Текст книги "Возмездие (СИ)"

Автор книги: Николай Аксаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Как Ленинград, Москва? Говорят, что их захватили немцы?

– Москва и Ленинград никогда не будут в руках врагов. Вот, читайте, – протянул старшина газету «Правда» женщине, которая назвалась Валентиной Михайловной. А та, схватив газету, от радости поцеловала ее.

– Это правда, родные мои. И Москва, и Ленинград врагу могут сниться только во сне. Вот газета из Москвы, напечатанная только три дня назад. Лгут немцы! Москва не сдалась! Не сдался и Ленинград! – радостно восклицала Валентина Михайловна.

Обрадованные «лесные» жители бросились угощать разведчиков горячей картошкой в чугунках, горячим чаем.

– Чем богаты, тем и угощаем. Не обессудьте, родные.

– Для себя же готовили, о нас не беспокойтесь, – пытались отказываться разведчики.

– Вы наши самые долгожданные, самые дорогие гости. Если не вас, то кого же еще угощать нам? Чем богаты...

– Малиновка далеко отсюда? – спросил у Валентины Михайловны Кудряшов.

– Десять-двенадцать километров.

– Много немцев там?

– Не так много. Штаб расположился в школе. В пустых домах – офицеры и солдаты. Деревенских жителей там осталось мало. Староста наш, деревенский, Судаков, будь он неладен. Стелется перед немцами.

– Как же Судаков до сих пор не рассказал немцам про вас?

– Боится...Ему партизаны передали письмо: "Если с жителей Малиновки упадет хоть один волос, помни, мы тебя повесим перед твоим же домом на колодце".

Туман рассеялся. Солнце осветило верхушки сосен. Разведчики, тепло попрощавшись с жителями землянок, тронулись в сторону Малиновки. Густой лес скрывал их. Тишину нарушали лишь редкие вскрики птиц. Вот белка, перепрыгивая с ветки на ветку, испуганно юркнула в дупло.

– Не бойся, красавица. Мы не тронем тебя. Живи, радуйся жизни, – проговорил Кудряшов.

Край леса. Перед разведчиками поле. Снег ослепляет глаза. В двух-трех километрах, в рассеивающемся уже тумане, видна Малиновка.

Разведчики уже два часа наблюдали за Малиновкой. К ней днем никак не пробраться. Вокруг нее открытые места. Любой неосторожный шаг может их выдать. Вдруг из деревни вышел парнишка и зашагал по проторенной немцами дороге в сторону Кондуя. Увидев его, Кудряшов с Пудовым поспешили к дороге, спрятались под вековыми соснами.

Парнишка приближался. На нем большой, не по росту тулуп, на ногах обмотанные портянками лапти. На голове рваная шапка. Через плечо висел полотняный мешок.

–Эй, братишка, иди-ка сюда, – позвал старшина.

Парнишка резко остановился.

– Зачем мне к вам? – спросил он. – Нет, не подойду.

– Иди сюда, глухой, что ли?

– Что вам нужно? Куски хлеба, которые я выпросил? Не отдам, не отдам! – и слезы потекли у него из глаз.

– Пойдем поглубже, поговорим там.

– Куда путь держишь? – спросил Кудряшов уже в чащобе.

– В Кондуя.

– Зачем?

– Побираться.

– Сам из какой деревни?

– Не все ли равно. Вот, хожу. Кто подаст, того и благодарю.

Парнишка с недоверием и страхом смотрел на Кудряшова. Кто знает, может какой-нибудь полицай. И таких он видел. Нельзя доверять каждому попавшемуся. Тогда старшина расстегнул маскхалат, и парнишка увидел красную звезду на шапке и погоны со знаками различия. Тут уж парнишка от радости зашмыгал носом – не смог удержаться от слез.

– Значит, наши! А я думал, немцы.

– Куда держишь путь? – улыбаясь, спросил Пудов. Затем ласково погладил парнишку по спине.

– К дядям.

– Кто они?

– Не скажу. Догадайтесь сами, – совсем уже осмелел парнишка. Кудряшов с Пудовым поняли, что он в Малиновке был по заданию партизан. Он рассказал, что в деревне немцев не так много, шесть танков, три из них – легкие. С северной стороны деревни под навесом одна дальнобойная пушка.

–Ладно, шагай, братишка. Иди, шагай, куда шел, – сказал старшина.

Парнишка вышел на дорогу и, посвистывая, пошел в сторону Кондуя.

Мороз к вечеру начал крепчать. Пронизывающий ветер гонит поземку. Зимний день короток, быстро стемнело. В деревне немцы утихомирились, свет в окнах погас. И разведчики подползли совсем близко к Малиновке. По улицам прохаживались патрульные; кто накрылся одеялом, кто – шалью. Вокруг школы – тоже патрульные. Здесь, похоже, действительно расположился штаб. От разведчиков не ускользнуло и место укрытия артбатареи.

– Эх, дать бы огня сейчас по этим проклятым фашистам, – прошептал Кудряшов Хасиеву. – Жалко, что нельзя.

«В деревне только караульный отряд при штабе, остальные, должно быть, на передней линии» – про себя подумал старшина.

Разведчики вернулись в лес. Шли быстрым шагом. Наконец вышли к речке, которая им и была нужна. Она течет между Малиновкой и Погостье и уходит в лес. Через три километра – Погостье. Оттуда останется пройти четыре километра и там уже наша оборонная линия. И вернуться надо с "языком".

Разведчики, окопавшись в снег, лежали уже более часа. Ждали. Наконец, из Малиновки выехала кухня. Лошадь едва тащилась. На санях – два солдата. У одного в руках – вожжи, у другого – автомат.

– Который с автоматом – "язык", – шепотом дал знать старшина Хасиеву.

Немцы утеплились чем попало. Поверх сапог натянули вязаные из соломы "галоши". Их разведчики называют "гитлеровские валенки".

Кухня медленно приближалась.

– Ой, майн готт, ви ист кальт дер руссише винтер, – сказал тот, что с вожжами.

– Я, я.

Старшина дал знак и две белые тени бросились к саням. Старшина одним ударом приклада оглушил "извозчика", а Хасиев одним рывком стащил второго с саней. Заткнув ему рот платком, быстро потащили в лес. Оставив "языка" с Пудовым, остальные, вернувшись к саням, быстро наполнили мешки буханками хлеба и бутылками с ромом.

***

Долго ждал Микулай вестей от Вали. Эх, письма, письма...Отчего же с такой тоской ждет их солдат на войне? Очень дороги они для фронтовика. Их настоящую цену знает только солдат на поле войны. Ждет писем между боями или читает их, пока не выучит каждое слово, и все равно вытащит его из нагрудного кармана и читает вновь и вновь, вздыхая. А если уж в конверте фотокарточка любимой девушки или жены, или детей, то солдат, не отнимая от них взгляда, разговаривает с ними. Это самые радостные минуты для солдата.

В дивизию, окруженную врагами, письма приходили с большим опозданием. Сегодня наконец-то Микулай получил долгожданное письмо. Такая радость для старшины!

"Мой незабвенный Коля. Тебе, твоим друзьям от всего сердца желая здоровья, пишу это письмо. Нынче зима морозная, наверное, мерзнешь. Я тебе связала носки и рукавицы, отправила посылку. Дошла ли она до тебя, любимый мой, не знаю. Твое письмо получила. На току я его прочитала всем, надеюсь, ты не обидишься. Гордятся тобой, говорят, что ты сражаешься храбро, не срамишь свою деревню. Все передают привет, желают тебе вернуться живым и здоровым. Пусть моя любовь бережет тебя от вражеских пуль, любимый. Ты мое счастье, ты моя жизнь. Сейчас у нас сорокоградусные морозы. Мы, несмотря на холода-морозы, работаем. Вам, защитникам любимой Родины, стараемся дать больше хлеба, чтобы у вас было еще больше сил сражаться с врагом.

До свидания. Не обижайся за короткое письмо. В другой раз, когда будет больше времени, напишу длиной с портянку. Хорошо, любимый? Любящая тебя Валя"

Письмо, хоть и было коротким, успокоило тоскующее сердце Микулая, он повеселел.

Думы, солдатские думы... В одно мгновение они, посадив Микулая на свои крылья, перенесли в родную деревню Хуранвар. Все, все перед глазами. Но больше всех – его любимая Валя.

Микулай, аккуратно сложив письмо, вложил в блокнот рядом с Валиной фотокарточкой. Прежде долго с любовью смотрел на ее фотокарточку, мыслями опять оказался рядом с любимой девушкой. "Эх, голубка моя, как же ты далеко, как далеко" – вздохнул он.

Еще до призыва его в армию вокруг Вали кружились парни из соседней деревни. Видя, как они пытаются за ней ухаживать, Микулай страдал. Однажды он чуть было не остался без Вали.

Был летний, ясный поздний вечер. Молодая луна купалась в озере. Когда Микулай дошел до Валиного дома, она спряталась над тучами. Они, черные, тяжелые, быстро накрыли все небо. Темноту прорезала молния, следом грохотал гром. И начался ливень. Улица быстро наполнилась водой, с шумом стекала на нижнюю улицу. Куда идти? Вали нет. Она всегда ждала его здесь. Микулай затревожился, сердце забилось, почувствовав неладное. Хорошо хоть, в такую погоду ему встретилась жена Шаркусь Энтри, Тякка. Она и рассказала, где Валя.

Оказалось, что, когда стемнело, к Теверен Элексантор из деревни Макаровка на сморины приехал Панук, сын Качака Нярки. Валю с подружкой Машук обманом привели к ним.

Услышав такие недобрые вести, Микулай поспешил к Теверен. Все двери были заперты. Окна темные, в доме ни звука. Только молния изредка освещает дом. Дождь все еще лил, не переставая. Микулай зашел в палисадник и тихо постучал в окно. Окно распахнулось и в нем показалось Валино лицо.

– Дайте воды, девушка, пить хочется, – как бы шутя сказал Микулай.

– Панук, принеси ковшик с водой из задней комнаты, – сказала Валя.

Едва Панук вышел из комнаты, Валя тотчас из открытого окна прыгнула в объятия Микулая.

– Не выпускает, шуйтан. Я думала, он приехал за Машук. А он, оказалось, хочет увезти меня...Насильно хочет увезти, – с возмущением рассказала Валя. – Все думала, как дать знать тебе. Очень ждала тебя, наревелась.

Когда Панук пришел с ковшиком воды, Микулай и Валя уже сидели на крыльце Керки Палюка.

Панук в темной комнате посмотрел туда-сюда. «Валя, Валя, ты где? Не шути», – зажигая спички, во все глаза смотрел он. Но в комнате стояла тишина. Затем он подошел к открытому окну. Только тогда он понял, что случилось. Со злостью выплеснув воду из окна, с силой захлопнул его.

– Ты что, старшина, задумался? – присел рядом с Микулаем Фадеев.

– Из дома письмо получил. Вот, вспомнилось довоенное время, – убрал свой блокнотик в нагрудной карман старшина.

– Послушай-ка, Микола, не сходишь со мной сегодня в медсанбат? Пригласили.

Наедине Фадеев старшину часто называл просто по имени, Миколой.

– Лиза?

Капитан кивнул головой.

Микулай не мог не заметить, что после медсанбата капитан и Лиза сблизились. Командир роты часто тепло вспоминал Лизу.

...К вечеру они добрались до Оломны. Лиза с одной медсестрой снимали угол. У Лизы сегодня ночная смена. А сейчас она, принарядившись, ждала гостей.

Услышав шаги за дверью, она выбежала им навстречу. То ли от волнения, у нее лицо раскраснелось.

Микулай искоса посмотрел на капитана. Тот сегодня сбрил бороду и стал очень похож на лейтенанта Гамаюна. Может, поэтому Лизины плечи вздрогнули и глаза наполнились слезами. И они, как бусины, скатились с ее длинных ресниц.

Капитан поставил на стол поллитровую бутылку. Лиза смутилась.

– Лева, нужно ли это?

Старшина тоже достал трофейный ром и колбасу.

– Ха! Какой ты богатый, старшина! Не ожидал. – засмеялся капитан.

После одной рюмки Лиза похорошела. Ее влажные голубые глаза часто встречались со взглядом черных глаз Фадеева. Они объясняли все без слов.

Лиза никогда не думала, что после Миши она сможет полюбить другого мужчину. Только Миша был в ее сердце. Вот теперь – Лева. Бывает же в жизни такое. Он лицом, голосом, улыбкой, телосложением, да и характером напоминал Мишу, становился все ближе и роднее.

В восемь вечера Лизина подруга, сестра, собралась на дежурство, стала прощаться с гостями. Микулай, решив оставить капитана и Лизу наедине, вызвался проводить медсестру до медсанбата.

– Подождите, нехорошо Вас одну отправлять. Давай, провожу. – сказал старшина, надевая полушубок. И вышел.

– Лиза, – сказал капитан, сильно сжав ее руки, – прости меня, но я не могу больше скрывать свои чувства. Я люблю тебя. Говорю, как есть. У нас с тобой одинаковая судьба, Лиза, может, и счастье будет одно на двоих.

– Ах, жизнь, жизнь...– вздохнула Лиза. Затем закрыла руками лицо, положила голову на стол и ее плечи мелко-мелко затряслись. Фадеев обнял ее и стал нежно гладить по светлым волосам, спине и плечам. Лиза через несколько минут подняла голову, вытерла мокрое лицо и поправила волосы.

Потом они долго сидели молча, слов не было. Только смотрели друг другу в глаза, в их взглядах отражались и надежда, и любовь. Но между ними сейчас проклятая и страшная война...

***

Вот и солнце стало выше. Снег стал плотнее. В лесу стало оживленнее. Весна.

Кудряшов с Пудовым на передней линии два дня с утра до вечера наблюдали за вражеской позицией. На третий день началась настоящая "охота".

Рассеяв темноту, наступало утро. Вдруг в просвете между деревьями показались два солдата с термосами в руках. Старшина из снайперской винтовки раз за разом выстрелил, немцы упали. Скоро около них остановился другой солдат, и он также свалился от меткого выстрела старшины.

Весь день пригревало солнце. К вечеру в окопе стала накапливаться талая вода. Рядом, в каких-то ста метрах, немцы, даже не шевельнуться. А в окопе воды все больше.

– Здесь уже невозможно лежать, товарищ старшина. Давайте к своим, – сказал посиневший от холода Пудов.

– Нет, Георгий, будем терпеть до темноты. Скоро уже стемнеет.

Снайперы продержались до темноты. Им удалось уничтожить еще одного немца.

Весна вовсю вступила в свои права. Ее ароматный, сладкий запах кружил голову.

У Кудряшова и Пудова с каждым днем счет уничтоженных фашистов рос, их было уже пятьдесят. Фотографии снайперов напечатали во «Фронтовой газете». Вдоль фронтовой дороги красовались фанерные листы с надписью: «Слава Кудряшову и Пудову, истребившим десятки фашистов!»

Кудряшов с Пудовым вернулись с задания в роту, когда в небе уже заблестели звезды. По пути к командиру роты им встретился старшина Аваськин.

– Здравствуй, Саша, – тепло поздоровался Микулай.

– Не Саша, а товарищ лейтенант, – ответил тот с прохладцей в голосе.

– Извините, товарищ младший лейтенант, – проговорил старшина.

Капитан долго сидел над картой, на которой старшина сделал отметки.

– Хорошо. Сейчас же доложу в разведчасть дивизии. Вот еще что, старшина. Приказано добыть "языка". Пять дней на наблюдение. Завтра с рассветом выступайте. Об этом я дал знать младшему лейтенанту Аваськину. На задание идете трое. Каждый день, по возвращении, обсудим. Где, по-твоему, лучше начать наблюдение?

– С правого фланга, на стыке двух дивизий.

– Хорошо. Но запомни, в этот раз нельзя поднимать шум, никакой стрельбы.

В этот вечер комсомольская организация дала рекомендацию для принятия Кудряшова в ряды Коммунистической партии.

Пять дней прошли быстро и без ЧП.

В Синявино у немцев окопов нет. Из-за болота моментально проступала вода. Дозор вышагивал по чавкающей под ногами тропинке. Со слов дивизионных саперов, здесь много мин.

Два года здесь уже не добывался торф, болото заросло камышом и осокой. Патруль здесь проходил через каждые полчаса. Об этом Кудряшов вечером доложил капитану на «летучке».

Группа Кудряшова задание выполнила. Настал черёд разведчиков младшего лейтенанта Аваськина. Санька за эти дни сильно похудел, не мог ни спать, ни есть. В его голове была только одна мысль: как вообще уйти из разведки. Даже думал о побеге в сторону немцев. Перейти линию оборону сейчас не сложно, но...там кругом мины, наступишь – смерть. Об этом он знал хорошо. И немцы, говорят, вокруг себя понаставили мин. Если даже удастся обойти свои мины, можно нарваться на вражеские. Это опять смерть.

На «летучке» Санька не смог доложить свой план.

– Я в разведке не так давно, еще не все знаю, извините меня, товарищи, – лишь смог он сказать.

Начальник разведчасти штаба дивизии майор Курицын, изучив внимательно рапорт Кудряшова, пока не принял окончательного решения

– Сообщу, как только переговорю с начальником штаба дивизии, – сказал он.

На следующий день, после полудня, Кудряшова приняли в ряды Коммунистической партии и вручили медаль «За отвагу».

На войне трусу и муха кажется слоном. Младшему лейтенанту Аваськину за каждым кустом мерещился ствол автомата. Ведь в любой момент пуля, выпущенная из него, может Саньке попасть в лоб. Прощай, тогда, жизнь. Нет, Аваськин не хотел умирать, как многие другие. "Я не хочу умирать, пусть Кудряшов, Пудов умирают" – кричал его страх внутри.

Пора выступать на "охоту".

– Вы, младший лейтенант Аваськин, идете с группой за "языком". Группа Хасиева будет вас прикрывать, – уточнил капитан Фадеев накануне.

Минеры-саперы "охотникам" открыли дорогу, после чего Шишлов со своей группой справился с заграждением из проволоки в три ряда. Им в помощь были темная ночь и сильный ветер.

Впереди – младший сержант Шишлов, за ним – Паршин, затем – Аваськин. Остальные разведчики – чуть сзади. Санька полз и думал только о том, как бы остаться в живых. Шептал, как молитву: «Боже, спаси меня, прости меня. Если я виноват перед тобой, прости меня, боже». И, забыв об осторожности, громко закашлял.

Тотчас хлопнуло, и взлетела ракета, осветив все вокруг. У Аваськина от страха бешено заколотилось сердце. И он, вскочив на ноги, побежал назад. С немецкой стороны застучали пулеметы. На бегу Санька выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в левую ладонь. И побежал дальше, спотыкаясь.

Шишлов и Паршин, отстреливаясь, поползли назад. Когда уже отошли почти на безопасное расстояние, Шишлов Васюк внезапно упал на землю, из раны на виске пульсировала кровь. Паршин водрузил его на спину и пополз. Но он не успел отползти далеко, как вражескоя пуля ранила его насмерть. Аваськин в это время думал только о себе, и радовался, что он, только он, остался в живых.

– Младший лейтенант Аваськин ранен. Мы перевязали ему руку, – сообщили сержанту Хасиеву солдаты с передней линии.

– Тяжело?

– Нет, в ладонь. Кости не задеты, ничего страшного.

– Мы его ищем здесь. А он вон где. Он забыл, что он старший по разведке? – сердито сказал Хасиев.

Погибших товарищей перенесли в свою позицию и положили их рядом друг с другом. Разведчики собрались у их останков и, сняв пилотки, стояли молча. Бесстрашные патриоты лежали бездыханно. Их сердца перестали биться.

В это время Аваськин бежал в санроту. "Спасся, живой" – радостно думал он.

Молоденькая сестра смазала его ладонь йодом и забинтовала. Велела идти в палату.

– Вы мне дайте направление в санбат, – попросил Аваськин.

– Без врача не могу. Только завтра.

– Пожалуйста, дорогая сестра...

– Ладно, должно быть где-то с подписью врача. – сестра из ящика стола достала лист бумаги и выписала направление в санбат.

Где шагом, где бегом Аваськин добрался до санбата.

Врач внимательно осмотрел его рану. "Сомнительная рана" – подумал он про себя.

– Младший лейтенант?

– Да, доктор.

– Когда, где ранили?

– Вчера вечером, в разведке.

Услышав его слова, Лиза вздрогнула.

– Ладно, пока отдыхайте. Лиза, отведите младшего лейтенанта в шестую палату! – скомандовал врач сестре.

Лиза у Аваськина начала расспрашивать о капитане Фадееве и его товарищах, но тот от ответа уклонился.

«Еле спасся. Спасибо тебе, боже. Скорее бы попасть в тыловой госпиталь. Помоги мне, всевышний». – шептал он все время.

Рота простилась с погибшими друзьями и похоронила их в братской могиле. Прощаясь с ними, Кудряшов не смог сдержать слез. Они с младшим сержантом Шишловым и Паршиным защищали границу Родины, вместе с тяжелыми боями отступали под Ленинград. С ними Микулай делил пополам радости и беды, тяготы войны. Они всегда были вместе.

Через неделю Аваськин предстал перед военным трибуналом. Суд, учитывая его молодость и искреннее раскаяние, разжаловал в солдаты и для искупления вины отправил в штрафную роту.

***

Даже в огне войны человек думает о жизни, а не о смерти. Как бы ни была тяжела солдатская доля, каждый день, шагая рядом со смертью, он все равно мечтает о будущем.

Шишлов тоже мечтал вернуться в свой дом живым и здоровым. «Очень ждет меня Улюна, да и сын тоже. Вот она прислала рисунок ладошек сына. «Здорово, отец», – будто говорит эта ручка сына» – радовался Васюк, показывая письмо Улюны.

Только еще вчера был Шишлов, а сегодня его нет. Кто знает, может, у Микулая тоже дни сочтены. Эх, Аваськин, Аваськин. Каким же ты подлым человеком оказался. Какого черта занесло его в роту, его трусость погубила все дело. Командира роты – капитана Фадееева, Микулай ведь с самого начала предупреждал о нем, но тот Аваськина решил проверить в деле. И вот сегодня ему придется держать ответ перед партийной организацией. Не погладят по голове, не спишут на войну гибель двух храбрых разведчиков. Ведь это два сердца, две жизни.

Старшина Кудряшов не раз оказывался рядом со смертью. Или смерть рядом с ним? Он полз вперед, а пуля прошила навылет его ранец, не задев его. Было и так: пуля, просвистев перед носом, разнесла диск автомата.

И правда, иногда Микулай и сам удивлялся. Внутреннее чутье его часто предупреждало: "Прижми голову. Ложись под тем кустом. Пригнись. Отползай отсюда". И его обходили пули и осколки.

Было еще такое с ним. Вырыв себе ячейку, он приступил к наблюдению. В это время внутренний голос дал команду: "Уходи отсюда быстрее! Берегись!". Он отполз и окопался в другом месте. И вовремя. Мокрое место осталось бы от него от взорвавшейся мины.

Какими словами теперь успокоить Улюну? Как будет расти сын без отца?

Такими словами раня свое сердце, Микулай пошел на партийное собрание. Перед этим ночью он не сомкнул глаз, боль сжигала его сердце.

– Эх, Аваськин, Аваськин! – который раз в сердцах произносил Микулай. – Что бы сказала твоя мать, если бы встала из могилы?

...Жена Аваськина Ивана – Плаки – рожала одних девочек. Дочь за дочкой...А Иван каждый раз ждал сына. И ругал он жену, и руку поднимал. "Кому оставлю свое богатство, будущим зятьям, что ли? Мне сын, сын нужен! – говорил он. Даже к гадалкам ходил. Плаки в церкви ставила свечи Божьей Матери, молилась, просила сына.

Наконец, ее мольбы были услышаны. Однажды в доме Аваськина Ивана зашелся плачем родившийся сын. Повитухе, принявшей у его жены роды, Иван на радостях подарил рабочую лошадь.

Зря Иван не был рад дочерям. Через некоторое время после рождения сына его дочери одна за другой умерли. Только сын остался, самый любимый. Отец с матерью баловали его, гордились. «Вырастишь, будешь уважаемым человеком» – говорили они. А Санька со своими сверстниками вел себя надменно, ни во что их не ставил.

С такими мыслями Кудряшов дошел до командного пункта. Сидя под развесистой елью, курили Фадеев и Хасиев. Микулай подошел к ним. Под елью прохладно, пахнет смолой.

– Как же так получилось, старшина? Мне казалось, что Аваськин порядочный человек, – вымолвил капитан

– Уже ничего не воротить, товарищ капитан.

– Коммунисты, заходите в дом, собрание начинаем, – крикнул кто-то.

Войдя с улицы, с яркого света, в полутемной комнате Кудряшов не сразу разглядел собравшихся. Потом увидел начальника политчасти подполковника Тимошенко, майора Курицына, начальника отдельной части дивизии майора Кузнецова и еще двух незнакомых лейтенантов. Всего собралось около двадцати членов партии. В повестке дня один вопрос: случившееся ЧП в разведроте.

Вину в провале разведки и потере двух бойцов полностью возложили на капитана Фадеева. О самом Аваськине почти не говорили. Хотя собравшиеся и говорили о Фадееве только хорошее, не умаляляя его смелость, храбрость, уважение подчиненных, но и не оправдывая его за случившееся, вынесли выговор.

– Правильно высказали товарищи, в дальнейшем буду бдительнее, – сказал, тяжело вздохнув капитан Фадеев, по пути в разведроту. – Близок локоть да не укусишь.

– Что уж теперь, товарищ капитан, что случилось, то случилось. Ветер не всегда дует в ту сторону, в какую мы хотим.

– Так, товарищ старшина, все так. Это в дальнейшем для меня будет хорошей наукой.

***

Прибывший из разведчасти дивизии посыльный передал, что капитан Фадеев и Кудряшов должны прибыть к майору Курицыну.

Фадеев и Кудряшов, войдя в здание разведчасти, доложили о своем прибытии. Они застали майора Курицына и подполковника Кашкадамова сидящими за картой. Совещание началось. Курицын расспросил Кудряшова о результатах наблюдения под Синявино.

– Здесь враг от нас находится в двух километрах. Место болотистое. Конечно, немцы нас отсюда не ждут. Хотя по болотам и трудно, но в разведку придется выступить именно этой дорогой. Завтра, товарищ капитан, еще раз понаблюдайте за этим местом и готовьтесь к «охоте». Требует штаб. О выполнении задания доложите мне сразу, – в завершение сказал подполковник Кашкадамов.

В доме, где разместилась разведгруппа, горела лампа из масленки, еле рассеивая темноту. Разговор между разведчиками идет об осторожности. Кудряшов рассказывал товарищам о разных случаях.

– Помнишь, Пудов, разведку под деревней Глажево? Чуть не попали мы тогда в руки немцев.

– Расскажите поподробнее об этом, товарищ старшина, – попросили его новички-разведчики.

– Это случилось в конце сентября прошлого года. Помню, как сейчас, – начал старшина. – Двое суток не переставая шел дождь. Как только он чуть стих, поступил приказ. Перед нами стояла задача: каковы вражеские силы под деревней Андреевка.

Вышли мы в дорогу. Темно, хоть глаз выколи. Оказалось, в Андреевке немцы скопили большие силы. Танки, бронетранспортеры, тягачи с пушками в боевой готовности. Перед каждым домом – грузовые машины под брезентом. Оккупантов полная деревня.

Вдруг налетели наши ночные бомбардировщики с заглушенными моторами. На деревню полетели бомбы. Машины горят, немцы бегают как суматошные. Мы тоже, воспользовавшись моментом, по немцам открыли огонь. Затем потихоньку ушли. Вышли на дорогу между Андреевкой и Глажево. Видим, вдалеке из стороны Глажево идет группа людей. Кто мог быть между двумя дивизиями? Я, подумав, что это разведчики из соседней дивизии, иду им навстречу. Смотрю – и глаза полезли у меня на лоб: передо мной, в очках, немецкий офицер. Я мгновенно отскочил назад. «Немцы» – кричу я и открываю огонь из автомата. Разведчики тут как тут, в ход пошли гранаты. Ни одного немца не оставили в живых. Вот так учит разведчика война быть бдительным и внимательным.

***

Жизнь военного разведчика такова: наблюдение и достать «языка». Каждый его шаг сопряжен с опасностью. Вот и сегодня капитану Фадееву из разведчасти дивизии поступил приказ: достать «языка». Это должен быть офицер из штаба или офицер-артиллерист – дал знать капитан разведчикам на "летучке".

– Вот это задача! – даже присвистнул старшина.

– Слушайте, значит, кто что должен делать. – продолжил командир роты. – К заданию подготовить шесть человек. Еще старшина и я, нас будет восемь. С нами идут еще два сапера. Они к нам прибудут завтра. Всего нас будет десять человек.

Когда на болото спустился густой туман, разведчики приступили к выполнению задания.

Впереди шли старшина и Пудов. Вот они вышли на дорогу, протоптанную немецким дозором. Быстро перебежав ее, разведчики через метров двести уже были в густом лесу. Будто тяжело вздыхая, шумели деревья.

От дозорных поступил сигнал об опасности, и разведчики залегли. Старшина с Пудовым тоже спрятались за деревьями. К группе, очень осторожно, оглядываясь по сторонам, приближались двое. На них была рваная одежда. Вот они совсем уже близко. Один из них обернулся и махнул три раза рукой, показывая вперед. «Сзади кто-то еще есть», – подумал Микулай, внимательно следя за каждым шагом этих бородатых людей. «Похоже, что это наши» – прошептал про себя Микулай, увидев на шапке одного из них красную звезду. Но разведчики, соблюдая осторожность, себя не выдавали.

Как только эти неизвестные люди сравнялись, старшина шепотом скомандовал: «Стоять!». И, нацелившись автоматом, приказал поднять руки. Бородатые люди, опешив от неожиданности, подняли руки. Поняв, что это свои, один из бородатых радостно воскликнул: «Свои мы!». Все кинулись обнимать разведчиков, слезы радости заблестели в их глазах.

Оказалось, старший политрук Сомов и еще двадцать три солдата шли от Любани к линии фронта, прорвавшись из окружения.

Разведчики угостили их тем, что есть. Старший политрук Сомов, узнав о цели их похода, вытащил из планшета карту и показал свои отметки, какие он делал по пути.

– Артбатарея вот здесь, на опушке леса в трех километрах от станции Погостье. Там же, в домах, рядом, устроились их расчеты.

– Спасибо, товарищ старший политрук. Нам надо дальше, время поджимает. Я вам дам проводника, он вас доведет до наших.

Один из солдат пожелал присоединиться к разведчикам.

–Товарищ капитан, я рядовой Шевелев. Знаю, где немецкая батарея. Возьмите меня с собой, – попросился он.

– Я не против, но что скажет старший политрук?

– Пусть идет. Хороший парень.

Группа капитана Фадеева до станции Погостье дошла только к вечеру. Капитан объявил привал.

Шевелев оказался очень сообразительным парнем. Разведчиков под Погостье он привел без компаса. И характер у него был открытый, приветливый.

Утром, едва открыв глаза, Микулай увидел на высокой сосне сороку, похожую на старушку в черном платке. Сорока поправила клювом свои перья и, каркнув, улетела. «Похоже, недалеко деревня. Сороки не любят улетать далеко», – подумал старшина, наблюдая за её полетом.

Разведчики, привыкшие к быстрым сборам, построившись по двое, засветло бесшумно двинулись в путь.

Расчеты вражеской батареи разместились в двух землянках рядом друг с другом. Около них и пушек по одному солдату в охране, которые менялись каждые четыре часа. Весь день немецкие артиллеристы по приказу офицера меняли прицелы, чистили пушки. Когда стемнело, остались только караульные.

Землянку с левой стороны разведчики обозначили как «А», а с правой – «Б». Командир батареи, офицер, в левой землянке, а фельдфебель – в правой.

Вот сменился караул. Кудряшов посмотрел на свои ручные часы: ровно полночь. Разведчикам ждать еще час, пока караульные, сдавшие свой пост, не заснут. От батареи в трехстах-четырехстах метрах, у дороги Кондуя-Погосте, разместилась вражеская хозчасть. Там дымили кухни, слышалось ржание лошадей, виднелись темные силуэты домов.

Капитан с Кудряшовым договорились так: старшина бесшумно убирает караульного, охранявшего расчеты, надевает его плащ-палатку и каску, затем убирает караульного у пушек. После этого он быстро бежит к Хасиеву и Пудову к землянке «Б». Капитан с другими разведчиками в землянке «А» добывает «языка» – командира батареи. Саперы тем временем закладывают тол в стволы пушек, в подвал с ящиками снарядов и, соединив бикфордовы шнуры, ждут сигнала.

Все готовы. Каждый разведчик знает свои действия. Стрелять только в крайнем случае, и то только внутри дома. Все строго предупреждены: действовать бесшумно.

Немецкий караульный, заступивший после сна, чуть походив, сложил плащ палатку и присел на пень. Посмотрел по сторонам, прислушался. Вокруг тихо. И, сидя, начал клевать носом.

Кудряшов у Пудова взял снайперскую винтовку, а ему отдал свой автомат. Проверил магазин с патронами, пружины затвора. Хоть Пудов и аккуратный солдат, но старшина не изменил своим привычкам.