Текст книги "Балтийцы идут на штурм !"

Автор книги: Николай Ховрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Съезд моряков Балтики принял устав Центробалта, который вновь делал этот матросский орган полным хозяином на флоте. Я уже рассказывал о том, какие мытарства пришлось выдержать Центробалту первого созыва из-за того, что командование и правительство не желали утвердить выработанный им свод правил. Теперь обстановка изменилась настолько, что устав решено было вообще никуда не посылать на утверждение.

На съезде обсуждался и вопрос о разоружении кронштадтских фортов. Временное правительство распорядилось снять с них орудия под предлогом, что они нужнее на фронте. Делегаты дружно отвергли этот довод и заявили, что Балтийский флот не допустит лишения Кронштадта артиллерии.

Каждое решение съезда балтийцев было против Временного правительства. А у того уже не оставалось реальных сил, чтобы обуздать непослушный флот. Зато на словесные упреки и обвинения власти не скупились. По команде сверху буржуазные газеты принялись трубить о том, что Балтийский флот окончательно разложился и теперь совершенно небоеспособен, что он не сможет оказать никакого сопротивления, если немецкие корабли попробуют нанести удар...

Это походило на подсказку, и немцы не заставили себя долго ждать. В дни работы второго съезда представителей Балтийского флота крупные соединения кораблей противника начали боевые операции, стремясь прорвать оборонительный пояс и выйти к Гельсингфорсу и Кронштадту.

Парадоксально, но действия неприятеля были весьма на руку Временному правительству. Оно не жалело слов для заявлений о том, что будет вести войну до полной победы над врагом, а в то же время готово было пожертвовать Балтийским флотом и сдать Петроград, Не случайно именно в это время бывший председатель Государственной думы Родзянко во всеуслышание заявил в газете, что потеря Петрограда не будет иметь существенного значения. В правительстве вполне серьезно обсуждался вопрос о перенесении столицы в Москву.

Русская буржуазия рассчитывала задушить революцию руками немцев. Как бы откликаясь на это негласное приглашение, немцы усилили нажим на Северном фронте, активизировались на Балтике.

29 сентября командованию флота стало известно, что германские корабли подавили береговую батарею на острове Эзель и начали высадку десанта. В тот же день об этом узнали и делегаты нашего съезда. Балтийцы постановили направить в штаб трех комиссаров – Войцеша, Журавлева и Балыкина. Их обязали подписывать все приказы по флоту вместе с командующим. На рижское побережье послали членов ЦКБФ комендора линкора "Гражданин" Суркова и комендора линкора "Слава" Тупикова. По требованию Центробалта к Моонзундским островам были отправлены подразделения 2-го Балтийского экипажа, в Ревеле сформированы матросские отряды, по всему флоту отменены отпуска.

Немцы рвались в Рижский залив. С их стороны в боях участвовали десять линейных кораблей и линейный крейсер, девять легких крейсеров, пятьдесят шесть эсминцев и около двухсот тральщиков, охотников за подводными лодками, вспомогательных судов. Удар противника приняли два устаревших линкора "Слава" и "Гражданин", три крейсера давней постройки, двадцать шесть эскадренных миноносцев и несколько десятков вспомогательных кораблей.

При таком неравенстве сил русским морякам приходилось только обороняться. Они изматывали неприятеля в непрерывных боях, наносили ему чувствительные потери. Утраты несла и наша сторона. У Моонзундских островов погибли линкор "Слава" и эсминец "Гром". Лишь после напряженных шестидневных боев врагу удалось пробиться в Рижский залив. Но этот успех обошелся ему дорого. Германцы лишились семи эсминцев, из строя были выведены три линкора, семь миноносцев, несколько вспомогательных судов и тральщиков.

К дальнейшему расширению наступательных операций на море они после этого уже не стремились.

Я совершенно уверен, что германский флот не добился бы и этих тактических преимуществ, если бы не предательство некоторых высших офицеров и не активная деятельность вражеской агентуры в нашем тылу. Примерно недели за две до начала наступления противника в Центробалте обсуждался вопрос о германском шпионаже в районе Рижского залива. Уже тогда было замечено, что летчики противной стороны, вылетая на бомбежку, точно знали расположение наших судов. Команды кораблей, находившихся в Рижском заливе, просили удалить с острова Моон баронов Нолькена, Буксгевдена и священника Мери. Члены ЦКБФ не доверяли начальнику сухопутной обороны контр-адмиралу Свешникову. На острова Моонзундского архипелага были командированы товарищи Красноперов и Машкевич. Прибыв туда, они установили, что адмирал Свешников и начальник дивизии подводных лодок Владиславлев находятся в тесной связи с иностранными лазутчиками. Красноперов и Машкевич выяснили, что Свешников распорядился снять с западного побережья Эзеля воинские части и отвести их в глубь острова. На защите самого уязвимого места был оставлен лишь один пехотный полк. Артиллеристы береговых батарей сообщили нашим представителям: фундаменты для многих орудий сделаны так, что после нескольких выстрелов могут осесть. Пока Машкевич и Красноперов добивались санкции на арест начальника сухопутной обороны, прошло две недели. В это время развернулись бои на Моонзунде. Немцы высадились как раз в том месте, откуда Свешников приказал отвести войска. Узнав о десанте, Свешников бежал. Вместе с ним скрылся и начальник дивизии подводных лодок Владиславлев.

И еще одна деталь. В порту Гапсаль находился дивизион английских подводных лодок. Опираясь на русские базы, они вели операции против германского флота. Однако, когда корабли последнего появились у Моонзундского архипелага, ни одна английская лодка не вышла в море. Красноперов и Машкевич разговаривали по этому поводу с командиром дивизиона. Но тот ответил, что не имеет никаких распоряжений от своего начальства. Разозленные центробалтовцы пожелали ему поскорее убраться в свою Англию. Английские моряки так и сделали. При появлении противника они взорвали лодки и уехали, домой, не помню уже – через Финляндию или через Архангельск.

По поводу событий во время Моонзундских боев Владимир Ильич Ленин писал: "Не доказывает ли полное бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок при взятии Эзеля немцами, в связи с планом правительства переселиться из Питера в Москву, что между русскими и английскими империалистами, между Керенским и англофранцузскими капиталистами заключен заговор об отдаче Питера немцам и об удушении русской революции таким путем?

Я думаю, что доказывает"{6}.

Балтийские матросы встали грудью против врага, сорвали планы германского командования, а вместе с ними похоронили надежды русской буржуазии задушить революцию руками иноземных империалистов.

В то время как балтийцы сражались с неприятелем, геройски гибли в неравном бою, правительство продолжало поливать грязью весь флот. Это вызвало взрыв негодования среди команд кораблей. Они готовы были смести правительство Керенского.

А Керенский еще и масла подлил в огонь. В своей телеграмме на имя главнокомандующего армиями Северного фронта он заявил, что балтийцы своими действиями вольно или невольно играют на руку врагу. Это окончательно переполнило чашу терпения моряков. На митингах и собраниях они высказывались за отставку правительства Керенского. Делегаты съезда не остались в стороне. Президиум решил принять по этому поводу специальную резолюцию. Мне не забыть той минуты, когда председатель огласил ее. В ней содержалось категорическое требование немедленно удалить из правительства авантюриста Керенского.

Эти слова были встречены овацией. Из зала неслось:

– Правильно! Хватит ему на шее народа сидеть... Пусть убирается!

Резолюция была принята единогласно. На делегатов она произвела очень сильное впечатление, понравилась всем своим боевым тоном, искренностью и яростной ненавистью к врагам революции.

Это решение съезда знаменовало собой окончательный разрыв Балтийского флота с правительством. С той поры уже не возникал вопрос: за кем пойдет флот? Теперь спрашивали: когда балтийцы выступят?

С первых дней октября новый состав Центробалта вплотную занялся подготовкой вооруженного восстания. Мы затребовали через Центрофлот пятнадцать тысяч винтовок, пятьсот пулеметов и тысячу револьверов. На кораблях и в береговых частях создавались боевые взводы, которые должны были поступить в распоряжение Центробалта. Появилась потребность в специальной военной комиссии ЦКБФ. И ее создали.

Центробалт четвертого созыва работал дружно, все вопросы решались быстро, по-деловому. Наш выборный матросский орган в эти дни мог смело считаться одним из отделений партии большевиков. Мы уже, не подчинялись Временному правительству, а исполняли лишь приказы партии.

На II Всероссийский съезд Советов из состава Центробалта были избраны четырнадцать человек – только большевики и им сочувствующие. В их числе оказался и я.

В эти напряженные, до предела заполненные работой дни мне довелось близко столкнуться с Анатолием Железняковым. Он понравился мне своей целеустремленностью, огромной силой воли, стремлением к справедливости во всем. От него веяло задором, энергией. Железняков в то время увлекался Кропоткиным и симпатизировал анархистам. По этому поводу у нас часто возникали споры. Под влиянием товарищей – членов РСДРП (б) Анатолий постепенно изменил свои взгляды. Он с жадностью впитывал все, что видел и слышал, и не раз вынужден был признавать открыто правоту большевиков.

Накануне отъезда на II Всероссийский съезд Советов он как-то вечером признался мне, что анархисты, пожалуй, не та партия, которая способна защитить интересы народа. И, словно застеснявшись того, что сдает свои прежние позиции, добавил:

– Но вообще, они ребята боевые, не то что хлюпики-меньшевики...

– Может быть, и боевые, но куда гнут?.. Сверкнув белозубой улыбкой, Железняков сказал примирительно:

– Путаницы у анархистов, конечно, хватает...

Вскоре настал час прощания с товарищами из Центробалта. Делегаты II Всероссийского съезда Советов уезжали в Петроград. Лишь Дыбенко, избранный вместе с нами, остался в Гельсингфорсе. Ему надо было обеспечить работу ЦКБФ в решающие дни вооруженного восстания, проследить за своевременной отправкой кораблей и матросских отрядов на помощь питерским рабочим.

На прощание он крепко пожал руки всем уезжающим и сказал, что, наверное, скоро свидимся в Петрограде.

– Вы уж там, ребята, не подкачайте, на съезде. II в случае восстания тоже!

– Будь спокоен, – заверили его, – не подведем!

Октябрьский штурм

Прибыв в Петроград, мы прямо с вокзала отправились в Смольный. Улицы города казались малолюдными. Часто попадались юнкерские патрули. Возле булочных стояли длинные очереди за хлебом.

В Смольном долго бродили по бесконечным коридорам, пока нашли комнату регистрации. Немолодая женщина с усталым и бледным лицом записала нас в журнал. В графе "партийность" она с удовлетворением выводила: "член РСДРП (б)".

Когда подошел черед Железнякова, он, немного помедлив, сказал:

– Запишите, беспартийный...

Мы весело переглянулись: в поезде товарищи все время подшучивали над тем, что Железняков единственный анархист, затесавшийся в группу большевиков. Он отмалчивался. А теперь вот, видимо, решил отмежеваться от своей партии.

Отправились в общежитие. Нас разместили вместе с моряками, прибывшими с других флотов и флотилий. Мы быстро перезнакомились, зачитали им наказ, врученный нам балтийцами. Он понравился нашим новым товарищам своей целеустремленностью, тем, что в нем были четко изложены требования: немедленно свергнуть продажное Временное правительство и передать власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Черноморцы, представители с Белого моря, Каспия и Тихого океана были настроены так же. Они рассказали, что Центрофлот тоже намеревается прислать своих делегатов на II съезд Советов.

– Нет уж, дудки! – решительно сказал Иван Сапожников. – Нечего им тут делать, только имя моряка опозорят.

Кто-то из наших предложил:

– Давайте пошлем телеграмму в ЦКБФ. Пусть там изберут еще трех человек и пришлют на съезд вместо центрофлотцев!

Эту мысль поддержали. В тот же день Центробалт провел дополнительные выборы и направил в Петроград П. Д. Малькова, П. С. Сутырина и П. Я. Ряммо.

Открытие съезда задерживалось. Чтобы не терять зря времени, мы по предложению Петербургского комитета РСДРП (б) в эти дни выступали на рабочих и солдатских митингах, рассказывали о положении на флоте, о том, что балтийцы уже не подчиняются Временному правительству и готовы в любой час поддержать питерский пролетариат. Некоторые из нас выполняли отдельные поручения Военно-революционного комитета, готовившего вооруженное восстание.

Однажды на одной из улиц Петрограда я вдруг встретил своих старых товарищей по подполью – Василия Марусева и Федора Дмитриева. Обрадованные встречей, мы спрятались от дождя в какую-то подворотню, чтобы поговорить. Когда стало темнеть, Марусев сказал:

– Негоже нам тут торчать – продрогли уже совсем. Может быть, зайдем в гости к Старку? Это недалеко...

Старк одно время работал в Гельсингфорсском комитете. Направились к нему.

Он встретил нас приветливо. Оказалось, что мы угодили прямо к ужину. Нас усадили за стол. Приятно было сидеть в теплой, уютной комнате, не торопясь потягивать крепко заваренный чай. Беседа наша оказалась неожиданной, но интересной. Речь шла о том, что больше всего волновало каждого в те дни – о вооруженном восстании. Марусев, Дмитриев и я считали вопрос предельно ясным – надо разгонять Временное правительство, заключать .мир, отдавать крестьянам помещичью землю. Старк же был настроен не так оптимистично.

– В том, что в нынешней обстановке мы сможем взять власть в свои руки, я не сомневаюсь, – произнес он, – а вот как ее потом удержать, как управлять таким огромным государством? Вы над этим не задумывались?

Признаюсь, для меня такие мысли были новыми. Я считал, что сейчас главное – взять власть. А как ее удержать, подумаем, когда она будет у нас в руках. Конечно, это хорошо, что Старк смотрел вперед. Но плохо, что не был уверен в нашем завтрашнем дне. Правда, впоследствии он принимал активное участив в революции, в строительстве молодого Советского государства. Несмотря на некоторые колебания, Старк честно ж добросовестно выполнял партийные решения.

Ушли от него поздно. Несмотря на непогоду, на улицах было полно народа. Петроград напоминал огромный вооруженный лагерь. То и дело по мостовым грохали тяжелыми сапогами солдаты вызванных Временным правительством столицу воинских частей, маячили конные казачьи разъезды, подразделения юнкеров несли охрану почты, телеграфа и телефона.

Боясь корабельной артиллерии, Временное правительство с помощью Морского министерства решило удалить из Петрограда "Аврору", которая только что закончила ремонт на Франко-Русском заводе. Исполняющий обязанности командира лейтенант Эриксон получил приказ выйти в море для опробования машин. Однако вскоре в адрес судового комитета "Авроры" пришел другой приказ – от Центробалта. О нем Эриксон доносил командующему Балтийским флотом адмиралу Развозову: "Сегодня днем председатель судового комитета получил приказание от Центробалта впредь до его распоряжения не выходить из Петрограда. Председатель судового комитета настаивал перед Дыбенко по юзу на необходимости выхода крейсера на пробу машин, которую предполагается произвести в среду, а завтра должны были перейти в Кронштадт. Дыбенко настаивает на том, чтобы крейсер 25-го и 26-го оставался в Петрограде. Председатель судового комитета ослушаться распоряжений Цевтробалта не считает возможным, о чем и заявил мне".

"Аврора" осталась в столице. Кроме нее Центробалт прислал еще четыре эсминца. Из Кронштадта пришел минный заградитель "Амур". К началу восстания на Неве стоял внушительный отряд боевых кораблей. Один их вид вызывал дрожь у защитников Временного правительства.

Зато моряки приход боевых кораблей встретили восторженно. Наконец-то настал момент, о котором мы так долго мечтали.

– Думал ли ты, Коля, – спрашивал меня Сапожников, – что вое будет вот так?

– Нет, – признался я, – по-другому все представлялось. Более стихийно...

Восстание началось до открытия II Всероссийского съезда Советов. По указанию Петроградского ВРК, разместившегося в Смольном, 24 октября отряды Красной гвардии вышли на улицы. К Смольному потянулись вооруженные рабочие петроградских заводов, из Колпина и Сестрорецка. У ступенек института были установлены орудия, за оградой пофыркивали моторы броневиков. Подступы к столице охранялись революционными частями.

Ночью рабочие и матросские отряды заняли мосты, телеграфное агентство, почтамт, вокзалы, государственный банк и другие важные объекты, окружили Зимний дворец. Утром 25 октября на улицах столицы появилось обращение "К гражданам России", в котором говорилось, что Временное правительство низложено и власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Автором исторического воззвания был В. И. Ленин.

Один только Зимний дворец оставался пока еще в руках бывшего правительства, отрезанного от города и от страны плотным кольцом восставших рабочих, матросов и солдат. Его распоряжениям подчинялись только подразделения юнкеров да женский ударный батальон. Выставив из-за поленниц дров стволы пулеметов и винтовок, защитники Зимнего упрямо держались. Они не сдавались, надеясь на помощь, которую обещал оказать сбежавший из Петрограда Керенский.

Вечером 25 октября начал свою работу II Всероссийский съезд Советов. Делегаты разместились в актовом зале не только на стульях, но и на подоконниках, многие стояли в проходах, теснились в дверях. Наша группа разместилась в первых рядах. Нам хорошо был виден президиум.

Хотя съезд в подавляющем большинстве состоял из представителей большевиков, открыл его меньшевик Дан. За столом рядом с ним сидели Гоц и Абрамович. Все они принадлежали к руководящему ядру отжившего свои дни соглашательского ЦИКа.

Заметно расстроенный, Дан поднялся на трибуну, подождал, пока утихнет шум, затем стал говорить о том, что съезд собрался в исключительной обстановке и Центральный исполнительный комитет считает ненужным открывать заседание политической речью.

– Я являюсь членом президиума ЦИКа, – напомнил Дан. – Мои партийные товарищи сейчас находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров...

После его слов делегаты зашумели, с разных сторон раздались выкрики:

– Позор!

– Долой корниловцев!

– Предатели!

Сидевший невдалеке от нас черноморский матрос с георгиевской лентой на бескозырке вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Железняков уважительно посмотрел на него, А Дан, стараясь сохранять спокойствие, терпеливо ждал, когда все смолкнут. Наконец такой момент наступил, и он сказал:

– Заседание Второго съезда Советов объявляю открытым и предлагаю приступить к выборам президиума.

Представители соглашательского ЦИКа торопливо покинули свои места за столом. Делегаты быстро избрали президиум, в основном состоявший из большевиков. Начались выступления. Внезапно какой-то взъерошенный человек, обращаясь к председателю, попросил слова для внеочередного заявления. Он чуть ли не бегом влетел на сцену. Срывающимся голосом он закричал, что Зимний дворец обстреливается пушками Петропавловской крепости и морскими орудиями "Авроры".

– Мы протестуем! – восклицал он, заламывая, руки. – Мы покидаем съезд и идем к Зимнему дворцу умирать вместе с нашими братьями!

И действительно, после его сообщения группа меньшевиков демонстративно вышла из зала. Кто-то из матросов крикнул:

– Скатертью дорожка!

А Железняков вдруг толкнул меня в бок, с озорной усмешкой сказал:

– Пойдем и мы с тобой, поглядим, как они "умирать" будут... Чего нам тут сидеть, речи слушать? Может, у Зимнего и для нас дело найдется? Часть наших ребят уже давно на Дворцовую площадь ушла.

Я согласился с ним. Выйдя из Смольного, направились к Зимнему. По пути мы раздобыли винтовки, хотя у нас имелись пистолеты. Чем ближе подходили к Дворцовой площади, тем громче слышался треск ружейных и пулеметных выстрелов. Со стороны Петропавловки звонко грохали пушки. Мы обогнули площадь и через Невский вышли к Александровскому саду возле Адмиралтейства. Здесь было полно матросов. Кто-то окликнул Анатолия, и к нему подошли сразу несколько человек. Оказалось, что здесь ждали сигнала матросы из Машинной школы. Желёзнякова окружили тесным кольцом.

Но разговаривать было некогда. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда начинался решительный штурм Зимнего дворца. Его крыло, обращенное к Адмиралтейству, было высвечено лучами прожекторов с "Авроры" и стоявших возле Николаевского моста эсминцев.

Вскоре со стороны Миллионной улицы и арки Главного штаба плеснулось и затопило все пространство грозное "ура!". С каждой секундой оно звучало все громче. Мы тоже закричали и кинулись вперед.

Вместе с другими я побежал к дворцу. Когда поравнялись со штабелями дров, за ними никого не оказалось: юнкера и ударницы бежали во дворец. Мы начали их преследовать и вслед за ними ворвались в вестибюль. Тут они побросали оружие.

Потеряв Железнякова, я побежал вместе с матросами и красногвардейцами по лестнице вверх, проскочил какую-то площадку и очутился возле распахнутой настежь высокой двери. Бросился туда. В небольшом зале, окруженная плотным кольцом матросов, рабочих и солдат, стояла группа испуганных людей. Это были министры Временного правительства. Лишь адмирал Вердеревский, которого я хорошо знал по Гельсингфорсу, казался спокойным.

Возбуждение постепенно улеглось. Установилась тишина. Впоследствии, вспоминая этот момент, я понял, что, ворвавшись в зал заседания Временного правительства, многие из нас попросту не знали, что делать дальше. Момент был напряженным. Для министров дело могло окончиться плачевно. Кинься на них какой-нибудь обозленный солдат-фронтовик – и их бы смяли. Но в эту минуту появился среднего роста человек в очках, в помятой фетровой шляпе. Выйдя вперед, он сказал спокойно и властно, обращаясь к министрам:

– Именем Военно-революционного комитета вы арестованы!

Это был член ВРК Антонов-Овсеенко.

В зале снова поднялся гул, но быстро смолк. Все хотели видеть и слышать, что будет делать дальше Антонов-Овсеенко. А он подозвал поближе группу моряков, приказал оцепить арестованных. Балтийцы хорошо знали Владимира Александровича в лицо. Его авторитет на флоте был непререкаем, и матросы тотчас же выполнили его распоряжение.

Антонов-Овсеенко составил акт об аресте и приказал препроводить министров в Петропавловскую крепость. Сам он тоже отправился с конвоем...

На другой день я встретился с товарищами из Центробалта в Смольном. Здесь мы узнали, что в здании Петроградской городской думы минувшей ночью была создана контрреволюционная организация, присвоившая себе пышное название – "Комитет спасения родины и революции". В нее вошел и президиум Центрофлота. Услышав об этом, Иван Сапожников со злостью сказал:

– Докатились соглашатели! Ну уж этого матросы им не простят.

Наши товарищи решили посоветоваться с членами Военно-революционного комитета. А мне и Железнякову удалось поговорить с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Мы встретили его в коридоре Смольного, остановили и попросили совета. Феликс Эдмундович внимательно выслушал нас, твердо сказал:

– Вопрос, по-моему, ясный. Разогнать надо этот Центрофлот. Настало время морякам новый революционный орган создать. Думаю, что вы, делегаты съезда, могли бы это сделать сами. Здесь сейчас представители всех флотов, и вы вполне можете образовать что-то вроде общефлотского ревкома, который временно, пока мы не организуем народные комиссариаты, может возглавить всех военных моряков России.

Матросы – делегаты II Всероссийского съезда Советов собрались вместе, чтобы избрать новый полномочный орган взамен соглашательского Центрофлота. Назвать его решили Военно-морским революционным комитетом (ВМРК). Кто-то предложил на пост председателя кандидатуру Ивана Ивановича Вахрамеева. Предложение дружно поддержали.

Впервые я познакомился с Вахрамеевым на втором съезде моряков Балтийского флота, на который он был избран от транспорта "Оланд". Неторопливый, уверенный, взвешивающий свои слова и поступки, Вахрамеев понравился нам своей деловитостью, умением обстоятельно решать вопросы. В его кандидатуре мы не ошиблись. На новом посту Иван Иванович проявил себя талантливым организатором. Всего в первый состав ВМРК были избраны одиннадцать человек – Василий Мясников, Николай Неверовский, Виктор Пенкайтис, Анатолий Железняков и другие товарищи. В состав комитета вошел и я.

В тот же день мне удалось побеседовать с членом Петроградского Военно-революционного комитета прапорщиком Н. В. Крыленко. Он сказал, что наряду с другими народными комиссариатами намечено создать и комиссариат по делам военно-морского флота. Он поинтересовался, как отнесутся матросы к тому, чтобы привлечь к работе адмирала Вердеревского. Я ответил, что Вердеревский – человек знающий и очень опытный. Если он согласится сотрудничать с Советской властью, то лучшей кандидатуры, пожалуй, не сыскать. Тем более что с ним рядом будут работать наши товарищи, которые обеспечат правильную политическую линию. Если же он откажется, то можем выдвинуть кого-нибудь из своих. Дыбенко, например.

Адмирал Вердеревский отказался от предложенного поста. Выпущенный из Петропавловской крепости, он вскоре эмигрировал во Францию. В годы второй мировой войны, уже будучи глубоким стариком, он участвовал в борьбе против гитлеровских захватчиков, оккупировавших Францию. После изгнания оккупантов вместе с многими другими эмигрантами попросил предоставить ему советское гражданство. Просьбу его удовлетворили. Конец своей жизни он прожил гражданином Советского Союза.

Крыленко, так же как и Феликс Эдмундович Дзержинский, посоветовал нам не медлить с роспуском Центрофлота. Здесь же, в Военно-революционном комитете, мне вручили мандат, из которого явствовало, что я назначаюсь комиссаром Морского министерства и Адмиралтейства. Мне объяснили, что нужно будет проследить за тем, чтобы министерство с самого начала четко выполняло распоряжения Советской власти.

Я готов был немедленно идти в Адмиралтейство, но Крыленко посоветовал мне сначала побывать на заседании съезда. Увидев, что я колеблюсь, он добавил:

– Владимир Ильич сегодня выступать будет.

Услышав это, я немедленно помчался в актовый зал. Как и в первый день, народу было битком. Хорошо, что товарищи как-то умудрились сохранить свободное место.

Заседание шло как обычно. Но вот председательствующий Яков Михайлович Свердлов объявил, что сейчас перед делегатами выступит Ленин. Зал словно взорвался, загремел овациями, приветственными возгласами. Когда Владимир Ильич вошел в зал, все встали.

До этого я видел Ленина на Апрельской конференции. Теперь он показался мне похудевшим и утомленным. Непривычно было видеть его гладко выбритым без усов и бородки. Ленину пришлось их сбрить, когда он скрывался в подполье от ищеек Временного правительства.

Поднявшись на трибуну, Владимир Ильич вытянул вперед руку, останавливая овации. Едва они смолкли, он заговорил, как всегда, энергично и бодро. Владимир Ильич повел речь о том, что больше всего волновало миллионы людей, – о мире. Слушали его в напряженном молчании, боясь проронить хоть одно слово. Ленинский Декрет о мире был принят с небывалым воодушевлением.

В тот же вечер по второму докладу Ленина съезд принял еще один декрет, возвестивший, что отныне вся помещичья земля без всякого выкупа переходит в руки трудового народа. Горячими, долгими овациями съезд приветствовал и образование первого Советского правительства во главе с Владимиром Ильичем Лениным.

Дождавшись перерыва в заседании, я все же решил пойти в Морское министерство. В Адмиралтействе уже никого не было, кроме дежурных. Предъявив свой мандат, я попросил телеграфистов связать меня по прямому проводу с Центробалтом. Через несколько минут они сказали, что на проводе Дыбенко.

Здесь для точности я приведу сохранившийся в архиве текст нашего разговора:

Ховрин: В Петрограде помимо съезда образовался "Комитет спасения революции", в состав которого вошли большинство оборонцев городской управы, представители меньшевиков и оборонцы, ушедшие со съезда, и представители Центрофлота, за исключением меньшинства его членов. Я говорил с Крыленко частным образом. Есть идея распустить его, организовав из членов съезда временный Морокой революционный комитет, который завтра соберется. Арестованный Вердеревский находится в Петропавловской крепости. Кроме того, имел разговор с Крыленко в Революционном комитете, который высказался, что есть намерение привлечь Вердеревского в министерство. Конструкция власти будет коллегиальная. В состав Морской коллегии намечены кандидаты: Антонов, Крыленко и Дыбенко. Ответь на эти вопросы.

Дыбенко: Вошли ли в "Комитет спасения" представители от Балтики? По флоту объявлено постановление исполнять приказания только Центробалта, в оперативных делах – комфлота. Почему у аппарата все время стоят кадеты в виде Клименко, который совершенно не дает никаких сведений? Если у вас мало людей, верных революции, то мы пришлем от Балтики. Сообщи полностью, какие перемены. Прибыли ли наши четыре миноносца... пришли ли эшелоны, посланные из Гельсингфорса? Для них послана провизия, шестьсот пудов. Сделай справку, если нужна провизия, пришлем еще. Миноносцы и эшелоны посланы в распоряжение Петроградского революционного комитета. Команду Балтики убрать от Центрофлота.

Ховрин: Часть членов Балтики вошла в "Комитет спасения". Я назначен комиссаром в Морское министерство. Караул подчиняется только мне. С завтрашнего дня мы назначаем своих комиссаров. Посылать что-либо обождите, за исключением провианта. Все части войск, посланные вами, находятся в распоряжении Революционного комитета, в том числе и миноносцы. Положение везде до некоторой степени выясняется. Части войск, направленные против Петрограда, присоединяются к нам. Керенский утром 25 октября выехал из Петрограда в Гатчину, призывал войска идти на Петроград. Войска отказались. В Казани происходит сражение, то же и в Царицыне. Из других мест сообщений не имею. Ответь на вопросы о Вердеревском и Центрофлоте.

Дыбенко: Центрофлот объявить неправомочным ввиду того, что Балтийский флот лишит мандатов своих представителей, защищающих Керенского. Вердеревский под сомнением, вопрос не обсуждался. Узнай, где Дмитриев. Требуется бригадный на крейсеры. Из каких частей представители Балтики вошли в "Комитет спасения"? Укажи фамилии; если сейчас не знаешь, то постарайся узнать. Финляндия объявлена на военном положении ввиду того, что буржуазная гвардия покушается сделать нападение на наши войска. Приняты все меры. Вместо Некрасова назначены два комиссара. Флот в возбужденном настроении и рвется в бои на баррикады. Приходится сдерживать. Комиссары Временного правительства Онипко и Франкфурт устранены. "Народная нива" за погромный призыв закрыта. Редактор арестован. Редакция реквизируется для левых эсеров по соглашению с Центробалтом.