Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Николай Грошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Так. Передохнём. Правда, отдых мне совсем ни к чему. Пешая прогулка на несколько десятков километров – я даже усталости не почувствую. Если пробегу их на одном дыхании, малость запыхаюсь и только. Забавно. Стоит только захотеть и любой из нас легко заткнёт за пояс всех именитых Олимпийских чемпионов. Это не запрещено. Мы вольны в выборе своего пути. Но ни кто не хочет. Зачем? Откровенно не понимаю радости этих чемпионов. Их надутой важности. Какой прок в том, что бы стать лучшим? Завоевать медальку и повесить её дома на гвоздь, а потом, гордо подняв голову показывать её друзьям и знакомым. Хотя тут, наверное, не только гордыня. Медаль лишь атрибут, главное здесь деньги… Деньги. Они правят этим миром, этими людьми. Даже нам они нужны, просто что бы жить. Жить среди волков. А кто мы среди этих волков? Судьи.

Вот ты луна, мёртвая задолго до рождения первого человека, можешь понять его маниакальную страсть к деньгам? И я не могу. Зачем тебе больше чем тебе действительно нужно? Не знаю, никогда, наверное, не пойму. Никого из нас не заботят такие мелочи и излишества. Интересно почему? Впрочем, хорошо, что не заботят и не зачем задаваться вопросом почему…

Налево. Ну вот, как обычно. Ни одного целого фонаря. Даже в окнах света нет. Собственно в такое время редко увидишь в окнах свет. И людей нет. Пусто. Даже лучше. Почему они стали так раздражать меня? Ведь раньше такого не было. Может это как-то связано с возрастом? Где-то я про это читал… Нет, не могу припомнить. Странно, почему нам так сложно вспоминать такие простые вещи? Поразительно, но другие люди помнят. Некоторые запоминают так много всякой чепухи. Может в этом ответ? Они это чепухой не считают. Кстати, о чепухе и забывчивости: сколько мне лет? Хороший вопрос, но ответа у меня нет. Всё время забываю, как и все. Но только я один, каждый раз забыв, спрашиваю снова. У Старшего. А он неизменно находит нужные бумаги и даёт ответ. И всегда спокойно вежливо. Хотя последнее время в его спокойствие вкладывается элемент не сдержанности. Последний раз он даже скрипнул зубами, кажется. Завтра спрошу вновь, как только встанет солнце и окончится мой рейд. Забавно это – рейд. Не смена не дежурство, а именно рейд. Хотя как это ещё назвать? Рейд самое подходящее слово…

А сегодня спокойно. Может, что-то у нас стало получаться? Не знаю. Вот ты Луна, знаешь? Может, знает бог? Но что он такое Бог? И как с ним говорить? Как спросить его о том, что меня и всех нас волнует? Бог. Стыдно признаться, но, кажется, я начинаю верить во что-то высшее. Верховный разум, правящий вселенной. Мне кажется, он должен существовать. Разум. Именно разум, высший. Не тот весь в белом и непорочный, светлый полудурок, коему многие поклоняются в этом сумасшедшем мире людей. Разум. Именно таким он должен быть, если конечно, существует в природе. Выскажи я это Старшему – решит, что тронулся. Отправит к Видящими. Ох, и не люблю я их. Всю душу вытряхнут, наизнанку вывернут. Легко доберутся до самых сокровенных твоих тайн, а ты даже не почувствуешь этого. А из наших ведь никто и не задавался вопросом о Боге, как таковом. Наверное, и мне не стоит. Зачем? Это мешает. Да и не должно меня это волновать. Но почему-то волнует…

Звёзды. Как прекрасны звёзды. Сегодня их видно особенно хорошо. Дождь давно кончился, и небо очистилось от туч. Небо. Обитель звёзд, луны и солнца. И ещё богов, кажется…

Крик. Недалеко. В паре километров, приблизительно. Как всё-таки хорошо быть нами! Ни один из простых людей не услышал бы этого крика. Он даже не совсем был криком, скорее громкий стон. А я слышу его за два километра. Правда, особенно тут гордиться не чем: Эруш услышал бы его за семь-восемь километров.

Эруш и всё. У нас короткие имена. И у каждого оно своё, личное, нигде не повторяющееся. У других, у людей, просто людей, имена другие – не в пример длиннее наших. Не меньше трёх слов в каждом имени. Зачем им столько? Хотя, учитывая как много их, то да, конечно. Но тут, по-моему, проще было для каждого придумать порядковый номер. К примеру: №34566 или Артём 757. Все они большой муравейник – в таком порядковый номер гораздо лучше, чем длиннющее имя. Ладно. Пора идти. Точнее бежать, могу ведь опоздать. Я бегу, очень быстро бегу, со скоростью не доступной простому человеку и бесшумно. Частью это заслуга ботинок на моих ногах. Особый материал и покрой, они скрадывают звуки шагов. Но лишь мы можем скользить по асфальту в абсолютной тишине и с такой огромной скоростью. Только свист ветра выдаёт мой бег…

Снова крик. Женский. И кажется из той подворотни, погружённой во тьму. Да, точно оттуда. Крик полный боли и отчаяния. Что там происходит? Теперь шагом, не торопясь, ничего непоправимого пока не произошло. А теперь и не произойдёт, ведь я уже здесь. Темно только слишком – это плохо, но легко поправимо. Чуть прищурить глаза, самую малость, небольшое усилие воли, отлично. Теперь всё видно почти как днём. Три здоровенных парня. Широкие плечи, затянутые в популярную сейчас, среди молодёжи, чёрную кожу. Старше меня и значительно тяжелее. Склонились над кем-то. Срывают с него одежду. То есть с неё. Ну вот: опять то же самое. Третий рейд подряд. Неужели они ещё ничего ни поняли? Сколько ещё придётся нам сделать рейдов, что бы человек, наконец, понял? Понял, что наказание обязательно придёт. Понял, что теперь на улицах, в любом самом тёмном углу можно повстречать нас. И не только на улице: мы везде. И мы не прощаем, мы не боимся, нас нельзя купить – мы судим и мы справедливы. Мы не прощаем и нам всё равно кто перед нами: закоренелый убийца или господь бог. Мы не видим различий и в нашем суде нельзя подать аппиляцию. Они не смогли стать лучше, прислушаться к голосу собственной совести. Не смогли изгнать из себя зло и стать лучше. Но страх! Страх перед встречей с нами. Знание того, что при совершении преступления, рядом может оказаться кто-то из нас и тогда последует наказание. Это-то должно было чему-то научить их! Страх сильнее добродетели. Они все это знают, но не понимают. Почему? Впрочем, возможно старшие правы: они ни когда не поймут. Наша работа вечна. Как эти звёзды над моей головой. Звёзды, им на всё плевать. Нет, пожалуй, не так. Им просто безразлично. И тому странному богу, что прощает грешников тоже. Он самый безумный из всех палачей истории, ибо ему всё равно…

–Немедленно прекратите. Я даю запрет. Можете расходиться по домам.

Стандартная фраза. Они не успели ничего совершить. Я пришёл вовремя и просто отпускаю их – преступление предотвращено и сейчас я могу приказывать им, но ни судить. Судить не за что.

–Пошёл отсюда придурок!

Странно, эту фразу так часто звучащую на улицах, они должны были уже давно запомнить. Но не запомнили. Один встаёт и гнусно ухмыляясь, идёт ко мне. На что он надеется? Может он сумасшедший? Но это не освобождает его от ответственности. Если он псих, то, по сути, просто не имел права рождаться. Или должен был лечиться. Впрочем, это не имеет какого-либо значения. А вот и девушка, теперь её видно. Красива. Только лицо в крови и тело почти полностью оголено. Замечательное тело. Я мог бы сказать, что она прекрасна и это чистая правда.

Почему же этот дурак всё ещё идёт ко мне? Он ещё не понял? Ослеп и не видит кто перед ним? Не видит рукояти меча, за моим плечом? Тут, темно. Наверное, просто не заметил, но это уже не имеет значения. Какой грамотный удар! Будь на моём месте такой же как он, удар бы достиг цели и лишил бы сознания, вместе с двумя-тремя зубами. Но ему сегодня не повезло. Теперь я могу судить – ведь он напал на меня. Он даже не успел увидеть моего движения. Голова укатилась куда-то в более густую тень. Кровь, фонтаном хлынувшая из перерубленной шеи, даже в этой кромешной тьме, ярко-красная. Ещё секунду тело будет стоять. Оно как будто и не знает, что уже лишилось головы. Ещё не упал, а я уже перед двумя оставшимися насильниками. Теперь они поняли, видно по их лицам.

–Можете расходиться по домам.

Повторяю я. Они всё поняли. Один кинулся бежать – он может идти куда хочет. Попытка совершить преступление, всего лишь попытка и я не в праве догонять его, судить. Если девушка захочет, утром она отправится в милицию, и парня найдут. И будут судить. Обычные судьи, обычным судом. С адвокатом, прокурором и толстым заплывшим жиром мирским судьёй. У них попытка преступления, тоже самое, что совершённое преступление. Никогда не понимал этого. Зачем наказывать того, чей недостойный порыв был предотвращён? Это только озлобит его. И он, покинув места заключения, вернётся на прежний путь. А ведь если он не совершил преступления, был остановлен, он может задуматься о том, что собирался совершить. Может в нём проснётся совесть, и он устыдится того, что пытался сотворить. Станет чуточку лучше. А если нет – вновь повстречает нас.

Второй падает столь же красиво. Да, в смерти есть, что-то красивое. Зачем он вытащил свой нож? Разве не видел меча в моей руке? Смешно: нож против меча. В принципе я мог даже не пользоваться мечом – у него всё равно не было шансов. Или он просто не знал ни чего о нас? Вряд ли. Скорее всего, взрыв ярости, других негативных эмоций. Кажется да. Эта волна, что я ощутил, холодная красная волна – исходила именно от него. Наверное, это и была негативная энергия, на миг затмившая его разум. Для него уже всё было потеряно. Сколько черноты было в этой волне! Он уже не мог стать лучше. Уже ничто не могло изменить этого человека. Ему не место среди людей. Любой Видящий, даже простой ученик, без труда понял бы это. Видящий. Я вполне мог бы стать им, если б захотел учиться и развивать эти свои способности. Но я не захотел. И правильно сделал. Ни один Видящий не может сносно владеть мечом, не может так хорошо владеть своим телом. Учиться, развивать пси-способности и жертвовать тем, что я могу сейчас. Вот их жизнь. Иначе нельзя. Можно стать Видящим, но учение их мудрой науке требует всех сил, всего времени, всей жизни без остатка. Так же и с подобными мне. Нельзя стать и тем и другим, как нельзя прожить две жизни. А что бы стать тем или другим, нужна вся жизнь. Два разных пути и мой путь лучше, чем их…

А девушка на холодной серой спине асфальта плачет. Кажется шок. Придётся мне вести её до дома. Сама не доберётся. Совсем обессилела и, похоже, смутно понимает, что происходит. Как бы сознание не потеряла. Как всё-таки она не похожа на наших девушек. Не внешность конечно. Среди нас есть и красивые и уродливые, не достигшие гармонии с собой и просто глупые. Но все они спокойны, ни что в этом мире не может нарушить нашего спокойствия и нашей гармонии... Или может? Пожалуй, может. Ладно, надо отвести её домой и продолжать свой ночной рейд…

Ну, девочка, вставай. Не плачь, они ушли. Не бойся, ничего не бойся я с тобой. Кто я? Некрос. Всё хорошо, теперь всё будет хорошо. Не плачь и ничего не бойся. Где ты живёшь? Где? Так далеко. Это ж чуть ли не пол города! Жаль, рейд накрылся. Нет, нет. Я тебя не брошу. Ну, чего ты? Не плачь. Скоро ты будешь дома. Хочешь, понесу тебя на руках? Нет? Ну всё, перестань лить слёзы. Пойдём, никто тебя ни обидит, пока я с тобой…

Имел ли я право убить этих двоих? Сколько боли в глазах этой девочки, совсем ещё молоденькой. А если бы я не успел? Стоила ли её боль двух жизней? Да. Стоила. Такие как те двое – животные, дикие не ведающие жалости звери, порочащие человеческий род.

Имел ли я право судить их? Да, ведь я ХРАНИТЕЛЬ.”

1 октября 2006 года.

“ Книга Судеб ”

Судьба Пятая.

(Грошев Н. Г.)

Таможня.

Я смотрю на руки. Свои руки. Но я знаю, они мне не принадлежат. И где я? Как я мог оказаться в трюме? Мерный чуть хрипловатый голос двигателей транспортного звездолёта, такой знакомый, только подтверждает мои мысли. Так они звучат здесь – в грузовом отсеке. Так я их слышу сейчас, глядя на мир сквозь частую металлическую решётку. Почему я здесь? Как мог работник таможенной службы контроля оказаться в прочной клетке, предназначенной для перевозки особенно крупных и потенциально опасных животных? Я отвечу на этот вопрос: одному богу известно. Отвечу самому себе, потому что больше ни кому не могу ответить. Я больше не совсем тот, кем был: моё тело, теперь я не узнаю его, ибо это тело ни когда не принадлежало мне. Эти руки, всё, что я могу видеть – одно из тех существ которых, я призван был охранять и оберегать. Как подобное могло произойти, и вообще могло иметь место в природе? Не знаю. Такого ответа я дать не смогу. Мне страшно. Что-то ужасно не правильное в этом. В том, что случилось со мной. Может это наказание? Высших каких-то сил? Но тогда за что? Я много лет отдал своей службе, очень много. Нажил немало врагов и ещё больше друзей. Я никогда не изменял жене, не бил её, не брал взяток, ни разу не взял чужого, ни кого не убивал, даже матом ругался редко…

Но что тогда случилось со мной? Как, почему и за что? Кто ответит на этот вопрос? Кажется, ответ мне придётся искать самому. Интересно где мне его искать, этот самый ответ. Может в памяти? Можно попробовать. Ох, как трудно вспоминать. И думать трудно. Впрочем, чего ещё ожидать: это тело, волею неизвестно кого или чего, ставшее моим, к умственным делам не слишком приспособлено. Скорее наоборот. Как выразился однажды Роки, мой родной брат: машина для убийства, по прихоти природы превратившаяся в степную корову, жвачная скотина, от природы вооружённая лучше любого танка…

Да, что там я собирался сделать? Покопаться в памяти. Как есть хочется. Смотрю по сторонам. Сделать это здесь не слишком-то легко, клетка тесная. В самом углу лежит груда всевозможных фруктов и зелени. Ну да, моё новое тело в еде отдаёт предпочтение именно фруктам. Почему-то желудок мгновенно скрутило приступом тошноты. Странно, очень странно: мне хочется мяса. Много мяса. Сочного красного мяса, лучше, если оно будет только что вырванным из тела моей жертвы и обильно сочащееся кровью. Густой алой кровью. Что за дела? Моё тело, эта огромная туша не ест мяса. Вообще не ест! А может, биологи и другие разнокалиберные исследователи ошиблись? Может, в действительности контрабандисты, сами того не ведая, уже много лет незаконно ввозят на Землю самых страшных хищников, каких только знает весь изведанный космос? Нет, сомнительно. Иначе уже давно кто-нибудь из них напал бы на человека, но уже два десятилетия не отмечено ни одного подобного случая. Наоборот отмечено множество случаев издевательства людей над этими огромными и в общем-то милыми безобидными животными. Забавно и в то же время ужасно: эти монстры, способные ударом лапы пробить три дюйма сверхпрочного металлопласта, использующегося для обшивки корпуса кораблей, за свою поразительную прочность, жалобно скулят и пытаются спрятаться убежать, когда их пинает человек. Маленькая мошка рядом с ним, этим внешне монстром, а на деле трусливым зайцем…

Нет, моё желание не имеет ничего общего с этим телом. Надо вспомнить: может, я ещё смогу вернуться в своё собственное тело? Если оно, конечно, существует ещё в природе. Надо порыться в памяти. Господи, как же хочется мяса!!! Я чувствую как при одном этом слове, с толстых, почти человеческих губ крупными каплями падает вязкая слюна. Это аномально. Этого просто не может быть! Но имеет место быть. Похоже, над этим добрым от природы телом, начинает возобладать ЧЕЛОВЕК. Именно человек, самое злобное и кровожадное существо из всех, что встречаются в известной вселенной. Разве что красные муравьи с Капуи, но у тех ничего кроме инстинктов и желудка. Мы же разумны. Да, видимо я прав. Сейчас, в этом не разумном теле, мой человеческий разум. И он, наконец, освободился от всех условностей цивилизации. Кое-что осталось, но я чувствую как всё это, весь искусственный налёт цивилизации вымывается из моего сознания. Чужеродная сущность, тело, приспособленное природой для сражений, плюс человеческая кровожадность и разум. Мне страшно. Что-то ужасное происходит со мной, что-то много страшнее чем потеря моего настоящего тела. Мне хочется убивать, вся моя сущность рвётся к этому, человеческая сущность. Кажется, это огромное тело разбудило до поры до времени дремлющее в каждом человеке зло. Жажду убивать. Сначала что бы набить брюхо, защититься, отвоевать новое жизненное пространство, потом просто от скуки. Ради удовольствия…

С огромным трудом мне удаётся взять себя в руки и сосредоточиться на задуманном. Хорошо, что я здесь совсем один – такому ценному грузу полагалась отдельная грузовая шахта, – иначе шум создаваемый разным зверьём, перевозящимся в трюмах контрабандистов, свёл бы меня с ума. Он мог бы, вполне мог бы, дать волю тому, что бушевало сейчас в моей и не моей голове. И что тогда будет? Даже думать не хочу об этом…

Надо вспомнить. Хорошо, начнём с самого начала. Кто я? Хм, уже трудно. Вместо имени перед глазами сочный бифштекс. Сырой, в лужице крови. Вкуснотища! Ничего человеческого не остаётся, а может наоборот? Может, как раз смыло всё искусственное и теперь я самый настоящий человек, без всяких искусственных причиндалов? Голая сущность человека, та с которой он в глубокой древности, истреблял последних мамонтов, собратьев, другое зверьё – чтобы не завернуться с голода? Или просто оттого, что та или иная скотина резала взгляд своим непривычным видом. Ну, или от скуки. Чем не мотив что бы перерезать глотку ближнему своему? Хороший мотив. Даже очень. Перерезать глотку и сожрать сердце, захлёбываясь собственной слюной. Да что же это такое? Мне уже не только страшно – я испытываю ужас, животный ужас. Надо успокоиться и вспомнить своё имя, вернуть себе частичку цивилизации. Может, поможет. Как же меня зовут? Я работник таможенной службы… А что такое таможенная служба? Закрываю глаза, мне плохо, пару минут назад я знал, что это такое, а теперь не могу вспомнить. Только название. Как трудно сосредоточиться. Я вспоминаю, пытаюсь. Я раньше боролся за жизни и свободу тех, в чьём теле меня угораздило оказаться. Не позволял их увозить – откуда увозить? – и привозить. Куда привозить-то? На планету. Землю. Точно, Землю! И зовут…, зовут меня Артём!!! Артём и как-то ещё, наверное. Тут я немного сомневаюсь: зачем мне два имени? Может, так было принято там, где я жил раньше? Кажется, да. А где я жил? Не могу вспомнить. Стоп. Ну почему память выкидывает со мной такое? Там, дома, кто-то остался. Кто-то кто был мне очень дорог. Самка, у меня была самка. Красивая здоровая, сильная и умная… Самка?! Нет. Же… Жер… Женщина. Моя женщина, любимая… По складкам щёк текут слёзы. Я скучаю по ней, очень скучаю. И не могу вспомнить, как она выглядит! Это невыносимо. Помню только одно: она другая, она такая, каким когда-то был я. Она человек, а я теперь… Антропоид. Нет, конечно, их называют не так: учёная братия. Антропоидами, в честь давно вымерших на Земле человекоподобных обезьян, их прозвали работники таможни. Они и вправду очень похожи. Разве что настоящий антропоид здорово уступал этим в физической силе и размерах клыков. За то в кровожадности ушёл на много световых лет вперёд… Забавно, я совершенно точно знал, что такое световой год – теперь не помню. Собственно, что такое год я тоже забыл. Перед глазами мелькают сотни странных образов: большие здания – там живут и работают люди, это я ещё помнил. Огромная площадь, сплошь заставленная гигантскими серыми каплями. Что это я не помнил, но они летали. Вверх и вниз, все в огне. Наверное, какие-то чудовища. Я тихо рычу, непреодолимо хочется сразиться с ними, разорвать на части, прогнать их и занять их территорию. Что-то говорит мне, что с ними мне не совладать и это только прибавляет ярости. Я уже не могу сдерживать себя. Остатки разума медленно стекают в бездну кровавой ярости. Нет, я не схожу с ума. Просто теперь я настоящий человек, без глупых ограничений придуманных им для самого себя и старательно, на протяжении веков вбиваемых в головы молодых. Не помню. Что меня ограничивало раньше? Почему я боролся с…, э-э-э, с контрабадисами, задерживая их и передавая кому-то, кто закрывал их. Да, закрывал, в такие же клетки из странного твёрдого дерева. Интересно где растут такие деревья? Что-то из прошлого говорит, что такие деревья ни где не растут, их делают. И вообще это даже не деревья. А что тогда? Не всё ли равно. Важно другое: почему он отдавал кому-то им же пойманных? Почему он отдавал своё?! Почему он отказывал себе в удовольствии разорвать их на части, вонзить клыки в их шеи и напиться тёплой горячей крови своих врагов? У него тогда не было клыков… Размазня! Кричу я на себя самого. Врагов нельзя отдавать – они могут вернуться и отомстить, врагов надо убывать. Если ты достаточно силён, для этого. Если нет, значит, они убьют тебя! Милосердие. Слабо ворчит кусочек моей души. Какое милосердие? Слабость, трусость – вот истинное имя милосердия. Почему-то такие длинные мысли стали тяжело проходить через мой разум…

–А, вот ты где, моя плешивенькая макака!

Открываю глаза. Дверная панель уже закрывается, в мою тюрьму кто-то вошёл. Совершенно автоматически, шумно втягиваю носом воздух. Удивительно! Прежде чем глаза видят вошедшего, я уже знаю о нём очень много. Раньше я так не умел – это не моя способность: моего нового тела.

–Ну что обезьянка, скучаем?

Сдерживая рычание, рвущееся из глотки, я медленно поднимаю глаза. Не слишком высоко – что-то говорит, что этого делать не стоит. Я могу спугнуть свой долгожданный обед. Ведь теперь в клетке уже не тупая и трусливая жвачная скотина, теперь здесь затаился самый кровавый из всех убийц, что знала вселенная: истинный ЧЕЛОВЕК.

Девчонка, самка. Другая. Она из тех каким я был совсем недавно… Хотя может и давно. Тоненькие ножки, мягкая линия бёдер, высокая средних размеров грудь, точёные плечики, холёные руки. Я знаю – она очень красива, просто богиня, для тех к кому я принадлежал раньше. Перекрывая клокочущую в душе ярость, откуда-то с самых низов души поднимается презрение. Холодное отвращение к этому хрупкому телу. Как она вообще жива до сих пор? Ей надо было повеситься, как только она осознала себя как личность. Что-то ещё примешалось к презрению. Кажется, это зовётся жалостью. Как же ей, наверное, трудно жить. Каждый день смотреть в зеркало и видеть это отвратительное слабое тело. И жить в нём без всякой надежды на лучшую долю. Моё тело вздрогнуло – разве может быть судьба ужасней? Может. Я чувствую. Запахи принесли мне её желание: она готова к продолжению рода, готова зачать. И она этого хочет. Бедняжка, как, наверное, ей тяжело. Кто же посмотреть на неё? Какое дитя она подарит тому, кто изберёт её? Слабого, беспомощного… Ярость исчезла совсем. Ну, как он может поднять на неё руку? Такую несчастную. Неужели в нём осталось нечто от прошлого, что он теперь уже не помнил совсем? Нет, это было свойственно ему – человеку. Жалость к слабому беззащитному существу. Или это его личное, свойственное только ему качество?

–Скучаем, моя мартышка.

Девушка садится передо мной на корточки и схватив широкую складку на щеке тянет её вниз. Она сумасшедшая? А, совсем забыл: антропоид безобидная корова. Экий сюрприз ждёт вас в этом году. Корова стала тигром. Что!!! Девчонка, резко ударила раскрытой ладонью по моему лицу. От жалостливого сюсюканья в её голосе ничего не осталось. Теперь в нём какая-то злоба. Ярость. Нет, именно злоба, ненависть. Она уже не говорит – шипит, словно маленькая змея.

–А я тебя сучонок, сейчас развеселю! – В маленьких ручках мелькнул такой же маленький жезл. Чёрный тонкий жезл. – Помнишь макака? Сейчас ты опять будешь скулить! Пока мы тебя не привезли на место ты мой. Весь мой!!! Но я тебя не убью, не волнуйся. Ты во-он какой большой. Ты всё выдержишь. Когда прилетим, ты только чуть-чуть палёным пахнуть будешь. Хи-хи-хи…

В голове, словно что-то взорвалось. Он вспомнил таможенный досмотр таких вот транспортов. И антропоидов, что извлекали из трюмов. Большинство из них подвергались пыткам во время перелёта. Это заставляло замирать сердце: огромный монстр, коего не смогла бы удержать ни одна клетка, позволял издеваться над собой, ни делая ни чего для своей защиты… И ещё, но это уже не было его памятью. Боль, страшная боль, в руке. Он тихо скулит и отползает в угол клетки. Бесполезно, клетка узкая и белая холёная ручка пролезает сквозь зазоры решётки, легко достаёт до него. А в руке маленький чёрный жезл: тонкая горячая струйка бьёт из него: сварочный аппарат для работы в открытом космосе, на обшивке корабля. Тонкий язычок синеватого пламени скользит по толстой волосатой шкуре и мир разрывается от боли. Он лишь скулит и пытается увернуться. Девка хохочет, её красивое лицо обретает нечто воистину демоническое. Она жжёт его тело, вонь палёного мяса и шерсти, а он…, скулит.

Тяжёлая рука, в торс молодого мужчины толщиной, сама поднимается к глазам. Шрамы, десятки свежих шрамов. Почему шрамы? Они летят так долго? Не-е-ет. Просто его раны теперь заживают в несколько раз быстрее, нежели человеческие. Хорошее у него тело!

Ярость поднимается вновь. Эта тварь просто не имеет права жить. Честная схватка и смерть от руки врага в бою. Даже если враг сильнее тебя в несколько раз. Но издеваться, зная, что объект издевательства никогда не ответит тебе, будет всё сносить жалобно скуля… Ну здесь, ты сука, сильно просчиталась. Я не скулю. Не уползаю. Язычок пламени касается моего плеча. Господи, как больно! Я не скулю. Поиграй, самочка, поиграй напоследок. Ярость, подстёгнутая болью, взрывается во мне, взрывается как неисправный звездолёт на старте. Ха! Вот для чего те серые капли из воспоминаний…

Я поднимаю глаза. Тихо рычу. Я знаю, что она видит. Красноватые глаза, огромные жёлтые клыки, с них капает слюна. Пасть оскалена, толстая шкура на узком лбе нахмурена. Морда представителя этого вида впервые выражает ярость. Я чуть наклоняюсь вперёд, теперь пламя бьёт прямо, впритык. На моём плече расцвела синяя роза огня. Вонь палёной шерсти стала особенно острой, а боль почти нестерпимой. Моё рычание уже оглушает меня самого. Девчонка меняется в лице: отвратительная гримаса садистского наслаждения медленно, будто не веря себе самой, отступает. Теперь лицо перекашивает панический ужас, глаза раскрыты так широко, что, кажется, будто они сейчас выпадут из орбит. Губы побледнели и дрожат.

–Что…, что…, что…А-а-а-а-а-а!

Она отскакивает будто подброшенная пружиной. Что-то нажимает на стене. Дверь отсека открывается и прежде чем она захлопывается, за юной садисткой я успеваю заметить в проёме перепуганное лицо совсем ещё молодого парня. Да, ребята, вам есть чего бояться – такого ещё ни когда, не случалось. Антропоиды – бессловесная, всё сносящая скотина. Кто-то решил это изменить. Может бог…

Всё. Я больше не понимаю, что творю, не осознаю самого себя. Кровь! Время мести пришло. Я всю жизнь охотился на вас, а вы уходили, откупались и снова занимались тем же! И теперь я пришёл, не по своей воле, но пришёл другим. Вам не уйти от моей мести. Я иду за вами. Истинный человек, пришёл! Паршивые овцы, прячьтесь, бегите, кричите – вам уже не уйти и я не смогу остановиться. Моя человеческая, истинно человеческая сущность возобладала надо мной…

Я почти не контролирую себя. Короткие толстые пальцы ложатся на прутья решётки. Удивительно, но я разрываю их, лишь чуть напрягшись. Со скрежетом металл гнётся, рвётся. Я на свободе. Теперь ни что не остановит меня – там, за дверью, много мяса, оно будет драться за свою жизнь, а значит, это будет честная охота. Со всей силы бью по металлической двери. Гул почти оглушает меня, и боль в руке. Странно, дверь даже не погнулась – не поскупились ребята, на перевозку глупой, но очень ценной животины. Глупой? Взбесившийся антропоид не смог бы вырваться из трюма. Его бы убили, приземлившись на астероиде или просто открыв трюм. В открытом космосе не выживет даже такое замечательное тело. Ну, это мы ещё посмотрим. Я помню, как открывать такие двери, кажется, помню. Это из прошлого, из памяти другого тела. Где-то здесь треугольный переключатель. Его нужно нажать и повернуть в сторону, потом в другую. Ни один зверь не справиться с этой задачей, по крайней мере, быстро. Может, и я не справлюсь. Проклятый выключатель сделан под человеческую руку, мне проделать все необходимые операции будет совсем не просто. Свирепым рычанием я отвечаю на вызов этой двери, смутно, где-то в самой глубине сознания понимая глупость такого действия. Дверь вызовов не бросает и не принимает, она просто отделяет одно помещение от другого. Скрип металла заставляет меня пошевелиться. Быстро они сориентировались – этот скрип мог значить только одно, они открывают трюм. Я улыбаюсь, конечно, в силу возможностей своего тела: не успели ребятки, дверь отсека уже открывается. А что сие значит? Бортовые системы заблокируют створки трюма, так как нарушена его герметичность и может пострадать экипаж…Хорошо, что при одновременном открытии трюма и дверей отсека, здесь блокируются створки трюма – на не которых кораблях бортовая система блокировала двери отсека. Повезло. Мне. Выскакиваю наружу, в коридор. И чуть не погибаю там же. Предусмотрительные ребятки: четверо, у всех лазеры. Почему моя память работает так выборочно? Больше мыслей нет. Все четыре луча уходят в молоко. Я много быстрее их всех, вместе взятых. Замечательное тело! Одним коротким усилием бросаю его за их спины, через их головы, благо коридор достаточно высок. Боль, всё-таки один луч меня зацепил. Не смертельно. Клыки сами находят первую жертву. О, как вкусна её кровь! Нектар, пища богов!!! Остальные не успели ни чего сделать. Медлительные, слишком медлительные. Секунда и они все мертвы. Я оглашаю пространство корабля рёвом ярости и торжества, рёвом победителя. Желудок требовательно урчит. Ничего не остаётся. Я отрываю чью-то руку, вырываю сердце другому. Как всё это вкусно! Хватит. Не стоит увлекаться: здесь их ещё очень много – надо перебить всех, надо отомстить за годы… Опять не помню: за что? Какая разница! Я иду драться с вами. Вы тоже можете убить меня. Я силён, ловок, просто огромен, но не бессмертен. Защищайтесь и попробуйте выжить, ибо вам будет очень трудно сделать это!

По коридору, со всей возможной для меня скоростью, а это очень быстро!

Прыжок в сторону, когти входят в металл отвесной стены, точно нож в масло. Струя пламени обжигает, стремительно проносясь по полу. Ребятки не дремлют! Сейчас у них почти получилось. Вперёд. Покончить с этими и дальше. Всего двое – зря вы так. Мертвы, теперь дальше. Когти рвут металл, я быстро двигаюсь по этой стене, постепенно переходя на потолок. Моё удивительное тело легко переносит этот стремительный бег вверх тормашками.