Текст книги "Только про девчонок"

Автор книги: Николай Терехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

КОНФЕТЫ «ВАСИЛЬКИ»

К вечеру приехала с сенокоса мама. Обветренная, загоревшая, она была похожа на цыганку. Только синие глаза были ее, мамины. Натка прижалась к ней.

– Мама, я по тебе наскучала.

– Я тоже. Как там Лида? Не обижала тебя?

– Нет, мы живем дружно.

– А как между собой они?

– Не ругаются. У Сергея отпуск будет в сентябре. Собираются в Ялту.

– Значит, они не приедут?

– Не приедут.

Сидели до поздней ночи. Натка рассказывала, как она была подчаском на посту № 1 у Вечного огня на братской могиле. Бабушка Домашка удивлялась.

– Да девчачье ли это дело?

– А что же, только ребячье? – возражала Натка.

– Стоять с автоматом – мужское дело.

– Если хотите, вот такие бабушки и воспитывают мужчин-эгоистов.

– Ну-ну, Ната, успокойся, – вмешалась мать. – Нельзя так.

– Разве я говорю неправду? Все девчонки у нас хотят стоять часовыми… «Нельзя!»… Вы думаете, они, мальчишки, не мотают на ус, мол, мы главнее, мы нужнее девчонок…

– Ты не права, Ната. Как ни говорила будущие воины – это мальчишки.

– Когда я стояла подчаском, то всегда вспоминала тебя, мама. Ведь ты стояла с винтовкой под знаменем, как настоящий воин.

– Тогда, доченька, война была.

Шурка была на стороне сестры. Она слушала и соображала, как завтра сделает бумажного змея, запустит его и докажет, что девчонки умеют это делать не хуже мальчишек. Втайне рисовала картину, как удивятся хуторяне, когда они с Наткой поймают черта.

«Правильно, Натка, нечего водиться с ними, с мальчишками, – подумала она. – Только не так, как в прошлом году».

В прошлом году они договорились не связываться с мальчишками, но Натка оказалась изменщицей. Пригласили ее мальчишки выкуривать из норы лисят, и она пошла, а Шурку ребята не взяли. Теперь Шурка хотела напомнить об этом Натке, но никак не могла вступить в разговор. Натка все спорила с бабушкой, и, не сумев ничего доказать, вздохнула.

Вот уж ни к чему такой разговор. Какая разница – мальчишка, девчонка. Ведь договорились делать все мальчишеские дела сами.

Делать не только мальчишеские, но и мужские дела им не в новинку, потому что мужчины в доме нет. Когда-то он был. Шурка помнит, как пять лет назад приехал какой-то дядька в сером помятом костюме. Мама была на работе, бабушка тоже, Натка в школе, Лида и вовсе далеко в городе – она училась в институте. Шурка была дома одна, когда вошел этот дядька. Длинный, худой. Сроду не видела она таких длинных и худых в своем хуторе. В руке у него чемодан.

Поздоровавшись с Шуркой, спросил про старших. Шурка рассказала, где они. Он разговаривал с ней так, словно знал ее. А когда сказал: «Какая ты большая, Шурочка», – та удивилась:

– А я тебя не знаю.

Он достал из чемодана коробку конфет, отдал ей. Коробка красивая, васильки на ней нарисованы. Таких в сельмаге никогда не продавали. Наверно, очень вкусные конфеты. Шурка не решалась открыть коробку.

– Вы откуда меня знаете, дяденька? – переспросила.

Он посмотрел на Шурку серыми глазами и сказал:

– Я, Шурочка, твой отец.

– Неправда, дяденька. У меня отца нет, – протянула ему коробку с конфетами.

– Бери, бери, – отстранил он коробку.

– Не хочу, – положила Шурка конфеты на стол.

В этот день мама с бабушкой вернулись с работы рано: услышали про гостя. Пришли домой и не обрадовались.

Вечером, когда Шурка легла спать, она слышала, как долго о чем-то басил гость. Шурка подкралась к двери, стала прислушиваться. Дяденька хотел, чтобы мама разрешила остаться жить у них. Мама молчала, потом сказала:

– Мне ты не нужен. Обхожусь. Ты не только меня бросил – детей. С ними и будешь разговаривать. Завтра вызову Лиду.

Лида приехала на другой день. Она была сердитая. На отца даже не поглядела.

Вечером собрались за столом. Женщины уселись на дубовой лавке с одной стороны, отец – с другой.

Шурка узнала все. Этот дяденька – действительно ее отец. Но когда-то давно, когда Шурка еще не умела ходить, он бросил всех и уехал в город. Маме с бабушкой было очень трудно. Бабушка не работала. Но разве могла мама одна прокормить такую ораву?

– Прокормила, с трудом, правда, – вздохнула мама. – Даже в институт определила старшую. – И повторила сказанное в первый вечер: – Мне ты не нужен.

– Кто не ошибается в жизни? – виновато сказал отец.

– Все мы ошибаемся. – Мама развела руками. – Но есть ошибки, какие можно простить, а какие не простишь, если сердце не свелит.

Мамино сердце не велело прощать, но… она же не одна, решать эту трудную задачу должны ребята – так, она зовет своих девчонок, когда разговаривает сразу со всеми.

– Так вот, ребята, – обратилась она к девчонкам. – Мое решение вы знаете. Скажите, вам нужен отец?

– Конечно, мужчина в доме нужен, – вмешалась бабушка. – Вон погреб опять заваливается.

Вот тогда Шура и узнала, что есть дела женские, а есть мужские – что когда делать трудное.

Лида перебила бабушку:

– К мужским делам мы уже привыкли. Обойдемся.

– Ты как думаешь, Ната?

– Маленькие были не нужны, а теперь мы выросли, – сказала Натка словами бабушки.

Шурку можно было и не спрашивать. Что она понимает в жизни. Она-то еще не выросла. Но Шурка тоже хотела быть взрослой и потому по-настоящему серьезно сказала:

– А я сама кукле ногу приделала.

Отец ушел. И больше в Кочках не появлялся.

КАШЕВАРЫ

– Ребята! Просыпайтесь!

Бабушка стояла под стогом сена и длинной хворостиной стегала спрятавшихся под одеяло внучек. Натка всхрапывала, будто и в самом деле спит.

– Вставайте! Пока холодок, все вместе пройдемся по картошке. Днем поспите.

Вставать не хотелось. По холодку-то как раз и спать.

– Сейчас, негодницы, воды плесну на вас! – бабушка угрожающе загремела ведром.

Шурка прыснула со смеху: ведро-то, что под стогом, пустое.

Поднялись. Натка съехала со стога вниз, Шурка следом – босыми ногами прямо в холодную от росы лебеду. Мать уже копалась на огороде, окучивала картошку.

Не хотелось Натке вставать, но вот вдохнула утренний воздух и ощутила, как охватывает ее знакомое чувство необъяснимой радости, какое давно не приходило к ней в городе.

Сладкий в деревне утренний воздух. Не вдыхать его, а пить хочется, пить без роздыха и бесконечно. С ним прибывает не только радость, но и бодрая сила. Оттого и работается по утрам охотно.

Мать идет впереди, тюкает мотыгой по черным высохшим комьям чернозема. Под мотыгой вспухают серые облачка пыли. Мать изредка разгибает спину и глядит то на часы, то на горизонт, из-за которого вот-вот поднимется солнце.

Солнце выглянуло. Качнулся застоявшийся воздух, и сразу запахло степью. Запахло полынью, хлебами. Легкий ветерок принес медовые запахи, которые всю ночь таились в красных головках татарника.

Мать положила на плечо мотыгу.

– Надо собираться. – И вздохнула. – И дома, кричи, надо остаться, и на сенокос надо. Перестоит трава, никчемушняя будет.

– Я пойду за тебя поработаю, – предложила Натка.

– Справишься ли? – засомневалась мать.

– Я же в прошлом году на граблях работала.

– На граблях у нас, поди, есть кому работать. А вот скирды вершить некому.

– Вершить не умею, – согласилась Натка.

– Ладно, я к бригадиру сбегаю, посоветуюсь.

– Я тоже с тобой поеду, – заявила Шура.

– Мама пустит – поедешь.

Мама вернулась от бригадира.

– Сумеешь кашеварить? – спросила.

– Сумею, – сказала Натка. – Я варила обеды, когда мы классом ездили за Волгу.

– Ну вот и поезжай. «Беларусь» с прицепом идет, от кузницы…

– Шурку можно взять с собой?

– Отчего ж нельзя. Можно. Помогать будет. Дровишек поднести, воды.

Шурка так и подпрыгнула от радости.

– У-р-ра! Я еду на сенокос! – закричала она.

– Не ломай картошку, сенокосница, – сказала бабушка.

Шурка, перепрыгивая через ряды окученной картошки, побежала домой. В хозяйственную сумку сложила маски, ласты, взяла ружье. Там в займище много озер, и можно будет охотиться.

Мать наказывала:

– С огнем осторожнее. Каждый раз заливайте. Пожару не наделайте.

– Не наделаем, – пообещали дочери.

Ната осмотрела ружье, поправила канатик, присела на низкий, но обрывистый берег, стала смотреть на озерную гладь воды, на заросли чакана, в котором должны быть сазаны. Сазаны не сазаны, а какая-то рыба там ходила, качала чакан.

Над озером с клокочущим верещанием летал орел. Небесный охотник тоже следил за добычей. Вот он перестал верещать, спикировал к воде, вытянул косматые ноги, выгнул крылья и, погрузив на миг лапы в воду, поднялся. В когтях, сверкая на солнце серебристой чешуей, трепыхнулась крупная красноперка.

Трудно удержать рыбу даже такому когтистому рыболову. Едва поднялся над водой, и красноперка шлепнулась в воду. Орел снова заверещал, теперь тоскливо и сердито.

– Подай трубку, – опустившись в воду, попросила Натка.

Шура подала алюминиевую трубку с длинным, но легким наставком. Это Сергей придумал наставить трубку, чтобы можно было глубже опускаться под воду. В который раз Шура спросила:

– Как ты не боишься?

– Когда первый раз поплыла под водой, то чуть не захлебнулась. Надо привыкнуть, чтобы дышать только ртом. А я дыхнула носом и выронила трубку.

Пернатый рыбак поймал и снова упустил красноперку.

– Молодой, – определила Шура. – Не научился еще.

Ната приказала сестре:

– Пока я буду охотиться, ты тренируйся дышать.

– Без маски?

– В маске.

– Она больно лоб давит.

– Привыкай.

Шура сидит, опустив ноги в воду. Она внимательно смотрит на трубку, которая медленно движется вдоль берега.

За спиной у Шурки трещат работающие травокоски, гудят тракторы. Гул моторов отдается легкой дрожью в прибрежной воде. Вода то стоит тихо и кажется зеркалом, то вдруг задрожит, будто ее разбирает беззвучный смех.

На соседнем озере людей нет. Туда перелетели дикие утки. Они то изредка спокойно крякают, переговариваются, то вдруг зашумят крыльями по воде, заорут. Что-то делят.

В двух метрах от берега около густой куги дерутся клешнятые раки. Медленно ползут они друг к другу, водят длинными усами, сходятся и с удивительной, проворностью выбрасывают свои клешни вперед. В этот миг они напоминают боксеров, каких Шурка недавно видела в кино. Будто обессилевшие боксеры, они сцепились клешнями, похожими на перчатки, и, медленно, напирая друг на друга, никак не могут разойтись. У боксеров, что в кино, – судья. Он их разводил. А у озерных драчунов судьи нет.

Шурка нащупала в траве камешек, бросила в драчунов. Он упал рядом – драка продолжалась. Шурка бросила еще и еще. Попала. Рак вздрогнул и, вырываясь, так заработал шейкой, что оторвал собственную клешню, которую крепко держал противник. Победитель с добычей ушел в кугу.

Шурка потеряла из виду алюминиевую трубочку. Забеспокоилась: не утонула ли Ната? Не шевелясь, долго искала глазами сестру. Никаких признаков. На озере тихо. Сняла маску.

Услышав позади себя автомобильный сигнал, Шурка вздрогнула. Грузовик, переваливаясь на ухабинах, ехал прямо на нее. Из кабины вышли солонцовский шофер и незнакомый парень, а из кузова выпрыгнули Ванятка Бугаев и Лешка Сапожников. В руках у Ванятки клетка со Степкой. Шурка даже рот раскрыла: ведь забыла совсем про Степку!

– А где Наташа? – спросил шофер.

– Там, – показала Шурка на озеро. – На сазанов охотится.

– Позови ее.

– Зачем?

– Надо.

– Как же я ее позову, если она под водой.

– Надо. Понимаешь какое дело, заспорили мы вот с товарищем. Не верит он, что скворцы могут говорить. Вот и заехали к вам. Я и «здравствуй» ему, и «как поживаешь», а он молчит. Выходит – проспорил. А ведь своими ушами слышал.

– Степка! – окликнула Шурка скворца.

Он сидел на жердочке нахохленный и скучный.

– Мать сказала, что он обиделся на вас. Бросили, а она не знает, чем его кормить.

– Налови кузнецов, – приказала Шурка Лешке. – Мы пойдем Нату искать.

Они шли вдоль берега, заглядывая под таловые кусты. Под кустами ходили стаями красноперки. Значит, у берега Натки нет.

– Наверно, в чакане, – догадалась Шурка. Догадалась верно. Качнулись вдруг черные головки чакана, на поверхности воды забилась рыбина, и тут же поднялась Натка.

– Есть! – сказала она. – Килограмма на два.

Крупный сазан бился на гарпуне. Ребята так и ахнули. Шурка, гордая за сестру, сказала:

– Это что, вот на Тумаке она с Сергеем не таких подстреливала!

Возразить ей никто не посмел. Значит, там, на Тумаке, и водятся крупнее сазаны. Волга – оно конечно; там и сома поймать можно запросто.

Ванятка, не отрывая глаз, смотрел на охотницу. Сазан – это здорово, и ружье – это здорово. Но он даже и не подозревал, что с помощью вот такой простой штуки, как маска с трубкой, так долго можно пробыть под водой. Если бы знала Натка, как ему нужна вот такая штука.

Пришел Лешка со скворцом.

– Не хочет он кузнецов есть. Я даю, а он не берет.

– Как поживаешь, Степка? – спросил шофер.

– У него просто нет сегодня настроения. С ним это бывает. Вы приезжайте в другой раз, – посоветовала Натка.

Ванятка отказался возвращаться в Кочки. Стал клянчить маску и ласты. Натка не дала.

– Утонешь!

– Это я утону?! – удивился Ванятка. – Да я Хопер в любом месте переплыву.

– А под водой ты плавать не умеешь. Надо учиться. Я ходила с Сергеем в кружок юных водолазов.

– В кружок, – поморщился Ванятка. – Я без кружка уже полторы минуты могу быть под водой без воздуха. Не дашь?

– Не дам.

– Ну ладно, – пригрозил Ванятка. – Жадина.

– Никакая она не жадина, – заступилась за сестру Шурка. – Она даже мне не разрешила. Не умею еще.

– Мне, мне, – передразнил Ванятка Шурку. – Тоже, водолазка. Вот ты утонешь запросто.

– Зачем же тебе маска, если ты и без нее целых полторы минуты можешь сидеть под водой? – подтрунивала Натка над Ваняткой. Но он всерьез ответил:

– Я никак не научусь глядеть под водой. На глубине вода холодная, глазам больно.

– А зачем тебе в глубину лезть?

– Значит, надо, – оборвал разговор Ванятка и пошел на луг, на котором гремели травокоски.

Натка снова натянула на глаза маску, взяла в рот трубку и побрела в воду.

…Солнце поднялось к полудню. Пора было идти на стан. Кашеварка, Ваняткина мать, просила девчонок прийти пораньше, надо сдать им продукты, рассказать, что к чему и как делать.

Девчонки принесли двух сазанов и щуку.

– Неужели сами поймали? – не поверила она Шуркиному рассказу про подводную охоту.

И все же рыба была хорошая, и косари теперь будут с ухой.

– Вот пшено, а вот картошка, лаврушка есть, – подавая один пакет за другим, говорила кашеварка. – Хорошо бы укропчику, да нету: кто знал, что будет такое. Солить станешь, пробуй на вкус. Не пересоли. Ванятку оставляю тебе в помощники! Эй! Ванятка!

Ванятка уже подменил кого-то из подгребальщиков и важно сидел на высоком железном сиденье автоматических граблей. Впереди бежал красный трактор «Беларусь», вслед за ним – ровная шеренга из четырех граблей. Ванятка глядел на соседних подгребальщиков, готовый нажать педаль, которая включает подъемник зубьев. Вот все ближе, ближе пышный вал собранного сена. Ванятка нажимает педаль, длинные дуги стальных зубьев подпрыгивают так, что достают до сиденья, и, оставив вал сена, со звоном падают на подстриженную землю.

– Ванятка! – зычным голосом кричит мать. – Не слышит… – Она выждала момент, когда он посмотрел на нее, снова закричала, махая рукой. Ванятка отмахнулся: некогда, мол, не видишь, что ли, – человек работает.

Вслед за граблями идет большой гусеничный трактор – с длинным бревном. Бревно, привязанное к трактору за концы стальными тросами, называется волокушей. Тяжелое, оно легко подпрыгивает на луговых кочках, зарывается в пышный торец сенного вала, замирает в напряжении. Сенной вал клубится, растет, растет горой, все тяжелее трактору. Трактор с оглушительным треском перегазовывает, сбавляет скорость. В этот миг по земле и проходит легкое дрожание, в это время и смеется беззвучно озеро.

– Ну ладно, девчонки, – говорит кашеварка. – Теперь его не стянешь с этих граблей. Он, черт, до работы охочий. Сами скажете, что велела помогать.

– Так он и послушает нас, – сказала Шурка, разрезая на куски щуку.

– Обойдемся и без него, – заверила Натка. – Вы идите.

– И то, пойду на дорогу, может, попадется попутная машина. Не пересолите уху, – напомнила, уходя, кашеварка и погрозила пальцем сыну: мол, смотри у меня тут…

Ели косари и скирдовальщики уху шумно, дружно. Ели и хвалили поварих:

– Ай да девчонки!

– А я думал, что городские не умеют варить.

– Какая ж она городская? Наша, деревенская…

– Три года в городе – позабудешь деревню…

– Хороша ушица.

Натка на седьмом небе – старалась не зря. Шурка пониже – ее дел тут поменьше: воды принесла, за костром следила да помнила, чтобы уху не пересолить.

Потом разговор перешел на другое. Кто-то сказал, что не мешало бы привезти сюда бредешок и ловить им рыбу. Плохо ли, если вот такая уха каждый день! Сытно и колхозу экономия.

– Кто же вам, девчонки, рыбы дал? – спросил бригадир.

– Сами поймали, – сказала Шурка. – Натка настреляла.

Все удивились. Всем захотелось поглядеть, что за снасти привезла Натка из города. Шурка побежала в полевую будку. Выскочила встревоженная. Размахивая ружьем, закричала:

– Натка! Кто-то украл! Ласты, маски кто-то украл.

– Еще этого не хватало, – поднялся из-за стола бригадир.

– Это Ваняткины проделки, – догадалась Натка. – Теперь я ему покажу.

Кинулись искать Ванятку, а его и след простыл.

Девчонки расстроились: что же это за человек Ванятка Бугаев? Илья Иванович успокаивал их:

– Принесет. Никуда он не денется.

ПОМОЩНИК КАШЕВАРОВ

Бригадир Илья Иванович Сошников сказал так:

– Не горюй, Ната. Я этого Ванятку не только под водой – под землей найду.

Рано утром, распорядившись, кому что делать, бригадир сел на своего трескучего «Ковровца», помчался в Кочки. Ванятку дома не застал. Мать сказала, что ушел с Лешкой Сапожниковым, а куда ушел – не знает. Ольга Сапожникова, мать Лешки, подсказала, что ушли ребята на Громок.

Громо́к – это озеро, что недалеко от Чертова озера. Находится оно на краю займища, под каменистым склоном. В полую воду весной или в ливень летом с каменистых круч в озеро падают потоки воды. Водопады звонкие, разноголосые, падая вниз, гремят, и этот гром далеко разносится по займищу. Оттого и называется озеро Громко́м.

Илья Иванович подкатил к Громку и, не слезая с мотоцикла, стал глядеть на озеро. Никого нет. Хотел было повернуть назад, но вовремя увидел, как что-то непонятное плыло по озеру. Присмотрелся – две алюминиевые трубочки.

Он закатил мотоцикл в таловые кусты и стал следить за ребятами. Первым на поверхности показался Лешка.

– Ванятка! – крикнул он.

Ванятка плыл все дальше. Лешка сложил ладонь лодочкой, ударил по воде. Ванятка или не слышал хлопка, или не захотел обратить внимания на Лешкин сигнал. Лешка вернулся к берегу, устало дыша, лег на траву. Ваняткина трубочка долго бороздила гладкую поверхность озера. Наконец устал и Ванятка. Устроившись рядом с Лешкой, Ванятка отдохнул и проговорил:

– Зря ружье оставил. Знаешь, какого сома видел под кручей! Огромаднющего. Как бревно. Лежит, усами водит.

– Ружье… Тут и за это попадет! – Лешка поднял ногу, показывая ласт.

– Пока попадет, а мы найдем…

– Ничего тут не найдешь. Дно травой да илом поросло. Если бы настоящие водолазные костюмы достать…

– Найдем, если это правда. Я возьму дома пешню, насажу на длинный держак и прощупаю все дно.

Лешка сообщил:

– Я читал в газете про ученых, которые хотят сделать человека-амфибию… Пока на животных практикуют. Собака прожила в воде почти пять часов, а белые мыши – восемнадцать.

– В воде?

– Конечно. Только это была вода специальная.

– Ерунда… Тебе, значит, подай на дне подсвечники, но вода чтобы в озере была специальная, – скептически отмахнулся Ванятка. И, помолчав, спросил: – Ты знаешь, сколько человек может быть без воздуха?

– Минуты две может, – неуверенно ответил Лешка.

– До шести минут бывают в воде ныряльщики за жемчугом. А один пробыл под водой 13 минут 42,5 секунды. Правда, он подготовился, полчаса перед этим дышал кислородом… А вообще тренировка – большое дело.

Ребята поднялись. Ванятка собрал маски и ласты, отнес под копну сена, что стояла на берегу. Спрятав, сказал Лешке:

– Поезжай на сенокос.

– А ты сам, – упавшим голосом посоветовал Лешка.

– Нельзя мне. Думаешь, они не догадались? А тебе можно.

– Ладно, – пообещал Лешка. – Только я боюсь.

– Не бойсь. Сома подстрелим и туда же отнесем. Ухи знаешь сколько из него будет! А ружье нам и не нужно. Завтра отдадим же.

– А может, мы уговорим Натку. Она будет варить, а мы охотиться, рыбу ей доставлять.

– Чудак ты, Лешка. Нам нужен Громок, а от него до сенокоса далеко.

Они разошлись. Ванятка пошел в сторону Кочек, а Лешка на дорогу, что ведет на переправу.

Бригадир выкатил мотоцикл, забрал спрятанные маски и ласты, закурил. Ожидая, пока ребята уйдут подальше, задумался: чего же они искали на дне этого озера?

Лешку он нагнал очень быстро. Тот стоял на обочине дороги с поднятой рукой.

– Возьми, дядя Илюша, – попросил он.

– А ты куда? – словно ничего не зная, спросил бригадир, а сам подумал: «Посмотрю, как ты будешь врать!»

– Я на сенокос.

– Зачем?

– Буду Натке помогать.

«Умеет врать».

– Ей Шурка помогает.

– Какая она помощница? Дров нарубить не может.

«Ну-ну, ври дальше».

– Это верно, – поддержал бригадир Лешку. – Ты хоть и не велик, но все-таки мужчина. Как у тебя бицепсы?

– Кто? – не понял Лешка.

– Не кто, а что, – поправил бригадир и придавил пальцами Лешкину руку выше локтя. – Мускулы, спрашиваю, как? Сильные?

Лешка закатил до плеча рукав рубашки, обнажил едва заметные бугорки мускулов и смущенно поглядел на бригадира.

– Э-э! – воскликнул Илья Иванович. – Не годишься ты в рабочие. Что это за бицепсы? Тряпки… Ты, наверно, физкультурой не занимаешься.

Лешка промолчал, насторожился: а что если из-за этих самых… как их… бицепсов бригадир не возьмет на сенокос! И торопливо пообещал:

– Я буду заниматься.

«Ну хитер, пострел!»

– Ладно, садись, да гляди не оторвись.

– Не оторвусь.

– Далеко ушел… – не оборачиваясь, крикнул Илья Иванович и спросил: – Не было попутных или не берут шоферы?

– Были, не берут, – продолжал врать Лешка. – За деньги они взяли бы.

«Ах ты, поросенок, – возмутился Илья Иванович. – Ну, погоди же!»

– Крепче держись! – наддал он газку.

Натка знала, какой объявился у нее помощник, бригадир все ей рассказал. Но она делала вид, что ничего не знает, и расхваливала Лешку на все лады.

– Молодец, Леша. Что в хуторе делать? А тут мы пользу для колхоза принесем.

Лешка вошел в роль.

– А что, не правда? Правда. Если бы у меня были покрепче… ну, бицепсы, я бы вершить стога полез.

– Это без тебя сделают. А ты поруби мне вот эту штуку.

Натка подсунула Лешке узловатое полено сухого вяза, дала топор:

– Между прочим, бицепсы лучше всего развиваются у кузнецов и дровосеков.

Лешка взял в руки топор: тяжелый. Этим долго не намахаешь. Но что делать: назвался в помощники, надо колоть. Замахнулся. Топор ударился лезвием о полено, и, отскочив, жалобно зазвенел. Пробовал рубить с одного конца, с другого – не идет, хоть лопни. Рубашка взмокла, а толку нет.

Натка тайком следит за Лешкой, улыбается.

Когда Лешка выбился из сил, сказала:

– Его можно и не колоть. Целиком сгорит.

В другой раз Лешка нашелся бы что сказать, а сейчас стерпел обиду, промолчал, но твердо решил стащить ружье.

Выждав момент, когда Натка послала Шурку за водой на озеро, а сама ушла к скирдовальщикам спросить, что готовить на обед, Лешка шмыгнул в будку, схватил ружье, опустил его под ремень в штанину, пошел вслед за Шуркой. И вдруг услышал голос Ильи Ивановича:

– Лешка! Пойди сюда!

Лешка притворился, что не слышит, прибавил шагу. Ружье мешало, и он прихрамывал. Бригадир снова окликнул. Что-то неприятное подкатило под сердце, оно, это самое неприятное, командовало ногам, чтобы они бежали.

– Стой! – крикнул бригадир.

Лешка по голосу понял, что Илья Иванович видел, как он украл ружье, и побежал. Бежал так, будто одна нога у него была протезная.

– Что с тобой? – догнал Лешку бригадир.

– Не знаю. Что-то вступило в коленку.

– Ай-яй-яй! – покачал головой Илья Иванович. – Не бережешь свое здоровье. Ну-ка, давай гляну.

– Ой! Не надо! – завопил Лешка.

Пришлось отдавать ружье. Никогда еще Лешка не чувствовал себя так плохо. Стыдно. Провалиться бы сквозь землю.

– Так-так, – осуждающе говорил бригадир, подталкивая Лешку. – Да ты знаешь, что это – подсудное дело?

«Теперь все в хуторе узнают», – мучительно думал Лешка.

«А ты, парень, не из храбрых», – думал о Лешке бригадир.

– Рассказывай, зачем ходили с Ваняткой на озеро, зачем украли Наткино подводное снаряжение? Все рассказывай.

Лешка быстро сообразил, что нужно молчать.

– Никакого снаряжения я не видал и Ванятку не видал. А ружье взял, чтобы самому настрелять рыбы для бригады.

– Как же ты будешь стрелять без маски?

Лешка на мгновение растерялся, но тут же нашелся:

– У меня есть противогазная маска.

Сказал и остановился, и даже рот раскрыл от удивления: как это; он раньше не додумался. Вот уже второй день он ломает голову над тем, где взять маску, а она, оказывается, на самом дело есть. Дома, в чулане, на гвозде висит сумка с противогазом. Еще во время войны ее забыл какой-то солдат. Лешка хотел порезать маску на рогатки (резина мировая), но мать не разрешила, – пригодится. Вот и пригодилась.

– А ты сообразительный, Лешка, – сказал бригадир. – Это мне нравится. Только ты меня не проведешь. Я ведь видел, как вы что-то искали на Громке, как спрятали снаряжение под копну сена, слышал, как Ванятка приказал выкрасть ружье…

Врать дальше не было смысла, и Лешка признался, но сказал, что ружье он украл не навсегда, а лишь на один день, чтобы подстрелить сома для бригады.

– Знаю. И все-таки если дойдет дело до милиции, то тебе не сдобровать.

Лешка упал духом. Если узнает обо всем милиция, то узнают все хуторяне, и будут они его ни за что ни про что считать вором.

– Илья Иванович, честное слово, я больше никогда не буду! – пообещал Лешка. – Илья Иванович, не надо говорить никому про это. А? Не скажешь?

– Если ты расскажешь, что вы искали в Громке.

Лешка насупился.

– Ну, что, нельзя рассказывать? Тайна?

– Я обещал Ванятке – никому об этом…

– Вот оно что. Не рассказывай, если обещал. Только ведь я знаю.

– На пушку берете. – Лешка прижмурил правый глаз и, склонив на бок голову, поглядел снизу вверх.

– Нужно мне брать вас на пушку!..

– Ладно, – пообещал Илья Иванович. – Про твои дела я молчу. Но чтобы такое было в последний раз.

– Да я и не хотел. Ванятка все это.

– Договорились. Я молчу, а ты иди-ка помогай поварам по-настоящему.

В трудном положении оказался Лешка: бригадир думает о нем, как о воришке, девчонки тоже, а Ванятка… Едва Лешка вспомнил о Ванятке, так сразу представил, какой может произойти разговор:

«Переметнулся, синьор?»

«Ни в чем я не виноват», – скажет Лешка и все объяснит. Поверит или не поверит?