Текст книги "Где апельсины зреют"
Автор книги: Николай Лейкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Посланникъ турецкій будетъ ждать. Согласитесь сами, такое лицо… Но ежели уже вамъ такое удовольствіе, то я могу съ вами послѣ завтра въ настоящемъ маскарадѣ увидѣться. Послѣ завтра здѣсь будетъ маскарадъ въ Казино… Уже тотъ маскарадъ настоящій, въ залѣ. И всѣ обязаны въ бѣломъ быть.
– Позвольте, позвольте… Да какъ-же это у нихъ маскарады въ посту! перебилъ Конуринъ. – Вѣдь въ посту маскарадовъ не полагается.
– У нихъ все наоборотъ. Какъ постъ – тутъ-то ихнее пляскобѣсіе и начинается. А карнавалъ-то здѣсь былъ… Господи Боже мой! По всѣмъ улицамъ народъ въ маскахъ бѣгалъ. Цѣлыя колесницы по улицамъ съ ряжеными ѣздили. Какъ кто безъ маски на улицу покажется – сейчасъ въ него грязью кидаютъ. Не смѣй показываться.
– А какъ-же графъ-то вашъ знакомый?
– Сунулся разъ на улицу безъ маски – носъ расквасили. Тутъ ужъ когда народъ маскарадный вопль почувствуетъ ему все равно: что графъ, что пустопорожняя личность.
– Да неужели? Ахъ, какіе порядки! И всѣ въ маскахъ?
– Всѣ, всѣ.
– Жена моя ни за что-бы маску не надѣла, проговорилъ Конуринъ, вынулъ часы и сталъ смотрѣть на нихъ. – Однако, господа, ужъ адмиральскій часъ. Пора-бы и червячка заморить, прибавилъ онъ.
– Дежене? Авекъ плезиръ, отвѣтилъ Капитонъ Васильевичъ. – Вотъ только билеты возьмемъ, да и пойдемте завтракать.
Билеты на мѣста взяты.
– А куда пойдемъ завтракать? Гдѣ здѣсь ресторанъ? спрашивалъ Конуринъ.
– Да чего луяше на сваи идти! Вотъ въ этотъ ресторанъ, что на сваяхъ выстроенъ, и пойдемте. До сихъ поръ все на землѣ, да на землѣ пили и ѣли, а теперь для разнообразія на водѣ попробуемъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
Компанія отправилась въ ресторанъ на Jetté Promenade.
IX
Свайное зданіе, куда направилась компанія завтракать, было и внутри величественно и роскошно. Оно состояло изъ зала въ мавританскомъ стилѣ, театра съ ложами и ресторана, отдѣланнаго въ китайскомъ вкусѣ. Вездѣ лѣпная работа, позолота, живопись. Ивановы и Конуринъ съ большимъ любопытствомъ разсматривали изображенія на стѣнахъ и на плафонѣ.
– А ужъ и трактиры-же здѣсь заграницей! Восторгъ… произнесъ Конуринъ въ удивленіи. – Москва славится трактирами, но куда Москвѣ до заграницы!
– Есть-ли какое сравненіе! отвѣтилъ Николай Ивановичъ. – Странно даже и сравнивать. Москва – деревня, а здѣсь европейская цивилизація. Ты посмотри вотъ на эту нимфу… Каковъ портретикъ! А вотъ эти самые купидоны какъ пущены!
– Да ужъ что говорить! Хорошо.
– Вотъ видите, а сами все тоскуете, что заграницу съ нами поѣхали, вставила свое слово Глафира Семеновна, обращаясь къ Конурину. – Тоскуете, да все насъ клянете, что мы васъ далеко завезли. Ужъ изъ-за однихъ трактировъ стоитъ побывать заграницей.
– Помѣщенія вездѣ – уму помраченье, ну, а ѣда въ умаленіи. Помилуйте, ѣздимъ, ѣздимъ по заведеніямъ, по восьми и десяти французскихъ четвертаковъ съ персоны за обѣды платили, а нигдѣ насъ ни щами изъ разсады не попотчивали, ни кулебяки не поднесли. Даже огурца свѣжспросольнаго нигдѣ къ жаркому не подали. А объ ухѣ я ужъ и не говорю.
– Французская ѣда. У нихъ здѣсь этого не полагается, отвѣчала Глафира Семеновна.
– Ну, а закуски отчего передъ обѣдомъ нѣтъ?
– Какъ нѣтъ? Въ Грандъ отель въ Парижѣ мы завтракали, такъ была подана на закуску и колбаса, и сардинки, и масло, и редиска…
– Позвольте… Да развѣ это закуска? Я говорю про закуску, какъ у насъ въ хорошихъ ресторанахъ. Спросишь у насъ закуску – и тридцать сортовъ тебѣ всякой разности несутъ. Да еще, помимо холодной-то закуски, форшмакъ, сосиски и печенку кусочками подадутъ и все это съ пылу, съ жару. Нѣтъ, насчетъ ѣды у насъ лучше.
Разговаривая, компанія усѣлась за столикомъ. Гарсонъ съ расчесаными бакенбардами, съ капулемъ на лбу, въ курткѣ, въ бѣломъ передникѣ до полу и съ салфеткой на плечѣ, давно уже стоялъ въ вопросительной позѣ и ждалъ приказаній.
– Катръ дежене… скомандовалъ ему Капитонъ Васильевичъ.
– Oui, monsieur. Quel vin désirez-vous?
Было заказано и вино, причемъ Капитонъ Васильевичъ прибавилъ:
– Е оде’вы рюсъ.
– Vodka russe? Oui, monsieur… поклонился гарсонъ.
– Да неужели водка здѣсь есть? радостно воскликнулъ Николай Ивановичъ.
– Есть. Держутъ. Вдову Попову сейчасъ подадутъ.
– Ну, скажи на милость, а мы въ Парижѣ раза три русскую водку спрашивали – и нигдѣ намъ не подали. Такъ потомъ и бросили спрашивать. Вездѣ коньякомъ вмѣсто водки пробавлялись.
– То Парижъ, а это Ницца. Здѣсь русскихъ ступа не протолченая, а потому для русскихъ все держутъ. Въ ресторанѣ Лондонъ Хоусъ можете даже черный хлѣбъ получить, икру свѣжую, семгу. Водка русская здѣсь почти во всѣхъ ресторанахъ, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ.
Конуринъ просіялъ и даже перекрестился отъ радости.
– Слава Богу! Наконецъ-то послѣ долгаго поста русской водочки хлебнемъ, сказалъ онъ. – А я ужъ думалъ, что до русской земли съ ней не увижусь.
– Есть, есть, сейчасъ увидитесь, но только за нее дорого берутъ.
– Да ну ее, дороговизну! Не наживать деньги сюда пріѣхали, а проживать. Только-бы дали.
– Вонъ несутъ бутылку.
– Несутъ! Несутъ! Она, голубушка… По бутылкѣ вижу, что она!
Конуринъ весело потиралъ руки. Гарсонъ поставилъ рюмки и принялся откупоривать бутылку.
– А чѣмъ закусить? спрашивалъ собесѣдниковъ Капитонъ Васильевичъ. – Редиской, колбасой?
– Да ужъ что тутъ о закускѣ разсуждать, коли до водки добрались! Первую-то рюмку вотъ хоть булочкой закусимъ, отвѣчалъ Конуринъ, взявъ въ руку рюмку. – Голубушка, русская водочка, двѣ съ половиной недѣли мы съ тобой не видѣлись. Не разучился-ли ужъ я и пить-то тебя, милую? продолжалъ онъ.
– Что это вы, Иванъ Кондратьичъ, словно пьяница приговариваете, оборвала его Глафира Семеновна.
– Не пьяница я, матушка, а просто у меня привычка къ водкѣ… Двадцать лѣтъ подъ-рядъ я безъ рюмки водки за столъ не садился, а тутъ вдругъ выѣхалъ заграницу и препона. Вотъ ужъ теперь за эту водку съ удовольствіемъ скажу: вивъ ли Франсъ!
Мужчины чокнулись другъ съ другомъ и выпили.
– Нѣтъ, не разучился пить ее, отлично выпилъ, сказалъ Конуринъ, запихивая себѣ въ ротъ кусокъ бѣлаго хлѣба на закуску, и сталъ наливать водку въ рюмки вторично. – Господа! Теперь за ту акулу выпьемте, что мы видѣли давеча на берегу. – Нужно помянуть покойницу.
Гарсонъ между тѣмъ подалъ редиску, масло и колбасу, нарѣзанную кусочками. Водкопитіе было повторено. Конуринъ продолжалъ бормотать безъ умолку.
– Вотъ ужъ я теперь никогда не забуду, что есть на свѣтѣ городъ Ницца. А изъ-за чего? Изъ-за того, что мы въ ней нашу русскую, православную водку нашли. – Господа! По третьей? Я третью рюмку наливаю.
Собесѣдники не отказывались.
Гарсонъ подалъ омлетъ.
– Неси, неси, господинъ гарсонъ, назадъ! замахалъ руками Конуринъ.
– Отчего? Вѣдь это-же яичница, – сказалъ Капитонъ Васильевичъ.
– Знаемъ! Въ Парижѣ намъ въ эту яичницу улитокъ зажарили. Да еще хорошо, что яичница-то, кромѣ того, была и незажаренными улитками въ раковинахъ обложена, такъ мы догадались.
– Что вы, помилуйте, да это простая яичница съ ветчиной. Видите, красная копченая ветчина въ ней, – пробовалъ разъубѣдить Конурина Капитонъ Васильевичъ.
– А кто поручится, что это не копченая лягушка? Нѣтъ, ужъ я теперь далъ себѣ слово заграницей никакой смѣси не ѣсть.
– И я не буду ѣсть, – отрицательно покачала головой Глафира Семеновна, сдѣлавъ гримасу.
Ѣли только Николай Ивановичъ и Капитонъ Васильевичъ.
– Вѣдь это ты на зло мнѣ ѣшь, Николай Иванычъ, – сказала ему жена.
– Зачѣмъ на зло? Просто изъ-за того, чтобы цивилизаціи подражать. Заграницей, такъ ужъ надо все ѣсть.
Вторымъ блюдомъ была подана рыба подъ соусомъ. Глафира Семеновна опять сдѣлала гримасу и не прикоснулась къ рыбѣ. Не прикоснулся и Конуринъ, сказавъ:
– Кусочки и подъ соусомъ. Не видать, что ѣшь. Кто ее вѣдаетъ, можетъ быть это акула, такая-же акула, какъ давеча на берегу показывали.
– Да полноте вамъ… Это тюрбо… Самая хорошая рыба, уговаривалъ ихъ Капитонъ Васильевичъ, но тщетно.
– Нѣтъ, нѣтъ, не буду я ѣсть. Водки я съ вами выпью, но закушу булкой, сказалъ Конуринъ.
– А хоть-бы и на самомъ дѣлѣ акула? проговорилъ Николай Ивановичъ. – Я изъ-за заграничной цивилизаціи готовъ даже и кусокъ акулы съѣсть, коли здѣсь всѣ ее ѣдятъ.
И онъ придвинулъ къ себѣ блюдо.
Кончилось тѣмъ, что Глафира Семеновна и Конуринъ ѣли за завтракомъ только ростбифъ, сыръ и фрукты. Конуринъ, раскраснѣвшійся отъ выпитой водки, говорилъ:
– Только апетитъ себѣ разбередилъ, а сытости никакой. А ужъ съ какимъ-бы я удовольствіемъ теперь порцію московской селянки на сковородкѣ съѣлъ, такъ просто на удивленіе! Хороша Ницца, да не совсѣмъ. Вотъ ежели-бы къ водкѣ и селянка была – дѣло другое. Нѣтъ, пожалуй, не стоитъ и запоминать, что есть такой городъ – Ницца.
– Забудь ее, забудь, говорилъ ему Николай Ивановичъ.
Компанія смѣялась.
X
Выпивъ рюмокъ по пяти русской водки и по бутылкѣ вина, мужчины раскраснѣлись, развеселились и, шумно разговаривая, начали уходить изъ ресторана.
– Почемъ за водку взяли? спрашивала Глафира Семеновна.
– По французскому четвертаку за рюмку, отвѣчалъ Конуринъ. – Вотъ оно, какъ нашу родную, россійскую водочку здѣсь цѣнятъ.
– Стоитъ пить! Вѣдь это, ежели на наши русскія деньги, то по сорокъ копѣекъ. А между тѣмъ здѣсь хорошій коньякъ по двадцати пяти сантимовъ за рюмку продается.
– Коньякъ или простая русская водка, барынька! Передъ ѣдой ежели, то лучше нашей очищенной: никакого хмѣльнаго товара не сыщешь.
– Да вѣдь вы рубля на два каждый, стало-быть, водки-то выпили! Вотъ тоже охота!
– Эхъ, гдѣ наше не пропадало! махнулъ рукой Конуринъ. – За то нашу матушку Русь вспомянули. Да и что тутъ считать! Считать не хорошо. Черезъ это, говорятъ, люди сохнутъ.
Проходя по залу, они замѣтили разставленные столы и группировавшуюся около нихъ публику.
– Это что такое смотрятъ? Ужъ опять какого-нибудь звѣря не показываютъ-ли? спросилъ Николай Ивановичъ Капитона Васильевича.
– А вотъ тутъ для васъ можетъ быть интересно, ежели хотите попытать счастья. Тутъ игра въ лошадки и въ желѣзную дорогу.
– Какъ игра въ лошадки? воскликнулъ Конуринъ.
– Очень просто. По здѣншему это называется “рень”, скачки, ну, а наши русскіе зовутъ игрой въ лошадки. Да вотъ посмотрите. Два франка поставишь – четырнадцать можешь взять.
– Рулетка? спросили всѣ вдругъ – Конуринъ и супруги Ивановы.
– Нѣтъ, не рулетка, настоящая рулетка въ Монте-Карло, а здѣсь на манеръ этого. Тоже для того устроено, чтобы съ публики деньги выгребать. На лошадкахъ пріѣзжіе обыкновенно пріучаются къ настоящей рулеткѣ, ну, а потомъ на ней же и кончаютъ, когда въ рулетку профершпилятся. Въ рулеткѣ меньше пяти франковъ ставки нѣтъ, а здѣсь въ игрѣ въ лошадки два франка ставка, а въ желѣзную дорогу, такъ даже и послѣдній франкъ принимаютъ. Клади и будь счастливъ, кромѣ осетра и стерляди, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ, подводя къ столу.
На кругломъ зеленомъ столѣ, огороженномъ перилами, вертѣлись восемь металлическихъ лошадокъ съ-такими-же жокеями, прикрѣпленныя къ стержню посрединѣ, и приводились въ движеніе особымъ механизмомъ. Механизмъ каждый разъ заводилъ находившійся при столѣ крупье съ закрученными усами. Другой крупье, гладкобритый и съ краснымъ носомъ, обходилъ съ чашечкой стоящую вокругъ публику и продавалъ билеты съ номерами лошадей и взималъ по два франка съ каждаго взявшаго билетъ.
– Вотъ такъ штука! произнесъ Конуринъ. – Какъ-же тутъ играютъ-то?
– А вотъ берите сейчасъ билетъ за два франка, тогда узнаете, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
– Что-же, можно попробовать. Будто-бы на два франка двѣ рюмки очищенной проглотилъ. Эй, мусью! Сюда билетъ. Вотъ два четвертака!
Крупье съ краснымъ носомъ принялъ отъ Конурина въ чашечку два франка и далъ ему билетъ.
– Четвертый номеръ, сказалъ Конуринъ, развертывая билетъ. – Это что-же, землякъ, обозначаетъ?
– А вотъ сейчасъ завертятъ машину, побѣгутъ лошадки и ежели лошадка подъ номеромъ четвертымъ остановится, опередивши всѣхъ остальныхъ, то вы четырнадцать франковъ выиграете, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
Механизмъ заведенъ. Лошадки побѣжали, обгоняя одна другую. Конуринъ и супруги Ивановы внимательно. слѣдили за бѣгомъ. Вотъ лошадки остановились.
– Sept! – воскликнулъ усатый крупье.
– Это что-же обозначаетъ? задалъ вопросъ Конуринъ Капитону Васильевичу.
– Седьмой номеръ выигралъ. Лошадь подъ номеромъ седьмымъ первая пришла.
– А я?
– А вы проиграли съ своимъ четвертымъ номеромъ.
Конуринъ сдѣлалъ гримасу и привсталъ.
– Вотъ тебѣ и здравствуй! На два французскихъ четвертака ужъ умыли купца, проговорилъ онъ. – Что-же теперь дѣлать?
– Отходить прочь или вынимать еще два франка и отыгрываться.
– Надо попробовать отыграться. Была не была. Будто четыре рюмки водки выпилъ. Вотъ еще два франка. Мусью! Какъ васъ? Эй, красный носъ! Давай сюда еще билетъ! поманилъ къ себѣ Конуринъ крупье съ краснымъ носомъ.
Лошадки опять забѣгали и остановились.
– Quatre! объявилъ опять усатый крупье.
– Четвертый номеръ выигралъ, перевелъ Капитонъ Васильевичъ. – А у васъ, землякъ, какой номеръ?
– Фу, ты, чтобъ тебѣ провалиться! А у меня пятый. На четыре четвертака умылъ купца. Надо еще попробовать. Не пропадать-же моимъ четыремъ четвертакамъ. Красный носъ! Комензи… Еще билетъ.
Конуринъ проигралъ и въ этотъ разъ.
– Что-жъ это такое! Опять проигрышъ! восклицалъ онъ. – на шесть четвертаковъ ужъ мнѣ полушубокъ вычистили. Ловко! Нѣтъ, такъ нельзя оставить. Надо отыгрываться. Весь полкъ переморю, а добьюсь, что за болѣзнь! Билетъ, мусью! Поварачивайся. Да нельзя-ли размѣнять золотой.
– А вотъ та дама съ чолкой на лбу два раза подъ-рядъ до четырнадцати франковъ выиграла, указала ему Глафира Семеновна. – Вотъ счастье-то!
– Что мнѣ за дѣло до дамы съ челкой, матушка. – Я знаю, что вотъ меня, не пито не ѣдено, ужъ на шесть четвертаковъ наказали.
Снова забѣгали лошадки и остановились.
– Ну, что? – бросилась Глафира Семеновна къ Конурину, стоявшему съ развернутымъ билетомъ и смотрѣвшему на свой номеръ.
Въ отвѣтъ тотъ плюнулъ.
– Тьфу ты пропасть! У меня третій номеръ, а выигрываетъ второй. Восьми четвертаковъ ужъ нѣтъ. Но нельзя отставать. Не бросать-же имъ зря деньги… Мусью! Гебензи!
– Да что вы по-нѣмецки-то! Здѣсь вѣдь французы.
– Пойметъ. На свинячьемъ пойметъ, коли видитъ, что деньги можно взять.
Опять проигрышъ.
– Ну, что-жъ это такое! Маленькаго золотаго ужъ не досчитываюсь! – восклицалъ Конуринъ. – Неужто до большаго золотаго добивать?
– Давайте, землякъ, пополамъ ставить. Вы франкъ и я франкъ. Авось, на два счастья лучше будетъ, – предложилъ ему Капитонъ Васильевичъ.
– Ходитъ. Вотъ франкъ. Но все-таки я для себя и отдѣльный билетъ возьму.
– А дамамъ положительно счастье, – говорила Глафира Семеновна. – Вотъ сейчасъ и другая дама взяла четырнадцать франковъ. На два франка четырнадцать франковъ, что-жъ, вѣдь это двѣнадцать франковъ барыша. Это совсѣмъ хорошо. Я, Николай Иванычъ, тоже хочу попробовать сыграть, ежели здѣсь такое счастье дамамъ. А трудности въ игрѣ вѣдь тутъ никакой. Дай-ка мнѣ нѣсколько франковъ.
– Вотъ тебѣ франковый пятакъ.
И Николай Ивановичъ подалъ женѣ серебряную пятифранковую монету.
– Билье! Доне муа ле билье! – кричала крупье Глафира Семеновна.
Билетъ взятъ. Лошадки завертѣлись. Глафира Семеновна проиграла. Поодаль отъ нея чертыхался Конуринъ. Онъ тоже проигралъ.
– Нѣтъ, здѣсь положительно подсадка! говорилъ онъ. – Дама выиграла! Дама! А почемъ я знаю, какая это дама? Можетъ быть это дама своя, подсаженная. Да подсаженная и есть. Вонъ она перемигивается съ краснымъ носомъ, который билеты продаетъ.
Игра продолжалась. Къ выданнымъ ей пяти франкамъ Глафира Семеновна взяла уже у мужа еще франкъ на билетъ.
– Вѣдь вотъ что удивительно! Какъ только я начала играть – сейчасъ мужчины стали выигрывать. Вотъ незадача-то! бормотала она мужу, принимая отъ крупье третій билетъ.
– Положительно здѣсь карманная выгрузка и больше ничего. Просто дураковъ ищутъ, поддакнулъ ей тотъ и прибавилъ:– погоди, вотъ на пробу и я возьму себѣ билетъ. Мусье! Мусье! Анкоръ билье! крикнулъ онъ крупье.
Лошадки завертѣлись и остановились.
– Huit! раздался возгласъ у стола.
Глафира Семеновна глядѣла въ свой развернутый билетъ и вдругъ вскрикнула:
– Выиграла! Выиграла! Николай Иванычъ! Я выиграла! Витъ! Восьмой! У меня номеръ восьмой! Опять счастье къ дамамъ перешло!
И она замахала передъ крупье своимъ билетомъ. Крупье подошелъ къ ней и сталъ отсчитывать четырнадцать франковъ.
XI
На два золотыхъ выпотрошили! Довольно. У денегъ глазъ нѣтъ. Этакъ продолжать, такъ можно и всю свою требуху проиграть, сказалъ Конуринъ, отходя отъ игры въ лошадки.
– И меня на восемь франковъ намазали, прибавилъ Николай Ивановичъ. – Для перваго раза довольно.
– Для перваго раза! Нѣтъ, ужъ меня больше и калачомъ къ этимъ лошадкамъ не заманишь. Два золотыхъ! Вѣдь это шестнадцать рублей на наши деньги.
– Въ стуколку-же дома больше проигрывалъ.
– Стуколка или лошадки! Какое сравненіе! Тамъ игра основательная, настоящая, а здѣсь какая-то дѣтская забава. Нѣтъ, чортъ съ ней… Пусть ей ни дна, ни покрышки. За вами, землякъ, двѣнадцать франковъ. Вы двѣнадцать разъ со мною въ долю шли, обратился Конуринъ къ Капитону Васильевичу.
– Съ удовольствіемъ-бы сейчасъ отдалъ, но, знаете, я сегодня пріѣхалъ сюда безъ денегъ, отвѣчалъ тотъ. – То есть взялъ денегъ только на покупку билетовъ въ мѣста на завтрашній праздникъ и на проѣздъ по желѣзной дорогѣ. Ужъ вы извините… Я при первой встрѣчѣ отдамъ: и за проигрышъ отдамъ, и за завтракъ отдамъ. Сколько съ меня приходится за завтракъ? Сколько вы заплатили, Николай Иванычъ?
– Завтракъ что! Это ужъ отъ насъ для перваго знакомства. Стоитъ-ли о такихъ пустякахъ разговаривать, отвѣчалъ тотъ.
– Но, позвольте… Дружба дружбой, а табачекъ врознь. Нѣтъ, я вручу вамъ при первомъ свиданіи или, даже еще лучше, привезу въ гостинницу. Вы гдѣ остановились?
– Обидите, ежели привезете. Да я и не приму. Помилуйте, я радъ радешенекъ, что на чужбинѣ съ русскимъ человѣкомъ встрѣтился, и вы вдругъ не хотите моего хлѣба-соли откушать! Бросьте и не вспоминайте объ этомъ.
– Ну, мерси.
– Глаша! А ты что сдѣлала въ лошадки? обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.
– Вообрази, я два франка выиграла. Нѣтъ, мнѣ положительно надо играть. Да и вообще я замѣтила, что здѣсь дамамъ счастье. Вѣдь вотъ эта накрашенная съ чолкой на лбу куда больше пятидесяти франковъ выиграла. Надо играть, надо. Впрочемъ, вечеромъ мы сюда еще придемъ.
– Вечеромъ идите въ Казино, далъ совѣтъ Капитонъ Васильевичъ.
– А что такое Казино?
– Тоже такое зало, гдѣ играютъ въ лошадки и въ желѣзную дорогу. Кромѣ того, тамъ концертъ, поютъ, играютъ. Это прелестный зимній садъ Казино… Это недалеко отсюда… Это, гдѣ гостиный дворъ, гдѣ лавки и вы навѣрное уже проходили мимо, когда сюда шли. Можете кого угодно спросить и всякій укажетъ. Запомните: Казино.
– Да нечего и запоминать. Я и такъ знаю. Мы тоже въ Казино были въ Парижѣ на балу и стриженной бумагой бросались. Вотъ, Капитонъ Василъичъ, былъ балъ-то интересный! Балъ въ честь Краснаго носа. Посрединѣ зала висѣлъ красный носъ аршина въ три и вся публика была съ красными носами. А дамы тамъ, во время танцевъ, выше головы ноги задираютъ… разсказывала Глафира Семеновна.
– Знаю, знаю, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ. – И здѣсь такіе балы бываютъ. А танцы эти – канканъ называются.
– Вотъ, вотъ… Конечно, въ Петербургѣ на эти танцы замужней дамѣ было-бы неприлично и стыдно смотрѣть, потому что, сами знаете, какія это женщины такъ танцуютъ, но здѣсь заграницей кто меня знаетъ? Рѣшительно никто. И кромѣ того, я не одна, я съ мужемъ.
Компанія отошла отъ стола, гдѣ играли въ лошадки.
– Ну-съ, куда-же мы теперь стопы свои направимъ? спрашивалъ Николай Ивановичъ.
– Да вѣдь вы еще не видали втораго стола, гдѣ играютъ въ желѣзную дорогу, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ. – Та игра куда занятнѣе будетъ. Вонъ столъ стоитъ.
– Нѣтъ, нѣтъ! Ну ее къ лѣшему эту игру! замахалъ руками Конуринъ. – Ужъ и такъ я просолилъ два золотыхъ, а подойдешь со второму столу, такъ и еще три золотыхъ прибавишь.
– Да вѣдь только посмотрѣть, какъ играютъ.
– Ладно! На эти два золотыхъ, что я здѣсь сейчасъ проигралъ, у меня жена дома могла-бы четыре пуда мороженной судачины себѣ на заливное купить.
– Однако, Иванъ Кондратьевичъ, мы вѣдь затѣмъ и заграницу пріѣхали, чтобы все смотрѣть, что есть любопытнаго, сказала Глафира Семеновна.
– Знаю я это смотрѣніе-то! А подойдешь – сердце не камень.
– Ну, мы вдвоемъ съ Николаемъ Иванычемъ пойдемъ и посмотримъ, а вы не подходите. Пойдемъ, Николай Иванычъ, пойдемте, Капитонъ Васильевичъ.
– Съ удовольствіемъ.
Капитонъ Васильевичъ ловко предложилъ Глафирѣ Семеновнѣ руку и они почти бѣгомъ перебѣжали на другой конецъ залы, гдѣ за зеленымъ столомъ шла игра въ желѣзную дорогу.
– Ужасно сѣрый человѣкъ этотъ вашъ знакомый купецъ… шепнулъ онъ ей про Конурина. – Самое необразованное невѣжество въ немъ. Игру вдругъ съ судачиной сравниваетъ.
– Ужасъ, ужасъ… согласилась съ нимъ та. – Мы его взяли съ собой заграницу и ужъ каемся. Никакъ онъ не можетъ отполироваться. Самый сѣрый купецъ.
– Однако, вы и сами купеческаго званія, какъ вы мнѣ разсказывали, но, ей-ей, давеча я васъ за графиню принялъ. Такъ и думалъ, что какая-нибудь графиня.
– Мерси вамъ, улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крѣпко пожала Капитону Васильевичу руку. – Я совсѣмъ другаго закала, я въ пансіонѣ у мадамъ Затравкиной училась и у меня даже три подруги были генеральскія дочери.
– Вотъ, вотъ… Я гляжу и вижу, что у васъ совсѣмъ другая полировка, барская полировка, дворянская.
Они подошли къ столу. Ихъ нагналъ Николай Ивановичъ. Иванъ Кондратьевичъ хоть и говорилъ, что не пойдетъ смотрѣть, какъ играютъ въ желѣзную дорогу, но очутился тутъ-же. Столъ этотъ былъ длиннѣе и больше. По срединѣ его былъ устроенъ механизмъ, гдѣ по рельсамъ бѣгалъ маленькій желѣзнодорожный поѣздъ съ локомотивомъ и нѣсколькими вагонами. Рельсы составляли кругъ и отъ центра этого крута шли радіусы, внутри которыхъ были надписи: “Парижъ, Петербургъ, Берлинъ, Римъ, Лисабонъ, Лондонъ, Вѣна”. Кромѣ того, промежутки радіусовъ были раздѣлены еще на нѣсколько частей, которыя обозначались номерами. По бокамъ круга зеленое сукно было разграфлено на четыреугольники, а въ этихъ четыреугольникахъ были написаны тѣ-же города, что и на кругѣ. Были и четыреугольники съ надписями на французскомъ, разумѣется, языкѣ: “четъ, нечетъ, бѣлая, красная”. Въ четыреугольники играющіе и ставили свои ставки. У рельсоваго круга, гдѣ бѣгалъ поѣздъ, сидѣли два крупье: одинъ приводилъ механизмъ поѣзда въ движеніе, другой собиралъ проигранныя ставки и выдавалъ выигравшимъ деньги. Передъ нимъ длинными колбасками лежали сложенныя серебряныя франковыя, двухфранковыя и пятифранковыя монеты.
– Это что за Іуда такой сидитъ со сребренниками?.. спросилъ Иванъ Кондратьевичъ надъ самымъ ухомъ Капитона Васильевича.
– А это крупье – кассиръ. Онъ банкъ держитъ.
– Совсѣмъ Іуда. Даже и рожа-то рыжая.
– Эта игра много интереснѣе, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ. – Во-первыхъ, вы здѣсь можете ставить, начиная отъ одного франка.
– Стало-быть, всякое даяніе благо. Все возьмутъ, что дураки поставятъ, пробормоталъ Конуринъ.
– Во-вторыхъ, и ставка разнообразнѣе. Можете ставить на какой вамъ угодно городъ: на Парижъ, на Петербургъ, на Лондонъ, потомъ можете ставить, на перъ или энперъ, то-есть по нашему на чётъ или на нечётъ и, кромѣ того, на красное или на бѣлое.
– Ахъ, это очень интересно! воскликнула Глафира Семеновна. – Николай Иванычъ, ты понялъ? Эта игра много любопытнѣе, чѣмъ игра въ лошадки.
– Надо хорошенько посмотрѣть, матушка, тогда я и дойду до точки, далъ онъ отвѣтъ.
– Faites vos jeux, messieurs et mesdames! воскликнулъ крупье мрачнымъ голосомъ и при этомъ сдѣлалъ самое серьезное лицо.
Въ четыреугольники посыпались франковики, двухъ и пятифранковики.
Другой крупье тронулъ шалнеръ механизма и пустилъ поѣздъ въ ходъ. Поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ.
– Постойте, я куда-нибудь франкъ поставлю! проговорила Глафира Семеновна и протянула къ столу руку съ монетой.
Крупье замѣтилъ ея жестъ и, протянувъ лопаточку на длинной палкѣ, чтобы отстранить ставку, закричалъ:
– Rien ne va plus!
– Отчего онъ моей ставки не принимаетъ? удивленно спросила Глафира Семеновна.
– Нельзя теперь. Поѣздъ останавливается. Въ слѣдующій разъ поставите, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
Поѣздъ остановился на Лисабонѣ.
XII
У игорнаго стола опять возгласъ крупье:
– Faites votre jeu!..
– Ставьте, ставьте скорѣй! – сказалъ Капитонъ Васильевичъ Глафирѣ Семеновнѣ.
– А на какой городъ мнѣ поставить? спрашивала его та.
– Погодите покуда ставить на городъ. Поставьте сначала на четъ или нечетъ.
– Ну, я на нечетъ. Я одиннадцатаго числа родилась.
Глафира Семеновна бросила франкъ на “impaire”. Поѣздъ на столѣ завертѣлся и остановился.
– Paris, rouge et impaire! – возглашалъ крупье.
– Берите, берите… Вы выиграли, – заговорилъ Капитонъ Васильевичъ:
– Да неужели? Ахъ, какъ это интересно! Николай Ивановичъ, смотри, я съ перваго раза выиграла.
– Цыплятъ, матушка, осенью считаютъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
Крупье бросилъ къ франку Глафиры Семеновны еще франкъ.
– Я хочу поставить два франка, – сказала она Капитону Васильевичу. – Что-жъ, вѣдь ужъ второй франкъ выигранный. Можно?
– Да конечно-же можно.
– Только я теперь на четъ, потому что имянинница я бываю 26-го апрѣля.
Она передвинула два франка на “paire” – и опять выиграла. Крупье бросилъ ей два франка.
– Николай Иванычъ, я ужъ три франка въ выигрышѣ. Можно теперь на городъ поставить? – обратилась она къ Капитону Васильевичу.
– Ставьте. Теперь можно; но только не больше франка ставьте.
– А на какой городъ?
– А на какой хотите. Поставьте на Петербургъ. Петербургъ давно не выходилъ.
– Отлично. Я въ Петербургѣ родилась. Это моя родина.
– Ну, а другой франкъ поставьте на четъ.
Сказано – сдѣлано. Поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ и остановился. Глафира Семеновна проиграла на Петербургъ и выиграла на четъ.
– Въ ничью сыграли. Продолжайте ставить на Петербургъ по франку, совѣтовалъ Капитонъ Васильевичъ:– а на четъ поставьте два франка.
Опять выигрышъ на четъ и проигрышъ на Петербургъ.
– Николай Иванычъ! Я четыре франка выиграла.
– Ставьте, ставьте на Петербургъ, не бойтесь. Поставьте даже два франка, слышался совѣтъ и на этотъ разъ не былъ напраснымъ.
– Pétersbourg! – возгласилъ крупье, управляющій механизмомъ стола.
Другой крупье набросалъ Глафирѣ Семеновнѣ изрядную грудку франковиковъ.
– Николай Иванычъ! Смотри, сколько я выиграла!
– Тьфу ты пропасть! Вѣдь есть-же счастье людямъ! – воскликнулъ Иванъ Кондратьевичъ.
– Ставьте, ставьте скорѣй. Ставьте на Берлинъ, – подталкивалъ Глафиру Семеновну Капитонъ Васильевичъ.
– Ну, на Римъ. Римъ тоже давно не выходилъ.
Поѣздъ забѣгалъ.
– Стой! стой! – закричалъ Конуринъ во все горло, такъ что обратилъ на себя всеобщее вниманіе. – Мусье! Есть тутъ у васъ Пошехонье? На Пошехонскій уѣздъ ставлю!
Онъ протянулъ два франка.
– Rien ne va plus! – послышался отвѣтъ и крупье отстранилъ его руку лопаточкой на длинной палкѣ.
– Землякъ! Чего онъ тыкаетъ палкой? Я хочу на Пошехонскій уѣздъ, – обратился Конуринъ къ Капитону Васильевичу. – Гдѣ Пошехонье?
– Да нѣтъ тутъ такого города и наконецъ уже игра началась.
– Отчего нѣтъ? Обязаны имѣть. Углича нѣтъ-ли?
– Понимаешь ты, здѣсь только европейскіе города, города Европы, пояснилъ ему Николай Ивановичъ.
– Ну, на Европу. Гдѣ тутъ Европа, мусью?
– Да вѣдь ты не хотѣлъ играть, даже къ столу упрямился подходить.
– Чудакъ человѣкъ! За живое взяло. Я говорилъ, что сердце не камень. И наконецъ, выигрываютъ-же люди. Гдѣ тутъ Европа?
– Николай Иванычъ! Я еще четыре франка на нечетъ выиграла! раздавался голосъ Глафиры Семеновны.
– На Европу! кричалъ Конуринъ. – Вотъ три франка!
– Да нѣтъ тутъ Европы. Есть Петербургъ, Москва, Лондонъ, Римъ.
– Римъ? Это гдѣ папа-то римскій живетъ?
– Ну, да. Вотъ Римъ.
– Вали на папу римскую! Папа! Выручай, голубушка! На твое счастье пошло! бормоталъ Конуринъ, когда поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ.
– Москва! Я выиграла на Москву! радостно вскрикнула Глафира Семеновна.
Крупье опять цридвинулъ къ ней грудку серебра. Конуринъ чертыхался.
– И папа римская не помогъ! Вотъ игра-то, чортъ ее задави, чтобъ ей ни дна, ни покрышки!
– Нельзя-же, Иванъ Кондратьичъ, съ перваго раза взять. Надо имѣть терпѣніе, сказала ему Глафира Семеновна.
– Вы-же съ перваго раза выиграли. И съ перваго, и съ третьяго, и съ седьмаго…
– Тьфу, тьфу, тьфу! Пожалуйста, не сглазьте. Чего это вы?… Типунъ-бы вамъ на языкъ.
– Землякъ! Нѣтъ-ли здѣсь какого-нибудь мухоѣданскаго города? Я на счастье мухоѣданскаго мурзы-бы поставилъ, коли на папу римскаго не выдрало. Или нѣтъ. Глафира Семеновна на что поставила… На что она, на то и я.
И Конуринъ бросилъ въ тотъ-же четыреугольникъ, гдѣ стояла ея ставка, пятифранковую монету.
– Не смѣйте этого дѣлать! Вы мнѣ мое счастіе испортите! Николай Иванычъ! Сними! Послушайте, вѣдь это-же безобразіе! Вы никакого уваженія къ дамѣ не имѣете! Ну, хорошо! Тогда я переставлю на другой городъ.
Она протянула руку къ своей ставкѣ, но поѣздъ уже остановился.
– Londres! возгласилъ крупье и сталъ пригребать къ себѣ лопаточкой и ставку Глафиры Семеновны и ставку Конурина.
– Вѣдь это-же свинство! Я прямо черезъ него проиграла. Позвольте, развѣ здѣсь дозволяется на чужое счастье ставить? раздраженно бормотала Глафира Семеновна.
Конуринъ чесалъ затылокъ.
– Поставлю въ какой-нибудь турецкій городъ на счастье мухоѣданскаго мурзы, и ежели не выдеретъ – лицомъ не стану даже оборачиваться къ этимъ проклятымъ столамъ, говорилъ онъ. – Какъ турецкій-то городъ называется?
– Константинополь, подсказалъ Николай Ивановичъ.
– Ставлю на Константинополь пятерку. – Мусье! Гдѣ Константинополь?
– Постой. Поставлю и я серебрянный пятакъ. Константинополь!
Николай Ивановичъ кинулъ на столъ пяти франковую монету. Капитонъ Васильевичъ пошарилъ у себя въ жилетномъ карманѣ, ничего не нашелъ и сказалъ Глафирѣ Семеновнѣ:
– Позвольте мнѣ, сударыня, пять франковъ въ займы. Хочу и я на нечетъ поставить. При первомъ свиданіи отдамъ. Или нѣтъ… Дайте лучше для ровнаго счета десять франковъ, просилъ у Глафиры Семеновны Капитонъ Васильевичъ.
Она дала. Играли всѣ, но выиграла только она одна три франка на четъ и, сказавъ “довольно”, отошла отъ стола.
– Сколько выиграла? спросилъ ее мужъ.
– Можешь ты думать: восемьдесятъ семь франковъ! Нѣтъ, мнѣ непремѣнно надо играть! Завтра-же поѣдемъ въ Монте-Карло. Я въ рулетку хочу пуститься. Иванъ Кондратьичъ, вы сколько проиграли?
Вмѣсто отвѣта тотъ сердито махнулъ рукой.
– Пропади она пропадомъ эта проклятая игра! выбранился онъ.
XII
Супруги Ивановы и Конуринъ можетъ быть еще и дольше играли-бы въ азартныя игры у столовъ, тѣмъ болѣе, что кромѣ испытанныхъ уже ими лошадокъ и желѣзной дороги, имѣлась еще игра въ покатый билліардъ, но Капитонъ Васильевичъ, взглянувъ на часы, заторопился на поѣздъ, чтобы ѣхать домой. Онъ сталъ прощаться.
