Текст книги "Том 2. Студенты. Инженеры"
Автор книги: Николай Гарин-Михайловский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)
Комментарии
Студенты. Тёма и его друзья *
Впервые – в журнале «Русское богатство», 1895, №№ 1–6, 9-11, с подзаголовком «Из семейной хроники» и примечанием в № 1: «См. „Русское богатство“, 1893» (здесь в 1893 году были опубликованы «Гимназисты»). В части тиража № 11 журнала публикация повести обрывается на XXXIV главе, в конце которой значится: «Окончание следует»; часть выпуска сверстана с окончанием (главы XXXV–XXXVIII), вклеенным после отпечатки тиража, – об этом свидетельствуют повторная нумерация страниц и примечание: «См. № 11 „Русского богатства“, 1895». Из переписки Гарина с редакцией видно, что публикация окончания отложена была вначале в связи с задержкой Гариным корректуры («Надо было выбирать между двумя скандалами, – телеграфирует Иванчин-Писарев Гарину, – выйти без вас или январе. Выбрали первое». ИРЛИ); однако после резких возражений Гарина окончание было подверстано в неразошедшейся части тиража к № 11.
В «Студентах», так же как и в первых двух томах «Семейной хроники», в ряде случаев отражены подлинные факты биографии писателя – об этом мы находим свидетельства как в письмах Гарина, так и в мемуарах. Биографическим, например, является эпизод с провалом на экзамене и переходом Карташева из университета в Институт путей сообщения. В образе профессора, поставившего Карташеву единицу, изображен известный в семидесятые годы профессор П. Г. Редкий, преподававший в Петербургском университете («Материалы для биографии Гарина». ИРЛИ). Подлинным фактом биографии Гарина является увлечение студента Карташева писательством. Н. В. Михайловская рассказывает в своих воспоминаниях: «Будучи студентом, Николай Георгиевич написал как-то рассказ об одном юноше, кончающем самоубийством под звон пасхальных колоколов. Рассказ был очень трогательный, и переписчица, переписывая его, проливала над ним слезы. Николай Георгиевич отнес этот рассказ в редакцию, уж не помню какого журнала, но рукопись не была принята. Николай Георгиевич так огорчился этим отказом, что сжег все, что у него было написано до этого времени, и решил никогда больше не браться за перо, но не всегда держал данное себе слово…» (Н. В. Михайловская. Мои воспоминания о Н. Г. Гарине-Михайловском. ЦГАЛИ).
Рисуя студенческие волнения 70-х годов и сопровождавшие их массовые аресты, писатель использовал личные впечатления студенческих лет в Институте путей сообщения, впечатления от студенческой демонстрации 1891 года на похоронах известного шестидесятника, литератора Н. В. Шелгунова, на которых он присутствовал.
Работа над «Студентами» была начата вскоре после окончания «Гимназистов». 26 сентября 1894 года Гарин сообщает Иванчину-Писареву: «„Студентов“ начал». Однако загруженность писателя (изыскания, доклады, статьи, посвященные железнодорожному строительству) прерывает на некоторое время начатую работу. Через полтора месяца Гарин вторично извещает Иванчина-Писарева: «Принимаюсь за „Студентов“» (телеграмма от 10 ноября 1894 года. ИРЛИ). «Посылаю Вам, – пишет он 25 ноября, – две главы „Студентов“. Остальное не замедлю: пишу день и ночь, и, кажется, в ударе… Если б успели вы и Николай Константинович [Михайловский] прочесть и сделать свои пометки…» (ИРЛИ). Публикация «Студентов» была начата задолго до окончания работы над ними. «И „Студенты“, и „Тема“, – писал позднее Гарин Н. К. Михайловскому, – писались к каждой следующей книжке, и читали Вы их уже в последней корректуре» (письмо от 7 февраля 1897 года. ИРЛИ). О том, как Гарин работал над повестью, рассказывает в своих воспоминаниях А. Воскресенский. «Я помню, как „Русское богатство“ срочными телеграммами просило Николая Георгиевича немедленно прислать продолжение „Студентов“. Он вечером сел писать, а я тут же стал переписывать, и, несмотря на то, что я хорошо разбирал его руку, он буквально забрасывал меня материалом» («Из воспоминаний народного учителя». ЦГАЛИ).
Однако сохранился черновой автограф, свидетельствующий о том, что заготовки для будущей повести делались и ранее. Хранящаяся в ИРЛИ тетрадь с записями Гарина представляет собой, возможно, записную книжку писателя, дневник, о котором Гарин неоднократно, на, протяжении ряда лет, писал жене: в письмах от 19 июля 1891 года («Пишу маленький дневник»), 20 сентября 1892 года («Ах… какой богатый материал накопляется у меня… Пока веду дневник, а там видно будет») и 9 мая 1904 года («Очень интересно услышать твое мнение о моем дневнике». ИРЛИ). Предположение о дневниковом характере автографа подтверждается имеющимися здесь характерными для Гарина размышлениями о писательстве Николая Павловича, от имени которого ведется повествование:
«У каждого читающего есть свой любимый поэт, которого не ленятся они еще и еще перелистывать.
Но чаще других и своего любимого поэта перелистываем мы свою собственную книгу, которую жизнь страница за страницей выписывает нашей рукой.
Какая сила, какие краски в этой книге. Берн прямо как есть и выкладывай кому надо.
И скорей выкладывай – время не ждет!
В ту же минуту, быть может, другому, водя его бессознательную руку, вписывает она то же, что когда-то вписала тебе и что временем осветится светом истины, разгоняя мрак отчаянья и бездны.
Смертному не сыскать на своей палитре тех красок, тех теней и тех переливов, какими великий художник-жизнь разрисовывает свои картины. Его труд – более высокий, удачная копия, фотография, иногда очень неискусная и плохая, но, как всякая фотография, искупающая недостающее своею правдивостью и искренностью».
Вместе с тем эти записи о Николае Павловиче предваряют многое в образе Карташева из «Студентов». В печатный текст повести, однако, не вошел целый ряд эпизодов, например, близкие отношения Николая Павловича с квартирной хозяйкой и одновременно с ее племянницей; связь его с горничной Аннушкой (в повести героем романа с Аннушкой является Корнев).
Работая над повестью, Гарин часто уже в корректуре перерабатывал ее, принимая во внимание и замечания редакции, в частности Н. К. Михайловского, к которому он обращался с просьбой «быть строгим судьей».
В письме от 8 нюня 1895 года писатель сообщает Иванчину-Писареву об изменениях, связанных с образом Шурки Неукротимой: «Теперь Шурка – Шурка, а то раньше выходило их две: сначала Шурка, а потом какая-то Марья Ивановна» (ИРЛИ).
Учитывая возражения Михайловского, Гарин переработал эпизоды, связанные с образом фанатичной и ограниченной, щеголяющей революционными фразами Марьи Васильевны Колпиной.
«Я принял во внимание замечания Николая Константиновича, – писал он Иванчину-Писареву, – и сделал все, что мог, чтобы ослабить значение Марьи Васильевны, но без такого типа не будет ни правды, ни жизни. Если кто захочет придраться с куриными головками, то бог с ним. Но и не к чему: окончательно не к чему. Карташеву я прибавил три моих страницы… это очень важные страницы для Карташева. Я отнял у него решительный тон в разговоре с Корневым, и теперь это ближе к истине, что его оттолкнули нетерпимостью. Во всяком случае это сохранит некоторые* симпатии к Карташеву…» (письмо от 13 февраля 1895 года. ИРЛИ).
В этом направлении, стремясь «сохранить некоторые симпатии» к герою, переработал автор и эпизод, рисующий разрыв Карташева с Шацким, его стремление к новой, осмысленной жизни. В рукописи – подъем духа длится у Николая Павловича недолго, уже к вечеру наступает реакция: его тянет в оперетту, куда он ежевечерне ходил с Шацким, одиночество тяготит его. В журнальной публикации этот день является началом глубокого душевного перелома, Карташев полон надежд, он начал писать, жизнь его приобрела смысл.
Позднее, перерабатывая повесть для отдельного издания, автор исключает и историю взаимоотношений Карташева с Шуркой, отрицательно характеризующих героя.
«Студенты» были встречены критикой значительно более холодно, чем первые две книги тетралогии. Критическое отношение Гарина к системе высшего образования, острые сатирические портреты «белоподкладочника» Шацкого, опустившегося Ларио, наконец образ мечущегося и запутывающегося Карташева – все это вызывало возражения рецензентов. В одном из «Ежемесячных литературных приложений к „Ниве“» критик Семектковский, например, патетически восклицал: «…роман производит такое впечатление, как будто автор хотел написать пасквиль на студентов… если бы учащаяся молодежь… была такова, то пришлось бы поставить крест над всей будущностью России» (1896, № 2). Это обвинение предъявляется автору неоднократно. «„Студенты“ разочаровывают… не только в героях, – пишет рецензент в „Книжках Недели“, – в стремлении изобразить такие стороны в жизни молодежи, которые являются уродствами, извращениями нормальных общественных условий. Сцена в знаменитом некогда петербургском кафешантане Марцынкевича (заведение более не существует) – реальность изображения, служит… не в похвалу, а в осуждение. Автор относится ко всему этому… чересчур эпически… не все язвы. требуют обнажения, вовсе не у места юмор там, где нужна здоровая и внушительная проповедь. Болезненная волна захватывает всех молодых героев Гарина» (1895, апрель).
Аналогичную оценку «Студентам» дает и рецензент «Русской мысли» П. Николаев. «Гарин обладает замечательной способностью так сказать перерисовывать, накладывать на свои образы чересчур однообразные темные тени… пишет исключительно черными тонами… Тем же характером чрезмерной перерисовки… темноты тонов отличается и третья часть его трилогии. „Студенты“. Если бы мы поверили в описание студенческой жизни… было бы отчего в отчаяние прийти… мрачна и позорна эта жизнь… какие-то идиоты, животные и декаденты, Нигде и ни в чем, ни в семье, ни в школе, ни. в общественном мнении, ни, наконец, в университетской науке – ни малейшего просвета. Тем не менее, – неожиданно заключает рецензент, – трилогия будет представлять вклад в беллетристическую литературу. Вопрос о судьбах и настроениях, о развитии и направлении молодого поколения… вопрос о будущем общества. Среди сплошного мрака выделяются… меткие замечания и серьезные наблюдения» («Русская мысль», 1895, кн. 3, 6, 8).
В письме Иванчину-Писареву от 1 сентября 1895 года Гарин отвечает на предъявленные ему Николаевым обвинения: «Прочел в „Русской мысли“ отзыв о себе: много правды, но в общем он производит впечатление человека с расстроенными нервами, который сознательно или бессознательно валит с больной голозы на здоровую: разве трудно понять, к какой части общества относится „эгоизм наших дней“ [XXIV глава журнальной публикации, в которой автор говорит об „эгоизме наших дней“ в последующие издания не включена] и чем именно деморализовано это общество? Общество и общество: одному вечное проклятие, другому вечная слава. И Вильгельм Мейстер великого Гете и Карташев ничтожного Гарина они и гибнут, и находят свое обновление, конечно, не на луне и не вне общества. Мне кажется, что этот рецензент с такими отталкивающими ужимками ухватился за идею взять под свою опеку „бедного Макара“, что „книжники и фарисеи“ ему удобнее повернуть к своей расстроенной особи. А может быть, он просто вдруг. потерял свое миросозерцание, хватается за свою идею и кричит обществу, как один мой разорившийся подрядчик, оставив десятнику Зайчикову выворачиваться как ему угодно, на отчаянные телеграммы последнего прислал ответ: „Борись, Зайчиков, денег нет“» (ИРЛИ).
Однако и сам Гарин не был удовлетворен «Студентами», писавшимися в спешке, – в письме к Михайловскому от 7 февраля 1897 года он характеризует эту повесть как «самую плохую вещь» (имея в виду «Семейную хронику»). Эта самооценка Гарина отчасти совпадала с оценками критики, указывавшей на «нагромождение эффектов» в повести, отравляющих, «удовольствие чтения» («Ежемесячные литературные приложения к „Ниве“», 1896, № 2).
Перерабатывая повесть для отдельного издания 1898 года, Гарин исключает ряд эпизодов, перечисленных в рецензии Сементковского, например трагическую смерть Шурки Неукротимой, самоубийство ее возлюбленного Холмского. Существенные изменения внесены Гариным и в композицию повести. Многие главы перестроены, например: сцена в кафешантане Марцынкевича (X глава) перенесена в XII главу; приход Карташева с Шацким к Ларио (XII глава) – в XIII главу, – таким образом конфликт, который происходит между Ларио, Шуркой Неукротимой и Катей Тюремщицей, а также все связанные с этим последующие события сосредоточены в двух главах. Сокращены и объединены главы XIX и XX, ряд сокращений сделан автором в главах VII, VIII, XII, XVI. Сокращения эти связаны с исключением значительной группы персонажей, не участвовавших в первых двух томах «Семейной хроники», появляющихся в «Студентах» впервые, а следовательно и ряда событий, связанных с ними. В издании 1898 года отсутствуют фигурировавшие в журнальном тексте приятели соседа Карташева по квартире – Гонды, переименованного здесь в Сновидского: Либерман, Холмский, Скрашевский. Из текста повести исключены таким образом эпизоды – именины Гонды, чтение Либерманом своего рассказа «Ревекка», импровизация Холявы, работа на железной дороге Холмского и Скрашевского. Исключена автором последняя глава – возвращение Карташева в Петербург; повесть кончается похоронами Наташи.
Существенную роль играет изменение, внесенное Гариным в издание 1898 года: Карташев заболевает не чахоткой, а сифилисом. В новой редакции более оправданы горькие размышления Карташева о том, что он «брошен, как Жучка, в вонючий колодезь», его желание покончить с собой, овладевшее им отчаяние, попытки оглушить себя вином.
Предпосланный повести в издании 1898 года эпиграф: «Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней» (стихотворение К. Бальмонта, напечатанное в № 1 «Русского богатства», где опубликованы и первые главы «Студентов») – в последующем издании снят, по-видимому, как несоответствующий содержанию повести.
В 1903 году издательство «Знание» выпустило три тома «Семейной хроники». Появившийся здесь подзаголовок «Тема и его друзья» уточняет тему повести, ограничивает круг действующих лиц: действующими лицами в последней редакции повести являются друзья Темы, известные читателю по первым книгам «Семейной хроники». Продолжая переработку, начатую для издания 1898 года, Гарин дополнительно исключает ряд персонажей (Сновидский, его друг Явин); исключаются, таким образом, эпизоды ареста Явина за подделку аттестата об окончании гимназии, его разорения, поездки в Монако, самоубийства, причисленные Сементковским еще в рецензии на первую публикацию «Студентов» к «дешевым эффектам». Исключены также: семья доктора Вдовиченко, спасающего больного Карташева, главы, посвященные жизни Карташева у Лопато, друга Вдовиченко, описание болезни Карташева, военная служба, смерть Наташи.
В окончательной редакции в текст повести возвращена сцена встречи больного, смятенного, одинокого Карташева с Ивановым, арестованным за революционную деятельность. Сцена эта, данная автором в финале, как бы символизирует итог двух жизней, о которых Гарин говорил: «те гибнут в Сибири, а другие пропадают от разврата» (письмо Иванчину-Писареву от 13 февраля 1895 года. ИРЛИ).
Ряд персонажей и эпизодов, исключенных из «Студентов» при переработке, в несколько измененном виде фигурирует в рассказах Гарина. Работа на железной дороге студента-практиканта описана в рассказе «На практике» (1903); переделан в самостоятельное произведение рассказ Либермана «Ревекка» (1896; две страницы, приведенные в повести, являются началом рассказа). В рассказе «Заяц» образ героя сходен с образом пропойцы Петра Семеновича (персонаж, исключенный Гариным при переработке журнального текста).
В настоящем томе текст «Студентов» печатается по изданию: Н. Гарин, Студенты, изд. т-ва «Знание», 1903, сверенному с предшествующими изданиями.
«Нас венчали не в церкви…»– популярный в кругах демократической молодежи романс А. С. Даргомыжского (1813–1869) на слова А. В. Тимофеева (1812–1883).
…философским системам от Фалеса до Тренделенбурга… – то есть от древнегреческого философа-материалиста VI века до нашей эры до немецкого философа-идеалиста середины XIX века.
Но ведь я… Бркля читал, читал Добролюбова, Чернышевского, Флеровского, Щапова, Антоновича, Писарева, Шелгунова, Зайцева… – Карташев вспоминает имена публицистов и историков, произведения которых были широко известны среди прогрессивной молодежи. В частности «История цивилизации в Англии» Г. Бокля (1821–1862)~ воспринималась как попытка объяснить исторический процесс, исходя из объективных (здесь – географических) условий. Широко известна была работа экономиста Н. Берви-Флеровского (1829–1918) «Положение рабочего класса в России» (1869), отмеченная К. Марксом (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XIII, ч. I, 1936, стр. 353–354). Наряду с Чернышевским и Добролюбовым упоминаются имена М. А. Антоновича (1835–1918) и Н. В. Шелгунова (1824–1891) – сотрудников «Современника» в 60-е годы, а также А. ГГ. Щапова (1830–1876) и В. А. Зайцева (1842–1882) – сотрудников другого революционно-демократического журнала начала 60-х годов – «Русское слово».
Профессор… как только я заговорил о Шишкове, о школе Ко-чановского, пришел в восторг. – А. С. Шишков (1754–1841) – реакционер, выступавший против проводимой Карамзиным демократизации литературного языка; М. Т. Каченовский (1775–1842) – профессор истории, представитель «скептической школы», оспаривавшей достоверность древнейших русских летописей. Впечатление, произведенное на профессора эрудицией студента, объясняется тем, что литературные и научные споры первой трети XIX века, связанные с именами Шишкова и Каченовского, в 70-е годы были основательно забыты.
«So gieb mir die Leiden wieder…»– см. стр. 112, где в переводе А. Фета приводятся (неточно) эти строки из «Фауста» Гете (часть I, «Пролог на театре»).
«Revenons a nos moutons»– из французского фарса XV века «Адвокат Патлен»; употребляется в значении: «вернемся к затронутому вопросу».
…труднее, чем Бисмарку подчинить себе весь мир… – После победы Пруссии над Францией в 1870–1871 годы и создания Германской империи имя государственного канцлера О. Бисмарка (1815–1898) стало в представлении обывателей символом непобедимости.
…послал в шотландском костюме, кажется, Байрона.– Для своей мистификации Шацкий, очевидно, воспользовался репродукцией с известного портрета Байрона в албанском костюме.
…в Александринку– то есть в императорский Александрийский театр (ныне Ленинградский государственный академический театр драмы им. А. С. Пушкина).
«Стрекоза», «Будильник»– еженедельные иллюстрированные юмористические журналы;, выходили – «Будильник» с 1865 по 1917 год, «Стрекоза» с 1875 по 1908 год.
…ты читал «Рокамболя»?– серия приключенческих романов «Похождения Рокамболя» французского писателя Понсон дю Террайля (1829–1871); один из последних томов (упоминается на стр. 99) – «Воскресший Рокамболь».
«сопипе ипе vache espagnote»– из французской поговорки: «Говорит по-французски, как испанская корова».
«Тайны первой французской революции»– авантюрный роман французского писателя Э. Шавета (1827–1902), вышел в русском переводе в 1875 году.
Если он налетал на… марса… – то есть на военного. Марс – бог войны (римск. миф.).
…ты, как Антоний в объятиях Клеопатры, потерял все свое мужество… – Римский полководец и политический деятель Марк Антоний (83–30 до н. э.); влюбившись в египетскую царицу Клеопатру и сблизившись с ней, отошел от государственных дел. В морской битве, оставив свое войско, последовал за покинувшей место сражения Клеопатрой.
…ты, как царь Саул, ищешь меча. – Саул – первый царь Израильско-Иудейского царства (XI в. до н. э.), по библейской легенде, пронзил себя мечом после поражения в битве с филистимлянами.
…Вспомни Байрона… Манфреда… мрачные скалы, демоны… – Манфред – герой одноименной драматической поэмы Байрона, терзаясь мировой скорбью, удаляется от мира в горы Швейцарии. Тоскуя по умершей возлюбленной, Манфред спускается в ад.
«Folichon, fo-li-cho-nette…»– из популярной в 60-70-е годы XIX века французской фривольной песенки-танца «Folichon» («Весельчак»).
«Гугеноты»– опера Мейербера (1791–1864).
…щедринские зайцы. – Имеется в виду сказка М. Е. Салтыкова-Щедрина «Самоотверженный заяц» (1883).
«Я был убог и так богат…»– из «Фауста» Гете в переводе А. Фета (часть I, «Пролог на театре»).
«Santa Lucia»– народная неаполитанская песня «Сайта Лючня» («Святая Лючия»).
Это Вагнера сказка «Мила и Нолли»… – В одной из «Сказок Кота-Мурлыки» Н. П. Вагнера «Мила и Нолли» герои, плывя по морю у Голубых островов, слышат волшебную музыку.
«Ну, хорошо, теперь ты власть имеешь!..»– из «Фауста» Гете в переводе А. Фета (часть I, «Пролог на небе»).
«Старый барин»– комедия в пяти действиях беллетриста и драматурга, петрашевца А. И. Пальма (1823–1885), напечатанная в 1873 году.
«La donna е mobile…»– ария герцога («Сердце красавицы склонно к измене») из оперы Верди (1813–1901) «Риголетто».
Что им Гекуба и что они Гекубе?– слова принца Гамлета из трагедии Шекспира «Гамлет» (акт второй, сцена вторая). Вопреки смыслу, который вкладывает в эти слова Гамлет, восхищенный тем, как вдохновенно переживает актер горе Гекубы, выражение стало нарицательным для обозначения равнодушного отношения к чему-либо. Гекуба– жена троянского царя Приама, ее муж и сыновья погибли при осаде Трои, сама она бросилась в море.
Шлоссер Фридрих-Кристоф(1776–1861) – немецкий прогрессивный историк, автор многотомной «Всемирной истории»; в русском переводе (1861–1869) вышла под редакцией Н. Г. Чернышевского и В. А. Зайцева.
…профессор, представитель западного ученого, образ которого будет всегда связан с медико-хирургической академией… – По-видимому, имеется в виду выдающийся ученый, профессор анатомии В. Л. Грубер (1814–1890), приглашенный из Праги на кафедру академии Н. И. Пнроговым. Создал при академии научный анатомический музей.
Хотя Баян был… только бандурист… – Карташев имеет в виду поэта и певца древней Руси Бояна, упоминаемого в «Слове о полку Игореве».
Во времена Белинского решались разные принципиальные вопросы… искусство для искусства. – Имеется в виду возглавлявшаяся Белинским борьба передовой критики 40-х годов за так называемое «гоголевское направление», то есть реализм, против сторонников «искусства для искусства», отрицавших связь литературы с жизнью. Маня справедливо подчеркивает, что за этой борьбой по «вопросам эстетики» «скрывалась… практика вещей», то есть большое общественно-политическое содержание.
У нас своя собственная точка зрения устанавливается: автор «Критики философских предубеждений против общинного землевладения», автор статей «Что такое прогресс?»… – Речь идет о статьях Н. Г. Чернышевского «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858) и Н. К. Михайловского «Что такое прогресс?» (1869). Под собственной точкой зрения Корнев имеет в виду теорию Чернышевского о своеобразии пути развития России и роли крестьянской общины в этом развитии, последователями которой считали себя Михайловский и другие представители народничества конца 60-70-х годов.
Это уже другая разновидность. Они… взяли свою собственную точку приложения. Они не желают у нас повторения… берлинских событий тысяча восемьсот сорок восьмого года… – Речь идет о части народничества 70-х годов, – противниках революционных методов борьбы, из опасения повторения в России результатов германской антифеодальной революции 1848–1849 годов; победа народа была использована буржуазией для захвата власти, соглашения с помещиками.
– Если они отрицают Запад, значит они те же славянофилы?.. – В сущности… есть разница… – Корнев справедливо указывает на различие между революционным народничеством и славянофильством. Смыкаясь с народниками на положении об особом, не похожем на Западную Европу, пути исторического и культурного развития России, славянофилы в отличие от народников видели идеал народной жизни в патриархальном, косном быте допетровской Руси.
…эпикурейцы прельщали содержанием, но уж как-то слишком откровенно все у них выходило; киренаики были тоже в сущности эпикурейцы, но скромнее… – Эпикурейцы и киренаики привлекали Карташева утверждением, что высшим благом является наслаждение жизнью, однако в характеристике этих школ он допускает неточность: «откровенностью» отличались киренаики, отождествлявшие радости жизни с чувственными наслаждениями.
«CogUo, ergo sum…»– из книги Декарта (1596–1650) «Начала философии».
ЛагранжЖозеф-Луи (1736–1813) – французский профессор математики, член парижской Академии наук.
ГартФрэнсис Брет (1839–1902) – американский писатель-гуманист.
«Дело»– ежемесячный научно-литературный журнал демократического направления, выходил в 1866–1888 годы в Петербурге.
…почему идеалиста Гегеля опять сменяют материалисты Бауэр… – Профессор ошибочно причисляет философа Бруно Бауэра (1809–1882) к материалистам.
…сила в том, что абсолют вне нас, и роль человека при таком положении так ничтожна… Фейербах, же – последнее слово науки, – центр тяжести перенес в ум человеческий… наш русский философ обосновал эту личность, как властного царя жизни… – Думая, об «абсолюте вне нас» и «ничтожной роли человека», Карташев имеет в виду философскую систему Гегеля, которая была подвергнута резкой критике Л. Фейербахом. Под русским философом Карташев имеет в виду, по-видимому, Н. Г. Чернышевского.
…исследования будут впредь заканчиваться Монтескье– то есть серединой XVIII века. Монтескье Шарль-Луи (1689–1755) – французский писатель, философ-просветитель.
Патти уехала с Николини… – итальянская певица Аделина Патти, жена маркиза де-Ко, выступала с тенором Николини, впоследствии ее мужем.
«Ромео и Джульетта»– опера Гуно (1818–1893), написанная на сюжет трагедии Шекспира.
Не было вас перед французской революцией.– Имеется в виду французская революция 1789–1794 годов.
ГабориоЭмиль (1835–1873) – французский писатель, автор детективных романов.
Инженеры *
Впервые – в сборниках товарищества «Знание» за 1907 год, книги семнадцатая, восемнадцатая, девятнадцатая.
Последняя книга тетралогии, «Инженеры», задумана Гариным до окончания работы над «Студентами».
Однако к осуществлению своего замысла Гарин приступил значительно позже; возможно, что этому помешала работа над повестью «Студенты», которую он перерабатывал для отдельного издания (см. стр. 546). Первое упоминание об «Инженерах» встречается в письме Н. К. Михайловского Иванчину-Писареву от 22 мая 1898 года: «Был в редакции Гарин… Об „Инженерах“ он и не заикнулся» (ИРЛИ).
Материалом повести явились впечатления, вынесенные Гариным от первых лет работы инженером сначала на строительстве Бендеро-Галацкой дороги в годы русско-турецкой войны, а затем на одном из эксплуатационных участков этой дороги.
В повести мы видим Карташева, борющимся с рутиной, равнодушием, хищничеством Сикорскнх, Полякова, спившегося инспектора Емельянова и других. О косной среде, окружавшей Гарина-инженера, рассказывает Ф. Ф. Венцель, лично знавшая писателя: «…многие его сослуживцы-инженеры косились на него. Очень уж он расходился с ними во взглядах. Это были всё люди из числа… благополучных россиян. Их интересовало, если можно так выразиться, только собственное насыщение всеми материальными благами, и социальный строй, при котором им это было весьма доступно, казался им превосходным. А Гарин своим непримиримым отношением ко всякой рутине… явно этот строй подрывал» (Ф. Ф. Венцель, Из моих воспоминаний, «Звезда», 1943, №№ 5, 6).
Об автобиографичности некоторых эпизодов повести рассказывает в своих воспоминаниях жена писателя, Н. В. Михайловская. «В „Инженерах“, – пишет Михайловская, цитируя страницы, на которых описаны сцена на кладбище, объяснение Карташева с невестой, женитьба, – Николай Георгиевич выводит себя под именем Карташева, а меня под именем Аделаиды Борисовны» (Н. В. Михайловская, Мои воспоминания о Н. Г. Гарине-Михайловском. ЦГАЛИ).
В одном из писем жене Гарин сообщает также об эпизоде, описанном им потом в «Инженерах»: «Господь спас меня от большой опасности: моя лошадь опрокинулась через меня – как она меня не раздавила, я и теперь не знаю. Это было одно мгновение, когда я сознал, что лошадь упадет через голову (видала, как ребятишки опрокидываются), я успел сознать и перегнуться вправо, вследствие чего под нее попала только одна нога. Зато хватился левым боком и плечом со всего размаха о камень – думал не досчитаюсь ребер, – но все, слава богу, благополучно» (1 октября 1890 года. ИРЛИ).
Однако повесть «Инженеры», как и предыдущие книги тетралогии, не является автобиографией. В образах Карташева и его друзей, становление и формирование характеров которых обрисовано на широком фоне общественной жизни, писатель стремился показать обобщенные черты современного ему поколения.
Отдельные эпизоды, которые разрабатывались Гариным в рассказах и очерках, посвященных железнодорожному строительству, – «Вариант» (1888), «Вальнек-Вальновский» (1895), «Веселые люди» (1897), «В сутолоке провинциальной жизни» (1900), «На практике» (1903) – вошли позднее в повесть «Инженеры». Так, например, текст «Инженеров» в ряде случаев совпадает с текстом очерка «Веселые люди», рассказом «Вариант».
По свидетельству Михайловской, над повестью «Инженеры» Гарин работал в годы русско-японской войны, в Маньчжурии, куда он выехал в конце апреля 1904 года. Письма Гарина из Маньчжурии, где он пробыл около двух с половиной лет, свидетельствуют о том, с каким увлечением писатель отдавался литературной работе в последние годы своей жизни. «Пишу до десяти листов в месяц… – пишет Гарин жене. – Каждый день не менее десяти часов… Пусть никто не скажет, что я ленив. И что жизнь, если не работать?» (19 июля 1904 года. ИРЛИ). Однако многочисленные обязанности писателя, работавшего инженером в действующей армии, корреспондентом московской газеты «Новости», задерживали работу над «Инженерами». И только в 1906 году Гарин сообщает: «…я уже засел за „Инженеров“ с финалом всей этой эпопеи войны» (письмо к Н. В. Михайловской. ИРЛИ).
Писатель С. Я. Елпатьевский в некрологе, посвященном Гарину, с которым был близок на протяжении ряда лет, вспоминал: «…именно в последнее время его потянуло к литературе наиболее властно, и работа, на которой он умер, – „Инженеры“ – раздвигалась все шире, все росла в своих размерах…» («Русское богатство», 1906, № 12). Смерть прервала работу Гарина задолго до завершения «Инженеров».
Посмертная. публикация повести в «Знании» сопровождалась примечанием редакции: «Роман „Инженеры“ остался неоконченным. Автор хотел довести рассказ о жизни Карташева до наших дней. Неожиданная смерть помешала выполнить этот план». «Две вещи хотел бы я успеть еще сделать – закончить свою книгу „Инженеры“ и выстроить Крымскую железную дорогу» – об этих словах Гарина, произнесенных им в день смерти, вспоминает Михайловская. «Он нередко говорил своим знакомым… – пишет А. Куприн, – что два лишь дела он хотел бы видеть при своей жизни оконченными. Это – электрический путь по Крыму и повесть „Инженеры“. Но – увы! – первое начинание было прекращено внезапной паникой японской войны, а второе – смертью» (А. И. Куприн, Сочинения в трех томах, Гослитиздат, М. 1953, т. 3, стр. 542).
