Текст книги "Наш берег"

Автор книги: Николай Золотарёв-Якутский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Скромный визитер

На пассажирском аэродроме Нома – центрального города Аляски – приземлился самолет, прибывший очередным рейсом из Нью-Йорка. Резкий мартовский ветер немедленно подхватил мощный гул лайнера и понес его в сторону, в выжженные стужей дали.

Пассажиры с видимой неохотой покидали уютный салон, залитый светом люминесцентных ламп, и, ступив на первую ступеньку трапа, прятали лица в воротники. Все-таки неприветливый это уголок – 49-й штат! Кажется, зол он на людей, которые скрупулезно, с ненасытной жадностью потрошат чрево его земли, добывая из холодных недр предметы, так легко обращающиеся в доллары и банкноты.

Из пузатого самолетного брюха уже выгружали полосатые чемоданы, цветные баулы, ящики-контейнеры, когда на трапе показался высокий тучный господин очень респектабельного вида, сопровождаемый двумя молодыми людьми. Один из них с большой предосторожностью поддерживал его за локоть, другой нес объемистый портфель крокодиловой кожи и саквояж. В правой руке толстяк сжимал трость темного дерева. Он недовольно морщился на каждой ступеньке лестницы, а сойдя, наконец, на землю, с минуту отдыхал, прежде чем проследовать к чугунной решетке возле небольшого серого здания аэровокзала. Тут его ожидал ворковавший мотором лимузин. Точнее – два лимузина. Сам он со своими попутчиками расположился в первом. В эту же машину втиснулся еще один человек, немногословно приветствовавший господина по приближении и услужливо распахнувший перед ним дверцу «форда». Во вторую машину сели двое, которые только издали, приподняв шляпы, салютовали визитеру, да он и не обратил на них никакого внимания.

Околачивающийся среди прибывших и встречающих этот рейс репортер местной светской хроники успел только издали щёлкнуть фотоаппаратом и черкнуть в блокноте номера этих двух машин. Кто его знает, что за птица осчастливила Ном своим посещением!

Репортер лихорадочно копался в собственной «картотеке», под которую была отведена по меньшей мере половина его мозговых извилин, сравнивая мельком схваченные черты неизвестного визитера с известными бизнесменами и политическими деятелями. Похоже, что мистер прибыл инкогнито, и как скоро не желает афишировать свой приезд, тем более заманчиво разнюхать, по какому поводу он сюда заявился. И от редактора жди взбучки – ну хотя бы снимки удались! Поставили бы интригующую подпись: такого-то числа к нам прибыл мистер Икс из Нью-Йорка. Фотографировал репортер такой-то... А объектив щелкнул как раз в тот момент, когда мистер, повернувшись спиной и пригнувшись, втискивал жирное тело в авто.

Три полисмена, стоявшие у входа в аэровокзал, насмешливыми взорами одарили репортера.

– Эй, приятель, прозевал кое-что любопытное? – не удержался от иронии один, когда явно расстроенный газетчик проходил мимо.

– Да куда он денется? – задетый, отвечал репортер. – Под землю не уйдет – все равно тут будет, – он похлопал себя по груди, где топорщился спрятанный под пальто фотоаппарат.

– Ну, ну, работай, работай! – снисходительно усмехнулись полисмены, переглядываясь с видом людей, облеченных какой-то секретной осведомленностью.

Почуяв это, хроникер застыл в напряжении:

– Возможно, вы окажете небольшую услугу моим читателям?

Газетчик поменял тон и глядел теперь на блюстителей порядка с просительным видом нищего. Полисмены оставили его заискивания без ответа. Тогда он полез в карман, извлек пачку сигарет, как бы случайно пошелестел пятидолларовыми бумажками.

От сигарет все трое отказались.

– Мистер Ляйхнер, не так ли? – спросил самый пожилой из них.

Польщенный репортер проглотил слюну и кивнул.

– Жена и дочь с удовольствием следят за вашими репортажами, уверяют, их стиль не ниже про́бой, чем в «Лайфе», – говорил пожилой полисмен, как видно солидный семьянин и вообще человек порядочный, не чета коллегам по службе, скалящим зубы на то, с каким трудом добывают свой хлеб работники прессы.

– Рад буду познакомиться, – откликнулся репортер на похвалу.

Пожилой представился.

– Не выскажете ли вы своего мнения по поводу того, что мы с вами только что наблюдали? Кто этот скромный господин, прибывший к нам? – Ляйхнер повел глазами в ту сторону, откуда минуту назад стартовали два лимузина.

– О-о, – с некоторым сожалением протянул полисмен, – я, простите, не могу быть вам сейчас полезен.

Невезучий репортер отбросил с досадой сигарету, буркнул что-то, прощаясь, и исчез за вертящейся дверью.

– Сплоховал ты, Смит! – заметил пожилому кругломордый коллега. – Дал бы ему интервью: «Я полагаю, мистер Икс прилетел из Нью-Йорка. Я полагаю, прибыл он в наш город, а не в Лос-Анжелос! И случилось это в 13 часов по гринвическому времени! И я сам тому свидетель, он сел в машину и поехал прямо в резиденцию губернатора». Напечатали бы твой фотоснимок в полный рост – твои мисс и миссис ахали бы от восторга.

Полисмены сдержанно, насколько позволительно на служебном посту, посмеялись и решили отметить такую удачную шутку чашечкой кофе с ромом, поочередно отлучаясь к буфетной стойке.

А репортера задело за живое. Он проявил верх своих способностей, чтобы выведать кое-что об этом визитере. Тогда и появилась в газетке многообещающая заметка с фотографиями.

На следующий день по прибытии нью-йоркца состоялась беседа, о содержании которой не смог бы узнать местный борзописец, сколько бы он ни старался, и если бы исчерпнул на это все возможности редакционной кассы и собственный годовой бюджет.

Дядюшки говорят о племянниках

В просторном полуказенном особняке на одной из улиц Нома нашелся укромный уютный кабинет для беседы прибывшего из Нью-Йорка гостя с одним из здешних дельцов, владельцем нескольких рыболовных траулеров и скупщиком пушнины, старожилом холодного полуострова.

Присутствовало и третье лицо – советник бизнесмена, специалист по промышленному шпионажу, давно научившийся за хорошие деньги уметь держать язык за зубами. Впрочем, в разговоре он почти не участвовал. Инструкции, отпечатанные на тонкой бумаге, которые лежали у него в портфеле, он должен будет изложить не здесь, и не старожилу, а некоему другому, с кем еще предстояло встретиться.

За неширокими зашторенными окнами текла неторопливая, размеренная жизнь, похожая очень на ту, какой живут обычные провинциальные североамериканские города. Только непривычно много на улице военных и мало автомобилей – не очень-то покатаешься по этим льдам и торосам на шикарных кадиллаках и фордах! А в остальном все то же – неоновый свет реклам, в центре – здания полиции, банка, магазинов... Правда, слишком уж прохладная для весны погода. А больше, кажется, ничего примечательного.

Если же свернуть где-нибудь за угол и пройти несколько шагов в сторону от центра – картина открывается шокирующая: жалкие лачуги эскимосов, сбитые из фанерных ящиков...

Старожил говорил нью-йоркцу:

– Могу считать, что интересующая вас операция исключает малейший риск. Первый из «племянников» бежит от полиции – на его совести такие делишки, что ему всегда гарантировано местечко за решеткой.

– Гангстер? – морщится тучный бизнесмен, недолюбливающий подобную категорию американских граждан.

– Мелкий воришка. А самая последняя его шалость с законом – разбой, учиненный в эскимосском поселке...

Гость удовлетворенно кивнул, приглашая продолжать.

– Старший племянник с богатым досье. Вы уже знакомились с ним, не правда ли?

– «Фальшивомонетчик», – произнес гость и снова умолк.

– В случае необходимости мы поможем восстановить некоторые полустершиеся пятнышки в его биографии. В частности, например, ту историю на эсминце с подделкой векселей...

Толстяк, оживляясь, заерзал. Видно, то была очень занимательная история, она ему чем-то запомнилась особо из всех содержащихся в «богатом» досье.

– Возможно, мы подскажем Интерполу, – продолжает старожил. – Итак, оба беглеца спасаются от правосудия. «Фальшивомонетчик» стряпает документы. Подкупают пилота, который позднее исчезает, с ним все ясно.

– Куда же он исчезает? – потребовал уточнений гость.

– Парень мечтает о собственном домике на Мичигане. А радист, штурман – проверенные ребята.

Американец снова кивнул.

– Вот вкратце и все, – подвел черту старожил. – Если вас что-то беспокоит – с удовольствием развею ваши сомнения, – и он выжидательно глядит на бизнесмена.

Тот пыхнул сигаретой, осторожно опустил ноги со стола.

– Верно, у вас было много хлопот с этим?

Старожил как будто смутился похвалой. Произнес проникновенно:

– Думаю, ваше доверие и ваши деньги не пропадут даром...

– Да, да, дорогой друг, вы заслуживаете признательности. После переброски получите первую половину суммы. В случае успеха – вторую, и еще четверть – в виде вознаграждения от заинтересованных лиц.

– Благодарю вас, мистер Сиптэн, – в полупоклоне приподнялся в кресле старожил.

– Как протекает подготовка?

– Все о’кей! Уже семь месяцев они в изоляции. Видят их лишь два инструктора, присланных вами. По субботам на часик приглашаю девиц. А в общем, выдерживаем, как поросят перед забоем.

– В свою очередь могу заверить, что ваша собственная причастность к этому никакими неприятностями не чревата. С нужным ведомством есть контакт – они сохранят совершенное равнодушие к нашему предприятию. Разработаны нами два варианта возвращения путешествующих племянников. Инструкции будут даны моим спутником, – кончиком сигары Сиптэн указал на молчаливого секретаря, – в день отправки.

Наступила пауза. Толстяк откинулся в кресле, обвел взглядом кабинет.

– Ну, теперь, я думаю, официальная часть закончена. Вы вселили в меня уверенность в исходе эксперимента. Я вам благодарен. И если вы со мной согласны, позволительно по доброй традиции закрепить наш союз глотком чего-нибудь...

Старожил поднялся, из вделанного в стену выдвижного бара взял три рюмки и бутылку французского коньяка.

Пригубив коньяку, американец спросил благодушно:

– Вы, кажется, последний из местных людей, кто повидал русский север?

– Да, если не считать того разбойника – младшего «племянника». Он бывал в Сибири с некоторыми скромными поручениями в пору дядюшки Кулиджа[8]8
  Кулидж – президент США в 1923-1929 гг. – Прим. Tiger’а.


[Закрыть]. И позднее прожил два года на золотой Колыме.

– Двадцатые годы, – голос толстяка потеплел. – «Добрые времена – времена моей юности...» – пропел он баском. – Помните, была такая песенка?

Старожил кивнул, хотя сроду не признавал иной музыки, кроме звона монет. И вздохнул завистливо:

– Там подземные сокровища, настоящие сокровища! Русских не хватает, чтобы выжать оттуда все.

– К сожалению, мы почти абсолютно не осведомлены, что у них там сейчас делается, – заметил бизнесмен. – Сибирские ресурсы продолжают оставаться для нас загадкой. Дьявольской загадкой! Сам господь бог не поможет нам ее разгадать. Наши прогнозисты выводят чудовищные цифры! Но мы, деловые люди, привыкли доверять сведениям из первых рук. Вы меня понимаете, не так ли?

Собеседник поддакивал почтительно, выслушивая эту маленькую речь, произнесенную гостем с необычной горячностью.

– По-видимому, вы понимаете так же, – более спокойно говорит гость, – что в случае успеха миссии «племянников», у нас найдутся и другие «родственники», желающие побывать в интересном путешествии... Некоторую неудовлетворенность вызывает во мне младший «племянник». Ведь он из эмигрантов. Есть у него родственники, близкие?

– Папаша-бандит сгорел в белой горячке. Больше ни души он здесь не имел. И пусть он вас не беспокоит, старший сумеет обезвредить его в любой момент, как только сочтет нужным. Этот «фальшивомонетчик» не брезглив, вы знаете. Он понимает: если возвратится один, получит за работу вдвойне. Прохвост знает цену и себе, и этой операции. А на первых порах «младший» необходим, так как владеет местным наречием. После акклиматизации на новом месте «старший» решит, как с ним поступить.

– О’кей! – восклицает Сиптэн, отодвигая рюмку. – «Старший» – это комплекс на удивление разнохарактерных данных. Знание нескольких языков и букет низменных пороков!.. Честно признаюсь, он склоняет меня к легкому сочувствию своей противоречивой натурой. Ну да оставим же, наконец, этот не очень приятный разговор. Завтра я отбываю. Бог вам в помощь! Помните, полностью полагаюсь на вас и моего советника. Он тут задержится, сколько посчитает нужным. И сожжет все мосты, если потребуется. Вы что-то говорили насчет Интерпола... Вы замечательный выдумщик! Думаю, что вы еще не раз мне понадобитесь...

Конечно, содержание этой беседы дошло до того самого ведомства, которое, по словам нью-йоркца, обещало полное свое безразличие к проделкам «племянников». В нагрудном кармане молчаливого секретаря был скрыт под подкладкой миниатюрный магнитофончик, запечатлевший на пленку голоса старожила и бизнесмена. Молчаливый секретарь не часто открывал рот, но делал все возможное, чтобы собственный счет в банке постоянно рос – неважно, кто способствовал тому росту – добрейший мистер Сиптэн или кто иной. У молчаливого секретаря была такая профессия – наживаться на чужом любопытстве.

«Снежная бабушка»

Беснуется пурга. Тучи снега носятся по воздуху, ни земли, ни неба – снег, снег, снег... Воет пурга, бьется в двери, царапается в окно. Старые якуты говорят:

– Снежная бабушка к огоньку просится...

Была такая легенда: когда-то, давным-давно, замерзла в тундре старуха шаманка, ослушница страшных духов. Подстерегли они ее в дороге и закрутили, закружили, растерзали, как голодные волки. С тех пор никто не видел шаманку ни живой, ни мертвой. А в непогоду «снежная бабушка» прилетала вместе с ветром к стойбищам, поднимала громкий жалобный плач. Если шел человек на ее голос, она увлекала его за собой, заманивала подальше от жилья. Заколдованный ею, человек все удалялся и удалялся, спеша от спасительного тордоха. Куда – и сам не знал. Идти становилось с каждым шагом труднее, и он был не в силах повернуть назад. Глаза залеплял снег, холод сковывал руки и ноги, подбирался к самому сердцу.

Когда уже казалось, что и сердце начинало леденеть, вдруг становилось человеку тепло, клонило в сон. Сладкая дрема смеживала веки. А «снежная бабушка» напевала ласково, обвораживающе: «Усни, путник, усни, ни о чем не надо тебе думать, ничего не надо тебе вспоминать... Подстелю тебе мягким снежком, как лебяжьим пухом... Тебе будет тепло, тебе будет покойно».

Это значит – человек замерзал, убаюканный опасной колыбельной взлохмаченной пурги. Человек уже не помнил, кто он и откуда пришел, не понимал, почему укладывается в тундре, как на домашней лежанке.

Многих усыпила «снежная бабушка», которая плачется у порога во время пурги, тревожа людей в поздний час, прежде чем люди тундры перестали наивно доверять коварной обманщице. И сегодня только старики, услыхав ее голос, иногда произнесут:

– Опять снежная бабушка за свое...

Буран отрезает все пути. Людям остается одно – ждать его конца. Даже собаки – эти неприхотливые и верные помощники северян – не идут в пургу далеко от жилья. Их толстая кожа и пышная шерсть плохо спасают от стремительно летящего, секущего снега.

Вездесущие великаны-самолеты тоже пережидают пургу, прячутся в свои дома-ангары.

Но если необходимо, в самую страшную сумятицу снега и ветра люди выезжают в глубину тундры. Рыча, полосуя белые вихри резким светом фар, рвутся сквозь пургу машины-вездеходы. Вот кто не боится ни ударов ветра, ни заносов, вот кого не разжалобит плач «снежной бабушки»! Железные гусеницы подминают наст, рокот мотора спорит с воем пурги. И сколь ни злобствует непогода – не приносит машинам малейшего вреда.

«Снежную бабушку» люди называют подчас длинным и сухим научным именем – «сложные метеорологические условия», или короче – «шторм». Измеряют «бабушкину» силу и еще предсказывают, когда она уймется или куда направит свой шаманский полет.

Такая вот вздорная «старушенция» бесновалась в тундре на следующий день после прибытия путешествующих «племянников».

А они-то рассчитывали на ее содействие! Накануне отъезда наблюдатели за перемещением циклонов в арктической зоне заявили, что «бабушка» быстро сменит гнев на милость, скрыв за ночь все следы приземления. А утром «племянники», уничтожив кое-какие ненужные более атрибуты «путешественников», должны были отыскать местных жителей и представиться несчастными жертвами воздушной аварии. Обрушились бы проклятия на голову «старушки» – ничего, с нее не убудет! Пойди разберись, что и где она натворила, куда занесла несчастный самолет. Какой с нее спрос, с этой косматой ведьмы?

Но «снежная бабушка» ни с кем не согласовывала своих поступков. Она дико металась по тундре день и ночь, и если бы «племянники» посмели открыто выразить свое неудовольствие ее поведением – им бы не поздоровилось!

Привалов

Еще до начала пурги, перед тем как отправить опергруппу Кычкина, Привалов доложил обстановку генералу Евсееву. Изложил вначале сведения, полученные от булустахцев, затем сообщил о перехваченной радиограмме. Генерал выслушал доклад очень внимательно, не перебивая. Спросил, что намечено предпринять для выяснения ситуации. И оценил действия Привалова одним словом:

– Добре.

Потом, заключая беседу, сказал:

– Как получите весточку от Кычкина, сообщите немедленно.

Не прошло и часа – с аэродрома позвонили, что самолет с опергруппой вынужденно возвращается, Булустах закрыт из-за сильной пурги. Раздосадованный Привалов потребовал данные службы погоды на ближайшие сутки, но знакомство с ними только усилило его беспокойство: пурга приближалась широким фронтом, захватывала значительный участок побережья, и притом, по мнению метеорологов, – минимум как на двое суток.

Такое осложнение условий поиска парашютистов значило только, что осуществлять этот поиск будет неимоверно трудно, почти невозможно. Какими путями, какими способами придется их вести, – об этом не мог сказать сразу даже Привалов.

Вновь связавшись с генералом, он, не скрывая собственного волнения, вызванного внезапной «перетасовкой всех карт», признался, что в данный момент поставлен просто в тупик. Конечно, и двое неизвестных, находящихся в голой, безжизненной тундре, в самой круговерти разбушевавшейся стихии, вряд ли посмеют двинуться теперь куда-нибудь. Но все это, однако, нисколько не утешительно.

– Верно! – подытожил генерал услышанное. – Ищите оптимальный вариант. Со своей стороны обещаю всемерную поддержку. Помогут «соседи» и местные жители. Но вы обязаны быть хозяевами положения. Вам принимать «гостей».

Оптимальный вариант... Где его искать?

Привалов прикинул по карте расстояние, которое предстояло преодолеть вездеходам: не меньше пятисот километров – по наикратчайшей прямой. Сколько времени потребуется, чтобы пройти по компасу к «Каменному Сердцу»?

Даже если нарушители не успели улизнуть и отсиживаются сейчас в каком-нибудь укрытии, их вряд ли удастся обнаружить в такую пору. Тем не менее, это, по-видимому, единственное, что можно предпринять.

Выйдут две машины. Хороший запас горючего, палатки, продукты, медикаменты – все следует предусмотреть. Путь очень сложный, и всех вероятностей никто не угадает. Назначить лучших водителей...

Да, это, безусловно, единственно приемлемый сейчас первый шаг навстречу нежелательным гостям.

Привалов встал, прошелся по кабинету, отдернул оконную штору. Пурга дергалась, извивалась, дышала, как живая. Один взгляд на нее навязывал мысль о безграничности и суровости пространств севера.

До перевода сюда, на заполярный пост, Привалов больше десяти лет служил в Закавказье. Разительна была перемена условий охраны государственных границ. Пришлось менять годами сложившийся напряженный, но привычный ритм работы. Иными стали и масштабы, и методика ее.

В Москве, напутствуя перед отъездом к новому месту службы, ему сказали, что укрепление северных рубежей – настоятельная необходимость, вызванная временем, когда любые расстояния и природные условия становятся понятиями все более относительными. Он и сам это прекрасно понимал и потому воспринял свой перевод как должное.

Привалов хорошо изучил повадки и ухищрения шпионов, пытавшихся скрытно преодолеть южную границу. Не однажды он встречался с ними лицом к лицу, не однажды применял при этом свои навыки самбиста и личное огнестрельное оружие. Выслушивал, случалось, и медовый шепоток о «сказочном вознаграждении», ожидающем его, если он... Даже воспоминания о таких «шептунах» всегда вызывали в нем чувство омерзения, и недовольный тем, что ещё не зачеркнулись они в памяти, он встряхивал головой и мыл руки, словно бы только что держал грязный бешмет лазутчика и сапоги с отпоротой подошвой. Нарушителей объединяла одна особенность: почти все они работали под «бедных колхозников», случайно попавших в расположение погранпоста. «Корову потерял», – гнул один. «Хворосту хотел собрать», – твердил второй.

А в тундре все складывается иначе. Тут первостепенную роль играет техника. Вместо горячего коня – неуклюжий вездеход. Вместо частых, волнующих тревог – руководство в основном по эфиру и проводу. Работа здесь показалась ему скучноватой, чересчур «кабинетной». Но через некоторое время, вполне освоившись со своими новыми обязанностями, Привалов смог по-настоящему оценить всю сложность и ответственность порученного ему дела.

Вызвав дежурного по штабу, Привалов отдал распоряжение о скорейшей подготовке экспедиции в район «Каменного Сердца». Записав необходимые указания, дежурный вышел, но тут же вернулся.

– Товарищ подполковник, к вам – лейтенант Кычкин и капитан Сироткин. По срочному делу, говорят.

– Пусть входят, – привстал подполковник, заметно заинтересованный внезапным появлением офицеров. Сам он их не вызывал. По-видимому, два друга (всем было хорошо известно, что капитан и лейтенант закадычные друзья, даже в отпуск ездят не иначе, как сообща, двумя семьями) что-то надумали, пока «воевали» с метеорологами.