Текст книги "Вот Человек !"

Автор книги: Николай Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Николай Бондаренко
ВОТ ЧЕЛОВЕК!

«Вот человек, – сказал себе Маленький принц, продолжая путь, – вот человек, которого все стали бы презирать – и король, и честолюбец, и пьяница, и делец. А между тем из них всех только он один, по-моему, не смешон. Может быть, потому, что он думает не только о себе».

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц»

Не понимаю, как я очутился на этой странной улице? Приземистые домишки испуганно лепятся вдоль замусоренного тротуара, выставляя напоказ обшарпанные стены и неровные скаты крыш. Над этим хаосом грузно навис гигантский частокол небоскребов, – кажется, он вот-вот рухнет и раздавит затаившуюся улицу и весь город. В глухих хмурых окнах ни огонька, ни светлой занавески, ни тени движения – словно люди вымерли или навсегда отсюда ушли. Пронизывающий ледяной ветер гнал по каменным плитам мостовой жестяную банку, она звонко стучала, шелестели обрывки грязных бумаг… Как же я все-таки сюда попал?

Хорошо помню: был яростный спор – но о чем? Что я хотел доказать собеседнику?.. Даже черты, реальные черты его лица ускользают… Однако четко осознаю, что он для меня значил немало, это я ощущаю и сейчас, но не бог он, в самом деле!..

Нет, ничего не удается нащупать внутренним зрением. Однако погоди… Речь шла о чем-то мучительно важном для меня… В чем-то я хотел непременно утвердиться! В чем?.. В чем?..

В ближайший подъезд, который гулко подвывал порывам ветра, прошмыгнула, подозрительно глянув на меня, лохматая кошка. И опять зашелестели по тротуару желтые, серые клочки бумаги. Откуда взялась эта прорва, кончится ли когда-нибудь? Назойливая жестянка уткнулась, наконец, в дорожную выбоину и тонко, пронзительно засвистела на сквозняке.

Конечно, я ошибся, предположив, что в городе ни души. В глубине улицы мелькали зыбкие силуэты. Холодно, сыро, тоскливо, вот люди и прячутся кто где может.

Я бесцельно топтался у закрытого журнального киоска, размышляя о нелепости своего положения, не в силах придумать что-нибудь путное.

– А, вы здесь, – прозвучал за спиной низкий мужской голос.

Я резко обернулся и задел плечом незнакомца.

– Извините.

– Ничего, – добродушно отозвался незнакомец. – Идемте, вас давно ждут.

Он поднял воротник, вобрал в него по самые края шляпы голову и зашагал по улице.

С тупым безразличием я последовал за этим человечком, мне и в голову не пришло поинтересоваться: а кто он, собственно, такой? Почему я должен идти за ним и кто меня давно ожидает?.. Мелькнула догадка, что все происходящее следствие чего-то очень важного, и было это важное совсем недавно…

Я попытался вспомнить лицо идущего впереди незнакомца и не смог. В воображении расплывалось серое пятно – ни одной черточки, ни одной характерной приметы… Кажется, он в черных очках… Но так ли на самом деле?

Незнакомец обернулся, внимательно взглянул на меня. Он словно прочитал мои мысли и усмехнулся. Но я опять ничего не запомнил, даже, кажется, этому обстоятельству не удивился. Видно, так и должно быть, подумал я, уже не стараясь найти причину столь странной своей забывчивости.

На перекрестке, где вихрь неистово швырял во все стороны мусор, мы свернули на совсем тесную улочку и вскоре вышли к старому парку, который размашисто мел небо высоченными метлами полуобнаженных деревьев, и сквозь шум листвы доносился резкий треск – где-то в глубине ломались хрупкие ветви. Улица теперь шла с одной стороны, а парк, огороженный чугунной решеткой, как бы посторонился, уступая узкое пространство мостовой, выложенной булыжником. Время от времени налетала дождевая пыль, и камни лихорадочно блестели, выискивая в небесной мути голубые прорехи.

– Пришли, – не поворачивая головы, объявил незнакомец и стал осторожно спускаться по мокрой железной лестнице в подвальное помещение серого трехэтажного дома. Наконец, уткнулись в массивную дверь. Незнакомец открыл ее ключом и пригласил следовать дальше. А дальше оказалась еще одна дверь и лестница, ведущая вниз; тусклые лампочки скупо освещали высокие, неудобные ступеньки.

В мрачном коридоре, куда привела лестница, незнакомец показал прямо:

– Идите до конца. А мне направо. – Он торопливо шмыгнул в боковое ответвление, и мне теперь оставалось одно: преодолеть этот полумрак самому и встретиться с теми, кто давно ждет меня…

Вперед! Шаги гулко отдавались; я старался ступать тише, осторожнее, но гул не уменьшался.

Остановился, послушал: то приближаясь, то удаляясь, дрожало эхо – мои шаги. А это что? Собственное дыхание, усиленное невидимыми мембранами, – будто одновременно задышали сотни людей!

Не скоро кончился этот звуковой коридор. Я дважды останавливался, чтобы перевести дыхание, и достиг, наконец, спасительного люка. Едва проник через него в небольшое помещение, вежливый мужской голос пригласил в лифт и попросил подняться на пятый этаж.

Кабина поднималась медленно, как бы нехотя, достигла заданной отметки, и двери автоматически открылись.

В обе стороны от меня разбежались мягкие ковровые дорожки. Яркий дневной свет; откуда-то доносится стук пишущих машинок, приглушенный разговор. Вдоль дорожек – двери, двери… Куда обратиться? Ну конечно, сюда. Массивная дверная ручка в виде цветка, темно-красная, с замысловатым тиснением кожа.

Я не ошибся. За дверью оказалась великолепная приемная, оборудованная по последнему слову техники: изящный аппарат для связи, телефоны, крохотный магнитофон. В хрустальных стаканчиках сверкали позолотой авторучки и остро отточенные карандаши.

За полированным столиком пудрилась миловидная девушка. Щелкнув пудреницей, она поднялась навстречу, улыбнулась и напевно произнесла:

– Наконец-то. Мы давно вас ждем.

Она грациозно проследовала к двери с дорогой обивкой, и меня окатила ароматная волна каких-то неземных духов.

Заглянув в кабинет и, видимо, получив разрешение, девушка устремила на меня широко открытые светло-зеленые глаза и обаятельно кивнула:

– Заходите.

Наконец я увидел того, кто с нетерпением ждал меня. Возраст неопределенный; белесые волосы до плеч; бесцветные глаза и серое, вытянутое лицо. Он небрежно сидел в кресле, закинув ногу на ногу, за сверкающим пустым столом в виде буквы «Т». С левой стороны возвышался щиток для связи, телефон; у стенки, напротив окна, пестрел книжными корешками застекленный шкаф. Огромный почти пустой кабинет призваны были украсить лепной потолок (амуры среди цветочных лепестков) и будто перевернутая новогодняя елка – гигантская сверкающая люстра.

Субъект, похоже, попытался растянуть губы в улыбке и безразличным жестом показал на кресло около стола.

Я сел и сразу почувствовал, как от усталости заныли ноги.

– А я внимательно слушал, как ты пробираешься ко мне, – доверительно сообщил хрипловатым голосом хозяин кабинета. – Любопытно ты ходишь. Кстати, я давно заметил: нет и двух экземпляров с одинаковой походкой. У каждого свой темп, ритм, постановка тела и головы. Я серьезно подумываю над научным трудом на эту тему… Но это потом, потом. Основная моя деятельность совсем иная. Скажу сразу: я любопытен буквально ко всему. Я, так сказать, отдыхаю, посвящая себя то одной, то другой проблеме.

Хозяин кабинета легко поднялся, мне даже показалось – вскочил, но сразу же обрел солидность и не спеша направился к высокому, под потолок, окну. Он пристально посмотрел куда-то вдаль, за небоскребы, и, внимательно что-то там изучая, жестко заговорил:

– Погода не должна действовать на самочувствие. Мне лично такая погода нравится. Помогает лучше сосредоточиться и принять оптимальное решение… Я понимаю, что ты, – он повернул голову в мою сторону и на секунду замер, – что ты облучен этим ненастьем и, возможно, прескверно себя чувствуешь. Однако, повторяю, не только погода, но и ничто другое не должно поколебать мои правила. Первое из них: когда стою, никто не имеет права сидеть.

Последние слова он почти выпалил, и я не сразу уловил их смысл, продолжая пребывать в кресле.

– Еще раз повторяю, – повысил голос хозяин кабинета. – Когда я стою…

Подчиняясь неведомому чувству, похожему на страх, мгновенно встал и в нерешительности замер.

– Нет, нет, не пойми меня превратно, – смягчился мой повелитель. Ну как его еще назвать? – Мы должны быть друзьями. Отношения между нами – только искренние, только честные. Фальши я не потерплю.

Повелитель не спеша вернулся за стол, удобно уселся (боже мой, я продолжал стоять!) и как ни в чем не бывало по-свойски кивнул мне – мол, усаживайся, какие тут церемонии.

Зазвонил телефон. Он внимательно кого-то выслушал и спросил:

– А прибыль? Два миллиона? И это предлагаете мне?.. Тогда другое дело. Подумаю.

Повелитель положил трубку и сказал:

– Ну, а теперь я должен объяснить самое главное. От надлежащего понимания этого зависит и твое успешное функционирование, и перспективы твоего роста, и наши общие дела. Сейчас ты на первой ступени деловой проверки. Участок твой, подчеркиваю, в общей системе моих забот занимает незначительное место, но для тебя, для делопроизводства имеет неоценимое значение. Впоследствии, когда ты себя проявишь, перед тобой откроются новые горизонты. Только старайся, только будь на высоте положения. Уж я-то тебя не оставлю.

Повелитель, довольный, подмигнул и сразу же надел маску безразличия.

– Видел город? – спросил он.

Я кивнул.

– Видел парк?

Я снова кивнул.

– А небо видел?

Кивнул опять.

– Кому, по-твоему, все это принадлежит?

– Не знаю, – чистосердечно ответил я.

– Не знаешь? – Он от неожиданности приподнялся, и длинное его лицо еще более вытянулось. – Не имеешь права не знать! И город, и земля, и вода, и небо – все принадлежит мне. Мне единственному. Теперь ты догадываешься, с кем имеешь, дело и кому будешь верой и правдой служить?

– Вы… король?

Мой нечаянный вопрос понравился повелителю. Серое лицо его просветлело.

– Вот именно – король! Если мыслить широко. А в сущности, ни один король мне в подметки не годится. О, ты еще узнаешь степень моего могущества! – Его длинные, почти прозрачные пальцы забарабанили по столу.

Когда дробь оборвалась, повелитель безразлично сказал:

– В тех случаях, когда возникнет необходимость обратиться ко мне, называй меня «господин Карл». Со временем, когда ты положительно проявишь себя, я разрешу сократить первую часть обращения, а пока… Субординация неумолимо требует именно такой формулировки. Почему – Карл? Охотно поделюсь. Во-первых, как ты гениально догадался, в честь всех королей земли. Известны целые династии Карлов. Во-вторых, имя «Карл» предельно короткое, звучное. Примерно с этих же позиций будет определено и твое имя. Мне безразлично, каким словом обозначали тебя до сих пор. Это чистейшая условность. Я буду звать тебя, ну, например, Че-ло-век. Нейтральное, простое слово. Лучше и не придумаешь Че-ло-век!

Карл размеренно застучал по зеркальной полировке стола, и я вдруг заметил: пальцы и отражение их были похожи на хищное чудовище: длинная зубастая пасть широко открывалась, и зубы, в ожидании добычи, нетерпеливо клацали…

Возникшее было неприятное чувство погасила резкая мысль: Человек! Видимо, не случайно Карл хочет дать мне такое имя. Я точно знаю: за этим стоит нечто очень важное… Возможно, через это я и сюда попал… Вполне возможно. Ведь я отрицал… Но что? Что-то ведь отрицал!..

Не пойму, что стало с моей безукоризненной памятью…

– Ты что-то сказал? – прищурился Карл.

– Н-нет…

– Не советую лгать. – Карл проницательно усмехнулся.

– Я думаю… имя «Человек» вполне подходящее.

– Здесь думаю только я. Ты будешь думать, когда я прикажу. Че-ло-век! Язык сломаешь, если произносить каждый день да по несколько раз… Нельзя забывать и принцип экономии. Доли секунды, дополнительно затрачиваемые на произнесение двух лишних слогов, только за год дадут ощутимую экономию времени! Хочешь знать, сколько конкретно? Возьми карандаш и посчитай. Таким образом, я естественно прихожу к более короткой, а следовательно – более удобной форме: не Че-ло-век, а Чек. Можно было бы оставить апостроф, то есть напряженную паузу после Ч, но не станешь же ты издеваться надо мной – заставлять произносить неудобное Ч'эк, вместе плавного – Чек. Этот фонетический вариант близок и тем, что вызывает приятные ассоциации, связанные с некоторыми банковскими операциями. Вот так-то, дорогой Чек. От всей души поздравляю и перехожу к следующему ознакомительному этапу.

Опять зазвонил телефон, и Карл стал говорить в трубку:

– Да, да, спасибо. О, приятно слышать!.. Да не торопитесь. Будет у вас и нефть, и руда… Скоро уже, скоро. А за поддержку благодарю. Без вас мне было бы туго!

Карл положил трубку и нажал под столом невидимую кнопку – на стене вспыхнуло изображение, и кабинет наполнился стуком пишущих машинок. На экране хорошо видны девушки – служащие огромного тайпинг-офиса; руки девушек безостановочно взлетают над клавишами, лица сосредоточены на выполняемой операции. Каждое рабочее место пронумеровано, цифры четко просматриваются вдоль длинных рядов.

– Прекрасно работают, – усмехнулся Карл. – Потому что знают: место каждой из них готовы занять те, что остались на улице.

– Но почему их так много?

– О, мне нравится твой вопрос. Ты думаешь, я покровительствую безработным? Совсем нет! Мне скучно, Чек. Я развлекаюсь!

Карл что-то заметил и поднял телефонную трубку.

– Почему не работает пятьдесят четвертая? Ах, самочувствие… Найдите здорового человека, а этой… дайте возможность лечь в больницу!

Плачущую девушку тут же вывел из зала длинный молодцеватый клерк, и Карл удовлетворенно сказал:

– Она, конечно, милая особа. Но что делать! Не останавливать же производство! Обрати внимание – на пятьдесят четвертое место спешит новая работница! Да как резво!

Карл говорит в телефонную трубку:

– Отставить. Подыщите что-нибудь покультурнее. Солидное учреждение – и такая беготня. Некрасиво!

Карл переключил экран, и я попал в другой, огромный и тихий зал, от пола до потолка уставленный аппаратурой с несчетным числом лампочек, приборов, регуляторов… И здесь служащие сидели рядами, каждый за своим пультом, рабочие места были четко пронумерованы.

– Мои компьютеры, – с гордостью произнес Карл. – Мои глаза и уши! И многое другое, без чего мое могущество было бы пустым звуком. Ну, теперь достаточно. Общее представление ты имеешь.

Карл выключил экран и лениво поднялся из-за стола; я также, не торопясь, покинул кресло.

– Ничего ты не понял, Чек, – обозлился Карл. – Мне подражать не следует. Ни в чем! У тебя должна быть своя скорость. Впрочем, я не хочу, чтобы ты толковал о моих требованиях превратно. На древнем Востоке, заметь, подчиненные ползли к повелителю на коленях. Подчеркиваю – на ко-ле-нях. Я этого не признаю. Каждый должен поступать в соответствии с убеждениями, по доброй воле. Лишь одно я требую: дисциплину! Которая сочетается с безусловным уважением к своему шефу.

Карл степенно направился к выходу. Он грациозно потянул на себя ажурную дверную ручку и поморщился:

– Опять ты сплоховал. Я, как последний швейцар, открываю перед тобой двери. Учти, я помню все это и ничего не прощаю.

В прихожей навстречу Карлу выпорхнула та самая миловидная девушка, которая несколько минут назад мне так понравилась. Она, как я понял, была секретарем у Карла. Девушка вся лучилась, глаза ее говорили об одном: она счастлива созерцать своего шефа.

– Что нового, Ри? – важно спросил у нее Карл. Вероятно, девушку звали Рита, но, в соответствии с требованиями Карла, часть имени сокращена.

– О, нового много, – с радостью отозвалась Ри.

– Подготовься, я вызову, – четко распорядился Карл и проследовал дальше. Умнейший экземпляр, советую наладить деловые контакты, – сказал он мне, когда Ри вернулась на свое место, а мы вышли в коридор.

На ковровой дорожке Карл совсем сбавил шаг. Он откровенно прислушивался к доносившимся обрывкам разговоров.

У двери с номером пять Карл заметил:

– Это твой доминион. Я скажу Ри – она познакомит с машинистками моего, так сказать, домашнего тайпинг-офиса. К девушкам ты успеешь. Важнее заглянуть сюда.

У двери с номером двенадцать Карл остановился, заложил руки за спину и удивленно прикрикнул:

– Ну?

Я открыл дверь и вслед за Карлом вошел в длинный тесный кабинет. Разом с двух сторон из-за своих столов вскочили все – в черных костюмах и черных галстуках, с черными гладко зачесанными волосами. Мне показалось – все они на одно лицо, с одинаковым предупредительно-угодливым взглядом. Даже роста одного! Наверняка Карл их путает и зовет одним обрубленным именем…

Карл придирчиво обозрел клерков и объявил, кивнув на меня:

– Прошу любить и жаловать. Наш новый служащий. Зовут его Чек. Офис номер четыре.

«Не забыть бы – номер четыре…»

Я слегка поклонился и услышал со всех сторон одобрительный гул.

– А это, – Карл изящно новел рукой, – мои первые помощники. Персонально: Бо, Э, Ни, Ви, А, О, Ва, Ал, И, Се, Мо, Па.

Вот так память у Карла! Не забыт ни один из двенадцати клерков.

Карл более не задерживался. Под жадными взорами он вальяжно вышел из кабинета, кокетливо опустив глаза.

– Теперь в музей! – объявил Карл. – Без знакомства с бюрократическими реликвиями я не могу допустить тебя к выполнению весьма ответственных обязанностей. И вообще, цени, Чек, сколько трачу на тебя драгоценного времени. Надеюсь, это пойдет впрок.

Я осторожно, весь внимание, последовал за Карлом. Он остановился около лифта, и я сразу догадался нажать кнопку вызова.

Медленно, мне казалось – слишком медленно, опускалась кабина, и Карл торжественно вопрошал:

– Знаешь ли ты, Чек, где находишься?

– В лифте, – простодушно ответил я.

Карл скривился, будто сразу съел два лимона.

– В учреждении, – поправился я. – В очень солидном и уважаемом.

– Ответ слишком однобокий. Учреждение, в раскладке моих интересов, на самом последнем месте. А что на первом? Прежде всего, мой дом. Здесь я живу, здесь проходят лучшие часы моей жизни. Второй чрезвычайно важный аспект: это моя крепость. Крепость – в полном смысле этого слова. Отсюда я слежу за границами своих владений, здесь рождаются необходимые оборонные и наступательные планы.

Уловив на моем лице недоумение, Карл снисходительно покачал головой:

– Да, Чек. Если тебе повезет, узнаешь больше. А пока, – он прищурился, будешь заниматься буквоедством и постижением бюрократических тонкостей. Мне нужны хорошие бюрократы. В свое время, Чек, я сам был обыкновенным клерком. А теперь, как видишь, достиг желанных высот. Давай, Чек, дерзай: слово за тобой.

Я и раньше догадался, что несколько этажей находятся под землей. Однако лифт стал опускаться ниже; я понял, что Карл нажал черную кнопку под клавишей «1-й этаж», и мы попадем сейчас в самое глубокое подземное помещение.

Лифт шел мучительно долго. Карл устало прислонился к стенке и, скрестив руки на груди, молча изучал меня. Иногда губы его вздрагивали – похоже, Карл усмехался. Мне было не по себе, я с трудом выносил эту пытку, уставившись в угол.

Наконец, остановка. Мы вышли в широкий ярко освещенный коридор. Высота над головой приличная – потолок еле угадывается.

– Не правда ли, грандиозно? – спросил Карл. – В этом коридоре и самолет пролетит. Заодно уж похвастаюсь… – Он поманил меня ленивым жестом руки и показал на железные ворота. – Открой!

Я пожал плечами – под силу ли?

– Дави на рычаг и толкай.

Ворота открылись легко, обнажив металлические стеллажи с ящиками и мешками.

– Обрати внимание, – засветился Карл, – как ровно, аккуратно уложено продовольствие. Ты правильно догадался – это склад. Но склад не простой, автоматический. Если нужно, соответствующий механизм доставит продукты на мою кухню, а если нужно – на улицу…

– …?!

– Да, на улицу, в кузова машин. Кормить солдат, или на случай перебазировки. Видишь щитки? За щитками – кнопки. Стоит их коснуться – и за считанные минуты наверх поступят тонны продовольствия!

Карл приблизился к ближайшему щитку, осторожно потрогал и с гордостью произнес:

– Сработает безотказно! Скажу не хвастаясь, кое-что в этой системе изобрел я. Мне даже присудили премию, разумеется, секретную, поскольку объект имеет оборонное значение… Ну все. Закрывай ворота, а то за целый день до музея не дойдем!

Я соединил створки и щелкнул затвором.

– Ловко, – усмехнулся Карл. – Теперь ты много знаешь и стал опасным… Смотри у меня! – он шутливо погрозил пальцем. – Все, что ты видел, не должно тебя волновать. Предназначение твое в другом.

Позади осталось несколько железных ворот, прежде чем я увидел дворцу с крупной надписью: «Административно-бюрократический музей».

– Мое детище и моя слабость, Чек, – оживился Карл, увидев, с каким вниманием я прочитал надпись. – Кто-то собирает марки, кто-то отжившие автомобили, кто-то – паровозы, а мое хобби – старая канцелярия. Когда я, бывший клерк, соприкасаюсь с ней, душа моя как бы очищается, я по-настоящему волнуюсь, взлетаю на небеса… Но не только для меня польза! Каждый служащий должен знать историю делопроизводства, иначе какой же ты клерк!.. Ну, ну, вперед, нас ждут интересные экспонаты!

Дверца легко открылась, и мы очутились в небольшом помещении.

Это действительно был музей, и музей необычный. Каждый канцелярский предмет был во много раз увеличен и как бы утверждал свою исключительность, неповторимость, взывал к особому вниманию и любви.

Сразу у входа, на полированной подставке, красовалась двухметровая скрепка. Выполненная из нержавеющей стали, она матово светилась изящными изгибами и гладкой поверхностью.

Обыкновенная канцелярская кнопка выглядела марсианской «летающей тарелкой». Конусообразное жало, идеально заточенное, – ни дать, ни взять космическая антенна. Подсветка снизу усиливала впечатление «иноземности»: сильный свет тонким лучом пробивался ввысь, и казалось – гигантская кнопка висит на этом луче.

Неизгладимое впечатление производил дырокол. Вначале не поймешь, что за хитрое, сложное сооружение перед тобой, и только приглядевшись, вникнув в предназначение отдельных деталей, изумленно воскликнешь: «Да ведь это аппарат для производства дырок!»

А сколько всевозможных папок и скоросшивателей! С завязками и без завязок, с креплениями и без креплений, с приспособлениями и без приспособлений.

В прозрачном шкафу, для всеобщего обозрения, выставлен плод незаурядной выдумки: рабочий костюм бюрократа. Цвет – поразительно фиолетовый. Нарукавники с кружевами составляют одно целое с рукавами, вместо пуговиц – скрепки оригинальной конструкции. Сбоку, на пиджаке, на удобном месте, приторочена макательница для смачивания пальцев с целью быстрейшего переворачивания страниц.

– Самое интересное здесь, – Карл показал взглядом на небольшой металлический ящик. – Это мое детище. Явление изучаю, аппаратуру совершенствую… Для того, чтобы получить искомое сведение, необходимо информацию, нанесенную на эти карточки, – Карл извлек их откуда-то снизу, поместить в отверстие. Включаем аппаратуру – раз! Нажимаем кнопку – два! И смотрим на экран. Сейчас мы синтезируем данные И. Кривая его способности оказать мне любую услугу чрезвычайно выразительна. Она напоминает крутой изгиб позвоночника, не правда ли?.. Самое трудное – сбор информации. Но при наличии соответствующей техники поисковые усилия сводятся к нулю… Обрати внимание на боковое свечение. Это контрольная граница, а точнее – предел, с которого начались развитие. И в нужную сторону… Кстати, с завтрашнего дня завожу карточку и на тебя. Ты мне представляешься крайне интересным типом. Предвижу: с тобой будет трудно, но увлекательно.

– Спасибо, – на всякий случай сказал я.

Карл выключил аппарат и с укоризной произнес:

– Ответ неполный и оскорбительный для моей особы.

– Спасибо, господин Карл.

– Возьми, Чек, на заметку. Хотя бы один раз в течение дня я должен слышать надлежащее обращение к себе. Ибо должен быть уверен в лояльности тех, с кем разделяю бремя службы. Но мы отвлеклись. Ты удивишься, Чек, если я скажу, что все служащие моего учреждения рвутся в музей, как ракета в космос. Я понимаю их и по воскресеньям разрешаю экскурсии. Разумеется, небольшими группами, под надежным присмотром. И представь себе, в первую очередь их интересует… Нет, не ломай голову, все равно не догадаешься. Их интересует… чернильница!

Давно я заприметил огромный стеклянный куб с округлым фиолетовым затемнением внутри… Сверху, начищенный до рези в глазах, возвышался колпак. Однако ничего сверхъестественного в этом экспонате я не обнаружил. Чернильница как чернильница. Да и в современном делопроизводстве она, образно говоря, вымерла, как в доисторические времена вымер динозавр и ему подобные гигантские пресмыкающие. Здесь, в музее, потомкам чернильницы был посвящен особый раздел, представленный набором укрупненных авторучек – от устаревших до последних новейших систем.

Карл поскреб по монолитному стеклу пальцем и подтвердил:

– Да, да, из-за этой чернильницы!

Я стал сосредоточенно рассматривать колпак, острые края стеклянного куба Карл, если соизволит, сам объяснит повышенный интерес учрежденцев к данному экспонату.

– Здесь, – продолжат Карл, – есть одна тайна.

Карл наклонился и еле слышно прошептал мне на ухо слова, которым я не поверил.

– Души?.. Сотрудников?.. Не может быть! – отпрянул я.

– Запомни, – оскорбился Карл. – Я никогда не вру. Если я сказал – души, значит – души. Их можно даже увидеть невооруженным глазом, когда происходит переселение. Зрелище необыкновенное!.. Вместе с видимой частью переселяется и нечто невидимое. Нужны доказательства? Пожалуйста. Ну-ка, приложи ухо к чернильнице!

Ушная раковина ощутила прокладную поверхность стекла, и я услышал странную звуковую смесь – плач, смех, шепот, выкрики… В этом сплетении звуков было что-то необъяснимо жуткое.

Мне стало не по себе.

– И моя душа будет… там?.. – горько спросил я.

Карл, нахмурившись, процедил:

– А чем ты хуже других? Правда, с тобой будет трудней, ты будешь долго сопротивляться… А напрасно. Легче прозябать на этой бренной земле, если ты освобожден от ненужных флуктуаций.

Карл заскучал. И вдруг зло выпалил:

– Сколько времени я трачу зря! Вместо благодарности – нелепые вопросы! Ты, Чек, начинаешь меня раздражать.

Совсем расстроившись, я решил отныне молчать.

И тут глухо, как из преисподней, прозвучал голос:

– Господин Карл! По второй авеню идут демонстранты.

– Опять! – вскипел Карл. – Разогнать! Расстрелять беспощадно!

Он резко повернулся лицом ко мне и озабоченно сказал:

– Я должен тебя покинуть. До завтра.

– Пока, – вырвалось у меня.

– Что?! – зловеще взмахнул руками Карл. – Как ты смеешь!..

– До свидания, господин Карл.

– Не забывайся. Нам вместе работать, и я этих штучек не потерплю. Программа на сегодня не исчерпана. Дальше пойдешь один. В сущности – остался зал заседаний. В нем прекрасная библиотека. Дверь рядом. Ознакомься как следует, завтра в девять ноль-ноль обо всем доложишь. Можно брать и трогать все, кроме глобуса. Усвоил?

– Да, господин Карл.

– Затем Ри объяснит остальное.

– Спасибо, господин Карл.

Карл оценивающе глянул на меня – нет ли подковырки, заложил руки за спину, толкнул дверь ногой и вышел. Я остался один, с мрачным настроением в странном музее, запрятанном глубоко под землей. Вопросы, наседавшие на меня со всех сторон, я разом отбросил, как опытный фехтовальщик ударом шпаги парирует нападение своих соперников. В самом деле – для чего терзать себя догадками, предположениями, когда неизвестно самое главное. Будет время – хорошенько поразмыслю, может быть, что-то и пойму.

А чернильница с замурованными душами живых людей действительно впечатляет. Стеклянная гробница с музыкальным, раздирающим сердце сопровождением. Разве такое забыть! Страшное сооружение, но увидеть его, может быть, все-таки стоило… Я еще раз послушал напевные стенания за толщей прозрачного монолита и подумал: «А ведь Карл загонит и меня… Но разве можно человеку без души?..» Сверкнула важная мысль, почему-то связанная со словом «человек», но я успел зафиксировать лишь вспышку и понять: она озарила во мне самое главное!

Теперь – в зал заседаний. Помещение оказалось весьма внушительных размеров. Собственно книги находились в стеклянных широких шкафах вдоль одной стены. Остальное пространство занимала обширная паркетная площадка, обрамленная в несколько рядов резными мягкими стульями. В центре площадки установлен макет Земли. Часть макета покоилась в металлической чаше, напоминая огромный корявый плод, перевернутый стеблем вниз для обозрения. Ни картин, ни украшений – стены белые, гладкие, высокие.

Было велено ознакомиться. Что ж, заглянем в шкафы. Едва распахнул стеклянные створки – ахнул. Какой великолепный вид! Неисчислимая книжная армада выстроилась, как на параде. Многотомные издания, тщательно подобранные по цвету и высоте, ослепительно переливались золотыми и серебряными завитками.

Читаю на корешке: «Карл Великий. Статьи и выступления», на соседнем корешке: «Карл Великий…». На следующем: «Карл Великий…» Оказывается, все книги принадлежат перу Карла Великого, и во всех – статьи и выступления! Конечно, я сразу догадался, что это не тот Карл Великий, известный монарх; знаменитый король франков и господин Карл, так сказать, однофамильцы.

Содержимое следующего шкафа еще больше поразило меня: и здесь оказались статьи и выступления Карла Великого!

Миновал еще два стеклянных пролета со статьями и выступлениями, и наконец – находка! Карл, чего я никак не ожидал, оказался весьма плодовитым стихотворцем: сотни самых разнообразных изданий были густо заполнены стихами и поэмами. Каждый том открывался фотоснимком поэта. Печально прикрытые глаза, выразительный полупрофиль, ниспадающие на плечи белокурые локоны долженствовали подчеркнуть поэтическую натуру и редкое творческое дарование автора. Читаю наугад.

 
Сгустились сумерки. Во тьме
Невмоготу вдруг стало мне.
Забушевала в жилах кровь.
Я понял: это, брат, любовь.
 

Переворачиваю страницу.

 
Ползли вдоль берега туманы,
И громко блеяли бараны.
Шли облака издалека,
А тигр шел из тростника…
 

В какие края направлялся тигр – читать не захотелось. Полистал книгу, полюбовался на талантливые рисунки, выхватил несколько заголовков: «К тебе, моя любовь», «Поэма о счастье», «Лирические этюды», «Не смей!», «Нет, не поверю»…

Любопытно, а какие же темы затрагивает Карл в своих статьях? Я вернулся к соседнему шкафу, извлек несколько книг. А вот какие: «Так называемый бюрократ и его роль в мировом прогрессе»; «От чернильницы к механизмам с автоматической подачей чернильной пасты»; «Роль транспортера при загрузке и выгрузке в складах глубинного залегания»; «Использование космических аппаратов для слежения за мелкими наземными объектами» (Ого! – удивился я); «Вопросы психологии и воспитание стойкости у солдат в условиях современной войны» (Ого! – опять удивился я); «Музыкальный момент в стихосложении»; «Значение чернильной пасты для оформления технической документации» и так далее и тому подобное. Интересы Карла были поистине безграничны и зачастую неожиданны.