Текст книги "Утро под Катовице (СИ)"

Автор книги: Николай Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Форсировав две лесных речушки и попетляв среди деревьев, мой панцер, наконец, приблизился к опушке. После чего, выбравшись из танка и прихватив снайперскую винтовку, я выглянул на открытое пространство. Впереди, примерно в полукилометре от леса, с юга на север параллельно опушке шла грунтовка, вот её-то и использовали немцы, чтобы захлопнуть капкан. Правее от меня, спешно маскируясь на хуторском подворье, расположенном за дорогой, занимал расчет 37-миллиметровой противотанковой пушки. А в четырёх сотнях метров севернее своих коллег противотанкистов, стояла готовая к бою лёгкая пехотная пушка 75-миллиметрового калибра. «А их сюда зачем притащили, – удивился я, разглядывая их в монокуляр, – хотя… броню не пробьют, но вот гусеницу сбить они могут легко, а мне этого будет достаточно.». Дальше по дороге в обе стороны так же стояли артиллерийские расчеты, но они были менее опасны из-за бо́льшего расстояния. Быстро состряпав в уме план боя, я не стал откладывать дело в долгий ящик и приступил к делу, произведя пять выстрелов из снайперской винтовки по немцам. Результативными получилось только два первых выстрела, которыми я выбил командира расчета и наводчика противотанкистов. Остальные намеченные цели успели грамотно спрятаться. Ну, и это уже неплохо! Бегом вернувшись в танк, я вывел его на опушку таким образом, что в прямой видимости была только 37-миллиметровая пушка. Без командира и наводчика расчету при виде моего танка оставалось только броситься в разные стороны до того, как фугасно-осколочный снаряд превратил их орудие в металлолом. Не обращая внимания на то, как живописно разлетаются в сторону колеса немецкого орудия, я сдал задним ходом в лес, а через пару секунд на месте моей последней огневой позиции вспух султан фугасного разрыва, это расчет 75-миллиметровой пушки засек место моего выстрела и сейчас один за другим посылает сюда фугасы. Под аккомпанемент частых разрывов я переместился левее на двести метров, высунулся из леса и, скользнув на место наводчика, произвел выстрел. Здесь шло соревнование на скорость, но я подгадал момент, когда они только что выстрелили, то есть им необходимо было время зарядить и перенацелить свою пушку, у меня же орудие было уже заряжено, да и большой точности не требовалось – фугас, взорвавшийся на расстоянии пяти метров от полевой пушки, уверенно вывел и расчет, и орудие из строя. Убедившись в успехе, я повел танк на прорыв. Немедленно активизировалась немецкая артиллерия, расположенная на удалении от траектории моего бегства, но попасть по маневрирующему на высокой скорости танку с расстояния более пятиста метров очень непросто. Тем более, что данную местность только условно можно было назвать открытой, так как здесь были кусты, отдельные деревья и постройки хуторов, скрывавшие меня от наводчиков. Да и рельеф местности был довольно неровным, что, опять же играло мне на руку. В общем, несмотря на все усилия противника, мне удалось уйти за пределы дистанции поражения.

Проехав километров десять, я остановился в поросшей кустарником ложбине между двух небольших холмов и, выбравшись из танка поднялся на ближайший пригорок, возвышающийся над окружающей местности метра на четыре, осмотрелся. Несмотря на свой хмурый вид, низко нависшие тучи не поливали влагой землю, однако воздух был достаточно насыщен влагой, чтобы устранить возможность появления пылевых шлейфов над транспортными колоннами. Поэтому с моего наблюдательного пункта разглядеть на дальних расстояниях передвижение механизированных средств противника, было довольно сложно. Но с уверенностью можно было сказать, что в радиусе пять – семь километров немцев не видно, а значит, есть время поесть и подумать.

Вернувшись к панцеру, через командирский люк я позвал Болеславу:

Милая, как насчёт пообедать?

А что, всё? – тревожно ответила вопросом на вопрос девушка, не вылезая из люка.

Пока всё, но ненадолго, надо поесть, и дальше рванем! – сказал я, как можно более оптимистичным тоном.

Девушка все же вылезла из люка, обвила мою шею руками и зашептала на ухо, дрожа всем телом:

Мне страшно, взрывы были очень близко, мне казалось, что вот-вот в нас попадет.

Ну да, я-то смотрел только вперёд, а там взрывов было мало, а она из командирский башенки могла наблюдать более полную картину.

Ну, ничего, милая, видишь, всё обошлось и дальше все будет хорошо, обещаю, – как мог, попытался я успокоить девушку, – сейчас нужно поесть, и выдвигаться дальше.

Ага, сейчас, – моя спутница вновь исчезла в люке и вскоре передала мне мешок со снедью, вслед за которым и сама выбралась из башни с ножом в руке.

Вскоре я жевал хлеб с салом, обдумывая ситуацию. Ту немецкую артиллерию, что пыталась меня остановить, можно исключить из числа опасных объектов. Как я успел заметить, пушки были на конной тяге и меня им теперь не догнать. Но немцы в любом случае не успокоятся и будут снимать подразделения, идущие по шоссе, к северу от которого я сейчас нахожусь, и выставлять заслоны. Основную опасность представляет механизированная группа, от которой я уходил в лесу. Там, опасаясь засады, они шли медленно, но сейчас должны ускориться, двигаясь по оставленному мной следу. Мне в этой ситуации можно было рвануть на восток, часто меняя направление, но сегодня тринадцатое сентября, и к Львову немцы вышли только вчера. Сейчас там фактически нет линии фронта, то, что называется слоёным пирогом и очаговые напряженные бои, так что плотность войск довольно высокая, что с одной, что с другой стороны. Достаточно вспомнить, что Перемышль немцы возьмут только пятнадцатого числа. Но и здесь кружить – тоже не лучший вариант, рано или поздно загонят. Поэтому двигаюсь на восток, но не форсируя скорость.

Покончив со скорым обедом, я вновь поднялся на холм, чтобы соотнести свои планы с реальной обстановкой и стал осматриваться, отхлебывая воду из фляжки. Кофе явно не хватает. «Ну что за жизнь, никакого комфорта! И чего этим немцам неймётся? Никак ведь отставать не хотят!» – раздражённо думал я, наблюдая в монокуляр, как упорно ползут по моему следу немецкие танки – две «тройки и четыре «двойки» в сопровождении двух грузовиков с пехотой. «Неплохо упаковались, курвы!» – ругнулся я и осмотрелся по сторонам – вроде бы вокруг больше фрицев не видать. Мысленно проложив маршрут, я спустился с холма, с минуту потратил на Болеславу: обнял, поцеловал, прошептал на ушко десяток нежных слов и усадил ее на командирское кресло. Потом сменил ленту в курсовом пулемете и сел за рычаги. Теперь мой путь лежал на юго-восток, в направлении крупного лесного массива, которого я достиг за полчаса, проехав по грунтовой дороге, проходящей через небольшую деревеньку. Приблизившись к лесу, я не стал сразу въезжать в него, а проехал по этой дороге вдоль опушки полтора километра на восток, и только тогда въехал под сень соснового бора. Тут растительность существенно отличалась от леса, служившего моим предыдущим убежищем. Там был широколиственный лес с густым подлеском из кустарника. Здесь же под стройными соснами почти отсутствовала какая-либо другая растительность, что вкупе с довольно редким расположением деревьев обеспечивало широкий обзор и давало возможность движения на неплохой скорости. Оценив окружающую обстановку, я повернул направо и снова двинулся вдоль опушки, делая таким образом петлю, чтобы по лесу возвратиться к той же дороге, где я ехал ранее. Выбрав удобное место и скрыв танк за растущей на опушке молодой порослью, я, перебравшись на место наводчика, зарядил пушку бронебойным и перебросился со спутницей парой ободряющих фраз.

Вскоре появились преследователи. Как я и надеялся, двигались они уверенно, без передового дозора, предоставляя мне прекрасную возможность для атаки, которой я и не преминул воспользоваться, вогнав снаряд в борт передовой «тройке», после чего, прыгнув за рычаги, с максимальной скоростью сдал назад, наблюдая как во все стороны летят щепки, выбиваемые из деревьев очередями бьющих наугад «двоек». Теперь быстро сматываться. Втягиваться в танковый бой, имея только одного человека в экипаже (Болеславу за боевую единицу, разумеется, не считаем) – стопроцентное самоубийство. Исходя из этих соображений, я на максимальной скорости двинулся на восток. А немцы, надеюсь, теперь будут медленно ползти, высылая дозоры во все стороны. Так что теперь бо́льшую опасность будут представлять заслоны, от применения которых фрицы вряд ли откажутся. Поэтому двигаемся осторожно, смотрим вперёд и меняем направление. Обдумав таким образом тактику дальнейших действий, я обратился к Болеславе по «говорилке»:

Как ты там, милая, все хорошо?

У меня все в порядке, любимый, но мне всё-равно страшно. Они ведь кругом!

Не боись, прорвёмся!

Ну и дальше в том же духе, она делилась своими страхами, а я, с максимальной уверенностью в себе, убеждал её, что всё будет хорошо.

Так, разговаривая со спутницей, я вел танк на восток в течении сорока минут, преодолев за это время около восьми километров по пересечённой местности. Согласно карте, до окончания этого лесного массива оставалось около пяти километров. С очень высокой долей вероятности, фрицы приготовили мне там теплую встречу, которой мне хотелось бы избежать. Исходя из этих соображений, я свернул на север и уже через десять минут подъехал к опушке, остановившись под крайними деревьями. Затем, выбравшись из танка, я задумчиво осмотрел растущие поблизости сосны, убеждаясь, что забраться на них для осмотра окрестностей нет никакой возможности. Поэтому с максимальной осторожностью я прокрался через полосу молодой поросли, растущей вдоль опушки, и осмотрелся вокруг. Из-за рельефа местности радиус обзора был не более полутора километров, но можно было с уверенностью утверждать, что в секторе обзора немецких заслонов не было. Вряд ли бы они смогли здесь качественно замаскироваться за тот небольшой промежуток времени, когда им стала ясна траектория моего движения. Ещё раз окинув взглядом два хуторских подворья и сжатое пшеничное поле, я приметил холм, нет даже не холм, а небольшое повышение рельефа, пригодное для более информативного осмотра окрестностей. А то ведь пока я даже не мог определиться с точкой местоположения на карте – в лесу-то ориентиров и нет практически. Определившись с ближайшими планами, я вернулся в танк и, проехав три сотни метров, остановился на выбранном возвышении. Сказав спутнице, чтобы она перебралась на место заряжающего, сам сел на командирское место и в смотровые щели внимательно огляделся. Не заметив ничего опасного, открыл люк, высунулся по пояс и тщательно осмотрел округу с помощью монокуляра. На расстоянии несколько большем, чем четыре километра, практически на пределе обзора, в моем направлении движутся два грузовика, что везут или буксируют непонятно, так как над кустарником видны только крыши кабин и тентов. Не факт, что они едут по мою душу, но исходить надо из этого. Кроме этого отряда, ничего, достойного внимания, видно не было. Определившись с картой и дальнейшей траекторией своего движения, я продолжил путь, принимая севернее для того, чтобы избежать столкновения с немецким отрядом. Однако полностью избежать встреч с гитлеровцами не удалось. Преодолев четыре километра в выбранном направлении, мне пришлось проехать по деревне, в которой, как оказалось был немецкий гарнизон. Увидев разбегающихся в панике фрицев, я лишь прибавил скорость, чтобы проскочить опасное место. Очевидно, в ближайшей округе все немцы предупреждены о злобном поляке на угнанном танке. За околицей вновь сменил направление движения и, проехав три километра на восток, я въехал по грунтовой дороге в широколиственный лес. Затем, углубившись в заросли, повернул на юг, двигаясь по дну неглубокого ручья. Пройдет совсем немного времени и текущая вода смоет оставленную танком колею, затрудняя преследование. Ещё через час я покинул русло и, отъехав на сотню метров тщательно затер отпечатки гусениц. Разумеется, полностью скрыть факт моего движения здесь не получилось, но время близится к вечеру, а в темноте эти следы обнаружить будет нереально, даже с помощью фар и фонарей. Двигаясь далее, к началу сумерек, я достиг южной оконечности лесного массива в пяти километрах севернее Жешува. Здесь, проявляя необходимую осторожность, я забрался на раскидистый бук и осмотрелся. Сразу за опушкой начинался луг, на котором спокойно паслось многочисленное стадо коров под присмотром престарелого пастуха. Далее выпас упирался в обширные сады, за которыми виднелись черепичные крыши сельских домов. И только парный немецкий пост у околицы вносил некоторый диссонанс в этот пасторальный пейзаж. Да ещё и дорога местного значения, проходившая через село в двух с половиной километрах от меня. Большая часть дороги была скрыта садами и сельскими постройками, но через редкие просветы было видно, что там в восточном направлении движется колонна пехотного полка. «Не по мою ли душу?» – возник у меня закономерный вопрос, но, поразмыслив, я решил, что, скорее всего, немецкая часть идёт в сторону Львова, так как продолжение этой дороги выходит к одному из немногих мостов через реку Сан. Закончив с изучением колонны, я более тщательно осмотрел постовых. Два молодых фрица расслаблено стояли, опираясь на дощатый забор и были поглощены дружеской беседой. Похоже меня здесь не особо ждут, для проформы пост выставили, да и всё. Но расслабляться, конечно же не стоит. Сделав этот оптимистический вывод, я вернулся к танку и, забравшись на башню, попросил Болеславу подать мне три банки тушёнки, чтобы поставить их греться на двигатель. Девушка, покопавшись в наших припасах, передала мне банки, потом потянулась ко мне губами для поцелуя, от которого, разумеется, я не стал уклоняться. Но уже через секунду волна дремавшего весь день желания захлестнула мои тело и разум, банки полетели на землю, и мы с Болеславой бросились друг на друга. А ещё через полчаса, отдышавшись и приведя одежду в порядок, мы сидели с девушкой на корме танка и молча ели холодную тушёнку в прикуску с черствым хлебом. Я думал о дальнейших планах движения и о том, что поспать сегодня, наверное, не получится. А Болеслава думала… да кто его знает, что у нее на уме?

Анджей, а ты на мне женишься? – ну вот, теперь знаю, да и нетрудно было догадаться. И только я открыл рот, чтобы рассыпаться в обещаниях, как она продолжила, – нет, ничего не говори, какая я глупая, ты ведь мне ничего не должен, ты ведь посланник, а я тебя недостойна…

Ну что ты, милая… – бросив пустую банку на землю, я обнял девушку за талию, а другой рукой погладил по голове, – никакой я не посланник, и я тебя люблю и женюсь на тебе.

Правда? – Болеслава заглянула мне в глаза с такой щенячьей надеждой, что мне стало неловко – ну как тут можно что-то гарантировать?

Правда! – как можно уверенней ответил я.

Значит, мне нужно будет развестись с Казимиром, – тут же начала она строить планы, снова положив мне голову на плечо, – даже не знаю, как это сделать… А ты точно посланник, я знаю, что ты не из нашего мира, другие не замечают, а я чувствую… – перескочила Болеслава на другую мысль, но я остановил её нежным поцелуем.

Это все потом, сначала надо вырваться отсюда, – прервал я это разоблачение попаданца и, соскочив с кормы, вновь отправился на свой древесный наблюдательный пункт.

На часах было ещё без четверти семь, но, благодаря плотным тучам, уже наступила непроглядная ночная темень для всех людей под этим неприветливым небом, за исключением одного человека – меня. С дерева мне все также была видна дорога, по которой по прежнему шла пехота. Тут следует отметить, что пехотная колонна состоит не только лишь из одних пеших солдат, вместе с ними по польской земле лошади волокут тяжело груженые телеги и пушки, вслед за ними со скоростью пехотинца тащатся грузовики. Поразмыслив, я вернулся в танк, сказал спутнице, чтобы она заняла свое место в башне и переместил панцер на километр восточнее. Забравшись на новом месте на дерево, я убедился, что поступил правильно – открывшийся вид давал гораздо лучший обзор на дорогу. Теперь можно было планировать, основываясь на достаточном количестве исходных данных. Насколько я мог сейчас видеть, у меня была возможность выехать на дорогу, не потревожив посты, выставленные в селе, так как поблизости от подворий, расположенных между мной и шляхом, фрицев видно не было. Для большей надёжности я слез с дерева и пробежался почти до самой дороги, обследуя будущую траекторию движения. Да, немцев здесь нет и собаки не лают. То есть присутствуют все основные условия для тайной операции. Поэтому, вернувшись, я вывел танк из леса и, проехав вперёд, остановил его в двух сотнях метров от дороги, даже не думая о маскировке, наоборот, убрал с брони все маскирующие ветки. Теперь оставалось только дождаться прорехи в движении. Выключив двигатель, я, подвинув спутницу, перебрался на командирское место, и высунулся по пояс из люка, всматриваясь в движущиеся по шляху немецкие войска. Примерно через час моё терпеливое ожидание было вознаграждено – вслед за пешей колонной проследовали два десятка грузовиков, после которых дорога осталась пустой. Понимая, что такую возможность нельзя упускать, я вернулся за рычаги, запустил не успевший ещё остыть двигатель и двинулся вперёд, быстро догнав колонну и пристроившись к ней сзади. Болеславе я сказал, чтобы она, сидя на командирском месте внимательно следила за дорогой сзади и сообщила, когда сзади появится транспорт. Немцы из впереди идущей колонны никак не прореагировали на моё появление, в кузовах солдат не было – тенты были закрыты наглухо, а из кабины мой панцер можно было увидеть только в зеркало, а много ли там разглядишь? Ну едет кто-то, только свет фар и видно. Так и тащились потихоньку на в ночной тьме через польские просторы. Через час Болеслава сообщила, что сзади издали виден свет фар, который, по всей видимости, принадлежал механизированному подразделению, так как довольно быстро приближался. Меня эта ситуация несколько нервировала, хотя я был почти уверен, что они для меня опасность не представляют. Но, как бы то ни было, в течении часа эта колонна нас догнала и пристроилась сзади, перейдя на черепашью скорость пехоты, идущей впереди меня. Такой порядок движения сохранялся почти до полуночи и мне стоило огромных усилий не заснуть за рычагами.

Дрема накатывала волнами, она то набрасывалась на мой разум и тело наливая свинцом веки и подбрасывая короткие сновидения-галлюцинации, которые мне удавалось отогнать лишь напряжением силы воли, то отступала, и тогда я встряхивался, осознавая опасную реальность окружающей действительности. Попытка привлечь Болеславу к помощи в деле борьбы со сном не увенчалась успехом – девушка лишь что-то сонно промычала в «говорилку», дав понять, что в этом вопросе она мне уже не союзник. И вот, в половине двенадцатого ночи, когда я уже стал обдумывать, как бы мне свернуть в какой-нибудь лес или рощу для отдыха, впереди идущие автомобили неожиданно для меня остановились. Я тоже нажал на тормоз и, взяв свою флягу, отпил из неё и с удовольствием протер лицо влагой, а то во время движения необходимость держать рычаги обеими руками лишала меня меня этой простейшей возможности взбодриться. Сонливость отступила, и мне оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Происходящее на дороге впереди меня, было скрыто кузовом грузовика, поэтому я решил совместить необходимое с полезным: выбравшись из люка отошёл на левую обочину и, с наслаждением опустошая переполненный мочевой пузырь, осмотрелся. Благодаря своему отличному ночному зрению, я смог сразу определить причину остановки – пехотный полк располагался на привал в чистом поле. Потом я глянул на технику, которая следовала позади меня, а то Болеслава ранее мне могла сообщить только том, что видит фары, теперь же мне было видно три броневика, вставших непосредственно за панцером и десяток грузовиков за ними, оттуда тоже вылезали фрицы и справляли свои надобности. Несколько немцев направились в мою сторону, но я не стал их дожидаться и вернулся в танк, к которому они не проявили никакого интереса, пройдя дальше. Заняв кресло мехвода я ещё раз умылся водой из фляжки, нашел в припасах чёрствый хлеб и копчёную колбасу и с аппетитом перекусил. А вскоре тронулись с места стоявшие передо мной грузовики. Теперь стало очевидно, что они не входили в состав пехотного полка, как я предполагал ранее. Я поехал вслед за ними, стараясь не отставать, чтобы создать видимость единой колонны. Теперь, когда впереди не было сдерживающего фактора в виде пехоты, скорость существенно возросла и уже через час, проехав по мощеной булыжником улице крупного села и миновав два дорожных поста, не обративших на мой танк никакого внимания, я проехал по мосту через Сан. На восточном берегу также было село, но уже меньшего размера в котором я проделал следующий маневр: съехал с дороги и встал у обочины, пропустив следовавшие за мной подразделение, а затем пристроился сзади этой колонны и, проехав мимо очередного немецкого поста, покинул село. Сделано это было по следующим соображениям: мне была нужна возможность не привлекая внимания покинуть колонну, а тут, в населенном пункте с немецким гарнизоном, выход из колонны должен вызвать куда меньше подозрений. Далее, проехав так ещё около двадцати минут, я свернул с дороги в первом же лесу и вскоре остановился под кронами вековых дубов. Решив, что тут неплохое место для отдыха и временной дислокации, я пробежал по следам панцера до дороги и тщательно их замаскировал, после чего сделал несколько кругов по ночному лесу вокруг стоянки, а затем вернувшись в танк, уснул на водительском кресле. Проснулся я от того, что Болеслава спросила меня:

Анджей, ты спишь?

Идиотский вопрос, на который спросонья так и хочется ответить матом, не взирая на личности. Еле сдержался.

Нет, милая, уже проснулся.

Прости, что разбудила, но у меня проблемы, а на улице дождь…

«Проблемы это плохо, дождь это хорошо…» – начал я мысленно анализировать её болтовню.

Мне нужно кое-что сделать, но я не могу это сделать снаружи, ведь там дождь, поэтому мне нужно, чтобы вышел…

«Она что, тут облегчиться задумала? Ну дела…»

А куда ты это делать собралась, у нас ведь нет ночного горшка?

Горшка?.. Зачем?.. Я не… Как ты… – несвязно попыталась она мне что-то ответить, однако, наконец, до меня дошло:

Извини, если месячные, то так сразу бы и сказала! – «А то тык-мык – в голове затык!»

Анджей, но так же не принято!

Глупости все эти ваши экивоки… Ладно выхожу, у тебя полчаса, – поставив таким образом точку в разговоре, я покинул танк.

Затем, добежав до ближайшего дерева, я попытался укрыться под его кроной, однако толку от этого было мало. «Надо было хоть шинель прихватить!» – запоздало думал я, чувствуя как быстро намокает одежда под струями воды, стекающей сквозь листья. Промокнув до нитки, я, наконец, дождался истечения отведённого девушке времени и запрыгнул в люк механика-водителя.

Возмущения со стороны спутницы не последовало, стало быть, она уложилась в заданные тридцать минут. А значит, теперь моя очередь заняться собой – забравшись на более просторное место наводчика, я стал стаскивать с себя мокрую одежду. Сзади послышался удивленный голос:

Анджей, а ты зачем раздеваешься?

Не зачем, а почему! – банальная шутка как раз пришлась к месту, и я продолжил, – промок насквозь, вот и раздеваюсь!

Ой, извини, что из-за меня, но надо было хотя бы шинель взять!

«Ну вот ведь какая умница, не то что я – дурак дураком!» – саркастически подумал я и, скинув с себя трусы, закутался в сухую шинель.

Ну что уж теперь… Милая, будь добра, найди… у нас ведь осталась самогонка? Для сугреву, ну и закусить…

Девушка не стала спорить (не зря ведь медицине училась, понимает основы!), а перебралась на место заряжающего, оттуда дотянулась до сложенных внизу вещей и, вскоре, поставив на казенник эмалированную кружку, до половины наполнила её мутноватой жидкостью. «Молодец, в самый раз!» – с благодарностью подумал я, опустошив кружку. Далее, закусив куском колбасы, Я постарался устроиться поудобнее и расслабился. Спать уже не хотелось, думать тоже. Повернув голову в сторону Болеславы, так и оставшейся на месте заряжающего, я встретился с её фирменным лучистым взглядом. Эх, как хорошо было бы сейчас обнять эту чудесную девушку и так и сидеть, прижав её к себе и вместе слушать шум дождя. Но танк совершенно не предназначен для романтических обнимашек. Между креслами мехвода и стрелка-радиста расположена весьма объемная трансмиссия, между местами наводчика и заряжающего – не менее объёмный казенник пушки. А на командирском кресле и одному-то не слишком просторно. Недоработка конструкторов, однако. Поэтому мы так и сидели с девушкой по разные стороны от орудия и нежно смотрели друг на друга. Хорошо сидели, молча, ничего не делая и никуда не спеша. Постепенно веки мои сомкнулись и я задремал, а когда проснулся, то дождь уже кончился и Болеславы в танке не было. Выглянув из танка через боковой люк, я обнаружил, что небо очистилось и радостно светит полуденное солнце. А когда выбрался из люка, встав на крыле, то увидел и Болеславу, одетую в платье, которая развешивала мокрую одежду на ветках. «И как это у нее получается? – задался я вопросом, глядя за её изящными движениями, – просто занимается хозяйственными делами, а смотрится так, будто балетную партию танцует!» Почувствовав мой взгляд, девушка обернулась и помахала мне шелковыми панталонами:

Я постирала, но скоро высохнет, солнце хорошо греет!

Действительно, чувствовалось, что броня танка уже нагрелась, и с зелени влага испаряется прямо на глазах. Кивнув девушке, я уселся на башню и продолжил любоваться красавицей, бросавшей на меня каждые несколько секунд обворожительные взгляды. Закончив с одеждой, она подошла к танку и, подбоченясь, вопросительно-игриво посмотрела на меня. Вроде того: «И чего это пан солдат так томно смотрит на честную девушку?». Да она ещё и актриса!

Иди сюда! – встав на корме, я протянул ей руки, а когда она свои ладони вложила в мои, то одним движением поднял девушку к себе и, обняв за талию, хотел поцеловать. Но Болеслава уперлась руками в мою грудь и замотала головой:

Нельзя же ведь!

Даже поцеловать нельзя?

Только поцеловать? Можно…

Её руки расслабились и наши губы слились в долгом поцелуе. Потом мы расположились на крыле, и обнявшись, болтали о всякой всячине, наслаждаясь чудесным моментом. Как будто и нет никакой войны и сидим мы не на танке, а на скамейке в парке. Но вечно так сидеть, разумеется невозможно и вскоре она перевела разговор на злободневную бытовую тему:

Не знаю, что с обедом делать? Сухого хвороста нет, опять сухомятку будем есть?

Я, немного подумав, ответил:

Сейчас бензиновую горелку сделаю, горячим пообедаем! – пообещал я решить проблему и немедленно приступил к делу.

Взяв из танка снарядную гильзу, с помощью шланга слил в неё немного бензина, сыпанул ложку соли и вставил сложенную вчетверо бечевку, после чего сплющил дульце кувалдой. Вскоре над пламенем этого примитивного примуса расположился котелок и Болеслава взялась за дело. Мне же предстояло подумать о дальнейших планах и связанных с ними проблемах. Во-первых, нехватка бензина, которого осталось километров на пятьдесят, в то время как до Львова только по прямой около восьмидесяти. Во-вторых, надо решать, где скрываться до того момента, когда Красная Армия окончательно займет Западную Украину. А это будет двадцать седьмого сентября, до которого ещё двенадцать дней. Для бо́льшей определенности, я достал карты и приступил к их изучению. Прикинув различные варианты, я решил, что прятаться будем в лесах неподалёку от Львова, а бензин надо попробовать добыть уже сегодня, с помощью разбоя на большой дороге.

Тем временем Болеслава уже приготовила перловку с мясом и мы приступили к обеду. Я ел прямо из котелка, а девушка в качестве тарелки использовала крышку. Покончив с кашей, я попросил спутницу сварить мне кофе, а сам, удостоверившись, что одежда уже высохла, оделся. Затем, попив кофе, приступил к подготовке ночной операции. В ящике с запчастями, любезно оставленном в танке предыдущим мехводом, нашлась пара стальных трубок, поработав с которыми, я изготовил острые шипы для прокалывания автомобильных шин. Затем достал все четыре трофейных эсэсовских кинжала и польский кортик, с которыми до вечера практиковался в их метании. В клубе реконструкторов я довольно часто занимался подобными упражнениями, весьма популярными в той среде, и, надо сказать, достиг немалых успехов. Вот и сейчас, после трёх пробных бросков, все кинжалы попадали точно в мишень с различных расстояний и с обеих рук. Тренировка проходила с особым воодушевлением, благодаря восхищенным взглядам моей спутницы, она бы ещё хлопала в ладоши, но я запретил – лишний шум нам ни к чему. Убедившись, что рефлексы и координация меня не подводят, я закончил занятие и вновь оказался во власти девушки ластившейся ко мне буквально как котёнок. Да и мне держать Болеславу в объятьях, гладить её по голове, шептать ласковые слова было в высшей степени приятно, я отдыхал телом и душой наслаждаясь её нежностью и стараясь не думать о делах партизанских. После ужина мы устроились под танком, и я уснул объятиях девушки, предварительно предупредив её, чтобы не мешала мне спать без серьёзной причины. Проснувшись, как и планировал, в десять часов, я, разбудив Болеславу, отправил её в танк, туда же сложил все остававшиеся снаружи вещи и, с заранее приготовленным снаряжением, отправился к дороге. Там, устроившись в придорожных зарослях около пустынной трассы, приступил к наблюдению и ожиданию. Насколько я мог судить, эта дорога не лежала на стратегическом направлении, поэтому ночью движение здесь было довольно редким. За час в восточном направлении проследовало всего три автоколонны, в которых было по десятку грузовиков, потом мою позицию миновали четыре мотоцикла, через десять минут после которых, я, наконец, услышал долгожданный звук одиночного автомобильного двигателя и поспешил установить в колее заготовленные штыри. Однако грузовик каким-то невообразимым образом ухитрился их миновать и укатил в ночную даль, оставив меня злобно материться на темной обочине. После этого мне пришлось убирать штыри с дороги, так как стали слышны звуки многочисленной колонны, которая вскоре и проследовала на восток мимо несчастного партизана. Ещё через двадцать минут издали снова донесся шум движения нескольких автомобилей, но я всё-таки решил установить штыри. Вскоре появилось три тентованных грузовика, лишь последний из которых пропорол колесо и съехал на обочину, оповестив своих коллег клаксоном. Водители передних машин, услышав сигнал остановились метров через пятьдесят, но сдавать назад не стали, а отправили к неудачникам делегата, который, поговорив с водителем и пассажиром, осматривавшим с помощью фонарей поврежденное колесо, вернулся к своей машине, где присоединился к стоящей у первой машины компании фрицев. Пока, с моей точки зрения, всё развивалось довольно оптимистично. Четверо немцев, стоявших у передних машин не проявляли никакого желания помогать своим невезучим камрадам и, стоя кучкой, курили и о чем-то весело и шумно разговаривали. У третьей машины находились только двое фрицев, занимавшихся колесом. Я не стал сразу нападать на этих бедолаг, дав им ещё немного пожить, пока не заменят колесо. Не самому же мне этим заниматься, в самом деле. Дождавшись момента, когда им осталось закрутить только один болт, я неслышно подкрался сзади и с трёх метров метнул кинжалы в беззащитные спины. Несмотря на то, что этой ночью стояла ясная погода, вокруг, благодаря новолунию и теням от подступающих вплотную к дороге деревьев, стояла кромешная тьма для всех обычных людей. Да ещё и фары третьей машины светили в сторону первых двух, не давая возможности оттуда увидеть кровавую драму. Поэтому я, не желая более затягивать операцию, как можно быстрее, но стараясь не шуметь, направился к оставшимся фрицам. Далее, приблизившись к ним на пять метров, я с двух рук метнул кинжалы в стоящих ко мне спиной гитлеровцев и, уже не скрываясь, бросился с кортиком в руке к оставшимся двум, которые перед смертью успели только округлить глаза. После расправы, я в стремлении как можно быстрее убраться с дороги попытался забросить трупы в кузов (оставлять их на дороге или поблизости, было крайне неблагоразумно), но тент на всех грузовиках оказался плотно зашнурован и опечатан, вследствие чего мне пришлось резать ткань окровавленным кинжалом, но и это не помогло – кузов был до упора заставлен ящиками. Поэтому я был вынужден всё-таки оттаскивать тела в придорожные кусты. Затем я по одному отвел грузовики метров на пятьдесят в глубь леса. После чего затер на дороге и поблизости оставленные следы. К моему счастью, за это время на дороге не появилось немецких автомобилей. Потом, уже более спокойно, я оттащил трупы ещё дальше и замаскировал ветками. Вернувшись к танку, предупредил Болеславу, чтобы не пугалась шума моторов и отвел грузовики на стоянку. Здесь я в первую очередь озаботился поиском бензина – ведь ради него все и было затеяно – попутно осматривая содержимое коробок. Результаты поисков меня порадовали. В трёх машинах оказалось достаточно топлива, чтобы наполнить бензобаки танка под завязку, да ещё и четыре канистры осталось про запас. Да и груз оказался весьма кстати – во всех грузовиках находились коробки с разнообразными продуктами. От осознания того, что бо́льшую часть трофеев придется оставить, у меня едва не произошел разрыв сердца. Тем не менее, обуздав жадность и рационально отобрав продукты, которые позволяла взять вместимость танка, уже в час ночи я отправился в юго-западном направлении, следуя прежнему осторожному алгоритму: двигаться по проселочным дорогам, населенные пункты обходить, в контрольных точках останавливаться и осматриваться, время от времени маскировать и затирать следы. Проехав таким образом до четырех часов утра чуть менее пятнадцати километров, я остановился в заранее выбранном по карте хвойном лесу. Поставив панцер среди высоких елей, я несколько раз обошел по кругу выбранную стоянку и убедился, что людей и зверей поблизости нет. После чего позвал Болеславу и улёгся спать под днищем танка, крепко обняв девушку. Однако уже через полтора часа меня разбудило чувство тревоги. Протерев глаза и прислушавшись к окружающему меня лесу, я понял, что причиной беспокойства являются крадущиеся шаги нескольких человек, приближающихся ко мне из глубины леса. Толкнув девушку, я прошептал: