Текст книги "Только про девчонок"

Автор книги: Николай Терехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

НОЧЬЮ НА ГРОМКЕ

У Ильи Ивановича слово верное. Как только скирдовальщики положили последний клочок сена на стог, он погрузил на машину оставшиеся дубовые слеги, сказал колхозникам:

– Обещал я Анне Петровне помощь. Не дал ей хату помазать, а там еще и погреб завалился. Работы одному на целую неделю, а мне отрываться на столько нельзя. Может, заедем всей бригадой?

– Ой, что вы, Илья Иванович, – застыдилась Анна Петровна. – Мы сами. Погляди, какие у меня помощницы.

– Хорошие, – начали расхваливать девчонок скирдовальщики.

– Хорошие-то – хорошие, а на погреб мужчину надо.

– А мы сами дела мужские делаем, – подала голос Шурка. – И погреб сделаем сами.

– Шурка! – Анна Петровна строго взглянула на дочь. – Не встревай в разговор взрослых. Сколько раз тебе говорить!

Договорились так: сейчас Илья Иванович завезет и сбросит слеги, Ванятка и Лешка возьмут лошадей домой, а рано утром запрягут их в телегу и съездят за глиной к Громку. Натка и Шурка останутся поварихами…

– Противогаз неси, – сказал Ванятка Лешке.

– Утром захвачу.

– Утром будет некогда. Надо испытать сейчас.

– Да ведь ночь уже…

– Чудак. У нас лошади. Смотаем быстро.

Разве мог терпеть Ванятка до утра? Нет, если он задумал что, не отложит до завтра.

Лешка сбегал домой, взял противогаз и выскочил во двор. Мать заметила, окликнула из окна:

– Лешка! Ты куда на ночь глядя? Что же ты, негодник, совсем от дома отбился! Вернись.

Незаметно сунул противогаз в заросшую лебедой подворотню, вернулся, стал объяснять.

– Я к Бугаевым. Лошадей надо поить.

– Без тебя не обойдутся?

– Бригадир нам с Ваняткой велел. И сена скосить на ночь, им надо, – еще приврал для верности Лешка.

– Какой деловой стал. А дома палец об палец не стукнешь.

И началось: «кадушки рассохлись, сейчас же воды налей» (как будто нельзя налить завтра), «капуста уже два дня не поливалась» (сами не полили бы, наверно, дней десять), «сходи к Деминым, у них хорошая хлебная закваска» (наверное, жили бы без хлеба, не будь Лешки). Всегда вот так получается: когда тебе некогда от своих дел – наваливаются дела домашние.

Противогаз лежит, Ванятка ждет и, наверное, злится. А делать нечего: надо приниматься за работу.

Раздосадованный Лешка взял два ведра и пошел к колодцу.

Скрипит, то и дело кланяясь, журавец. Лешка переворачивает в кадушку одно ведро за другим. Вода гукает, падая в кадушку и выливаясь тонкими струями, шуршит по траве. Какое противное дело – наливать рассохшиеся кадушки. Все равно, что наполнять водой решето.

В левадах у моста послышалось цоканье копыт. Лешка догадался, что это едет Ванятка. Не дождался.

Ванятка привязал к плетню лошадей, пошел к колодцу.

– Сколько можно ждать, синьор? – сердито спросил.

– Да видишь вот…

– Вижу. Дай мне противогаз, я один катану на Громок.

Лешка обиделся: разве можно, чтобы без него делать такое важное испытание. Эгоист все-таки Ванятка.

– Ты лучше съезди к Деминым за закваской да помоги. Быстрее вдвоем сделаем…

– Ладно, переливай из пустого в порожнее.

…Уже стемнело, когда они подъехали к Громку. Ночь была тихая, но камыши качались, шелестели, как при ветре. Иногда слышался звук, словно кто-то резко повел опущенной в воду рукой. Это щуки гоняли за мальками.

Ванятка отвинтил противогазную коробку, разделся, натянул на голову маску и полез в воду. Лешка, держа в руках конец гофрированной трубки, побрел следом. Забравшись на глубину повыше пояса, Ванятка присел, скрывшись с головой. Лешка держал конец трубки, чтобы в нее не залилась вода.

Здорово все-таки придумал Лешка! Сидит себе Ванятка под водой, и хоть бы что ему! Только немного обидно: придумка его, Лешкина, противогаз – тоже, а главное делает Ванятка. Всегда вот так получается: в помощниках Лешка у Ванятки. Лучше бы сам сначала попробовал… Вылетел с языком: «У меня маска есть».

От того, что нещадно ели комары, Лешке становилось еще обиднее. Он потянул трубку дважды вверх, что означало: «вылезай». Ванятка вылезать не хотел, Лешка переломил конец трубки, и «водолаз» тотчас вылетел из воды.

– Ты чего? – сердито спросил он. – За эти шуточки по шее схватишь, понял?

– Понял… Ну, как? Можно работать в ней?

– Можно, – смягчился Ванятка. – Только очки потеют.

– Дай-ка я попробую.

Едва Лешка нырнул в глубину, как тут же поднялся. Сорвал маску.

– Ты чего? – удивился Ванятка.

– Велика маска, возле ушей пропускает… Ты-то вон какой лобастый, – с огорчением и завистью сказал Лешка.

Ванятка был доволен. Теперь нужно придумать, как удлинить трубку, чтобы обходиться без помощи Лешки. Не будет же он все время держать трубку, когда Ванятка будет на дне.

По дороге домой придумали. В школе есть длинный резиновый шланг, пристроенный к насосу для полива школьного сада. Если отрезать от него метра три – будет в самый раз. Шланг приделать к гофрированной трубке, конец трубки привязать к накаченной воздухом автомобильной камере – и полный порядок.

– Может, лучше попросить шланг у уборщицы, – робко высказал свое опасение Лешка. – Все-таки школьный это шланг. Узнают.

– Сам не проболтаешься – не узнают.

Лешка мучительно придумывал: как бы это улизнуть от добывания шланга. Пускай Ванятка сам. А подумав, решил:

– Не буду резать шланг.

– Сдрейфил, – упрекнул Ванятка Лешку. – Ладно, я сам постараюсь.

ВЕСЕЛЫЙ ДЕНЬ

У Ванятки и Лешки была самая муторная работа: они месили лошадьми глину. Лошади не хотели вертеться на маленьком пятачке, то и дело выходили из круга, пугались, когда женщины бросали им под ноги пшеничную мякину и плескали ведрами воду. Ребята голыми пятками били в бока упрямых месильщиков, а они то перескакивали круг, то, пятясь задом, брезгливо переступали по замесу передними ногами. В пору хоть самим засучивай штаны и начинай месить. С горем пополам сделали.

Женщины с ведрами глины, как муравьи, облепили дом. Слышались смачные шлепки глины, которую женщины горстями бросали на стены.

Работы хватало всем.

Илья Иванович с косарями выбрал из погреба прошлогоднюю картошку, вытащил заплесневевшие кадушки. Решили отремонтировать погреб так, чтобы больше не заваливался. Вместо дубовой слеги на погреб положили кусок стального рельса, который валялся без нужды у кузницы.

Ната и Шура кашеварили и были очень огорчены, что не удалось покормить помощников: пришла Лизы Селезневой мать.

– Анна Петровна! Что же это такое? Весь хутор собрала, а у нас на свадьбе некому гулять.

– Бабы! – крикнула Анна Петровна. – Кончайте!

Из-за углов дома вышли женщины в платьях, заляпанных глиной.

– Что такое?

– Милости прошу, – поклонилась Селезнева женщинам, – к нам на свадьбу.

– Мы почти кончили, – сказали женщины. – Тут дела на полчаса. Домажем, а побелят сами.

– Не припаздывайте.

– Нет, Тимофеевна, не припоздаем.

– Гулять – не работать. Можно и поторопиться.

Ванятку с Лешкой и Натку с Шуркой Тимофеевна не пригласила. Малых не приглашают, они ходят смотреть свадьбы без приглашения. Занимают самые лучшие места на деревьях и глядят в окна, как на бесплатное представление.

Одевшись в свои старомодные одежды, бабушка позвала девчат.

– Дадите мне, что ль, свои причиндалы плавательные? – спросила.

– Бери, бабушка, – отдала ласты и маску Ната. – Только гляди, чтобы не пропали, а то у нас их уже чуть не своровали на сенокосе.

– Не своруют, не бойсь.

На дальнем краю хутора послышалась песня, потом загудела машина. Это ехала на свадьбу солонцовская родня жениха. Песня стала слышнее, вот она уже покатилась по хутору. Звонкий, незнакомый женский голос под гудение мотора выводил:

 
Эх ты, мама,
Купи мне лошадочку,
Серую, ко-о-сматую:
Я поеду в край далекий,
Цыгана засватаю.
 

В этой песне припев без слов. Дружный хор по-цыгански подхватывает: «Ай, ля-и-ля, ли-лял-ля-и-ля». Очень похоже на цыганский хор. Этой песней гордятся солонцовцы. Они первыми привезли ее откуда-то на Хопер. И потому лучше, чем они, никто в краю не поет эту песню.

 
Эх ты, мама.
Выйду за цыгана,
Будут цы-ы-ганяточки…
 

Ребятня со всех улиц и переулков сыпанула к дому Селезневых. Сейчас женихова родня будет выкупать невесту.

Шофер увидел Нату, поманил рукой.

– Как Степка, разговаривает? – спросил.

– Разговаривает.

– Покататься хочешь?

Шурка покосилась на сестру. Натка вспомнила уговор всегда быть вместе.

– И Шуру возьмешь?

– Да хоть всем хутором садитесь. Пока они там будут торговаться, а мы на озеро охолонуться съездим. Жарища. Эй, мелюзга, сыпь в кузов, катать буду!

Ната и Шура – в кабине, мелюзга – в кузове. Она кричит, визжит, смеется и, подражая взрослым, поет:

 
Я поеду в край далекий,
Цыгана засватаю.
 

Высыпала мелюзга из кузова, сбежала к озеру и…

– Лешка! – крикнула Натка. – Ты чего там делаешь?

Развалившись, будто в кресле, Лешка полулежал на пузатой автомобильной камере. Между ног он держал конец шланга. Увидав кочкинскую ораву, Лешка три раза дернул за шланг, что означало: «кто-то подходит к озеру». Ванятка в ответ дернул один раз: «понял».

– Загораю, – ответил Натке Лешка и снова настойчиво дернул два раза: что, мол, «нужно подниматься».

Но разве мог Ванятка подниматься, когда на берегу кто-то есть. Надо переждать. Прощупывая пешней дно, он еще раз дернул за шланг. Но дернул так, что шланг выскользнул из рук Лешки и пошел на дно.

Лешка ринулся в воду ловить шланг и сразу же в воде стукнулся лбом о Ваняткин лоб. Почти в один миг над водой появились две головы.

– Знаешь, ты кто? – спросила Ваняткина голова. – Идиот.

– Сам ты такой, – вежливо ответила Лешкина голова. – Я не виноват, что плохо разработали сигнализацию. Где теперь маску возьмем?

Ребятня завладела камерой, уставшие Ванятка и Лешка медленно помахали к берегу.

– И пешня утонула? – выкачивая пальцем из уха воду, спросил Лешка.

– Пешня – ерунда. Сотню можно сделать.

– Ну, как там? – полюбопытствовал Лешка.

– Плохо. Ковырнул раза три – и стала темная ночь. А вообще, кажется, один раз во что-то твердое стукнул пешней.

– До грунта достал.

– Не похоже. Вроде бы деревянное. Даже гукнуло.

Лешка неожиданно рассмеялся. Давясь от смеха, проговорил:

– Вспомнил, как мы с тобой лбами.

– Я аж до дна опустился, – улыбнулся Ванятка.

Лешку разобрал смех, и он, едва выговаривая слова, рассказывал:

– У меня аж искры посыпались. Хорошо, что в воде, а то вспыхнуть мог бы.

– Хватит тебе, – остановил Лешку Ванятка. – Развеселился.

– Да ты не горюй: мы знаем теперь, что нам искать, и обязательно найдем. Я обещаю достать маску. Маму попрошу. У нее в военкомате знакомые есть. Найдут какой-нибудь старый противогаз. Новый нам не нужен. Лишь бы воду не пропускал.

Когда вернулись в Кочки, постель невесты была продана, и невеста продана. Подвыпившие кочкинцы пели свою песню. Тоже откуда-то привезенная, она считалась своей, потому что первыми запели ее они.

 
Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
 

Пели и плясали до поздней ночи. Особенно интересного ничего не было. Интересное было на другой день, когда по хутору пошла толпа ряженых. Тут были и бурые медведи, и цыгане. Цыганки приставали к встречным хуторянам. Цыгане заставляли медведей плясать под гармошку. Но вот появилась в воротах Наткина бабушка. На ней был Наткин спортивный костюм, ласты, на лице маска, а во рту трубка. Все бросились к ней, окружили. Она прорвалась сквозь толпу, подхватив в напарники одного из медведей, начала танцевать, высоко поднимая ноги, опасаясь, как бы медведь не наступил на ласты.

В Кочках любят рядиться на свадьбах. Но цыгане и медведи – это не ново. Все внимание – бабке. Кто-то узнал в ней Ихтиандра из кинофильма «Человек-амфибия».

Пока бабка-Ихтиандр вытанцовывала, в толпе появились «полицейские». На головах – кастрюли, в руках – скалки вместо дубинок.

– А, морской дьявол?! – крикнули они на бабку-Ихтиандра. – Мы тебя давно ищем!

Бабка-Ихтиандр бросилась удирать, но «полисмены» поймали ее, взяли на руки и понесли, чтобы посадить в бочку с водой, которая стояла во дворе Селезневых.

Натка на всякий случай догнала бабушку и на ходу начала инструктировать:

– Смотри, глубоко не опускайся, чтобы в трубку вода не налилась, а то захлебнешься.

– Знаю, Натанька, знаю.

Не у одних Селезневых в этот день было радостно. На всех хуторян разошлась эта радость, даже тех, кто на свадьбе не был, она коснулась. У прилавка в сельмаге рассказывали о ряженых, в толпе, встречающей табун коров, похохатывали насчет того, как «американцы» чуть не утопили в бочке бабушку Домашку. Лишь только Ванятке Бугаеву в этот день было не до смеха. Так хорошо пошло их дело и так плохо кончилось.

МИР НЕЗНАКОМЫЙ, ИНТЕРЕСНЫЙ

У Шуры захватывало дух от мысли, что вот сейчас она скроется под водой и увидит то, с чем рядом жила, но чего никогда не видела. Натка предостерегала:

– Смотри не забывайся, трубку изо рта не выпускай.

Из дома девчонки взяли стеклянные банки, чтобы собирать в них озерных животных.

У Шурки захватывало дух еще и потому, что ей придется брать в руки пиявок, которых она боится. Признаться в этом сестре боялась.

С замиранием сердца она шла по дну озера, поросшему роголистиком. Натка, шедшая впереди, обернулась, кивнула головой и, присев, скрылась под водой. Шурка присела тоже.

Вот уж не думала Шурка, что бывает так. Ей казалось, что под водой как в темном царстве. На самом же деле здесь столько солнца! Озерная трава, освещенная солнцем, сверху видится обыкновенной зеленой, а в воде – изумрудной. Непривычным, даже странным, показалось ей слышать собственное дыхание. Наверно, врач, приложивший к спине больного стетоскоп, так хорошо не слышит его дыхание, как слышит в воде свое дыхание аквалангист. В трубке так шумит, будто рядом работает кузнечный мех.

Все гораздо проще казалось ей, когда она, тренируясь, дышала через трубку на берегу. В воде почему-то дышать было тяжелее и потому боязно. Наверное, сразу бы поднялась, когда б не было так интересно под водой.

Совсем иным виделся подводный мир через стеклянное окошко. Будто не водоросли, не растения видятся ей в окошко, а непролазный лес диковинных деревьев. Шура провела рукой над вершинами «деревьев», и они, сбрасывая с листьев ил, мягко закачались.

Сверху видится много разных животных, но совсем не столько, сколько их есть на самом деле.

Под листом стрелолиста дремала толстая пиявка. Натка наклонила лист и погладила пиявку. Не испугалась она, поплыла за Наткиной рукой. Натка подставила ладонь. Пиявка опустилась, пощекотала ладонь пятачком-присоском и, присосавшись, замерла.

Натка принялась снимать пиявку, чтобы положить ее в банку, но та не хотела отрываться, вытягивалась в нитку, но держалась. Брезгливая Шурка чуть не выронила изо рта трубку. Поднялась. Поднялась и Натка. Вынув изо рта трубку, спросила:

– Боишься?

– Боюсь, – призналась Шурка.

– Я сама буду ловить, а ты банку держи.

Какие все-таки страшные животные в озерах. Вот плывет что-то темно-коричневое, спина рубчатая, как бабушкин рубель[2]2
  Рубе́ль – узкая доска из твердого дерева с поперечными выступающими рубцами. С его помощью по столу катали намотанное на валик (скалку) мокрое белье и тем самым оттирали и разглаживали его. Отсюда поговорка «Не мытьем, так ка́таньем». – Прим. книгодела.


[Закрыть], голова большая, черные челюсти похожи на рога. Наверное, больно кусается. Шурка подалась от этого страшилища, а Натка ловко поймала его и посадила к пиявке.

Как непривычно быть под водой: хочется все время спрашивать, а нельзя. Вот это, что за чудо? Шурка толкает сестру и показывает на траву, которая плавает перед глазами. На корнях травы множество усатых шариков. Шурке хочется сказать, что эту траву нужно взять в ботанический уголок музей. Натка делает знак, показывая пальцем на глаза: мол, внимательнее гляди.

В корнях травы много прозрачно-зеленых рачков. Они прыгают вверх и вниз, крутятся около усатых шариков. Вот один рачок забился под усы, и Шурка увидела, как шарик открыл рот, и рачок нырнул внутрь. «Вон оно что, – подумала Шурка. – Это же домики, где живут рачки».

Натка взяла траву и, осторожно заправляя корни, положила в банку.

Потом они шли по илистому дну до тех пор, пока Натка не встретилась еще с одним чудом. В кустах роголистика на паутинках-канатиках висел белый колокольчик. Под этим колокольчиком, как в прозрачном шатре, сидел настоящий паук. Натка ладошками подцепила колокольчик и сняла его вместе с пауком. Шурка хотела остановить Натку, подалась к ней. Хотела крикнуть: «Подожди! Дай посмотреть еще». Раскрыла рот – и трубка выпала…

– Чудачка ты, – сказала Натка, выбираясь на берег. – Паук этот не простой, а водяной. Мы его посадим в школьный аквариум, и он снова сделает себе такой же шатер.

– И это все в аквариум?

– Конечно. Вот такую траву не часто встретишь. Это трава-хищник.

– Хищник?

– Да. Ее называют пузырчатой. Она питается мелкими водяными животными. Вот смотри, – Натка оторвала один пузырек. – Видишь дырочку? Она клапанком закрыта.

– Я видела, как в нее заскочил рачок. Думала, он там живет, – сказала Шура.

– Нет. Рачок толкнулся в клапан, и он открыл вход в пузырек. Наружу клапан не открывается. Рачок остался там навсегда. Бывает, глупый рыбий малек забирается туда. Пузырчатка и его прикрывает.

– И съедает их?

– Нельзя сказать – съедает. Рачки там погибают и становятся пищей для растения.

– Значит, съедает.

– Поэтому и называется хищником. Есть еще трава росянка. На суше растет колокольчиком. У этого хищника много вот таких шипов. – Натка сложила колокольчиком ладони с растопыренными пальцами. – Как только в колокольчик попадает бабочка или муха, или жучок, шипы тут же замыкаются, – Натка сомкнула пальцы. – И сидит там гостья… Много таких растений, которые животными питаются.

– Как интересно, – задумалась Шурка. – Откуда ты знаешь?

– Учительница у нас по биологии много рассказывает интересного.

– Я бы тоже в биологи пошла.

– Ты – трусиха. Жучков боишься.

– Это сначала, а потом ничего, привыкну.

– Привыкай. Завтра на Чертово озеро пойдем.

– А это кто? – будто не слыша про Чертово озеро, спросила Шурка и показала на животное, похожее на бабушкин рубель.

– Это личинка жука-плавунца. Тоже хищник и очень вредный, поедает мальков, маленьких головастиков. Пребольно кусается. На Чертовом озере их много.

– Что ты меня пугаешь? Не боюсь я твоего Чертова озера, – обиделась Шурка.

О СМЕЛЫХ ЛЮДЯХ И МНОГОМ ДРУГОМ

Илья Иванович не расстается с транзисторным приемником, слушает новости про хлебоуборку. Хлеба на юге добрые, жатва приближается. Уже делают выборочную косовицу на полях у Медведицы. Вот-вот нагрянет и на кочкинские поля. На склоне за старым городищем ячмень уже побелел.

На школьном дворе в несколько рядов стоят автомашины. Их прислали на уборку москвичи. Илья Иванович завернул к шоферам. В саду его встретила школьная уборщица тетя Вера.

– Это что же такое? – спросила она, показывая бригадиру конец шланга. – Что же это за народ пошел?

– И много отхватили? – рассматривая свежий срез на конце шланга, спросил Илья Иванович. – Шоферня?

– Если бы шоферня? До них еще. В химкабинете украли противогаз, в музее – Наткину книгу, в какую она писала про животных и разные травы…

«Это снова проделки Ванятки Бугаева», – подумал Илья Иванович и направился к шоферам.

Шоферы валялись на траве под машинами. Увидели бригадира, загалдели:

– Дай нам работу. Надоело без толку лежать.

– Будет работа, жарко на днях станет. Так что отдыхайте, заряжайтесь силами.

– Говорят, у вас есть музей? – спросил один из москвичей.

– Есть. Да не знаю, понравится ли? Вы избалованы столичными музеями.

– Все же интересно посмотреть хуторской музей.

– Тогда вам придется съездить за экскурсоводом.

Ната и Шура собирались на Чертово озеро, когда к дому подскочил грузовик. Натка обрадовалась, думала, солонцовский шофер Борис: хорошо бы, подвез на озеро.

– Ната? – окликнула ее бабушка со двора. – Приехали к тебе.

Ната выскочила. Шофер незнакомый.

– Покажи нам свой музей, – попросил шофер.

Это было неожиданно и приятно. В школьный музей, часто заходят люди: начальники из района или городские кочкинцы, приехавшие в гости. Им рассказывать много не нужно, сами все знают. А вот так, чтобы она провела группу по двум залам, как настоящий экскурсовод, – такого еще не было. Правда, Натка готовилась. На днях обещали прийти в музей пионеры и школьники, что приехали из Волгограда в соседний пионерский лагерь. Она сделала много интересных записей о природе, о животных, которые водятся в степи, в займище, в Хопре и озерах. Но тетрадь украли. Вспомнив об этом, Натка растерялась. Что делать?

Шофер торопил.

«Расскажу им, что помню», – решила она и села в душную кабину. Шурка с обидой и укором остановилась у калитки. Натка пригласила сестру.

– Чего же ты стоишь? Садись.

Шоферы ожидали ее в школе. Как в настоящем музее, они столпились около Натки и Шурки и, войдя в комнату, притихли.

– Хутор наш небольшой, – начала рассказывать Ната, вспоминая запись в тетради, – но у него большая история. Он помнит набеги татаро-монгольской орды, крымских татар. Сейчас вы видите с одной стороны займище, с другой – степь. А тогда он был окружен лесами. В этих лесах стаями ходили волки, бродили медведи, лоси. В хоперских протоках водились бобры, ондатры…

«И откуда она знает, что было раньше?» – удивлялась Шурка, слушая сестру. Ей хотелось, чтобы Натка непременно рассказала о том, что и сейчас в протоках водятся бобры, откуда-то их привезли, и ондатру тоже разводят. Сама она не видела их, но слыхала об этом. А лося видела собственными глазами. Правда, медведей тут не разводят. Но, говорят, выше по Хопру водятся пятнистые олени и даже зубры.

– От древности не осталось ни памятников, ни имен. Но остались имена людей революции, Великой Отечественной войны, – рассказывала Натка. – Вот посмотрите сюда. Портрет Петра Рубцова. Когда на Дону поднялись мятежные казаки, Рубцов со своими сыновьями Михаилом и Николаем поднял казаков из нашего и других хуторов против мятежников…

Натка рассказывала, как отчаянно рубились с белоказаками красные казаки Рубцова. Шурке хотелось, чтобы Натка непременно рассказала и об Алеше Рубцове, самом младшем сыне отважного казака.

Про Алешу Рубцова Шуре рассказывала бабушка. Ему было восемь лет. А бабушке тогда лет двенадцать. И вот этот восьмилетний Алеша спас от белоказаков отца.

Было это так. Мятежные казаки налетели на хутор ночью. Они врывались в дома и, если находили там казаков, которые были за Советскую власть, забирали их и казнили. Алешкин отец как раз был дома. Он выскочил в окно и спрятался в бане. Алешка знал, что отец в баню забежал для отвода глаз. В бане была запасная дверь, она запиралась снаружи на цепочку. Отец перебежал баню, выскочил на другой стороне и дверь запер. Думал: пока белые будут искать его в бане, он садами уйдет.

Алешка подследил, когда белые заскочили в баню, и припер дверь снаружи бревном. Пока белые выбирались, отец ушел. Алешка спрятался на чердаке, но белоказаки нашли его.

Шуркина бабушка видела, как утром бородатый палач Плетнев вел Алешу к кладбищу. Алеша не был ни октябренком, ни пионером, тогда их в Кочках не было. Он шел по узкой стежке и плакал. Плакал и говорил: «Папанька живой остался. Он тебя все равно убьет…». Плетнев лаже не довел Алешу до кладбища. Застрелил.

– Живут в нашем хуторе два брата, два тракториста, – продолжала экскурсию Ната. – Это Степан и Федор Аржановы. До войны работали на одном тракторе, в войну пересели на один танк. За четыре года они уничтожили шестьдесят три вражеских танка. На праздник, как оденутся, и у одного и у другого грудь светится – столько у них орденов и медалей.

– Ты про бой у Россоши расскажи, – не вытерпела Шура.

– Не мешай, – сердито глянула на сестру Ната и продолжала: – Бой у Россоши особенно запомнился братьям. Аржановы нападали на немцев неожиданно. Спрячутся где-нибудь и нападают из засады. Около Россоши, это на правой стороне Дона, они наскочили на немецкий штаб и уничтожили его. И сами попали в ловушку. По ним начали палить из пушек. Один снаряд угодил в гусеницу и разбил ее. Немцы окружили танк. Живьем хотели их взять. А они развернули пулеметы и пушку, отстреливаться стали… Их бы взяли, но выручил Степан. Он спустился через нижний люк и около четырех часов ремонтировал гусеницу. Немцы видели это, стреляли в него, ранили, но он все-таки отремонтировал гусеницу, и танкисты выскочили из окружения. Сейчас братья Аржановы опять работают на одном тракторе.

– Лучше всех работают, – вставила Шурка. – В прошлом году им по Красной Звезде дали.

Ната не на шутку обиделась на Шурку. По дороге домой отчитывала:

– Я без тебя знаю, что рассказывать. И ты не лезь не в свое дело!

– А что же ты самое интересное и не рассказываешь.

– Потому что это неожиданная экскурсия. Я не готовилась. – И вздохнула. – Готовиться теперь не по чему. Тетрадь украли.

– Илья Иванович же обещал найти.

Шли мимо правления колхоза. Смотрят, толпа около газетной витрины. Протиснулись. И увидели статью с крупным заголовком:

ГЕРОИ ИЗ ХУТОРА КОЧКИ

В статье рассказывалось о желтом урагане. О том, как школьник Иван Бугаев не побоялся шторма, бросился спасать колхозное имущество. О том, как Иван Бугаев, внук одного из первых кочкинских коммунистов, не испугался огня, забрался на горящий стог и спас сено.

Шурку даже жаром обдало, когда прочла свое имя. На пожаре она всего лишь вытаскивала из бочки деревянную затычку, наливала в ведра воды и снова затыкала отверстие, но тоже в герои попала.

В правлении сидел Илья Иванович и кричал в телефонную трубку:

– Девушка! Алло! Девушка! Мне райпотребсоюз. Председателя!..

Девушка, видимо, отозвалась.

– Алло! – кричал опять бригадир. – Карасева нужно! Карасев? Здорово! Еле дозвонился до тебя. Ты газеты читаешь? – Карасев, видимо, газет не читал. – Слушай. Возьми сейчас же «Авангард». Взял? Вот теперь читай.

Ната и Шура зашли в коридор. Уж больно любопытно, о чем это хочет говорить бригадир с Карасевым.

– Прочел? Так вот, дорогая душа. Мы тут решили отметить такое дело, премировать ребят. Кое-что купили. Но одну штуку ты нам должен найти… Какую? Акваланг… – Акваланга, наверно, у Карасева нет. Бригадир рассердился: – Зачем мне твои часы? Ты достань акваланг, ласты и ружье подводное… В Волгоград, говоришь, надо ехать? Езжай! – И пригрозил: – Гляди, пропишу я тебя в газете… Не боишься? А если Баранову позвоню?.. То-то.

Илья Иванович долго держал около уха трубку, молча кивал головой, потом улыбнулся:

– Я же знал, что ты меня не подведешь…

Девчонки догадались, что акваланг получит Ванятка, но решили никому об этом не говорить.