Текст книги "Вот Человек !"

Автор книги: Николай Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Для чего? Пусть себе прыгает. Эдакий удав-попрыгунчик! Нервы успокаивает.

– А с точки зрения техники безопасности? Если движок включат неожиданно, так по ногам хлестнет!

– Да? Ну подумай. Нисколько не возражаю. Однако вперед. Нас приглашают в кабину.

Мы надели прозрачные колпаки, прикрутили их к шейному металлическому обручу и направились к ближайшей ракете.

Я хорошо разглядел: наш космический корабль очень устаревшей конструкции. Утомительные переходы с площадки на площадку, без лифтового приспособления, отнимают у космонавтов силы, которые понадобятся в полете… Слишком габаритный двигатель, много ненужных приспособлений… Лететь, конечно, можно, излишества не исключают высоких летных данных ракеты, это блестяще доказано практикой…

Вслед за Карлом я занял свое место во второй кабине. В первой, у обширной приборной доски, расположились два космических пилота. В иллюминатор мы увидели, как развалились, словно лепестки огромного железного цветка, опорные фермы, и услышали четкие команды приготовления к старту.

Через полчаса мы уже не могли шелохнуться, придавленные к креслам все возрастающей скоростью и земным притяжением. Но вот Земля отпустила нас, и Карл всплыл к потолку, как рыба. А меня удерживали ремни, которые я не хотел отстегивать, привлеченный земными видами.

Карл, барахтаясь, с трудом опустился в кресло, пристегнулся и тоже прильнул к иллюминатору.

Да, Земля-красавица была поистине великолепна. Так вот почему космонавтов всех времен так потрясала ее необыкновенная красота! Где еще увидишь столько красок, такой своеобразный пейзаж, где еще почувствуешь такое величие и гордость за щедрую колыбель человечества, за космический феномен… И подвиг матери-Земли понимается лучше, и сущность человеческая постигается глубже, и острее осознается твой собственный долг перед всеми живущими на Земле… Об этом восторженно говорили, об этом возвышенно писали почти все космические путешественники, и я с радостью повторяюсь вслед за ними: да здравствует планета Земля – наша общая гордость, наше общее достояние, наш общий дом!

– Гляди! – воскликнул Карл. – Видишь, сверкнула излучина? Там начинается граница моих владений.

– А там? – показал я в противоположную сторону, на темно-красные горбатые хребты.

– И там. Будет моя.

– А там? – Вдали изумрудно светились острова и густо синел морской простор.

– Все будет мое. Ты спрашиваешь, где гарантии? – И Карл громко сказал в пространство: – Капитан, прошу включить экран слежения.

Передо мной на стенке вспыхнул яркий квадрат, и тотчас возникло изображение: ракетные установки, задравшие в небо острые носы.

– Главная ударная сила, – объяснил Карл. – Боеголовки с ядерным зарядом.

Замелькали танковые колонны. Танки, танки, танки… Карл с гордостью объясняет:

– С ядерными зарядами! Достаточно, капитан, – говорит он в пространство. Теперь тормозни. Мы выйдем на прогулку.

– Опасно, господин Карл, – раздался густой, многократно отраженный эхом голос. – Слишком много проходящего транспорта.

– Ничего, – ответил Карл. – Мы осторожно.

– Выход через люк-два. По команде. Пристегните ремни и шланги.

Выполняем приказ капитана. Ждем сигнала.

Сирена. Карл давит на ручку рядом с креслом. Стена отходит. Мы выплываем из кабины на простор. Немного жутковато – парить над земным шаром в окружении звезд. Земля уже смотрится иначе – ярче, что ли, рельефней, и звезды не те, что видишь в иллюминатор – это крохотные, но уже вполне различимые тела и солнечные костры, разведенные здесь и там по всей вселенной…

– Берегись! – кричит Карл. Голова его под круглым колпаком, а я отлично слышу голос. Связь, значит, на должном уровне.

Мимо проплыли две металлические громадины с антеннами-усами.

– Мои спутники! – радостно сообщает Карл. – Смотри левей. Видишь?

Киваю колпаком. Я действительно вижу целую армаду плывущего на разных уровнях металла. Торчат антенны, блестят напряженно провода, и даже, мне показалось, я различил окуляры в темной тугоплавкой оправе… Что там окуляры! Спутники несут боевые ракеты!

– Мои спутники! – опять кричит Карл. Он принял позу главнокомандующего и взмахами руки приветствовал необычный парад. – Осторожней! – снова предупредил он.

Чуть не задев за мое плечо, пронесся спутник-гигант, мигая огнями и шевеля створками на округлых боках.

– Разве я не хозяин Вселенной! – разошелся Карл.

Он заплыл на ракету, скрестил ноги, как восточный хан, и сложил руки на груди, как Наполеон.

– Признайся, впечатляет?

Я мотнул колпаком.

– Говори, я услышу!

– Впечатляет! – выкрикнул я.

– Еще бы! У меня будут на эту тему стихи.

– Будут! – выкрикнул я.

– Не ори! Аппаратура работает.

Я невольно попятился к входной дыре на боку ракеты: хлынула новая – волна спутников, обвешанная ракетами и пушками. А ведь эта армада в любую минуту может обрушиться на Землю, сжечь ее и разнести в клочки.

Карл забеспокоился:

– Пора уходить! Чего доброго подцепит…

Мы вернулись в кабину, закрыли за собой люк, и Карл скомандовал:

– Трогай, капитан. Желаю мягкой посадки!

– Спасибо, господин Карл, – прогудело в ответ. – Примите меры безопасности.

Не скажу, что процесс снижения был приятным и не сказывалось гашение скорости в атмосфере Земли. Особенно неважно чувствовал себя Карл, но тем не менее мы благополучно плюхнулись в какое-то озеро, и нас встретила на катере группа спасателей. Потом нас посадили в реактивный самолет, а потом, уже поздно ночью, геликоптер Карла доставил в город.

Уснуть я не мог. И не только потому, что меня обступила знакомая тяжесть и вовсю бухало в висках, но и потому, что я как никогда остро осознавал степень опасности, нависшей над нашей Землей…

Вышел на свежий воздух, по тихим ночным улицам прошатался до рассвета, а в девять, с трудом сдерживая свои чувства, опять поднимался в кабинет Карла.

Но дверь открыть не успел – навстречу вышла Ри. Она была в легком платье, шапочке, чему-то улыбалась. Как будто не висели над землей бомбы и ракеты, как будто не были нацелены на мирные города ядерные пушки… Все проблемы решены!..

– Хочу вас обрадовать, – сказала Ри. – Господин Карл объявил сегодня выходной день. Персонально для меня и для вас.

– Жаль, – вздохнул я.

– Разве вы не устали? После вчерашнего полета?

– Устал, Я ото всего устал.

– Зачем так мрачно. День сегодня хороший, солнечный… Знаете, что? Давайте отдыхать вместе.

– Боюсь, не получится. Я мрачный, подозрительный.

– Неправда. Не наговаривайте, на себя. Ну что, договорились?

– Можно попробовать… Куда пойдем?

– Если не возражаете, в парк.

Ри подхватила меня под руку, и мы, отбив каблуками дробь на каменной мостовой, вошли под унылые, замерзшие кроны деревьев. Утреннее солнце, хотя и яркое, не могло их отогреть. Редкие пожухлые листья кое-где сиротливо висели на ветках, напоминая о радостных летних днях, теплых ночах и зеленом ласковом шуме.

Впереди замаячили агенты Карла – я сказал об этом Ри, и она удивилась:

– За нами следят?

– За мной, – уточнил я. – Так что подумайте, с кем вышли на прогулку. Человек я опасный. Могу репутацию испортить.

– Ой, ой, – шутливо ответила Ри. – А я не боюсь.

Да, мрачно в парке, хмуро, солнце совсем не радует… Но пойти больше некуда. Везде слежка, досмотр…

– Скажите, как вас по-настоящему зовут? – спросила Ри.

– Не помню, – чистосердечно ответил я. – Пробую вспомнить, пока не получается.

– Действительно, человек вы опасный, – озорно глянула на меня Ри.

– А вас как зовут? Маргарита?

– Нет. Говорить не имею права.

– Значит, вы мне не доверяете.

– Если и скажу, называть тем именем нельзя.

– Почему?

– Запретил… Господин Карл.

– А если я… иногда… когда никто не слышит…

– Никогда. Обещайте.

– Обещаю.

– Мэри.

– Спасибо. Вы действительно мне доверяете.

Карловские агенты подошли совсем близко, того и гляди на ногу наступят. Как же быть? Я сказал девушке:

– Давайте сделаем доброе дело. Все равно не дадут поговорить.

– Давайте!

– Филипп в больнице. Нужно навестить.

– Такого не знаю.

– Вы не знаете, что он Филипп. Только вот где больница?

– Идемте. Я проведу.

Прибавили шаг. И сразу же наткнулись на булочную. Я попросил Мэри купить для больного несколько пышек. В счет моего долга.

С покупкой мы двинулись дальше. Я подробно рассказал о Филиппе, о том, как мы вместе терпели лихо в лагере и на рудниках, о том, как его засыпало.

– Догадалась, о ком вы говорите, – вздохнула Мэри. – Бедный Филипп.

А вот и больница – приземистое одноэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Окна-бойницы смотрели мрачно, отчужденно. Обитая железом дверь оказалась закрытой. Лишь после настойчивого стука где-то в глубине зашаркали и недовольный мужской голос спросил:

– Вам кого?

Мэри отстранила меня и строго сказала:

– Мы от господина Карла, откройте.

Небритый щупленький человек в желто-грязной накидке, которая когда-то называлась халатом, впустил нас в коридор.

– Нам нужен больной по имени Филипп, – продолжала Мэри.

– Никаких Филиппов не знаю, – сердито ответил человек. – Вы что-то путаете.

– Его привезли два дня назад, – объяснил я. – По личному распоряжению господина Карла.

– Ну ищите, – зябко поежился человечек и ускользнул в темноту коридора.

Я потянул на себя ручки первой же боковой двери. Остро пахнуло нечистотами.

Вошли. Небольшая комната густо уставлена койками. Больные лежат тихо, под серыми одеялами. Кое-где лихорадочно блестят глаза.

– Кого ищете? – тихо спросил кто-то, я едва расслышал.

– Филиппа. Его привезли два дня назад, – ответил я.

– А, посмотрите дальше, – прошелестел голос.

Заглянули в следующую дверь. Такой же тяжелый запах, такой же удручающий вид.

– Я здесь, здесь! – обрадованно отозвался Филипп, увидев нас. Он лежал в углу, и к нему пришлось пробираться по узкому проходу между коек.

– Присаживайтесь на постель, – слабо улыбнулся он. – Это государственная больница, всем места не хватает… – Филипп был бледен. Всклокоченные, слипшиеся волосы разметались по лоснящейся подушке. На небритых скулах темнели то ли ушибы, то ли несмытая пыль рудников.

Я присел. Мэри отказалась.

– Ну как ты тут? – спросил я.

– Как видишь. Хорошо, хоть иногда кормят. Была бы еда, давно бы поднялся…

Я разложил перед ним румяные пышки. Филипп сглотнул слюну и вытер уголком одеяла навернувшиеся слезы.

– Вовек не забуду.

– Поправляйся скорей. Едой постараюсь обеспечить.

– Нужно ли, – печально вымолвил Филипп.

– Что за разговор! – нахмурился я. – Не думай, что о тебе не помнят. Я буду приходить.

– Спасибо… – задохнулся Филипп.

– Пожалуйста, не хандри. Ты еще пригодишься для добрых дел.

Покидали мы Филиппа с тяжелым сердцем. Мэри, как только мы выбрались на улицу, с болью произнесла:

– Неужели так можно обращаться с больными?

– Как видите. До простых людей никому нет дела.

– Странно. Я не знала об этом.

Впереди, шагах в десяти, нас ожидали сопровождающие.

– Даже поговорить не дадут, – возмутился я.

– Знаете что, – сказала Мэри. – Идемте ко мне. Нам никто не помешает. Поговорим, заодно пообедаем.

– Далеко ли?

– Рядом с вашим особняком.

Я не успел удивиться – Мэри подхватила меня под руку, и мы ускорили шаг. Девушка попросила рассказать о вчерашнем полете в космос. И я принялся описывать грозный железный поток, несущий над землей смертоносное оружие. Мэри прижалась к моей руке и шепотом спросила:

– А… против кого это?

– Против тех, кого господин Карл ненавидит.

– Ради бога, не говорите так, нас могут услышать… – Девушка обернулась и, убедившись в том, что «провожатые» значительно отстали, успокоилась.

– Земля наша в такой опасности, – сказал я, – словами не передашь…

– Наверное, не все так ужасно, – попробовала улыбнуться Мэри. – Если мы будем думать об этом – мы не сможем нормально жить.

– А разве мы живем нормально?

– Ну да. Я – по крайней мере.

– Кроме вас – миллионы людей!

– Они сами виноваты в своей нищете, в своей неустроенности.

– В том-то и дело, что не виноваты!

Мэри остановилась и серьезно посмотрела мне в глаза.

– Очень прошу, давайте о чем-нибудь другом.

– Что ж, попробуем.

Но разговора не получалось. Исчез между нами незримый контакт. Можно было бы бросить «до свидания» и просто-напросто уйти, но хорошее начало не давало на это права. Девушка еще поймет свои заблуждения. Человек она понимающий, добрый…

Когда проходили через парк, я поднял иссушенный лист и показал Мери.

– Такое сейчас мое сердце…

– Вы, я вижу, великий пессимист, – ответила девушка и отобрала у меня листок. – Таких сердец, знаете, сколько! Вот мы сейчас соберем из них букет.

Нет, букет собрать не удалось. Почти все опавшие листья размокли, смялись, потеряли яркую окраску. Так что мой листок оказался единственным, и Мэри бережно несла его до самого дома.

Она жила действительно недалеко от моего особняка. Крохотный домик, крохотный дворик, крохотная дверца в ограде, оплетенной сухими стеблями хмеля. Проводя меня в свои владения, Мэри сказала, что я первый, кто переступил порог ее жилища: ей категорически запрещено приводить к себе кого бы то ни было. Да и некого приводить: живет одна, даже знакомых нет. Но, естественно, скрывать от господина Карла мой сегодняшний визит было бы нелепо…

Единственная комнатка, не считая кухни, была чистой, опрятной, на подоконнике в горшочках теснились цветы – здесь была и герань с ярко-красными цветочными гроздьями, и колокольчики – крупные, ярко-синие, и нарядные незабудки, и еще какие-то пестрые цветики, названия которых я не знал.

В комнате ничего лишнего – небольшой столик, покрытый вышитой скатертью, два стула, у входа сундук. Вот, пожалуй, и все. Чего-то все-таки не хватало, и я догадался: нет кровати. Где же девушка спит? Не на сундуке же! Я, извинившись, спросил об этом у Мэри. Она засмеялась. Дотронулась до сундука здесь постель, и показала на стенку – а здесь пристегнуто ложе.

Была еще тумбочка, украшенная сверху вязаной салфеткой. А на ней, к своему удивлению, я вдруг увидел старую знакомую – начищенную до блеска керосиновую лампу. Я приложил палец к губам, как это делал Роб, поднял лампу и, сопровождаемый недоуменным взглядом Мэри, вынес во двор, поставил под единственным облетевшим деревом. Пусть записывает рулады ветра и прочие дворово-уличные шумы. Вернувшись, внимательно осмотрел все предметы в комнате и объяснил Мэри: не хочу, чтобы Карл нас подслушивал. Предпочитаю свободное изъяснение, без умалчиваний и настороженности. Мэри опустилась на стул и, сложив руки на коленях, как примерная школьница, изумленно наблюдала за моими действиями. Потом она сказала, что я, наверное, чересчур мнительный: не такой уж плохой человек господин Карл, а если глубже разобраться – даже замечательный. Пример тому – она сама. Кому нужна была девочка-сирота? У всех своего горя хватает. А господин Карл создал для нее все условия, предоставил жилье, обеспечил работой… Конечно, человек он необычный, сложный, но это не значит, что плохой…

Да, трудно будет переубедить девушку. По всему видно, она Карлу во всем доверяет. Я высказал эту мысль вслух и услышал подтверждение. И еще я спросил: значит, она с ним делится, обо всем ему рассказывает, особенно по интересующим его вопросам? Мэри утвердительно кивнула: да, это даже входит в ее обязанность. Значит, продолжал я, о нашем разговоре она тоже… донесет?

Мэри смутилась. Донесет? А если это нужно для дела?

В опасное русло повернул разговор, может привести к разрыву… А так не хотелось вражды, даже размолвки; девушка, я чувствовал, еще многого не видела, а то, что видела, объясняла чужими, не выстраданными словами… И самое главное – по неведению, по наивной доверчивости верно служила самым оголтелым врагам человечества…

Ну что ж, говорю я, не буду разубеждать в том, к чему вы привыкли. Однако я не смогу быть с вами откровенным до конца. Почему? Да потому, что мои слова станут известными Карлу, и многих хороших, настоящих людей приговорю к смертной казни.

Мэри покачала головой. По ее мнению, я опять преувеличиваю. Она молча вышла на кухню и застучала посудой. Появилась опять и объявила, что сейчас будем обедать. Поставила разогревать.

Мэри попросила объяснить – ей не совсем понятно, почему я вынес лампу.

– В ней записывающее устройство.

– Вы, наверное, помешались, – усмехнулась она. – Шпиономания какая-то…

– А вы проверьте. Ну, нечаянно уроните, разбейте. На всякий случай и в сумочке своей покопайтесь. Пудреницу осмотрите и все другое. А лучше всего покопайтесь в себе. Вы найдете такое, очень важное, на что до сих пор не обращали внимания.

– Давайте договоримся, – попросила она. – Не нужно меня агитировать.

– Нужно. Иначе вы опять попадете в чернильницу.

– Теперь не попаду, – улыбнулась Мэри. Она принесла хлеб, наполнила две тарелки супом. Пригласила к столу.

– Ешьте. Вы первый, кто пробует мою кулинарию.

Я с удовольствием вычерпал душистый, вкусный бульон с белоснежными дольками картофеля и поблагодарил девушку.

– У вас есть друзья?

– Да, один есть.

– Расскажите. Не бойтесь, – добавила она. – Все останется между нами.

Мне было по-настоящему хорошо. Человек мне верил и я верил человеку. Я видел в нем его лучшее предназначение и не сомневался, что его душа раскроется до конца.

Я начал рассказ о Робе. О его трудной жизни. О невесте, которая стала женой богача. О его бедных родителях, которые до сих пор стараются помогать сыну. О бесконечных преследованиях. О том, что господин Карл очень боится этого человека и повсюду ищет его – опаснейшего историка…

О многом мы еще переговорили. Я даже рассказал о странном карловском глобусе со светящимися точками и продовольственном складе. Мэри была поражена этим почему-то больше всего. Она и не подозревала! Хотя десятки раз ходила мимо железных ворот и не один раз была в библиотеке…

– Все, – резюмировал я. – Теперь я полностью в ваших руках.

Уходил с хорошим настроением. Я не помнил, когда мне было так легко. На прощание я осмелел и галантно поцеловал девушке руку.

Лампу, естественно, вернул на прежнее место. Размышляя потом о событиях прошедшего дня, перебирая в памяти долгий разговор с Мэри, я вдруг испугался: не изменится ли резко поведение девушки после всего, что она узнала? И на другой день, входя в карловскую приемную, я прежде всего изучающе посмотрел на Мэри. Нет, изменений не находил. Не считать же ее более теплое приветствие признаком грядущих роковых перемен. Я и сам стал более внимательным, разве это не естественно после вчерашнего…

Мэри сказала, что господин Карл не совсем себя хорошо чувствует, он хотел бы поговорить со мной у себя, в домашних условиях. Он просил справиться, не стеснит ли меня столь необычная форма приема. Я ответил, что весьма благодарен за высокую честь, и зашагал вслед за девушкой. Спустились на первый этаж, и Мэри шепнула: здесь живет господин Карл. Весь этаж – его, так сказать, квартира. И добавила, что вечером будет ждать меня.

Вслед за Мэри, по сплошным коврам, я медленно, по-кошачьи неслышно двигался по лабиринтам комнат, удивляясь, как ловко девушка находит дорогу. Она, судя по всему, здесь бывает нередко…

Кажется, последняя дверь. Мэри просит подождать и уходит. Сразу же объявляет: можно!

Я громко произношу установленное приветствие, и Карл с досадой поднимает руку: да, да, понятно, только тише… Он в махровом цветастом халате, среди зеркально-коврового великолепия возлежит на диване. Вокруг него подушки, лоб обвязан ослепительно-белым платком.

– Мне бы сейчас лежать, – жалобно говорит он. – Но нельзя. Дела не позволяют. Пожалуйста, Ри, подвиньте стул молодому человеку. – Мэри подносит к дивану мягкий резной стул, и Карл, закрыв глаза, удовлетворение кивает. Умница, Ри. Теперь оставь нас. Женщинам не все нужно знать.

Мэри закрыла за собой дверь. Карл шумно вздохнул и пожаловался:

– Не знаю, что делать… Совсем не спал эту ночь. Лезут и лезут кошмары… И все из-за прогулки по небесам. А тебе как спалось?

– Тоже неважно.

– Вот как, – удивился Карл. – Неужели из-за прекрасной особы? Вредно, значит, ходить по гостям, – пожурил он.

– Эта девушка – удивительный человек. С ней было интересно.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся он. – Ты, гляжу, не теряешься. То за женой почтенного Крома приударил, то мою помощницу обхаживаешь… – Мне стало неприятно, и я поспешил перевести разговор на другую тему.

– Меня тревожит судьба Филиппа, – сказал я. – Он может умереть.

– За ним надлежащий уход, – прищурился Карл.

– Я был у него. Больных не кормят.

– Безобразие. Но ты не волнуйся. О Филиппе я побеспокоюсь.

– Спасибо, господин Карл.

– Филиппа не забывай, навещай почаще. Все-таки твой каторжный приятель, засмеялся Карл. – А с девушкой… не балуй! – погрозил он указательным пальцем с огромным перстнем.

– И еще меня тревожит судьба Бо.

– Прошу не напоминать, – вспыхнул Карл. – А то принципиально оставлю под землей.

– Извините, господин Карл.

– Да и работы о космосе не вижу. Без нянек не можешь. Ладно, приду в себя, что-нибудь создадим.

Карл со стоном поднялся, прижал ладонь ко лбу и направился к расписной инкрустированной конторке. Распахнув снизу золоченые створки, он вытащил высокую голубую шкатулку.

– Моя голубая мечта, Чек. Только уже бывшая. Все опротивело, хочется чего-нибудь свеженького, чистого.

Вернувшись на диван, Карл открыл шкатулку и… снова ее закрыл.

– Нет, погасла мечта. А баловник я был хоть куда. – Он подал мне шкатулку. – Полюбуйся, оцени. Скажи веское слово. Может быть, я вдохновлюсь на стихотворение. Впрочем, каждая из них достойна поэмы. Только погасло, погасло…

В шкатулке оказались куколки-голяшки величиной с ладонь. Куколок было не менее сотни, на спине у каждой четко выделялся номер. Что бы это значило? Карл с куколками играет?

Увидев мое удивление, Карл покачал головой.

– Торопишься, Чек, никакого прилежания. Возьми-ка одну из них и рассмотри повнимательней.

Я поднял первую попавшуюся куколку, пригляделся и обомлел: как точно переданы человеческие черты, в то же время хорошо видна индивидуальность. Лицо будто живое, точно передан цвет кожи, пухлых губ, щеки, глаза, нос – все настоящее, только уменьшенное во много раз.

– Номер три, – вздохнул Карл. – Помню, целую неделю пировал с ней на природе. Тогда и природа была не та, повсюду щебетали птички, порхали бабочки…

Я вынул из шкатулки несколько новых куколок и… съежился от нечаянного открытия – я увидел Мэри! Краем глаза и номер усмотрел – семьдесят пятый…

Карл мгновенно уловил во мне перемену и ядовито усмехнулся. Он отобрал все, что я держал в руках.

– Полюбовался – хватит. Не каждому я показываю свою коллекцию. Цени, Чек.

– Благодарю, господин Карл.

Он, зорко наблюдая за мной, закрыл голубую шкатулку в конторке.

Я взял себя в руки и сказал: моя бывшая невеста заточена в подвале, господин Карл об этом хорошо осведомлен. Я буду просить господина Карла содействовать ее освобождению.

– Да, да, – сразу согласился Карл. – Мы вырвем Элен из домашней тюрьмы этого негодяя. Клянусь честью, Кром поплатится за издевательства над женщиной! Но потом, потом, не все сразу.

Наш разговор завершился бодрым признанием Карла, в том, что он доволен сегодняшней встречей. Не зря, значит, заметил он, слетали в космос и побывали на охоте. Остается только сочинить поэму! Не смог он вчера заглянуть на огонек, самочувствие неважное, но пусть Чек не сомневается – обязательно заглянет. А пока пусть Чек надиктует на бумагу свои впечатления о прогулке к звездам.

Карл проводил меня до двери, изящно смахнул с головы белоснежную повязку и воскликнул:

– Ну вот, я совершенно здоров! Что с человеком делает хорошее настроение! Да, ты ничего не слышал? Ну как же, на завтра назначен бал. Будут торжества, танцы. Ждет сюрприз и тебя. Но… об этом узнаешь в свое время. Не печалься, воркует Карл. – Думай о предстоящей радости. Бал действительно будет грандиозным!

– Не сомневаюсь, господин Карл.

Карл отпустил меня, и я вышел на улицу, мучительно размышляя о жестоком карловском ударе… Почувствовал Карл мою нежность, мою особую расположенность к Мэри, – и вдруг подсунул куколку! Под номером семьдесят пять…

У меня защемило в груди, я не находил себе места, вышагивал по улицам взад-вперед.

Вечером, после шести, все же решил пойти к Мэри. За калиткой наткнулся на карловских агентов. Стоит ли открыто вести их за собой? Нет, пусть покрутятся на другой улице, я хочу полной свободы… Да и чувствую потребность подышать свежим воздухом…

Степенно, с видом гуляющего, прошествовал через парк, юркнул в переулок, потом в другой, забежал в незнакомый двор, притаился. Подождал, пока протопает погоня, и быстро, уже другим путем, вышел к дому Мэри.

Она обрадовалась, увидев меня, и призналась, что не верила в мой приход. В душе у меня с новой силой зашевелилась горечь, и я уговорил себя не распаляться, есть проблемы поважней.

Девушка, как я ни отказывался, усадила меня за стол и подала ужин: жареные ломтики хлеба и томатный сок.

– Странно, – неожиданно начала Мэри. – Я, как и всякий человек на моем месте, должна быть благодарной. Но, с другой стороны…

И Мэри рассказала: несколько лет назад она стала упрашивать Карла взять ее на охоту. «На электронных зайцев?» – заметил я. «Нет тогда еще были настоящие», – спокойно ответила Мэри. Поохотились, Карл разрешил даже выстрелить из ружья. Девушке понравилось, и она стала проситься на охоту опять. «Хорошо, – согласился Карл. – Так и быть, позабавлю. Авось после этого отвяжешься». Они куда-то долго летели, самолет сел то ли в степи, то ли в пустыне. Какие-то люди в военной форме проводили их к вольеру с обезьянами. Их было много, смешных вертлявых макак – и взрослых, и детенышей. Обезьяны почему-то толпились возле заградительной сетки, забирались по ней на самый верх, пронзительно кричали и не сводили с людей цепких, внимательных глаз. Мэри прихватила с собой из дома булку и кусочек сыру – вот и решила отдать животным. Когда ломтики перелетели через ограду, что там началось! Закрутилась кутерьма, раздался такой неистовый рев – стало понятно, что обезьяны голодные. К вольеру подошел молодой человек, деликатно склонил голову, и кокарда на его форменной фуражке ослепительно сверкнула. «Напрасно кормите, – сказал он. – Им уже хлеб не нужен». Девушка не поняла, но уточнить не успела. Господин Карл грозно прикрикнул и повел ее по ступенькам в подземное помещение. Он велел ей надеть толстые, пропитанные чем-то остро пахнущим широченные брюки, куртку, тяжелые ботинки с высокими чехлами и завязками. На голову – резиновую маску с круглыми очками и грубый капюшон. Карл одевался сам и подгонял: «Быстрей, быстрей…» Затем они поднялись наверх и свернули в траншею. Дышать было трудно, ступать – тяжело. В траншее находилась тьма-тьмущая народу, так же странно одетого. Все чего-то ждали, с нетерпением вертели очкастыми головами. Прозвучала сирена, и толпа разом замерла, уставилась в поле, по которому вприпрыжку мчалось обезьянье стадо. Вдруг по глазам резанула вспышка, начал расти огненный шар и густо обрастать облаками… Загорелись, задымились впереди живые обезьяны, дико, отчаянно закричали, и тут ударил невероятной силы шквал – все упали на дно траншеи и замерли… Девушка тоже упала – она потеряла сознание… Очнулась в подземелье, там, где она и Карл переодевались. Очкастая маска, похожая на обгоревшее обезьянье лицо, лежала рядом. Карл склонился к девушке и спросил: «Ну, будешь еще проситься?» Она не ответила, разрыдалась. Позже, когда воспоминания притупились, она задала Карлу вопрос: «Для чего все-таки погубили бедных обезьян?» – «Во имя будущего, – ответил Карл. – Я должен быть сильным и непобедимым. Так я буду сжигать своих врагов».

– Вас, конечно, этот довод успокоил.

– Естественно. Я господину Карлу верила. Я искренне считала: помогая ему, я помогаю его делам. Ничего, что я о них ничего не знаю, зато я знаю господина Карла.

– Он посвящал вас в свою личную жизнь?

– В личную жизнь? Нет, он ничего не рассказывал… Но иногда он говорил, например: «Не правда ли, эта девушка мила? Я хочу с ней познакомиться».

– И вы… их знакомили?

– Ни разу. Одни разговоры.

– Но ведь были у него девушки?

– Наверное…

– Были. Да еще какие!

– А откуда вам известно?

– Он показал шкатулку. В ней собрана великолепная коллекция. Систематизированная, пронумерованная… Не выдели?

– Нет.

– Советую посмотреть. Голубой прелестный ящичек. Хранится в конторке. Если господин Карл покажет, советую обратить внимание на семьдесят пятый номер.

– Вероятно, очередная гадость. Наподобие слежки. Знаете, я никак не ожидала, что за мной наблюдают. За кем-то следить – это в порядке вещей. Но чтобы за мной… Проверила лампу – а там действительно какое-то устройство. Я-то думала, живу свободно, как птица… Ну, по вашему совету и «уронила» так бухнула о порог – только стекла полетели… И в сумочке проверила. Представляете, в моей пудренице тоже оказался миниатюрный механизм. Пришлось ликвидировать.

– Напрасно. Как вы объясните?

– Кто будет спрашивать?

– Господин Карл.

– Прямо и скажу: не нужно шпионить.

– А он: кто научил?

– Сама наткнулась.

– Не поверит. Тем более, что я прихожу к вам второй раз. Причина контакты со мной… Давайте договоримся: будем советоваться и действовать сообща. Тогда все будет хорошо.

Я поблагодарил Мэри и поторопился покинуть гостеприимный дом. Встретимся завтра у Карла.

Вышел на крыльцо и обомлел: было светло, и густо сыпал крупный снег. Лохматые снежинки летели бесшумно, плавно опускаясь на мягкий белый пуховик, который успела настелить зима. Было так тихо, словно природа затаилась, наблюдая за редким явлением – когда еще увидишь такой щедрый, необыкновенный снегопад!

Вокруг непривычно чисто, веет особой, зимней свежестью. Хорошо! Одно беспокоит: остаются напоказ четкие следы. Снег будто чувствует свою вину, заметает пока еще неглубокие ямки, и ловко, споро у него получается – пока я стою, углубления выравниваются, скоро исчезнут совсем…

И кажется странным и нелепым: где-то в космосе, над головой человечества, висят тонны гибельных бомб и снарядов, а здесь – идет мирный снег! Будто ничего Земле не угрожает, будто люди могут спать спокойно.

И все же снег мне кажется хорошим предзнаменованием. Я думаю о Мэри, и мысли о ней меня успокаивали. Я перебирал в памяти ее жесты, сказанные когда-то слова; вдруг возникнет передо мной ее взгляд, прозвучит упругий голос с характерной певучей интонацией, и тогда я чувствую волнение, мне хочется вернуться к девушке, сказать ей необыкновенные, ласковые слова – ведь жизнь у нее в общем-то серая, однообразная, радость не балует своим посещением…

Когда я вернулся и услышал телефонный звонок – обрадовался: Мери! Я наговорю нежностей, позову побродить по снежному насту под огромной луной!