Текст книги "Воровский"

Автор книги: Николай Пияшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава IX
КАНДИДАТ В ДЕПУТАТЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

В «ЯСНОЙ ЗАРЕ»

После закрытия копеечной газеты «Наше слово» Воровскому долго не удавалось выступать в одесской легальной печати. Это, конечно, не значит, что у него не было предложений сотрудничать в тех или иных буржуазных органах. Имя Орловского было уже достаточно популярно в газетном мире. Но Воровского не устраивали газеты, в которых он не имел возможности писать то, что хотел.

В это время в Одессу приехал по заданию партии большевик Сергей Васильевич Малышев. В Петербурге ему была дана явка к Воровскому и приказ «беречь Воровского» как очень нужного для партии человека.

Как-то на улице Воровский указал Малышеву на пьяного отставного капитана.

– Это Безнощенко, – шепнул Воровский.

Услышав имя, Малышев вспомнил: редактор небольшой черносотенной газеты «Черноморский портовый вестник». О нем раньше говорил Воровский и советовал с ним познакомиться.

Малышев прошел на бульвар и сел на одну скамейку с пьяным капитаном. В завязавшейся беседе Малышев сообщил, что он газетный работник и приехал в Одессу, чтобы найти какую-нибудь работу в одесских газетах.

– Ничего не выйдет, – ответил ему капитан. – Там сидят одни революционеры и жиды. Тебя, русского, не пустят, не жди. А вот у меня есть своя газета. Если хочешь, поработай.

Тут же сговорились об условиях. Вся редакция переходит в руки Малышева. Он должен заботиться о распространении газеты и нести расходы по ее изданию, получая взамен всю выручку от продажи тиража. Капитан же взял на себя только сбор объявлений и доход с них. Обе стороны остались довольны друг другом.

С большим трудом Воровский и Малышев собрали 42 рубля, чтобы выпустить первый номер газеты. Фактически ее редактором стал Воровский. Он очень осторожно вел первые номера, желая сберечь газету до выборов в Государственную думу. Но рабочие сразу поняли об изменении ее направления. И по манере изложения и по языку она была явно рассчитана на пролетариат. И трудящиеся города, в особенности рабочие порта, стали усердно читать и покупать «Черноморский портовый вестник». Настойчиво просили его у разносчиков газет, а когда те, по требованию своего начальства, бойкотировали газету, выгоняли их с территории порта. Разносчики были вынуждены тайком от своего начальства забегать в редакцию «Черноморского портового вестника» и брать там свежие номера.

Эта газета сыграла важную роль в подготовке забастовки в Одесском порту. Свыше 750 рабочих бросили работу и объявили забастовку.

Генерал-губернатор Толмачев вызвал к себе издателя Безнощенко и спросил его, почему газета изменила свое направление. Тот рассказал, что всю работу в редакции он поручил одному надежному работнику-газетчику.

– А ты знаешь, что в твоей газете революционеры? – с криком напустился на Безношенко Толмачев.

После этого капитан с горя запил и отказался иметь дело с Малышевым. Так Воровский остался вновь без литературного органа, а газета вновь сползла на черносотенные позиции.

Вскоре Воровскому и Малышеву представился случай издавать газету «Черноморец». Разрешение на ее печатание имелось у одного рабочего. Удалось выпустить только первый номер, посвященный предстоящим выборам в Государственную думу. Воровский придал номеру очень яркую революционную окраску, и газета тут же была закрыта администрацией.

Неудачи не обескураживали Воровского. Он настойчиво искал пути сотрудничества в других легальных газетах Одессы. Он хорошо знал, что участие в легальной прессе в обстановке жестокой реакции было необходимым средством борьбы с царизмом.

Воровский ясно сознавал, что массы ждали от большевиков правдивых ободряющих слов. И эти слова нужно было нести не только в подпольных кружках, на собраниях и сходках, которые он, впрочем, редко посещал, остерегаясь провала, но и открыто в печати.

Воровский искал не просто сотрудничества в газетах, а постоянного руководства с тем, чтобы самому можно было определять направление и лицо печатного органа. Поэтому он всячески старался входить в редакции газет с небольшой группой своих приверженцев-марксистов.

На предложение Ольминского о сотрудничестве в журнале «Современник» Воровский отвечал по-щедрински: с одной стороны, нельзя не сознаться, с другой – следует признаться…

«Конечно, сотрудничество с протоплазмами, – писал Воровский, – типа Василья Васильевича[22]22
  В. В. Водовозов – журналист либерально-буржуазного толка.


[Закрыть] или наездниками, вроде мусью Амфитеатрова, мало соблазнительно. Это Вы и сами, чай, понимаете. Но, с другой стороны, очень уж соблазнительно забраться в толстый журнал, раз предоставляют право писать, что хочешь, а не то, что хозяин велит. Как-никак, а сейчас ведь совсем нет своей прессы: «Мысль» отдыхает, да и вообще она тесна для нас, дальше политики не в силах идти; ну, а иметь дело с проходимцами, вроде господина Иорданского[23]23
  Н. И. Иорданский (1876–1928) – редактор журнала «Современный мир», в то время стоял на меньшевистских позициях. Позднее, в годы советской власти, вступил в РКП (б).


[Закрыть], благодарю покорно, не особенное удовольствие своим горбом создавать капиталец для этих субъектов».

Далее Воровский развивал мысль о том, что надо войти в журнал группой, обязательно солидарной, чтобы не дать себя «слопать» и выговорить себе право свободно высказываться без оговорок, кроме, конечно, необходимых цензурных многоточий. Если это нам гарантируют (а раз они сами просят нас осчастливить, то, думаю, пойдут на эти условия), тогда почему бы и не воспользоваться благоприятным моментом.

«Вообще, конечно, в этом есть грехопадение, а уж если грешить, то, по-моему, грешить основательно, (ведь я большевик!). Это значит войти «постоянными» сотрудниками, т. е. обязательно давать в каждый (или приблизительно каждый) номер статьи. Ибо, если наши статьи будут идти разрозненно – то один даст, то другой, а то и никто, тогда не стоит грех на душу брать. Вы понимаете мою мысль?» – спрашивал Воровский. «Нужно, чтобы все видели, что мы не случайные гости, получающие из любезности пристанище, а сохозяева, высказывающиеся в своем, а не чужом органе. Это тем более важно, что «Современник» имеет уже круг читателей, и нужно, чтобы они понимали, что происходит. Самое лучшее, конечно, было бы, если бы можно было захватить в свое пользование определенные отделы».

Яков Станиславович Ганецкий.

Георгий Васильевич Чичерин.

Однако условия, выдвинутые Воровским, не были приняты редакцией, и большевики-литераторы отказались от сотрудничества в этом журнале, представлявшем, по мнению Ленина, помесь народничества с марксизмом.

Осенью 1911 года группе марксистов удалось приобрести небольшую газетку «Ясная заря», бесцветную и бледную. До этого ее редактировал и издавал «король одесских репортеров» некто Трецек – человек хитрый, жадный к деньгам и невежественный. Газета быстро катилась под уклон, не имея ни направления, ни читателей. Трецек решил продать ее.

Этим воспользовались товарищи Воровского. Они пригласили Вацлава Вацлавовича редактировать эту газету. Воровский сразу же взялся за дело. Газета заметно оживилась и стала приобретать успех. Ею заинтересовались рабочие. Живые передовицы и остроумные фельетоны Воровского быстро завоевывали симпатии читателя.

В те дни в Одессу приехал большевик Александр Константинович Воронений, впоследствии видный литератор. У него был адрес Воровского, данный Марией Ильиничной Ульяновой.

Воронский пришел на квартиру к Воровскому, где его встретила Дора Моисеевна. Она попросила немного подождать. Вскоре появился и сам Воровский. Он вышел из ванной комнаты с дочерью, закутанной в мохнатую простыню. Он довольно улыбался, лицо у него светилось, в бороде сверкали капли воды. Принял гостя просто и радушно. Узнав, что Воронский пишет фельетоны и заметки, Вацлав Вацлавович предложил ему сотрудничать в новой газете «Ясная заря». Воронский с готовностью согласился. Тут же договорились о конкретных материалах.

– Но на гонорары, молодой человек, особенно не рассчитывайте, – сказал Воровский. – Еле концы с концами сводим, несмотря на то, что наш казначей – настоящий коммерсант. Говорят, что ему сама бабушка-повитуха напророчила коммерцию. Из-за этого он и в меньшевики попал. Это Моисей Урицкий. Может, слыхали?

Вацлав Вацлавович направил своего гостя к одному товарищу, который должен был сообщить явку в Николаев, где Воронений решил поселиться.

«Ясная заря» распространялась не только в Одессе, но и в других городах Южной Украины.

«Свой человек ранним утром шел к пароходу, – вспоминал А. Воронский, – получал «Ясную зарю», продавал газету в рабочих кварталах и у заводских ворот. Он уверял, что газета прекрасно расходится, что рабочие ею очень довольны».

Вскоре «Ясной зарей» заинтересовалось начальство. Оно смекнуло, что за крамола таилась в этой небольшой по формату газетке, наполненной горячим пламенным словом, и быстро закрыло ее.

В ПОДПОЛЬЕ

Летом 1911 года Серго Орджоникидзе по поручению Ленина делал объезд южных партийных комитетов. Он должен был «ознакомить местные организации, группы и ячейки с положением дел в партии и предложить готовиться к конференции…».

Небольшая квартирка по Пантелеймоновской улице с приходом Серго наполнилась шумом. В ней сразу стало как-то теснее. Вацлав Вацлавович пошел было готовить кофе, чтобы угостить товарища с дороги (Дора Моисеевна уехала с Ниной к родным в Николаев), но Григорий Константинович замахал на него рукой:

– Что вы, кофе! Кому нужен ваш барский напиток! Любите шашлык? Сейчас угощу. У меня есть барашек, купил на рынке, торговался, как купец. Так подозрений меньше. Вот смотрите! – С этими словами Орджоникидзе вытащил из сумки молодого барашка…

– Ну что ж, пусть будет так, – лукаво улыбнулся Воровский. – Видно, придется служить у вас поваренком…

…Вацлав Вацлавович считал, что созвать общепартийную конференцию необходимо. И заверил гостя, что от Одессы пошлют делегата.

В январе 1912 года в Праге состоялась общепартийная конференция РСДРП. На ней исключили из партии ликвидаторов-меньшевиков. Партия значительно окрепла и стала единой, большевистской. Воровский, как предполагал, не смог выбраться за границу. Был послан Воронский.

«Находившийся в Одессе с первых чисел февраля, – сообщала одесская охранка, – Александр Константинович Воронский, намеревавшийся сделать доклад о ленинской конференции, не мог найти связей, и лишь 15 апреля ему удалось сделать доклад некоторым членам инициативной группы. 25 апреля, вечером, Воронский посетил дом № 28 по Пантелеймоновской улице, где проживал Вацлав Вацлавович Воровский».

Об этой встрече Воронский писал позднее: «В Одессе зашел к Воровскому. Передал ему привет от Ленина, рассказал о конференции. Воровский с решениями конференции согласился. Он кашлял, черты его лица обострились. «Ясную зарю» давно закрыли. Я зашел к нему еще однажды, застал писателей: Бунина, Федорова, Юшкевича, Олигера».

Решения Пражской конференции всколыхнули работу в местных партийных социал-демократических организациях. Она значительно оживилась и в Одессе. Большевики, руководимые Воровским, хотели созвать там южную областную конференцию, обсудить на ней решения Пражской конференции, изгнать меньшевиков-ликвидаторов из партии.

С этой целью в Одессе было организовано так называемое Бюро по созыву Южнорусской областной конференции. Во главе его встал Воровский. Он энергично взялся за подготовку областной конференции.

Однако меньшевики из Одесского комитета РСДРП всячески противились. Их поддерживали меньшевики из венской «Правды». Они хотели созвать сепаратную общепартийную конференцию, чтобы осудить там большевиков, дать им бой. С этой целью весной 1912 года на помощь меньшевикам приехал из-за границы Иоффе. Представитель венской «Правды» выступил на собрании членов РСДРП. Собрание состоялось 11 мая на берегу моря, на даче сочувствующего большевикам бухгалтера Неймана. Иоффе пытался навязать свою резолюцию о созыве общепартийной конференции вопреки той, которая уже состоялась в Праге. Но тут взял слово Воровский. Он разоблачил махинации троцкиста Иоффе и предложил свою резолюцию. Она была принята большинством голосов.

В этой резолюции говорилось, что инициативная группа в Одессе должна войти в соглашение с киевской группой по созыву южной областной конференции. Для более конкретных переговоров об организации этой конференции в Одессу приезжал рабочий печатник Давид Шварц. Он только что вернулся с Пражской конференции и перед отъездом из Праги получил поручение Ленина организовать Южнорусский областной центр. Воровский полностью разделял точку зрения Ленина и договорился со Шварцем о совместных действиях. Шварц поехал в другие города – Екатеринослав, Енакиево, Юзовку, Полтаву.

В Одессе началась усиленная подготовка к конференции. И хотя из видных большевиков в Одессе был только Воровский, а в комитете было много меньшевиков, все-таки практически удалось больше сделать в Одессе, чем в Киеве, так как Д. Шварц и почти весь Киевский комитет вскоре были арестованы. В Одессе же Воровскому и другим товарищам удалось оповестить ряд организаций и наладить связи с Николаевом и Крымом. Для этого туда выезжали специальные уполномоченные Одесского комитета.

13 мая вновь состоялось собрание на даче бухгалтера Неймана. Прибыл туда и Воровский. Чтобы отвлечь внимание шпиков, Вацлав Вацлавович захватил с собой пятилетнюю Нину. Он оставил ее в саду поиграть, а сам направился в дом, где находилось уже несколько товарищей. На собрании решили выдвинуть кандидатом в депутаты IV Государственной думы «от города Одессы сотрудника газеты «Одесские новости» дворянина Вацлава Вацлавовича Воровского».

Воровский не возражал, раз так нужно партии. Но добавил, что вряд ли он будет угоден его величеству царю всероссийскому. «Думаю, что постараются упрятать меня за решетку, хоть я и дворянин. Выступавшие здесь говорили, что это поможет мне. Но учтите: дворянская грамота – ведь это еще не охранная грамота. С ней так же легко сажают, как и без нее. Единственное преимущество разве то, что царские держиморды не пускают в ход свои кулаки…»

…Подготовка к конференции шла успешно. Она была условно назначена на конец мая. Но делегаты не съехались к установленному сроку, и день открытия конференции был перенесен на начало июня.

А в это время начальник жандармского управления города Одессы доносил в департамент полиции, что он направил агентуру для выяснения места и времени собрания членов областной конференции. Он предлагал арестовать делегатов этой конференции. Но последовало указание: не спешить с ликвидацией и продолжать наблюдение.

Выборы делегатов в обстановке реакции были сопряжены с невероятными трудностями. Кроме того, члены инициативной группы РСДРП заметили за собой усилившуюся слежку полиции. Моисей Урицкий спешно выехал в Петербург, пытался бежать из Одессы Иоффе, но был задержан полицией. Вскоре последовали и другие аресты. Конференция так и не состоялась.

СНОВА АРЕСТ, СНОВА ТЮРЬМА…

Весной 1912 года на далеких сибирских рудниках были расстреляны царскими властями рабочие. Эта весть молниеносно облетела всю Россию. События на Лене подняли за собой новую волну революционного движения в стране. Русский пролетариат энергично поднялся на борьбу.

12 апреля в газете «Одесские новости» появилась заметка «На ленских приисках». Ее автором был Воровский. Он согласился с начала марта сотрудничать во влиятельной либеральной газете «Одесские новости» при условии, что редакция обеспечит ему полную свободу.

«Наша публика имеет очень смутное представление о том, – писал Воровский в этой заметке, – что такое сибирские прииски. Это не наши культурные промышленные предприятия, а заброшенные в глубь тайги, на расстоянии сотен верст от городских центров, оазисы, где тысячи рабочих находятся в полной власти своих хозяев. Там нет ни частных домов, где можно поселиться, ни частных лавок, где можно купить провиант. Все в руках приисковой администрации. Она должна доставлять все необходимое для жизни рабочего населения, и эта обязанность является источником неограниченной власти».

В такой глуши трудно было обиженному искать справедливости и суда, поэтому понятно зависимое, почти крепостное положение приисковых рабочих. Воровский призывал «к ревизии всего крепостнического строя приисковых отношений».

Вскоре в «Одесских новостях» появилась другая заметка Воровского – «Кто виноват?». Касаясь официальных документов по поводу ленского расстрела, автор статьи разоблачал министра внутренних дел Макарова, который считал забастовку рабочих ленского прииска политическим актом. Воровский заявил, что министерство внутренних дел заранее направило на прииски военную силу и жандармов. На нем и лежит главная ответственность за злодеяние. Причину же трагедии Воровский правильно усматривал в «варварской эксплуатации рабочих в тайге».

К ленским событиям Воровский возвратился 24 мая в своей заметке «Своеобразная провокация». Эта статья написана совсем по другому поводу. Но в ней дается уничтожающая характеристика «боярина Трещенкова» (офицера, руководившего расстрелом на ленских приисках. – Н. П.).

В газете «Одесские новости» Воровский чувствовал себя все же стесненным. Он не был хозяином положения. Волей-неволей приходилось считаться с редактором. «Пока работаю в «Новостях», – сообщал Воровский в письме к Радченко, – но дело идет туго, и не знаю, удастся ли устроиться более прочно. Редактор человек тяжелый, и хотя у нас отношения безукоризненно корректные, но все же не чувствую себя на своем месте».

Сотрудничество в газете «Одесские новости» продолжалось вплоть до ареста, то есть до 8(21) июня 1912 года. За три месяца Воровский опубликовал около ста материалов. Тут были статьи, заметки, рецензии, фельетоны… В свой публицистический труд Воровский вносил всю пламенную душу и пылкое сердце. И поэтому его– статьи не были равнодушной констатацией фактов, явлений, событий. Они волновали читателя, рождали в нем гнев и ненависть к поработителям.

Воровский очень любил писать, он был литератором по складу своей души и по духу. Он упивался своей работой. В письме к Радченко от 8 апреля 1912 года Вацлав Вацлавович сообщал, что его жена сейчас в Николаеве, поехала с сестрой к отцу, а я «пьянствую» (то есть упоен работой. – Н. П.).

Воровский нетерпеливо ждал вечера, когда шумный портовый город замирал. Жена и дочь ложились в постель. Наступали блаженные минуты творения. Он садился за стол. Обычно его спокойное, задумчивое лицо оживало, глаза искрились, по губам пробегала улыбка. Видимо, ему на ум пришла удачная мысль, яркое сравнение, острое словцо. Не замечал, как пробегала короткая летняя ночь. В окна заползал свет. Голова наливалась усталостью, тело становилось дряблым. Он брел к постели, чтобы забыться и набраться новых сил.

Настоящее писательство как любовь, говорил Воровский. Его нельзя укрыть, когда оно волнует душу и толкает к перу; его нельзя вызвать искусственно, в нем нельзя фальшивить без того, чтобы вдумчивый читатель не почувствовал этой фальши и искусственности. Писательство, как понимал его Воровский, есть свободное и правдивое выражение внутреннего убеждения человека. Такое убеждение есть у всякого мыслящего и незачерствелого человека; но писатель отличается тем, что это убеждение у него назойливо и властно просится наружу и замалчивание этого убеждения, не высказывание его причиняет нравственное страдание. Нравственное же страдание причиняет и неполное, неясное, неточное – одним словом, несвободное высказывание своего суждения.

И сам Воровский был именно таким писателем, который нравственно страдал, когда, попадая в тюрьму, не мог высказывать своих убеждений, не мог ежедневно разговаривать со своим читателем.

Большого и опасного писателя видели в лице Воровского представители царской власти. Прокурор одесской судебной палаты писал: «Воровский является весьма видным и деятельным писателем, пропагандирующим идеи Российской социал-демократической рабочей партии…»

В конце мая 1912 года Воровский совершил на пароходе поездку по Черному морю от Одессы до Батуми. Во время поездки он встречался с кавказскими большевиками и имел с ними беседу о конференции. Он побывал также в приморских городах Крыма: Евпатории и Ялте, где совещался с местными социал-демократами. Поездка на пароходе была для него также прекрасным отдыхом. Бодрящий морской воздух, пышная кавказская природа, красочность южных базаров, разноязычный говор пестрой толпы – все это отвлекало Воровского от постоянных дум о партийной работе.

Вацлав Вацлавович очень любил море. Подолгу он стоял на палубе и любовался меняющимися красками морской воды. Особенно прекрасным море казалось вечером, когда заходило солнце. Оно приобретало какое-то фантастическое свечение. По мере погружения багрово-красного солнечного диска за горизонт море меняло краски. То оно было пурпурным, то сгущалось до кроваво-красного цвета, то становилось темным, как нефть. Исчезало солнце, исчезала вместе с ним и игра красок. Темнота надвигалась быстро, но небо еще долго продолжало играть, повторяя ту цветовую гамму, которая недавно была так характерна для моря…

Воровский вернулся из поездки 7(20) июня и уже на другой день расстался со свободой. В ночь на 8 июня 1912 года члены Одесского комитета РСДРП во главе с Воровским были арестованы.

Снова потянулись нудные тюремные дни. Воровский старался их чем-нибудь заполнить, он много читал, писал письма, занимался литературной работой. Для своей пятилетней дочери Нины он написал сказку.

В письме из тюрьмы товарищу Воровский сообщал полунамеком о своем отъезде из Одессы накануне ареста: «Пишу Вам ответ из совершенно неожиданного места. 8 июня (по старому стилю. – Н. П.) меня зачем-то арестовали, и сижу теперь в тюрьме. Оба Ваши письма я получил, но не ответил, так как уехал из Одессы. Первое письмо пришло ко времени моего отъезда, а второе я застал по возвращении, но не успел ответить, ибо на другой же день был арестован…

Долго ли меня продержат – еще не знаю, ибо не знаю, что мне собираются в вину поставить. Проверяя грехи своей жизни, думаю, что это повторение третьегодней истории (Воровский намекает на то, что после его ареста в 1910 году дело не было закончено и тянулось вплоть до 1912 года. – Н. П.), ибо мой главный грех – что я, Вацлав Вацлавович Воровский, лицо запротоколированное, дактилоскопированное, занумерованное, прошнурованное и снабженное казенной печатью. Однако надеюсь, что всего этого недостаточно, чтобы заставить меня слишком долго пользоваться бесплатным помещением…»

Но предположения Воровского не оправдались. Ему пришлось просидеть в одесской тюрьме до поздней осени 1912 года. Судили Вацлава Вацлавовича при открытых дверях. Защитником Воровского выступал известный в Одессе адвокат по политическим делам Ю. Гросфельд.

Несмотря на отсутствие прямых улик против Воровского, охранное отделение не сомневалось в его причастности к Одесскому комитету РСДРП. Всех членов Организационного комитета по созыву южной областной конференции сослали под гласный надзор полиции в отдаленные места России. Воровского выслали в Вологду. После суда ему предоставили право неделю побыть дома.

– Ничего, еще легко отделался, – говорил Вацлав Вацлавович. – Могло быть хуже. Я и не предполагал, что они обо всем пронюхали. Вот прохвосты! Даже узнали о том, что меня в думу выдвигали. Не иначе, как нас кто-то предал…