перелетать на высоте 3100 метров, обезопасив себя от зенитной артиллерии, затем со снижением идти на Любань и с тыла противника на малой высоте выходить к окруженным войскам в район Новой Керести. Сбросив груз, идти к западной оконечности озера Ильмень, разворачиваться на восток и с набором высоты идти через озеро. Перелетев линию фронта, снижаться и брать курс на базу. Таким образом, относительно безопасный перелет линии фронта обеспечивался полетом на средней высоте и вдали от окруженных войск, а выход к ним с тыла противника и на малой высоте исключал атаки истребителей. Земля мешала ночным истребителям занять позицию для прицельной стрельбы. В качестве ночных истребителей враг тогда использовал в основном Ме-110 и специально переоборудованные бомбардировщики Ю-88.

На разборе выяснилось, что самолеты ПС-84 и Ли-2 не имеют на выхлопных трубах пламегасителей, и ночью длинные языки пламени демаскируют самолет. Опытные борттехники рекомендовали нам при полете над занятой врагом территорией обеднять горючую смесь двигателей, что намного уменьшает яркость и свечение выхлопных газов, но предупредили, что чрезмерное обеднение смеси может привести к быстрому прогару клапанов двигателей. (В дальнейшем пламегасители были установлены на всех самолетах.)

На следующий день по пробитому нашими частями в кольце окружения «коридору» вместе с группой красноармейцев вышли из окружения сбитый накануне старший лейтенант Дрындин и второй пилот Гуляев со стрелком старшим сержантом Клевановым из экипажа лейтенанта Фарманяна, сбитого ночью 11 июня. Гуляев был ранен и его сразу же отправили в авиагоспиталь.

На разборе старший лейтенант Дрындин рассказал нам об исключительно тяжелом положении окруженных войск. Нет боеприпасов, чтобы отбивать непрерывные атаки врага. Нет медикаментов для оказания медицинской помощи раненым, которых в окружении очень и очень много. Нет продовольствия, в пищу идут даже лошадиная кожа, ремни и конская сбруя. Его рассказ произвел тяжелое впечатление. Командир отряда старший лейтенант Петр Засорин попросил слово.

– Товарищи, вы все здесь слыхали, в каком положении находятся наши бойцы. В холоде, голоде, под непрерывным обстрелом врага, на который не всегда могут ответить – каждый патрон, каждый снаряд на счету. Никто, кроме нас, летчиков, помочь им не может. Так давайте удвоим наши усилия. Я предлагаю: заправку самолетов горючим производить с расчетом, чтобы его хватало на полет туда и обратно – и только. Все чехлы, запасные части, инструмент и ненужное оборудование с самолетов снять и хранить на стоянках. За счет всего этого и за счет нашего с вами летного опыта и мастерства брать на борт дополнительно не меньше тонны боеприпасов и продовольствия!

На следующий день перед вылетом мы устроили основательную «чистку» самолетов от ненужных в полете запчастей, инструментов, чехлов. Когда снятый груз взвесили, то на каждой машине его набралось не одна сотня килограммов. В этот день экипажи Агапова, Бурина, Гаврилова, Готина, Засорина, Кулакова, Куценко и Савченко увозили нашим героически сражавшимся в окружении войскам дополнительно более десяти тонн так необходимых грузов.

Мы настойчиво, с еще большей интенсивностью продолжали полеты к окруженным советским войскам. Несмотря на то что экипажи нашей группы были только что сформированы, не имели опыта боевых действий, мы успешно выполнили поставленную нам боевую задачу по доставке окруженным войскам боеприпасов, медикаментов и продовольствия, чем способствовали успешному выходу из окружения частей 2-й ударной армии.

Как ЛИ-2 стал бомбардировщиком

Пополнялись старые и формировались новые соединения авиации дальнего действия, и если летчиков и специалистов технических служб было достаточно, то боевых самолетов недоставало. И тогда командование АДД приняло смелое решение: использовать в качестве бомбардировщика многоместный почтово-пассажирский самолет ПС-84, который в начале войны был переоборудован в военно-транспортный и переименован в Ли-2.

В апреле 1942 года на одном из таких самолетов в подвижных авиаремонтных мастерских было установлено бомбардировочное вооружение. Командиру 102-го авиаполка капитану Борису Осипчуку было поручено испытать его.

Нашлось много скептиков, которые не верили в то, что на бывшем пассажирском самолете, обвешанном бомбами, можно будет летать на бомбардировку вражеских объектов. Испытательные полеты и бомбометание на полигоне, произведенные Борисом Осипчуком, показали, что хотя аэродинамические качества самолета несколько ухудшились, летать на нем можно. Упрощенное бомбардировочное вооружение хоть и не обеспечивало высокой точности прицеливания, но позволяло использовать машину для поражения бомбами больших объектов и бомбометания по площадям.

И вот такими самолетами командующий авиацией дальнего действия приказал вооружить полки нашей дивизии.

По мере поступления самолетов с завода на них устанавливались бомбодержатели под фюзеляжем для подвески бомб, прицел и электросбрасыватель. После этого каждый самолет испытывался с бомбовой нагрузкой на земле и в воздухе. Всеми работами по установке бомбардировочного вооружения на самолеты полка руководил инженер-подполковник Пономаренко.

При бомбометании и прицеливании от летчика и штурмана Ли-2 требовались исключительное мастерство и натренированность в боковой наводке и в прицеливании по дальности. В первом боевом варианте самолета прицел устанавливался снаружи самолета, за бортом пилотской кабины. Ни один штурман, летавший на типовых бомбардировщиках, не может даже представить себе тех неудобств в определении навигационных данных и особенно в работе с прицелом, какие испытывали мы на Ли-2.

Чтобы вести прицельное бомбометание, штурман занимал место второго летчика, открывал боковую форточку, высовывал в нее голову и, обдуваемый воздушным потоком, ловил цель…

Впоследствии рационализаторы перенесли прицел ниже, в специальный вырез, и установили козырек, который в какой-то степени защищал голову штурмана от потоков воздуха. В мае 1942 года этот вариант самолета был отправлен на завод, где приступили к его серийному производству.

Ли-2 совершенствовался. Было оборудовано специальное место для штурмана за сиденьем командира корабля, где разместили панель с необходимыми приборами. На самолет поставили дополнительные бензобаки, что позволило увеличить продолжительность полета до 12-14 часов. Турельный пулемет был заменен крупнокалиберным пулеметом Березина. В хвостовом отсеке установлен дистанционный авиационный гранатомет, в кабине летчика появилось устройство освещения приборной доски для ночных полетов.

Этим вариантом Ли-2 были вооружены целые авиационные корпуса. Ли-2 использовались для бомбардировки вражеских объектов наравне с первоклассными бомбардировщиками отечественных и иностранных марок. Они также успешно выполняли десантные, транспортные и специальные задания Верховного главнокомандования.

…Работа по подготовке к ночным бомбардировочным действиям была напряженной. Прежде всего мы изучили повое оборудование, произвели несколько дневных бомбометаний на полигоне, а затем приступили к ночным тренировкам. Для тренировочного бомбометания использовались небольшие цементные бомбы.

Не сразу все пошло гладко. Из-за неудобств в расположении прицельного оборудования у штурманов возникли трудности в боковой наводке, в прицеливании по дальности, результаты вначале были очень низкими. Однако постепенно штурманы приспособились и стали попадать в цель сравнительно небольших размеров.

Наконец тренировки остались позади. Мы получили первое боевое задание – в ночь на 24 июня 1942 года всеми экипажами полка нанести бомбардировочный удар по скоплению эшелонов противника на железнодорожной станции Щигры, в 25 километрах восточнее города Курска.

Командир нашей дивизии полковник Филиппов выбрал эту цель для первой бомбардировки из-за слабого прикрытия ее зенитной артиллерией. Экипажи могли работать в сравнительно спокойной обстановке.

Удар было приказано нанести в полночь с высоты 3100 метров с интервалом между самолетами в одну минуту. Другие полки дивизии наносили удар после нас.

Погода в ту ночь выдалась хорошей, в безоблачном небе все застыло, самолет даже не вздрогнет. Через час полета мы были у цели, отыскать ее было не трудно. Справа (в темноте казалось, что это совсем рядом) полки АДД бомбили железнодорожный узел Курска. Все небо над городом сверкало от частых разрывов зенитных снарядов. Тонкие и яркие лучи прожекторов, скрестившись, вели по небосводу попавшие в их перекрестье отдельные воздушные корабли.

– Не завидую ребятам, что над Курском, жарко им сейчас, – нарушил сосредоточенное молчание штурман Сазонов.

– Как в пекле, – коротко резюмировал борттехник Хмельков.

– Немцы ими крепко заняты, из-за этого нам меньше перепадет, – заключил Сазонов и, дав мне боевой курс, открыл форточку в кабине, высунул в нее голову, занялся прицеливанием.

Почти под нами, чуть впереди, видна цель. Сазонов сбрасывает бомбы и остается в том же положении, сосредоточенно наблюдает за результатами своего удара. Бомбы попали в цель, он доволен. Закрывает форточку, не торопясь уступает место второму пилоту Михаилу Кучеренко, дает мне заранее рассчитанный курс на аэродром и уходит в грузовую кабину покурить.

За нами бомбят другие экипажи. На станции видны пожары, их все больше и больше, а по небу над нашей целью шарят только два-три слабеньких прожектора да несколько пунктирных очередей зенитных пулеметов прочерчивают небо. Они для наших самолетов не страшны.

Ожесточенный бой над Курском позволил нам появиться над станцией Щигры незамеченными.

Когда командование полка производило разбор нашего первого бомбардировочного налета, было уже известно, что экипажами нашей дивизии уничтожено несколько эшелонов с живой силой и техникой противника, на железнодорожной станции всю ночь бушевали пожары и происходили взрывы большой силы. Всем участникам налета была объявлена благодарность.

Так самолет Ли-2, впоследствии прозванный летчиками «Иваном», начал свой боевой путь в совершенно новом качестве бомбардировщика и служил нам верой и правдой до конца войны.

Задачи меняются

Вначале командование АДД поручало нам нанесение ударов по слабо прикрытым целям, затем задания усложнились. 30 июня, когда полк бомбил противника в Расховце, штурман лейтенант Рафиенко, летевший с нашим экипажем, поразил цель очень удачно. От его удара возник огромный пожар, который был виден на расстоянии 50 километров. Сазонов, летевший как штурман-инструктор, был очень доволен успехом Рафиенко.

2 июля экипажи полка участвовали в бомбардировке железнодорожного узла в Курске. Несмотря на то что перед целью и над самой станцией все небо было усеяно яркими вспышками рвавшихся зенитных снарядов, экипажи не дрогнули, смело вели на цель свои корабли и прицельно ее поражали. На этот раз капитан Сазонов давал «провозной» молодому штурману лейтенанту Севостьянову. На высоте 3500 метров в 23.00 мы подошли к цели. Высоко над нами лучи прожекторов ловили в перекрестия бомбардировщики Ил-4, мы надеялись незаметно «пролезть» под ними…

Голубоватая, ярко светящаяся полоса надвинулась на нас и остановилась. Резко накренив самолет, скольжением выскакиваю из нее, но через мгновение уже несколько лучей ухватили нас.

Яркий, ощутимый всем телом, буквально пронзающий машину насквозь, свет лился отовсюду, слепил глаза так, что не видно было ни одного прибора. От рвавшихся вблизи снарядов самолет беспрерывно вздрагивал и, казалось, назло вражеским зенитчикам, невредимый, пробивался вперед – к цели.

Шторками из темно-синего полотна задернули стекла кабины, можно различить приборы, по ним веду машину вслепую. В кабине напряженная тишина, и вдруг у самого уха раздается голос Севостьянова.

– Командир, все в порядке, бомбы сброшены и попали в цель. Производите маневр, а то, неровен час, собьют. – И его небольшая хрупкая фигурка, скользнув мимо, скрылась за моей спиной.

С левым разворотом резким снижением ухожу от цели. Мы в темноте, будто провалились в пропасть. Скорее ощущаю, чем сознаю: вырвались из прожекторов. Все облегченно вздохнули и сразу заговорили, перебивая друг друга.

– Прошли через огонек, прикурить можно было из кабины, – заговорил первым Миша Кучеренко. Когда мы бомбили, он без дела сидел в грузовой кабине и хорошо видел, что творилось вокруг нас.

– Побывали у черта в гостях, еле ноги унесли… – сказал наш радист, начальник связи эскадрильи старший лейтенант Маковский и повернулся к рации – передать о выполнении задания.

– Придется и не такое увидеть. Война, – наставительно сказал Сазонов.

– Разговорились! Успокоились! Не рановато? Следите за обстановкой, – потребовал я, и как бы в подтверждение моих слов под нами прошел двухмоторный самолет и обстрелял нас из бортовых турельных установок. Наши стрелки открыли дружный огонь и тоже промазали, так и разошлись мы с Ю-88, не причинив друг другу вреда. Наше счастье, что неожиданная атака врага была неудачной. Зато все получили хороший урок: в полете ни на минуту нельзя ослаблять бдительности.

На разборе боевого вылета пришлось основательно поговорить на эту тему.

Наши вылеты на бомбардирование объектов в тылу врага стали теперь регулярными.

Одновременно полк стал получать задания по заброске в глубокий тыл противника разведывательных групп. Эти важные и ответственные задания поручались самым опытным экипажам.

Первыми на выброску разведчиков летали экипажи старших лейтенантов Л. Ф. Агапова и П. П. Савченко. Выполнял такие задания и я. Это были очень сложные полеты с решением многих неизвестных. При получении задания нам говорили примерно так: «К исходу дня на аэродром прибудет группа разведчиков-парашютистов в составе 3-5 человек и с грузом до 500—700 килограммов, сегодня ночью их нужно десантировать в районе пункта Н., о выполнении задания срочно доложить по телефону». И все.

Вылетая в глубокий тыл врага, экипажи не знали, с какой погодой придется встретиться в пути, а главное, в районе выброски парашютистов. Точка выброски ничем и никем не обозначалась, отыскать ее с ходу, вблизи крупных населенных пунктов, не привлекая внимания вражеских гарнизонов, было почти невозможно. Будешь долго кружиться – враг поймет, что самолет ищет место для десантирования, примет срочные меры, чтобы сбить самолет, прочешет район, чтобы выловить и обезвредить парашютистов. Вот и приходилось уходить в ночь на сотни километров за линию фронта и без навигационных средств, которыми располагает современный самолет, находить безопасное место, сбрасывать наших разведчиков скрыто от врага. Это было трудным делом.