Текст книги "Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939"

Автор книги: Николай Чернышевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Это буквальная выписка.

Ив. Гр. не ужинал, я тоже, только спросил хлеба. Свидание с В. П. и слова его об дтношениях к Над. Егоровне не произвели грустного впечатления, как обыкновенно это бывало, потому что теперь подают надежду. Свидание с Ал. Фед. благоприятствовало моим мелким планам относительно лжи об обмане их, и я этим довольно доволен. Когда шел, расставшись с В. П., думал о них, был весел, пел, как это почти всегда бывает, но не в таком веселом духе, как теперь, и вздумал, поя песню Маргариты из Фауста – Meine Ruh ist hin[37]37
  Мой покой исчез.
   SO


[Закрыть], которую я довольно часто пою, что хорошо бы, если бы она знала ее, и мысли – отчего хорошо, если бы она знала по-немецки, а главное хорошо, что он стал бы ее учить и время шло [бы] у них в этом; скажу, чтобы он учил ее. ³Л первого. Ложусь.

70-го [августа], 12 час. утра. – Странно, сердце снова при постоянных мыслях о Над. Er. неспокойно, как это бывало в первые дни после их свадьбы; снова есть чувство; странно, что это такое? думаю – это вздор, от моей глупости; нет, это оттого, что действительно они оба выше, чем то, что обыкновенно видишь, и достойнее всех других любви: в самом деле, есть что-то особенное, это не глупость, а только необходимое следствие того, что я его довольно близко знаю: зная, нельзя не интересоваться ими в высшей степени и не любить их от всей души. И мне приятно это биение сердца или, лучше, не биение, а как-то особенным образом оно сжимается или расширяется и что-то в самом деле чувствуешь в нем.

Вчера Ив. Гр. попросил меня уйти в залу, чтобы свет не мешал Любиньке спать;– это ничего, ни хорошо, ни дурно. Я ушел и в первый раз с давних пор, когда кончил писать, лег без свечи. Любинька ныне говорит: «Верно ты сам отнесешь письма, потому что Марья стряпает». Я не хотел раньше, но уж пошел переодеваться,' как взглянул на Марью, – она стоит так. «Есть тебе время?» – «Есть». – «Ну, отнеси». Так-то все случай – не будь <[37]37
  Мой покой исчез.
   SO


[Закрыть]е в это время в прихожей, я бы и порол по Гороховой, а после по Невскому, потому что давно уж не видал картинок и хочется посмотреть их. Да, а о Надежде Ег. все думается и не равнодушно.

V2 72-го вечера. – Ждал Вас. Петр, и думал; часто находили довольно продолжительные периоды, когда сердце билось неспокойно, как обыкновенно в таких случаях, что его нет, когда обещался; приходили в ум разные глупые предположения о том, что не случилось ли с ним или с нею чего, и что именно могло случиться. К чаю приехал доктор, рассказывал анекдоты, уморил; чрезвычайно хорошо говорит, и хороши, и новы рассказы. Когда уехал, Любинька сказала, что он врет кстати и некстати. Это мне показалось досадно: удайся хоть в 10 раз хуже рассказать что-нибудь подобное Ив. Гр-чу, она была бы в восторге и не знала бы, как и смотреть на других и как заставлять их преклоняться перед таким умником. Что за пристрастие к другим в худую сторону: только мы умны, все другие дураки… – После, спустя сказала: «Вот хвалился, что это он сделал, что академикам дают чай вместо сбитня». Я говорю: «Почему ж не он? Разве весело ему возиться с больными?» (он сказал, что от сбитня больных бывало много). – «Уж слишком! Семинарист, который жил с свиньей в одном хлеве, да сделается еще от этого болен!» Мне хотелось сказать, что Ив. Гр. тоже принадлежит к этим господам, о которых она так отнеслась; он сам горячо вступился против этого: ее слова задели его за живое. Пресмешно! Она замолчала. Через несколько времени говорит: «Вы дадите мне свечу на диван перевязать ногу?» Ив. Гр. снял и поставил. Что раньше не спросил меня, – это взбесило мою голову, впрочем, не слишком сйльно, а встал и пошел, не от сердца, которого вовсе не было, я был решительно холоден, а так; сделал несколько шагов по улице (мы все сидели у дивана, свеча горела на столе, я писал Нестора).

Когда вышел, пришло в голову зайти на двор к В. П., посмотреть в окно, что они делают, и побежал было; но стал накрапывать дождь, ветер скоро наносил тучи, и я, прошедши за переулок, который на Загородном проспекте (около 320 шагов), воротился. После ужина Любинька стала укладываться спать, сидя на моем диване, о чем она долго уж говорила. «Вы пойдете в залу», сказала она нам. Иван Гр. с «Отеч. записками», в которых читал Прескотта²⁹, я с бумагами пошли; свеча оставалась на столе. Я подошел и стал складывать бумаги на стол в зале перед диваном. – «Принесите свечу», – сказал он мне так, как говорят людям, которыми распоряжаются; это меня более прежнего задело, но снова за голову, а не за сердце. Странно! Эти люди не понимают, пока не скажут им прямо: «пожалуйста, будьте не так, как до сих пор; если я вам спускаю, так ведь это по снисходительности, которую всякий человек чувствует, если только он порядочный человек, к людям, которые гораздо ниже его по уму». А до тех пор они это перетолковывают как выражение уважения. Все-таки свечу я принес.

Любинька устроилась, он читал. Тут-то, когда дело было кончено, он стал приставать к ней с нежными, но чрезвычайно неуместными заботами: о том, что ей здесь будет неловко, на постели лучше, – как будто не знает, что если неловко, она сама увидит и перейдет снова туда, а всегда человеку должно дать испытать то, что ему кажется лучше: может быть, в самом деле лучше, а если и хуже, то теперь ему кажется лучше и будет век казаться, если он не испытает, и не позволить ему сделать это значит сделать ему неприятность. Она с ^прискорбием несколько времени отговаривалась, наконец, по своему характеру вышла из терпения отрицательным образом: взяла, перешла на постель и принялась плакать. В самом деле, она не может улечься на постели от своих болячек и спать, а на диване надеялась спать сидя и давно об этом мечтала. Она стала плакать, он пришел и сел читать Прескотта, сделавши свое дело – настоявши на том, чтоб она поступила так, как ему кажется лучше, а ей хуже. Я несколько жалел о ее слезах, но, глядя на него, мне было пресмешно, и я даже несколько раз па секунду улыбался.

Кончил прежний полулист и дописал до конца 110-й страницы К о – М е ѳ.'—Вчера у меня в доме В. П. говорил о Сидонском, как умном, но своекорыстном, тщеславном, пошлом человеке, но который постоянно занимается, о Казанском, как ужасном негодяе: «Что, кажется, мне сделал человек? а так бы и убил его, когда он напустился на жену и детей за то, что один из детей уронил чернильницу». Говорил и о Шатобриане и Дюма.

11 [августа], 5 час. 20 мин. – Сейчас ушел В. II.; разговор нашел на то, что я или он (оба кажется) сказали, поправляя у себя в штанах: скверно, что нам дана эта бещь. – «В 42 году мое положение весьма бы улучшилось, если бы я не был сам виноват. Жил я у помещика Мирного; человек почтенный, по я связался с его женою. Но разве один Иосиф Целомудренный мог бы устоять, я не устоял. Он узнал и хотел меня высечь – п высек бы, если бы она не предупредила меня. Я бежал ночью; в четырех верстах была приготовлена лошадь, а должно было проходить по местам, где паслись стада, собаки, страшные, сейчас разорвут, ночь ужасная, темная, должно было пробираться с величайшей осторожностью; пробрался. Приехал за 25 верст к жиду, который обыкновенно приезжал к нему лудить, чинить посуду и проч.; он верно что-нибудь догадался, потому что запер меня и сказал извозчику, что не раньше отпустит, как когда ему сообщат ответ от Мирного, что это такое. Ночью я спустился и убежал, и 200 верст дошел домой с одним чемоданчиком без денег. А у него дети готовились в корпус, и он хотел ехать вместе с ними и говорил: «Тысячи, двух не пожалею, чтобы вас приняли в университет». – «Что ж, разве она весьма молода?»– «Не молода уже, лет 35». – «И слишком хороша?» – «Ни се, ни то, разумеется, ничем не хуже моей Нади»…

С этим он и ушел к Казанскому.

Это: «разумеется, ничем не хуже моей Нади», поразило меня, даже теперь задевает за сердце серьезным образом. Итак, мало надежды, что его мысли о ней переменятся и, кроме того, они так дурны, как я и не предполагал. Когда он ушел, перед тем, как я сел, пока я брал в руки перо писать это, мне даже мелькнула мысль: боже, неужели этот человек уже так много видел и проч.

в таком роде, не хочется сказать износился, а приелось ему, что он уже не в силах, т.-е. не хочет понять это простое, милое создание, которое досталось ему законным образом? Я не думаю, чтобы эта мысль у меня удержалась господствующей, потому что я вижу, что он вовсе не износился, как говорит, не истерся – свеж и юн и чист даже, чище гораздо меня, – но грустно видеть то, что он ее так низко ставит; весьма грустно, – для сердца, а не для головы.

Теперь стану писать о предыдущем времени дня. Ходил в университет, главным образом, узнать, есть ли к нему письмо. Так это беспокойство его насчет того, что он не получает, заняло меня? Разумеется, нет. Оттуда шел по Невскому смотреть картинки. У Юнкера много новых красавиц; внимательно, долго рассматривал я двух, которые мне показались хороши, долго и беспристрастно сравнивал и нашел, что они хуже Над. Ег., много хуже, потому что в ее лице я не могу найти недостатков, а в этих много нахожу, особенно не выходит почти никогда порядком нос, особенно у этих красавиц, у переносицы, и части, лежащие около носа по бокам, где он подымается; да, это решительно и твердо.

Ночью (неприятно писать это на той же странице, где говорится о Над. Ег.) я проснулся; попрежнему хотелось подойти и приложить… к женщине, как это бывало раньше; подошел и стал шарнть около Марьи и Анны; но в ьто время проснулся Ив. Гр., – a_t может быть, и не спал, – и стал звать их. Это мне было неприятно, что отнимало у меня эту глупую возможность пошлым образом дурачиться, хоть это не доставляет мне никакого удовольствия, просто никакого. Мне вздумалось, что это бог попускает меня делать такие глупости – просто глупости в самом определенном смысле слова – для того, чтоб я не стал кичиться своею нравственною чистотою. Неприятно мне было подумать, что вот опять я под влиянием мыслей глупых и пошлых, и подлых, которые считал отставшими от себя. Думал я это в то время, когда шарил около них.

?/4 десятого. – Заходил В. П., по условию, чтоб я проводил его; проводил. Дорогою ничего особенного, только он говорил, как и вчера, что: «Пишу, да что толку, когда сам видишь, что дрянь? и охоты нет, и усидчивости, а когда бы знал, что будет хорошо или полезно, деятельность нашлась бы». Я говорю: «Покажите что-нибудь». Он говорил: «Писать бы что-нибудь из истории, по актам, разумеется, а не по Карамзину». – «Да, – я говорю, – для этого нужно много средств и приготовления». – «Главное – средств, – сказал он, – нет». Еще когда давеча в первый раз был, сказал, что он собирался и в солдаты, и пробовал, да нет, везде нужны деньги. «Эх, – говорит, – палками бы меня по пяткам за то, что женился: ушел бы теперь в Варшаву». Это он говорит и ныне.

Да, – еще, когда ходил в университет, оттуда ворочаясь, повстречал Воронова. Он меня проводил и сказал, что половину экзаменов выдержал, другие остались, и, может быть, он додержит, да еще сам не знает, успеет ли. Да, – еще В. П. говорил, когда был в первый раз, что писал к Адамовичу, чтобы узнать, где теперь Антоновский: «Через него всегда скорее всего могу узнать, что делается у нас, – если нужно, он даже съездит; это 200 верст от Курска». Так сильно занимают его родные!

Докончил прежний полулист, до обеда; после обеда дописал до 104-й страницы следующий Мз – Нас и. – Спина уставала, грудь нет. Читал я эти дни весьма мало, только во время еды и когда что-нибудь помешает писать, читал «Цивилизацию во Франции» Гизо – превосходно³⁰. Неликий человек! я много о нем и о его судьбе думаю.

72– го [августа]. – Утром был в бане (четвертной) и остригся; в 4 часа пришел В. П., просидел с четверть часа, и мы пошли к Ив. Вас. Я смеялся, но верно прерывистым волнующимся голосом, потому что мое сердце было неспокойно, как обыкновенно, когда думаю о Надежде Ег. – Пили чай; после пошли к Вас. Петр.; Ив. Вас. также зашел, раскланялся странно довольно, так что я заметил. Вас. Петр, после говорит: «Он поплатился бы мне за эту кичливость, если бы я был неравнодушен к Наде». Мы не говорили как-то ничего особенного, я все играл с котенком, она была огорчена сначала е)го грустным видом: «Ты всегда ворочаешься домой такой сердитый, – хотя бы раз я видела тебя веселым». Не понимает, бедная, отчего он такой! Все говорила:, что нужно переменить квартиру, эта ей ужасно не нравится, так что мне головою стало ее жаль. Когда она вышла, сказал Вас. Петровичу, чтоб учил ее по-немецки или французски. Он говорит: «Нет, не захочет». – «Неправда». – «Да разве я уже не пробовал?» – Не знаю, правду ли он говорит или нет, что пробовал; он от вопроса о квартире отделывался неловко; меня сегодня еще более чем когда-либо занимала мысль, как ему выйти из этого положения. Заставили пить чай, хотя я не хотел, ушел в 8.35. – Думаю прямо обратиться для него к Срезневскому, сказать ему, право. Кончил прежний полулист, дописал до 85, следующей Н – О в. Читал только Г изо и буду читать, когда лягут все, и июньский номер «Отеч. записок», который не читал раньше.

73– го [августа], 3' часа. – Утром писал Нестора; вчера читал до 2Ѵг «Отеч. записки», ничего хорошего не нашел и решил, что В. П. критику написал бы не хуже, если не лучше. Так мы вырастаем! Из этого источника раньше я воспитывался, а теперь смотрю на этих людей, как на равных себе. Это первая критика «Отеч.‘ записок», которая пробудила такие мысли, что В. П. или я сам не хуже их. – В 11 час. пошел за письмом, потому что думал, не будет ли денег или письма Вас. Петр.; собственно для него я пошел так рано, что мог и не найти еще письма в университете. Письмо себе нашел, ему нет. Встретил, выходя из университета, Фурсова, – заявил, что поступает к Зубову репетитором, – хорошо, дай бог; разговаривали; Никитенко выхлопотал ему кандидатство, – благородный человек этот Никитенко! Смотрел картинки на Невском, решительно уверился, что все хуже Над. Ег.

11 часов. – В 8*4 пошел посмотреть на Лободовских, пришел: когда подходил, сердце билось довольно сильно; пошел мимо окна, они пили чай; окно у чайного стола, как обыкновенно, было завешено, и нельзя было хорошо видеть их: он сидит перед столом, Над. Ег. в углу под образами. Когда прошел и увидел их хоть мельком, сердце стало снова спокойно. В продолжение этих дней меня сильно занимает вопрос: откуда мне взять денег, чтобы В. П. мог жить (и хорошо, да и следовало бы, чтобы он мог жить лучше, чем теперь) до того времени, когда выдержит экзамен и получит место? Ничего не могу придумать.

Докончил полулист Наст – Ов. День был довольно странный: сердце сжималось не так много и не во все время, а работал я как-то слишком с большим рассеянием и как-то не хотелось. Утром так утомился ходьбою с узким застегнутым воротником, что после обеда лег и заснул и проспал до пяти часов. Читал Гизо 5 том, теперь начал 4, несколько и Ба-ранта.

Прибавление к 11 числу. – В. П. заходил; [пошли] с ним в лавку за сыром; когда шли мимо казарм около церкви, он сказал: «Ныне мы не готовили, а просто поели молока и вот поедим сыру– надоело мне возиться с этой стряпней».

Прибавление к 12~му. – Когда мы были у Ив. Вас., Вас. Петр, взглянул на портрет, когда мы сидели за чаем, и сказал: «Это что за моська?» – Ив. Вас. отвечал: «Вглядитесь хорошенько,

может быть и увидите». Тот стал смотреть. Ив. Вас. через несколько секунд сказал: «Есть сходство с вашей половиной?» – Вас. Петр, снова прибавил «моська», хотя, может быть, был сконфужен, что раньше так выразился, и сказал, что сходства нет. «Нет, есть». – «Где же?» – «В овале лица». – «Да это всегда у всех одинаково» (по мне часто нет; действительно, как я после разглядел, главное сходство в овале лица). Когда Ив. Вас. вышел к М. С. Туффе, которая присылала за ним, чтобы переговорил со швеею, В. П. сказал: «Кто же это в самом деле?» Я взлез на стул – издание русское, Поля Пти (Р– Petit). Я догадался или вздумал, что есть сходство с женою наследника, и вспомнил, что В. П. сам хвалил ее за то, что выражение ее лица у нее весьма мило, так что нельзя не любить ее, и сказал в намерении выгодно подействовать на него: «Это портрет жены наследника, только, может быть, не слишком похож». Он сказал, что, может быть, и вероятно. Это писал я в 9Ѵг, 14 числа.

/4-го числа [августа], 9Ѵг утра. – Думаю все о них более всего. Пишу Нестора; вчера читал Гизо и Баранта. Ночью опять приходила глупость некоторая: я снова подходил щупать, но тотчас же ушел, оттого что поленился, или не захотел. Странно, как в человеке совмещаются совершенно противоположные качества и поступки. Когда думаю о Над. Ег., я совершенно чист, совершенно, как только может быть чист человек, а тут приходят в ум такие глупости.

//V4. – Думаю все о Вас. Петр., довольно щемит сердце, теперь думаю о финансовых делах: денег у меня не будет долго, может быть, месяца два, как же быть, где ему взять? Это трудно. Отыскал в журнале³¹, когда было отправлено письмо, в котором писал, чтобы не присылали денег: 20 июля, и не получен ответ на него. Уж и теперь заметил мельком в журнале много такого, чего не упомнил бы без него.

4^ХІ2. – Я докончил тот лист и разлиневывал новый, когда пришел В. П. Долго мы сидели молча, только его физиономия стала расстраиваться, так что я даже это заметил. «Чорт знает, какую глупость сделал, что женился; а однако, все ничего, ко всему можно сделаться равнодушным»; – с дурным видом были произнесены эти слова;—«сколько я ни стараюсь объяснить себе свое теперешнее положение, никак не могу; а надобно внимательнее смотреть на свой череп, не показались бы тут какие-нибудь бугорки или что-нибудь этакое – какой-то червь залез под череп и роется там; досада смертная каждый день, и сам не знаю, отчего: кажется бы не от чего, – а досада, тоска ужасная» (я думаю, это оттого, что он досадует на себя, что ничего не делает, чтобы выйти из своего положения); «человек с умом напр., Ив. Вас., – давно бы сошел с ума, а я ничего; другой бы, не такой пошлый человек, как я, [не] стал бы ни есть, ни пить, тосковал, худел, так и умер бы, а я ничего: ем препорядочно, сплю преспокойно, только от скуки лежишь, свистишь да глядишь в потолок. Ну, пишешь; пока пишешь – ничего, как прочитаешь – только засвистишь и изорвешь». Показывать мне не хочет ничего, – не стоит, говорит он. – Бог знает, может, и в самом деле не стоит, а скорее напротив. «Что делать, – говорит, – коль бог не дал таланта». – Мне стало думаться несколько теперь, что вот, что угодно, как угодно будь добр и прекрасен человек, но может быть поставлен в такое положение и приведен в такое состояние духа, что не будет составлять удовольствия другому. Итак, Над. Ег., конечно, грустит и тоскует, глядя на него. – Снова он говорит об этой смертной досаде, тоске. Как я бестолков, что не вижу, пока мне не скажут, а когда скажут, то вижу, что иначе и не' могло быть и что должно было бы давно это видеть. – От Казанского обещался зайти, чтоб вместе идти гулять. В понедельник хочет быть в университете, потому что ждет письма.

//Ѵг. – Был в 5Ѵг Ал. Фед. Когда уходил, я спросил, можно, ли взять «Мертвые души», – он велел приходить в 9 часов; я пошел, взял, посидел час, – он утомил и наскучил мне и показался более ограниченным, чем обыкновенно. В. П. не был; завтра утром отнесу «Мертвые души». Меня занимает, помимо прочего, мысль о переходе от Терсинских; беспрестанно мешают. Так ныне, когда я, как стало темно, стал брать свечу, Любинька сказала: «Что это, ты никак уже хочешь зажигать?» По их понятиям, конечно, этого не нужно, а с часа должно просидеть так, пока будет настоящим образом темно. Я поставил свечу и ушел в другую комнату, после стал перебирать письма, перекладывать несколько их в один конверт. Она говорит: «Что же ты, зажги свечу, что копаться так?» (уж было достаточно темно). Я промолчал. Странные люди; кажется, с ними не должно церемониться, потому что они не хотят предполагать это, а нельзя не церемониться, если послушаешь их мнения и суждения. С завтра начну пить по одному стакану чаю. Дописал до 94-й [стр.] конца Побъ – Поя.

15 числа [августа], воскресенье, 6 час. вечера. – До сих пор день был самый пустой, что касается до дела, и самый беспокойный, что касается до сердца. До 12 час. читал я «Современник», августовскую книжку, которую вчера принес В. П., и носил к нему «Мертвые души», он оставлял, я не остался, хотя тотчас же стал жалеть, что сказал, что не буду после обеда: в самом деле, лучше было бы согласиться, что буду. Когда читал «Современник», ничего еще, читал последнюю часть «Домби» – хуже много первой, и особенно я это увидел, когда Вас. Петр, сказал, что хуже, – у него действительно вкус тонче и разборчивее моего, он создан быть критиком. Когда кончил и хотел приняться за дело, не стало делаться – так растосковался о Вас. Петр., отчего долго с ним не виделся и не говорил, как бы мне хотелось, и что еще сутки с лишком не увижусь, что ужасно. Довольно давно не было так тяжело на душе. Как и что он будет делать? т.-е., во-первых, чем будет жить? а это главное, чтобы у них теперь было много денег, и он был бы доволен в этом отношении; тогда, я надеюсь, его мысли относительно Над. Ег. переменились [бы], и он стал бы счастлив.

Я не мог продолжать писать Нестора, бросил, лег в зале читать Баранта и заснул, к счастью. Нехорошо было на душе. Проснулся перед самым обедом; когда пообедали, я хотел было писать– снова не пишется, тянет к нему, да и только. Я уже пошел в университет, главным образом так, чтоб прошло время, но обманывал себя надеждою, что может быть найду письмо ему, – нет, ему нет, а было Ив. Гр. Чорт возьми, подумал я, которых писем не нужно, те есть. Но ходьба рассеяла мои мысли и мрачное расположение. Оттуда я шел по Невскому, встретил Михайлова брата, узнал, что он недавно писал им if пригласил его к себе. Теперь ничего, довольно спокоен, хотя Нестор не пишется, – лень ли, или скорее предчувствие, что снова задумываюсь о В. П., не знаю. Уж хоть пришел бы Ал. Фед., все бы разговорились о чем-нибудь – желание, которое у меня бывает только во время довольно порядочного неудовольствия. Жду, когда откроются курсы, что-то будет, – может быть, от Воронина что-нибудь такое, чем можно будет В. П. воспользоваться, а может быть и мне. Нестора дописал тот лист, всего до 1 04-й стр., теперь снова сажусь за него, не знаю, много ли напишется.

Тб ч. 40 м. – Все читал «Современника», прочитал «Тома Джонса» и дочитал «Домби». В самом деле Том Джонс здесь много слабее, чем в прежних книжках, но я не знаю, заметил ли бы я это, если бы раньше не сказал это В. П.; думал во время чая мало, конечно, и читал спокойно. У него вкус более гораздо развитый, чем у меня – от природы, или упражнения, или от лет. Дописал всего до 110-й стр. – День прошел в чтении, а не в письме. Теперь снова ложусь читать.

76– го [августа]. – День довольно незамечательный. О В. П, не тосковал, хотя он не был; весь день писал Нестора. Вчера читал вечером долго «Космос», критику в июньской книжке «Отечественных записок» ³². Хорошо, и несколько новостей в голове. Читал несколько Гизо и Баранта; докончил следующий полулист и напи-, сал 72 стр. Разг – Святослав. В8 час., как в. п. не заходил, пошел к нему; он не выходил из дому, потому что думал, что дети Казанского не будут дома; говорил довольно живо. Он в очаровании от Гоголя, ставит его наравне с Шекспиром. Она понравилась попрежнему – ни более, ни менее. Пришел оттуда в 10 час. почти. Он курит табак, говорит – не выдержал, купил четверку в грустные минуты; это меня несколько обрадовало: значит, у них деньги еще не подходят к самому концу; она все попрежнему. Сам я не думал почти ни о чем весь день; в разговоре с ним ничего почти, кроме того, что написал теперь, нового не было; завтра хотел зайти ко мне в 6 час. Делал еще, до 74-й стр., итого в день 1Ѵ2 листа. Работал с начала дня с жаром; после ничего, как обыкновенно. 11 час., ложусь, буду читать «Отеч. записки».

77– го [августа], вторник. – Вчера читал «Отеч. записки» вечером, прочитал, между прочим, начало в июньской книжке Дготро-ше³³; запала в душу мысль там, которая есть: «Чем более у кого абсолютных истин в известной отрасли ведения, тем ниже он стоит в ней. Простому человеку покажется смешным вопрос, отчего падает тело на землю: как же ему не падать? так всегда бывает и было и этого, по его, довольно; смешно и то, отчего корпи у растений вниз всегда направлены, стебель вверх».

Писал письмо ныне утром, в котором говорил худо о сочинении Терещенки и словаре Р. Академии, в ответ на папенькино письмо ³⁴. Пошел отнести письма, чтобы побывать в университете; Любинька дала 30 коп. сер. вместо 20, потому что Иван Григорьевич тоже написал два письма; я думаю 10 коп. сер. оставить пока у себя и отдать ей после, когда получу от Ал. Фед. В университете слышал, что Срезневский режет на экзаменах из русского, это мне показалось неприятно; на дороге туда встретился с Галлером, он уже приехал из Гатчины, и говорю: «не пишу Срезневскому»³⁵. Пришел домой, – да на обратном пути пошел по Невскому для картинок, у Дациаро новые – две молодые прекрасные женщины на террасе, выходящей в море, одна сидит и целуется с молодым человеком, другая смотрит за занавес малиновый, отделяющий террасу от других частей дома (это что-то вроде балкона), не подсматривает ли кто-нибудь. У нее лицо в профиль весьма хорошо, но хуже много Над. Ег., хотя есть некоторое сходство, почему я долго смотрел; шейка также вперед и грациозна. У другой лица нельзя хорошенько рассмотреть, потому что не в профиль, а прямо; также хороша. 88

Мария Магдалина молится перед крестом, лампадой и черепом в пещере, – это я раньше видел; освещение понравилось почти от лампады, лицо довольно хорошо, но много хуже Надежды Егоровны. – Пришел домой, – Иван Григорьевич спросил у Любиньки мелких денег, сказавши, что нет табаку; я сказал, что должен гривенник, и вынул его и еще 6 коп. сер., которые только у меня и были, а он послал кажется за водкою, а табаку не хочет. Что-то будет, когда придет Василий Петрович, а у меня нет с чем послать за табаком; если не купит к тому времени, разумеется, спрошу у Любиньки, хотя глупо, конечно, сделал, что не рассудивши отдал деньги. – Ивана Григорьевича на месте помощника утвердили потому что, говорят, – министр верно согласится (2Ѵг ч. дня).

9Ѵг вечера. – В 4 были Ив. Вас. с Вас. Петр. Вас. Петр., действительно, как сам говорит, слишком дурно думает об Ив. Вас. и не может даже удержать этого; это на меня подействовало неприятно, что он его обижает, между тем как я сам делаю то же и еще более и чаще. Ив. Вас. приходил затем, чтобы поручить узнать о дипломе Герасимова. Вас. Петр, хотел после зайти, чтобы идти вместе до квартиры. Я спросил у Любиньки деньги на табак, ничего не сконфузясь и даже без всякого усилия, как будто так и следует, а давеча не хотелось этого. В 6 ч$с. пришел Славянский. Его приход меня обрадовал тем особенно, что, значит, он не смотрит на меня особенными глазами и не думает отстраняться от меня, но, кроме того, я в сущности чувствую расположение к нему. Тотчас пришел Благосветлов старший узнать о Неволина записках, я указал на Раева, он побежал, а меня пригласил на завтра. После пришел Вас. Петр. Говорил с Славинским о духовных преемниках Московского и Антония, о политике. Радецкому дали Георгия 1-й [степени], – странно и неприятно³⁶. Славянский сидел довольно долго; был, бедный, как обыкновенно, не совсем здоров, ушел в 8Ѵг или ³/4, а может быть и 9. Они и Вас. Петр, пили чай. Вас. Петр, принес «Мертвые души», которые теперь читает Любинька; они ей нравятся, сверх моего ожидания. Я дописал Нестора до 104-й стр. и только, потому что весь почти день писал письмо (которое писал на простой бумаге, потому что почтовой недостало); после ходил в университет, после 4Ѵ4–8³Л все были люди. День прошел почти бесполезно, но довольно порядочно, все шло хорошо.

78-го [августа]. – День решительно пустой и бесплодный, кроме разве того, что прочитал несколько из «Мертвых душ». Вставши, читал их, после с полчаса писал, после к Славинскому, там обедал, видел Лыткина; в 3 часа воротился, до 4Ѵг ч. читал и несколько писал, поджидал Вас. Петр., поэтому не уходил к Благо-светлову. Тут пришел Пелопидов, после Ал. Фед., который взял «Современник», просил меня к себе за ним завтра, – попрошу денег, – может быть, принесет и «Debats»; в 8 часов ушел. Я несколько снова писал, читал «Мертвые души». Теперь 8 ч. 40 м. и кажется Нестором более не буду заниматься уже, а как будут деньги, [куплю] бумаги и [буду] писать Срезневского лекции³⁷, потому что времени едва достанет.

У Славинского видел Алексея Герасимовича, который, когда он сказал о Пестеле, что, идя на виселицу, сказал: «Это цветочки, а будут и ягодки», – «стало быть, говорит, у них был сильный покровитель» (мысль, которая была вовсе некстати и нелепа по ходу разговора), «который, как он знал, поддержит их предприятие», а я отвечал: «А, может быть, он сказал это и не потому» (разумеется, потому что был убежден, что должен совершиться переворот – правда ли это или нет), сказал: «а что вы думаете, – это он говорил как пророк? – как Иоанн Предтеча: «глас вопиющего в пустыне?» – Я был этим удивлен: ловкость мысли и приведение примера из священного писания, что я так люблю и делаю сам с таким удовольствием; странно показалось мне: человек самый пустой, ограниченный, но только довольно бойкий и несколько остроумный и говорит, как говорю я, – следовательно, может быть, и я ничем не лучше его? И другие мне подобные и мною уважаемые ничем не лучше его? – О Вас. Петр, думал мало, когда был один, почти не думал и вовсе нс тосковал, т.-е. в голове всегда он, только кроме этого есть другие предметы, – это оттого, что я был развлечен, всего часа два был без гостей и не в гостях.

79-го [августа], – Почти весь день прошел в чтении, во всяком случае большая часть. Утром читал «Мертвые, души» и Гизо IV томик, несколько писал Нестора, наконец, после обеда в 5 час., не дождавшись В. П., пошел к Алекс. Фед. сказать, что нс могу быть у Благосветлова; ему также было некогда; тотчас же я воротился; не хотел я идти, к Благосветлову, потому что дожидался Вас. Петр. После он пришел, говорил только о «Мертвых душах», посидевши V4 часа пошел, я проводил его и не пошел к нему, потому что лицо было покрыто красными царапинами от угрей, – не хотелось так явиться перед Над. Егоровной. Алекс. Фед. и вчера и ныне говорил о следствиях, которые имела для меня женитьба Лобо-довского: «Я, – говорит, – писал об этом Михайлову, писал, что вы весьма часто бываете там и что наслаждаетесь». – Странно, если он угадал, что Надежда Егор, для меня кажется не то, что другие молодые женщины или девушки. После почти все читал Гизо или «Мертвые души». Дописал до конца 93-ю стр. С в – С т; решился теперь оставить это, а завтра же, или когда будут деньги, купить бумаги и писать для Срезневского лекции. Тотчас же подам просьбу и о свидетельстве. 11Ѵ2 – ложусь читать Гизо и «Мертвые души».