Текст книги "Славные парни. Жизнь в семье мафии (ЛП)"

Автор книги: Николас Пиледжи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

До Балтимора мы добрались к полуночи. Сигаретные точки открывались в шесть часов на рассвете.

Мне доводилось бывать там и прежде, и я знал кучу стриптиз-клубов на Балтимор-стрит. Ленни никогда не бывал в Балтиморе. Мы начали обходить клубы. Послушали немного джаза. В одном клубе к нам подсела парочка подсадных девиц и принялась вытягивать из нас напитки.

Мы покупали им имбирное пиво за девять долларов, а они гладили нас под столом. К двум или трем часам утра мы порядком набрались. Мы, должно быть, угрохали на тех девок сто пятьдесят долларов. Мы им явно нравились.

Они сказали, что за ними наблюдает босс, поэтому они не могут выйти с нами, но если мы подождем снаружи, то, как только они освободятся, встретятся с нами. Ленни был в восторге.

Я тоже в восторге. Мы идем за бар и ждем. Ждали час. Ждали два. А затем посмотрели друг на друга и принялись хохотать. Хохотали до упаду. Нас провели, как простаков.

Как двух идиотов. Так что мы поехали к сигаретной точке и стали ждать открытия.

А потом нас кто-то будит в восемь часов утра. Мы проспали. Теперь мы опаздываем на два часа и вернемся только к одиннадцати. Мы загрузили пятьсот блоков в машину, но в багажнике места не хватило.

Нам пришлось снять заднее сиденье и оставить его у оптовика. Мы равномерно распределили три партии, и сверху накинуло одеяло, чтобы выглядело, как заднее сиденье. Затем мы тронулись в путь.

На отдельных отрезках дороги мы выжимали по восемьдесят, по девяносто миль в час. Я думал, если выиграть пятнадцать минут здесь, а десять там, то можно добраться вовремя.

Мы уже мчались по четырнадцатой выездной магистрали Джерси-Сити. Я заметил радар и ударил по тормозам. Слишком поздно. Я увидел, как одна из патрульных машин потянулась за нами.

Когда я нажал на тормоза, сигареты на заднем сидении рассыпались по всей машине. Пока копы приближались к нам, Ленни перебрался на заднее сидение и попытался поправить одеяло, но справился не очень удачно.

Коп попросил мои права и документы на машину. Я объяснил копу, что она принадлежит другу. Я искал документы, но не мог их найти.

Коп начал проявлять беспокойство и спросил меня имя друга. Я не знал, на чье имя была зарегистрирована машина, так что даже не мог ему ответить. Мы ехали на новеньком понтиаке 65-го года, и он не мог поверить, что кто-то, чьего имени я не помнил, мог одолжить мне машину.

Я пытался оттянуть ответ, но наконец, назвал имя парня, на чье имя должна быть регистрирована машина. И стоило мне произнести имя, как я нашел документы, и, конечно же, в них стояло другое имя.

Теперь парень стал подозрительным. Он, наконец, глянул на заднее сидение машины и увидел разбросанные сигареты. Он вызвал вспомогательный экипаж и нас повязали. Теперь у меня проблемы.

Я вот-вот отличусь тем, что награжу любимого сына Пола Варио первым арестом. Я уже слышал тот шум, что поднимется. Я сказал копам, что не знаком с Ленни. Что подобрал его на дороге, где он голосовал.

Не прошло. Нас обоих арестовали. Ленни знал, что делать. Его хорошо вышколили. Он держал язык за зубами, только имя свое назвал. Ничего не подписал и не задавал вопросов. Я позвонил Джимми, и он привел адвоката с поручителем под залог.

К двум часам мы предстали перед местным судьей, где он определил залог тысячу пятьсот долларов для каждого. Адвокат с поручителем еще не прибыли, так что нас отвели наверх. Дали по одеялу и закрыли в камере с остальными.

У нас при себе осталось немного сигарет. Мы раздали их парням и, усевшись, принялись ждать. Через час нас окликнул охранник. 
– Хилл, Варио! С вещами на выход!

Теперь мы были свободны, но я беспокоился насчет сигарет. Беспокоился насчет Поли. И волновался за Карен.

Карен: Он позвонил и сказал, что у него небольшие неприятности. Оказалось, что его вместе с Ленни арестовали за незаконный провоз безакцизных сигарет. Это не было тяжким преступлением, но его арестовали.

Я по-прежнему верила, что он каменщик. Да, я знала, что он занимается не совсем законными делами. Я хочу сказать, что некоторые из моих друзей и родственников покупали сигареты. И, поверьте, никто не жаловался.

Помню, как-то раз Генри с друзьями принесли импортные итальянские свитера. Они у них коробками были. Четыре фасона по двадцать цветов, и все мы почти полгода носили эти итальянские свитера.

В это были втянуты не только друзья Генри, но и их жены и дети. Нас было много, и мы старались держаться вместе.

Никаких посторонних. Людей непосвященных никогда никуда не приглашали, и они ни в чем не участвовали. И поскольку мы были частью этой жизни, то вскоре все казалось привычным.

Дни рождения. Юбилеи. Отпуска. Круг знакомств оставался прежним. Тут были Джимми с Микки, позже и их дети. Поли с Филлис. Тадди с Мари́. Марти Крюгман с Франи. Мы ходили в гости друг к другу. Женщины играли в карты. Мужчины занимались своими делами.

Но меня ужаснул его арест. Я чувствовала себя пристыженной. Я никогда не упоминала об этом матери. Но никто из нашего круга знакомых не выглядел обеспокоенным. Возможность ареста всегда сопутствовала тем, кто мошенничал.

Наши мужья не были нейрохирургами. Не были банкирами или биржевыми маклерами. Просто обычными голубыми воротничками, и единственная возможность заработать немного лишних денег состояла в мошенничестве, и тут было не обойтись без обхода пары законов.

Мики Бёрк, Филлис и множество остальных женщин смотрели на это, как на шутку. Что никогда ничего не случится. Это просто бизнес. Джимми за всем присмотрит.

У него были друзья в Джерси-Сити. Я понимала, что слишком беспокоюсь по пустякам. Вместо того, чтобы беспокоиться, мне стоило просто наслаждаться собой. Каждый я раз когда я спрашивала Генри, как продвигается его дело, он говорил, что Джимми позаботится о нем.

Наконец, однажды, когда он выбрался домой на два часа, он спросил, помню ли я дело в Джерси. 
– Что случилось? – расстроено спросила я, словно Бетт Дейвис, отправляющая мужа на электрический стул. 
– Меня оштрафовали на пятьдесят баксов. – рассмеялся он.

Оглядываясь назад, я понимаю, что была наивной. Но мне не хотелось слишком много думать о происходящем. Я не хотела, чтобы мама оказалась права. Она не давала мне покоя с тех пор, как мы тайно поженились.

Онa чувствовала, что Генри – неподходящая для меня пара. A когда она узнала, что я на втором месяце беременности, с ней едва не случился приступ. Утром, в полдень, ночью я слушала о том, что Генри много пьет, вращается в плохом обществе, не приходит домой допоздна, что он не такой солидный человек, как мой отец.

Ей не нравилось, что после замужества я продолжала работать ассистентом стоматолога. Она твердила, что Генри заставляет меня работать ради денег. День за днем она пилила меня, и день за днем я его защищала.

Я никогда бы не доставила ей удовольствия, признав, что она права. Но она смотрела, как ведет себя Генри, и когда он уходил, начинала говорить о том, что ей не нравилось. Что он спит допоздна. Приходит домой поздно. Играет в азартные игры. Пьет.

Со времени нашей свадьбы прошло немногим более месяца, когда однажды ночью он совсем не вернулся. Пару раз до этого он приходил за полночь, но в тот день пробило далеко за полночь, а он не возвращался.

Он даже не позвонил. Я ждала наверху в своей комнате. Моя мама, как акула, почуявшая кровь, принялась кружить. Она была в своей постели внизу, но очевидно не спала, поджидая возвращения Генри.

Бьюсь о заклад, она бодрствовала бы всю ночь, чтобы просто узнать, во сколько вернулся Генри. Когда пробил час, она уже была на взводе. К двум часам постучала ко мне в дверь. В три часа мы уже все сидели в гостиной, ожидая Генри.

В доме моих родителей была большая парадная дверь, и мы уселись полукругом перед ней. 
– Где он? – спросила мама. – Твой отец никогда не задерживался, не позвонив. – сказала она.

Мой отец был святым. От него слова нельзя было дождаться. За все сорок лет совместной жизни отец никогда не ночевал вне дома. По правде говоря, он никуда не выходил, не сказав матери, куда направляется.

Он никогда не опаздывал на свой поезд, а когда выезжал с работы, то всегда приезжал с не более чем с пяти– или десятиминутным опозданием. А затем проводил полночи, объясняя, что движение было интенсивным, и он не мог выбраться.

Мама не оставляла нас в покое. Ведь Генри не был евреем – чего еще я могла ожидать? К четырем утра она начала вопить, что мы заставляем отца не спать. Хорошо, что ему еще на работу утром выходить не надо. И так далее, и так далее. Я думала, что умру.

Около половины седьмого я услышала, как подъехала машина. Мы все сидели в гостиной. Похоже было на бдение в церкви. Я вскочила и выглянула в окно. Эта была не его машина, но я заметила Генри на заднем сидении.

Я заметила, что за рулем сидит сын Поли, Пити Варио, и что с ними сидит один из сыновей Ленни Варио. Мама уже распахнула парадную дверь, и стоило Генри выйти из машины, как она набросилась на него.

– Где ты шлялся? Где ты шлялся? Почему ты не позвонил? Мы до смерти переволновались! Женатый человек всю ночь не гуляет! – она кричала на него так быстро и громко, что даже слова вставить не удалось. Я просто стояла там. Мне было девятнадцать, а ему двадцать два, и мы оба были детьми.

Помню, он остановился, взглянул на нее, на меня, и затем без слов вернулся в машину и уехал. Мама просто стояла. Он ушел. Я начала плакать. 
– Приличные люди так не живут, – отрезала она.

Генри: Я был так пьян в ту ночь, что помнил только, как вышел из машины и увидел маму Карен, которая кричала на меня у входной двери. Так это и есть жизнь женатого?

Я подумал мгновение и вернулся в машину. Спать я поехал к Ленни. Я начал осознавать, что нам с Карен придется переехать. В тот день я подождал до вечера и позвонил Карен. И рассказал ей правду.

Я был на холостяцкой вечернике у сына Ленни, Пити. Мы повели Пити выпить. Мы начали пить сразу после полудня. Зашли в "Джилл", "Голден Торч", побывали у Джеки Кэннона в "Рэт Финк Рум".

Про проституток на Фёрст-авеню я умолчал, но рассказал, что в два часа ночи принял ванну, чтобы протрезвиться и, так не придя в себя, отправился домой.

Мы условились сходить на ужин. Когда я подъехал к дому, она выбежала из дома, прежде чем её мать узнала, что я приехал. То, что её мать была нашим общим врагом, сплотило нас. Похоже было на первое свидание.

Карен: Какие-то браки хуже остальных. Какие-то удовлетворительные. Джимми с Микки Бёрки уживались вместе. Как и Поли с Филлис. Но никто из нас не знал, чем занимаются мужья.

Мы не были замужем за обычными работягами. Когда Генри уезжал за сигаретами, я знала, что он будет отсутствовать пару дней. Я видела, что и остальные жили так же.

Я знала, что его не будет дома каждую ночь. Несмотря на то, что мы все держались вместе, я знала, что по пятницам он собирался вместе с парнями сыграть в карты. Пятница всегда была карточным вечером.

Позже я узнала, что пятница была и вечером для подружек. Каждый, у кого была подружка, приводил её в пятничную ночь.

Никто не приводил жен по пятницам. Для жен была суббота. Так устранялась возможность встретить чью-то жену со своей подружкой.

В одну из суббот Генри повел меня в "Копу". Мы шли к нашему столику, когда заметили Пэтси Фаско, жирного как свинья, вместе с подружкой. Я сильно расстроилась. Я знала его жену. Она была моей подругой.

Должна была ли я держать язык за зубами? Я не хотела ввязываться в это. Затем я заметила, что Генри направился к нему, чтобы поздороваться. Я не могла поверить своим глазам. Он ставил меня в неловкое положение. Я отказалась идти. Я осталась стоять возле столиков в баре и не сдвинулась с места в сторону Пэтси.

Генри был удивлен, но заметив, что я настроена решительно, просто кивнул Пэтси, и мы прошли к столику. Это была одна из незначительных деталей, которые выдают многое. Я поняла, что на долю секунды Генри решил подойти к Пэтси, потому что забыл, что пришел вместе со мной. Он забыл, что это не пятничная ночь.

Глава седьмая

В начале пятидесятых годов поле для гольфа в Айдлвайлде, в Куинсе, превратилось в огромный аэропорт на пять тысяч акров.

Спустя пару месяцев местные гангстеры из Ист Нью-Йорка, Саут Озон-парка, Говард-бича, Маспета и Рокуэйз знали каждую объездную дорогу, открытый грузовой отсек, грузовую контору, погрузочную платформу и неохраняемые ворота в аэропорту.

Аэропорт занимал огромное пространство размером с Манхэттен, от Бэттери до Таймс-Сквер. В аэропорте трудилось более пятидесяти тысяч человек, было более десяти тысяч парковочных мест, а зарплатный фонд переваливал за полмиллиарда долларов в год.

Гангстеры, которые едва могли читать, разобрались в накладных, грузовых листах и инвойсах. Они обнаружили, что информация о ценных грузах хранилась в отделе с сотнями неохраняемых ячеек, которыми пользовались фрахтовые брокеры налоговой службы.

Само здание, хаотичная двухэтажная структура безо всякой охраны, находилось в миле от главных грузовых терминалов. Фрахтовым брокерам, курьерам, клеркам и таможенным инспекторам приходилось каждый день иметь дело с неисчислимым количеством документов, необходимых для международных перевозок.

Тут сидели около сорока брокеров с парой сотней курьеров, большинство из которых работали на полставки, так что не представляло сложности стянуть или скопировать информацию о ценных грузах, и затем передать любому желающему.

В начале шестидесятых, когда через аэропорт Кеннеди проходили грузы на тридцать миллиардов долларов в год, задача по облегчению авиалиний от грузов, а грузоперевозчиков от грузовиков стала главным времяпровождением множества местных гангстеров.

Джимми Бёрк был королем. Он со своими ребятами регулярно крали или угоняли из аэропорта меха, бриллианты, ценные бумаги и даже оружие.

Информация стекалась к Джимми с каждого уголка аэропорта. Операторы грузоперевозок, находящиеся в долгу у ростовщиков, знали, что могут отработать часть своих долговых обязательств, дав наводку на ценный груз.

Один из водителей "Истерн-Эйрлайнз", задолжавший одному из букмекеров Джимми, согласился "случайно" обронить несколько мешков по дороге от погрузочной площадки до почты.

В мешках оказалось два миллиона долларов в наличке, денежных переводах и акциях. Аэропорт был также идеальным местом для покупки билетов на сумму в несколько тысяч с краденых кредиток. Позже эти билеты можно было или сдать в обмен на полную стоимость, или продать в полцены любому желающему.

Покупателями часто становились бизнесмены и звезды шоу-бизнеса, чьи дорожные расходы были слишком велики. Одним из лучших клиентов ребят был Тино Барзи, менеджер Фрэнка Синатры-младшего.

Барзи, чье настоящее имя было Данте Барзоттини, накупил билетов в полцены на сумму в пятьдесят тысяч долларов, чтобы перевозить труппу в восемь человек и самого Синатру. Вскоре Барзи поймали и предъявили ему обвинение.

Воровства стало привычным делом в аэропорту, а тех неосторожных, что решались заговорить о том, что происходит, с завидным постоянством убивали, обычно через несколько дней после того, как те побывали в полиции.

Продажные копы на "зарплате" у Джимми сливали ему информацию про осведомителей и потенциальных свидетелей. Тела, временами по десятку в год, находили задушенными, связанными и пристреленными в багажниках угнанных машин, которые оставляли на долгосрочных парковках, окружающих аэропорт.

Вместе с Генри Хиллом, Томи ДеСимоне, Анджело Сепе, Тощим Бобби Амелией, Стэнли Даймондом, Джои Аллегро и Джимми Сантосом, бывшим копом, который, отсидев за ограбление, решил присоединиться к плохим парням, Джимми возвел ограбление аэропорта в искусство.

Временами криминальный гений находит определенную область, в которой преуспевает и которая приносит ему удовольствие. Для Джимми таковой стал угон грузовиков. Смотреть, как Джимми вскрывает коробки с только что угнанного грузовика, было что глядеть на жадное дитя на Рождество.

Он вскрывал первые украденные коробки до тех пор, пока не утолял жажду дотронуться и обладать каждым из украденных предметов. Тогда он начинал заглядывать в коробки, стучать по бокам, обнюхивать их, взвешивать в руках и переносить в грузовики, несмотря на то, что всегда нанимал соседских парней для переноски груза.

Когда Джимми разгружал грузовик, на его вспотевшем лице расплывалось выражение блаженства. Генри часто думал, что Джимми никогда не испытывал большего счастья, чем когда разгружал свежеугнанный грузовик.

Вдобавок к своей сверхъестественной способности делать деньги Джимми Бёрк был также одним из самых грозных людей в криминальной организации города.

За ним утвердилась репутация жестокого человека, истоки которой уходили к ранним годам тюрьмы, где, по слухам, он стал киллером для главарей мафии, отбывавших вместе с ним срок.

Его взрывной характер ужасал самых страшных людей в городе, а рассказы о Джимми заставляться вздрагивать даже его близких. Казалось, в нем странным образом сочетались великодушие и склонность к насилию.

Говорили, что как-то раз Джимми дал пожилой, бедной матери одного из молодых бандитов пять тысяч долларов. Женщина дала своему сыну деньги, но он отказался ей их возвращать.

Джимми так разгневался отсутствием почтения к матери, что утром дал женщине пять тысяч долларов, убедив её, что они от сына, а затем еще до заката убил самого сына.

В 1962-ом году, когда Джимми с Микки решили пожениться, он обнаружил, что Микки надоедает прежний парень, который звонил ей домой, кричал на нее на улице и часами кружил вокруг дома на своей машине.

В день, когда Джимми с Микки поженились, полиция обнаружила останки бывшего воздыхателя его жены. Тело было тщательно разрезано на дюжину кусков и разбросано в машине.

Но именно своим талантом делать деньги Джимми покорил сердца мафиозных правителей.

Способности Джимми были столь выдающимися, что семья Коломбо из Бруклина и семья Луккезе из Куинса договорились совместно пользоваться его услугами.

Мысль о том, что два итальянских семейства решат провести совещание из-за услуг ирландца, лишь только добавляла Бёрку легендарности.

Однако ни один из его друзей не мог сказать, что хорошо знает Джимми. По правде говоря, Джимми и сам себя не знал до конца. Он так и не узнал, где и когда родился, никогда не знал своих настоящих родителей.

Согласно записи в Манхэттенском сиротском приюте, Джимми родился пятого июля 1931-го года от женщины по фамилии Конвей. В возрасте двух лет его определили беспризорным и включили воспитательскую программу сирот римской католической церкви.

Следующие одиннадцать лет он переходил из одного приемного дома в другой, где, как позже признались работники социальных служб, его избивали, насиловали, баловали, лгали ему, кричали, запирали в туалете, и о нем заботилось такое число приемных родителей, что он с трудом мог вспомнить лица и имена хотя бы нескольких.

Летом 1944-го года тринадцатилетний Джимми ехал в машине вместе с последней парой своих приемных родителей. Когда он начал капризничать, его приемный отец, жестокий человек с взрывным характером, повернулся, чтобы его ударить.

Машина внезапно потеряла управление и врезалась, а мужчина скончался на месте. Приемная мать Джимми обвинила его в смерти мужа и принялась постоянно избивать, но главное управление по надзору за детьми отказалось переводить Джимми к другим приемным родителям. Джимми начал сбегать и встревать в неприятности.

Спустя два месяца после аварии Джимми арестовали за мелкое хулиганство. Его обвинили в необузданном поведении на детской площадке в Куинсе. Обвинения позже сняли, но на следующий год, когда ему исполнилось четырнадцать, его обвинили во взломе дома по соседству с домом приемных родителей и краже тысячи двухсот долларов наличными.

Его посадили в исправительную колонию "Маунт Лоретто", тюрьму для неисправимых подростков на Статен-Айленде. Предполагалось, что колония для малолетних так же изолирована, что и "Алькатрас" для взрослых преступников. Отсиживать срок в "Маунт Лоретто" было почетным отличием для молодежи, с которой теперь связался Джимми Бёрк.

В сентябре 1949-го года, после бесчисленных драк и арестов полицией, череды сроков в колониях для малолетних, включая "Эльмиру", Джимми арестовали за попытку передачи поддельных чеков на сумму в три тысячи долларов в банке Куинса.

Из-за возраста и невинной внешности Джимми часто служил "разносчиком" у Доминика Черами, гангстера из Бесонхерста, в Бруклине, который возглавлял целую шайку специалистов по обналичиванию чеков. В помещении для инструктажа, на втором этаже 75-го участка в Куинсе, полицейские сковали Джимми руки за спиной наручниками и принялись бить в живот, чтобы вытрясти признание об участии в махинациях Черами.

Джимми вынес пытку и не произнес ни слова. Его приговорили к двум годам в "Оберн" за подделку банковских документов. Джимми шел восемнадцатый год. И это было первое посещение взрослой тюрьмы. Когда он вошел в "Оберн", каменную тюрьму со стальными воротами на мерзлой земле северного штата Нью-Йорк, Джимми встретили там с дюжину самых крутых заключенных.

Они ожидали его прибытия в приемной тюрьмы. Двое подошли к Джимми. Они оказались друзьями Домина Черами и были благодарны ему за то, что он сделал для Черами. Они сказали, что если у Джимми возникнут какие-то проблемы в Оберне, то он должен к ним прийти. Так Джимми Бёрк встретился с мафией.

Вам нужно понять, что Джимми обожал красть. Он жил и дышал этим. Думаю, предложи бы вы Джимми миллиард долларов, чтобы не красть, он бы вам отказал, а затем принялся соображать, как бы его у вас выкрасть.

Это было единственным, чем он наслаждался. Он жил этим. Ребенком он воровал себе еду. Стягивал выпивку. Все эти годы он действительно жил на улице, пока его не подобрали и не определили к приемным родителям.

Тогда он ходил в приемный дом или исправительную школу, пока вновь не сбегал. Он спал в припаркованных машинах. Он был ребенком. Он облюбовал себе пару местечек для сна и мытья в стартовых боксах Акведука.

В период с шестнадцати до двадцати двух лет Джимми провел вне стен тюрьмы в общей сложности восемьдесят шесть дней. Детство Джимми прошло или за решеткой, или в побегах и кражах. Со временем тюрьма перестала его беспокоить. Он не обращал на нее внимания. Он даже не видел решетки. Он был неуязвим.

К 1970-му году Джимми контролировал все угоны грузовиков в аэропорту Кеннеди. Конечно, работал Джимми с согласия Поли, но именно он решал, когда и какие грузовики стоило брать. Джимми же подбирал ребят для каждой работы, Джимми подбирал скупщиков краденного и контрабандистов.

Вам необходимо понять, что мы выросли рядом с аэропортом. Наши друзья, родственники, все, кого мы знали, работали в аэропорту. Для нас, и в особенности для парней вроде Джимми, аэропорт был лучше Ситибанка.

Когда Джимми нуждался в деньгах, он направлялся в аэропорт. Мы всегда знали, что приходило или выходило. Аэропорт был словно местным универмагом.

Помимо угона грузов и ограбления грузовиков аэропорт Кеннеди предлагал еще больше возможностей для заработка денег. У нас были люди, работавшие на авиалинии, люди в управлении аэропорта, подряды уборщиков и ремонтники, охранники, официанты и официантки в ресторанах, водители и грузооператоры, работавшие на авиаперевозочные компании. Все это место принадлежало нам.

Временами босс или диспетчер транспортной компании начинали подозревать, что один из работников сливает нам информацию, и пытались его уволить.

В таком случае мы направлялись к Поли, который связывался с Джонни Дио, курировавшим профсоюзы, и парень сохранял свою работу. Профсоюз даже жалобу подавал.

Грозился стачкой. Грозился прикрыть перевозчика. Перевозчики быстро схватывали намек и позволяли страховым компаниям покрывать расходы.

В 1966-ом году, в возрасте двадцати трех лет, Генри Хилл отправился на свой первый угон. Когда грузовики были припаркованы в гараже, а не двигались по трассе, это не считалось настоящим угоном, но, тем не менее, подпадало под тяжкое преступление категории "Б". Участвовать в ограблении Генри предложил Джимми Бёрк.

Джимми узнал о трех грузовиках, набитых бытовой техникой, которые поставили на выходные в одном из грузовых гаражей за чертой аэропорта. У него уже был покупатель, приятель Тадди Варио, который собирался заплатить за грузовик по пять тысяч долларов.

Как всегда, Джимми обладал прекрасной внутренней информацией. Гараж очень слабо охранялся, и в ночь на пятницу его охранял лишь пожилой сторож. В его обязанности в основном входило не допускать вандализма подростков.

В ночь ограбления Генри не составило труда убедить сторожа открыть ворота. Он просто сказал тому, что позабыл свой зарплатный чек в одном из грузовиков.

Стоило только воротам открыться, как Генри ткнул палец в спину старику. Затем привязал его к стулу в сторожке. Джимми в точности знал, где хранились ключи, и где стояли припаркованные грузовики.

Спустя несколько минут Генри, Джимми и Томми ДеСимоне вели грузовики по промышленным дорогам Канарси к Флэтлэндс-авеню, где их поджидали Тадди вместе со скупщиком. Все просто и гладко.

Это были самые легкие пять штук, которые когда-либо зарабатывал Генри. Спустя час он с Джимми и Томми ехали на выходные в Вегас. Ранее в тот день Джимми зарезервировал на троих места на вымышленные имена.

"Большинство угнанных товаров продавались еще до того, как их крали. Заказы на угон. Мы знали, что искали и знали, куда направляется груз, еще до того, как брались за работу.

Обычно мы брались за два-три дела в неделю. Иногда брались за два в день, если сильно нуждались в деньгах. Проснувшись, мы шли в бар "Робертс", которым владел Джимми на Леффертс-бульвард, в Саут Озон-парке.

Бар был идеальным местом. Тут стояло три карточных стола, два для игры в кости и крутилось достаточно букмекеров с ростовщиками, чтобы обеспечить весь подпольный игорный бизнес города. Были и барменши, которые пили самбуку по утрам.

Здесь также находился и Стакс Эдвардс, чернокожий спец по краденым кредиткам, который хотел присоединиться к мафии. По выходным он играл блюз на гитаре. Бар был излюбленным местом для водителей, грузчиков и грузооператоров, рабочих аэропорта, которые любили играть и могли спустить свою пятничную получку еще до субботнего утра.

Но наводка на важные грузы могла возместить множество зарплат и окупить долги.

Бар также был удобным местом. Он находился рядом со скоростной магистралью Ван-Вик и всего в нескольких минутах от грузового терминала Кеннеди, ипподрома Акведук, нового офиса Поли Варио в трейлере на Флэтлендс-авеню на автосвалке, и окружного суда Куинса, где мы получали отсрочки.

Покупателями зачастую становились легальные розничные торговцы, искавшие краденый товар.

Тут находилась целая армия скупщиков краденого, которые скупали наш груз и затем по частям перепродавали парням, которые в свою очередь продавали их в магазинах, со своих грузовиков или у ворот заводов, или целой куче покупателей, которые обычно сбывали товар своим родственникам или сотрудникам. Мы были главной индустрией.

Большинство наших дел называлось "передачами" – в отличие от налетов – где водитель был с нами заодно. Например, у тебя водитель, который выезжает из аэропорта с шелком на двести тысяч долларов. Куш средний, но неплохой.

Где-то на дороге он останавливается, чтобы выпить кофе и "случайно" оставляет ключи в зажигании. Когда он допивает свой кофе, то обнаруживает, что грузовик пропал, и немедленно уведомляет об ограблении полицию.

За таких парней нам всегда приходилось просить о защите Джонни Дио, чтобы босс их не уволил.

Парни с пушками, которые угоняли грузовики, получали фиксированную оплату. Они зарабатывали две штуки за то, что просто тыкали водителю в лицо пушку, независимо от того, была добыча стоящей или нет, а грузовик полон или пуст.

Они были наемниками. Долю добычи они не получали. В действительности даже Джимми, который нанимал большинство парней, участвовавших в ограблении, не получал доли от конечной продажи награбленного.

Обычно мы сбывали товар по частям различным покупателям: оптовикам, дистрибьюторам и владельцам магазинов уцененных товаров, которые разбирались в рынке и могли получить близкую к розничной цену.

Как правило, при угоне мы знали номерные знаки грузовика, груз, водителя, место назначения и как обойти охранные устройства, такие как тройные замки и сигнализация.

В большинстве случаев мы следовали за водителем, пока тот не останавливался на светофоре. Мы убеждались, что за ним не следует охрана. Использовали мы две машины, одну ставили впереди, вторую – за грузовиком.

На светофоре один из парней – в основном Томми, Джои Аллегро или Стэнли Диамонд – наставляли пушку на водителя и заталкивали в легковушку, пока остальные отгоняли грузовик к тайнику. Томми всегда носил пушку в коричневом бумажном пакете.

Он шел по улице с таким выражением, словно нес тебе в пакетике сэндвич, а не тридцать восьмой.

Первым делом Джимми отбирал водительские права у водителя и делал вид, что записал его имя и адрес.

Он тщательно расписывал парню, что мы знаем, где он он живет, и достанем его, если он поможет полиции нас опознать. Напугав парня до смерти, Джимми улыбался, предлагал расслабиться и вкладывал пятидесятидолларовую купюру ему в бумажник. И никогда ни один из водителей не выступал в суде против Джимми.

Те немногие, что попытались, были мертвы.

В основном, угон, включая разгрузку грузовика, занимал пару часов. Джимми всегда заранее присматривал точки для разгрузки. Как правило, он выбирал или легальный склад, или транспортную компанию.

Заведующий складом потом всегда мог заявить, что не знал, в чем дело. Джимми просто заезжал к ним с товаром для разгрузки. Он платил операторам тысячу пятьсот долларов со сделки, а временами мы даже оставляли на ночь товар. Некоторые владельцы складов получали от нас по пять штук в неделю.

Эта целая куча денег. У нас были свои разгрузчики, которые получали сотню в день. Местные парни, которых мы знали и доверяли, и они работали, как собаки. Разгрузив грузовик, мы бросали его и звонили парню, присматривавшему за водителем, чтобы тот его отпустил. Водителей обычно ссаживали где-то на коннектикутской магистрали.

Я взялся за угоны, потому что имел покупателей, искавших товар. Я был хорошим продавцом. Джимми еще в самом начале посоветовал мне привлечь тех же клиентов, что покупали мои сигареты.

Но я уже искал крупных покупателей. У меня был фармацевтический оптовик, который владел сетью магазинов уцененных товаров по всему Лонг-Айленду. Он забирал все, что у меня было. Бритвы. Парфюмерию. Косметику.