Текст книги "Возмездие (СИ)"

Автор книги: Николай Аксаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Караульный, встав, начал прохаживаться, но, не сумев перебороть сон, вновь присел на пень. Автомат прислонил к себе. У немца нет причин для страха. Передовая линия далеко, под Погостье.

– Ну, старшина, начинаем, – прошептал капитан, когда голова караульного опустилась на грудь. – Давай, действуй.

У Микулая сердце сильно забилось, на лбу выступил пот. Быстро справившись с волнением, очень осторожно пополз к землянкам.

Смелость солдата познается в разведке. В такой момент никто не может не волноваться. Легко ли это – ползти навстречу смерти? Успеет сонный караульный схватить автомат и выстрелить – ничто и никто уже не спасет.

"Кудряшов не боится смерти, не бережет себя, – говорят некоторые. Не правда это. Кому не хочется жить? Кому хочется умирать? Кудряшову тоже жизнь дорога. Но он знает, за кого и за что сражается, очень хорошо знает. Тот, кто знает это, не пожалеет жизни для победы, готов даже закрыть грудью сеющую смерть амбразуру.

Микулай медленно, бесшумно дополз до землянки. Вход в нее прикрывал шалаш. Кудряшов дополз до шалаша, встал и, как будто только вышел из землянки, смело зашагал к караульному. Вдруг под ногами хрустнула сухая ветка, и немец поднял голову. В это время Кудряшов спустил курок винтовки и часовой упал.

Стремительно накинул плащ-палатку, надел каску и, как ни в чем не бывало, медлеенно пошел к часовому у пушки.

Часовой, видимо, подумав, что тот идет перекурить, с улыбкой шагнул в его сторону. Но тут же схватился руками за грудь, посмотрел широко раскрытыми глазами и опустился на колени, затем упал.

Микулай тотчас поспешил на помощь Хасиеву и Пудову к землянке «Б». Саперы приступили к своей работе.

В землянке на нарах в два яруса уже «спал» немецкий расчет. Перед Хасиевым стоял фельдфебель с завязанными руками и с кляпом во рту.

– Лампа хорошая, не оставляй, Пудов, – сказал старшина, когда они остались вдвоем в землянке.

В землянке «А» тоже все прошло гладко. Гауптману также связали руки, рот заткнули кляпом.

Скоро прозвучал сигнал, и саперы тотчас подожгли бикфордовы шнуры. Сделав свое дело, бросились вслед за разведчиками. И вся группа скрылась в лесу.

– Быстрей, быстрей! – торопил разведчиков Фадеев, хотя они и так бежали, не чуя ног.

Где шагом, где бегом двигалась вперед группа. И саперы потрудились на славу: скоро лес задрожал от взрывов.

Светает. Утро тихое, ни ветерка. Дозорные Кудряшов с Пудовым нырнули в туман. Скоро болото. В густом тумане уже в десяти метрах никого не видно. Кудряшов с Пудовым вышли к озеру, остановились. Здесь, на тропинке, сходятся и расходятся немецкие дозорные.

– Озеро переплываем, – сказал капитан, догнав их.

Озеро неглубокое, по горло. Ширина каких-то двадцать метров. Похоже, оно образовалось после добычи торфа, на карте оно не обозначено.

Переплыв озеро, они некоторое время шли по чавкающему болоту. Остановились, когда дошли до крупных торфяных кирпичей, где было сухо. Перекусили. В этот момент за озером неожиданно послышался лай собак.

– Преследуют. Хорошо, что успели.

За озером послышались крики, лай стал громче и злее, началась беспорядочная стрельба. Затем все стихло.

Группа теперь шла не спеша.

– Давайте левее, в ту сторону, откуда пришли. Там нет мин, да и наши нас заждались, – сказал капитан и повернул налево.

Теплый, тихий вечер. Везде сырой, густой туман. У разведчиков настроение приподнятое: задание выполнено.

– Стой! Пароль!

– Курок.

– Курск. Проходите, родные, ждем вас, – произнес радостно один из встречающих их солдат.

***

Попав в штрафной батальон, Аваськин Санька совсем потерял покой. Теперь он постоянно находился на передней линии, к тому же расстояние между линиями обороны местами было лишь метров тридцать. Приходилось тяжело: ночами укрепляли позицию, для чего рубили деревья и обустраивали блиндажи в три и четыре наката, дзоты, копали окопы. Голову не высунуть, вмиг найдет снайперская пуля. На каждом шагу смерть.

Однажды утром настала очередь Саньке нести на передовую еду. Не хотелось ему туда, сказался больным. Конечно, командир отделения не поверил ему.

– Пойдешь. Твоя очередь, – сказал он, как отрезал.

Санькины глаза наполнились слезами, сам он побледнел, но идти пришлось. Пока он нес термос с едой, стало светать. Санька шел медленно. Солдат, который вместе с ним тоже нес еду, давно уже дошел до траншеи и ждал его.

Вдруг раздался выстрел. Санька плюхнулся на землю. Тотчас снял термос, вскочил на ноги и, вихляя, побежал. Добежал и прыгнул в траншею.

– Ранили, – пожаловался он.

Снайперская пуля попала в ту же руку, которую раньше прострелил он сам. «Кость не задета, но все равно снайпер спас меня от штрафной роты», – обрадовался Санька. После ранения он три недели с удовольствием провел в медсанбате. «Еще бы две недельки полежать тут», – размечтался он.

После выписки из медсанбата Аваськина опять отправили на переднюю линию. Спустя некоторое время его назначили командиром отделения.

Шум боя остался позади. Санька забрел в болотистое место, местами проваливаясь в жижу до пояса. Петя Цибуля, бежавший за ним, еле поспевал. Санька знал хорошо, зачем и куда он идет. Сейчас исполнение его мечты как никогда близко.

Обессилевший от бега Цибуля закричал.

– Куда мы идем, товарищ младший сержант? Там враги!..

– Это ничего, попадем в плен – голова будет цела.

– Что?!

– Молчи, чего расшумелся? Я сам не знаю, в какую сторону идти. Сбился с пути...

Солнце клонилось к вечеру. Шум боя сейчас далеко-далеко.

– Куда мы идем? – опять спросил боязливо Цибуля.

– Ты, оказывается, трусливый, Цибуля. Не ной, я тебе сказал, – рассердился Аваськин.

И в это время прозвучало долгожданное Аваськиным слово:

– Хальт!

Санька, бросив карабин, поднял высоко руки.

Именно этого боялся Цибуля. Хоть он был и молод, но пуще смерти боялся плена. Теперь, вот, без единого выстрела – плен. Несмываемый позор на всю жизнь. Он рванул затвор, загнал патрон в патронник, но вражеский автомат был быстрее. Цибуля упал на дорогу, как подкошенный. Аваськин обернулся. «Это хорошо. Теперь больше нет никого, кто бы меня знал», – радовался он в душе.

Немецкие солдаты Аваськина доставили в поселок Погостье. Здесь в ряд стояли пять красноармейцев, попавших в плен. Все они были ранены, еле стояли на ногах. Переводчик, коверкая русские слова, спросил, есть ли среди них офицеры и политруки. Санька пристально вгляделся в лица пленных солдат. Его острый взгляд остановился на двух красноармейцах, которые с двух сторон поддерживали тяжелораненого товарища. Аваськин сразу узнал его: политрук Сомов. Санька, как бешеный зверь, подбежал к нему и сорвал с его головы окровавленный бинт. По лицу потекла струйка крови.

– А-а, это ты, комиссар! – с искаженным от злости лицом закричал Аваськин. – Там ты был мастер говорить, что же ты здесь язык проглотил? – При этом приставил свой палец к груди Сомова. – Вот, он политрук! – сквозь зубы процедил он, обернувшись к немцам.

– Предатель! Подлая собака! – плюнул в лицо Аваськина Сомов.

Аваськин отскочил назад.

– Комиссар, комиссар он! – закричал он.

Прозвучала автоматная очередь, и Сомов упал.

Остальных пленных красноармейцев загнали в кирпичное здание, похожее на склад, с решетками на окнах,

Аваськина назначили старшим среди пленных.

– Если кто-нибудь из них сбежит – кхх! кхх! – пригрозил офицер.

Аваськин попытался что-то сказать, но его толкнули в спину автоматом, и он вместе со всеми оказался внутри склада. Железная дверь с грохотом захлопнулась.

Темно. Сыро и холодно. Слышались стоны тяжелораненых.

Аваськин задремал, и сразу, как наяву, перед ним встал комиссар Сомов. Вот он пригрозил ему раненой рукой и, сказав: «Подлая собака!», опять плюнул в лицо. Санька от страха проснулся, вытер потный лоб рукавом.

Чуть посидев, опять лег и уснул тревожным сном. Тихо. Только изредка слышался чей-либо стон. Вот чьи-то сильные руки схватили Саньку за горло. Санька задергался всем телом, пытался помочь себе руками, но напрасно. Он не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. И – темнота.

Затем три красноармейца подошли к телу Саньки, сняли с его ног обмотки и обвязали их вокруг его шеи. Уже хотели его подвесить к крюку на стене, но не успели: вдруг за дверью послышались шаги. Три тени быстро разошлись по местам. Открылась дверь, и вошли три автоматчика. «Встать» – раздалась команда. Раненые красноармейцы со стоном встали. «Этот почему не встает?» – сказал один из немцев и пнул раза три по телу Аваськина. «Мертв» – сказал другой. Затем два немца, схватив за ноги, вытащили тело и бросили его за складом. Пересчитав оставшихся, ушли.

– Похоже, смена постовых, – сказал кто-то в темноте.

– Собаке – собачья смерть,– послышался чей-то низкий голос.

– Подлец, – добавил третий.

***

Кудряшов вошел в землянку, и разведчики, с улыбкой, его поприветствовали. Вслед за ним пришел Фадеев, обнял Кудряшова.

– Ну, пляши, старшина, тебе письмо! – с удовольствием сказал он, доставая из кармана «треугольник».

Разведчики в такт захлопали в ладоши, застучали по котелку, затопали ногами.

Микулай пустился в пляс с присядкой. И куда делась усталость! Ведь он не спал и не ел двое суток, только что из боя. Микулай подсел к еле мерцавшей лампе, вскрыл конверт и начал читать. С нетерпением он ждал этого письма. Разведчики, не желая ему мешать, замолкли, а капитан затянул папиросу.

«Дорогой, любимый, незабвенный Коля! Вся деревня желает тебе здоровья и шлет привет. Не срамишь ты свою деревню, сражаешься храбро.

То и дело приходят похоронные на односельчан. Пришли письма о гибели Тарас Пети, Якамаш Сани, Паки Тюпана, Ильмусь Якура и еще четырех-пяти односельчан. В каждом доме горе. Но мы не опускаем головы, а смотрим вперед. Желая скорейшей победы, для фронта трудимся дни и ночи. Помнишь, я тебе писала про Тусьта Элюка? Он совсем опоясался. Пока другие проливают на фронте кровь, он здесь устроил шумную свадьбу. Женился Керкури Рине. Свадьба пела и гремела. Я тоже пошла посмотреть. Касьтук Микулки, работник потребсоюза, был тамадой. Вскакивал на скамейку и пел частушки, все время громко кричал: «Салам-алейкум, тав сире». Вот так: у одних горе, у других веселье. Больше деревенских новостей особо нет, вроде написала все.

Любимый Микулай, сильнее бейте этих ненавистных врагов. Возвращайся с победой. Валя. 13.V.1942 год».

– К столу, товарищ старшина, – сказал Пудов, когда тот прочитал письмо.

– Товарищ капитан, поужинайте с нами, – пригласил командира роты Микулай, убирая письмо в нагрудной карман.

Все дружно уселись за самодельный стол и принялись за солдатскую еду: горячий суп, каша, чай. Затем сытые солдаты улеглись спать. Микулай, чуть вздремнув, встал. Зажег лампу «мышиный глаз» и сел за ответное письмо.

«Любимая моя Валя! Получил твое долгожданное письмо. От всей души благо дарю тебя за него. Даже усталость куда делась. Глядя на твою фотокарточку, всегда в мыслях разговариваю с тобой. Эх, душа моя, говорить бы и говорить с тобой, глядя в твои глаза. Раньше, когда были рядом, я стеснялся, а сейчас, тоскуя по тебе, обнимал и целовал бы тебя, душа моя.

Наступили теплые дни, все кругом зеленеет. Здесь, под Ленинградом как ни тяжела солдатская жизнь, мы верим в нашу победу. Скоро город Ленина освободим от блокады. Любимый город скоро задышит полной грудью.

Ты пишешь, что Тусьта Элюк женился. Пусть веселится. Однако я такому человеку ничуть не завидую. Когда вижу таких непорядочных людей, становится противно, даже разговаривать о них не хочется.

Валя, дорогая, скоро мы переходим в наступление. Тяжелый путь нам предстоит. Не остановимся, пока не уничтожим их осиное гнездо. Мы сражаемся за правду, за родную Отчизну.

Сегодня в нашей роте, Валя, большая радость. Сегодня наградили орденом Ленина капитана Фадеева, меня – Красного Знамени, моего друга, Пудова Георгия, орденом Красной Звезды и еще пять разведчиков из нашей же роты – медалями. Ну, родная, любимая, будь здорова, и себе того же желаю.

До свидания, дорогая. Друзья тоже передают тебе очень большой привет. Микулай».

***

Зима под Ленинградом запаздывала. Каждый день шел дождь со снегом. Сырые, ветреные дни порядком уже надоели солдатам в окопах. Завьюжило только в конце 1942 года, заметая окопы.

Начало 1943 года. Советские войска готовились к прорыву блокады Ленинграда.

Из разведчасти дивизии поступил приказ: достать «языка» с оборонной линии под Синявино. Задание не из легких: здесь враг сидел крепко, окопавшись еще с сентября 1941 года. Разведчикам предстояло перейти линию фронта и вернуться с «языком» как можно быстрее.

Сборы были недолгими.

Сильный ветер с Ладоги бил по лицу и глазам мелкими крупинками снега. Для разведчика такая погода – то, что надо. Пусть еще сильнее бесится ветер. Тогда и враг не заметит их следов.

Вот торфяник. Беспокойно шумит высокий сухой камыш. Разведчики в белых маскхалатах осторожно ползли за саперами по минному полю. Саперы также обезвредили шариковые мины на проволочных заграждениях. Путь был открыт.

Группа то ползком, то бегом перешла передовую линию и скрылась в лесу. К рассвету вышли к реке Светлиха. Стали слышны залпы пушек, трескотня пулеметов.

Недалеко от села Соснихи, на поляне, наткнулись на пасеку с пустыми ульями. Чуть в стороне стоял перекосившийся домик. Старшина объявил привал. Надо беречь силы. С наступлением темноты – снова в путь.

Под Синявино у немцев оборона в несколько эшелонов. Доты, дзоты, траншеи, окопы, землянки… В двух-трех местах танки были зарыты в землю и использовались как доты. Девятый поселок Синявино полностью сгорел, торчали только трубы. Пронизывающий ветер немецких караульных загнал в укромное место. Укутанные во что попало, они ненадолго появлялись и вновь исчезали.

«Охотники» перешли шоссе Синявино-Мга, к рассвету дошли до села Ракитовка и здесь переждали день. Вечером вернулись на шоссе за «языком». По нему с обеих сторон то и дело проезжали легковые автомашины и мотоциклы. Кудряшов начал размышлять, как бесшумно достать «языка». Но как это сделать? И тут будто молнией ударило в голову. Глаза его заблестели, когда он увидел оборванный телефонный провод на валявшемся столбе.

– Слушай, Хасиев, один конец провода привяжем к дереву на той стороне, а другой конец с этой стороны натянем, когда подъедет мотоцикл. Вот и будет нам «язык».

Немцы не заставили себя долго ждать. Из-за поворота показался мотоцикл с коляской. Он все ближе и ближе. На фашисте в коляске новый полушубок с белым воротником, накинута пестрая плащ-палатка. Вот сигнал Хасиева. Как только мотоцикл приблизился, он и Пудов резко натянули провод. Солдату за рулем провод пришелся как раз на горло, и он слетел с сидения. А мотоцикл на полном ходу вылетел на обочину. В мгновение ока Кудряшов оказался у лежащего на земле немца и связал ему руки. Тотчас прибежал и Хасиев и вставил в рот немца кляп.

В лесу не так много снега, шагается легко. К счастью разведчиков, снег сейчас шел, не переставая и заметая их следы.

«Язык» оказался очень ценный: гауптман Отто Глейслер, инженер оборонных сооружений дивизии. В портфеле – нужные документы, карты.

***

…Наконец настал этот долгожданный момент. Наступление!

Кто знает, может и Микулаю, и его товарищам суждено погибнуть. Но все равно они ждали этого момента с нетерпением. Личный состав роты почистил и смазал автоматы и винтовки, получил достаточно боеприпасы. Каждый солдат постирал гимнастерку и брюки, погладил, натер до блеска пуговицы, нашил под воротник гимнастерки белую полоску. Будто готовились к параду.

Укрепленные резервом войска Волховского и Ленинградского фронтов ударили укрепленные позиции врага с двух сторон. Кругом огонь, дым, пыль. Вся округа грохочет, кипит. Краснозвездные самолеты, с ревом заходя в пике, сбрасывали бомбы. Позиции врага сплошным огнем накрыли и «Катюши».

Кудряшов с Пудовым, лежа рядом, ждали сигнала к атаке. Вся рота ждала сигнала ракеты. Вот и красная ракета в небе. Танки Т-34 сквозь дым рванули вперед, за ними поднялась пехота.

Старшина Кудряшов и Пудов, невзирая на шквал огня, прыгнули во вражескую траншею. Поливая огнем из автомата и забрасывая гранатами, шли вперед, «выкуривая» немцев из дотов и дзотов.

Кудряшов сейчас – командир взвода. Днем – в атаке, ночью – в разведке. Хоть и устал в боях, Кудряшову ночью опять в разведку.

В этот раз перейти линию обороны было легче. Прошли чуть вглубь и сразу заметили в дотах пушки с прямой наводкой и танки. И тут у Микулая мелькнула дерзкая мысль.

– Нургали, дружище, ты ведь под Шяуляем был башенным стрелком. Значит, сможешь стрелять и из немецких пушек и пулемета. Давай, пойдем в лес около девятого поселка Синявино и захватим дот с танком. Ты с Шевелевым останешься в танке до утра, а мы вернемся в дивизию. Завтра, когда часть начнет наступление, ты оттуда начнешь отрезвлять немцев. С того места высота Синявино как на ладонях.

…Пограничник – как шапка невидимка. Не знаешь, откуда он придет, не услышишь, как он приползет.

Одетые в маскхалаты, разведчики доползли до дота-танка. Внутри – тишина. Но разведчики прислушались и понаблюдали еще. Прошло чуть времени, как в десяти-пятнадцати метрах показался темный силуэт. Вот он уже совсем близко. Пугало да и только: на фрице ватное одеяло, на голове теплый платок. Как только он подошел к танку, шустрый Хасиев Нургали закрыл ему рот рукой и воткнул в грудь кинжал. Немец захрипел и свалился на снег. Хасиев через люк пролез вовнутрь танка, проверил пушку и пулемет.

– Все в порядке. Значит, мы остаемся здесь, – сказал он, выйдя оттуда.

Кудряшов и Хасиев, обнявшись, попрощались. Ведь среди врагов остается Хасиев.

Старшина с Пудовым и еще два разведчика теми же тропинками-дорогами вернулись в часть. С капитаном на карте отметили все огневые точки немцев.

На следующее утро, не успело взойти солнце, начался артобстрел. Все вокруг бушевало. И Хасиев здорово помог наступающей части. Укрепленная высота Синявино была взята. Сейчас очередь крупной узловой железнодорожной станции Мга.

Радостная встреча. Будто давно не виделись родные и близкие люди: объятия, поцелуи. Хасиев с Шевелевым опять со своими!

Фашисты, пытаясь вернуть свои сданные позиции, предприняли контрнаступление. Но родную землю советский солдат больше не даст топтать. Немцам отныне только назад – на запад.

Враг, отступая, начал оставлять на деревьях «кукушек».

Старшина с Пудовым около Синявино, пройдя по берегу Светлихи, углубились в лес. Снег неглубокий. Погода чуть потеплела, без ветра, с неба падают крупные снежные хлопья.

Совсем как в наряде на границе, шли медленно, но теперь в сторону Мга. Вдруг слева, где шоссе, послышался звук автоматной очереди. Старшина и Пудов повернули налево: надо уничтожить «кукушку». От дерева к дереву, то и дело прислушиваясь, поползли вперед. Но вот Кудряшов совсем близко, под густой елью, увидел фашиста в белом халате; в руке у него автомат. С дерева опять короткая автоматная очередь. Там тоже «кукушка» в белом халате.

– Сначала уничтожим нижнего, – сказал старшина. И тут же метким выстрелом уложил его. Настал черёд другого. Его автомат упал вниз, но сам еще оставался на дереве. Микулай, тщательно прицелившись, выстрелил еще раз, но немец не шевелился. Тогда Микулай, не прячась, пошел к дереву. У немца на дереве руки и голова повисли, густая кровь капала на снег. Оказалось, он привязал себя к дереву, чтобы не упасть.

***

Со стороны города Мга слышна канонада. Два фронта приближаются друг к другу.

Семь суток вели жестокое сражение войска Волховского и Ленинградского фронтов. И вот 18 января 1943 года под городом-героем Ленинградом окопавшиеся здесь фашисты разгромлены. Блокада прорвана. Солдаты двух фронтов обнимали друг друга. Кругом гремело «Ур-р-а!».

Несмотря на неудачу, фельдмаршал Кюхлер не оставлял надежду захватить город Ленинград. Город постоянно подвергался артобстрелам, бомбежкам. Ленинградский фронт лишь спустя немало времени получил приказ о новом наступлении.

В это же время Волховский фронт, собрав всю мощь, двинулся на врага. Город Новгород окружил от севера до юга. Быстро продвинувшись к городу Луга, разгромили вражеские войсковые коммуникации. Немецкая группа войск «Север» быстро отступала на запад. За поражение в этом направлении Гитлер Кюхлера отправил в отставку. Но и это не помогло немцам: они отступали и отступали.

Старшина Кудряшов 900 дней защищал блокадный Ленинград, был в рядах лучших снайперов фронта. Ему вручили удостоверение с красной обложкой под номером 44 «Личный боевой счет снайпера-истребителя». Там написано: «С 1 мая 1942 года по январь 1943 года истреблено сто шестьдесят восемь фашистов».

***

Враг отступал на запад, в свое логово. Взвод Микулая вместе с наступающей Советской Армией сквозь огонь и пламя в передовой роте тоже шел на запад.

Разведгруппа перешла реку Луга в трех километрах южнее города Луга. Ночь темна до черноты, дождь со снегом. Вдобавок, задул холодный северный ветер. Мокрая одежда заледенела и мешала шагу. Но в нужное место нужно добраться в назначенное время. Надо привести в исполнение приказ: взорвать железный мост через реку Плюсса. Это железная дорога Луга-Псков. Цель: вражеские поезда не должны уйти из Луги в Псков.

На рассвете наткнулись на полуразрушенную землянку на поляне. Капитан Фадеев принял решение здесь переждать до вечера. Да и разведчикам пора отдохнуть, обсушиться. Но осторожность не лишнее. Проверили, обойдя вокруг три-четыре километра, и лишь тогда убрались в землянке и разожгли печку. Печка быстро накалилась, вскоре в землянке потеплело.

Микулай, хоть и знал Валино письмо наизусть, не вытерпел, вытащил и прочитал еще раз. Без этого его сердце не успокаивалось.

Когда стемнело, разведчики оставили приютившую их землянку и зашагали дальше. На западе и севере виднелось зарево от пожаров. Немцы, отступая, поджигали оставшиеся дома. Слышалась и канонада. Фронт остался в десяти-пятнадцати километрах.

К полночи разведчики вышли к реке Плюсса.

– Плюсса течет на север и соединяется с Нарвой. Мост должен быть в двух километрах на севере, нам туда – сказал Фадеев.

Прошли вдоль реки около полчаса и услышали впереди лай собак.

Дозорные Кудряшов и Пудов пошли вперед.

– Похоже, с собаками охраняют мост, – сказал старшина Пудову. – Хорошо, что ветер дует со стороны моста. Это нам на руку: не услышат и собаки не почуют. Подойдем поближе, а там будет видно.

Показалось очертание моста. Разведчики прижались к земле. Как ни прислушивались, никаких звуков со стороны моста. Только ветер свистел в ивняке, и в лицо остервенело бил колючий снег.

Подползли Фадеев с Хасиевым. Обсудили дальнейшие действия: Кудряшов с пятью разведчиками к мосту подходит с левой стороны Плюссы, а Хасиев со своим отделением – с правой. Капитан Фадеев с остальными разведчиками будет наготове прийти на помощь.

Впереди оказалась преграда – проволочное заграждение в три ряда. В двадцати-тридцати метрах – железная дорога.

Преодолев преграду, разведчики опять прижались к земле и стали наблюдать. На мосту передвигались две тени, которые иногда громко переговаривались. И вот они исчезли в землянке. Старшина Пудову дал знак и быстро прошел вперед. Подойдя близко к мосту, они четко увидели амбразуру. Над дзотом, вспыхнув, взлетели искры и сразу потухли.

– Товарищ старшина, можно, я взорву этот дзот? – шепотом спросил Пудов.

– Давай, Георгий, покажи фрицам маскарад.

В это время с левой стороны Плюссы громко залаяла собака, взлетела ракета. Амбразура, закрытая от холода, открылась, внутри послышались громкие голоса. Но Пудов их опередил, успел добежать и бросить в амбразуру две гранаты Ф-1. Когда гранаты внутри взорвались, Кудряшов дал знак своим товарищам и рванул вперед.

На правой стороне Плюссы началась стрельба. Старшина, оставив здесь Пудова и двух разведчиков, еще с одним солдатом поспешил на помощь Хасиеву. Огонь пулемета прижал отделение к земле, не давал поднять даже голову. Темноту пронизывали трассирующие пули.

Услышав голос Кудряшова, капитан бросился за ним, но вражеская пуля остановила его. Фадеев упал, как подкошенный.

– Капитана убило, – мелькнуло в голове Микулая и, невзирая на опасность, побежал к дзоту. В дымящую трубу бросил гранату. В землянке послышался взрыв. Тут уже подоспел Хасиев со своим отделением, и схватка перешла в траншеи. Все закончилось быстро.

Саперы знают свое дело, у них каждое движение выверено: быстро заминировали мост, опутали бикфордовыми шнурами.

Хасиев с одним из разведчиков положили раненого Фадеева на волокушу, на которой саперы тащили тол, перевязали рану. Пуля попала в грудь.

Разведчики быстро уходили от моста. И вот над мостом высоко поднялся огненный шар, взрывы оглушительной силы заполнили все вокруг.

К рассвету разведчики прибыли в часть. Доложив дежурному майору о выполнении задания, Кудряшов с Хасиевым повезли капитана в медсанбат. В тот момент, когда санитары уже поднимали носилки с Фадеевым, навстречу быстро шла Лиза. Увидев смертельно бледного капитана, встала как вкопанная, затем вдруг закричала:

– Лева?! – встав на колени, нежно несколько раз погладила она его по голове. – Лева, Лева…– произнесла она ласково.

По приказу главного врача медсанбата капитана сразу отнесли в операционную комнату.

– Капитан потерял много крови. Нужен донор. Кровь, которая была, вчера отдали тяжелораненым, – сказал майор медицинской службы, подойдя к солдатам.

– Возьмите мою, товарищ майор, – вышел вперед Микулай.

– Какая у Вас группа?

– Первая.

– Тогда пошли.

Четыреста граммов крови отдал старшина Кудряшов для любимого командира. Для него он готов был отдать последнюю каплю.

Через две недели капитан пошел на выздоровление.

– Живем, родная, живем, – сказал с улыбкой Фадеев, когда Лиза подсела к нему. Одно полено даже в печке не горит, а два полена даже в поле горят, говорят в народе. То, что рядом был любимый человек, ему придало сил, помогло выздороветь.

– Хорошо, что пуля задела только край легкого. Здоровье у Вас крепкое, товарищ капитан. И кровь старшины спасла. Теперь вы с ним как родные, родные по крови, – сказал главный врач.

– Мы с ним с первых дней войны породнились. Настоящий друг, – ответил Фадеев.

Когда фронтовой госпиталь перебазировался в Лугу, Фадеева перевезли туда. До этого его посетил начальник штаба дивизии подполковник Кашкадамов и сообщил о присвоении Фадееву звания майора. Вручив две пары майорских звезд, пожелал скорого выздоровления и возвращения в часть. А Кудряшова Микулая он поздравил с присвоением звания лейтенанта.

***

День проходил за днем, советские войска дошли до границы. Тех, кто до войны служил на границе, отозвали из фронтовых частей, и начали формировать погранотряды, комендатуры, заставы.

Командование дивизии, тепло поблагодарив, проводило пограничников из разведроты на защиту границ Отчизны.

***

Прошедший через трескучие морозы, жару и пекло боев, лейтенант Кудряшов сейчас начальник учебной заставы 105-го погранотряда. Проверенные в боях друзья Хасиев Нургали – старшина заставы, Пудов Георгий – командир отделения. Кудряшов обучает новичков-пограничников сложному и почетному делу – охране границы. Молодые пограничники слушают его внимательно. Иногда лейтенант рассказывает им разные случаи, происходившие с ним во время своей службе на границе до войны.

– Я тогда был еще молодой. Зеленый, так сказать. Но парень я был не промах. Вот пришло время, и я впервые в дозор вышел старшим наряда. Это ответственный момент: Родина доверяет тебе охрану своих границ.

Вот я на границе. До самостоятельной службы я десять дней в наряды ходил с начальником заставы Гамаюном. Прошел по каждой тропинке, учился. Основательно изучил карту участка заставы. И вот я иду старшим наряда. Прошли уже изрядно, когда увидели следы. Чьи это следы? В нашу сторону прошло какое-то животное. «Дикая свинья», – сказал я. Действительно, в это время на нашем участке их было много. Смотрю еще внимательнее. Ну, да, след кабана. Рядом с лесом приграничные вспаханные полосы, и там должны быть следы этих самых кабанов. Побежал туда и внимательно рассмотрел их. Опять возвращаюсь и рассматриваю эти следы. Начинаю сомневаться: вроде и не кабаньи. Соединился с заставой и поговорил с Гамаюном. Скоро лейтенант сам прибыл с группой пограничников. Собаки быстро вышли на след. И не кабан это был, а нарушитель границы. Через два-три километра поисковые собаки нашли протезы кабаньих копыт. А самого нарушителя поймали в одном сарае. Вот тебе и кабан! Немецким шпионом оказался.

При задержании нарушителя границы надо быть очень наблюдательным, и надо уметь произносить команду «Стой!». Ее нужно произносить негромко, чуть слышно, чтобы он не понял, откуда звук. Шпионов ведь учат стрелять на голос.

…Вечером в восемь часов старшина Хасиев с двумя молодыми пограничниками прибыл в канцелярию заставы.

– Товарищ лейтенант, наряд пограничников к защите государственной границы готов, – отрапортовал он.

Микулай подошел к карте участка заставы, которая висела на стене:

– Приказываю приступить к защите границы Союза Советских Социалистических Республик. Ваша задача: защита левого фланга 8-го квадрата заставы между третьим и четвертым ориентирами. Нарушителя границы Отчизны задержать, доставить в заставу. Старший наряда – старшина Хасиев.

На границе тихо. От ветра чуть покачиваются верхушки деревьев. Пограничники по узкой дорожке идут на границу.

– Вы сначала наступайте на пятку, а затем опускайте стопу, так шагов не будет слышно, – учит Хасиев молодых пограничников.

Вот зашуршали сухие листья. Это еж на охоте за мышью. Прошли еще и впереди услышали шум. Это кабан со своим семейством. Слева, в низине, не унимается перепелка. Пощелкивают аисты в гнездах своим длинным клювом. Потом опять тишина. И в этой тишине слышно, как перешептываются только что распустившиеся на деревьях листья.

Безоблачное небо усеяно мерцающими звездами. Над лесом поднялся молодой месяц.

***

Восьмого мая в кабинете начальника заставы зазвенел телефон.

– Начальник заставы лейтенант Кудряшов слушает. Кто? Фадеев?! – радостно закричал Микулай. – Товарищ майор, как здоровье? А как Лиза? Когда приехали? Только что? Очень хорошо, опять вместе. Вместе, говорю! Заместитель коменданта? Хорошо, хорошо. Лиза? Привет, горячий привет, Лиза! Спасибо, спасибо. Валя? Как дадут отпуск, сразу поеду за ней. До свидания, спокойной ночи!

Микулай положил трубку. Ему очень хотелось сейчас же рассказать об этом Хасиеву с Пудовым, но они в наряде. Долго еще сидел Микулай за столом, облокотившись. Нахлынули воспоминания…

На следующий день Микулай в два часа ночи проводил на границу очередной наряд. А в два часа десять минут прозвучала радостная весть: по радио диктор Всесоюзного радиокомитета Юрий Левитан объявил о капитуляции фашистской Германии. Вот он, самый долгожданный день. Микулай вышел на улицу. Утренний воздух прохладен и свеж. В ближайшей деревне запели первые петухи. Перед заставой несет свою службу караул. В этот момент Микулаю хотелось кричать во весь голос: «Победа! Победа!», чтобы его слышали и спящие пограничники, и в ближайших селах.