Текст книги "В небе — гвардейский Гатчинский"

Автор книги: Николай Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Схватки в ночном небе

Весной 1943 года в борьбе против наших бомбардировщиков враг активно стал применять ночную истребительную авиацию. Встречи наших самолетов с ночными истребителями противника в районах, где наносился бомбовый удар, и на маршруте полета стали частыми.

Наиболее сильно были прикрыты ночными истребителями такие железнодорожные узлы, как Смоленский, Брянский, Орловский, Курский, Харьковский и другие. Для нас, летчиков, это были цели номер один – по сложности преодоления их системы противовоздушной обороны. Истребители нападали на нас, когда наши самолеты выходили из зоны зенитного огня. Их атаки отражали дружным огнем из бортовых пулеметов воздушные стрелки.

4 мая, когда мы снова бомбили железнодорожный узел Брянск-11, на высоте 3100 метров самолет экипажа гвардии старшего лейтенанта Мусаткина сзади сверху атаковал Ме-110. Воздушный стрелок Бавыкин вовремя заметил вражеский истребитель и, упредив его, открыл огонь. От меткой очереди «мессер» загорелся и камнем полетел к земле.

Однако не всегда встречи с вражескими ночными истребителями оканчивались благополучно.

В ночь на 26 июня 1943 года при бомбардировке вражеских самолетов на аэродроме Олсуфьево мы потеряли один из лучших экипажей – экипаж гвардии капитана Матвея Григорьевича Маркова. По донесению нашей противовоздушной обороны, бомбардировщик был сбит истребителем Me-109, когда возвращался с боевого задания, и упал в пятидесяти километрах от линии фронта, в десяти километрах северо-восточнее города Кирова. Самолет сгорел, экипаж погиб. В этом боевом вылете на борту, кроме командира, находились штурман гвардии младший лейтенант Иващенко, второй пилот младший лейтенант Белоусов, борттехник гвардии техник-лейтенант Афанасьев, воздушный стрелок гвардии сержант Холявинский.

Ночные воздушные бои убедительно подтверждали, что, как правило, победителем в них выходит тот, кто первым обнаружит противника, скрытно произведет необходимый маневр для атаки и первым откроет прицельный огонь. Ночной бой скоротечен. В основном исход его решает первая атака.

Истребитель ищет в ночном небе наши бомбардировщики на вероятных маршрутах при полете к цели и, отыскав одного из них, оставаясь незамеченным, внезапно атакует, стремясь сбить самолет, не допустить к цели или заставить сбросить бомбы, не доходя до нее. В этом состоит его основная боевая задача.

Задача же ночного бомбардировщика – скрытно дойти до объекта бомбардировки, преодолеть его оборону и поразить бомбовым ударом цель.

Вовремя обнаруженный ночной истребитель, если упредить его открытием огня, в большинстве случаев сам становится жертвой в воздушном бою. Кроме того, бомбардировщик может, не вступая в бой, сманеврировать, незамеченным уйти от врага.

После каждой боевой ночи мы проводили разборы, где подробно анализировались положительные и отрицательные примеры действий экипажей – особенно в моменты преодоления противовоздушной обороны цели и встречи с истребителями противника.

На основе собранных и обобщенных к тому времени данных о тактических приемах ночных истребителей противника можно было сделать вывод: наши бомбардировщики могут и способны вести с ними борьбу, но для этого должны быть организованы и отработаны предельно высокая бдительность и наблюдательность каждого из членов экипажа, готовность воздушных стрелков в любой момент упредить врага, мгновенно открыть прицельный огонь, способность командира корабля занимать удобные позиции для стрельбы воздушных стрелков, четкое взаимодействие всех членов экипажа.

В 1942 году гитлеровцы почти всю свою ночную истребительную авиацию сосредоточивали на западном театре военных действий, в системе противовоздушной обороны Берлина и других важных политических и экономических центров Германии. Немецкие ночные истребители тогда вели борьбу в основном с англо-американской авиацией. Но быстрый рост нашей ночной авиации и мощные удары, наносимые авиацией дальнего действия, вынудили гитлеровцев снять часть ночных истребителей с запада для прикрытия особо важных объектов на Восточном фронте.

В первое время ночные истребители противника применяли довольно простые тактические приемы; патрулирование над объектами и над линией фронта, на вероятных маршрутах наших бомбардировщиков. Патрулировали они, как правило, парами, а наводились на наши самолеты с земли постами наблюдения и связи с помощью световых сигналов.

Опытные ночные летчики-истребители противника умело использовали в своих действиях психологический фактор. Иногда они следовали за нашими кораблями, держась в отдалении, и когда бомбардировщик летел уже над своей территорией и члены экипажа ослабляли бдительность, гитлеровцы незамеченными подходили вплотную к кораблю и в упор расстреливали его.

В 1943 году ночные воздушные бои стали обычным явлением. В ходе этих боев противник значительно усовершенствовал свою тактику. Истребители стали более четко взаимодействовать с зенитной артиллерией, они действовали на высотах, недосягаемых для артиллерии, использовали светлый фон над целью, созданный светящимися авиабомбами, выслеживали на этом фоне силуэты наших самолетов, подавали сигнал зенитчикам прекратить огонь и шли в атаку. Немецкие истребители неплохо использовали наше светонаведение и светомаяки, по которым бомбардировочная авиация выходила на цель, выставляли у этих ориентиров патрули истребителей. Наши аэродромы стали систематически блокироваться противником, над ними все чаще стали завязываться воздушные бои.

На войне без потерь не обойдешься, мы понимали это, однако мириться с ними не могли. Вот почему наши командиры неустанно и кропотливо собирали, накапливали, изучали опыт боевых действий, совершенствовали тактику нанесения бомбардировочных ударов и ведения боев с ночными истребителями.

Большую работу в этом направлении проводил штаб нашего корпуса, командир корпуса генерал-майор авиации В. Е. Нестерцев и начальник политотдела полковник В. А. Окунев. Штабом корпуса был собран и обобщен большой материал обо всех без исключения случаях встреч бомбардировщиков соединения с истребителями противника, были даны рекомендации по действиям экипажей при встрече с истребителями в различной обстановке, давались указания и схема организации наблюдения за воздушным пространством в полете. Обобщенный опыт был изучен всеми экипажами, были проведены тренировки по организации наблюдения и взаимодействия членов экипажа, стрельбы из турельных установок самолетов по мишеням на оборудованных полигонах.

Эта работа дала положительные результаты. Потери значительно уменьшились.

Над огненной дугой

Как известно, наше Верховное главнокомандование своевременно раскрыло планы противника по уничтожению нашей группировки на Орловско-Курском выступе линии фронта.

Для нанесения бомбардировочных ударов по коммуникациям врага, срыва его железнодорожных перевозок, уничтожения бомбардировочной авиации на аэродромах, войск и боевой техники под Орлом, Курском и Белгородом в помощь воздушным армиям фронтов были привлечены соединения авиации дальнего действия, в их числе и наша дивизия.

В ночь на 25 июля нашему полку было приказано нанести бомбовый удар по скоплению живой силы и большого количества танков противника на его оборонительном рубеже в Волхове, в тридцати пяти километрах севернее Орла. Нам было известно, что этот пункт прикрывался довольно сильно: пятью батареями зенитной артиллерии, двенадцатью прожекторами, крупнокалиберными пулеметами.

Найти Волхов даже ночью не трудно, он расположен на характерном изгибе шоссейной дороги Белев – Хотынец, в излучине одного из притоков Оки. Все самолеты один за другим точно выходили на цель и, несмотря на интенсивный огонь зенитной артиллерии, с высоты 2300 метров метко бомбили. Особенно отличился экипаж командира 1-й эскадрильи гвардии капитана Павла Савченко. После первого пристрелочного захода штурман Зрожевец внес в прицел коррективы и точно отбомбился. Попадание было исключительно удачным. На земле произошел взрыв необычайной силы, самолет Савченко взрывной волной, достигшей высоты более двух километров, подбросило вверх; летчику потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать машину в нормальном положении. За первым взрывом произошла серия менее мощных, образовался пожар на огромной площади – яркое красное пламя. Пожар был виден на расстоянии более ста километров: видимо, бомбы, сброшенные молодым штурманом Зрожевцом, угодили в крупный склад боеприпасов.

21 июля мы бомбили железнодорожную станцию Карачев, и на этот раз экипаж Савченко отличился. Над целью его самолет поймали четыре прожектора, зенитчики сосредоточили на нем весь огонь. После того как штурман сбросил бомбы точно в цель, Савченко противозенитным маневром – резким снижением и скольжением – вышел из светового поля. На обратном маршруте, наблюдая за железной дорогой на участке Карачев – Брянск, Савченко заметил на разъезде, примерно в двадцати километрах восточнее Карачева, огоньки и свет – как ему показалось, от паровозных прожекторов. Савченко снизился и приказал штурману сбросить над подозрительным местом светящуюся бомбу. Когда местность осветилась белым светом, экипаж увидел в тупике несколько груженых эшелонов с войсками и боевой техникой. Немцы, чтобы спасти боевую технику и войска от бомбардировочных ударов, часть железнодорожных составов рассредоточили по тупикам.

Вернувшись на аэродром, Савченко доложил об обнаруженных в тупике под Карачевом эшелонах и попросил разрешение на второй боевой вылет для их бомбардировки. Разрешение он получил. С высоты 900 метров, с двух заходов бомбы, сброшенные экипажем Савченко, точно поразили цель. Возникли пожары, сопровождавшиеся сильными взрывами.

По примеру Павла Савченко и другие экипажи стали внимательно следить за передвижением противника на железных и шоссейных дорогах и, если обнаруживали поезда или войска, немедленно доносили об этом на командный пункт, а сами бомбили их мелкими фугасными и зажигательными бомбами, которые для этих целей оставляли про запас. Иногда в светлую ночь даже снижались на безопасную высоту и обстреливали врага из пулеметов. Так врагу не всегда удавалось скрытное передвижение войск и их рассредоточение по железнодорожным тупикам и перегонам.

Мне, как и многим экипажам авиации дальнего действия, пришлось участвовать в авиационной подготовке на участке прорыва 61-й армии Брянского фронта. В течение всей ночи на 12 июня самолеты нашего соединения наносили удары по артиллерийским позициям, узлам сопротивления и районам сосредоточения вражеских войск. Благодаря хорошо организованному световому обозначению линии фронта и светонаведению на цели все экипажи задания выполнили успешно.

Но районы со светонаведением были излюбленными местами вражеских ночных истребителей, здесь они подкарауливали наши бомбардировщики.

В последних числах июля я вылетал во главе бомбардировочного эшелона полка бомбить скопление боевой техники и живой силы противника под Белгородом. Выполнив задание, мы первыми возвращались на свой аэродром. За двадцать минут до прилета нас дважды атаковал Me-110. Немец был слишком осторожен и стрелял с дальней дистанции. Наши стрелки вовремя заметили его и, открыв огонь из турельного и бортовых пулеметов, не подпустили его к нам. По радио мы передали на командный пункт и находившимся в воздухе самолетам о нападении на нас истребителя, предупредили их о возможной встрече.

В первом часу ночи, когда мы произвели посадку и самолет еще катился по песчаному полю аэродрома, немецкий бомбардировщик сбросил на нас пять крупнокалиберных бомб. Они упали в разных местах посадочной полосы, а одна, упавшая ближе всех к нашему самолету, на наше счастье, сразу не взорвалась, она оказалась со взрывателем замедленного действия. Мы успели зарулить самолет в капонир, и лишь когда со штурманом гвардии капитаном Павлом Шидловским мы направились на командный пункт писать боевое донесение, раздался взрыв – на том самом месте, где мы приземлились. В эту ночь все остальные самолеты из-за больших повреждений взлетно-посадочной полосы пришлось посадить на запасном аэродроме.

12 августа похожий случай повторился: самолет экипажа гвардии старшего лейтенанта Алейникова «привел» на аэродром истребитель противника. Когда самолет Алейникова, выполнив последний разворот, вышел на прямую и стал снижаться, на высоте около ста метров его атаковал противник, но, к счастью, промахнулся.

В эту же ночь, когда все вернулись с задания и летный состав собрался в штабной землянке, над аэродромом появились немецкие бомбардировщики. От взрывов крупнокалиберных бомб земля дрожала, в щели потолка землянки на нас сыпался песок, от взрывной волны разорвавшейся рядом бомбы вылетели из маленьких окошек стекла, погасли самодельные коптилки на сбитом из неоструганных досок длинном столе, за которым штурманы, разложив навигационные карты и бортовые журналы, писали боевые донесения. Взрывы умолкли. Наступила тишина. Все некоторое время молчали. Наконец, тишину нарушил старший лейтенант Земляной:

– Ну, братцы, отряхивайтесь, пойдем подышим свежим воздухом.

– Действительно, скорее вытряхивайтесь, не мешайте, – сказал, зажигая фитиль огромной коптилки, штурман Гнеденко. Как будто не было только что страшной бомбежки, он поудобнее уселся за стол, отряхнул с бумаг и карты песок и принялся деловито дописывать боевое донесение.

Выйдя из душной, закопченной, как деревенская баня, землянки, мы с наслаждением вдохнули влажный от утреннего тумана, напоенный запахами трав, пьянящий воздух и, оглядевшись, увидели поле аэродрома, сплошь изрытое огромными воронками с вздыбившимися по краям песчаными холмами.

Не только взлететь, но даже безопасно, прорулить по такому аэродрому было невозможно. Утешало нас только то, что самолеты, прикрытые земляными подковообразными капонирами, были целы. На противоположной стороне летного поля полыхал пожар – горел колхозный овин.

Противник стал систематически бомбить полевой аэродром Мякишево, и нам приказали перебазироваться в Монино. К исходу дня, когда на взлетной полосе были засыпаны и укатаны тяжелыми чугунными катками последние воронки, мы перелетели на новое место базирования, «под крылышко» противовоздушной обороны московской зоны. Ввиду сильного прикрытия истребителями противника объектов и целей, которые нам приходилось тогда бомбить, и участившихся нападений вражеской авиации на наши самолеты в августе командир авиакорпуса В. Е. Нестерцев дал следующие указания.

Каждую последующую ночь бомбардировочный удар наносить в разное время и с разных высот. Разведчикам погоды основную цель не бомбить, а действовать по запасной, специально выделенной и находящейся в стороне от основного объекта бомбардировки, либо вылетать на разведку погоды без бомб. В светлые ночи отработать полет бомбардировщиков небольшими группами, парой, звеном с целью взаимного прикрытия на случай воздушного боя. В полках провести специальные занятия с воздушными стрелками, на которых детально изучить все случаи боевых потерь и воздушные бои с благополучным исходом, разобрать примеры хорошей и плохой бдительности воздушных стрелков.

Вскоре в ночных схватках с вражескими истребителями наши бомбардировщики стали успешно сбивать врага.

В ночь на 23 августа наш полк вместе с другими частями соединения наносил бомбовый удар по железнодорожному узлу в Рославле. Стояла хорошая погода, и на эту ночь синоптики давали отличный метеорологический прогноз. Поэтому был установлен следующий порядок полета и бомбометания: первой наносит удар по железнодорожному узлу с высоты 3900—4100 метров группа из пяти самолетов, затем, через минуту, в течение 10-15 минут, с высоты 1100 метров наносит сосредоточенный удар основной эшелон бомбардировщиков. Полет к цели и обратно производить звеньями и парами на удобных для взаимной обороны дистанциях и интервалах. Мой самолет назначался ведущим первого полкового звена.

Как всегда, перед вылетом экипажи собрались у самолетов, ждали сигнала на вылет. Погасли золотые блики заката, наступала ночь, одна за другой загорелись, замерцали яркие звезды. Нагретая за день земля дышала теплом. Так хотелось лежать и лежать, растянувшись на влажной траве…

Над КП взлетела зеленая ракета. Запускаем двигатели, выруливаем на старт. С зажженными навигационными огнями, один за другим самолеты взлетают и с набором высоты ложатся на заданный курс. Слева к нам пристраивается самолет гвардии лейтенанта Скворцова, справа – гвардии лейтенанта Алейникова. Выключаем навигационные огни, и теперь моим ведомым приходится с большим напряжением держать свое место в строю, ориентируясь по еле заметному на звездном небе силуэту моего самолета да по небольшим языкам голубоватого пламени, выбрасываемым пламегасителями выхлопных патрубков двигателей. Хорошо, лететь недалеко: час двадцать минут, и будем у цели. Но потрудиться парням придется здорово. Все время со вторым летчиком гвардии лейтенантом Василием Шевораковым не выпускаем своих ведомых из поля зрения, я слежу за левым-самолетом Скворцова, а он за правым – Алейникова. Им гораздо труднее вести свои самолеты, чем мне, поэтому я стараюсь по возможности облегчить их задачу, предельно точно выдержать заданные скорость и курс, не допускать резких эволюции. Но оба командира ведомых кораблей опытные летчики и хорошо держатся в строю.

Мы у цели. В небе и на земле непривычно спокойно. Не видно ни голубых лучей прожекторов, ни вспышек зенитных снарядов. Наступают самые напряженные минуты полета, в самолете устанавливается тишина, каждый сосредоточенно занят своим делом, слышен только ровный, напряженный гул моторов. Расположение железнодорожного узла в Рославле не трудно определить, ориентируясь по характерному переплетению двух железных и трех шоссейных дорог и поблескивающей в ночи извилистой реки Остер. Лучших ориентиров в ночном полете не найти. Проходим город стороной, с севера. Сазонов отрывается от расчетов:

– Командир, боевой курс сто шестьдесят, разворот!

Пологим, чтобы не растерять ведомых, левым разворотом выходим на боевой курс. Сазонов склонился над прицелом – целится. Странно: зенитки молчат. Под самолетом вспыхнули сброшенные для подсветки две осветительные бомбы, и только тогда вспыхнули и уставились в нашу сторону несколько зенитных прожекторов, открыла огонь зенитная артиллерия. Вокруг наших самолетов желтыми и красными огоньками стали вспыхивать разрывы зенитных снарядов. Самолет вздрогнул, две пятисоткилограммовые бомбы полетели вниз, за ними вдогонку устремились еще восемь двухсотпятидесятикилограммовых фугасок, сброшенных моими ведомыми. Проходит несколько томительных секунд, и вот по звездному небу полыхнули огненные фонтаны взрывов, заколыхалось багровое пятно быстро разраставшегося пожара.

– Неплохо влепили, – сказал, оторвавшись от прицела, Сазонов.

Убираю мощность моторов и плавно перевожу самолет на снижение, мы теперь недосягаемы для зенитной артиллерии.

– Курс сорок, – сообщает Сазонов.

– В районе цели одного из наших атакует истребитель противника! – волнуясь докладывает воздушный стрелок.

Разворачиваюсь влево и хорошо вижу: длинная пушечно-пулеметная очередь истребителя прорезала ночную тьму, полоснула толстое тело Ли-2. Почти одновременно с борта бомбардировщика навстречу ей ударил и забился разноцветный фонтан трассирующих и зажигательных крупнокалиберных пуль. Вершина этого фонтана уперлась в основание огненной трассы истребителя, и тот ярко вспыхнул и, разгораясь, полетел вниз.

– Ура-а-а! Молодцы! Свалили!… – закричали восхищенные члены нашего экипажа.

– Наверное, и нашим ребятам досталось, сам видел, как фрицы попали в их самолет. Удивляюсь, как он не загорелся, – сказал Сазонов, встал с пилотского сиденья и пошел на свое штурманское место.

– Внимание, смотреть в оба, – приказал я экипажу. Пока мы летели на аэродром, не одного меня занимал вопрос: какой экипаж так доблестно сражался сегодня в воздушном бою?

Далеко впереди, на горизонте, волчком вертится Серпуховский светомаяк, не так уж далеко Москва, за ней наш аэродром.

– Командир! Принял радиограмму с самолета Маркирьева, их подбили, самолет плохо слушается рулей, но он тянет домой, – сообщил мне радист Маковский. Вот и ответ на вопрос. Теперь уже я волнуюсь за молодого летчика – как он справится с полетом в такой сложной ситуации.

В этот боевой вылет самолет э 6, пилотируемый командиром корабля гвардии лейтенантом Маркирьевым и вторым летчиком гвардии младшим лейтенантом Зенцовым, взлетал пятым. В составе экипажа были штурман гвардии старший лейтенант Гнеденко, бортовой техник гвардии старшина Дудник, воздушный стрелок гвардии сержант Ермольев, радист гвардии сержант Ищенко. После взлета, когда Маркирьев стал пристраиваться к своему ведущему гвардии старшему лейтенанту Фоменко, у того на одном из моторов стало выбиваться пламя, и он пошел на вынужденную посадку. Маркирьеву пришлось лететь на задание одному.

В заданное время на высоте 3900 метров самолет вышел на цель. От сброшенных осветительных бомб на железнодорожном узле Рославль хорошо видны вражеские эшелоны, один весь в огне, огромные языки пламени и столбы черного дыма поднимаются в небо. Зенитная артиллерия вела только заградительный огонь: первый признак, что над целью висят ночные истребители.

– Внимательно смотреть за воздухом!

Только штурман Гнеденко припал к прицелу, как на корабле застрочили пулеметы, впереди засверкали пулеметная и пушечные очереди. Это воздушный стрелок Ермольев заметил вражеский истребитель и первым открыл огонь. Застрочил из своего пулемета и второй пилот Зенцов. Это помешало истребителю произвести прицельную атаку. Оставалось несколько секунд до сбрасывания бомб. Маркирьев спокойно выдерживал самолет на заданном боевом курсе, пока бомбы не были сброшены. И снова их атаковал истребитель. Очередь ударила по фюзеляжу и хвостовому оперению Ли-2. Одновременно Ермольев открыл огонь по атакующему истребителю Ме-110, тот вспыхнул и врезался в землю.

Полет обратно был трудным, самолет сильно трясло, особенно при снижении, он плохо слушался рулей, командиру корабля с трудом удавалось удерживать его в горизонтальном положении. Успокаивало экипаж только одно: два могучих сердца – моторы – работали бесперебойно.

Еще в полете летчик Зенцов и штурман Гнеденко осмотрели самолет и обнаружили в хвостовой части фюзеляжа три большие пробоины с разорванной дюралевой обшивкой, они были причиной сильной вибрации самолета. Кроме того, были разбиты рули высоты и поворота, оба бортовых пулемета были выбиты из гнезд и разбиты. Парашюты экипажа, висевшие в фюзеляже, имели много пробоин. В случае, если бы самолет стал разрушаться от вибрации, покинуть его экипажу было бы не на чем.

Обстановку на корабле Маркирьев доложил на КП и попросил обеспечить его самолету внеочередную посадку на своем аэродроме. Он решил продолжать полет. Это было правильное и мужественное решение. Все, кто был на борту, четко выполняли свои обязанности. Маркирьев чудом привел свой израненный корабль и с ходу, без традиционного круга, отлично посадил его на своем аэродроме.

На стоянке у самолета Маркирьева собралось много народу. Приехал командир дивизии гвардии полковник И. И. Глущенко. При осмотре самолета обнаружили 250 пробоин, не считая огромных дыр в хвосте! Было много пробоин и в местах, где обычно находятся члены экипажа в полете. Просто не верилось, что никто из них не получил даже царапины – как будто пули облетали их стороной.

Командир дивизии поблагодарил экипаж за умелые действия при выполнении боевого задания, проявленное мужество при схватке с немецким истребителем, самоотверженность и выдержку при пилотировании сильно поврежденного в воздушном бою самолета. Прощаясь, Глущенко усмехнулся:

– Теперь у гвардейцев есть заколдованный экипаж!

Через день из штаба корпуса пришло сообщение: партизаны подтвердили, что в ночь на 23 августа был сбит немецкий истребитель, который упал северо-восточнее Рославля. Воздушный стрелок гвардии сержант Ермольев был награжден орденом Отечественной войны I степени.

При нанесении удара по железнодорожному узлу в Рославле экипажами были выполнены все указания штаба авиакорпуса, за исключением полета строем. Большинство групп дошло до цели в строю благополучно. но после бомбометания многие потеряли своих ведущих и возвратились на аэродром в одиночку. Полет ночью в строю, хотя и в составе небольших групп, оказался делом нелегким и в дальнейшем не практиковался. Но этот боевой вылет еще раз подтвердил, что при сосредоточенном ударе встреч с истребителями противника намного меньше, а следовательно, меньше и потерь.

За отличные боевые действия в районе Орловско-Курской дуги и на брянском направлении приказом Верховного главнокомандующего нашему авиакорпусу было присвоено наименование Брянского.

Радостно было сознавать, что и мы были среди отличившихся участников исторической битвы, завершившей коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны.

До 20 сентября наш полк участвовал в бомбардировке долговременных узлов обороны гитлеровцев в районе Духовщины, поддерживал наступление Красной Армии на смоленском направлении. За это время самолеты полка провели 20 воздушных боев, в которых фашистским стервятникам не удалось сбить ни одной нашей машины.

Прежде, как правило, гитлеровцы атаковали наши самолеты в одиночку, стараясь использовать внезапность. Они незаметно подходили к бомбардировщику снизу сзади в «мертвый конус» и с близкой дистанции открывали огонь. Если же экипаж бомбардировщика вовремя обнаруживал противника и воздушные стрелки огнем из пулеметов не подпускали его близко, то вражеский истребитель пытался сбить наш самолет, атакуя с дальней дистанции.

Теперь вражеские истребители стали подстерегать наши самолеты парами и даже небольшими группами по четыре-пять самолетов. При атаке парой один из атакующих демонстрирует ложную атаку, открывает огонь с дальней дистанции, привлекая к себе внимание экипажа атакуемого самолета; в это время другой вражеский истребитель незамеченным подкрадывается под хвост бомбардировщика и открывает огонь в упор. В лунную ночь атакующий вражеский истребитель заходит для атаки со стороны луны, маскируясь ее серебристым сиянием, а демонстрирующий ложные атаки – с темной стороны горизонта, при этом периодически зажигает фары, чтобы наверняка привлечь к себе внимание. Огонь гитлеровцы стали вести по башням турельных пулеметов, стараясь в первую очередь поразить воздушного стрелка, а затем по центроплану и плоскостям – местам расположения бензобаков. В светлые лунные ночи противник использовал истребители Ме-110, Ме-109 и даже ФВ-190, в темные ночи и в сложных метеорологических условиях в основном истребитель Ме-110 и бомбардировщик Ю-88, специально переоборудованный под ночной истребитель. На отдельных немецких самолетах уже в то время были установлены радиолокаторы, позволяющие врагу находить наши бомбардировщики даже в облаках и атаковать их с дистанции 50-100 метров.

Командование авиакорпуса, дивизий и полков все время принимало меры по боевой подготовке экипажей, совершенствованию тактических приемов воздушного боя и нанесения бомбардировочных ударов. Командиры и штабы организовывали и проводили огневые конференции полков и дивизий.

Конечно, в бюллетенях, выпускаемых по итогам этих конференций, инструкциях и приказах были далеко не полные рекомендации, как лучше выполнять полет на боевое задание и как вести себя при встрече и в бою с истребителями противника, но, как показал опыт, именно эти документы заложили основу той системы противодействия противовоздушным силам противника, которая позволила в дальнейшем свести наши потери к минимальным.

Помимо боевых действий на Орловско-Курской дуге, в августе наш полк участвовал в наступательной операции войск Ленинградского фронта по разгрому мощного долговременного узла сопротивления противника в районе Синявино – Мга. Линия нашей обороны южнее Ладожского озера проходила по болотистой местности перед Синявинскими высотами. За этими высотами с мощными опорными пунктами находился Мгинский укрепрайон противника с сетью железных и шоссейных дорог.

Чтобы максимально использовать самолетный парк полка, все исправные самолеты перегнали на аэродром в Мякишево и с него производили боевые вылеты в течение пятнадцати дней. Поскольку цель была недалеко, мы за счет горючего увеличивали бомбовую нагрузку самолетов до полутора-двух тонн крупнокалиберных бомб.

Использовав все имевшиеся запасы бомб в Мякишеве, мы вернулись на полевой аэродром в Монино и оттуда до конца месяца летали на задания по содействию войскам Ленинградского фронта.

Учитывая сравнительно слабую противовоздушную оборону противника, части нашего соединения в основном применяли эшелонированный массированный удар отдельными группами самолетов. Удары наносили непрерывно, в течение всего темного времени, изматывая вражеские войска.

За боевые успехи в этой операции нашей 12-й бомбардировочной авиационной дивизии дальнего действия полковника Г. Д. Божко было присвоено почетное наименование Мгинской.