Текст книги "Возмездие (СИ)"

Автор книги: Николай Аксаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Лева с раннего детства трудился. Ведь росли еще три сестренки младше него. Отец, как бы не было трудно, старался его вывести в люди. Лева очень хотел стать военным. После рабфака окончил школу командиров. Женился на любимой девушке. В первый же день войны бомбардировщики сбросили бомбы на Таураген. В этот же день под бомбами погибла его семья: два сына-близнеца Коля и Толя и жена, Маруся. Фадеев не мог забыть их ни на минуту. Огонь можно потушить, но боль и горе ничем не приглушить.

Недалеко от деревни – широкая дорога. От нее слева – болото, справа – озеро. И кругом лес, лес. Без конца и края.

По приказу капитана Кудряшов с Шишловым пошли в разведку. День выдался прохладный. Низко, почти касаясь деревьев, повисли тучи. Закрапал мелкий дождь, земля сразу сделалась скользкой, разведчики промокли насквозь.

Пройдя десять-одиннадцать километров, разведчики дошли до опушки леса. Недалеко виднелась деревня. Перед ними – неубранное гороховое поле.

– Пудов, ты, кажется, из этих мест?

– Да, товарищ старшина.

– Ты знаешь ту деревню?

– Нет, здесь я не бывал.

– Деревня Недремаевка. В десяти километрах – Любань.

Тут же из деревни показались два мотоцикла с колясками. Едут в сторону разведчиков. Спрятавшись в густых кустарниках, разведчики быстро обсудили дальнейшие действия. А дождь все моросит и моросит.

Мотоциклы по раскисшей дороге движутся медленно. На каждом – по три солдата. В коляске – с пулеметом, который на заднем сиденье – автоматчик. На опушке они остановились. Соскочили с мотоциклов и принялись за горох. Слышно: «Эрбсен, эрбсен!». («Горох, горох!»).

Для разведчиков обстановка изменилась. Старшина пограничникам приказал быть готовыми открыть огонь, а сам с Пудовым быстро рванул к мотоциклам.

– Хенде хох! – закричал Кудряшов. От неожиданности немцы встали, как истуканы. Один из них, спохватившись, поднял автомат, но Микулай успел выстрелить первым. Его мелкий выстрел сразил немца. Остальные дружно подняли руки.

Разведчики связали им руки и погрузили в мотоциклы. И тронулись к своим. Хоть дороги и размокли, они добрались довольно-таки быстро. Рота встретила разведчиков с криком «Ура!».

***

Отделение Нургали Хасиева расположилась на правом фланге участка. Остальные взводы – на левой стороне дороги, ведущей из Любани в Шапки.

Нургали родился и вырос в Казани. После семилетки пришел на завод, где трудился его отец. Выучившись на слесаря-наладчика, уже через год ему присвоили четвертый разряд. Его уже хотели направить на курсы бригадиров, как призвали в Красную Армию. И так он оказался на западной государственной границе. Уже три года сержант-пограничник на службе.

Нургали парень сильный. В борьбе любого уложит на лопатки. Только с Микулаем у них силы равные, друг другу не уступают. Правда, бывают моменты: то Микулай окажется в борьбе сверху, то Нургали уложит его на лопатки.

О мастерстве Нургали в этом деле Микулай узнал вот как. В один из дней, на занятиях, была команда отдыхать. Молодежь же, как говорится, силы некуда девать. Начали борьбу. Но один из них, крепкий, с широкими плечами, с мускулистыми руками, всех кладет под себя. Микулай, увидев это, подошел к Нургали. Подмигнув ему, сказал:

– Давай, родной, сразись с этим «Поддубным». Если ты не победишь, я попробую. Должны мы его победить. У него есть сила, но мало ума.

– Не получится у меня. товарищ старшина.

– Получится, не бойся.

Нургали вышел в середину круга.

– Со мной? – удивился этот силач-курсант.

– Да, – с вызовом ответил Нургали.

Два парня схватились. Даже командиры школы стали с интересом наблюдать за ними. Нургали, схватив парня за пояс, приподнял его, и, сделав один оборот вокруг себя, бросил парня спиной на пол. Все ахнули.

...Дождь шел всю ночь. Прояснилось только к утру.

Фадеев допросил «языков». У них, немцев, приказ: к полудню продвинуться до ближнего разъезда. А задача у роты: как можно дольше задержать врага.

Враг не заставил себя долго ждать: из-за леса выкатилась танкетка с белым крестом на башне. Преодолевая грязь, приближался. Наши два броневика одновременно выстрелили из пушек. Танкетка резко остановилась. Сначала показался небольшой язычок пламени, затем огонь и дым усилились. В конце концов огонь охватил всю машину. Внутри ее друг за другом взорвались снаряды.

Когда подтянулись основные вражеские силы, бой утих только к ночи. Утром опять началось наступление. Рота, не выдержав натиска, отступила в сторону Мга.

Отделение Хасиева от роты отстало. Во время боя его отсекли танки. Сейчас Хасиев, отступая, не знал, в каком направлении ушла их рота. Если идти в Саблино, дивизию еще можно догнать. Однако, это очень далеко. "Рота после выполнения задания уйдет в Мга" – говорил ему старшина. И Хасиев решил идти в этом направлении.

Перейдя шоссе Тосно-Шапки, в лесу отделение остановилось на отдых. На восемь человек – одна плащ-палатка.

Послышался гул машин. Хасиев и Паршин из зарослей стали наблюдать за дорогой: может, наши? Однако, из-за поворота выполз тяжелый танк, на башне – белый крест. За ним – машины, крытые брезентом. Хасиев и Паршин прижались к земле. Машина за машиной, сколько же их? В каждой – солдаты. Слышно, как поют. Хасиев стиснул зубы. Эх, бросить бы пару гранат...И сам себя успокаивает: «Нельзя, Нургали».

Хасиев с Паршиным вернулись к остальным. Быстро собравшись, ушли вглубь леса.

Дождь лил, не переставая. Под ногами и в сапогах чавкала вода. Одежда у всех намокла, прилипла к телу. Быстро стемнело, ни луны, ни звезд. Отделение шло наугад. Ни дороги, ни тропинки. Так они шли долго. И вот вышли на тропинку.

– Эта тропинка нас обязательно куда-нибудь приведет, – обрадовался Хасиев.

Тропинка вывела на край леса. Недалеко силуэты домов. Деревня. Хасиев подозвал к себе Паршина.

– Мы с тобой пойдем в деревню. Надо узнать, есть ли там немцы. А вы нас ждите здесь, – сказал остальным Хасиев.

И они растворились в темноте.

В деревне ни звука. Хасиев и Паршин осторожно подошли к забору. Прислушались. Тихо. И в этот момент услышали негромкие голоса и, приглядевшись, увидели, как в их сторону двигаются две тени. Слова уже разборчивы.

–Вас? (Что?)

Немцы. В деревне – немцы...

Отделение опять углубилось в лес. Теперь они шли по тропинке, как по путеводной звезде. На поляне наугад повернули направо: может, Мга там?

Тут увидели стог сена и остановились.

– Утром будет виднее. Передохнем – предложил Хасиев.

Уставшие и промокшие солдаты как будто только этого и ждали. Быстро прорылись в сено и крепко уснули. Только караульный остался бодрствовать.

...Рассвело. Надоевший дождь, наконец, перестал. Тучи проплывали над головой уже отдельными кучами, между ними чуть проглядывала синева. Прояснялось.

Группа спешно собралась и тронулась в путь. По восходу солнца определили направление в Мга.

Впереди показалась железная дорога. Недалеко сторожевая будка. Пограничники двинулись в ее сторону. Вдруг из будки выскочил сторож и замахал шапкой, явно подавая какой-то знак. Пограничники подошли к старику.

– Здесь только что были немецкие разведчики. Уходите быстрее, – заторопил он их.

Пограничники не успели даже шага ступить, как над их головами засвистели пули. Пограничники открыли ответный огонь. Бой длился недолго. Побросав раненных и убитых, немцы ушли в лес.

До полудня отряд пограничников вошел на станцию Мга.

Мга – узловая станция. Стоят составы с эвакуированными из Ленинграда. Женщины, дети, старики ждут отправления в неизвестность. Плакали дети.

Вчера станцию бомбили. Везде груды кирпича и стекла. Вырванные столбы, раскиданные рельсы.

Вот длинный паровозный гудок оборвал тишину. Воздушная тревога! Люди высыпались из вагонов, побежали в разные стороны. Крики, плач утонули в свисте пуль, разрывах бомб и снарядов. После бомбардировщиков начался вражеский обстрел из дальнобойных орудий.

Пограничники задержались на станции. Слишком много было раненых, многим требовалась их помощь. Только через несколько часов они добрались до своей роты. Это была радостная минута. Как будто и не было этого длинного марш-броска.

***

Под Синявино Микулай получил письмо от Вали. Первое письмо с начала войны, долгожданное письмо. До чего оно дорого на войне!

Провожая его в армию и вытирая платочком льющиеся слезы, Валя сказала:

– Сколько нужно, столько и буду ждать тебя, Коля.

Уже когда он садился в вагон, положила ему в карман этот платочек на память.

Вот сейчас от нее долгожданное письмо.

"Коля, ты сейчас как будто передо мной. Смотрю на твою фотографию из Гродно и разговариваю с тобой. От всей души желая тебе здоровья, пишу это письмо тебе, любимый Коля. Письмо, которое ты написал из Пскова, я получила. Ты все время в моих мыслях, и в снах я тебя вижу постоянно. Из твоего письма я вижу, что ты с врагом сражаешься доблестно. Береги себя.

Немного о деревенском житье-бытье. Здесь, можно сказать, мужчин и не осталось. Только старики и больные: Носов Энтрий, Макаров Хеветер, дед Марсих. Из молодежи – хромой Якку и Шакмаков Энтюк.

Недавно с войны вернулся Чуста Элюк. Пуля попала ему в стопу навылет, теперь у него пальцы еле гнутся. Теперь Элюк работает в райпотребсоюзе. Говорят, женится на Керкусь Рине. В деревне он ведет себя как барин. Когда напьется, лучше не попадаться ему на глаза. Говорит всякую гадость.

Возвращайтесь скорее с победой, уничтожайте их, бешеных псов. Мы поможем из всех сил. Я связала тебе теплые рукавицы и носки.

Нам тоже нелегко, но все же здесь не убивают, пушки не стреляют, течет пот, а не кровь.

Бей фашистов, любимый мой, и возвращайся скорее с победой. Жду, всей душой жду тебя, незабвенный мой. Валя. 21 августа 1941 года».

Валино письмо уставшему в боях Микулаю придало сил, на душе стало радостнее.

***

Как-то раз Кудряшов, находясь с Пудовым на передней линии обороны, увидел у одного солдата снайперскую винтовку. Хотя, как оказалось, он сам и не снайпер. Кудряшов во время учебы в школе младших командиров всегда занимал первое место по стрельбе.

– Отдай мне эту винтовку, друг, в обмен на автомат ППШ, – предложил он солдату.

– Я согласен, товарищ старшина, автомат даже лучше.

Вернувшись в роту, старшина разобрал винтовку, смазал, собрал обратно. Номер винтовки – 505, сделана перед войной. Утром, когда рассвело, он проверил точность прицела. Все было в порядке.

– Отличная винтовка, – остался доволен Кудряшов.

– Товарищ старшина, а сможете попасть в спичечный коробок через сто метров? – подзадорил Пудов.

Пудов, сделав триста широких шагов, коробочку повесил на ветку дерева. Кудряшов прицелился и выстрелил. Коробочка разлетелась.

Теперь Кудряшов и Пудов каждый день ходили на "охоту". Каждый день – два-три убитых фрица.

Однажды немцы их все-таки "вычислили". Кудряшов с Пудовым окопались было на нейтральной полосе ближе к передней линии немцев. Три убитых немца было уже на счету, когда враги засекли их. Заухали пушки и минометы. Снаряды и мины взрывались вокруг окопа. Но снайперы остались целы и невредимы. Только вот не удалось им в этот день занять новую позицию и умножить свой счет. Когда стемнело, вернулись в роту.

***

1941 год. Ноябрь. Дожди, сырость остались в октябре. Слякоть скрыл глубокий снег. Ранняя зима. Блиндажи, окопы замело снегом, везде сугробы. На реке Волхов ледостав.

Немцы медленно, но наступают. Они уже рядом с Волховстроем. Всего лишь три километра до него. Там – ГЭС, артерия Ленинграда.

Капитан Фадеев скорбит, болит у него душа. Уничтожил его любимую семью ненавистный враг. Но война есть война, не время думать о себе.

"Хорошо, что в роте есть такие, как Кудряшов", – подумал он. С первой же встречи понравился он Фадееву, и с тех пор стал для него близким и родным человеком. Конечно, тяготы войны всех сближают, роднят, но Кудряшов для него ближе всех. Храбрый, смело смотрит в глаза смерти. Если бы у него спросили, за что он так ценит Кудряшова, он бы развел руками и пожал плечами. Не смог бы выразить свои искренние чувства словами.

Однажды у штаба дивизии Кудряшов встретил знакомого врача, капитана медицинской службы Тендрякова. До войны тот занимал должность главврача 105-го погранотряда.

– Старшина, ты ли это? Как у тебя дела? – обрадовался тот.

– Все нормально, товарищ капитан, спасибо.

– Ты где сейчас?

– Старшина разведроты.

– Молодец!

– А Вы, товарищ капитан?

– В медсанбате я. Главный врач.

Слово за слово. Есть что вспомнить, есть что рассказать бывшим однополчанам. Тендряков рассказал, кто остался в живых из погранотряда.

– Хоть бы краем глаза увидеть их, – со вздохом произнес старшина. – Так сказать, из одной ложки ели. Если не секрет, где сейчас ваш санбат?

– В Старой Ладоге. Будет время, приезжай.

– Товарищ капитан, вас вызывают! – послышался голос.

Капитан, пожав старшине руку, сказал:

– Как-нибудь приезжай. Мы же из одного погранотряда, родные...Знаешь, жена лейтенанта Гамаюна, Лиза, тоже у нас. Тебя часто вспоминает. Приезжай, найди время.

Ночью мороз стал крепче. Даже деревья, не выдержав, трескались. Снег под ногами скрипел так звонко, что его было слышно далеко. Ветра нет совсем. Из труб дым поднимался прямо, как свеча.

Микулай пошел к командиру роты. Фадеев, вытянувшись на скамейке, дымил папиросой. Увидев Кудряшова, быстро встал.

– Старшина, ты баню пропустил. Иди, помойся сейчас. Я ждал-ждал тебя, потом я один...

– Что помылись, это хорошо. Так можно и в гости. Есть приглашение.

– Куда?

– В медсанбат. Лиза тоже там, оказывается.

– Ну?

– Это так. Главврач сам пригласил. Из одного же отряда. Хороший человек.

– Давай, беги быстрее в баню.

Микулай, как бывало в деревне, поддал жару. И загуляли веники по телу. Еще поддал жару. Остальные, не выдержав горячего воздуха, выползли в предбанник. Кудряшов, разгоряченный, выбежал на улицу и нырнул в мягкий снег. Чуть остыв, оделся и поспешил к капитану.

Фадеев стоял, одетый с ног до головы в новое зимнее обмундирование, которое выдали только вчера. Микулай еле его узнал. На нем белый полушубок, шапка, валенки. Никакой мороз не страшен. Микулай тоже оделся во все теплое.

***

Не прошло и полчаса, как Фадеев с Кудряшовым, добравшись на попутке, стояли у двухэтажного здания. На нем все еще висела вывеска "Детский дом № 26". В нем и разместился медсанбат.

Внизу их встретила дежурная медсестра.

– Кто вам нужен? – спросила она. Голос у нее был приятный.

– Гамаюн Елизавета Петровна. Передайте ей, что пришел старшина Кудряшов.

– Кудряшов? Какая красивая фамилия, – улыбнулась медсестра и зашла в палату.

И тут оттуда вышла высокая, статная женщина. Она одета была в синюю юбку, зеленую гимнастерку, синий берет, на ногах хромовые сапоги. На тонкой талии широкий ремень с портупеей. Две светлые косы аккуратно уложены на затылке. В первые минуты ни капитан, ни старшина не узнали ее. Наконец Кудряшов воскликнул:

– Лиза! – и сделал несколько шагов в ее сторону.

Услышав свое имя, Лиза остановилась и с удивлением посмотрела на двух мужчин, одетых в белые полушубки. Узнав в одном из них Кудряшова, подбежала к нему и обняла. На щеках он почувствовал ее горячие слезы.

– Ах, уже и не мечтала встретиться!

Потом она отошла от Кудряшова, поправила гимнастерку, волосы и вытерла слезы. И только тогда протянула руку капитану.

– Извините, не сразу узнала вас, – сказала она, улыбнувшись. – Кто вам сказал, что я здесь?

– Капитан Тендряков, – ответил старшина. – Очень хотелось тебя увидеть.

– Я очень рада. Я тоже мечтала встретить своих, но не надеялась. Война же. Сегодня живы, а завтра...Давайте, проходите, поговорим.

И повела их в приемную комнату.

– Раздевайтесь, раздевайтесь. Будьте как дома. – ласково говорила она, помогая гостям раздеться. – Садитесь за стол. Сейчас принесу чай, с дороги будет в самый раз.

Извинившись, вышла из комнаты. Капитан со старшиной сели за стол. Через две-три минуты вошла Лиза, неся в руке коричневый чайник. Поставив его на старый журнал, достала из шкафа три стакана, хлеб, колбасу и стеклянную склянку со спиртом. Стала накрывать стол.

– Не стоило беспокоиться, – смутившись, сказал капитан. – Мы так, поговорить.

– Ладно вам. Так давно не виделись. Эх, жизнь, – успокаивая его, проговорила Лиза. В два стакана до половины налила спирт и доверху горячий чай.

– Я не буду, товарищ капитан, извините, до сих пор даже не пробовала, – с улыбкой сказала она. – Вам, мужчинам, немного можно. Ну, давайте!

Она подняла свой стакан с чаем и чокнулась с ними.

– Валя пишет? – спросила Лиза после недолгого молчания.

– Пишет. Очень переживает она за нас. Да и в колхозе нелегко.

– Это, конечно, так. Сейчас всем трудно, – вздохнула Лиза.

И завязался разговор. Вспомнили довоенное беспечное время, порадовались прорыву советских войск под Москвой. И о Ленинграде, который сейчас был в большой опасности.

– Не сдадим Ленинград. До последней крови будем биться, но не сдадим, – встав со стола, взволнованно начал прохаживаться по комнате Фадеев. – Сколько горя принесла эта война нашему народу. Не-е-т, отомстим гадам.

– Где ваша семья, товарищ Фадеев? – спросила капитана Лиза.

Он присел на край стола, долго молчал.

– Нет больше у меня семьи. И жену, и двух сыновей-близнецов немецкая бомба...в первые же дни...– дрожащими руками капитан вытащил из портсигара папиросу и закурил. Затянувшись несколько раз, потушил об журнал.

В комнате надолго стало тихо. Ее нарушила Лиза. Она, как бы встряхнувшись, дрожащими руками налила в стакан оставшийся спирт, и, не разбавляя, одним глотком выпила его. И, закрыв руками лицо, зарыдала.

***

Немцы приближались к Волхову. Ленинград в блокаде. Еще в сентябре враг занял Шлиссельбургскую крепость. Только Ладога соединяла сейчас Ленинград с Родиной. И именно сюда стремились немцы, пытаясь взять в кольцо город Ленина.

Стало известно об окружении немецкими механизированными частями города Тихвин, расположенного в 80 километрах от Волхова. Сейчас враг двигался через село Глажево на железнодорожную станцию Войбокало. Капитан Фадеев и старшина изучили карту: из Глажево через лес – совхоз «Красный Октябрь», через два километра – село Шум, от него в полкилометре – Войбокало. Да, в большой беде Ленинград.

В полночь дивизия выступила на Войбокало. Подоспев вовремя, она перекрыла врагу дорогу, не пропустив его на станцию.

После полночи Кудряшов привел "языка". Ох, и повозился он с ним. Здоровяк попался, мастер спорта. И «дичь» крупная – обер-лейтенант.

До этого по приказу командования Кудряшов три дня изучил военную обстановку, вражескую передовую линию. Рядом с совхозом «Красный Октябрь» глубокий и обрывистый овраг, вдоль него тянется лес. Там и укрепились немцы. Старшина хорошо разглядел, где у них огневые точки, расположение караульных постов на передней линии. Выявил блиндаж около полуразрушенного сарая, откуда враг вел наблюдение. Из амбразуры виднелся ствол пулемета.

Кудряшов, оценив обстановку, доложил Фадееву. Необходим был «язык». Вдвоем, сидя за картой, определили, как и где это лучше сделать. Если выйти к силосной башне и обойти его, то легко можно выйти в тыл блиндажа.

Выдалась подходящая для разведки ночь: сильно вьюжило и было безлунно. Кудряшов, Хасиев и Пудов вышли на задание. Снежная крупа била в лицо. Взлетали ракеты, но их свет не мог пробиться сквозь снежную пелену. Иногда слышалась редкая пулеметная стрельба.

Разведчики медленно ползли к сараю. Вдруг наткнулись на веялку. Здесь они засели в засаду. Через каких-то полчаса они увидели, как два темных силуэта приближаются к сараю. Быстро распределили между собой действия.

Вот немцы уже у веялки. Первый что-то напевает под нос.

Короткий сигнал. Разведчики в белых маскхалатах кинулись на немцев. Кудряшов со всей силы прикладом ударил идущего сзади и тот, не издав ни звука, сполз на снег. Хасиеву с ходу не удалось свалить первого. Фриц оказался сильным, он подмял под себя Хасиева. Тут подоспели Кудряшов с Пудовым. Кудряшов ударил прикладом в плечо, а Пудов, бросившись в ноги, свалил его. Быстро связали руки и ноги, сунули в рот кляп и потащили к силосной башне.

– Так не годится, пусть идет сам, – сказал Кудряшов и срезал пуговицы на его штанах.

– Фу, воняет как псина, в штаны наложил. Развязывайте ему руки, не убежит, штаны будет поддерживать. Форвэртс! (Вперед!) – скомандовал Кудряшов.

– Готт, мин унс (Бог, не бросай), – пробормотал фриц и медленно засеменил.

Обер-лейтенант рассказал все, что знал об огневых точках. Разведчики нанесли их на карту.

К утру вьюга стихла. Дивизия готовилась к наступлению. С рассветом наши пушки начали артобстрел. К ним присоединились и «катюши». Вражеская сторона была в огне. В небо поднялась ракета, и танки Т-34, поднимая грязь и снег, ринулись вперед. За ними поднялась пехота.

Враг не выдержал натиска наших частей и начал отступление. Разведрота ворвалась в горящий совхоз «Красный Октябрь». Отступая, немцы подожгли много домов.

Уже пробегая мимо последних домов поселка, Кудряшов из подвала услышал чей-то протяжный стон.

– Кто там?

– Родные, помогите, пожалуйста, – послышался женский голос.

Старшина спустился в подвал. От дыма запершило в горле. На полу везде лежали трупы.

– Где вы?

– Сюда, я не могу встать, меня ранило.

Кудряшов в темноте на полу нащупал женщину, поднял ее и вынес на улицу. Она оказалась молоденькой девушкой, лет восемнадцати-двадцати. От потери крови ее лицо побледнело, она тяжело дышала.

– Здесь вас было много людей?

– Много. Немцы перед уходом кого застрелили из автомата, кого взорвали гранатой.

Пограничники забинтовали ей раненую ногу.

– Мы так долго ждали вас, родные. Они вот не дождались. Из шестнадцати человек я одна осталась, – сквозь слезы проговорила она.

– Сестра, извини уж, нет времени сейчас у нас, надо гнать этих гадов. Помни, мы отомстим за всех, – успокоил девушку Кудряшов.

– Спасибо вам.

– Отсюда недалеко деревня Шум, там наш медсанбат. Как-нибудь дойди, сестренка. Там тебе помогут.

Пограничники, переходя овраг, на дне увидели труп десяти-двенадцатилетнего мальчишки. Его светлые волнистые волосы шевелил ветер. Из раны в груди вытекала кровь.

«Проклятые! Люди ли вы? Змеи из змей» – с ненавистью думал Кудряшов, стоя над маленьким трупом. Затем, повернувшись к своим солдатам, закричал:

– Вперед, товарищи! Вперед!

***

Село Оломна. Здесь у немцев сильная позиция. На колокольне церкви и высоком берегу реки Оломны установлены пулеметы.

Разведрота капитана Фадеева в последние дни изрядно поредела. Пополнения пока не было. От начальника дивизионной разведки майора Курицына поступило новое задание: проникнуть на линию обороны немцев, уничтожить пулеметные точки, занять позицию и удержаться до прихода ударного батальона дивизии.

Командир роты Кудряшову вручил подарок начальника разведчасти:

– Вот тебе, старшина, снайперская винтовка и две коробки патронов к ней. Пользуйся только сам.

Кудряшов тщательно осмотрел винтовку, проверил боеспособность, выстрелив два-три раза: все в порядке. И для разведчиков, и для снайперов очень необходимая вещь.

На следующий день ранним утром старшина с Пудовым заняли наблюдательную позицию.

Там, где церковь, река Оломна с крутыми и высокими, до пяти метров, берегами. Поэтому у немцев там не так много огневых точек. Основная их сила окопалась на более низком берегу.

Вернувшись в роту, Кудряшов обсудил с Фадеевым вопрос, как подняться на высокий берег.

– Для подъема нужны две пятиметровые лестницы, Поднявшись по ним, уничтожить пулеметную точку в церкви, захватить этот плацдарм и ждать ударный батальон, – высказал Кудряшов свое мнение.

– Хорошо, договорились. Тогда готовьтесь.

К ночи небо затянуло черными тучами. Темень. Первым по лестнице поднялся старшина. Притаившись под березами, прислушался к тишине. Ни звука. Подползли Хасиев с Пудовым. Кудряшов пополз дальше, к церкви. В маскхалате он слился со снегом, через пять-шесть метров он уже был незаметен. Когда Хасиев с Пудовым его догнали, он приказал им остаться на месте. Сам, готовый к любым неожиданностям, пополз к церкви, останавливаясь и прислушиваясь. Притаился за углом церкви.

Замерзший, укутанный в шаль немецкий часовой, постукивая нога об ногу, дошел до угла. Кудряшов прицелился ему в грудь и выстрелил. Глухой звук и немец, вытянувшись, упал на снег.

Хасиев с Пудовым проникли в церковь, быстро справились со спящими пулеметчиками.

Затем рота Фадеева с тыла атаковала береговые дзоты и для батальона путь был открыт. Он без звука вошел в село. Среди немцев началась паника, многие без боя сдались в плен. Лишь немногим удалось ускользнуть.

Во время этой атаки осколком разорвавшейся мины ранило старшину в плечо. Ребята сразу перевязали рану. Позже плечо разболелось, и пришлось идти в медсанбат.

Атака была стремительной, и враг не успел поджечь село. В центре села на небольшой площадке немцы устроили кладбище. Рядами стояли березовые кресты. На многих из них пробитые пулями железные каски.

Кудряшов в санроте пробыл ровно две недели. Когда в Оломну прибыл санбат, встретился с Лизой. Горе и военные тяготы наложили отпечаток на ее лицо, хотя она все еще был красива. Трудно было угадать в ней прежнюю улыбчивую, неусидчивую Лизу. Грустная, задумчивая, ее лицо редко озаряла улыбка. И Кудряшов старался не бередить ее раны.

– Как там поживает капитан Фадеев? – спросила однажды Лиза. – Передай ему потом привет от меня...

Выздоровев, старшина вернулся в роту.

***

В декабре, в самые трескучие морозы, дивизия на Октябрьской железной дороге оказалась окруженной немцами. Силы были на исходе. Из штаба поступил приказ: разведроте перейти железную дорогу, из Оломны доставить в окруженную дивизию провизию и боеприпасы.

Разведрота выступила в Оломну. Дойдя до железной дорог, Хасиева и его ребят капитан отправил в разведку. Разведка вернулась быстро: немецкий пост только у моста.

Рота беспрепятственно перешла дорогу и быстрым шагом шла в Оломну. Настроение было приподнятое, шутили.

– Эх, затянемся махоркой в Оломне до посинения, – приговаривали заядлые курильщики.

– Супчику бы съесть целый котелок.

– Может, вам еще жареного барана?

– Я был бы не против ста граммов к баранине.

В Оломне рота разместилась для отдыха. В эту ночь у капитана Фадеева поднялась температура. Кудряшов, не сомкнув глаз, сидел около капитана, прикладывая к его горячему лбу влажный платок. Утром пошел в медсанбат за врачом. Врач, осмотрев капитана, попросил Кудряшова и Хасиева нести его в медсанбат. Фадеев в бреду звал жену Марусю, своих сыновей.

Разведчики занесли капитана в палату и уложили на койку. В это время вошла Лиза. Она положила на его лоб компресс, подсела к изголовью.

– Ну как же так? – ласково сказала она, гладя его по волосам. – Потерпи, Лева. Все пройдет, выздоровеешь.

Фадеев медленно открыл глаза.

– Лиза, это ты? – полушепотом спросил он.

– Ну, вот, пришел в себя, – обрадовалась Лиза. – Я же говорила, что все будет хорошо.

– Как я здесь оказался?

– Вот эти...– на полуслове замолчала Лиза, еле узнав старшину и Хасиева в белых маскхалатах.

– Ой, Коля, Нургали! Это вы! Я не узнала вас.

– Не страшно. Вот товарищ капитан...

Микулай весь день провел в хозчасти дивизии. Разведчики сколотили из фанеры санки. Вечером караван с провизией, боеприпасами двинулся в 331-ю дивизию.

Потом еще три раза разведотряд проделал этот же путь.

Через неделю капитан Фадеев выздоровел. Его встретили Кудряшов с Пудовым. Лиза их проводила до окраины Оломны.

– Береги себя, Лева. Ну, совсем как ребенок, даже пуговицы не застегнул, – ласково приговаривая, она застегнула пуговицы на его полушубке. – Ладно, до встречи. До свидания. Будете в Оломне, обязательно заходите.

Кудряшов мельком взглянул на Фадеева и Лизу и облегченного выдохнул.

***

Командир роты через посыльного вызвал Микулая.

– Нам приказано разведать вражеские силы под Малиновкой и Кондуя, на дороге Малиновка-Погостье достать "языка", – коротко объяснил он. – В разведку пойдете вы, старшина.

Затем долго под светом лампы обсуждали и отмечали на карте, как это лучше сделать.

– Обратно по той же дороге возвращаться нельзя, враг может перекрыть ее. Сейчас не лето, на снегу останутся следы. Старайтесь заметать следы.

Кудряшов с собой хотел взять Шишлова, но Фадеев был против.

– Его не могу отпустить, он мне нужен здесь, – встал из-за стола капитан, – возьмите Хасиева и еще трех из его отделения. Этого будет достаточно.

Разведгруппа собралась выступить.

Стемнело. Над лесом полная луна. Разведчики по чащобе двинулись в сторону Малиновки. Снег мягкий, даже лыжи увязывали в нем. Впереди шел старшина, остальные за ним след в след. Только компас показывал сторону направления. Разведчику не положены ни карта, ни документы при себе.

До Малиновки всего семь-восемь километров, но разведчики шли обходными путями, поэтому дорога была намного длиннее. Время уже за полночь.

Под утро мороз стал сильнее, местность накрыл густой туман. Кудряшов объявил привал. Зажгли сухой спирт. Глотнули из фляжек по два-три глотка спирта и, так сказать, "заморили червячка".

– Однако вы жесткий человек, товарищ старшина, – не мог удержаться от смеха Хасиев. – Ну, что такое сто грамм? Сабантуй так сабантуй...

Отдых разведчикам придал сил и дальше они заскользили быстрее. Сквозь густые деревья начал пробиваться свет: начинается утро. Впереди показались трубы, из которых шел густой дым. Это землянки. Разведчики залегли. Кудряшов, подозвав к себе Хасиева и Пудова, отправил на задание.

– Хасиев, возьми у Пудова снайперскую винтовку, ему передай свой автомат. Винтовку применяй только при опасности.

Хасиев с Пудовым подползли к землянкам. Залегли и стали наблюдать. Из одной землянки выполз седобородый старик. Постоял, прислонившись к дереву, и, взяв охапку дров, снова скрылся в землянке. Вот из другой вышла женщина с ведрами и пошла сторону речки.

Разведчикам стало ясно, что эти люди скрываются в лесу от фашистов. Старшина дал знак остальным и пошел к землянкам. Из крайней землянки в это время выходила женщина и, увидев Микулая, быстро скрылась обратно.

– Немцы пришли! – послышался испуганный голос женщины из землянки.

Сразу же послышался крик, плач детей. Кудряшов, открыв полог, спустился в землянку.

– Ну, ну, успокойтесь. Мы не немцы, мы советские солдаты.

Женщина, не поверив, подняла на него испуганные глаза.

– Мы не немцы, почему не верите? – старшина стянул капюшон от маскхалата. Увидев на шапке красную звезду, женщина обняла Микулая и заплакала.

– Наши пришли, наши! – детвора пошла кричать по землянкам. Жители окружили разведчиков. Оказалось, они из Малиновки. Они еще летом выкопали здесь землянки. Теперь, когда немцы, отступая, пришли в Малиновку, они все сбежали сюда.