Текст книги "Ромашка"

Автор книги: Николай Далекий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Полицай, отдавший ножны, забросил ногу на ногу, откинулся на спинку скамьи, закурил.

Тихий проковылял мимо Оксаны и, не глядя на нее, еле слышно обронил:

– Скоро…

Оксана ждала, что произойдет дальше. Но ничего особенного не произошло. Тихий не спеша скрылся за деревьями. Полицаи сидели на скамье напротив и курили. Девушка выждала несколько минут, поднялась и вышла из скверика. Она пересекла площадь, прошла мимо здания бывшего горсовета, не замечая преследования. Только на Степной снова появился «хвост» – та же остроносая бабенка, выдерживающая приличную дистанцию. «Она все время не теряла меня из виду», – сообразила Оксана.

Оксане вдруг стало ясно: полицай не знает, за кем следит Мотя, хотя ему и известно, что эта женщина связана с полицией. Сам он – член подпольной организации. Тихий в условленном месте и в условленное время встретился с ним. В ножнах кинжала была передана «посылка». Вот как! Но что означает слово «скоро»? Скоро появится ее сменщик.

Она успокоилась и стала обдумывать, как встретиться с теми людьми, которые должны будут перебросить ее в безопасное место. Она боялась привести за собой «хвост». Лучше всего явиться на конспиративную квартиру ночью. Ну, а если и ночью у ее домика дежурят шпики? Нет, нужно днем. Остановить машину, попросить знакомого шофера подвезти и, оторвавшись от «хвоста», сойти на какой–нибудь улице.

…В столовой Оксану ожидала малоприятная новость. Капитан Бугель познакомил ее с новой официанткой – рослой, пышнотелой брюнеткой, сохранявшей на красивом лице строгое, отталкивающее выражение. Это была Татьяна Кныш – жена помощника начальника городской полиции Ивана Кныша, известного в городе под кличкой «Овчарка», которую он получил за свою преданность оккупантам и чрезмерную жестокость ко всем, кто попадал к нему в руки. Здороваясь с девушкой, Татьяна бросила на нее недружелюбный взгляд и тотчас же отошла в сторону.

Вскоре Оксана заметила, что новая официантка, хотя и держится в стороне, но все время наблюдает за ней. Тут ошибки не могло быть: эту женщину устроили на работу в столовой, чтобы она могла следить за каждым шагом Анны Шеккер.

После обеда Оксана не пошла домой. Это было время их прогулок с Людвигом. Но Людвиг, сделав за последние сутки три боевых вылета, отправился с остальными летчиками на отдых.

Оксана сидела за столиком в углу и вырезала из плотной цветной бумаги узорчатые кружочки. Это было ее давнее «рационализаторское предложение», получившее одобрение начальника столовой Бугеля. Несколько раз кто–то приоткрывал дверь и заглядывал в зал. Оксана даже не поднимала голову, хотя была уверена, что следят за ней. Ставни раздаточного окна были закрыты – поварихи на кухне готовили ужин.

…Начинало темнеть, когда начальник гестапо подполковник Лютц позвонил розовощекому капитану из контрразведки.

– По моим сведениям, Шеккер не выходила с территории аэродрома после обеда. Где она?

– В столовой, господин подполковник.

– Одна?

– Одна.

– К ней кто–нибудь приходил?

– Нет.

– Мы задержали одну женщину. Она только что на допросе призналась, что какая–то девушка, имени и фамилии которой она не знает, передавала ей записки в условленное время на углу Дворянской и Степной.

– И она описала внешность Анны Шеккер?

– Видите, она не помнит внешности… – Лютц подчеркнул слова «не помнит» и засмеялся. – Сейчас мы над ней работаем, она то и дело теряет сознание. Вы пошлите своих людей в столовую.

– Арестовать Шеккер?

Начальник гестапо заколебался с ответом.

– Нет, не спешите. Смотрите только, чтобы она не улизнула.

– Слушаюсь, господин подполковник.

Капитан опустил телефонную трубку на рычаги и, сжав губы, застыл на несколько секунд.

– Чудовищно, чудовищно! – пробормотал он, выходя из оцепенения. – Что–то сверхъестественное!

…В столовую торопливо вошла Татьяна Кныш. Подойдя к Оксане, она спросила по–немецки, но с сильным акцентом:

– Девушки еще не приходили?

– Нет, – ответила Оксана.

– А господин капитан?

– Он придет вовремя.

Татьяна глубоко вздохнула, оглядела пустой зал, направилась к раздаточному окну.

– Тебе нездоровится? – спросила она на ходу.

– Что?! – удивилась Оксана.

– Ты чувствуешь себя плохо? – вернулась к ней Татьяна. – Нездоровится? Возьми отпуск.

– Какой отпуск? – усмехнулась Оксана.

– По болезни. Здоровье надо беречь.

– Кто сказал?

– Совет лекаря. О хозяйстве я позабочусь.

Только тут Оксана подняла голову и встретилась с глазами Татьяны. Она не увидела в черных красивых глазах женщины ни радости, ни теплоты, ни тревоги. На мгновенье ею овладело беспокойство и недоверие к Татьяне. У Оксаны было в запасе несколько секунд, она еще могла превратить этот разговор в шутку, сделать вид, что не поняла Татьяну, хотя новая официантка точно, слово в слово передала приказ Тихого. Строгое лицо женщины оставалось непроницаемым. Чему же тут удивляться? Внучку немецкого колониста сменяет жена помощника начальника полиции. Именно такими должны быть лицо и глаза у этой женщины.

– Я сама пойду к лекарю.

Татьяна оглянулась на дверь.

– Советую не задерживаться. Сегодня схватили одну женщину, пытают. Она, видать, что–то говорит… Подожди!

Она вдруг направилась к двери, прислушалась.

– Идут, спрячься!

Оксана быстро и бесшумно скрылась за ширмой. В столовую вошел обер–ефрейтор. Он окинул взглядом пустой зал и спросил негромко:

– Вы – кто?

– Новая официантка.

– Кныш. Жена Кныша?

– Да.

– А где эта… Шеккер?

– Шеккер здесь, – нарочито громко, словно не замечая предупреждающего знака обер–ефрейтора, ответила Татьяна. – Она вышла на минуточку.

– Вышла? – испугался обер–ефрейтор. – Когда?

– Только что.

Обер–ефрейтор выбежал в коридор и, крикнув: «Мальцер, на ворота!», сейчас же вернулся в зал и уселся за столиком у двери.

Татьяна ходила по залу, поправляя скатерти и кружки на столах. Она увидела, как колыхнулась и надулась, словно парус при слабом порыве ветра, ширма, отгораживающая от зала посудное отделение, и повела глазами на обер–ефрейтора. Гитлеровец сидел за столиком. Он косил глазом на стенные часы и напряженно прислушивался к шагам в коридоре. Вошли две официантки – Софа и Маруся. Татьяна, опережая их, поспешно прошла к раздаточному окну и на несколько секунд скрылась за ширмой. Окно за маскировочной шторой было закрыто, но шпингалеты в раме оказались выдвинутыми. Татьяна бесшумно задвинула смазанные гусиным жиром шпингалеты и появилась в зале.

Теперь никто не смог бы установить, каким путем исчезла из столовой Анна Шеккер.

Обер–ефрейтор еще раз взглянул на часы, нахмурился и, не обращая ни на кого внимания, выбежал в коридор. Сапоги его дробно застучали на лестницах, тотчас же хлопнула верхняя дверь.

Через минуту подразделение, охранявшее аэродром, было поднято по тревоге.

15. ОТКРЫТАЯ КАРТА

– Ваша Анна не вышла вечером на работу, – сказал капитан Бугель, подходя к столику, за которым усаживался Вернер. – Вы ее не видели, господин подполковник?

– Нет. Я проснулся четверть часа назад.

Взглянув на припухшее ото сна лицо Вернера, можно было убедиться, что он говорит правду.

– А когда вы видели ее в последний раз?

Летчик удивленно вскинул брови – вопросы начальника столовой становились назойливыми.

– Здесь, во время обеда. Если вас это очень интересует… – сказал он холодно, но тут же добавил обеспокоенным тоном: – С ней что–то случилось? Заболела?

– Не знаю. – Капитан Бугель поспешно отошел от столика.

Вернер торопливо съел ужин и пошел в штаб. Он попросил командира полка дать ему на несколько минут машину для поездки в город.

– Вы что–то забыли? – как–то растерянно спросил подполковник Хенниг.

– Нет. Я хочу навестить Анну. Она, вероятно, заболела.

Хенниг странно посмотрел на Вернера и, очевидно, колеблясь, несколько минут молчал.

– Что ж, поезжайте, но через десять минут вы должны быть на аэродроме.

Тон командира полка разозлил Людвига. Они вместе закончили летную школу, вместе начинали службу в этом полку, но Хенниг – посредственный летчик и чистокровный ариец – все время опережал Вернера при повышении чинов и распределении должностей. «Трусливая свинья, – кипел от злости Людвиг, садясь в штабную машину рядом с шофером. – Боится сесть в самолет, а когда мне нужна машина, начинает важничать, торговаться. Десять минут! Как будто я когда–нибудь опаздывал к вылету».

На воротах их задержали, машину обступило несколько человек. Несколько раз вспыхнул электрический фонарик, кто–то пошарил рукой по заднему сиденью.

– Черт возьми! Что тут происходит? – с сердцем крикнул Людвиг. – Часовой! Не узнаете? Едет подполковник Вернер.

Еще раз вспыхнул фонарик, и ворота раскрылись. Шофер погнал машину по знакомой дороге, не зажигая фар, и затормозил у домика на Огородной улице.

Едва Людвиг нащупал рукой крючок на низенькой калитке, к нему бесшумно приблизилась тень.

– Кто прибыл? – по–немецки очень тихо спросила тень.

– В чем дело?

Летчик протянул руку к кобуре.

– Не кричите! – умоляюще и в то же время тоном приказа прошептала тень.

И Людвиг увидел за калиткой вторую фигуру.

– Кто вы?

– Подполковник Вернер.

Молчание. Тень за калиткой исчезла, но послышался отдаленный шепот. Людвиг уловил свою фамилию. Через полминуты кто–то открыл калитку и, взяв Вернера под руку, отвел его в сторону.

– Господин подполковник, тише. Я – лейтенант Губер. Входить во двор нельзя. Попрошу вас немедленно уехать.

– Но мне нужно… – начал было Людвиг.

– Завтра, завтра… – с досадой зашептал Губер. – Вы нам мешаете.

Ничего не понявший, но уже охваченный тревожным предчувствием Вернер вернулся на аэродром. Машину на воротах снова задержали и осмотрели. Людвиг различил в темноте фигуру капитана из контрразведки.

«Что–то серьезное стряслось у них, – подумал Вернер, спускаясь по лестнице в столовую. – Но при чем тут Анна и куда она могла деваться?» Ужин заканчивался. Пройдя биллиардную, Людвиг заметил устремленный на него растерянный и испуганный взгляд черненькой официантки Вари. В биллиардной было накурено, оба стола заняты играющими летчиками. Игра шла на деньги. На одном из столов выигрывал у своего штурмана лейтенант Мюльке. Он целился кием, хищно впиваясь глазами в шары. Этот отличный, но самоуверенный, хвастливый летчик был неприятен Вернеру. Людвиг предложил Мюльке закончить с ним безнадежную для штурмана партию.

– Вы знаете, какой куш, господин подполковник? – спросил, смеясь глазами, Мюльке.

– Не имеет значения. Удваиваю. Согласны?

– Пожалуйста. Мой удар.

Мюльке промазал. Людвиг уложил подряд три шара и выиграл партию. Следившие за игрой летчики зааплодировали. Вернер заметил у дверей двух незнакомых офицеров.

– Господин подполковник, вам не везет в любви, – сказал Мюльке, расстроенный проигрышем.

Вернер не ответил на шутку, бросил кий на стол и вышел из биллиардной. Он вдруг ощутил знакомый приступ тоски, неясной, томительной, похожей на изжогу, тоски, которая так часто и, казалось бы, беспричинно охватывала его в последнее время. «Дурацкое состояние, – подумал он с грустной улыбкой, – как будто тебя приговорили к смерти, а исполнение приговора все откладывается и откладывается. А тут еще Анна… Какие–то женские фокусы. Могла бы предупредить».

Но как только Людвиг закрыл за собой верхнюю дверь и теплая, душистая ночь плотно облекла его своей бархатной темнотой, он словно почувствовал ласку природы и жадно, облегченно вздохнул.

Ни одного огонька на земле, черно. Небо искрится звездами. Они горят, сияют, мерцают, переливаются. Далекие, недосягаемые миры. Какое поражающее воображение расстояние отделяет их от земли! Неужели пройдет еще сто или двести, триста лет – и беспокойный, ненасытный человеческий гений преодолеет эти пространства и межпланетное сообщение станет обычным делом? И что же? Какие–то новые живые существа, новые расы и социальные системы и новые межпланетные войны? Зачем это нужно? Чтобы завоеватели пьянствовали в кабачках на Марсе? Безумие! Ему плевать на потомков. Что будут знать они о нем, каком–то прославленном ассе, сгоревшем вместе со своим жалким самолетом на русской земле?! Теперь ему плевать на все. Он – смертник и ждет своего часа. Официально это называется иначе – последний старый летчик в полку.

Слева, метрах в трехстах, взревел мотор. Людвиг вздрогнул. Тысячи раз слышал он звук работающего мощного авиационного мотора. Но впервые этот звук напомнил ему рев какого–то неведомого металлического зверя, страшного своей слепой, равнодушной силой. А ведь, возможно, техники проверяют мотор на его новом самолете. Точно! Он узнает по звуку – правый мотор.

Хлопнула дверь. Рядом с собой Людвиг услышал беспокойные голоса.

– Куда он мог пойти?

– Черт… Темень хоть глаза выколи. Упустили…

– Я говорил: одному нужно было стоять здесь, у дверей.

– Ерунда. Вернер ни при чем. Просто любовная история…

Второй засмеялся.

– Этого будет достаточно.

Людвиг спросил громко и спокойно:

– Кого вы ищете?

Один из говоривших словно поперхнулся и умолк. Напряженная пауза. Наконец, тревожный вопрос:

– Кто это?

– Подполковник Вернер.

– А–аа, – снова неловкая заминка. – Господин подполковник вышел подышать свежим воздухом?

– Нет, – сказал Людвиг резко. – Я слушаю, как проверяют моторы на моей машине.

Словно подтверждая его слова, заработал еще один мотор, с треском, выхлопами, но тотчас же перешел на приглушенную, низкую ровную ноту.

– Карл явился в биллиардную, – сказал один из тех, кто стоял рядом с летчиком. – Идем сыграем.

Дверь хлопнула, послышались шаги на лестнице.

«Вот как! За мной следят, мне не доверяют… – с холодным бешенством подумал Людвиг. – Карл – выдумка. Эти два типа – из контрразведки. Они торчали в биллиардной. Свиньи, грязные свиньи! Что могла натворить бедная Анна? Ведь, оказывается, ищут ее. Засада на ее квартире, усиленная охрана аэродрома, растерянные и испуганные взгляды официанток – все это, несомненно, связано с непонятным исчезновением Анны. Даже за мной установлена слежка».

Лицо Анны точно всплыло из темноты перед глазами Людвига. Она улыбалась своей мягкой, приветливой улыбкой, но светло–карие глаза оказались чуточку грустными. В последнее время Людвиг все чаще и чаще замечал грусть в глазах девушки. Немудрено – он сам своими разговорами об обреченности и близкой смерти внушал невеселые мысли. Ведь она, несомненно, любила его робкой, невысказанной любовью. Какая чистая, славная девушка, хотя и немного ограниченная. Он называл ее сестрой. Это его последняя привязанность к жизни. Какая беда стряслась над головой Анны? Неужели что–то серьезное, и она должна будет погибнуть? Ведь на нее устроена форменная облава. Непостижимо!

Людвиг нащупал ногами тропинку, ведущую от столовой к стоянке самолетов полка, и зашагал по ней. Теперь его мысли были заняты только Анной. Он перебирал, выискивал все возможные причины, которые могли как–либо объяснить ее внезапное исчезновение: заболела, встретилась с приехавшей в город подругой, что–то случилось с кем–то из ее знакомых. Все это не убеждало и не успокаивало. Неожиданное дикое предположение бросило Людвига в пот: Анна – шпионка. Он своими глазами видел мертвую советскую шпионку – юную миловидную девушку. Неудачи авиации на фронте связывали с действиями советской разведки. Совсем недавно ему предложили следить за Анной. Шпионаж – тайная война. Тут могут быть самые неожиданные сюрпризы. Но Анна… Нет, чепуха, вздор! Он может поручиться за Анну. Контрразведчики просто нервничают. У страха глаза велики.

Рев мотора оборвался, и наступила тишина. Внезапно Людвиг остановился. Ему показалось, что он услыхал голос, похожий на голос его покойной матери, едва внятно произнесший его второе, любимое ею славянское имя Станислав. Этого еще не хватало – у него начинаются галлюцинации.

– Станислав…

Казалось, сам воздух родил это слово. Подполковник Людвиг–Станислав Вернер потянулся рукой к кобуре пистолета, шагнув в сторону, на звук голоса, и заметил перед собой в темноте фигуру девушки. Анна… Она схватила его за рукав и увлекла подальше от тропинки.

– Станислав, – зашептала она. – Вы мне не раз говорили, что вас ожидает бесполезная, бесцельная гибель. Спасите меня, я спасу вам жизнь.

– Как?

– Перелетим за линию фронта.

– Ты?.. – Людвиг вздрогнул и отшатнулся. Он смотрел на белевшее перед ним лицо девушки с ужасом.

– Да, – твердо ответила Оксана.

Летчик схватил ее за руку и до боли сжал у запястья.

– Я не убегу, Станислав, – сказала Оксана с грустной улыбкой в голосе. – Вы сами понимаете – мне некуда бежать. Аэродром окружен.

Она говорила тихо и уводила его все дальше и дальше от тропинки.

– Значит… ты… – порывисто дышал ей в лицо Людвиг, все еще не решаясь сказать страшное для него слово.

– Вы не ошибаетесь. Да, я и есть то, что вы думаете. Да, да. Самое для вас ужасное. Сейчас у меня нет другого выхода. Одна надежда на вас. Слабая… Я. знаю, вам трудно, почти невозможно принять такое решение.

– Это измена, предательство.

– Ну, что ж вы медлите, хватайте советскую шпионку, ведите… И получайте еще один крест.

Людвиг разжал влажные пальцы и выпустил руку Оксаны.

– Не могу, – произнес он. – Мне легче застрелиться. – Только без глупостей… – раздраженно сказала Оксана. – Вы верите в справедливость своего дела?

– Ты не понимаешь… Есть честь мундира, есть товарищи по оружию. Я не могу их предать.

– Не виляйте, Станислав. – Теперь она называла его только этим именем, словно взывала к его воспоминаниям о детстве, любимой матери. – Я – ваша совесть. Отвечайте: вы считаете справедливым то, во имя чего вы и ваши товарищи подняли свое оружие?

Людвиг молчал.

– Вы мужественный человек, Станислав, я знаю… Решайте. Ну, сразу! Дороги секунды.

Летчик не отвечал. Слышалось лишь его учащенное дыхание.

– Не можете? – в голосе Оксаны – тоска и злая насмешка. – Так я и знала… Тогда прошу о маленькой и последней услуге для вашей сестрички. Не бойтесь, это вам будет нетрудно сделать. Вынимайте ваш пистолет, сдвигайте предохранитель. Я повернусь к вам спиной и сделаю несколько шагов. Крикните: «Стой!» и – стреляйте. Только не промажьте. Стреляйте в спину несколько раз, чтобы наповал. Скажете – заметил подозрительного человека, хотел задержать, и… Вы – прославленный летчик, они вас не смогут заподозрить и обвинить.

– Анна…

– Не нужно лишних слов, Станислав, – протестующе зашептала Оксана. – Все ясно. Вы во власти ложного понятия чести. Во имя этой чести вы рискуете своей жизнью, убиваете наших людей, к которым не чувствуете никакой вражды. А я ненавижу своих врагов, сражаюсь с верой в победу. Мы – разные люди и сходимся только в одном – оба мы не трусы. Прошу, Станислав… Только цельтесь хорошенько.

– Нет. Не от моей руки…

– Но у меня нет оружия. Поймите! Ведь все равно, когда меня схватят, я ничего не скажу. Это исключено. Они даже не узнают моего настоящего имени. Я прошу у вас только легкой смерти. Неужели вы откажете? Станислав…

Оксана говорила быстрым, жарким шепотом. Людвиг чувствовал, как спина его покрывается испариной. Ему стало душно, и он торопливо расстегнул воротник сорочки.

– Я дам тебе свой пистолет, – сказал он. – Сделаешь сама. Это лучший выход.

– Вы забываете о следователях. Они установят, что я застрелилась из вашего оружия. Понимаете, что это значит? Вас заподозрят в соучастии, будут пытать. Нет, если вам суждено умереть и вы сами ищете бесцельной смерти, то я желаю, чтобы она была быстрой и легкой. Почему? Потому, что вы единственный человек из моих врагов, вызывавший у меня не ненависть, а презрение и жалость.

Боже мой! В течение почти двух лет он считал эту девушку слабым существом, трогательно–наивным и ограниченным. Он был привязан к ней особой привязанностью старшего брата, оберегавшего младшую сестру. Теперь ясно: она была сильным, расчетливым и бесстрашным врагом. И вот напоследок она бьет его своими откровенными, гневными словами, точно наносит безжалостные удары по его лицу. А у него нет сил, чтобы отвести ее удары, нет мужества защищаться.

В это мгновение перед мысленным взором Людвига пронеслось множество картин, подавляющих своим ужасным однообразием. С высоты птичьего полета он увидел землю: дороги, города, села, покрытые длинными султанами – разрывами бомб. Это были земли Польши, Франции, Англии, это были земли Украины, России. Четыре года он занимался одним и тем же: сыпал бомбы, днем и ночью сеял смерть. А ведь ему всего двадцать шесть лет, и он не злой, а скорее добрый человек. Во имя чего истратил он лучшие годы своей юности, превратившись в крылатого убийцу? Солдатский долг, честь мундира, родина? Но у советских людей тоже есть родина, и не они первые подняли оружие. Эта девушка – шпионка, но совесть у нее чиста. Ей можно только позавидовать.

– Идите, – глухо произнес Людвиг, вынимая пистолет и загоняя в ствол патрон, – я вас понимаю и не осуждаю.

– И на этом спасибо…

Оксана повернулась спиной к летчику и, слегка покачнувшись, шагнула в темноту. Она удалялась медленно по ровной линии, будто шла по узкой, только ей одной видной дощечке. Вот серая тень ее фигуры почти полностью растворилась в темноте и застыла. К Людвигу донесся слабый, подбадривающий и умоляющий голос Анны.

– Ну? Ну!

– Не могу… – сказал Людвиг и опустил руку. Девушка быстро вернулась к нему. Ее лицо белело, как лист бумаги.

– Храбрец! – произнесла она со злобной издевкой.

– Я еще никого не убивал. Своей рукой…

– Вы сбрасывали со своего самолета букеты цветов? Как это называется, Станислав? Лицемерие. Я думала о вас лучше.

– Не надо, Анна… Я пережил за эту минуту то же, что и ты. Мы погибли оба. У тебя рука тверже, и за тобой справедливость. Стреляй в меня. Здесь полная обойма. Я твой враг. Я не хочу жить, мне незачем жить.

Несколько минут девушка молчала, прижав руки к груди. Затем она мягко оттолкнула протянутый к ней пистолет, непокорно, точно отгоняя какую–то мысль, встряхнула головой.

– Спрячьте. Глупости, не верю… Сейчас вы – друг. Сделайте шаг. Один шаг к жизни. Ко всему, что вам дорого. Станислав, именем вашей матери приказываю – жить!

Но она не приказывала, а просила, умоляла, звала за собой. Она нежно, по–матерински гладила его плечо, ласкала, словно хотела своей лаской пробудить его от глубокого сна. И снова Анна показалась Людвигу слабой, беззащитной, но теперь в этой слабости и беззащитности была ее сила.

Вернер заколебался. Измена? Это исключено. Нет, нет, он не покроет свое имя позором. Лучше смерть. Но смерть… Разве она избавит его от грязных подозрений, позора? Смерть еще хуже. Мертвого и живого его будут подозревать в предательстве. Он оберегал советскую шпионку, называл ее своей невестой. С него сорвут погоны, его бросят в вонючую камеру, будут допрашивать. Они растопчут, осквернят его честь и боевую славу. Как будет радоваться Эрнст… Почему Анна не пытается сыграть на этом козыре? Это было бы подло. Она знает… Как она благородна!

Людвиг еще раз трезво оценил то положение, в каком он очутился неожиданно для себя, и – ужаснулся. Да, ему уже не избежать ареста, глупых, оскорбительных обвинений. Подполковника Вернера уже нет, подполковник погиб… Остается просто Вернер.

– Идем!.. – после напряженного молчания вдруг решительно сказал летчик.

Подполковник Хенниг был информирован в общих чертах о событиях и тех мероприятиях, которые проводились начальником гестапо и контрразведкой. То, что исчезнувшая невеста Вернера могла оказаться советской шпионкой, произвело на него ошеломляющее впечатление. Презирая и ненавидя удачливого, бесстрашного летчика, товарища по училищу и службе в полку, Хенниг в глубине души завидовал ему. Одной из причин зависти, пусть далеко не главной, была Анна Шеккер, упорхнувшая из его рук в объятия Вернера. Хенниг ничего не забывал и не прощал. И вот как обернулось дело: подполковник Вернер – жених шпионки. У него отберут все награды, его разжалуют из подполковников в лейтенанты, если не произойдет чего–нибудь похуже. А ведь то же самое могло случиться с подполковником Хеннигом, если бы Анна Шеккер в тот вечер осталась с ним, а не уехала с Вернером. Нужно благодарить судьбу – он чудом избежал опасности, подвернувшийся вовремя Вернер буквально спас его.

Хенниг ни на минуту не мог предположить, что подполковник Людвиг Вернер был лично в чем–нибудь виновен. Если Анна Шеккер и в самом деле каким–либо образом была связана с советской разведкой, то Вернер являлся для нее всего лишь удобной ширмой, маскировкой. Все эти отчаянные храбрецы доверчивы и беспечны, как дети.

Все же судьба «выскочки» Вернера серьезно волновала командира полка. Он боялся, что его заместителя могут до выяснения дела арестовать или отстранить от полета. В таком случае Хеннигу пришлось бы возглавлять полк не в кабинете, а в боевом самолете. И это сейчас, когда снова начались тяжелые, напряженные бои в воздухе.

Произошло то, чего больше всего опасался Хенниг. До первого ночного вылета бомбардировщиков оставалось часа два, как к нему в кабинет вошли прибывший на аэродром подполковник Лютц и капитан из контрразведки.

– Где Вернер?

– У самолетов, – ответил Хенниг, приглашая жестом гостей присесть. – В ноль один тридцать пять у него вылет.

– Его нет у самолетов, – возбужденно заявил капитан. – Восемнадцать минут назад он вышел из столовой. А перед этим он ездил в город на квартиру к Анне Шеккер.

– Я своевременно сообщил вам об этом, – сказал Хенниг, строго взглянув на капитана, который, как артист–новичок, попавший в первый раз на сцену, нервно одергивал белыми пальцами полы мундира. – Вы не стали возражать. Так?

– Я… – начал было капитан.

Лютц нетерпеливо махнул рукой.

– Дело не в этом, – пробурчал он. – Мы решили арестовать Вернера.

У Хеннига засосало под ложечкой. Но по тому сердито–вопросительному взгляду, какой бросил на него начальник гестапо, Хенниг понял, что вопрос об аресте еще окончательно не решен. Видимо, начальство Лютца предложило ему получить согласие на арест прославленного летчика у командира полка.

– Это полностью относится к вашей компетенции, – пожал плечами Хенниг. – Вы можете арестовать кого угодно…

– А ваше мнение? – впился в него злыми кабаньими глазками Лютц.

– Лично мне Вернер был всегда неприятен. Однако вы знаете его послужной список? О подвигах Вернера неоднократно трубили в газетах и журналах. Сам Геббельс написал о нем статью. Это – живая легенда. Арестовать такого летчика, не имея достаточных оснований…

Хенниг не закончил фразы и лишь скептически оттопырил нижнюю губу. Он снял трубку телефона.

– Дежурного по полку. Обер–лейтенант Штрубе? Где подполковник Вернер? Когда? Отлично! Найдите его, пусть он немедленно позвонит мне.

Командир полка положил трубку и обратился к начальнику гестапо.

– Дежурный только что видел Вернера. Он у самолета, готовится к вылету. Может быть, вы хотите, чтобы я вызвал Вернера сюда, в штаб?

Хенниг вел тонкую игру. Он делал вид, что умывает руки, и, поскольку он не несет ответственности за действия гестаповцев, ему совершенно безразлично, как они поступят с Вернером.

– Нужно еще раз все взвесить… – сказал подполковник Лютц.

– Господин подполковник, я попрошу вас сделать это как можно скорее, – сухо и официально заявил Хенниг. – Вам известно положение на фронте. Сегодня ночью полк выполняет ответственное задание командования. Командир дивизии меня предупредил… Если Вернер будет арестован или отстранен от полета в последний момент, мы можем сорвать операцию.

– А разве без Вернера ваш полк полностью теряет боеспособность? – ехидно спросил Лютц.

– По этому вопросу обращайтесь к командиру дивизии генералу Ригелю, – спокойно отрезал Хенниг. – Вернер – его любимец и протеже. Он отклонил мою просьбу лично участвовать в операции и приказал, чтобы бомбардировкой объекта руководил Вернер.

Это было правдой. Генерал Ригель не очень–то ценил боевые качества командира полка Хеннига и предпочитал, чтобы на ответственные задания полк вел его заместитель Вернер.

Лютц переглянулся с капитаном и засопел. Хенниг без особого труда мог отгадать то, о чем в этот момент думали начальник гестапо и контрразведчик. Ловить советских шпионов, подпольщиков – дело гестапо и контрразведки. Они проверяли документы Анны Шеккер и дали ей лучшую рекомендацию. А дурак Вернер…

Телефонный звонок оборвал размышления подполковника Хеннига. Звонил дежурный по полку. Обер–лейтенант Штрубе сообщил, что ему не удалось разыскать Вернера, и тут же, прерывая разговор с командиром полка, заорал уже, очевидно, не в трубку, а кому–то стоявшему вблизи: «Кто это лезет на дорожку без разрешения?! Чья машина? Болван! Остановите!!! Дайте красную ракету!»

– Что там? – нахмурился Хенниг. – Штрубе?!

Трубка молчала. Очевидно, дежурный куда–то убежал с пункта связи.

В двери кабинета громко постучали, и на пороге появился летчик в комбинезоне и кожаном шлеме.

– Прибыл по вашему приказанию, господин подполковник.

Хенниг, все еще прижимая к уху трубку, угрожающе поднял руку, но, рассмотрев вошедшего и поняв, что перед ним дежурный пилот санитарной эскадрильи, удивленно спросил:

– Кто вам приказал явиться?

– Мне передал ваше приказание подполковник Вернер, – ответил стоявший навытяжку летчик.

Хенниг оглянулся на начальника гестапо и побледнел.

– Штрубе?! Штрубе!! – тотчас же дико закричал он в трубку. – Слышите?! Задержать санитарную машину. Подымите истребители, пусть посадят, собьют. Слышите?!

Дежурный не отвечал. В эту минуту обер–лейтенант Штрубе, даже если бы он был вблизи телефонного аппарата и слышал голос командира полка, не мог бы вымолвить ни одного слова. На его глазах творилось что–то фантастическое. В небо все еще взлетали красные ракеты, запрещавшие взлет, и, несмотря на это, маленький двухместный санитарный самолет, чуть ли не давя сигнальщиков, разбежался по взлетной дорожке, поднялся в воздух и погасил бортовые огни…

16. ПРОЩАНИЕ

Санитарный самолет подготавливался к вылету на прифронтовой участок, чтобы забрать тяжелораненого гитлеровского генерала. Пилоту оставалось только пополнить запас горючего, но он не успел этого сделать, так как, услышав переданный ему подполковником Вернером приказ командира полка, сразу же побежал в штаб.

То, что на самолете имелся ограниченный запас горючего, наводило на мысль, что захвативший машину Вернер полетит к линии фронта по прямой. Зная скорость полета, можно было с точностью до нескольких минут установить, когда и в каком месте будет пролетать машина с красными крестами на крыльях. Это облегчало розыски и перехват.

Истребители, подымавшиеся по тревоге с нескольких аэродромов, долго на различных высотах шныряли в ночном небе, но возвращались ни с чем. Самолет–беглец исчез.

…Вернер знал, где его будут искать, и сразу же за Полянском круто повернул на северо–запад. Лишь через час машина взяла курс на восток.