Текст книги "Сборник «Доживем до января»"

Автор книги: Николай Грошев

Соавторы: Сергей Долгов,Василий Скородумов,Никита Мищенко,Владимир Савчук,Татьяна Никишина,Василий Бора,Анастасия Исенбаева,Иван aka Kyra,Владислав Чирин,Артемий Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Дима! Живой? – Смотрю в его лицо, красивое даже сейчас, и пытаюсь привести его в чувство. Он совсем расклеился. Висит у Гарри на плече, словно тряпка и уже, кажется, не может идти. А тут осталось всего ничего.

– Леска? Дойду… вы главное не бросайте… Леска, у тебя глаза… очень красивые, когда ты… плачешь…

– Димка, молчи и двигай ножками. – Шепчу в ухо этого неисправимого человека. Повезло же мне встретить тебя, Димка. И полюбить. Не знаю, может это не любовь вовсе, но почему же тогда я не могу унять слёз? – Выберемся, Димка, выберемся и в этот раз.

Конечно же, мы выберемся. Сколько раз друг друга вытаскивали из самых гиблых мест. Я уже не раз тебя спасала, Димка, как и ты меня. Спасу и в этот раз…

– Давайте, мальчики. Ножками. Нож, спина. – Быстро вытираю слёзы и выдвигаюсь вперёд. Нам осталось немного. Там подлатаем тебя, Димка, и продолжим праздновать. Жаль, мало чего у нас осталось – Санечка несла большую частью и съестного и спиртного. Нас и самих немного осталось… Зона, сегодня она раздавала нам, сталкерам, подарки. Нам досталась Жизнь, другим подарили Смерть: вот такие у Зоны подарки…

5 ноября 2009 г.

Виктор Стрелков
Баночка тушенки на Новый Год

Обмотав себя остатками плащ-палатки, я бежал что есть мочи. Почему уже вторая встреча Нового года в Зоне у меня проходит на бегу? Всё как-то не заладилось с самого начала. Пока шёл на склад, истратил половину патронов на «пси-собак». Они на опушке лежбище себе устроили. Спустился вниз, забрал нужное мне, собрался выходить, а там выброс прошёл по Зоне и отрезал все пути к возвращению из военного городка. Сутки искал новый путь и, когда выбрался, столкнулся с новой проблемой. Главное успеть. Волна светящегося зеленоватого тумана постепенно наполняла низину между сопками. И вдруг это радостное лицо человека, выглядывающее из люка закопанной цистерны. Ещё два дня назад я заглядывал туда, обнаружив её нечаянно, пустующую, за кустами, слегка припорошенную снегом.

– Куда бежим? – радостно спросило лицо.

– Да вон. – Невольно остановился, указав на надвигающуюся за спиной стену.

– Мило. – Оно посмотрело, куда я указывал, недолго думая предложив: – Ныряй!

Упрашивать себя я не стал и последовал в недра цистерны за улыбающимся лицом. Захлопнувшийся люк погрузил во тьму не только моё сознание, но и окружающее пространство, пропитанное въевшимся запахом солярки.

Неожиданно зажгли налобный фонарик и, ослепив меня, спросили:

– Ты чьих будешь?

– Я Ильич. Свободный сталкер. – Соврал я про свою принадлежность к кланам.

– Чуб, не похож он на одиночку. – Произнёс голос рядом.

– Да, Брыль, пожалуй ты прав. Лёва, на фиг ты его пустил? – спросил ослепивший меня фонариком.

– А чё? Ему бы ща не сладко пришлось, как и вам. – Ответил жизнерадостный голос из глубины цистерны.

– Чуб, убери фонарь, и поговорим нормально. – Строго сказал я.

– Да ладно вам… – Чуб снял фонарь с головы и положил его перед ногами, осветив всех спасающихся сталкеров. – Я не изверг, я всё прекрасно понимаю.

– Я – Лёва, это – Прыгун… – он указал на сидевшего рядом сталкера, стеснительно разглядывающего свой автомат. – Мы из…

– …«Долга». – Я закончил за него фразу. – А вы из «Свободы»… – Осмотрев внимательно троицу, притихшую на другой стороне цистерны. – Что ж, будем знакомы?

– Будем? Я знал одного Ильича… – в повисшей тишине его голос прозвучал как приговор. Я повернул голову посмотреть на говорившего. Сталкер в костюме «свободовца», развалившись на дне и не отрываясь смотря вверх, добавил: – Он был наёмником…

Знакомство может спасти, а может убить в Зоне. Все, как по приказу, подняли своё оружие и направили на меня. Лишь я не стал двигаться – стрелять в цистерне из-под горючего самоубийство. Подожду немного и узнаю, чем обернётся эта встреча. Заинтриговал меня этот «свободовец», своим знакомым голосом:

– Ромыч?

– Ну, типа того… – ответил он.

– Ты тоже был когда-то наймитом. – Упрекнул я его.

– «Свобода» мне милей оказалась. Привет, Ильич.

– Повезло тебе, Ильич. – С сожалением сказал Чуб, поставив рядом автомат, остальные просто опустили оружие.

– Повезло нам, Чуб. Это тот, за кого я тебе рассказывал… – медленно, с издёвкой, произнёс Ромыч.

– Да? – Чуб даже отодвинулся от меня, задев фонарь. Снова щёлкнули предохранители автоматов.

– Мужики! – Лёва привстал. В ушах аж зазвенело от его высокого голоса. – Я, как пригласивший вас всех сюда, объявляю на этой территории перемирие. Ведь сегодня Новый год! И я хочу вам пожелать в это утро, первого января, удачи и здоровья!..

– Лёва! Заткнись! – остановил его Чуб. – Говори тихо… тут же эхо.

– Извини. – Он, обидевшись, что его грубо прервали, сел на место и замолчал.

Как капли, монотонно и надоедливо потекли минуты тишины. Сквозь прикрытый люк доносились лишь редкие звуки бушующей аномальной бури. Какая-то сволочь заложила в «холодец» взрывчатку с таймером, там, где тропа «монолитовцев» проходит. Могли и они подложить, у них ума хватит. А он, этот коктейль, в положенное время рванул. Даже новички знают, что нельзя стрелять в эту аномалию. Потому что она ответит выбросом вредных паров, посильнее бета излучения. Через несколько минут от защиты костюма не останется и следа. И это от одного выстрела в закрытом помещении! А если гранатой или динамитом? Локальный выброс выйдет. Да ещё пропитывающий таблицей Менделеева всю органику. Подарочек к новому году.

– Интересно… кто устроил этот подарок нам к Новому году? – повторил мои мысли Ромыч.

– А мне как-то всё равно. Здесь безопасно. – В голосе Лёвы снова появился задор. – Я бы сейчас в честь праздника отведал бы тушёнки с жареной в углях картошкой… мы такую готовили, когда с классом в поход ходили за школу…

– Не-е-е, Лёва. Я бы ща навернул тарелку борща! Как готовила моя бывшая… – его мечтания продолжил Чуб:

– И чтоб со сметанкой и зубками чеснока вприкуску да с «черняшкой»…

– А я сейчас даже готов отведать жаркого, которое шаманит Бармен. – В разговор влез Прыгун. – Оно когда свежее, пахнет как настоящая свининка в лаврушке и кинзе… и мне уже начхать, что картошка синего цвета, а мясо «плотей». Там вкус и запах… Тушёнка с этим не сравниться.

– Да лан! Ты вспомни, он тогда на двадцать третье котлеты подавал! Запах стоял, что аж «слепцы» по округе сбежались. – Лёва сглотнул свои эмоции. – Мы их тогда полтора часа отстреливали. Потом неделю можно было свободно гулять.

– Лёва, а ты в курсе из кого были те вкусные котлеты? – ехидно спросил я.

– Нет. – Испуганно ответил он.

– Из кого? Колись, Ильич. – Чуб подвинулся ближе.

– Бармен нам тогда заказ сделал. Он поделился рецептом. Рассказать? – все ответили молчанием в знак согласия. – Ну, вот. Отделить от шкуры – это понятно всем? Потом окунуть на минуту в кипящий отвар из березовых почек, причем заваривать надо высушенные молодые почки берёзок растущих на Свалке вокруг карьерных выработок.

Так вот, вытаскиваем из отвара тушки и даём полежать им полчаса на солнце среди «ежей». Главное успеть артефакты вовремя убрать, а то всю кровь высосут, и мясо будет несочным. Дальше проще… так же, не потроша, осторожненько снимаем посиневшие куски мяса с костей, но именно посиневшие! Все, которое розовое, оно вредное до жути. И можно хоть на сковородку, хоть в фарш! Шикарнейший деликатес… А, ещё – забыл! У Бармена плантация есть за бараком, он там приправы выращивает. Так вот нужна обязательно кудрявая петрушка, орегано и его фирменный лук!

– Ильич, а что это было? – шёпотом проговорил Чуб.

– Это? А, тушканы!

– Тушканы? Прости, наёмник… Но как вы их ловили? – не унимался он.

– Просто… главное снорку коленные чашечки прострелить, он же без ног ползать на руках не умеет. Потом перед ним сетку под углом градусов так сорок пять типа рабицы натянуть и… Оп-ля, они сами в сетку бегут. А от сетки кинуть провод в «электру»…

– Так просто? – у Лёвы от удивления пропали рвотные позывы.

– Лёва, нужно наблюдать внимательно за всем происходящим в Зоне. Они же когда-то все были обычными животными… Вот у вас, – я обратился к «свободовцам», – повар уху из чего делает?

– Из рыбы. – Сглотнув, ответил Чуб. Ромыч с трудом сдержал смешок.

– А где он её берёт?

– В реке… Кажется… – осторожно сказал «свободовец».

– Ну, да логично… в любом водоёме? Так? – еле видным движением головы согласился он со мной. – А ведь водоёмов рядом с вашей базой нет! Ту заплесневелую лужу с кабинкой посередине я за водоём не считаю. Соответственно, рыбу он покупает у ребят, что ловят её в реке Припять. Чуб, не расстраивайся… Повар вас не травит. Он, как и Бармен, наоборот, специально добавляет в обычную пищу часть Зоны. Они ваши организмы приучают к Зоне… Сам, небось, с удовольствием уху наворачивал неделю назад? – «свободовцы», кроме Ромыча, рты открыли от воспоминаний. У меня желудок тоже припомнил тот обед, и я не удержался: – Это нежное белое мясо рыбы, плавающее в бульоне зелёного оттенка от большого количества укропа и другой зелени среди разварившихся картошин и крупинок риса. Да, там одним запахом можно было закусывать после охлаждённой «огненной воды». Это вам не заплесневелые сухари и палёная водка у Сидоровича. Вы вот не думали, почему новички ковром из тел услали кордон?

– Они не ели пищу Зоны? – в разговор подключился Брыль.

– В самую десяточку! В награду возьми с полки пирожок, их там два. Крайний не трогать!

– Как? – удивился Брыль.

– Молча. – Его перебил Чуб. – С «желторотиками» всё понятно. Объясни, Ильич, тогда солдаты и «Монолит», как же?

– О, солдаты это отдельная каста гурманов! В их еде столько химии, что они скоро будут светиться как рождественские ёлки. Только успевай их облучать радиацией. За их рационом наблюдают целые НИИ! Я бы их трупы даже в землю не стал бы закапывать!

– Слушай, Ильич, а ведь точно! Их трупы даже «холодец» не берёт… – Лёва прикрыл рот рукой, осознавая открывшуюся перед ним тайну.

– Теперь понятно, почему старшой нам тогда по шапками надавал за солдатский паёк. – Припомнил Прыгун.

– Погоди, наёмник… С Кордоном ясно – там еда со свободы попадает. На Свалке бандиты питаются, чем Зона пошлёт, иногда находя заначки военных. За сытость «Свободы», «Долга» и военных пекутся повара… Как тогда «монолитовцы» до сих пор выживают? Или ты хочешь сказать, что раз на их территории нет ни монстров… и нет зомби, то они…? – Чуб внимательно посмотрел мне в глаза.

– Отнюдь! Монстры гибнут на подходах к территории «Монолита», лишь по одной причине – там ничего живого не осталось! А останками зомби усеян весь «выжигатель». Сами же их там и убиваете.

– Но чем питаются «монолитовцы»? – этот вопрос видимо сильно беспокоил Чуба.

– Святым духом. – Усмехнулся Лёва.

– Нет! Они по ночам грызут Монолит! – во весь голос засмеялся Ромыч.

– Заметь, Ромыч, это твои слова… Не раскрою большой тайны, если скажу… Наёмники, как и «монолитовцы», пользовались оставшимися в их распоряжении несколькими складами с запасами для военных на случай войны. С одного из них я как раз шёл, пока не попал под «холодец».

– Откуда ты всё знаешь? – Чуб настороженно посмотрел на меня.

– Потому что он… – Ромыч заговорщицки замолчал, ожидая моей реакции на свои слова.

– Ну?! – первым не выдержал Чуб.

– Он хотел сказать… – начал я за него отвечать. – Что просто надо внимательно за всем наблюдать…

Мне давно стало ясно, к чему клонит «свободовец». Он знает – за мою голову по Зоне объявлена приличная награда. И тут я появился один, без оружия… пока без оружия. Вот жаль ленточки не хватает красиво перевязать. Зря ты, Ромыч, не стал того паренька слушать… Возможно, сейчас бы не так нервничал.

– …А потом уже делать выводы. – Закончил я фразу в полной тишине. Все сталкеры задумались над моими словами, которые предназначались одному человеку, лежащему в конце цистерны. Он сделал вид, что моё предостережение напрасное сотрясание воздуха. Ну что же, ждать все равно до конца выброса. Я скинул на дно цистерны изорванную плащ-палатку. С облегчением снял лёгкий рюкзак и, расстегнув клапан, стал рыться.

– Но какие выводы я должен сделать из этого? – Не унимался Чуб.

– Выводы? – теперь я внимательно посмотрел на него. – У тебя одно должно быть на уме сейчас… С Новым годом! Ребята, с Новым годом!

И в его руки полетела банка тушёнки с гречневой кашей…

06/06/09

Василий Бора
Рождественский подарок

Человек он как река: в детстве тонкий и слабый он сильно зависит от питающих его влагой родителей-гор, под покровительством которых беззаботно журчит и радостно скачет по скалам.

Набравшись сил, он покидает родительскую опёку, вырывается на простор жизни, и, радуясь своей силе, беспокойно бурлит и рвёт берега постоянно ища нового русла.

Созрев и успокоившись, он питает влагой свою долину, отдаёт драгоценный ил полям, щедрой рукой рассыпая накопленные раньше знания, становясь источником процветания и благосостояния.

Достигнув моря, он замедляет бег и мирно растворяется в океане, вливая своё существо в общее вместилище влаги.

Если ты такая река – твоя жизнь прожита правильно.

Сталкер по кличке Могила девятый час поджидал в засаде своего «клиента». Зловещая кличка за долгие годы настолько приросла к его личности, что он и сам мысленно иногда называл себя именно так. Мрачный, как замшелая могильная плита на заброшенном кладбище, он умел так же глубоко и навеки сохранять чужие тайны и секреты, а злые языки шептали, что каждый, кто перешёл ему дорогу, рано или поздно ложился в могилу. Свою кличку он принёс с собой ещё из-за периметра. По профессии Могила был наёмным убийцей – киллером, карьера которого началась в конце лихих девяностых и достигла апогея в начале двадцать первого века. Он был расчётлив, холоден и терпелив, и поэтому до сих пор не мог понять, как могли его так просто и подло подставить. Кто-то убрал одного криминального авторитета, работая под его стиль, и оставил на месте преступления невесть откуда украденный окурок с могиловскoй ДНК. Начиная с этого момента охотнику и самому пришлось быть в бегах, спасаясь не столько от ментов, сколько от людей усопшего пахана. Единственным местом, где он мог скрыться, и, свободно нося оружие, имел хоть какой-то шанс защитить себя, была Зона Отчуждения. Четыре года прошли с тех пор, как Могила впервые ступил на эту проклятую землю. Но чертям в аду живётся комфортно, и наш киллер, быстро освоившись с местными обстоятельствами, взялся за привычное делo. Спустя некоторое время он нашёл свое место в иерархии сталкеров и заработал всеобщее уважение. Вообще-то, его все просто очень боялись и обходили десятой дорогой. Но это полностью устраивало киллера. По своей натуре Могила был нелюдимом, а за последние годы одиночества и вовсе одичал. Общество людей тяготило киллера, и поэтому скоро у него завёлся посредник, гордо называвший себя менеджером, принимающий заказы и ведущий финансовые дела. Единственное живое существо, которое любил всей силой грубой и очерствевшей души этот страшный человек, был его сынишка, навсегда оторванный от отца и живущий за периметром. Только изредка, за немалые суммы долларов, Сидорович был милостив отсылать письма, переводы и посылки на Большую Землю, и ещё реже приходили ответы. Но выхода из создавшейся ситуации не было, и, как человек разумный, Могила не восставал против судьбы, а покорившись ей, коротал год за годом. Сегодняшний клиент был особо важен: его заказал сам глава всех бандитов Зоны – Стенька Разин. С этой матёрой сволочью киллеру пришлось говорить лично, и в его ушах до сих пор звучал прокуренный, сиплый от постоянных попоек бас главного гопника:

– Сделай Стеньке подарочек на Рождество, Могила! Получишь двадцать тысяч зелёных за голову этого наглеца, только доставь мне её к новогоднему столу! Ибо ничто не пахнет так хорошо, как труп врага! Хоть будет чем ёлку украсить! Го-го-го-го! – заржало человекоподобное животное, потрясая гигантским брюхом.

Могиле был чрезвычайно противен этот тип, но работа есть работа, а двадцать тысяч на дороге не валяются. Вот поэтому он и сидит на этом чердаке уже с рассвета, закутавшись в пуховый спальник и изредка потягивая абсент из литровой фляги. Свой наблюдательный пост стрелок устроил на полтора метра вглубь от дверного проёма чердачного лаза, чтобы случайно не обнаружить себя блеснувшей линзой бинокля или оптики прицела. Оружие держалось в тепле под покрывалом рядом с ним, что значительно снижало возможность осечки или заклинивания. Могила поднял бинокль и снова тщательно осмотрел местность.

Зимняя Зона была не самым приятным местом, хотя снег и придавал ей вид какой-то ложной чистоты. Воронки и карусели были хорошо заметны по кружащимся снежинкам и пятнам растаявшего снега, но в сильный мороз лужи Ведьминого студня покрывались плоским куполом ледяной корки и поэтому под снегом были абсолютно незаметными. Не один сталкер распрощался с ногами, ступив на такой купол и повалившись в жгучую жижу. С утра по тоненькой извилистой тропке прошло уже человек десять, но искомого объекта среди них не было. Могила терпеливо ждал дальше. Информатор точно знал, что мишень сегодня будет следовать на Свалку, а это единственная проходимая дорога ведущая туда.

– Завтра Рождество – равнодушно подумал Могила. – Весь мир будет праздновать, ёлочки-подарочки, прочая ерунда. А здесь это будет такой же обычный день, как и все другие. Вот выполню заказ, получу бабки – половину через Сидора переведу жене и залягу на дно на недельку-другую. Пора бы и отдохнуть маленько.

Заметив движение он поднял бинокль и начал рассматривать вновь прибывшего. Круглолицый парень лет двадцати осторожно шагал, тщательно кладя ноги след в след прошедшим здесь раньше. Крепкое телосложение, голубые глаза и добродушное, румяное от мороза лицо делали его очень привлекательным. Он, родимый! Клиент прибыл, пора за работу! Могила поднял снайперку и прицелился. В прицеле колыхалось лицо бодро шагающего молодца. 500 метров, 400 метров, ещё немного и расстояние будет идеальным. Одна пуля над левой бровью и проверочный выстрел в грудь. Этот почерк знают все в Зоне. Палец напрягся на спусковом крючке. Могила затаивая дыхание приготовился к выстрелу. Но прошла минута, а выстрела всё не было. Киллер смотрел на молодое и жизнерадостное лицо жертвы, и ему вдруг стало очень противно от того, что он готовился сделать. Отвращение к самому себе захлестнуло его, остатки совести восстали против убийства молодой, начинающейся жизни. Сколько он их уже загубил? Сотню? Две? И сколько ещё загубит, равнодушно нажимая на спуск, пока кто-то однажды не закажет его убийства. Какой смысл продолжать такую жизнь? Воспоминания нескончаемой череды совершенных им убийств страшной массой навалились на душу. Могиле от отвращения к самому себе стало физически плохо, тошнота подступила к горлу. Никогда такого с ним раньше не случалось. Палец на спусковом крючке то расслаблялся, то напрягался вновь, но в конечном результате киллер убрал палец с курка и отложил винтовку в сторону.

Клиент давно ушёл, а наёмный убийца сидел всё в той же позе, что и час тому назад, погрузившись в глубокое раздумье. Из оцепенения его вывел низкий рокот и толчок, от которого затрясся весь ветхий сарай. Могила выглянул наружу и удивлённо констатировал, что на севере собираются отливающие багрянцем свинцовые тучи, а ветер всё энергичней расшатывает полугнилую крышу. Расценить эти явления можно было только по одному – скоро будет Выброс! Эти умники из Центра опять ошиблись на целые сутки! Чёрт бы их побрал, ублюдков! Могила быстро достал карту и начал искать убежище. Сарай, на чердаке которого он находился, не мог защитить даже от дождя, каждая вторая доска отсутствовала, и в дырках свободно гулял ветер. По подсчётам до выброса оставалось максимум час, а поблизости никакого убежища не значилось. Единственным объектом, достижимым за столь короткое время и дающим надежду хоть на какое-то укрытие, был старый монастырь. На карте вокруг развалин был обозначен небольшой лесок с не очень приятным названием – Парк Мёртвых Сталкеров.

– Ни хрена себе названьице! – хрипло выругался Могила надеясь, что звук собственного голоса прибавит ему решительности. Но, за неимением альтернатив, сталкер мгновенно собрал свои манатки и слез по скрипящей лестнице на землю. Определив направление, он трусцой бросился бежать. В таком темпе Могила мог продвигаться долго и быстро, практически не уставая. Подгоняемый нарастающим грохотом и усиливающимся ветром, киллер постепенно наращивал темп. Вломившись в лесок, он не осматриваясь пробежал в самую его середину, где на карте мигал маркер старого монастыря. Когда, запыхавшись, он наконец достиг нужного места, то от зрелища остановился, как вкопанный. Монастыря, как токого, практически не было, только несколько больших, замшелых камней и фундамент старой церкви выделялись под снегом. Никакого убежища и в помине нет. Могила ступил на фундамент, и, найдя камень повыше, удобно уселся. Положение вещей не оставляло никаких сомнений относительно ближайшего будущего.

– Всё, голубь сизокрылый, вот и конец твоего пути! – подумал киллер. – Хотя может так будет и лучше, уж если ты обзавёлся этой отвратительной болезнью, называемой совесть, и не смог выполнить заказа. Потерявшему нюх старому сторожевому псу лучше самому уползти куда-нибудь и мирно издохнуть, не дожидаясь пока кто-то пристрелит за ненадобностью. Небо, видать, смилостивилось над тобой и быстро избавит от мучений!

В нарастающем грохоте и свисте радиоактивной бури он с трудом прикурил сигарету и небрежно отбросил в сторону винтовку, как совершенно не нужную уже вещь. В глазах начало двоиться и закружилась голова. Скоро пойдут галлюцинации, и будет больно, а потом всё – конец. Взгляд обречённого на смерть случайно упал на одну из плит, составляющих пол бывшей церкви, и сталкер с удивлением заметил, что на ней, в отличии от остальных, снег растаял. С минуту тупо смотря на это явление, Могила наконец понял – погреб! С лихорадочной скоростью выпотрошив рюкзак, он извлёк большую отвёртку и бросился к гранитной плите. Цемента в щелях не было и, сумев подцепить инструментом край, он с натугой подсунул под неё сначала одну, а потом и другую руку. С большим трудом подняв тяжеленный камень в вертикальное положение он заглянул в лаз. Вглубь вели узкие каменные ступеньки. Швырнув в дыру снарягу, Могила на подгибающихся ногах, шатаясь и спотыкаясь, бросился в тёмный проём. Пытаясь захлопнуть за собой дверь он немеющей рукой рванул на себя верхний край плиты, от чего тяжёлая заслонка рухнула вниз, гулко упав в свою нишу и больно ударив его по голове. Оглушенный ударом сталкер скатился вниз и без сознания распростёрся на полу.

Полчаса спустя человек застонал и перевернулся с живота на спину. Могила сел и осмотрелся. Рядом с ним валялся шлём с приплющенной макушкой. Хороший был шлём. Большой, сухой подвал имел высокие сводчатые потолки, выложенные из красного кирпича. В одном углу мерцало слабое золотистое сияние. Подойдя ближе к источнику света, он увидел, что на задней стене висит распятие величиной в рост человека, а перед ним зажатый в старый подсвечник мерцает артефакт Ночная Звезда. Постояв четверть часа, человек, не сказав ни слова, ушёл в темноту и вернулся с рюкзаком. Достав из него провизию, он уселся напротив креста и начал ужинать. Вой и свист Выброса сюда еле проникали, было очень тихо. Поужинав, Могила достал свою флягу с абсентом и сделал большой глоток. «Сегодня нажрусь как никогда! Буду глотать этот сладкий яд, ожидая щелчка в голове, после которого обычно приходит беспамятство и хоть на короткое время избавит меня от воспоминаний!» Сидя на полу в полусумраке и всё больше пьянея, Могила не мог избавится от чувства, что статуя Христа смотрит на него живым взглядом. Он отвернулся. Но и это не помогло. Укоризненно-добрый взгляд напоминал ему взгляд бабушки, когда та корила непутёвого внука за новое хулиганство. Он ушёл в самый задний угол, но и там чувствовал преследующий его взор. Наконец нервы не выдержали, и сталкер подбежав к распятию, пьяным голосом закричал:

– Ну, чего ты вылупился?! Что ты от меня хочешь?! Я не могу сделать не случившимися свои убийства! Не могу изменить прошлое! Ты прав, я ничтожество, моральный урод, убийца-кровопийца, и нет мне места на земле! Нет прощения и пощады для таких, как я! А я и не прячусь! Вот, я стою перед тобой, и отдаюсь на твой суд! Убей же меня, не мучь дольше. Убей и брось душу в ад. Она и так уже одной ногой там. Убей!.. Или если ты способен на чудо, то прости меня!

Совершенно охмелевший человек сделал ещё два больших глотка и свалившись с ног мгновенно уснул.

Могиле снился на удивление реалистичный сон. Звали его Могилёв Виктор Павлович и он с сыном гулял на берегу моря. Было прекрасное утро, солнце окрасило розовым тонкую вуаль облаков. Могила помнил, что такое уже однажды было. Шесть лет назад они отдыхали на Канарских островах целый месяц. Только тогда сыну было четыре года, а в этом сне ему на вид было около десяти. Мальчик, бегающий на линии прибоя, поднял взгляд и увидел своего отца. Глаза его расширились и он с радостным лицом и с раскинутыми для объятий руками бросился бежать в сторону Могилы. Упав на колени Могилёв обнял и что было сил прижал с груди сынишку, покрывая поцелуями его лоб и глаза. Мальчик захлёбываясь слезами всё время спрашивал:

– Папа, папочка, папенька, где ты был так долго? Почему не приходил столько лет? Ты уже не уйдёшь больше никуда, правда, папа?

Могила, пробуя не прослезиться ответил:

– Теперь я здесь и никуда не уйду пока ты мне всё не расскажешь. Всё, что я упустил за эти годы. Идём, прогуляемся. Смотри, какое море красивое! Дай руку, сына.

Отец и сын провели чудесный день. Лежали под солнцем на тёплом песке, собирали ракушки, ели мороженое и без устали говорили. Малыш рассказывал, как идут у него дела в школе, о большой драке с Гришкой Самохваловым, о футбольной команде школы, о Машке Зубенко, постоянно пристающей к нему и прочей детской ерунде. Могила понимая, что это сон, искренне рассказал сыну о причинах из-за которых он не может вернуться, а десятилетний мальчуган с серьёзным лицом слушал исповедь отца. Когда солнце уже клонилось к закату Могила почувствовал, что чудо скоро кончится и он будет вынужден уйти. Поцеловав на прощание шершавый и солёный от прилипших песчинок лоб сына, он снял с шеи толстую цепочку. На ней висел бесценный артефакт Золотой Истукан, напоминающий маленькую уродливую статуэтку и обладающий чудесными свойствами. Носящий его человек практический не болел и был всегда в отличной физической форме. Надев цепочку на шею малыша, Молила сказал:

– С Рождеством тебя, сынок! Будь счастлив и не забывай меня!

Мальчик растерялся и начал шарить по карманам.

– Папа. Так не хорошо! У меня нет подарка для тебя. Хотя погоди! Вот! Нашёл! – мальчик на открытой ладони протянул отцу большую цветную ракушку.

Могила взял в руки сокровище ребёнка и с удивлением заметил какое-то движение внутри. В раковине клешнями наружу сидел маленький рак-отшельник.

– Спасибо сынок, это самый красивый подарок из всех полученных мною до сих пор. Прощай милый. Мне пора.

– Погоди, папа! Только один вопрос: если ты перестанешь убивать, ты сможешь вернуться ко мне?

– Не знаю, сынок, навряд ли. Такое не прощают.

Могилёв хотел ещё что-то сказать, но не успел. Прекрасный сон кончился и он проснулся. Открыв глаза, он увидел, что лежит всё в том же погребе. Выброс закончился, а Ночная Звезда выгорела. На подсвечнике вместо сияющего артефакта скорчилось нечто чёрное и неприятное. Могиле было плохо, голова гудела как улей взбесившихся пчёл и грозила развалиться от боли в любую минуту. Тошнота волнами подкатывала к горлу, а во рту стоял такой вкус, будто там сто котов нагадило. Да, абсинт – штука опастная, особенно в таких количествах, а тут ещё и Выброс, плюс удар плиты по голове. С трудом поднявшись на ноги он покопался в рюкзаке и достал бутылку минералки. После того, как он выпил холодной воды, ему полегчало. Вытирая рот тыльной стороной ладони Могила почувствовал грубую щетину. «Надо бы побриться, а то наверно выгляжу как питекантроп, приползший домой после попойки.» Педантичный и следящий за своей внешностью киллер всегда имел при себе походную электробритву на аккумуляторах. Заменив севшие от Выброса батареи, он начал бриться. Кожа лица странно болела. Не понимая причины, человек осмотрел своё лицо в маленькое зеркальце на боку бритвы. Из зеркала на него смотрела опухшая, красная физиономия с капитального размера мешками под глазами. Могила едва узнал самого себя. К большому удивлению на лице был виден не то сильный загар, не то лёгкий ожог. В местах, доступных солнцу, кожа была красной и пощипывала при каждом движении.

Ничего не понимая, Могила сел на ступеньки и сунул руку в карман, желая закурить, но тотчас выдернул её обратно, будто что-то ужалило его. Снова, на этот раз уже более осторожно опустив руку в карман, он извлёк оттуда большую, цветную ракушку. Ошеломлённый человек, не веря своим глазам, тронул её указательным пальцем другой руки. Но видение не исчезло, а в глубине раковины шевельнулся крохотный рачок. Лихорадочно ощупав грудь Могилёв тщетно пытался найти свою цепочку с артефактом. Её там не было. Уничтоженный невероятностью происшедшего, этот циничный и жестокий человек всеми силами пробовал сохранить целостность своего рассудка.

Минутой спустя на КПК всех бродящих по Зоне или сидящих в уютных убежищах сталкеров прибыло лаконичное сообщение – «Погиб сталкер Могила. Выброс.»

Бывший убийца сидел на ступеньках склепа и вцепившись зубами в трясущийся кулак тихо плакал. Зажатый в мозолистой ладони махонький рачок бессильно щекотал ему палец. Полученный им рождественский подарок был под стать дарящему – он был чудесным в буквальном смысле этого слова. Могила понял, что даже для такого отъявленного головореза, как он, бывает прощение. Главное – не забыть его попросить.