Текст книги "В аду нет выбора"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Ивэн был вежливым ребенком, если только не молчаливым, и не доставлял хлопот своим дяде и тете. Было странно, что после долгого путешествия в незнакомую страну его поручили двум абсолютно незнакомым людям. Но короткая жизнь Ивэна уже явно не походила на нормальную жизнь. Он привык, что с ним обращались как с ненужной посылкой с прикрепленной биркой. Его посылали туда-сюда, но каждый раз с новой биркой. Ему приходилось трудно, и он понял, что лучше не задавать вопросов. В данную минуту он думал о том, что они ему обещали, а это открыло бы перед ним невиданные перспективы. Его рука потянулась к голубому свитеру из грубой шерсти и нащупала на груди талисман, потайную вещь, которая говорила ему, кто он такой.

Снежок попал ему за шиворот.

– Пошли, сынок, шевелись, – сказал дядя Пол.

Ивэн взглянул на него, счищая снег с воротника.

– Разве культурно бросаться снежками? – спросил он в замешательстве. У него был почти великолепный английский, поскольку его хорошо учили.

– Культурно ли? О Боже, да, возможно, что и нет в странах народной демократии, но хорошо в невежественной империалистической стране.

Ивэн наклонился, как бы колеблясь, слепил снежок и кинул его в дядю Пола. Они миновали ферму. Толстая миссис Туэйт улыбнулась в окне, глядя, как они бросаются снежками. «Симпатичный молодой человек этот Каннингем, – подумала она. – А эта сестра его, доктор Эверли, сущий дракон. Не разрешает бедному мальчугану играть с моими детьми. Говорит, что он был серьезно болен и должен немного отдохнуть. Желтомордая корова! Не выносит, когда дети играют. Да поможет Бог ее пациентам».

– Хватит, перестань, – закричала желтомордая корова, – Ивэн может вспотеть.

Они прошли через ворота фермы. За ней был Коттедж контрабандистов, двухэтажное строение с готическими окнами на верхнем этаже. Вокруг него ничего не росло, давая возможность хорошо обозреть окрестность. Дом стоял на склоне холма, круто поднимавшегося за ним, что исключало всякую возможность обозрения с тыла. Чуть в отдалении от коттеджа рос ряд ясеней, защищавших от восточного ветра. В самом доме было довольно уютно. Правда, обстановка казалась несколько строгой, как подобало ученому мужу из Оксфорда. В гостиной в камине полыхал огонь.

– Что ты собираешься делать завтра? – спросила Энни, когда был готов чай для Пола. – Завтра твой последний день. Ты должен как можно лучше использовать время.

– Что я могу сделать? – спросил мальчик своим грубоватым голоском. И затем, совсем осмелев, добавил: – Могу ли я пойти в кино?

– Боюсь, что нет, дорогой. Понимаешь, в деревне кино бывает только вечером, а твой поезд отходит в шесть часов десять минут.

– И тогда я вернусь в Лондон и посмотрю…

– Да, Ивэн. Но ты не должен слишком волноваться из-за этого.

– Да, доктор Эверли, – вмешался Пол. – Ни под каким видом он не должен слишком волноваться. – В его голосе послышалась нота горечи, что заставило Энни Стотт поднять в изумлении брови. Всегда существовала возможность того, что Пол расслабится, но она не ожидала этого так скоро.

– Возьми еще сдобную булочку с изюмом, Ивэн, – сказала она.

Чаепитие в Домике для гостей закончилось. Елена Рэгби с мужем поднялись наверх, чтобы написать письма. Остальные гости собрались в большой отделанной панелями гостиной, пытаясь протиснуться поближе к огню. Последнее лучше всего удалось миссис Салливан, Лэнсу Аттерсону и Черри. Они были первыми.

– Другим тоже хочется тепла, мистер Аттерсон, – произнесла миссис Салливан, заняв выгодную позицию.

– Безусловно, уважаемая леди. Это желание всего человечества. Сначала оно было удовлетворено, как говорят мифы, смелым прожектером Прометеем.

– Не знаю, о чем вы говорите, – высокомерно ответила леди. Она повернулась и в подчеркнутой манере сказала Черри: – В мое время молодые люди были так воспитаны, чтобы уступать места старшим.

– О, вы мне очень симпатичны, – ответила Черри, как обычно растягивая слова. – Но лично я чувствую себя старей, чем дерево, на котором сижу.

Вошел Джастин Лики, человек неопределенного вида, с внимательным, но отсутствующим выражением лица, присущим журналисту.

– Это едва ли верно, миссис Аттерсон. Вы выглядите очаровательной и молодой. Я делаю вам комплимент.

– И с места в карьер, – пробормотал Лэнс, демонстрируя свои сверкающие зубы над черной бородой.

Мистер Лики не мог успокоиться:

– Уверен, что видел ваше лицо где-то раньше. Возможно, на фото? В печати?

– Как один чужеземец сказал египтянину: «Имя забыл, но феску помню», – заметил Лэнс.

Люси фыркнула. Она лежала на коврике, разрисовывая что-то мелками.

– Мой муж и я восхитительно провели время в Египте как раз перед войной. Он был расквартирован в Александрии, – объявила миссис Салливан.

– Вы видели когда-нибудь танец живота? – поинтересовалась Черри.

– Нет, дорогая. Не думаю, чтобы там была балетная труппа.

Лэнс Аттерсон воздел очи к небу:

– У вас было много рабов?

– Слуг. Конечно. Эти фуззи-вуззи, солдаты, очень покладисты. Вспомните этого человека, Насера. Я всегда говорю, что у них великолепные слуги. Такие внимательные и вежливые.

– Во всей стране?..

– Да, мистер Лики. Низшие классы совершенно разорены. Это, конечно, государство всеобщего благоденствия. Но теперь никто не идет в услужение. Адмирал и я должны были переехать из нашего красивого дома в Сток-Трентоне только потому, что мы не могли найти прислуги. Думаю, что в Лондоне это сделать легче, миссис Стрэйнджуэйз.

– Не совсем так. Между прочим, меня зовут Клэр Мэссинджер.

– Известное имя, – сказал мистер Лики, чтобы скрыть смущение миссис Салливан. – Мисс Мэссинджер – выдающийся скульптор. Мне понравилась ваша последняя выставка.

– Вы очень добры. – Клэр никак не могла понять, почему этот человек заставляет ее как-то внутренне содрогаться. Видимо, было жестоко осадить такого безобидного человека. – И что же вам понравилось больше всего?

Мистер Лики замялся.

– Ну, я не могу точно вспомнить название…

– Опишите хотя бы один экспонат, – вмешался Лэнс, ухмыляясь.

– Ну, там была женская фигура, обнаженная, – начал неуверенно мистер Лики.

– Не верится, чтобы вы когда-нибудь были на выставке, – заявила Клэр резким тоном.

Жена адмирала обернулась к Клэр:

– Вы делаете эти модернистские вещи из проволоки? Мне кажется, они в высшей степени нелепы. Не вижу в них никакого искусства.

– Нет.

– Но, полагаю, это модно, дает много денег?

– Клэр создает большие обнаженные фигуры. Камень или мрамор. Зарабатывает на них кучу денег, – сказал Найджел.

– Что? Такие, как эти ужасные скульптуры Эпстайна?

Миссис Салливан выглядела раздраженной, и в то же время глаза ее разгорелись жадностью.

– Не совсем, – сказала Клэр.

– А мне нравится «Дева и младенец», – прошепелявил адмирал. – Но работы Генри Мура мне больше по вкусу.

– И правильно, – сказала Клэр.

– Эти ужасные вещи с дырками в них, – пробормотал Лэнс.

В этот момент в комнату вошел профессор Рэгби и тихо сел в угол.

Жена адмирала переменила тему разговора со скрежетом шестеренки:

– Что за значок вы всегда носите, миссис Аттерсон? Значок клуба велосипедистов?

– Нет. Это ДЯР.

– ДЯР?

– Движение за ядерное разоружение.

Миссис Салливан просто отпрянула от нее в возмущении, точно Черри произнесла что-то ужасно неприличное.

– Неужели? То есть вы сидите на мокрых тротуарах и устраиваете эти отвратительные марши? И даже в пятницу на Страстной неделе! Но это же просто богохульство.

Голос Черри вдруг стал удивительно оживленным:

– Ну, а я думаю, что богохульство строить планы убийства миллионов невинных людей во всем мире.

– Вы не хотите защищать собственную страну? Ну, знаете ли!

– Атомная бомба создана не для защиты, а для нападения на другие страны.

– Вы не считаете ее средством сдерживания? – осторожно спросил адмирал.

– Вы предпочитаете скорее быть красной, чем мертвой? – поинтересовался Джастин Лики, испытующе в упор глядя на девушку.

– Безусловно. А кто не предпочитает? По крайней мере, я скорее захочу быть красной, чем нести ответственность за убийство миллионов невинных людей, белых, красных и черных.

– Черри фанатик, – сказал Аттерсон, ухмыляясь в бороду.

– И я не верю, что атомная бомба будет средством сдерживания. Не надолго, – упрямо продолжала девушка.

– Представляется, что так и произойдет, Черри, – заметил адмирал, и его выцветшие голубые глаза посмотрели на нее хотя и приветливо, но обеспокоенно. А она, поняв, что обрела сочувствие, воскликнула:

– Я не пытаюсь упрекнуть вас, адмирал. Говорю честно. Солдаты и матросы, ну, я думаю, они делают свое дело.

– Не нам рассуждать, моя дорогая, – ответил адмирал с улыбкой.

– Но на практике ваше дело сторона. Что меня раздражает, так это проклятые ученые, которые, по-видимому, никогда не рассуждают на тему «почему».

– Тихо, клецка, – сказал Лэнс, – тут есть ученые.

Люси тревожно посмотрела на отца. Но она знала, когда он может вспылить. Сейчас все было в порядке. Профессор подошел к камину, высокий, широкоплечий, чуть сутулый, рыжеволосый.

– Ну-с, девушка, вы могли бы и дальше распространяться на эту тему.

– Извините, я не знала, что вы здесь.

– Не обращайте внимания. Я не укушу вас. Продолжайте.

Черри крепко сцепила пальцы.

– Ну, тогда я считаю, что вы, ученые, безрассудно выступаете со своими теориями и экспериментами и никогда не задумываетесь о последствиях для человечества.

– Вы полагаете, что мы должны быть не только учеными, но и пророками и моральными цензорами нашей собственной работы?

Черри вспыхнула, но продолжала храбриться:

– Вам нет необходимости быть пророком, дабы знать, что когда вы делаете атомную бомбу, вы делаете именно атомную бомбу, а она уничтожает огромное число людей.

– Деление атомного ядра при цепной реакции было нейтральным открытием. Оно могло быть использовано для разрушительных целей и быть продуктивным одновременно. И вы, безусловно, можете это видеть. Запретили ли бы вы открытие двигателя внутреннего сгорания, потому что легковые автомобили могут давить людей? – Профессор говорил не запальчиво, но с ноткой педагогического высокомерия в голосе.

– Значит, ученые не испытывают какого-либо морального беспокойства в отношении конечного продукта их деятельности?

– Чисто ученый – нет. Технолог, безусловно, да.

– Как чисто ученый вы не испытываете беспокойства. Прекрасно. Но вы ведь в то же время и человек.

– Как человек я должен испытывать беспокойство, мисс Мэссинджер. Я согласен. Может возникнуть очень реальный конфликт.

– Но почему обязательно должен возникнуть какой-либо конфликт из-за этого? – спросил Джастин Лики. – Разве первая заповедь ученого не гласит, что каждое новое открытие должно быть опубликовано и доступно для человечества в целом?

– В теории – безусловно. Но на практике, если вы начнете широко оповещать об этом открытии, то лишь расширите область морального конфликта. Я имею в виду, что представители власти любого другого государства, как и вашего собственного, станут думать о том, какую пользу они могли бы извлечь из такого открытия.

– Но некоторые ученые привержены этой заповеди, – заметил Лики. – Это те, которых многие из нас называют предателями. Вы одобряете их поведение?

– Это зависит от каждого в отдельности. Я не одобрил бы, если бы ученый передал свое научное сообщение другому государству, противостоящему его собственному.

– Без всяких «если». Поступая таким образом, ученый восстанавливает баланс мощи? – спросил Найджел. – Разве аргумент в пользу сдерживания целиком не основывается на обеих позициях, имея приблизительно равный вес?

Алфред Рэгби засмеялся и развел руками. Жена адмирала заснула в своем кресле.

– Все это пустые разговоры, – заметил Лэнс Аттерсон, зевая. – Во всяком случае, не ученые делают бомбы. Как вы думаете, профессор?

– Я занимаюсь математической физикой.

– Которая объясняет все, – пробормотал Лэнс сердито. Найджел подумал, что молодой человек был раздражен самоуверенностью Черри и собственным неумением сказать что-то интересное.

– Нам, военным, повезло больше, – сказал адмирал. – Круг сужается до исполнения долга, и это, вообще говоря, достаточно просто. Обнаружить врага, вступить с ним в бой и уничтожить его, а? Никаких моральных конфликтов.

– Ну, вы, моряки, всегда стремитесь уйти от ответственности, не так ли? – сказала Черри. Адмирал хмыкнул, глядя на нее.

– О, вот и миссис Рэгби. Подходи, почтальон. – Профессор повернулся в сторону Люси.

Она вскочила, надела голубой свитер с капюшоном и зюйдвестку, которые принесла с собой Елена, и взяла у нее пачку писем. С того дня, как они поселились в этом доме, Люси ходила на дорогу за вечерней почтой. Она была маленькой независимой девочкой, и ей нравилось делать это одной.

– И не задерживайся там, миленькая, – сказал профессор. – На улице холодно.

Через несколько секунд Найджел незаметно последовал за Люси и ее мачехой в холл. Он слышал, как миссис Рэгби быстро поднялась наверх, а входная дверь захлопнулась. Было очевидно, что Люси – уязвимое место профессора. Он не мог себе представить агентов врага, которые, что-либо зная о Рэгби, решились бы на лобовую атаку. Это слишком уж рискованное дело. Но ведь Найджел не мог охранять Люси день и ночь. Ведомство само не поощряло явного надзора. Имелся один шанс из тысячи, что Люси станет объектом нападения, думал Найджел. И все же он держал ее в поле зрения каждый вечер, когда она отправлялась к почтовому ящику.

Но сегодня вечером это оказалось не так просто. Луну, находившуюся в своей последней, четвертой, фазе, скрывали тяжелые облака. При слабом ее свете снег казался странным. Найджел спустился вниз по холму ниже, чем обычно. У самой подошвы холма, в ста ярдах от Домика для гостей, лужайка выходила на дорогу. На перекрестке висел почтовый ящик, едва освещенный светом из окна почтового отделения за углом. В пяти ярдах от него Найджел заметил автомобиль с выключенным светом. Найджел ускорил шаги, но в следующее мгновение почувствовал тяжелый удар по затылку. У него потемнело в глазах.

Пол Каннингем откатил тело в канаву и тихо поспешил вниз по лужайке, чтобы переждать в тени деревьев, если кто-либо последует за Люси из Домика для гостей. Ему также доставляло удовольствие думать, что у него достаточно крепкие нервы, чтобы схватиться с любым, и столь успешно.

Энни Стотт, сидя в автомобиле, увидела приближающуюся Люси и выглянула из окна.

– Не можешь ли сказать мне, как проехать до Лонгпорта? – спросила она, выходя из машины, предварительно выключив свет фар, чтобы не ослепить того, кто мог бы приблизиться со стороны деревенской улицы.

– Поверните здесь направо. Но… – Люси не успела больше ничего сказать. Женщина вырвала пачку писем из ее рук, набросила плед ей на голову и бросила ее на заднее сиденье. В этот момент подошел Пол, взял письма у Энни и опустил их в ящик. Затем он вскочил в автомобиль, хлопнул дверцей и покатил по дороге в Лонгпорт.

Все дело не заняло и десяти секунд. На заднем сиденье Люси билась словно рыба в сети, но ее держали крепко, а плед заглушал ее крики. Пол через плечо сказал:

– Парень шел за ней. Я дал ему по голове.

– Ты? – спросила Энн, на которую его слова не произвели впечатления. – Остановись вон у тех деревьев.

Проехав четверть мили по пустынной дороге, Пол затормозил. Машина с риском увязнуть съехала на снег. Он достал из отделения для перчаток уже наполненный шприц для подкожного впрыскивания и сел на заднее сиденье.

– Свет, – сказала Энни.

Он включил свет. Она сдвинула плед, схватила руку Люси, закатала рукав голубого свитера и ввела иглу. Другой рукой Пол пригнул девочку к сиденью.

– Прекратите! Мне больно! – воскликнула Люси. – Что вы делаете?

– Берем тебя на приятную и долгую прогулку, – ответил Пол, которого охватило маниакальное возбуждение. Энни Стотт снова завернула Люси в плед. Пол уселся рядом, и вскоре всхлипы прекратились.

Глава 3
Коттедж контрабандистов

28 декабря

Профессор Рэгби надел пальто и вышел из дома. Почти десять минут назад Люси отправилась к почтовому ящику. Конечно, она где-то замешкалась, отдавшись своим мечтательным настроениям, которые так раздражали ее школьных преподавателей. Но какая-то безотчетная тревога охватила профессора. Десять минут, и в такой холодный вечер! Люси обычно возвращалась минуты через три или четыре.

Из канавы справа послышался стон. Профессор направил в ту сторону свет своего фонаря. Там темнела распластанная на снегу фигура какого-то человека.

– Боже мой, Стрэйнджуэйз, вы ушиблись?

Найджел с помощью Рэгби выбрался из канавы. Он приподнялся на снегу на четвереньках, его рвало. Поднять голову было мучительно больно, но наконец он это сделал.

– Люси, – выдохнул он. – Она вернулась?

– Нет. Что вы этим хотите сказать, черт возьми?

– Давно она ушла?

– Около десяти минут назад. Но…

– Телефон. Домик для гостей. Боюсь, они ее схватили. Быстро.

Найджел попытался встать на ноги. При поддержке Рэгби они стали взбираться на холм. В голове Найджела постепенно стало проясняться. И он рассказал отцу Люси о том, что видел до того, как получил удар по затылку.

– Скажите Чалмерсу. Никому больше. Позвоните в полицию по его личному телефону.

– Послушайте, с вами произошел неприятный случай. Вы уверены? Может быть, она зашла к Эмме?

– Кто-то дал мне по голове. И это является доказательством. – Найджел пошарил в карманах, вытащил бумажник. – Не ограблен. – Он показал свои документы. – Вот. Прочитайте это перед тем, как будете разговаривать по телефону. И никому, кроме полиции, о них не упоминайте.

Свет из входной двери упал на профессора. Он выглядел более ошеломленным, чем его спутник.

Минуту спустя пальцы Клэр ощупывали затылок Найджела.

– Не думаю, что поврежден череп, – сказала она, стараясь быть спокойной.

– Конечно нет, – ответил он раздраженно, – иначе бы я с тобой не беседовал. Промой и приложи какое-нибудь антисептическое средство. Я тут здорово напортачил. Где Рэгби?

– Пошел звонить.

После того как Клэр перевязала ему рану, Найджел настойчиво спросил:

– Клэр, дорогая, когда я вышел, кто-нибудь последовал за мной?

Она помолчала.

– Ну, мы были в гостиной. Миссис Рэгби вышла вместе с Люси.

– Да, она быстро поднялась по лестнице. А потом?

– Мистер Лики вышел из комнаты вслед за вами.

– Как скоро это произошло?

– О, почти сразу. И Черри и Лэнс Аттерсон тут же. Остались только адмирал, его жена и я. Ну, из-за чего все это?

– Люси похитили.

– О, Найджел! Нет! Как вы?..

Профессор Рэгби быстро вошел в комнату.

– Местный полицейский сейчас придет. Я позвонил и доктору. Как вы себя чувствуете?

– Чертовски плохо. На кой черт нам местный полицейский? Мне нужно главное полицейское управление графства, – рассердился Найджел.

– Он свяжется с ними. – Профессор полностью сохранял контроль над собой. – Жаль, что вам не удалось получше рассмотреть автомобиль.

– Да, безусловно.

– Но я не виню вас, Стрэйнджуэйз.

– Хотя имеете на это право.

Рэгби вернул ему документы ведомства.

– Вот ваши документы. Но почему, черт возьми, они не могли мне раньше сказать о том, что у них на уме?

– Вы уже сообщили своей жене?

– Нет. Дело в том, что я немного боюсь. Она очень привязана к Люси. И я не хочу тревожить ее, пока мы не будем все знать точно. Люси могла заглянуть и в дом к Эмме или еще к кому-нибудь в деревне.

– Вы не возражаете, если ей обо всем расскажет Клэр?

– Нет, конечно. Буду благодарен мисс Мэссинджер. Жена начнет беспокоиться.

Найджел кивнул Клэр, и она выскользнула из комнаты. Он хорошо знал, что может полагаться на ее наблюдательность.

Поморщившись от боли, он взглянул на Алфреда Рэгби, который уставился в окно, точно мог там увидеть маленькую фигурку в голубом свитере, бегущую, приплясывая, по дороге.

– Я до сих пор не могу этого осознать. Грязные ублюдки! – Медлительный йоркширец только теперь дал волю своему гневу. – Если ваши люди подозревали, что подобное может случиться…

– Такая возможность представлялась им весьма туманной.

– Все равно они должны были предупредить меня.

– Да, вероятно. Но даже и тогда вы не смогли бы быть неотступно при ней круглые сутки.

Рэгби смотрел на него, не замечая ничего. Помолчав, он добавил:

– Чего же хотят эти парни, которые…

– Они хотят получить ваше последнее открытие.

– Да, я это знаю, конечно. – Он сделал глотательное движение. – Они вернут Люси, если получат его?

Это был вопрос, которого опасался Найджел. Но он избежал ответа, потому что в этот момент вошел местный полицейский, которого ввел владелец Домика. Найджел обратился к последнему:

– Мистер Чалмерс, пожалуйста, дайте нам знать, если кто-нибудь из гостей попытается покинуть дом.

Чалмерс посмотрел с недоумением и молча кивнул головой.

– Извините, констебль. Я вам все объясню. Это профессор Рэгби. Моя фамилия Стрэйнджуэйз. Маленькую дочь профессора посадили в автомобиль, когда она шла к почтовому ящику за письмами. Она проделывала это в одно и то же время каждый вечер, с тех пор как семья Рэгби приехала в этот дом. Похитители едва ли могли знать об этом и строить планы, пока сообщник в Домике для гостей не снабдил их информацией. Итак, что теперь может предпринять главное полицейское управление графства?

Полицейский, к счастью, был не из тех, кто соображает туго. Поняв, что дело не терпит отлагательства, он тут же не мешкая начал действовать. Прежде всего было оповещено главное полицейское управление графства. За истекшие с момента похищения пятнадцать минут, когда старший полицейский офицер начал действовать, машина похитителей по этим ухабистым петляющим дорогам не могла отъехать более чем на двенадцать миль от Даункомби. На дорогах, ведущих из долины, были выставлены посты на этом участке и наружный кордон. Каждый автомобиль должны были останавливать и осматривать. Мобильная полиция в радиусе пятидесяти миль приведена в состояние готовности, железнодорожные станции оповещены. Описание Люси было передано по телефону в каждый полицейский участок этой части Англии, и региональная станция Би-би-си сообщила об этом в выпуске новостей.

– О, это похоже на настоящую работу, – сказал Рэгби.

– Ну, мы здесь не дремлем, – заметил молодой констебль. – Том Оукс из «Льва» организовал поисковую группу, на случай если девочка заблудилась где-нибудь тут.

– Боюсь, это бесполезно, – сказал Найджел.

– Думаю, что нет, сэр. После того как профессор рассказал мне о том, кто вы и что с вами случилось. Но для этого мне потребовалось убедить старшего полицейского офицера. Он будет здесь в течение часа.

– Безусловно, вы действовали правильно. А теперь я попросил бы вас пройти в конец лужайки. Не разрешайте никому находиться у того места, где стояла машина. Там должны быть следы колес и отпечатки ног. И осмотрите место, где этот похититель дал мне по голове. Может, он оставил там свою визитную карточку. Профессор проводит вас. – Надо было заставить Рэгби что-нибудь делать: выражение застывшего отчаяния на его лице лишний раз говорило о провале Найджела.

Тем временем Клэр была с Еленой Рэгби. Когда она постучала в дверь комнаты Рэгби, Елена крикнула:

– Люси! Где ты была все это время?

Клэр вошла в комнату. При свете лампы, стоявшей у кровати, Елена Рэгби походила на человека, обезумевшего от горя.

– А, это вы. Что случилось? Это с Люси? – Ее голос дрожал от волнения.

«Актриса, – подумала Клэр, – не может не разыгрывать драматических сцен, даже когда она не на сцене». Клэр сказала:

– Сожалею, моя дорогая.

В три величественных шага Елена пересекла комнату.

– Она… несчастный случай?

Клэр схватила ее за запястья.

– Нет, она не вернулась. Постарайтесь быть спокойной. Ее увезли. Похитили.

– Нет! Это невозможно. – Огромные глаза впились в лицо Клэр. – Маленькую Люси? Похитили? Но почему? Мы не богачи. Я не понимаю этого. – Ужас постепенно проступал на лице Елены, не оставив и следа непонимания. – Да, вы именно это и имеете в виду. Расскажите мне… Но как вы узнали об этом?

Клэр рассказала ей то немногое, что знала. Елена тяжело опустилась на постель. При свете затененной лампы ее лицо было подобно мраморному изваянию. Ниобея, подумала Клэр; Рахиль, оплакивающая своих погибших детей. Затем ее лицо стало оживать, задрожали губы, тонкое тело сотрясли рыдания.

– Я приведу вашего мужа. Он разговаривает с Найджелом. Вы не должны так переживать. Мы вернем ее.

Елена судорожно вздрогнула в ее объятиях.

– Нет, не сейчас. Останьтесь со мной! Я не могу смотреть ему в лицо.

– Но, моя дорогая…

– Если бы я не послала ее за почтой, она бы никогда… Я хотела видеть ее независимой. Единственный ребенок может так легко… О, я не знаю, что говорю. Я схожу с ума. Это так тяжело. Она похожа на моего собственного ребенка. – Залитое слезами лицо казалось безумным. – У вас нет детей?

– Нет.

– У меня был ребенок. Они убили его. А теперь они схватили и Люси.

Этой ночью ветер стих. Падал сильный снег, тихо заносивший все вокруг. И когда на следующее утро люди проснулись, прежде чем они выглянули в окно, их охватило предчувствие какой-то перемены.

Люси Рэгби под влиянием впрыснутого ей наркотика спала до десяти часов утра. Проснувшись, она почувствовала головокружение, словно у нее начинался грипп, когда голова точно набита ватой, хотя и кажется удивительно легкой. Она смутно понимала, что случилось нечто такое, о чем ей не хочется вспоминать, и пыталась заснуть снова. Но это ей не удавалось. Люси с трудом выбралась из кровати и отдернула занавески. До этого момента она не осознавала, что уже больше не находится в Домике для гостей, в своей комнате. На нижней половине окна была решетка, точно в детской. Снаружи лился яркий свет. Но сквозь решетку она могла разглядеть лишь белую стену и небо. Ей разом вспомнилось происшедшее прошлой ночью: заснеженная лужайка, почтовый ящик, автомобиль, женщина, укол в руку, пахнувший парафином плед.

Она взглянула на свою руку и увидела, что одета в пижаму.

– Я – Люси Рэгби, – услышала она свой голос. – Я – Люси Рэгби, – повторила она, точно тут могли возникнуть какие-либо сомнения. Когда ей случалось быть в растерянности, она обычно засовывала себе в рот кончик темного локона и принималась жевать его. Машинально ее рука потянулась к волосам, которые должны были лежать у нее на плечах. Их не было. Люси ощупала свою голову: она была покрыта щетиной.

– Но я – Люси Рэгби.

В ее голосе слышался испуг, в нем дрожали слезы. В страхе оглядев комнату, она заметила на туалетном столике зеркало и, спотыкаясь, подошла к нему. Это был самый ужасный момент в ее жизни. Лицо, смотревшее на нее из зеркала, было не ее лицо. Это было лицо мальчика с короткими светлыми волосами и такими же бровями.

Люси бросилась снова к кровати, натянула на голову простыню и безутешно зарыдала.

В нижнем этаже Коттеджа контрабандистов Энни Стотт готовила кое-какую еду для девочки, которая, по всей вероятности, еще не проснулась. До сих пор все шло по плану. Прошлой ночью они возвратились без каких-либо злоключений и сообщили обо всем товарищу Петрову по коротковолновому передатчику. После этого действовать должен был он. Затем Энни отрезала длинные локоны Люси, сожгла их в мусоросжигателе и выкрасила в светлый цвет то, что осталось от них. Она пошла в гостиную и подбросила дров в камин. Снаружи снег покрывал все вокруг. Пол Каннингем и Ивэн отправились на ферму за молоком, по их следам она определила, что снежный покров доходил до половины голени. Если снег не перестанет падать, могут возникнуть затруднения. Энни с каким-то чувством неприязни посмотрела на панораму расстилавшихся перед ней холмов, одетых в белое. Она не любила деревню. Уже почти неделю, как Пол ее просто раздражал, а Ивэн надоел.

На ферме, пока в бидончик наливали молоко, а Ивэн без всякого интереса смотрел на кур, роющихся во дворе, Пол Каннингем разговорился с мистером Туэйтом:

– Думаете, снег еще будет падать?

– Не удивлюсь, – ответил фермер. – У вас есть цепи для автомобиля? Могут понадобиться.

– Боюсь, что цепей нет.

– У меня где-то завалялся комплект.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Еще долго здесь пробудете?

– Мы должны возвратиться в Лондон в субботу. Но… – тут Пол понизил голос: – Ивэн еще не поправился. Он очень слабого здоровья, знаете. Не хочется рисковать этим путешествием…

– Хорошо еще, что у вас в доме есть доктор.

– Что? О да, моя сестра была очень способной. Но ей пришлось отказаться от практики, когда она вышла замуж…

– Вот ваше молоко.

Пол позвал Ивэна, и они пошли обратно. Пол с раздражением сознавал, что болтал на ферме как-то неубедительно, дабы скрыть свои грубые промахи. Тем не менее он установил для себя главное: от деревенщины Туэйта всего можно ожидать…

Люси обладала жизнерадостностью ребенка, который всегда был окружен любовью и заботой. Более того, у нее была завидная способность понимать драматизм событий, в которых она участвовала. Ее отец, которого она боготворила, как-то сказал ей: «Никогда не бойся правды. Смело смотри в лицо фактам. Пойми, в чем их суть, и обдумай их. Если ты научишься примиряться с ними, особенно с самыми неприятными, значит, ты выиграла сражение».

Теперь она лучше поняла его слова. Факты свидетельствовали о том, что ее похитили и она стала пленницей в незнакомом доме. Но так ли? Люси выскользнула из кровати и повернула ручку двери. Дверь была заперта. Не могла она и вылезти из окна поверх решетки. Похитители отрезали ее длинные волосы и выкрасили их в другой цвет. Для чего? Чтобы полицейский, придя в дом, не узнал в ней маленькой девочки, о чьем исчезновении несомненно уже написали газеты и оповестило радио. До чего глупо пугаться этого изменившегося лица в зеркале! Люси потрогала пальцем шрам под ухом и, стянув пижаму, оглядела родинку слева от пупка. Все это доказывало, что она Люси Рэгби.

Кем бы ни были ее похитители, они не похожи на тех, кого показывают по телевизору. Ее не прятали на разрушенном чердаке, не заставляли лежать на куче грязных тряпок, пока небритые, неряшливые мужчины играли в карты в углу, изрыгая проклятия и хватаясь за револьверы. Она находилась в опрятной и просторной комнате с яркими занавесками, натертым паркетом и достаточным количеством теплых постельных принадлежностей. На стенах красовались утки и гуси, это заставляло предполагать, что некогда здесь была детская. На полке лежало несколько растрепанных детских книжек, а в шкафу оказались детские игрушки. Необычным было лишь то, что страницы книжек, где значились имена их владельцев, были вырваны.

Люси поняла, что хочет есть. И в то же самое время почувствовала, что ее охватывает страх. Ей совсем не хотелось видеть эту противную женщину, которая втащила ее в автомобиль. Никогда. В течение десяти минут Люси боролась со своим страхом. Смотрела фактам в лицо. Мерзкое старое чучело. Это факт. Прекрасно. Рассмотри его. Люси почти слышала, как ее отец произносит эти слова. Снизу раздавались какие-то звуки. Люси подергала ручку двери и стала кричать. Затем она снова прыгнула в кровать и улеглась там, дрожа. Может быть, придет та же самая женщина.