Текст книги "Вороной жеребец Кагыр-Кана"

Автор книги: Николай Стародымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 16
Герой по-прежнему пытается раскрыть тайну

Стоявшего в проеме человека Арсений не знал. Небритый, с нездоровым цветом лица, неряшливо одетый одноногий инвалид никак не походил на молодцеватого подтянутого капитана, который некогда (а, в общем-то, совсем еще недавно) пытался заставить Арсения быть «чистым» снайпером.

– Здравствуйте, – растерянно проговорил Арсений. Неужто Владимир ошибся, сообщая адрес? – Мне нужно поговорить с Николаем Владимировичем.

– Я Николай Владимирович.

– Наверное, мне дали неверный адрес, извините. Мне нужен Николай Владимирович Слепсов, капитан в отставке, бывший командир роты.

– Это я и есть, – пристукнув костылями, посторонился инвалид. – Проходите, прошу вас.

Ошеломленный Арсений переступил порог и неловко остановился в коридоре. В нос ударил застоялый запах квартиры, в которой живет одинокий больной человек.

– В комнату, в комнату проходите.

Квартира выглядела под стать хозяину. Грязь, мусор, тарелки с какой-то снедью, в углу несколько пустых бутылок из-под водки и дешевой «бормотухи»… Неубранная несвежая постель, захламленный стол, захватанный полированный шкаф с отломанной ножкой, вместо которой подставлен неоструганный чурбачок…

– Что, не нравится? Николай Владимирович стоял на пороге комнаты, навалившись на неудобно низко отрегулированные костыли, и с болезненным вызовом смотрел на Арсения. Тот ничего не ответил, чуть передернул плечом. Прошел к окну, настежь распахнул узкую створку. И по-прежнему молча опустился в старенькое продавленное кресло. Сдвинув локтем в сторону хлам на столе и освободив уголок, он протер его своим носовым платком, который тут же брезгливо выбросил в переполненную всякой всячиной корзину для бумаг. Открыл принесенную с собой сумку, начал выставлять принесенные продукты: коньяк, водку, колбасу, консервы, сыр, запаянное в полиэтилен копченое мясо, пакеты сока…

За спиной застучали, удаляясь, костыли. Когда Николай Владимирович вернулся, принес две объемистые граненые рюмки, две чашки и несколько разномастных свежевымытых тарелок. Арсений, все также молча, резал мясо, сыр, колбасу… Раскладывал их по тарелкам.

– Я вспомнил тебя, – устраиваясь на стуле, заговорил Слепсов. – Это тебя тогда Витька Волков из развалин вытащил. Только извини, брат, имя забыл…

– Арсений.

– Точно, Арсений… Я еще когда знакомился с тобой, вспомнил «Дерсу Узала»… Как ты живешь-то, Арсений? Чем занимаешься?

Чувствовалось, что инвалид задает эти вопросы без особого интереса, проформы ради.

– Да у меня все нормально, – обронил Арсений. – Не жалуюсь… Сейчас вот тяпнем по маленькой, а потом уж и поговорим…

Слепсов ничего не ответил, сглотнул слюну. По худой шее волной перекатилась недельная щетина.

Арсений налил коньяк в рюмки, машинально взглянул на часы. Было начало третьего.

– Что, спешишь? – с внутренним раздражением скривился бывший ротный. – Конечно, видок здесь у меня не для здоровых…

– Нет, время у меня еще есть. Иначе б не приехал. Давайте наших помянем…

Слепсов оперся на костыли, начал подниматься. Арсений попытался удержать его:

– Не надо, они на вас не обидятся.

– Я на себя обижусь, – отрезал тот.

И поднялся-таки, держа рюмку, опираясь левой рукой на костыли.

Выпили. Потом сразу – «чтобы пуля не пролетела» – по второй. Ротный как-то сразу, на глазах, захмелел. Почти не закусывал. Лицо его начало отмякать, из глаз и голоса исчезли озлобленность.

– Вот так и живу, – повел он рукой. И повторил, уже без вызова, даже как будто напрашиваясь на жалость: – Не нравится?

– Не нравится, – не стал расшаркиваться Арсений. – Я и предположить не мог, что вы так опуститесь. Я же помню, каким вы были…

– Был. То-то ж что был…

Николай Владимирович махнул рукой и опять потянулся к рюмке.

– Наливай!.. Жестокий ты, брат Арсений. Молодой, здоровый, максималист, потому и жестокий. Не знаешь ты пока, что самое легкое на белом свете – решать чужие проблемы. Или давать советы. Или осуждать других… Как там, у Марка Твена: зубная боль – это херня, когда зуб болит у соседа… А доведется… Что-то я не то, не дай тебе Бог такого вот, как у меня!.. Да и не поймешь ты. И лучше будет, если и не поймешь никогда, каково живется вот в таком вот виде. Когда сидишь один-одинешенек в четырех стенах и бесконечно думаешь о чем-то… И мысли все дурные в голову лезут. Вот скажи мне: у тебя есть цель в жизни?

Удивленный таким переходом, Арсений неопределенно передернул плечами.

– Вот видишь – ты не знаешь. И в этом твое счастье! Ты можешь просто жить, жить, не задумываясь о высоких материях. Можешь просто жить, есть-пить, деньгу заколачивать, девок трахать… Потому что у тебя все в порядке, руки-ноги, голова и все остальное на месте. А посиди вот так, без просвета, без надежды, без перспективы… Вдумайся только в эти слова: ты никому, понимаешь, абсолютно никому на белом свете не нужен! Врагу такого не пожелаешь! Когда здоровья нету, близких никого нету, когда ты никому не нужен… Пойми, проникнись, постигни! Вот тогда и осуждай!

– Да, Николай Владимирович, вам не повезло. Но ведь в этом никто не виноват…

– Никто?.. Никто… твою мать!!! Легко же тебе рассуждать! В Отечественную наши деды дрались и гибли за свою Родину. У меня оба деда пришли домой все израненые. Они за Советскую Родину и за дорогого товарища Сталина готовы были не то что жизни – кровь по капельке отдать, печень свою орлу скормить, как Прометей. На Даманском тоже защищали Родину. В Чехословакии, в Афгане, в Анголе или во Вьетнаме солдаты и офицеры верили, что воюют в интересах страны, отстаивают какие-то идеалы… Да черт с ними, с идеалами… То есть, не черт с ними, русские не могут воевать без идеалов, просто сейчас я не о том… Главное – все они, дураки и умные, порядочные и карьеристы, щедрые и жадные, все они свято верили: случись с каждым из них что-нибудь, даже самое худшее, Родина не забудет и не оставит ни самого героя, ни его семью. И ведь так было, было! Пусть не афишировали, кто, где и за кой хрен кровь проливал, но и не бросали никого на произвол судьбы! Ну а эта, наша с тобой, война… Кто вооружил оппозицию? Кто позволил накачивать ее руководство и ее вооруженные отряды валютой? Кто допустил такой размах преступности? Кто бросил абсолютно неподготовленные войска в эту авантюру? Кто? Кто виноват в том, что мы, инвалиды, сейчас нищенствуем? Да, пока лежал я в госпитале, спонсоры всякие сраные подбрасывали нам то костюм спортивный, то по килограмму апельсинов, то еще что-нибудь. Пока мы воевали, они тут «бабки» хорошие зашибали, так почему бы и не раскошелиться слегка на нас, дураков? Опять же, реклама бесплатная на всю страну… Деньги, рождающие деньги. Но вот я здесь… На пенсию едва концы с концами сводишь. Коляска инвалидная в дверной проем не проходит. Вниз еще кое-как на лифте спустишься. А там как с крыльца по ступенькам прыгать? Впрочем, даже не это главное. Деньги, материальное – не главное! Ради чего, хочу я знать, ради кого я все это заполучил? Ради страны, ради своего народа, ради каких-то высших соображений политики?.. Молчишь? Конечно, что тут ответишь… Одни завоевывали поселки, высотки и опорные пункты, а другие здесь, за нашими спинами, завоевывали звания правозащитников и миротворцев, после чего опять нас же посылали завоевывать города и горы. Не так разве? Хотел я куда-нибудь устроиться подработать, приносить пользу родному народу… А что я умею? Командное училище с отличием закончил – вот и все образование. Как в том анекдоте: пиши – безграмотный… Учиться, скажешь? Правильно. Только у меня ведь контузия, у меня припадки случаются, кто со мной возиться станет? Впрочем, может, где и найдется какая-никакая работенка, если поискать. Вот только зачем? Кому это нужно? Стране? Так она сама, наша страна, не знает, куда здоровых безработных девать. Девок своих по всему миру в бардаки продаем. И получается, что если пойду все-таки куда-то работать, то всего-то пользы будет, что мне же на пропой больше достанется… Выпьешь – вроде, на душе полегчает. Пока не проспишься… Короче говоря, физиологическое существование бренной оболочки как-то еще можно обеспечивать и поддерживать. А вот как со смыслом жизни быть? Ведь для человека просто так эти самые физиологические потребности отправлять – для человека этого мало. Ему ведь душа дана, мозг совершеннейший, ум, интеллект… У кого-то смысл жизни заключается в том, чтобы деньги делать, у другого бациллу какую-нибудь открыть, у третьего – бабу лишнюю трахнуть… А у меня в чем он? Не знаю!!! Я воспитывался на определенных принципах, в определенных условиях. А сейчас все это отменяется. Это никому не нужно. Кроме меня. Хотя и мне все эти отжившие свое принципы тоже теперь не нужны. Ибо нынче правит бал «его милость дон Дублон»… – Инвалид торопился, говорил сбивчиво, запутался. И, почувствовав это, махнул рукой:– А-а! Наливай лучше!

– Легче станет?

Слепсова от вопроса передернуло. Но рюмку взял и рывком влил жидкость в себя.

– Не понял ты, Арсений…

– Почему же? Понял. Вам и в самом деле очень худо. Вот только и вы поймите, Николай Владимирович. Жизнь у всех изменилась. И далеко не всем она по нутру. Я тоже занимаюсь не лучшим делом, но мне хоть платят за то… Но ведь нытьем и брюзжанием личную жизнь не изменить к лучшему. Человек должен, вынужден приноравливаться к изменению ситуации… «Уколоться – и забыться» – этим ведь вы себе не поможете… Не знаю как и объяснить-то… Вы с нашими отношения поддерживаете?

– Практически нет. Ко мне мало кто заходит. Кому я нужен, такой вот? Только пару раз кто-то из бывших подчиненных передавал деньги. А что?

– Не знаете, кто из них в бизнесе преуспел?

– А зачем тебе?

– Я специально приехал из Сибири налаживать коммерческие связи.

– И ты, Брут… Вряд ли чем тебе помогу, мало о ком знаю. Дружок твой, Витька Волков, знаю, на коне сейчас. В смысле финансовом. На личном поприще у него не сложилось. Жена от него ушла к его же другу… Чего им, сукам, нужно? Ладно, меня, инвалида, моя стерва бросила. А его-то за что? Да еще к его же другу лучшему…

– Что верно, то верно, баб не поймешь… А к кому ушла-то? Я знаю его?

– Вряд ли. Они вместе в училище учились. Потом Витьку выгнали, он к нам в часть попал. Потом с тобой тогда ранен был. А друг его за это время «бурсу» закончил. Витька похлопотал перед отцом и тот по выпуску его в Москву распределил. Ну друг и отблагодарил благодетеля…

Арсений почуял, что подошли к интересующему его вопросу.

– Вы не в курсе, за что выгнали-то Витьку?

– Как же, конечно, в курсе. Он еще до нас не доехал, а «сверху» уже сообщили, чтобы на него особое внимание обратили, чтобы не сбежал, значит. Из-за политики его турнули. Роту, в которой Волков в училище служил, подняли по тревоге и держали в готовности на случай, если придется разгонять выступление сторонников оппозиции. Ну, понятно, все роптали, но потихоньку. А Волков во всеуслышание заявил, что он разгонять не пойдет, тем более с оружием. Не наше это дело, не армейское, жандармские функции выполнять, заявил. Его командиры попытались урезонить, ну он и выдал всем: вы, говорит, сами так же думаете, да способны только на то, чтобы за рюмкой смелые речи говорить, а если нужно решительно сказать, что не пойдете против своего народа, пасуете… Ну, и так далее. Короче, случай получил огласку, его обвинили в нелояльности к руководству страной и отчислили…

Когда Арсений уходил от ротного, он не знал, что из услышанного и в какой степени ему может пригодиться. Было только очевидно, что, если Слепсов все рассказал правильно, история с отчислением Волкова вряд ли может иметь отношение к угрозам. Очевидно, искать нужно было в другом месте. Например, почему бы не связать эту историю с бывшей женой и ее новым мужем, бывшим другом Виктора? Любопытный получается тогда карамболь…

В офис он приехал в шесть с небольшим. Там его поджидала неприятная неожиданность. Оказалось, что Волков, не дождавшись его, ушел куда-то один. Не отвечал и Наташин телефон.

Арсений растерянно сидел в приемной и смотрел на злополучное слуховое окно в доме напротив.

Глава 17
Герой пытается разыскать друга, а вместо этого нарывается на душеизлияния

Впрочем, долго пребывать в растерянности он не умел. Арсений наскоро начал перебирать варианты, куда мог исчезнуть Волков. К Наташе. Телефон не отвечает? Отключили, мало ли чем занимаются вечерком… Далее – к отцу. Узнать его телефон можно у секретарши Оленьки. Он мог уехать по каким-нибудь коммерческим делам. Тогда след отыскать будет труднее. Мог, в конце концов, куда-нибудь к девахе знакомой рвануть…

Перебирал Алтаец варианты – а сам знал ответ. Он не сомневался, что Виктор поехал к своей бывшей жене. Зачем? Почему именно сегодня? Чем это вызвано? Почему Арсения не дождался и не предупредил? Он не знал. Но в правоте своей не сомневался.

И вместе с этим пониманием пришла обида. В конце концов, охранять человека, который не желает быть охраняемым, который постоянно что-то скрывает от друга, который так и норовит улизнуть от охраны… Кому это понравится, кого подобное не заденет?..

Арсений заглянул к Сергею.

– Что случилось? – тот уже собирался уходить и появление Арсения расценил как нежелательную помеху.

– Виктор куда-то ушел, никого не предупредив, – хмуро буркнул Арсений.

Сергей присвистнул:

– Ну и дела… А ты-то что же?..

Арсений выругался:

– Я-то что? Я версию одну проверял, мать вашу, отлучился на пару часиков… Я ведь его предупредил, чтобы меня дождался. Я все стараюсь, чтобы все по уму было. Вы тут все секретничаете, скрываете, а мне приходится до самой ерунды самому докапываться…

Сергей плюхнулся в кресло.

– Что же ты хочешь узнать?

– Все. Почему Виктор такой подавленный все время? Почему у вас внутри коллектива такие натянутые отношения? Кто является вашими конкурентами? Кто в вашей конторе может желать гибели Виктора? Какое отношение к вашей фирме имеет бывшая жена Виктора и ее нынешний муж? Какие сейчас они поддерживают отношения?.. Продолжать мне вопросы или достаточно?

Сергей покачал головой:

– Более чем достаточно. Я тебе не отвечу и на половину.

Что касается бывших жен, нынешних мужей, бывших любовников нынешних невест и протчая, и протчая, и протчая – я тебе ничего говорить не буду – не мое это дело. А вот о нашей фирме… Тут в двух словах не объяснишь. Понимаешь, Арсений, в какой-то момент нам вдруг стало ясно, что у нас происходит регулярная утечка информации. Секретов у фирмы особых нет, чем-то нелегальным и незаконным мы стараемся, без крайней необходимости, не заниматься. Но ведь секреты, согласись, могут быть, даже не могут быть, а есть обязательно у каждой коммерческой организации. Причем, секреты не какие-нибудь криминальные, уголовные, а чисто коммерческие. Это одно. И потом наша сегодняшняя налоговая система так несовершенна, что надо быть конченым дураком, чтобы выплачивать государству все, на что оно претендует. Законы обходят все. Ну и мы в том числе… Так вот, подробности практически всех наших налоговых махинаций как-то узнал местный мафиозный «авторитет» по кличке Сильвер. Как узнал – разговор особый. Начал Сильвер на нас наезжать. Тогда фирмы, подобные нам, пользовались определенными льготами и мафия активно внедрялась в них. Сам же, наверное, знаешь, что самый известный «афганец»-«благотворитель» на этой своей благотворительности нажил себе домик в Париже и круглый счет в Швейцарии. Короче, Сильвер попытался нас подмять под себя. Но Виктор, ты же его знаешь… Ну, не поддался, хотя тот бандит знал про нас много и пытался шантажировать Виктора. Потом вдруг Сильвера убили…

– Вы?

– Нет, мы такими делами не занимаемся… И без нас люди нашлись, он многих за горло держал. Короче, его «замочили» и на какое-то время нас оставили в покое. А недавно опять подъезжал один «авторитет», грузинский «князь»…

– Князь?.. Это что, кличка? Или он действительно из бывших?

– Нет, ни то, ни другое. У грузинской мафии есть одна особенность. В отличие от остальных преступных группировок, у них звание «вор в законе» можно не «заслужить», а попросту купить. Обладатель такого купленного «чина» и называется «князем». Короче, «наехал» на нас «князь» Ризо. И закрутилось все по новой. И опять у него была полная информация. Вот тут Виктор и сник. Понимаешь? Нас ведь и десяти человек нету, включая тебя и Оленьку. Все как будто бы друзья. А между тем один из нас – закладывает нас же. И кому? Мафии! И звонки эти, с угрозами…

– А вы не пытались разобраться между собой?

– Пытались. Да что толку? Все отказались. Да Виктор особенно и не настаивал. Не устраивать же проверки друг другу…

– Ты лично кого-нибудь подозреваешь?

Сергей хмуро посмотрел на Арсения:

– Это мое дело.

– Вот-вот! Это его дело, это мое дело, это не твое дело… А Виктор под прицелом ходит.

Сергей поднялся из-за стола.

– Если мы с тобой поругаемся, от этого никто не выиграет. Я ухожу. А ты?

– Мне здесь тоже больше делать нечего. Завтра приду на день рождения. А послезавтра уеду. Ну вас… У нас на Алтае говорят: чего бояться за коня, если крепко держишь повод? А мне тут приходится беречь коня, повода которого в руки не дают.

…Расстроенный, Арсений вышел на улицу. Сначала бесцельно прошелся по улице. А потом его нос уловил знакомый кисло-табачный запах пивной. Ему вдруг захотелось туда, в эту вонь и грязь, к простым людям, у которых все легко и просто, жизнь которых измеряется в «лигрылах» – «литр, умноженный на градус и деленный на рыла». И он решительно спустился в жаркий вонючий полуподвал.

Пиво было на удивление несильно разбавлено. Арсений залпом выпил кружку, потом взял вторую и прошел к длинной мокрой стойке, стараясь выбрать местечко, где поменьше народа. Потягивая холодную влагу, он пытался разобраться в своих чувствах.

Виктор исчез, пренебрегая опасностью. У него, видите ли, душа болит! Да кому она на хер нужна, твоя душа! Живешь так, как очень немногие живут в этой стране, имеешь свое дело, денег куры не клюют, баба красивая любит тебя… Зачем же Эрлика дразнить, коли тебе сам Кагыр-Кан улыбнулся? Кумандинская поговорка говорит, что у гуся в голове мяса нет. А у тебя, Виктор Сергеевич, еще и мозгов как у того гуся в голове. Зато есть душа…

У одного душа, у другого смысл жизни… Живешь – и живи! Прискачет посланный Кагыр-Каном черный жеребец без тени – отправляйся с ним! Вот и вся философия.

А голос из глубины души нашептывал: ну а ты-то сам, ты, Арсений, киллер по кличке «Алтаец», чего ж ты-то так переживаешь? Это ведь у них душа болит, это ведь они о смысле и цели жизни беспокоятся. А тебе-то это к чему? Или у тебя тоже душа вдруг объявилась, интерес к смыслу жизни прорезался? Наверное, и тебе это нужно? Зачем ты время тратишь на охрану Виктора? Зачем к Слепсову ездил?..

Арсений стоял, глотал пиво и не знал, что себе ответить. И потому раздражался. В самом деле, из-за чего он переживает? Да, когда-то Виктор его спас. Сейчас Арсений хочет отдать этот долг. Но парадокс в том, что сам Виктор, похоже, не очень-то желает спасаться. Почему? Старая любовь? Разочарование в жизни? Разочарование в друзьях? Потеря смысла жизни?.. Стоп! Опять смысл жизни! Дался он мне сегодня! Живи, пока живется…

А голос опять: ну а ты-то зачем живешь? Цель твоего пребывания в этом бренном мире? Лишать жизни других людей? Зачем? Кто и за что дал тебе это право?

Когда в тайге ходил ты, кумандинец, на охоту на кабаргу или марала, убивать было необходимо – так устроен мир, что одни животные питаются травой, другие на них охотятся, а человек охотится на тех и других. Охотится, чтобы жить. Ну а охота на людей? Это ведь другое. Вот сейчас охотятся на Виктора. На прекрасного, честного, совестливого, верного человека… И занимается этим такой же киллер-профессионал, как и сам Арсений. Которому наплевать на то, что Виктор хороший человек, что у Виктора имеется Наташка и Юлька, что у него болит душа…

Арсений редко вспоминал свои жертвы. Потому что не воспринимал их как людей, у которых есть близкие, есть чувства, у которых есть все та же душа, которая может болеть или ненавидеть… А сейчас вдруг вспомнил того парнишку, у которого параллельно с выполнением заказа нужно было выкрасть из стола в квартире какие-то бумаги. Алтаец еще был у него в квартире, когда на улице мощный взрыв разметал паренька вместе с его «мерседесом». Дело было рядовое, незапоминающееся. А сейчас Арсений вдруг отчетливо вспомнил, что у того на столе стоял портрет какой-то девушки. Кем она приходилась погибшему? Что с ней сейчас? Быть может, у нее от парнишки детенок остался?

Пиво кончилось. Арсений поднял глаза. Перед ним стоял мужчина и уныло глядел в свою пустую кружку.

– Еще хочешь?

Мужчина вздрогнул, взглянул удивленно.

– Конечно, хочу. Да денег не хватает.

Арсений опытным взглядом оценил собеседника. Одет прилично, костюм далеко не новый, но аккуратный, явно не бомж… Арсений про себя его назвал учителем. Педагогом на пенсии.

– Что ж так бедно живешь?

– Воровать и убивать не умею, – резко оборвал мужчина и попытался уйти.

– Погоди, – остановил его Арсений. Слово «убивать» его резануло. – Сходи, принеси пива, – и бросил на стойку смятую бумажку.

– Ищи лакея!

– Арсений успел поймать его за рукав, когда тот уже миновал его. – Не сердись, мужик. Прошу тебя, пожалуйста, возьми по кружечке. Муторно мне…

Мужчина поколебался, потом неловко сгреб деньги и направился к окошечку. Арсений опять задумался. Вот и этот тоже: на кружку пива денег нет, а туда же – гордый! Гусары денег не берут-с! Нищий ведь – а милостыню просить не станет. И убивать не пойдет. В смысле за деньги убивать. За идею, пожалуй, пойдет. Как там Слепсов сказал: русский без идеи воевать не может…

На стойке возникла трехлитровая запотевшая банка с толстый слоем пены и звякнули две кружки.

– Выпросил банку напрокат, чтобы лишний раз не бегать, пояснил мужчина и бросил скомканные мокрые мелкие купюры перед Арсением. Именно бросил, тем же жестом, что бросил ему деньги сам Арсений. Гордый…

– Вот скажи мне, – загорячился Арсений, не притрагиваясь к деньгам. – Я вас, интеллигентов, терпеть ненавижу. Толку от вас… Одни проблемы… Но вот вопрос появился, а ответить на него, кроме вас, интеллигентов вшивых, некому… Может, ты прояснишь?

Мужчина ничего не ответил, наполнил обе кружки, с видимым удовольствием отпил большой глоток и уставился на Арсения. В уголке рта его зародилась усмешечка, морщинки у выцветших светлых глаз сузились в тоненькие лучики. Точь-в-точь добрый учитель на экзамене, когда видит, что ученик «плавает».

– Почему у тебя ни хрена нету, а лакеем быть не желаешь? Окажись я в твоей шкуре, я бы и за пивом сбегал, и сдачу бы не отдал… Почему друг мой имеет все, о чем ты и не мечтаешь, а душа, мать ее, эту душу, растак, душа у него, видите ли, болит. Почему его любит прекрасная женщина, а его тянет к стерве, которая его предала? Почему человек, у которого ног нет, думает не о боге или каких-то недоступных ему удовольствиях, а о смысле жизни? Зачем ему нужен этот смысл, когда он лишен возможности просто нормально жить? А вот у меня все в порядке, здоровье отменное, у меня деньги есть, мне платят столько, сколько я запрошу, я могу… Я все могу, а у меня душа не болит. И на смысл жизни мне как-то глубоко плевать…

– Ой ли? – вполголоса обронил мужчина и опять припал к бокалу.

Арсений словно споткнулся. Замолчал, задумчиво глядя, как в кружке опадает пена. Может, прав педагог, может, у него и впрямь душа смысла захотела? А собеседник допил пиво, аккуратно промокнул губы не очень свежим платочком, вновь наполнил кружку и только тогда заговорил:

– Я вас таких вот как ты тоже не очень-то… Уж не знаю, за что ты деньги получаешь, но только не за праведные дела, это уж как пить дать. И все-то у вас всегда ясно, и ни в чем-то у вас нет проблем… Весь мир в кармане! Но вот столкнулся ты с тем, что кто-то рядом с тобой в чем-то выше тебя, лучше. Не знаю в чем – честнее, добрее, умнее, порядочнее… Та же душа у него, или, скажем, смысл жизни… И ты уже растерялся, не знаешь, что и подумать. Оказывается, не все измеряется толщиной кошелька, объемом желудка или числом пропущенных через одно место женщин! Ты говоришь, что не нужен тебе смысл жизни. Ой, не лги себе, парень! Другим можешь наврать, себя-то не обманешь. Неправда это, голубчик, что у тебя душа не болит и смысл твоего существования тебе не нужен! Смысл жизни есть у каждого. Понимаешь? У каждого! Только у каждого он разный, и не каждый его осознает. Смысл жизни имеется даже вон у того бомжа, который сливает остатки пива из стаканов и питается недоеденными чебуреками и обглоданными хрящами от шашлыков. Человек без смысла жизни – это всего лишь ходячий желудок, как таких называл Джек Лондон. Впрочем, и у желудка тоже смысл существования имеется. Так что у тебя тоже есть смысл жизни… Тебе сколько лет?

– Да какая тебе разница? – раздраженно буркнул Арсений. Он уже жалел, что ввязался в этот разговор. Ну что сможет сказать ему толкового этот полунищий учитель? – Ты мне надоел!

– А ты не спеши, – учитель не обиделся. – Я могу и замолчать. И не думай, что это я пиво отрабатываю. Но только душа у тебя сейчас болит – это точно. Потому ты и злишься на меня. А ведь правильно говорится: неча на зеркало пенять… И если ты мне рот заткнешь, легче тебе от этого не станет. А про возраст твой я спросил потому только, что есть в жизни мужчины некоторые переломные периоды, когда он пересматривает свои жизненные взгляды и устои. Очевидно, ты переживаешь сейчас один из таких периодов. И сколько бы ты ни пытался укрыться от жизни, тебе это не удастся.

Он немного помолчал. Арсений, не скрывая, ждал, пока мужчина уйдет. И тогда тот проговорил:

– Ну а что касается гордости, я тебе сейчас преподам маленький урок.

Банка была опорожнена только наполовину. Мужчина поднял ее, долил до краев кружку Арсения, а остальное отнес и отдал обалдевшему от такого счастья бомжу у двери. И больше не вернулся. Поднялся по ступенькам и исчез.

Арсений пить больше не стал. Тоже направился к выходу. Оставив на стойке скомканную сдачу.

Неужели ж действительно у него тоже душа прорезалась?