Текст книги "Кто главный в огороде?"

Автор книги: Николай Наволочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Очень печальный день

Каждый день отправлялся на свою работу доктор. Жил он в дупле старого ясеня, которое сам и выдолбил. В роще за огородами знали своего доктора и птицы, и деревья, и разные жучки, особенно короеды и дровосеки.

Птички и деревья доктора ожидали, а вот жукам он не нравился. Да и нельзя всем нравиться. Особенно потому, что местный доктор был дятлом.

Иволга – у неё гнёздышко было на берёзе – не раз, провожая лесного доктора, распевала ему вслед: «Спа-сибо! Спа-сибо!» Очень любила она свою берёзку. Все иволги свои гнёздышки вьют на берёзах. А дятел, когда облетал рощу, обязательно осматривал берёзку, а главное – обстукивал. «Так-так-так!» – постучит своим длинным клювом, словно спросит: «Кто тут?» Голову склонит и слушает. Ну точно как детский врач в поликлинике. Только у детского врача шапочка белая, а у дятла на самой макушке – красненькая. И как бы ни замирали жуки-короеды, дятел их находил.

– Тук-тук-тук! Где вы тут? – спрашивал он.

Молчат короеды. А под корой-то – пустота. По звуку слышно, что там ход. Значит, жук подальше забрался. «Тук-ТУТ! Тук-ТУТ!» Вот так и находил короедов доктор дятел.

Расправится доктор с вредителями, улетит к другим деревьям, а за ним следом – синички да поползни и разные другие пташки, у которых нет такого грозного клюва, чтобы разыскивать под корой жучков. После того как дятел раздолбит кору, им находить жучков проще. Помогает дятлу и его крепкий хвост. Хвост? Да, хвост! На него дятел опирается, когда обстукивает клювом дерево. Опирается, будто на стульчик присел.

Полюбуется иволга работой доктора и кричит:

– Аку-лина! А-куля!

Не терпится ей поскорей сообщить полуднице, что дятел подлечил её берёзку. Акуля ведь тоже борется в своём саду и огороде с разными букашками.

Так было всегда. Но в это утро, только отправился дятел в свой обычный облёт, как вдруг застучал тревожно, словно что-то случилось. А иволга закричала, будто это не она голос подаёт, а рассерженная кошка, которой нахальный воробей на хвост наступил. Не больно, конечно, кошке, а стыдно.

Что такое, что случилось?! Оказывается, какие-то мошки напали на тополя, облепили зелёные листья. Черёмушку, что росла в конце Акулиного огорода, затянули паутиной червяки и грызут бедную. Но и это не всё…

Иволга, она ведь больше в роще обитает, а тут залетела к полуднице в огород – рассказать Акуле про вредителей. Смотрит, а на картофель напали коровки. Радуются, что городских хозяев огорода нет, и спокойненько, будто это для них картошку посадили, ползают по молодым побегам. Да если бы просто ползали, а то ведь грызут их.

Коровкам-то хорошо, что городских хозяев нет, а полудница, как увидела их, забегала по огороду. «Что делать? – думает. – Одна-то я всех не соберу, не спасу огород!»

Тут как раз автобус прошёл по улице. «Ко-ко-ко. Кто приехал? Куд-куда приехал?» – закудахтали куры во дворе деда Юрия. Забежала Акулина во двор, выглянула за калитку. Может, прибыли городские хозяева? Нет, не привёз их автобус.

За дорогой дед Юрий с Барбоской прогуливаются. Остановились возле Хавроньи Сидоровны. А она как раз завтракает. Что-то вкусное из таза хлебает. Да уж так старается, посмотришь – залюбуешься. Барбоска-то теперь ест только после прогулки. Облизнулся пёс и спрашивает:

– Что это ты, соседка, торопишься, или боишься, что похудеешь?

Хрюкнула недовольно свинья и заявила псу:

– Во всём надо знать меру, а в еде особенно.

– Это почему же меру? – удивился Барбоска.

– Почему? Да чтобы не съесть меньше, – объявила Хавронья.

В это время и дед Юрий позвал пса на завтрак. Не стал Барбоска отказываться, сам потянул хозяина к калитке, чтобы не передумал. Накормил дед пса, зашёл в огород да там и остался. Увидел, что Кирюша со своей бабушкой собирают коровок, и принялся своих собирать.

Ещё один автобус пришёл. Внучка деда Юрия со своей мамой прикатили и тоже побежали в огород. А городских хозяев всё нет.

Что делать? Нашла Акулина баночку и начала собирать в неё поганых коровок…

Лида как-то у Акули спрашивала: почему этих вредных букашек так хорошо зовут – «божьи коровки»? Коровки-то настоящие молочко дают, а эти только всё грызут. Растолковала ей Акулина, что есть полезные коровки. Тлю они уничтожают. На спине у них семь точек. А в огороде вредят коровки, у которых много точек. Вот эти самые.

Идёт потихоньку полудница по борозде между грядками. Подставляет баночку под коровок, чтобы те в неё сами падали. А то руку к ним протянешь, они сразу на грядку скатываются. Вдруг слышит Акуля: ворона каркнула. Взглянула вверх, а это летят знакомые ей воронушки.

– Здесь я, здесь! – закричала им Акуля и замахала рукой.

До этого вороны, когда прилетали с весточкой от лешака, бросали письмо и радостно каркали, даже «ур-ра!» кричали. Как же, донесли в целости послание. А сейчас уронили кусочек берёсты и молча пролетели в рощу. «Отчего они так?» – удивилась полудница. Закачалось письмо, как бабочка, и упало на грядку, где чеснок рос.

Подбежала к нему Акуля, схватила, чтобы чеснок не начал ругаться, а в письме только два слова: «Прощевай, Акуля…» И даже подписи нет, ни одной буковки. Может, заболел Спиря? Надо, надо его навестить. Надо-то надо, а кто коровок будет собирать? Пугало Игнат, что ли? Так он стоит на одном месте.

Пошла опять бабушка полудница по борозде. Вон коровка! Вон ещё!

Хорошо деду Юрию, у него сразу две помощницы. А подальше Кирюша с бабушкой трудятся.

Что-то автобуса давно не слышно, не везёт он Ику с мамой и Юку. Или не приедут они сегодня? Неужели опять мороженое в городе едят?! И чего это оно так им нравится? Идёт Акуля, коровок собирает и переживает. Устала, а работает.

Но пришёл автобус, пришёл и городских хозяев наконец привёз! Первым кинулся их встречать кот Нестор: «Мяу-ска, мяуска!»

– Привезли тебе колбаски, – обрадовала кота Ика.

А из огорода уже кричал дед Юрий. Звал приехавших на помощь.

«Ну, теперь можно и Спирю проведать, – решила Акуля. – Поеду, пока дед Юрий в огороде».

Стала звать с собой Барбоску.

– Да я же на цепи, – загрустил пёс.

– Ну и что, я тебя отцеплю.

– Ой, Акулина, нельзя. Начнёшь ты меня отцеплять, а я дом стерегу. Я на посту и должен тебя укусить.

– Да ты что, Барбоска? Мы же с тобой друзья.

– Друзья не друзья – не важно, – объяснил пёс. – Положено кусать – и всё.

Вздохнула Акуля и решила ехать одна. Выкатила за ограду велосипед, позвонила, чтобы услышать, хорошо ли работает звоночек, и покатила потихоньку.

У калитки бабушкиного дома скучал Кирюша. Отпросился он немного передохнуть. Оказывается, просто так стоять и отдыхать тоже неинтересно. Узнал Кирюша, куда направлялась полудница, и решил пойти с ней посмотреть лешака. Но добежал до переулка и отказался.

– Что это – ты будешь ехать, а я бежать! А потом, мне бабушке помогать надо.

Пошагал Кирилл к бабушке, а полудница поехала к лешаку одна.

– Кар-кар-кар! – прокаркали над её головой знакомые вороны.

На вороньем языке это обозначало: «Ты, Акуля, молодец. Едешь правильно. Так и катись дальше…»

Но вороны что, у них свои дела. А вот кому обрадовалась Акуля, так это Барбоске. Догнал он её на Луковой поляне.

– Гав! Гав! А вот и я!

Удивилась Акуля, заахала:

– Да как же ты отцепился?

Оказывается, прежде чем идти к бабушке в огород, забежал Киря к Барбоске. Вывел пса за калитку. Отцепил от поводка, сказал ему: «Ищи Акулю!» – и побежал. А уж когда собаке приказывают: «Ищи!» – она должна искать. Вот Барбоска и помчался по следам Акулиного велика и догнал её.

А с Кирюшей, у самой калитки, случилось еще одно приключение. Шагали мимо гуси, увидели мальчика и сказали то, что о нём думали:

– Га-га-га! Га-га-га! Ты, Кирюшка, хулиган!

Пришлось Кире взять прут и немного погонять гусей, а уж после этого отправился он собирать коровок. Зря бабушка говорит, что Кирюшка до работы не жадный. Сколько по улице ни бегал, а на коровок охотиться прискакал.

Хорошо вдвоём бабушке с Кирей в огороде. Хорошо и Акуле с Барбоской на Луковой поляне. Луковой она называется потому, что на ней дикий лучок растёт. Можно его сорвать и пожевать. А вот уже и Заячий лесок видно. Где-то там заяц Тишка прячется. Если увидел он Барбоску, то ускакал куда-нибудь подальше в лес.

Разыскал что-то в траве Барбоска, принялся разрывать землю. Наверное, мышиную норку нашёл. Остановилась и полудница. Надо же передохнуть. Отдыхает она и думает, как встретится сейчас со Спиридоном. Погладит его, скажет: «Здравствуй, Спиря! Давай-ка я с тебя муравьев сгоню! Щекочут они, наверное. Ну, как зимовал? Мы же с тобой ажно с прошлого лета не виделись. А главное, расскажи, как ты тут? Ой, ты же и платье моё новое не видел…»

Позвонила в звоночек Акуля. Перестал рыться в земле Барбоска, и направились они к Заячьему леску. Когда выехала Акуля на опушку леса, мелькнули в чаще Тишкины уши. Не стала его окликать полудница, а то ещё погонится за ним пёс. Слезла с велика Акуля, повела его за руль. Где-то здесь, да вон у той старой ивы, должен быть лешак.

Подошли они к иве, а лешака нет. Вот здесь же обычно сидел Спиридон, в свисточек посвистывал, птичек дразнил. И хворост лежит, под которым сундучок с Акулиным платьицем хранился. Да где же Спиридон? Убрёл куда-нибудь, что ли? Хотя он давно уже никуда не ходил.

– Спиря! – позвала Акуля. – Спиря, ау!

Присмотрелась, а там, где лешак обитал, одни гнилушки валяются и свисточек лежит.

Подбежал Барбоска, порылся в гнилушках и вытянул лапоть, а потом второй. «И лапти его – те самые, которые он надевал: левый лапоть на правую лапу, а правый – на левую, – вспомнила Акулина.

– Вот горюшко какое. Нет, значит, больше лешака. Рассыпался от старости Спиридон.

Связала лапти Акулина, отдала Барбоске, сказала:

– Неси домой, я тебя догоню!

Специально отправила Акулина пса. Видела, что из чащи выглядывает Тишка. Затаился он там, хочет что-то ей рассказать.

Только убежал Барбоска, как выскочил из кустов заяц. Вот от Тишки и узнала полудница, как ещё в самом начале лета, прямо при нём, при Тишке, развалился Спиридон.

– Я ещё тогда, Акуля, прибегал к тебе. Яблоньку погрызть, – напомнил заяц.

А Спиридон, когда вернулся Тишка, принялся расспрашивать: «Ну, как там моя подруга Акулина, всё за огородом смотрит?»

– Рассказал я, Акуля, что ты уже и по улице гуляешь. В платье новое нарядишься, губы клубничкой подкрасишь – и разгуливаешь. Клубника-то спеть начала.

– Ты мне про Спирю, про Спирю расскажи. Он-то что? – заторопила Тишку Акуля.

– Что! Как будто ты не знаешь. Ему же подумать надо. Помолчал лешак, как всегда, целый час. Дело-то серьёзное. Обдумать его надо. А потом сказал: «Ладно, губы пусть красит».

Через день успел лешак нацарапать записку Акуле, закряхтел и рассыпался. Записку эту только вчера нашёл Тишка и отправил с воронами.

Самое же главное – показал заяц Акуле на зелёненький кустик. Вырос он как раз там, где всегда находился лешак.

– Вороны тут каркали, – сказал заяц, – а они, воронушки, всё знают. Каркали, что пройдёт много-много зим, и вот как раз когда тебе, Акулина, будет не сколько-то лет с половиной, а ровно сколько-то, из этого кустика вырастет сначала дерево, а уж потом появится новый лешак. Так что не грусти, Акуля, а поезжай домой.

И всё-таки печально, что лешака Спиридона за Луковой поляной в Заячьем лесу больше нет. Но ничего, подождём: когда-нибудь с другим лешаком познакомимся. А сейчас все побежим помогать Акуле собирать божьих коровок. Там уж и доктор дятел устал тревогу выстукивать, а про иволгу я и не говорю.

У Акули в огороде полдень

Долго переживала Акуля, да и как не переживать – не стало лешака. И бывала-то у него не часто, может, раз за лето, но знала – здесь он. Посиживает себе в Заячьем лесу, а то обрадует её – пришлёт письмецо с воронушками. Теперь у старой ивы никто не поскрипывает от старости, не кряхтит, не пугает по ночам рыбаков. Но тут, сколько ни переживай, ничего не поделаешь.

«Вот пугало Игнат, – рассуждала она, – всю зиму спит в сараюшке, будто его и нет, а просто палка с перекладиной валяется. Вдруг городские хозяева забудут да возьмут и сожгут Игната вместо дров в печке». Но Акуля знала, что не забудут. И правда, весной они опять поставили Игната охранять жимолость и клубнику. Вот так и Спиридон снова появится когда-нибудь в Заячьем лесу.

Давным-давно, когда Акуле было сколько-то лет – не с половиной, а просто сколько-то, росла в конце огорода маленькая берёзка. Ростом даже поменьше Акули. Годы шли, шли, и берёзка росла. Теперь вон какой красавицей стала. Не зря иволга уже много лет на ней гнёздышко своим птенцам вьёт. Так и деревцо, которое появилось на том самом месте, где Спиридон жил-поживал, вымахает когда-то выше всех. А потом вместо дерева появится молодой лешак Спиря.

Вот ведь как будет!

Раздумывает так полудница и собирает на грядке последних коровок.

Обрызгал их недавно чем-то дед Юрий. Коровки сразу начали падать вверх лапками. Летала тогда над грядками иволга, жалела их, кричала:

– А-куля! А-куля! Плохо им, плохо!

«Это хорошо, что им плохо, – подумала Акулина, – зато огород радуется». Достала из кармашка свисточек лешака. Спиридон им птичек в лесу передразнивал. Кто-то слепил его из глины, похожим на птичку. Понравилось и Акулине в него свистеть. Птицы-то вокруг каждый раз удивляются: кто это такой голосистый у них поселился? Из каких дальних краёв прилетел? А это вовсе и не птица, а она, Акулина, забавляется.

Идёт Акуля по огороду, посвистывает. Полдень как раз, а полдень – её, полудницы, время. Хозяева огородов по дворам в тени кто огурчики солит да варенье варит, а кто тяпки точит, чтобы острее были на страх сорнякам. А полудница за огородом смотрит.

Вот пчёлки летят. Мы же с вами знаем, что цветы разговаривают запахами. «Мы здесь! Мы здесь!» – зовут пчёл цветочки огурчиков. «А мы тут! А мы тут!» – так пахнут помидоры. Ну разве пролетишь мимо? Да ни за что! И пчёлы опускаются – одни на жёлтенькие цветочки огурчиков, а другие выбрали себе цветки помидоров.

– Понюхайте! Пожалуйста, понюхайте! – это, конечно, не нас с вами, а шмелей зовёт цветок тыквы. – Где же ты, шмель? Я ведь к вечеру закроюсь! Прилетай скорей! – немножечко даже сердито пахнет цветок тыквы.

Походила по огороду Акуля, цветочки огурцов понюхала, потом – подсолнуха и кабачков и вышла к грядке клубники. Её цветочки тоже звали пчёлок. Ни шмелей, ни ос им не надо, а вот пчёлок ждут. Присмотрелась полудница и увидела кустик клубники с крупными и спелыми ягодами.

«Вот ведь, вот ведь, – вспомнила она, – говорила же я весной Ике: «Посадите на клубничной грядке хоть немного чесноку». Ика в это время загорала, магнитофон у нее был включен, и Акуля не знает, слышала она её или нет. Тогда Акуля сама посадила рядом с клубникой чесночок. И вот какой кустик вырос! А почему? Да потому, что чеснок – самый подходящий сосед для клубники. А хороший сосед – это даже Кирюша по школе знает – сидит вместе с тобой за одной партой, не толкается, ручку твою не хватает, в тетрадке у тебя рожицы не рисует.

Надо, надо будущей весной посадить на клубничной грядке ещё немного чесноку. Пусть хорошие соседи у клубники будут.

Знал бы ворчун-чеснок, что его хвалят, загордился бы, а так растёт потихоньку на своей грядке. И забота у него одна: чтобы луковицы его покрупней выросли.

Идёт летний денёк – солнечный, жаркий. Скоро хозяева огородов выйдут на свои грядки. Тяпки они наточили. Жара спадает. А бабушка Акулина заберётся к себе в малинник. Надо же и ей отдохнуть. Её время в огороде, когда самый зной. Поэтому Акулю полудницей и зовут. Любит она полдень, когда другие огородники по дворам прячутся, и не только люди, но и воробушки.

Будет Акуля отдыхать. Велосипед возле крылечка деда Юрия её уже ожидает. И Акуле, и ему хочется под вечер по улице промчаться и мимо коз, и мимо гусей.

Прокричит гусям Акуля:

– Гуси, гуси!

Они ответят:

– Га-га-га!

– Нагулялись? – спросит полудница.

– Да, да, да! – хором ответят гуси.

Вот и поговорили, и всем весело. ХОРОШО ВСЁ-ТАКИ ЛЕТОМ В ДЕРЕВНЕ…

Как окончилась командировка

Утром, когда взошло солнышко, опять полетела пожилая сорока искать тёплые края. Вчера не нашла, так, может, сегодня повезёт. Направилась она в ту сторону, откуда прилетали вороны. Сначала роща внизу тянулась, а потом домики показались. Наверное, улица ещё только застраивалась, но оказался среди новых и один уже обжитый, старый.

Уселась Мима на крышу этого дома, осматривается и думает: близко или далеко отсюда до тёплых стран? Лучше, если бы находились они где-нибудь рядышком.

Бредут по улице, как раз сюда, к дому, козы. То там травку пощиплют, то там. А тут смотрят: забор вокруг огорода, что у дома стоял, обвалился. И не в одном месте, а сразу в нескольких. Обрадовались козы и полезли в огород. А травка-то здесь не пробованная, не затоптанная, и росу на ней солнышко ещё не обсушило – от этого она вкусней, чем на улице.

Мамка коза мекает:

– Ме-е, ме-е! Ешьте, детки, травушка тут хорошая-прехорошая. Другие козы здесь ещё не бродили.

Папка их – Козёл Иванович – пожевал всю в росинках нетоптанную травку, прищурил от удовольствия глаза и сразу определил:

– Вот это ме-е! И ещё раз ме-е!

Тут хозяйка огорода увидела коз. «Ну, – подумала сорока, – раскричится сейчас, схватит палку и начнёт коз выгонять, и правильно сделает».

А хозяйка – надо же, обрадовалась. Она недавно из города сюда переехала. Домик этот вместе с огородом купила. Всё ей интересно.

– Козочки, милые, – говорит, – и откуда только вы взялись? В городе у нас козочки на улицах не пасутся. Заходите, заходите – попаситесь на моём огороде. Сорную траву всякую кушайте. Чище огород будет. Только капустку не трогайте.

Кивают козы головами, а Козёл Иванович – бородкой, и хозяйка огорода думает, что они соглашаются с ней и так её благодарят.

Пошла хозяйка к себе на крылечко картошку чистить, борщ варить. А Козёл Иванович задрал голову, осмотрел огород и совсем недалеко, за кустами смородины, увидел молоденькие кочаны капусты. Мекнул он козе-маме: смотри-ка, мол, а что это там за смородиной растёт?

Может, у вас есть знакомая коза, которая не любит капусту сочную, зелёную да ещё прямо на грядке, а у меня такой знакомой нет. Любила капустку и мама коза и сразу направилась к ней, а уж за мамкой – молодые козы. И по тому, как с удовольствием жевали козы кочаны, видно было, что капуста им понравилась. Но… Раз «но…» – значит, что-то случилось или должно случиться. Хозяйка приподнялась на крылечке и увидела коз. Да где! На капустной грядке!

– Что же вы, козочки! – закричала она. – Вы же мне обещали капустку не трогать!

Пожилая сорока слетела с крыши и направилась в лесок за дорогой. Знала она, что будет дальше, поэтому и улетела.

А хозяйка подхватила метёлку и побежала в огород. В одной руке у неё недочищенная картошка, в другой – метёлка. Увидели её козы и припустили к поломанной изгороди.

«Неужели это уже тёплые страны? Как здесь неинтересно!» – удивилась Мима, пролетая над рощей. Потом она увидела железную дорогу, а на ней как раз пыхтел паровоз. «Ну уж за железной дорогой, конечно, юг, – решила сорока. – Дорогу-то устроили, чтобы в тёплые края ездить, а так зачем она…» А про себя Мима подумала: «Какая я сообразительная. Никто мне не показывал, а я ведь нашла юг».

Возле трёх домиков за дорогой росла осина, а на ней Мима разглядела большое сорочье гнездо. «Полечу-ка я, расспрошу местных жительниц, как они здесь, на юге, поживают», – решила Мима. Подлетела она к дереву, уселась на ветку, и надо же, ветка ещё раскачивалась, а Миму уже увидел мальчишка.

– Сорока-воровка! Сорока-воровка! – закричал он, подпрыгивая. Нет, вы можете припомнить, чтобы на родной Миминой улице кто-нибудь так ее дразнил? Ну, например, Кирюша или дед Юрий. Конечно, нет. А здесь, только прилетела, ее сразу обзывают.

А мальчишка прыгает и продолжает кричать:

– Сорока-воровка, отдай монетку!

Оказывается, была у него монетка, новенькая совсем, и не копейка какая-нибудь, а пятачок – ровно пять копеек. И потерял он его вчера здесь, у осины. А сейчас прибежал, и сколько ни искал, так и не нашёл. Конечно, монетку утащила в гнездо сорока, решил мальчик. Они, сороки, все блестящее к себе в гнездо тащат, а потом, когда делать им нечего, сидят и любуются.

Обиделась сорока на мальчишку и улетела за железную дорогу. А за рельсами и за поездом, который всё ещё пыхтел на них – может быть, отдыхал, тянулись заболоченные места с кочками и кустами голубицы. Выглядывали из-под листиков голубенькие ягоды. Наверное, голубицу называют так потому, что ягодки у неё голубые.

Между кочками прогуливалась цапля – большущая птица на длинных ногах, вышагивала она, как на ходулях, и казалась она важной и очень умной. «Вот уж кто мне всё расскажет и покажет, – подумала Мима. – Я скажу ей, что цапли и к нам залетают. Может, она знакома с быком Быней, а он мой приятель».

Полетела пожилая сорока побеседовать с цаплей, а та взмахнула длинными крыльями, вытянулась, будто танцевать собралась, только танцевать не стала, а полетела через болото, над кочками и лужицами, в сторону дальнего леса.

Тянулся тот лес тёмной полоской на горизонте. Пролетела сорока немного в сторону леса, а потом решила пообедать и опустилась на кочку. Для птиц на болоте каждая кочка – ресторан или столовая. Особенно для чаек, куликов и цапель. Нашла чем перекусить и пожилая сорока.

Паровоз, который стоял на железной дороге возле трёх домиков, отдохнул, набрался сил, загудел и, постукивая колёсами, укатил. Конечно, в тёплые края. Посидела Мима на кочке, расхотелось ей лететь к лесу. «Ладно, – решила она, – отправлюсь завтра». Пока же перебралась она к домикам у осины.

Заполошный петух приучил соседку свою, пожилую сороку, вставать чуть свет. И здесь проснулась она на заре. Решила всё-таки лететь сегодня через болото к далёкому лесу. Вдруг слышит, мальчишка кричит ей:

– Сорока-белобока, а денежку-то я нашел! – и показывает монетку. – Здесь она, возле дерева, в траве спряталась. Хитренькая, лежала на боку. Думала, что я её не найду. А я нашёл!

«Мальчик свой пятачок нашёл, а что я найду на юге, что я там теряла?» – подумала Мима.

Вспомнила она, что из тёплых краев прилетают сюда не только скворцы, но и гуси-лебеди, утки, журавли, ласточки, даже кукушки. Значит, не так уж там хорошо, если все к нам летят. Куковала бы кукушка в тёплых краях, так нет, она к нам в огород полудницы Акули летит. Спросила её как-то Акуля: «Сколько ещё раз к нам прилетишь?» Принялась кукушка куковать, столько накуковала, что даже полудница со счёта сбилась.

А пожилую симпатичную сороку часто вспоминали на её улице. Прошёл день, как она улетела, потом ещё денёк, а там и следующий прошёл. Как раз тогда тётенька, которая на Новый год с горки с ребятнёй каталась, сказала хозяйке свиньи Хавроньи:

– Что-то у нас сорок совсем мало осталось. У меня за забором у озера жила сорока. Жила себе, жила, а тут надо же – исчезла. Улетела, что ли, куда-то…

– Может, птенчиков высиживает, – ответила ей тётка Сидорова.

И пошли они в магазин. В это самое время через огород Кирюшиной бабушки, прямо к тополю, где в гнезде жили две сороки, по этому адресу прилетела наша путешественница.

– Здравствуйте вам! – обрадовались сороки. – Наконец-то прилетела. Тут уж Быня про тебя спрашивал, и бабушка полудница интересовалась.

– Что Акуля! – застрекотала вторая сорока. – Пугало Игнат расстроил недавно и жимолость, и клубнику. Заявил он им: как, мол, вернётся Мима, расспрошу у неё дорогу на юг. Ягоды-то сразу забеспокоились: вдруг и он туда собрался. На юг этот.

– А ты вернулась, что ли?

– Вернулась!

– А зачем? Почему?

Смотрят на неё сороки, удивляются. Ждут, что ещё скажет, а она объясняет:

– Так командировка закончилась. Скворцы вон тоже вернутся на свой юг, а попугаи у них спросят: «Ну, как там на вашей родине, на севере?» – «Хорошо!» – ответят скворцы. «Чего же вы вернулись?» – «Так командировка закончилась».

Услышали это сороки, полетели вдоль улицы, чтобы всем сообщить. И бабушкам на скамейках, и гусям, которые брели по дороге и подбирали рифмы – чтобы если гоготать, так складно. Двум коровам рассказали. Не пошли они в это утро на луга – проспали. Стояли они сейчас у палисадника и жевали жвачку. И хотя я не люблю, когда на улице жвачку жуют, но коровам можно.

Узнав, что командировка пожилой сороки закончилась, Хавронья Сидоровна хрюкнула, да ласково так, как только сама с собой, любимой, беседовала.

Главное же – на этом мы и закончим. Услышав обо всём, что случилось, паук Гоша сказал:

– Угу! – и заулыбался всеми своими восьмью глазами.