Текст книги "Белые мыши"

Автор книги: Николас Блинкоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Фрэд пожевывает изнутри щеку.

– Как по-твоему, сможешь ты добиться, чтобы он не потел?

– Не думаю.

– Ладно. Костюм в мужской уборной. Ты его сразу заметишь.

Охранники уставились на меня, на пятерых из них одинаковые авиаторские куртки. Я киваю, прохожу рестораном в мужской туалет. Это, должно быть, самое тихое во всем здании место – находится оно в пределах одежной зоны, а кроме меня, Осано и Фрэда, ни один мужчина в показе не занят. И все-таки здесь не совсем пусто – на раковину умывальника присела женщина в вечернем платье. Сидит она сгорбившись, спиной ко мне. Платье на ней кремовое, с лентой, диагонально спускающейся с плеча. Вот она, тога, думаю я. И узнаю Луизу. Она вытирает ватным тампоном пол между своими ступнями.

Что-то в этой сцене не так, но я, не успев сообразить, что к чему, говорю:

– Тебе вроде еще на поклоны выходить.

– Похоже, я на них опоздала.

Она откидывает голову назад, делает несколько глубоких вдохов, рот ее открывается и закрывается в такт дыханию. Шприц, который она прятала в ладони, со стуком катится по меламину раковины.

Не знаю, произношу я что-нибудь или нет. Наверное, произношу, потому что Луиза оборачивается, медленно фокусирует на мне взгляд и говорит:

– Заткнись, Джейми.

Я не хочу даже оставаться с ней рядом. Сдергиваю с крючка костюм Фрэда и выхожу, хлопнув дверью. Осано в сорочке и подштанниках ждет меня у кулисы.

5

Когда Биби сходит с подиума, я уже жду за кулисами с плащом Фрэда, чтобы укутать ее и отвести в отель «Кост». Внизу на площади мы отыскиваем машину отеля, Биби, съежившись, приваливается ко мне на заднем сиденье, я обеими руками обнимаю ее. Мы оба не в той форме, чтобы отправиться после показа на прием, да и рисковать снова столкнуться с Луизой мне не хочется. Впрочем, в четыре утра, – Биби еще спит – я уже сижу в коридоре у номера Луизы, сижу тихо, но через каждые десять минут стучу в дверь.

Так я провожу около двух часов, и наконец из лязгающего лифта появляется, раздвинув под прямым углом локти, чтобы защититься от автоматически закрывающихся дверей, Осано. Я смотрю, как он, покачиваясь, приближается ко мне. Голова его свешена, он грозно таращится на ковер, словно виня замысловатый восточный узор в том, что тот лишает его равновесия. Добравшись до моего кресла, он останавливается, поблескивая, словно грузный мираж, в мареве из запахов спиртного и пота. От костюма Фрэда остались, почитай, рожки да ножки.

Осано щурится, пытаясь навести глаза на резкость.

– Это ты, Джейми?

– Да.

– Что такое? Ей опять не по себе?

Мне не хочется рассказывать, почему я тревожусь за сестру.

Осано с силой растирает одну щеку.

– Если она не подходит к двери, значит, наверное, опять перебрала с дозой.

Скорее всего, он просто перепутал – решил, что я сижу у номера Биби. Но как только я заговариваю об этом, он трясет головой.

– Нет. Биби это сегодня, – говорит он. – А Луиза на прошлой неделе, в Нью-Йорке.

Я с трудом поднимаюсь на ноги. Непонятно, почему я не ору на Осано, уж больно он остается спокойным.

– Что?

– Ты не знал? Она едва не загнулась четыре-пять дней назад.

– Где можно получить ключ от ее номера?

– У портье. У меня его нет. Я дизайнер, а не опекун этих девок.

До портье слишком далеко. Я отступаю на шаг и со всей силы бью ногой в замок. Дверь немного подается. От второго удара из нее летят щепки, после третьего я влетаю вовнутрь. Осано следует за мной, молча озирает пустую спальню. Постель убрана. Луиза еще не приходила.

Я стою, отдуваясь. Спустя какое-то время Осано говорит:

– Напрасно ты это сделал. Она, наверное, еще на приеме.

Он прав. Наверное, там.

Осано заглядывает в мини-бар.

– Хотя прием должен бы уже закончиться. Скоро вернется. Открой это, малыш, ладно?

Он протягивает мне бутылку шампанского. Я беру ее. И пока поддеваю ногтем проволочную петельку, пытаясь высвободить ее из-под фольги, он удаляется. В голове у меня ни единой мысли.

Осано кричит из ванной:

– Ну хоть убей: не могу я пить шампанское из стаканчика для полоскания зубов.

В буфете со встроенным мини-баром стоят высокие бокалы. Я беру один для Осано, ставлю на стол, стягиваю с пробки проволочную уздечку. Когда я выкручиваю пробку, Осано уже стоит рядом. Отбирает у меня бутылку, наливает бокал до краев и протягивает мне. Сам он пьет прямо из горлышка.

– На приеме был? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Я разозлился на Луизу. Не хотел ее видеть.

– Да? То-то ты мне показался расстроенным.

Он делает еще один здоровенный глоток и принимается рыться в косметике, разбросанной по туалетному столику Луизы.

– Кстати, спасибо за костюм. Армани тебя тоже, я думаю, поблагодарит – как только увидит мою фотографию.

Не похоже, чтобы Осано это заботило – костюм-то все еще на нем. Если только он не снимает его в отместку Фрэду. Не могу поверить, что я, после того как застукал Луизу в уборной, все же сумел забрать костюм и отнести его Осано.

Я спрашиваю:

– У тебя все манекенщицы сидят на героине?

Осано понимает, что я его задираю, но не отвечает тем же и даже не пытается обороняться. Он только и говорит:

– Я где-то читал, что они таким образом борются с лишним весом. Слушай, а может, и мне тем же заняться, а? – он похлопывает себя по животу.

– Что произошло с Луизой в Нью-Йорке?

– Ее агентство устроило большой прием. И Луиза решила, что это самое подходящее место для передозировки. Как по-твоему, что это было: зов о помощи или попытка привлечь к себе внимание?

Осано бродит по номеру, лапая все, что попадается по пути: сложенную одежду, оставленную горничной на спинке стула, Луизин фен, лежащий на тумбочке у кровати рядом с записной книжкой в экзотическом переплете. Однако сделав полный круг, он возвращается ко мне. Осано итальянец, так что, возможно, нет ничего странного в том, что, заговаривая, он кладет руку мне на плечо. Но тут он подтягивает меня поближе к себе и заглядывает мне в лицо.

– Думаешь, мне плевать? Думаешь, меня только мои тряпки волнуют?

Не знаю, что ему ответить: именно так я и думаю.

– А известно тебе, что это Фрэд отыскал для нее врача? Ей еще повезло, что мы оказались рядом, – он кивает, подчеркивая сказанное. – Я приехал в Нью-Йорк, чтобы разжиться деньгами. А плюнь я на все и останься дома, что было бы, а?

И он отпускает мое плечо, словно доказав свою правоту. Утрачивая интерес ко мне, как утратил его ко всему, чего касался в комнате. Теперь он, потерев виски, начинает жаловаться:

– Зрение у меня ни к черту. И очки я вечно теряю. Может, носить их на шее, как Лагерфельд?

– Тогда уж и веером обзаведись.

Это я вспомнил виденную пару лет назад в «Вог» фотографию, сделанную Энни Лейбовиц: Карл Лагерфельд беседует после показа мод с Готье. Разговаривая, Лагерфельд прикрывает черным кружевным веером рот, словно боится случайно сболтнуть лишнего. Готье склонился к нему – видимо, Лагерфельд говорит очень тихо. Я в тот раз задумался: о чем он может рассказывать? Действительно он так несдержан на язык или это одно притворство?

Осано говорит:

– Ты знаешь, до чего я ненавижу этот веер? Так бы и выхватил его и отлупил бы им Карла по роже. – Он швыряет пустую уже бутылку в мусорную корзину. Я и не заметил, как он ее прикончил. – Как по-твоему, понимает он, что этот веер его выдает?

– То есть?

– То есть? Это дела фрейдистские, малыш. – Осано плюхается на край кровати. Потом ложится на спину и говорит в потолок: – Представь себе Карла маленьким мальчиком, по уши влюбленным в мамочку, но уже заподозрившим, что настоящая власть принадлежит, похоже, мужчинам.

Осано приподнимается, чтобы одарить меня многозначительным взглядом – как будто я понимаю, о чем он говорит.

– Ну вот, Карл маменькин сынок, да только у него торчит пиписька, а у мамочки ничего не торчит. Но, видишь ли, он до того боится ее, что не решается взглянуть в лицо реальности, и потому выдумывает себе всякие фантастические оправдания. И вот в один прекрасный день мамочка – шлеп его веером по носу, и рождается новая версия: инфантильное, извращенное сознание Карла говорит ему, что веер будет покруче члена.

Осано не сводит с меня взгляда, который с каждым его словом становится все более многозначительным.

– Ты понимаешь, о чем я?

– О том, что у Карла Лагерфельда бзик насчет вееров?

– О том, что он долбаный кастрат, вот о чем!

Многозначительное выражение сползает с его лица. Мгновение оно, в ожидании моей реакции, не выражает ничего. Я не сразу понимаю, что Осано валяет дурака. Или вроде того. Но тут он, рассмеявшись, зевает и снова валится на спину.

Не сдержав любопытства, я спрашиваю его о показе:

– Ты сам проектировал всю коллекцию?

Он что-то бормочет. Что-то вроде «угу». Потом перекатывается на бок и говорит:

– Я бы сказал тебе, кто ее проектировал, да только тогда тебе придется дать такую же подписку о неразглашении, какую дала она.

– А…

Адвокатов в номере как-то не наблюдается, впрочем, Осано быстро показывает, чего стоят в его бизнесе подобные договоренности.

– Это женщина, которая работала у меня раньше. Говорят, она теперь ведет переговоры с Арно, хочет получить место Донны Каран. Я ее уж месяца два как не видел, – и он спрашивает меня о Луизе: – Теперь-то она в порядке, так?

Я рассказываю, как застукал ее, впрыскивающую героин, в уборной.

– А, дьявол! – Похоже, Осано и вправду огорчен. – Обещала ведь, что, если я привезу ее в Париж, она с этим покончит. Вот мерзость.

Он указывает на вышибленную мной дверь. Деревянную раму перекосило, косяк висит на выдранных с мясом гвоздях.

– Зря ты это. Мне и так-то нечем платить за номера, а если ты их станешь громить, мне и кредита больше никто не даст.

Я начинаю понимать, в каких неприятностях увяз Осано, – если то, что денег у него ни гроша, а главного своего дизайнера он потерял, действительно правда. Похоже, вся его организация состоит нынче из него самого и Фрэда.

– Где сейчас Фрэд? – спрашиваю я. – На приеме?

– Нет. Все еще препирается с полицией. После показа у меня увели всю коллекцию. Представляешь? Какие уж после этого приемы?

Коллекцию Осано украли с заднего двора Института арабского мира, при погрузке в фургон. Я возвращаюсь с этой новостью в наш номер, как раз когда Биби выходит из ванной. Стоит ей увидеть меня, как глаза ее проясняются, но я мгновенно понимаю, что она недавно плакала. И осознаю – почему, когда она произносит:

– Я проснулась, а тебя нет.

– Прости, Биби. Я разговаривал с Осано.

– А. – Она забирается в постель, сидит, скрестив ноги, набросив на плечи одеяло. – Так хорошо спала, а потом вдруг сна ни в одном глазу.

Я сажусь рядом, беру ее за руку.

– Коллекцию Осано украли прямо с показа.

Последнее платье Биби висит на спинке кресла, чуть надорванное – она никак не могла выпутаться из шнуровки.

– Наверное, это единственное, что от нее осталось.

– Так ему и надо, – говорит Биби. – Лодырь. Надеюсь, коллекция застрахована.

Я лишь киваю, потому что на глаза мне попадается ступня Биби. Вспоминаю, как видел на ней царапину и то, что я принял за кровь, между пальцами. Не знаю, почему я так туго соображаю, но именно в это место Луиза себя и колола. Я соскальзываю с кровати, беру ступню Биби в ладони, потираю ее, словно стараясь согреть. И тут же выдаю себя, сказав, что застукал Луизу, когда та делала себе укол между пальцев ног.

– Значит, вот что ты там ищешь? – говорит Биби. – Я так никогда не пробовала.

– У тебя пальцы ободраны.

– Это Осано с его дерьмовыми туфлями. Я еще и кровавый волдырь натерла, – она выдергивает ступню из моих рук, подтягивает ее к лицу. – Все ноги сбила.

– Прости, Биби. Я просто испугался. Только что узнал, что у Луизы была в Нью-Йорке передозировка.

– Это Этьен ей что-то подсунул. Вроде как полный чистяк и так далее. Может, он и мне то же самое дал, если только героин не всегда действует так кошмарно. Больше и прикасаться к нему не стану.

Первое, что я думаю: Этьен приторговывает. И только потом соображаю, что Биби никогда прежде героина не пробовала. Видимо, потому и решила первым делом его покурить. Она и сейчас курит, достав сигарету из валяющейся у кровати пачки «Мальборо лайт». Взмахивает в мою сторону пачкой, но у меня и так уже горло дерет.

– И больше ты Луизу не видел? – спрашивает Биби.

– Нет. К себе она не вернулась.

– А к Этьену ты не заглядывал?

Я качаю головой. Почему-то я не подумал, что она могла пойти к нему. Да я, собственно, и не знал, что Этьен остановился в этом же отеле.

– Ты правда думаешь, что она там? – Я начинаю волноваться.

– Конечно. Они уж несколько месяцев как хороводятся. – Биби вглядывается в меня. – Ты не знал, что он ее бойфренд?

Тут уж мне и головой покачать не удается. Думаю, у меня отвисла челюсть.

– Он на втором этаже, – говорит Биби. – В двести шестнадцатом, что ли.

Не помню, как я вылетел из нашего номера и под каким предлогом. Наверное, всего лишь пробормотал на бегу: «Извини». Около лифтов я более-менее прихожу в себя. Вспоминаю, что насчет того, в каком номере поселился Этьен, Биби была не уверена, и потому, достигнув второго этажа, замираю, надеясь хоть что-нибудь расслышать. Коридорный выкладывает под двери утренние газеты, я подбираю одну, гадая, попала ли в прессу новость о краже коллекции Осано. Попала. В газете приведено заявление некоего Федерико Сосса, названного бизнес-менеджером Осано. Я понимаю, что это, по-видимому, полное имя Фрэда. Приведена и сумма страховки: три четверти миллиона долларов США.

В 216-м тихо. Прижимаюсь ухом к двери, но ничего не слышу. Пробую 218-й, потом возвращаюсь к 214-му, потом перехожу на другую сторону коридора. Из меня словно выкачали воздух; не знаю, сколько часов я спал за последние трое суток. Не много. Я ощущаю себя едва начавшим ходить ребенком, уставшим настолько, что ему хочется лишь одного – поплакать. Прижимаясь щекой к каждой двери по очереди, я оставляю на них влажные следы. Ничего не могу расслышать. И тут замечаю на дверной ручке самого первого номера, 216-го, засохшую кровь. Толкаю дверь. Открыто.

Первое, что я вижу, войдя в номер, это руины кровати. Матрас разодран крест-накрест, похоже, ножом, внутренности его вывалились наружу. Клочья белой набивки опутывают вылезшие пружины. Я вдруг ощущаю жуткую ненависть к Луизе. Я думал войти к ней и сказать, что она может и дальше губить себя, принимая наркотики и якшаясь с психопатами, что мне наплевать. Все, чего я хочу, это вернуться домой, завершить учебу и поступить в хороший колледж. Но Луиза неизменно опережает меня на пятнадцать шагов. Раскромсанная кровать это знак: я понимаю, что никуда не уеду, мне от нее не сбежать.

Осматриваюсь, пытаясь сообразить, где можно присесть, подождать, и вижу скорчившуюся в углу фигуру. Это Луиза – сидит на корточках, с головой завернувшись в простыню. Ткань закрывает ее лицо.

– Луиза?

Она стягивает простыню, и я вижу лицо, до того опухшее от слез, что оно походит на забытую в ванне резиновую игрушку. Но оно еще и беззащитно и пусто, как будто с него смыло все чувства.

– Что случилось?

– Конец, – хрипло отвечает она. – Все кончено.

– С чем?

– Со мной. Крышка.

– Да ну тебя! Подыщешь себе другое агентство. Или займешься чем-то еще. Ничего не кончено.

– Иди ты знаешь куда, Джейми! – Даже эти слова она произносит без тени эмоций. Голос вот только хриплый, и все. Голос мне кажется странным. – Я не о работе говорю.

Оглядываюсь по сторонам. Кровать изодрана в лоскуты, но все остальное в номере цело, только на ковре валяются перевернутое кресло, нож и мобильный телефон. Нож лежит у ног Луизы. Черная пластиковая рукоять и пилообразное лезвие, такими пользуются ловцы крупных экзотических рыбин. Спрашиваю:

– Где Этьен?

– Здесь ему больше ничего не обломится, так что он умотал. Умно, а? Трахнуть тут некого, я с ним расплевалась. Чистая работа.

На этот раз ей удается меня напугать.

– Он думал, я покончу с собой, а я вместо этого покончила с кроватью. Знаешь, когда кто-то спрашивает тебя о чем-то, это значит, что ему втайне хочется, чтобы ты это сделала. Знаешь?

– Нет.

– Ты не знал этого, Джейми?

– Нет, Луиза, не знал. О чем он тебя спросил?

– Ты не слушаешь. Он спросил, не собираюсь ли я покончить с собой, то есть ему хотелось, чтобы я это сделала. Получилась бы отличная дерьмовая драма. Рассказывать всем, как он отодрал ту, другую и третью, ему прискучило, а тут – новая тема для разговоров, мертвая любовница. – Луиза пытается что-то внушить мне взглядом, не могу понять что. Она продолжает: – Я хотела было кишки себе выпустить, да только не для него жеэто делать. Вот и искромсала кровать.

Теперь я начинаю гадать, не в шоке ли сестра, может, потому она такая и тихая.

Луиза произносит:

– Это лучше самоубийства, потому что длится подольше.

В осмысленности этого заявления я не уверен. Кровать уничтожена полностью, это точно. Я снимаю телефонную трубку.

– Ты кому? – спрашивает Луиза.

Я не отвечаю. Нужно, чтобы на нее взглянул врач. Регистраторша говорит, что дежурного врача у отеля нет, но она может дать номер специалиста, к услугам которого отель иногда прибегает. Беру лежащий у телефона карандаш, но тут Луиза нажимает на рычажок, отсоединяя меня.

– Я думаю, тебе нужно показаться врачу.

Она стоит передо мной в своем простынном саване.

– С чем? С самоубийством на нервной почве?

– Я хочу, чтобы ты показалось ему, тогда я хоть буду знать, что думать. Ты перебрала?

– Чего?

– Героина, я полагаю.

– Какой там перебрала! Ширнулась немного во время показа, потому что у меня болели ноги и спина и есть очень хотелось. Я почти ничего и не ощутила.

– А тогда, в Нью-Йорке?

– Тогда сволочь Этьен, не предупредив, всучил мне девяностопроцентный героин.

Я начинаю думать, что, возможно, Этьен действительно желал ей смерти. Но не говорю этого, а только глубоко засовываю руку в матрас.

– Ты его и вправду прикончила.

– Хотела всю кровать выпотрошить, да притомилась. – Луиза потягивается, приподнимая край простыни. – Наверное, перетрудилась.

Я ощущаю такую усталость, что, пожалуй, мог бы завалиться спать прямо на руинах ее кровати, да только кровать не ее, а Этьена. Впрочем, ничто в номере не указывает, что он вообще здесь побывал – не видно ни одежды, ни кофров с фотоаппаратурой. Похоже, Луиза права, Этьен ушел насовсем.

– Хочешь, куплю билеты на поезд? – спрашиваю я.

– Зачем?

– Чтобы вернуться домой.

– Я не собираюсь домой. Осано сказал, что до показов в Нью-Йорке я могу пожить у него в Милане.

Ушам своим не верю.

– Не делай этого, Луиза. Тебе необходимо отдохнуть.

– Если ты так за меня беспокоишься, поезжай со мной. – Тут она замечает на кровати принесенную мной газету. – Там наши фотографии есть?

Надо ее как-то притормозить, уж больно быстро меняются ее настроения. До показов в Нью-Йорке еще две недели, не пасти же мне ее все это время.

– Я не могу поехать с тобой, Луиза, мне скоро в колледж возвращаться.

Интересно, можно ли по суду отдать под опеку человека двадцати трех лет, существует ли законный способ посадить Луизу под замок? Я говорю:

– Луиза, прошу тебя. Поедем домой.

– Не возвращайся в Корнуолл. – Луиза выпевает это на мотив «Не возвращайся в Роквил», песенки группы «РЭМ». Берет газету, листает ее, продолжая напевать: – Не возвращайся в Кор-ну-олл. О, вот и мы.

Она отпускает угол листа, газета раскрывается, и я вижу фото: мы с Луизой стоим, скосившись на камеру.

– Ну, разве мы не премилые, дорогуша?

– Я все-таки позвоню врачу, – говорю я.

Луиза взмахивает газетой у меня перед носом.

– В чем дело? У тебя появилась мания?

Она снова взмахивает газетой, резче и ближе к моему носу. Газету я отбиваю, но слишком поздно. Луиза уже держит телефон в одной руке, обвив его провод вокруг другой.

Я протягиваю руку, как будто и впрямь верю, что она так вот просто отдаст мне трубку.

Луиза улыбается и сильно дергает провод слева направо. Провод остается в стене. Вид у Луизы почти озадаченный. В кино этот фокус всегда срабатывает. Делает еще одну попытку, однако провод не поддается. Только простыня сваливается с Луизы, поскольку она больше не придерживает ткань локтями. И пока Луиза оглядывает себя, я вырываю у нее телефон.

Я уже нажимаю первую кнопку, когда Луиза вдруг бросается в сторону. Взгляд мой сам собой следует за нею, подхваченный скоростью, с которой движется ее голое тело. И я вспоминаю про нож.

Выронив телефон, прыгаю вперед. Пальцы Луизы смыкаются на пластиковой рукоятке. И когда я плюхаюсь на пол, она отдергивает нож. Приземляюсь я на колено, на то, которое повредил, катаясь на скейте. Боль продирает все мое тело. Из глаз брызжут слезы, мне не удается их удержать. На другом конце комнаты Луиза старательно заворачивается в простыню. И перерезает провод.

Я ложусь на живот. Прямо под грудью у меня мобильник, про который она забыла.

Впрочем, Луиза быстро вспоминает о нем.

– Отдай телефон, Джейми.

– Не отдам.

Я стискиваю зубы. Боль возвращается, утекая из головы и спины, чтобы снова заняться коленом.

– Отдай телефон. – Она уже стоит надо мной с ножом в руке.

– А что ты сделаешь? Зарежешь меня?

Воображаю, как нож вонзается мне под лопатку.

Ощущение это зеркально отражается впившимся мне в грудь твердым углом телефона. Лежу, не шевелясь.

Луиза пинает меня. Ну, это ерунда. Она боса и вряд ли причинит мне большую боль, чем уже причиняет колено. Я поплотнее прижимаюсь к мобильнику.

– Отдай, Джейми.

Я и говорить-то с ней не хочу. Сказать все равно нечего.

– Ну и хрен с тобой. Я еду в Милан, а не в Корнуолл. – Она еще пару раз пинает меня, потом отходит. – И ты со мной.

Я слушаю, как она расхаживает вокруг. Потом раздается шорох, скрип кроватных пружин. Видимо, Луиза решила еще разок взглянуть на свою фотографию в газете. Приподнявшись, я беру телефон, продолжая прикрывать его телом. Жидкокристаллический экранчик освещается. Семнадцать пропущенных вызовов, сообщает он. Несколько секунд я пялюсь на него и наконец соображаю, что это мобильник Стэна. Я так старался не думать о нем, что не заметил, как потерял его. Или как его сперла Луиза.

За спиной у меня Луиза поднимается на ноги.

– Ну и жуткие же фотографии! Мы с тобой смахиваем на гулящих девок. Теперь мне и вправду никакая карьера не светит.

Ступни ее резво топочут по ковру, хлопает дверь ванной. Минуты две я остаюсь лежать, опасаясь ее возвращения. Потом осторожно приподнимаюсь, чтобы просмотреть пропущенные вызовы. Все сделаны с разных номеров: наверное, Стэн дозванивался до меня из телефонных будок. На показе я его не видел, скорее всего, и на прием он не попал. Чемодан мой, должно быть, так и лежит на Северном вокзале, а в нем единственная чистая одежда, какая у меня есть. Рубашка и штаны уже почти два дня как на мне, и ощущение от них не самое приятное. Может быть, Стэн еще рядом с последним в списке телефоном.

Нажимаю «обратный вызов».

– Centrale, – отвечает голос француженки-телефонистки центра обслуживания вызовов. – Qui? [14]14
  Центральная… Да? (фр.)


[Закрыть]

– Je churches David Stanley, –говорю я. – Pardon. Qui est là? [15]15
  Я ищу Дэвида Станли… Простите. Это кто? (фр.)


[Закрыть]

– La Préfecture Centrale, monsieur, – терпеливо сообщает женский голос. – La Police. [16]16
  Центральная префектура, месье… Полиция. (фр.)


[Закрыть]

Я отсоединяюсь.

Луиза возвращается в комнату.

– Читал? Коллекцию Осано свистнули этой ночью. – Она перебирает пальцами страницы газеты. – И какой-то англичанин помогает полиции в расследовании.