Текст книги "Вот Человек !"

Автор книги: Николай Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Видимо, не следовало ограничиваться лишь поверхностным просмотром текстов. Один из них я решил внимательно прочитать.

«Досточтимые господа! Рад приветствовать вас за этим деловым столом в таком солидном, многоуважаемом составе. Каждый из Вас прославлен неувядаемыми доблестями и внес личными стараниями свою лепту в совершенствование механизма умножения славы и благополучия. Однако…»

Нет, не смог я одолеть весь текст. Книгу захлопнул, вернул в шкаф и с чувством освобождения придавил золотое великолепие стеклянными створками. Осталось подняться на пятый, то есть на третий этаж и получить у Ри дальнейшие инструкции.

Я повернулся к выходу, мой взгляд натолкнулся на глобус. Очень уж необычный был этот шар, слишком корявый. «Кто меня осудит, если я подойду поближе и как следует его рассмотрю?»

По гладкому зеркальному паркету вплотную приблизился к макету Земли (он оказался выше человеческого роста) и искренне подивился, с какой ювелирной точностью передан земной рельеф. Особенно поражали горные части планеты, до мельчайших подробностей показаны высоченные пики, хребты, впадины, ущелья… Даже дороги видны: чуть заметными желтоватыми змейками поднимались они из долин на перевалы, перебегали с кряжа на кряж, петляли вокруг вершин и холмов…

На равнинах хорошо просматривались леса, степные просторы; бурные и тихие реки свободно несли воды, подныривая под мостами и разбиваясь у частоколов-плотин мощных электростанций. А на крутых и пологих берегах необъяснимо угадывались большие города…

Вся поверхность макета была усеяна светлыми точками. Вероятно, для красоты, на зеленом равнинном просторе одна точка выделялась особенно ясно. Что это? Краска? Металл? Я осторожно коснулся белого пупырышка ногтем мизинца и обомлел: свет в библиотеке погас и противоположная стена будто открылась прямо в поле! Комбайнеры жнут хлеб – широкие лопасти подминают под ножи колосья, зерно густо льется в кузова машин. Второй комбайн встал, комбайнер выскочил из кабины, что-то кричит…

Что же это – киносъемка или прямой репортаж с местности? На киносъемку не похоже… Неужели передают спутники? Зарябили полосы. Глаза мои привыкли к темноте, и я глянул на глобус. Точки, оказывается, светятся! «А если ковырнуть в Африке, – подумал я, – появится что-нибудь?»

Наугад тронул светящееся пятнышко и был удовлетворен: изображение появилось. Но то, что я увидел, заставило содрогнуться. Пылали хижины и густой черный дым застилал все вокруг. В просветах возникали солдаты с автоматами в руках, и можно было рассмотреть их прокопченные лица. Ветер раздвинул дымовую завесу и близко, почти в упор, обнажил для обозрения кровавые, истерзанные трупы убитых жителей африканской деревни…

Вдруг все исчезло, вспыхнул свет, и сзади меня прозвучал властный, грубый голос:

– Ни с места! Руки!

Я не успел поднять руки. Там, где только что разворачивались постыдные для человечества события, возникло и сразу же исчезло удрученное лицо Карла. Он поспешно сказал:

– Не трогать! Я разрешил.

Обернувшись, я заметил быстро исчезающих военных высшего генеральского ранга. Бахрома эполет молниеносно выскользнула за дверь.

Я немного помедлил, ожидая вызова Карла и размышляя о случившемся. Вызова не последовало, и весь путь до пятого этажа я старался уложить в систему все сегодняшние впечатления. Проходя мимо железных дверей, чутко прислушивался и смотрел во все глаза. Судя по всему, в закрытых помещениях располагались не только склады с продовольствием… Экспериментировать я уже опасался – и так слишком много на сегодня…

Нет, чересчур обильно было всего, сразу и не разобраться. Одно я уже понимал: Карл очень хитер, опасен, и опасен не только для меня одного… Канцелярские дела только отвлекали. Карл сам говорил об этом. А главное… Что же главное для Карла?.. Неужели то, что я видел минуту назад?..

Очаровательная Ри смягчила мое подавленное настроение. Только я заглянул в приемную, она ласково предложила сесть напротив. Я вспомнил о музейной чернильнице и усмехнулся: нет уж, душа девушки не может находиться где-то под замком…

Ри просто, по-свойски спросила:

– Ну как? Познакомились с нашим учреждением?

– Да, частично, – вздохнул я и с опаской покосился на дверь кабинета Карла – не слышит ли он?

– Господина Карла нет, – опустила глаза Ри. – Но в общем-то он слышит все. Такой у нас руководитель. Умный, проницательный.

– Проницательный – это верно, – согласился я. – Ну, а если откровенно: вам все в нем нравится? Ну, ничего вы такого не замечали?..

Глаза у Ри вдруг застекленели, стали безразличными, ответила она нехотя, с зевотой:

– Собственно, что я должна была заметить?

Неожиданный поворот в поведении Ри меня насторожил, и развивать критическую мысль я побоялся.

– Так, ничего. Наверное, мне показалось. С непривычки. Сначала все кажется не так.

– А, – улыбнулась Ри. К ней вернулось прежнее обаяние. – Я и сама не сразу привыкла. Теперь о приятном поручении господина Карла. – Ри щелкнула дверцей сейфа и на раскрытой райской ладони подала мне ключ. – От вашего особняка. Как выйдете – сразу за парком. Господин Карл позаботился, чтобы у вас на первый случай были деньги. Здесь сумма вашего недельного заработка. – Белые холеные пальцы извлекли из сейфа конверт. – Разживетесь – долг отдадите. Теперь о внутреннем распорядке. Господин Карл любит точность. Приходить на работу и уходить следует вовремя. У нас пропускная система. Без этого пропуска, – Ри протянула металлический жетон с номером, – сюда не попасть. Далее. Сотрудникам пользоваться лифтом запрещено. В конце коридора есть лестница. Да и согласитесь, подняться на третий этаж не так уж трудно. На первом этаже бар. Легкие завтраки, горячие обеды, по предварительному заказу – ужин. Кажется, все. Свой офис-четыре видели?

– Не успел.

– Это последнее, что остается вам до конца дня. Господин Карл желает вам всяческих успехов и ждет завтра утром с докладом.

– До свидания, Ри. Приятно было с вами познакомиться.

Ри улыбнулась, и пока я выходил, чувствовал ее провожающий внимательный взгляд.

Офис-четыре находился почти по соседству. В кабинете было все, что нужно для нормальной канцелярской работы: письменный прибор, телефон, настольный календарь, стопка чистой белой бумаги… Под стеклом списки фамилий и телефонные номера. Окна зашторены, что, вероятно, предусмотрено дисциплинарной системой Карла: во время работы ничто не должно отвлекать…

Пронзительно зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал тягучий сипловатый голос:

– Это ты, Чек?

– Я. С кем имею честь говорить?

На другом конце провода поперхнулись.

– Подумай. Позвоню еще.

Конечно, это Карл, усмехнулся я. Однако как изменился голос! Звонок.

– Слушаю, господин Карл.

– Завтра у тебя первый рабочий день, – наставительно оторвался Карл. Будет нелегко. Подготовься, настрой себя на серьезное дело.

– Хорошо, господин Карл.

– Дома найдешь соответствующую литературу. Желаю всех благ.

Карл положил трубку, и я, наконец, был свободен. Скорее на волю, на свежий воздух. Остро почувствовал голод. Решил заглянуть в бар. Да и следовало познакомиться с заведением, где мне предстояло питаться.

По инерции едва не повернул к лифту, но вспомнил о запрете. Что ж, я не гордый, прогуляюсь по лестнице.

Офис-двенадцать был открыт, и я мимоходом заглянул в него. Бо-Э-Ни мгновенно повернули головы в мою сторону. Бо, которого я запомнил потому, что с него каждый раз начиналось перечисление сотрудников, вытянулся над столом, и жестом пригласил в кабинет.

Я вошел и почувствовал, что нахожусь в фокусе пристального внимания: двенадцать пар глаз скрестили на мне изучающие взгляды. Я смутился и сказал первое, что пришло на ум:

– Ну как живете, господа?

– Извините, – осклабился Бо, – у нас так не принято.

– А как принято?

– Никак. Господин Карл сам называет, кого нужно. О, у господина Карла прекрасная память!

– Вы часто бываете в музее? – я многозначительно показал пальцем вниз. Бо застыл в напряженном изумлении, и мне пришлось объяснить:

– Там есть необыкновенная чернильница…

– Да-да, – раздались вокруг радостные голоса. – Уникальная вещь! Единственный экземпляр!.. Чудо природы!..

Бо шепотком сказал:

– Мы составляем список на воскресенье. Пойдете?

– Разумеется, – согласился я. Интересно посмотреть, как проходит процесс общения с замурованными душами. – До свидания, господа, – сказал я и зашагал к двери.

– Куда же вы? – донесся голос ошеломленного Бо.

Я остановился и подозвал его пальцем. Бо осторожно подошел, и я с горечью выдал:

– Уму непостижимо! А ведь когда-то вы были человеком!

Бо изменился в лице, попятился; я не стал более докучать и устремился к лестнице. Еще несколько минут – и я в баре.

Бар как бар, ничего особенного, если не считать того, что занимал он небольшое помещение. У буфета длинная стойка с высокими мягкими сиденьями, в крохотном зале – два столика. На витрине, как водится, разноцветный фейерверк фигурных бутылок. Посетителей не было. В тишине огромной сонной мухой жужжал под потолком вентилятор.

Миловидная блондинка вежливо объяснила, что обеды кончились, но можно что-нибудь приготовить. Ждать не хотелось, и я спросил, нет ли сэндвичей. Сэндвичи были.

– Отлично. Заверните… десять штук. – Расчет простой: два съем сейчас, остальные – на вечер и утро.

– Больше ничего? – участливо спросила блондинка.

– Спасибо, пока все.

– Пить не будете?

– Нет. Должен готовиться к завтрашнему дню.

– Что-то важное?

– Да. Приступаю к исполнению своих обязанностей.

– Желаю успехов.

Я поблагодарил приветливую молодую барменшу и с хорошим чувством вышел.

Отыскал выход на улицу, но металлическая дверь была намертво закрыта. Как ее открыть – я не знал.

Вернулся в бар и все рассказал блондинке. Она рассмеялась и объяснила: слева у входа автомат. В него вставляется пропуск, и дверь открывается.

– А как же с улицы?..

– Такой же автомат и там.

Я посетовал на свою недогадливость, и мы расстались.

На улице было тихо, тепло, осенний день клонился к вечеру. Булыжник на узкой мостовой просох, рябил серыми пятнами. Небо все более голубело, жалкие остатки рваных дождевых туч пятились куда-то за крыши домов. Даже небоскребы темнели не так мрачно, возвышаясь над городом неприступными гигантскими скалами.

Мои туфли звонко застучали по булыжнику. Я огляделся: на улочке ни души. Стук каблуков звучал как вызов пустоте и одиночеству…

Кажется, в парке кто-то есть. Это обстоятельство, как ни странно, меня взбодрило, я прибавил шагу и через узкую дверцу в чугунной изгороди вышел на мокрую аллею, под желто-зеленые, кое-где еще густые купы деревьев.

На дальней аллее, сквозь стволы, замечаю пустую скамью. Это то, что сейчас нужно. Присяду, спокойно поем, тогда можно и в особняк. Воздух в парке чистый, витаминный, а в хоромах, что ни говори, кислороду всегда маловато.

Повсюду нашлепаны красные, желтые, ярко-оранжевые листья, и я шел по разноцветной аллее, как какой-нибудь Карл Великий во время торжественного приема заморских гостей. Пробивалось солнце, и дерзко вспыхивали золотые сердца пока еще не побежденных осенью деревьев.

Одна скамейка, незамеченная издали, оказалась занятой. Некто в сером плаще, уткнув локти в колени, читал газету. Скамейка напротив была свободной, на ней-то я и устроился, развернув сверток с сэндвичами.

Приступив к трапезе, я заметил, как заволновался и в то же время пытался скрыть волнение человек на противоположной скамейке. Он был довольно молод, лет двадцати пяти, остроносый и остроскулый от худобы. Его глаза и хотели бы смотреть на меня, но каждый раз смущенно опускались. Не сразу я заметил, что человек смотрит не на меня, а на бутерброды, которые я принялся с аппетитом уплетать. Как я не догадался – он страшно голоден!

– Прошу вас, – обратился я к нему. – Присоединяйтесь! Мне одному не одолеть.

Парень, осмелюсь его так назвать, с радостью принял мое предложение, сел рядом, и мы стали с хрустом перемалывать хлеб с ветчиной.

Вдруг из-за скамьи выскочил мужчина в черном пальто и шляпе, грозно встал перед нами. Лицо его, с неуловимыми чертами, показалось мне знакомым. Не он ли сопровождал меня к господину Карлу?

– Прошу предъявить документы, – потребовал незнакомец.

Да, это он, – убедился я. Именно этот характерный низкий голос корректировал мой путь в карловских подвалах.

Парень, доедая бутерброд, не торопился доставать документы.

– Он со мной, – спокойно сказал я.

– А ты кто такой?

– Ты прекрасно знаешь.

Я извлек пропуск-жетон и показал.

– Но господин Карл… – Незнакомец покосился на парня.

– Господин Карл разрешил.

– Извините.

Черная шляпа шмыгнула за деревья и исчезла. Я рассмеялся, а парень обошел скамью и поднял в пожухлой траве спичечный коробок. Открыл его и приложил палец к губам: ни слова! Крохотным перочинным ножичком ковырнул где-то внутри и вернул коробок на прежнее место.

– Лишим их удовольствия послушать, о чем мы говорили, – сказал парень. – В этой безобидной штучке записывающее устройство.

– Как вы узнали?

– За мной следят давно. Если появляется этакий тип – держи ухо востро. Удивительно не это. Он поверил вам! Вернее – испугался вашего пропуска!

– Еще бы. Это пропуск в резиденцию господина Карла.

– Вот как? И давно у него?

– С завтрашнего дня приступаю к работе.

– Интересно, что за работа.

– Точно не знаю. Должен выполнять, что прикажут. В кабинете телефон, бумага… Однако страху нагнал он порядочно. Глаза бы не видели этого Карла!

– Понимаю, заставляет нужда.

– Нужда? Нет, нужды я не испытываю.

– Тогда – что?

– Не знаю. Буду думать…

Парень заглянул мне в глаза и сказал:

– Конечно, вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Нельзя – значит нельзя.

– Я говорю правду: буду думать.

– Если бы вы не были способны делиться хлебом, я бы вам не поверил. Но деваться некуда, – улыбнулся он. – Вы меня покорили. Как вас зовут?

– Свое настоящее имя я не помню. Карл меня называет Чек – сокращенно от слова «человек».

– Что ж, вполне подходящее имя – Человек! Так я и буду вас звать полнозвучно, и без усечений – Человек!

– Спасибо, – с благодарностью кивнул я парню.

– А мое имя Роб, – сказал парень. – Так меня звали когда-то друзья. Вот и познакомились.

– Может, перейдем на «ты»?

– Согласен, дорогой Человек, давай на «ты».

– Торжественный момент. Осталось лишь отметить.

– Что ж, – поддержал Роб. – В честь столь знаменательного события предлагаю доесть великолепные бутерброды. Таких я давненько не едал.

– Послушай, пойдем ко мне, – вспомнил я о своем особняке. – Может быть, найдется кофе.

– В крайнем случае запьем кипятком, – согласился Роб.

Мы пошли наугад, через парк, и Роб сказал:

– Видишь, вон мелькает та самая шляпа. Не отстает. Не нравится мне эта слежка.

– Не обращай внимания. Сейчас найдем мою резиденцию – и никто нас не увидит и не услышит.

– Ты забыл, у кого на службе, – печально сказал Роб. – Твой дом, я не сомневаюсь, насквозь прослушивается.

– Не может быть! – Предположение Роба неприятно меня поразило, я даже остановился.

– Не унывай. Это не самое худшее.

Сразу за парком мы увидели белый одноэтажный дом. Он, словно живое существо, призывно глядел на нас глазами-окнами сквозь высокую железную ограду.

Мелькнула и скрылась за углом знакомая черная шляпа. Мы с Робом понимающе переглянулись и направились к железной дверце в ограде. Ключ подошел и к замку, и к дверям дома.

– О, прекрасная вилла! – восхитился Роб.

Через небольшую прихожую мы попали в довольно просторную гостиную. Роб пристально стал осматриваться, а я заглянул в дверь налево и обнаружил хорошо оборудованный кабинет с библиотекой. Дверь направо привела в белоснежную спальню.

В кабинете зазвонил телефон. Никак не ожидал! Поднял трубку. Раздраженный голос Карла стал выговаривать:

– Сколько раз говорить, Чек. Я запрещаю приводить посторонних. Немедленно выпроводить и заняться делом.

– Меня никто не предупреждал…

– Не разговаривать! Выполняй!

– Хорошо, господин Карл.

Роб все понял, встретил меня проницательной улыбкой, но говорить не разрешил: приложил палец ко рту и кивнул на выход. Я закрыл дверь на ключ и повернулся к калитке, но Роб потянул меня в противоположную сторону. Оказывается, за домом был сад и в глубине его угадывался флигелек, по всей вероятности предназначавшийся для прислуги.

Флигелек оказался незапертым. В крохотной комнатушке тусклая лампочка осветила кровать на трех изогнутых ножках, четвертую ножку заменяло корявое, неочищенное от коры полено. Зато постель была аккуратно заправлена выцветшим тканевым одеялом. Рядом на столике нарядно блестела начищенная керосиновая лампа.

Минут пять, сантиметр за сантиметром, Роб исследовал комнату и все, что в ней находилось. Нет, ничего подозрительного не обнаружил и, похоже, успокоился, сбросил плащ. Снял с лампы стекло, чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю и… задумался. В лампе не было керосина. Роб заинтересовался, стал осторожно вывертывать головку с фитилем. Что-то обнаружил, быстро вкрутил головку и понес лампу куда-то в сад.

Когда Роб вернулся, я спросил:

– Ты… разбил лампу?

– Зачем же портить добро? Она будет записывать шорохи вечернего сада. Наговоримся – внесем.

Я вспомнил о бутербродах, которые оставил в своей резиденции, и бросив Робу: «Я сейчас», припустил к дому. Едва вошел – засвербели телефонные звонки. Ничего, господин Карл, сегодня я принадлежу себе и могу обойтись без общения с вашей светлостью…

Рядом с прихожей обнаружил двери на кухню и в ванную. Заглянул в кухонные шкафы – пусто, открыл рефрижератор – то же самое. Набрал большую кружку воды запивать бутерброды.

Телефон свербил и свербил, настойчиво приглашая меня к господину Карлу. Нет, не хочу. До встречи, мой повелитель! Повернул ключ в двери – и звонки прекратились.

Роб, ожидая меня, сидел на кровати – стульев не было.

Увидев кружку с водой, он обрадовался, помог разложить на столе и нерешительно спросил:

– Можно? Только один глоточек?

– Пей сколько хочешь, принесу еще.

Роб благодарно кивнул и медленными смакующими глотками отпил из кружки.

– Божественный дар природы! Но я чуть-чуть. Бегать туда-сюда не следует. Ничего подозрительного не заметил?

– Нет. Только телефон надрывался.

– Господин Карл прекрасно тебя видит. Будешь работать под недремлющим оком.

– Точно. Но в чернильницу он меня не загонит.

Мы приступили к ужину, удобно усевшись рядышком, и я рассказал Робу про административно-бюрократический музей, о невиданной стеклянной гробнице в виде чернильницы, в которой заперты души сотрудников карловского учреждения. Мне казалось, Роб посмеется над уродливым изобретением господина Карла, но он нахмурился, помрачнел.

– Это, дорогой Человек, трагедия. Для тех людей, которых лишили человеческого призвания. А господин Карл – настоящий преступник.

Мне хотелось рассказать Робу о механизированных продовольственных складах, о светящихся точках на макете земного шара, обо всем, что увидел в карловском кабинете и в подземелье. Но я не решился на такое откровение: Роба, по существу, я совсем не знал. Я очень верил ему, но сейчас одного слепого доверия, казалось мне, было недостаточно. Вот узнаю его поближе – может быть, даже спрошу совета…

Роб сосредоточенно жевал, думая о чем-то своем.

– Сегодня мне повезло, – вдруг сказал он. – Встретил душевного, доброго человека, который и накормил меня, и напоил. Спасибо. Не то бы вернулся в свою подворотню насквозь голодный… Знаешь, где я ночую? В подвале одного заброшенного дома. Пробираюсь ночью, чтобы никто не увидел. Заметят – выкинут в два счета. Я даже тебе не скажу, где находится этот дом, – шутливо добавил Роб. – Не то сообщишь по простоте душевной господину Карлу.

– Что ты! Я бы и под пыткой не сказал.

– Признайся, ты загорелся желанием мне помочь. И завтра же хотел поговорить обо мне с господином Карлом. Ну, на предмет работы и прочего.

– Верно, – удивился я проницательности Роба. – Мысль такая действительно мелькнула.

– Ты рекомендуешь меня господину Карлу, ничегошеньки не зная обо мне. А уж господин Карл о моей личности осведомлен прекрасно. Во всяком случае, справки он наведет. Вот он и спросит: а как этого Роба найти? Ты сообщаешь мой, так сказать, адрес, и меня не только выкидывают из моей превосходной норы, но и отправляют туда, где я уже пребывал три года. Вижу, хочешь спросить, а где же пребывал три года и за какие грехи?

Роб настороженно прислушался, вышел в сад, молча постоял. Я хорошо понимал его действия и терпеливо ждал.

– Кажется, тихо, – Роб, вернувшись, легко сел рядом, и я приготовился слушать. – А грехи мои вот какие. Образ моих мыслей, мои желания не совпадают с образом мыслей и желанием власть имущих. Я антипод господина Карла. Социальный, общественный, нравственный, какой угодно! Я понял это давно, еще на студенческой скамье. По специальности я историк, хорошо понимаю ход общественного развития. А такие историки господину Карлу не нужны. Ему нужны бездушные лакеи, бессовестные лгуны, на худой конец – молчаливая рабочая скотина. Господин Карл боится нормальной, здоровой мысли, – потому что она против него, вот он и придумывает для ее уничтожения умопомрачительную муштру, тюрьмы да гробницы. А взгляни-ка в Карловские газеты – так изолгались – дальше некуда. И все-то нам угрожают, и все-то готовятся напасть… Военный бюджет раздулся так, что если лопнет – планету не пощадит… Вот я и попытался объяснить своим ученикам важность согласованных действий против тех, кто готовит войну. На следующий день после моих первых самостоятельных уроков меня просто-напросто уволили. Вначале я не очень-то огорчился, а потом понял, что такое не иметь постоянного дела. Первое время я как-то перебивался – то старики немного пришлют, то Элен, девушка у меня была, накормит. Старики и сейчас присылают, но этой мелочи едва хватает на два дня. Однажды, на пороге очередной голодухи, вышел я в город; не спеша присматриваюсь – не подвернется ли поденка. Навстречу шествие, плакаты требуют хлеба, работы. Естественно, я примкнул. Улицу вдруг оцепили, демонстрантов стали запихивать в крытые машины. Увернуться не успел – схватили и меня. Присудили три года… Как отсиживал срок – рассказывать долго. Скажу только: о мягком хлебе и свежей розовой ветчине мы и не мечтали… Да и теперь чудаки с сэндвичами попадаются не каждый день.

– Ты сказал, Роб, у тебя была девушка.

– Да, была. Мои друзья по колледжу говорили, что в ней ничего особенного, а я тосковал, если не видел Элен хотя бы один раз в день. Действительно, она была скромная, стыдливая, старалась не бросаться в глаза. Но сколько было в ней нежности, душевной теплоты – хватило бы дюжине пустых красавиц. Она также закончила колледж и преподавала французский. Еще в колледже мы договорились соединить свои судьбы и даже назначили день свадьбы. Но свадьба так и не состоялась. Меня уволили – как строить семью без гроша в кармане… Бывало, приду к ним – наливает Элен из кастрюльки поесть, а ее отец, худющий седой старик, сядет напротив, уставится и бормочет… И мне чудились одни и те же слова: «Как не стыдно! Как не стыдно!..» Так и перестал к ним ходить. А тут угодил за решетку… Через полгода моя Элен добилась свидания со мной, и в присутствии надзирателя, вся в горючих слезах, сказала, что ей предлагает замужество один состоятельный человек. «Отец заставляет, – говорила она, – но если ты будешь против, я откажу…» Разве я могу быть против? Впереди два года тюрьмы, безденежье, голод, новые мытарства… Сам я ничего обещать не мог и не имел никакого права обрекать на голод и нищету любимого человека… Пока Элен стояла рядом, я держался, попросил только на прощание ее поцеловать. Нежно коснулся губами щеки девушки, мокрой от слез… Элен медленно, не отрывая от меня прощального взгляда, стала уходить… Ушла… Я рухнул на скамью и забился в судорогах. Тюремщики с трудом доволокли меня до камеры, нещадно били, но мне было все равно… Такая вот приключилась история.

Роб поднялся, допил остатки воды и объявил:

– Пора идти. Не то господин Карл пришлет полицию. Вопросы есть?

– Есть вопросы. Во-первых, – я завернул два оставшихся бутерброда. Возьми с собой.

– Спасибо, – не стал возражать Роб и сунул сверток в карман плаща.

– Во-вторых, приходи хоть иногда. Будем ужинать вместе.

– И за это спасибо. Приду.

– В-третьих, если понадобишься, где тебя найти?

– Это лишнее. Буду появляться сам.

Пока Роб ходил в сад за лампой, я расправил покрывало, убрал со стола крошки.

Мы покинули флигелек в полном молчании. У ограды крепко пожали друг другу руки. Роб легонько свистнул, – откуда ни возьмись появился парень.

– Наш человек, – улыбнулся Роб. И они вдвоем растворились в темноте.

В комнату, где поджидает с телефонным разносом господин Карл, я всегда успею. Гораздо полезнее подышать свежим воздухом, получше осмотреться. Сумерки сгустились, зачернели зловещими дырами здесь и там, зато небо было без единого облачка, прозрачно-зеленоватым, как глаза у Ри. Спокойно бы размышлять сейчас о чем-то приятном, мечтать о самых обыкновенных земных радостях и благодарить судьбу… Но я говорю о невозможном. Даже небо, в ответ на мои мысли, начинает раздраженно швырять холодные сверкающие иглы. Могучие небесные воды мчатся во всю ширь, готовясь захлестнуть острова звезд, и скоро яростно забурлят на млечных крутых порогах. Тут уж не до спокойствия и радости! В душе нарастает тревога, черной кошкой крадется тоска…

Мне показалось – за оградой возникла тень. Неужели Роб? Присматриваюсь никого. Лишь понуро согнулся облезлый куст – его-то я и принял за нового знакомого…

Да, нелегкая судьба у Роба. Хороший, умный человек – и так не повезло… Вспомнил его рассказ о невесте, о встрече с ней в тюрьме… С новой силой ощутил доверие к Робу, он был мне очень симпатичен; я решил во что бы то ни стало ему помочь. Но как – я пока не знал…

Господин Карл поймал-таки меня телефонным звонком. Он бушевал, он не мог понять, почему я отсутствую. Пришлось объяснить.

– Не могу же я быть свиньей. Нужно проводить человека.

В трубке – новый взрыв негодования:

– Какого еще человека? Только я определяю, кого можно провожать. Немедленно за работу! Я не позволю, чтобы ты завтра явился неподготовленным. Внимательно изучи статьи и выступления!

– Хорошо, господин Карл.

На стеллажах сразу обнаружил сочинения Карла Великого, взял не глядя несколько томов и устроился в мягком кресле. Названия статей должны были подсказать, что же собственно изучать. Обращаюсь к оглавлению. Итак…

«Роль промокательных приборов для наведения Чистоты в деловых документах»; «Важность правильного выбора нарукавников»; «Об экономии слов в производственном общении»; «Эмоциональный момент в произнесении текста выступления»; «Резиновый штамп в делопроизводстве»; «Использование специальной аппаратуры для изучения деловых качеств работника»…

Ладно, посмотрим, какую роль играют промокательные приборы.

Стараюсь внимательно читать:

«Известно, что мокрое чернильное изображение на плоскости бумажного листа можно высушить несколькими способами, как-то: промокательной бумагой, обрывком старой газеты, кусочком ткани. Естественно, наибольший эффект дает использование промокательной бумаги…»

Достаточно, все предельно ясно.

Я захлопнул книгу и расслабленно откинулся на спинку кресла.

Телефонный звонок. Карл спрашивает:

– Как дела?

– Отлично, господин Карл.

– Много ли освоил?

– Несколько статей, господин Карл.

– Желаю успехов.

– Спасибо, господин Карл.

Так не годится, – подумал я, положив трубку. Карл видит каждый мой шаг и вовсю подгоняет! Решил отключить телефон и погасить свет. И Карлу будет спокойнее, и мне.

Задумано – сделано.

В спальню переходить не стал. Хорошо и в кресле. Посижу, отдохну, разберусь в мыслях…

Но ни на чем сосредоточиться не сумел – так уходился за день. Закрыл глаза, и недавно пережитые события, возникая клочками и путаясь, медленно поплыли передо мной…

Проснулся рано, с удовольствием поплескался в ванной – привел себя в порядок. Включил телефон, ожидая немедленного звонка. Но Карл, видимо, понял: нельзя быть таким надоедливым – и больше меня не беспокоил.

Еще раз осмотрел кухонные отсеки – не обнаружил ни корочки хлеба. Звонко запустил в газовый счетчик монету и над сине-красным жарким цветком водрузил высокий металлический чайник. Его носатый удлиненный профиль чем-то напоминал Карла… Вода забурлила, и я позавтракал чашечкой кипятка. Теперь можно отправляться на службу.

Ровно в девять я был в приемной. Но сердитая Ри не пустила к Карлу – у него важные срочные дела. Через десять минут я забеспокоился: время уходит!

– Я же сказала! – возмутилась Ри. – Господин Карл занят.

Делать нечего – нужно ждать.

В кабинет к Карлу важно прошествовали трое из компании Бо-Э-Ни. Бо с ужасом взглянул на меня и прошмыгнул за дверь.

Недоуменно смотрю на Ри. Она не реагирует. Спрашиваю:

– Как же так?

Возмущенная Ри отвечает:

– Разве не видите – совещание!

Смирно жду. На столе у Ри трещит телефонный аппарат, она любезно дает справки:

– Да, господин Карл у себя.

– Нет, позвоните попозже.

– Господин Карл занят.

– А, это вы! Сейчас соединю.

Совещание закончилось через час, но тут же началось новое: к Карлу просеменила следующая, более многочисленная группа сотрудников.

Посовещавшись до часу, господин Карл и вьющиеся вокруг него служивые оставили кабинет, миновали приемную и подались в неизвестном направлении. Я кинулся к Карлу, но Ри цепко удержала меня.

– Нехорошо. Сейчас обеденный перерыв, и беспокоить господина Карла не следует.

Спускаюсь в бар, занимаю очередь к стойке. Набежало столько народу – тесно стоять. Обходительной барменши, у которой я брал сэндвичи, нет. Должно быть, другая смена. Все молчат, друг на друга не смотрят. Мало-помалу толпа редеет, и обед я получаю в самом конце перерыва – около двух. Почти не пережевывая, проглатываю первое и второе и лечу на третий этаж. Успеваю ровно к двум.

Следом за мной, уставившись в потолок, проследовал в свой кабинет Карл.

– Можно? – спрашиваю у Ри.

– Господин Карл сам вызовет, – последовал сухой ответ.

Сижу, жду, слушаю, как сладко отвечает на телефонные звонки Ри. Чистейший мед!

Мое настроение испортилось вконец, когда вдруг к Карлу прошествовала очередная делегация – группа высоких военных чинов. Опять совещание!

Через полтора часа генералы ушли, и Карл радушно принимал некоего представителя делового мира с десятком угодливых сопровождающих. Потом приехал еще один – чрезмерно толстый и высокомерный. С ним Карл провел остаток дня. Гость вышел ровно в шесть и провожать себя не позволил. Карл знал себе цену и настаивать не стал.

– А, Чек! Наконец-то ты появился, – увидев меня, сказал Карл. – Поздненько однако. Рабочий день кончился. Ну ладно, для тебя сделаю исключение. Мне нужно посетить спортклуб, я обещал. Вернусь – поговорим.