Текст книги "Конец главы"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

VIII. Набор строчными литерами

Поздно вечером по приглашению Найджела инспектор Райт ужинал с ним у Булестена. Ели молча, потому что оба читали. Весь остаток дня, пока Райт с сержантом опрашивали персонал издательства, Найджел печатал подробный отчет о своем расследовании. Его-то и читал сейчас инспектор, механически заглатывая изысканное заячье рагу. Найджел изучал протоколы полицейских допросов.

Из них было ясно, что Райт пытался восстановить все события пятницы от четырех часов дня до полуночи. По словам телефонистки, около четырех мисс Майлз звонила в город; полицейские проверили – она звонила парикмахеру. Стивен Протеру не мог сказать, когда она открывала окно, чтобы у него что-то спросить, думает, что это было в половине пятого, но не уверен, поэтому твердо можно сказать лишь одно: в четыре часа она была еще жива. Выяснение привычек мисс Майлз показало, что обычно она покидала издательство около шести, но иногда, по словам ее прислуги-немки, работала и дольше и, бывало, возвращалась домой после восьми. Однако, если она не назначила свидания убийце в издательстве на вечер (а зачем было назначать его в издательстве в такой поздний час?), разумно предположить, что убита она была до шести часов вечера. Убийца вряд ли бы стал строить свой план на возможности застать ее за работой после шести. К тому же следы от скобы говорят о том, что убийство было совершено, когда в конторе еще находились люди и убийцу могли застать возле трупа.

В протоколах инспектора был еще один указатель времени. Он допросил Сьюзен – блондинку из справочной библиотеки. До своего ухода она не слышала за стеной никаких подозрительных звуков, а проходя ровно в пять тридцать мимо комнаты мисс Майлз, обратила внимание на то, что машинка стучит как пулемет. Это означает, что либо мисс Майлз в это время была еще жива, либо ее только что убили и на машинке стучал убийца. Поэтому Райт сосредоточил свое внимание на периоде от 5.15 до 6 часов вечера. И это было естественно, учитывая имеющиеся у него факты. Однако, рассуждал Найджел, при этом упускается из вида вопрос о пропавшем ключе – запасном ключе от боковой двери, который Мириам Сандерс последний раз видела в четверг утром. Этого ключа в вещах покойной не обнаружили. Значит, его «позаимствовал» кто-то другой. А зачем его брать, если не для того, чтобы войти в издательство после 5.30, когда парадная дверь будет уже закрыта? И компаньоны, и Стивен Протеру имели ключи от боковой двери, поэтому у них не было надобности в запасном ключе, разве только для того, чтобы подозрение пало на кого-нибудь из посторонних или сотрудников.

Прервав свои размышления, Найджел снова сосредоточился на протоколах. Передвижения тех, кто больше всего его интересовал, сводились примерно к следующему:

Артур Джералдайн: с 4 до 5.50 у себя в кабинете; с 5 до 5.15 диктовал письма (подтверждено секретаршей); с 5.15 до 5.18 – короткий разговор со Стивеном Протеру; в 5.50 отправился наверх домой (подтверждено миссис Джералдайн, которая сообщила, что муж провел с ней весь вечер).

Элизабет Уэнхем: с 4 до 5.15 у себя в кабинете; с 5.10 до 5.15 обсуждала дела с Бэзилом Райлом; с 5.15 до 5.20 – в художественной редакции (подтверждено); с 5.20 до 5.30 у себя в кабинете; в 5.30 ушла из конторы (подтверждено М. Сандерс); в 6 часов – на приеме в Челси (подтверждено); в 7.30 приехала домой (подтверждено прислугой); обедала одна, читала, в 11 часов легла спать.

Бэзил Райл: с 4 до 5 произносил речь на книжной ярмарке; в 5.10 вернулся в издательство (подтверждено М. Сандерс); с 5.10 до 5.15 говорил о делах с мисс Уэнхем; с 5.15 до 6 работал у себя в кабинете (подтверждено его секретаршей – с 5.15 до 5.25); в 6 часов пошел в Фестивал-холл сначала обедать, а потом на концерт (пока не подтверждено); в 10.25 вернулся домой.

Стивен Протеру: с 4 до 5.15 читал; с 5.15 – несколько минут разговаривал с Джералдайном (подтверждено); в 5.20 вышел из здания (подтверждено М. Сандерс) и пешком отправился на вокзал Ватерлоо через Хангерфордский мост, сел на электричку 6.05 и поехал в Пеннсхилл, в Гемпшире, где в 7.30 его на станции встретили друзья (пока не подтверждено).

Огромная работа по опросу каждого из сотрудников издательства сегодня, конечно, не могла быть закончена. Побеседовав с начальством, инспектор Райт с сержантом в сопровождении Бэзила Райла обошли все отделы, спрашивая только одно: видел ли или слышал кто-нибудь из служащих в пятницу вечером что-либо подозрительное. Результатов это не дало никаких. Мириам Сандерс заявила, что ни один не предусмотренный посетитель между 4 и 5.30, когда она заперла двери, в здание не входил. Многих служащих – тех, кто кончал работу в пять, – вообще можно было не спрашивать. Однако человек тридцать, не считая руководства, должны были сообщить о своем местонахождении в указанный отрезок времени.

Полицейские все еще обыскивали здание в надежде найти орудие убийства и запятнанную кровью одежду, которые могли быть где-то спрятаны. Убийца должен был сильно выпачкаться в крови и вряд ли вышел на улицу в таком виде.

«Орудие, – думал Найджел. – Бритва. Кто из людей, желавших ее смерти, мог пользоваться бритвой? Уж больно примитивное оружие, совсем не подходит высокоцивилизованным людям, которые вершат судьбы фирмы „Уэнхем и Джералдайн“. Конечно, есть ведь еще Киприан Глид…» Он поймал себя на том, что произнес это вслух.

– Да, – поднял голову инспектор Райт, оторвавшись от отчета Найджела. – Есть и он. Днем я послал человека с ним побеседовать. Этот Глид будто бы сидел дома в пятницу с четырех до семи, а потом пошел кутить. Живет один над магазином в восьмом округе Вест-Энда; отдельный вход с улицы; подтвердить его слова некому. Мой парень говорит, что Глид не очень-то старался помочь следствию… – Инспектор жестом изобразил нечто неопределенное. – Киприан Глид! Словно его придумали Оскар Уайльд или Роналд Фэрбенк.[10]10
  Роналд Фэрбенк – английский писатель (1886–1926), эстет и позер.


[Закрыть] А вот мисс Майлз – вы часом не знаете, как она печатала: всеми пальцами по слепой системе или по старинке, только двумя?

– Ну и скачете же вы с одного на другое! Никогда не видел ее за работой, но по частоте ударов можно догадаться, что писала она всеми пальцами. А что?

– Как раз перед тем, как идти сюда получил заключение насчет отпечатков пальцев. На клавишах машинки только ее отпечатки. Всех десяти пальцев. – Инспектор Райт побарабанил пальцами по столу, хитро поглядывая на Найджела.

– И что?

– А то, что убийца не знает слепой системы.

– Простите, я, видно, отупел.

– Отпечатки не на тех клавишах, понимаете? Он, видно, прижал к ним ее пальцы без разбору, уже когда она была мертвая. Хладнокровный субъект.

– И после того, как сам напечатал то, что ему было надо. Еще одно доказательство, что он печатал, правда? И не хочет, чтобы мы об этом знали.

– Видимо, так.

– Она, конечно, могла изобрести свою собственную слепую систему.

– Любите вы создавать трудности. Это вас в Оксфорде научили? Привет. – Райт допил свой бокал и стал собирать бумаги. – Завтра с утра займусь молодым Киприаном. Вы бы лучше пошли со мной в качестве телохранителя. Заеду за вами в четверть десятого, идет?

Первая сигарета, которую Найджел выкурил после завтрака, вызвала такой приступ кашля, что у него снова дико разболелся лоб. Он пустил в нос капли и положил пузырек в карман. В прошлый раз, когда он работал с инспектором Райтом, его так стукнули по голове, что он упал замертво, а теперь вот эта режущая боль над бровями. «Райт мне приносит несчастье», – угрюмо подумал он. Предстоящее чтение автобиографии мисс Майлз, над которой сейчас работали эксперты-дактилоскописты, его угнетало. Тайна убийства, вероятно, пряталась где-то среди ее надушенных страниц. Но даже и это его не вдохновляло. Ему хотелось одного: как-нибудь доползти до мастерской Клэр и лечь спать.

Но в полицейской машине он почувствовал себя получше. Энергия Райта была заразительной: инспектор не представлял себе, что кто-нибудь может быть менее деятельным, чем он, и это взбадривало тех, кто был рядом.

Машина остановилась возле антикварного магазина. Райт вышел, следом за ним – Найджел и сержант в штатском. Инспектор нажал звонок рядом с витриной.

– Вы меня не предупредили, что приведете с собой целую армию, – заметил Киприан Глид, открыв после некоторой заминки дверь.

На нем была шелковая пижама и новый карминно-красный халат с монограммой на грудном кармашке. Наряд только подчеркивал его неряшливость и объяснял, почему он всегда без денег. Глид провел их по крутой узкой лестнице на верхний этаж – второй этаж, как он объяснил, превратился в склад антикварного магазина.

В гостиной царил такой причудливый беспорядок, который Найджел мог сравнить только с беспорядком в мастерской Клэр Массинджер. Но если в ее неаккуратности был даже какой-то практический смысл или хотя бы свидетельство того, что хозяйка поглощена своим делом, в здешнем хаосе было нечто патологическое. Когда они вошли, на дорогой радиоле еще крутилась пластинка с записями новейшего джаза. Два золотистых хомячка карабкались по спинке плетеного кресла. Повсюду немытые чашки, тарелки и бокалы; по полу разбросаны ноты; на изящный клавесин в углу навалены тома энциклопедии; в другом углу запыленный мольберт; в третьем – одна лыжа; на стене, как ни странно, висела пара боксерских перчаток. Через открытую дверь была видна спальня с неубранной постелью, на ней валялась дамская ночная рубашка, а на полу, наполовину скрытый под грудой одежды, стоял поднос с завтраком.

«Этим хламом пытаются подпереть покосившуюся жизнь», – подумал Найджел с какой-то даже жалостью к сыну Миллисент Майлз. Инспектор Райт сел на стул рядом с газовым камином со старомодной решеткой, какие ставят в детских.

– Разрешите выразить вам соболезнование по случаю вашей утраты, сэр, – начал он официально, однако не только для проформы, но не без чувства в голосе.

Лицо молодого человека передернулось, а потом скривилось в презрительной гримаске.

– Давайте без предисловий. Я не люблю обмениваться пустыми любезностями. Смерть матери – никакая для меня не утрата. Она исковеркала мой характер, вам это любой скажет.

Если эти слова были произнесены для того, чтобы шокировать или произвести какое-либо впечатление на инспектора Райта, они не возымели успеха. Райт, смотревший на него, как ребенок на невиданного зверя в зоопарке, сухо ответил:

– Ладно. Мне только легче. Где вы были в пятницу с четырех тридцати до семи часов вечера? Здесь, как я понимаю?

– Я уже это говорил вашему подручному.

– А потом?

– Ждать я больше не мог. Сговорился с друзьями вместе поужинать.

– Вы кого-нибудь ждали, кто не пришел?

– Да. Мать.

Инспектор Райт, который всегда умел сделать вид, будто его чертовски интересует то, что ему говорят допрашиваемые, мог теперь выразить искренний интерес.

– Когда она должна была прийти?

– Предполагалось, что после работы – между половиной шестого и половиной седьмого.

– Вы сговорились заранее?

– Са se dit. – Обернувшись к полицейскому в штатском, который стенографировал беседу, Киприан Глид перевел: – Надо полагать.

– Когда вы договаривались о встрече?

– Накануне. По телефону. Я позвонил ей в издательство и попросил заглянуть ко мне на следующий день по дороге домой.

– У вас были для этого какие-нибудь особые причины, сэр?

Белые зубы Глида сверкнули в кустистой бородке.

– Конечно, были. Я никогда не жаждал общаться с матерью просто так.

– А какова была цель этого свидания?

– Деньги. Я хотел, чтобы она раскошелилась.

– Но она вам только что отказала. В то самое утро, – вставил Найджел.

– Я предполагал, что потом она будет сговорчивее.

– Почему?

– Господи!.. Прошу прощения, сэр. – Это воскликнул сержант, на тетрадке которого вдруг появился один из хомячков. – Что же это?.. Брысь! Пошел вон!

– Спокойно, Фентон. Это золотистый хомяк. Дайте ему погрызть один из ваших карандашей, – предложил инспектор Райт.

Но Фентон уже смахнул зверька на пол, после чего вынужден был обороняться от Киприана Глида, который накинулся на него с криком: «Чертова дубина! Остолоп!» – по-женски пытаясь вцепиться ногтями в лицо. Найджел, стоявший рядом, схватил Глида за руки и снова опустил на стул.

– Фентон, – подмигнул Райт своему помощнику, – прошу вас, ведите себя поделикатнее. Нельзя так жестоко обходиться с животными. Это ведь Божьи твари, хомячки, миленькие, безвредные зверюшки. И давно они у вас, сэр?

Глид хмуро ответил:

– Мать всегда заставляла меня держать в доме животных. Говорят, они полезны для трудных детей. Подменяют объект привязанности для тех, кто эмоционально обездолен, понятно? Ну я и привык.

– Ага… – Райт погладил другого хомячка по шерстке. – Вы рассчитывали, что мать потом станет сговорчивее. Почему вы так решили?

– Спросите Стрейнджуэйза. Может, у него есть на этот счет своя версия.

«Интересно, почему он меня не переносит?» – подумал Найджел. Он принял вызов.

– Вы собирались на нее нажать. Собирались сказать, что видели, как она восстанавливала купюры во «Времени воевать», не так ли?

Киприан сказал с издевкой:

– «Нажать»? Ну, это ваше поколение так выражается! Любите позолотить пилюлю. Почему не сказать просто «шантажировать»?

– Пожалуйста, если вам так больше нравится, – ответил несколько уязвленный Найджел.

– И вы намеревались шантажировать вашу мать? – спросил Райт.

– Это предположение Стрейнджуэйза.

Инспектор не стал настаивать.

– В пятницу вечером, видя, что она опаздывает, вы не подумали ей позвонить?

– Она сидела в издательстве, а там коммутатор работает только до половины шестого.

– А потом, в субботу и воскресенье? – Райт по-прежнему был дружелюбен и цепок, как терьер. – Раз вам так нужны были деньги, вы несомненно пытались связаться с ней в выходные дни.

Киприан осклабился:

– Это что, ловушка? Мне всегда очень нужны деньги. Но я мог и подождать, дело не дошло до крайности. Да и к тому же в эти дни я был в дымину пьян. Запил в семь часов в пятницу. И не просыхал до воскресенья. А с полудня в воскресенье и до утра в понедельник спал, или, как Стрейнджуэйз, наверно, выразится, встречался с барышней.

– С Мириам Сандерс? – осведомился Найджел.

– Совершенно верно.

– Разрешите спросить, сэр, являетесь ли вы по завещанию наследником вашей матери?

– Разрешаю. Думаю, что да, хотя и не уверен. Она меня ненавидела. С другой стороны, она всегда блюла приличия и поэтому считала, что деньги должны остаться «самому родному». – Киприан Глид скривил рот. – Ну а теперь могу ли я тоже задать вопрос?

– Конечно, сэр.

– Вы когда-нибудь встречали в своей практике матереубийц?

– Господи, конечно! Двух или даже трех. Хотя, надо признать, это случай довольно редкий.

Молодой человек был, кажется, слегка обескуражен беспечным тоном инспектора и не стал вдаваться в подробности. Райт записал фамилии и адреса тех людей, с кем Глид провел вечер пятницы и субботу. У Найджела снова стало стрелять над переносицей. Он прилег на кушетку и накапал в левую ноздрю, стараясь не смотреть на акварель на потолке, изображавшую нимфу в объятиях сатира, – к счастью, художник ее не закончил. «Быть может, я недооценивал Глида, – думал он. – Парень, видно, не дурак, и даже, пожалуй, смел, если его вызывающий тон – своего рода отвага, а не просто признак полнейшего отрыва от действительности». Присев, Найджел снова осмотрел эту неправдоподобную комнату. Он был так поглощен своими мыслями, что, когда Киприан спросил: «Ну, как вам нравится моя квартира?» – недовольно сказал то, что было у него на уме:

– Она похожа на мавзолей несбывшихся надежд.

Киприан закатил глаза и повращал ими, сразу напомнив мать, а потом словно окаменел, молча глядя на Найджела.

– А теперь относительно предварительного судебного следствия, сэр. Вам в ближайшее время о нем сообщат. И хлопоты насчет похорон… Думаю, вы предпочтете, чтобы поверенный вашей матери взял их на себя.

– Поверенный? – тупо переспросил Киприан. – Кто? Ах да. Мне почудилось: повешенный…

Фентон уже не в первый раз громко засопел над своей стенограммой: весь его вид выражал крайнее возмущение и антипатию.

– У вашей матери были враги?

– А я все жду, когда мы до этого дойдем. Думаю, что десятки врагов. Если желания могут убивать, то она была поистине неуязвима!

– Но у вас есть основания подозревать кого-нибудь в частности? Вы слышали угрозы или…

– Могу сказать, у кого было достаточно причин свернуть ей шею. У Бэзила Райла. Она водила его за нос. «Любишь меня, люби мои книги!» Господи Боже мой! Но я не думаю, чтобы он это понимал. Влюбленный осел!

Злобное отвращение в его тоне заставило даже инспектора Райта кинуть на него быстрый взгляд. «Ну и ну, – подумал Найджел, – опять Гамлет со своей мамочкой!»

Дальнейшие расспросы не дали ничего нового относительно Райла и других подозреваемых лиц, поэтому все трое удалились.

– Итак, – произнес Райт, когда они, сев в полицейскую машину, направились к дому убитой в Челси, – что вы о нем скажете?

Фентон больше не в силах был сдерживаться:

– Вконец аморальный тип, лично я считаю! Как он говорит о матери, и тут же – чем он занимался со своей девицей. Бесстыжая рожа!

Найджел сказал:

– По-моему, довольно жалкое существо.

– А по-моему, чертовски опасный субъект, – возразил Райт. – Не люблю, когда машина несется по дороге без водителя. Но насколько он хитер? Настолько ли хитер, чтобы придумать эту историю с шантажом матери?

– Это ведь не даст ему настоящего алиби, сэр, – заметил Фентон.

– Нет. Но парень, который намерен выжать из матери деньги, грозя разоблачить ее проделки с корректурой, не станет резать ей горло, пока не убедится, что из нее ничего не вытянешь. Ведь он хочет, чтобы мы так рассуждали, а?

– На мой взгляд, он не из тех, кто может перерезать горло, – сказал Найджел. – Придумал бы что-нибудь позамысловатее и подальше отсюда.

– Но сейчас он вел себя довольно буйно, – заметил Фентон.

– Да, но это был экспромт, милый мой, и к тому же вы зверски обошлись с его любимцем.

– Зверски! Да я…

– А убийство Миллисент Майлз было заранее продумано, – продолжал Райт. – Чем, по-вашему, он «жалок», мистер Стрейнджуэйз?

– Да эта комната. Полна вещей, которые он начинал и не кончал, – следов недолгих увлечений. Пытался доказать себе, что может что-то делать по-настоящему, и все время видел, что ничего не выходит, кроме пьянства, попрошайничества и совращения девчонок.

– Мавзолей несбывшихся надежд, да?

– Мне всегда жалко детей знаменитостей. Они так часто не наследуют таланта родителей, или их упорства, или еще чего-то, что приносит успех. Но они отчаянно стараются хоть чем-нибудь поразить своих родителей.

– Например, перерезать им глотку? – сказал Фентон.

– Фентон, не будьте так прямолинейны, – оборвал его Райт. – Да и сарказм вам не к лицу.

– Слушаю, сэр. Прошу извинить.

– Вы были трудным ребенком, Фентон?

– Нет, сэр.

– В детстве никогда не швыряли безвредных зверюшек?

– Нет, сэр, – сдержанно ответил Фентон. Инспектора Райта подчиненные любили, но поговаривали, что с ним надо держать ухо востро; не всегда можно предсказать, как он на что-то отреагирует, и не всегда понятно, шутит он или делает из тебя отбивную.

Дом Миллисент Майлз в Челси скорее был творением наемного декоратора, чем покойной хозяйки. Правда, она прожила здесь всего несколько месяцев, но в комнатах не было и следа ее личности, они напоминали павильоны выставки Изящного Быта. Если они и оставляли какое-то ощущение, то разве что одиночества: им часто дышат жилища вдов, отставных любовниц и деловых женщин.

Инспектор Райт допрашивал прислугу Хильду Лангбаум – приземистую фройляйн с льняными волосами, а Найджел переводил. Сначала она была испугана и чересчур угодлива, но потом, видя, что английская полиция не собирается ее арестовывать, заговорила охотно, ворча и выражаясь довольно ехидно по адресу своей покойной хозяйки. Мисс Майлз была человеком несимпатичным, временами резким, а то и въедливым, все держала на замке, сама не знала, когда придет и когда уйдет, дома ни с кем не считалась, не ценила высокого кулинарного искусства Хильды Лангбаум, выражалась нехорошими словами.

Да, мистер Глид иногда забегал, но в последние недели его не было. Нет, в пятницу утром, уходя в издательство, хозяйка выглядела как обычно. Бывали ли у нее мужчины? Да, иногда поодиночке, иногда небольшой компанией, когда она давала обед; их имена можно найти в настольном календаре мисс Майлз. Последним посетителем был мистер Райл; он пришел в половине десятого в четверг. Хильда не знает, долго ли он пробыл, она легла спать сразу же после десяти. Появлялся ли здесь некий мистер Протеру? Насколько Хильде известно – нет. А другие сотрудники издательства? Мистер и миссис Джералдайн вместе с мисс Уэнхем в сентябре были приглашены на обед, но с тех пор не появлялись.

В это время приехал мистер Дикин, поверенный покойной. Его пригласили для того, чтобы он вместе с инспектором Райтом ознакомился с ее бумагами. Вдвоем они удалились в кабинет. В сумке мисс Майлз нашли ключ – это, по словам Хильды, был ключ от письменного стола, где хозяйка хранила все свои остальные ключи. Однако ключа к американскому замку боковой двери издательства там не оказалось, и Фентону поручили искать его в других комнатах. Найджел понимал, что ход следствия во многом зависит от того, взяла этот ключ сама Миллисент Майлз или кто-то другой. Если взяла не она, весьма вероятно, что его унес убийца. А зачем ему понадобился ключ? Затем, чтобы войти в издательство после 5.30, когда главный вход будет заперт. У компаньонов и Стивена Протеру ключи от боковой двери есть, и это заставляло предположить, что убийца – либо какой-нибудь другой сотрудник, либо посторонний, знающий тамошние порядки.

Найджел немного побродил следом за Фентоном, а потом вернулся в кабинет. Инспектор подал ему настольный календарь и показал две недавние записи: в четверг – «Р. – 9.30», это явно относилось к визиту Бэзила Райла. На пятницу был назначен завтрак, а под этим – краткое примечание: «Торсдень?!» Найджел спустился в кухню, размышляя, что означает вопросительный знак, восклицательный знак и вообще этот весьма знаменательный каламбур.

Хильда Лангбаум варила себе кофе, и Найджел согласился выпить с ней чашечку. Девушка была явно озабочена своим будущим. Найджел пообещал договориться с поверенным, чтобы ей выплатили жалованье до конца месяца и разрешили, если понадобится, пожить в доме неделю-другую, пока она подыскивает новое место. Ее признательность не имела границ. Найджел завел разговор о ее родине – Нюрнберге. Завоевав доверие, он перевел беседу сперва на ее жениха, чью фотографию она ему показала, а потом на Бэзила Райла. Хильда тут же заахала. Какой прекрасный молодой человек!.. И до чего влюблен. А она-то как с ним обращалась! Холодная женщина, бессердечная, насмешница. Будь он немцем, он бы ее просто побил, заставил на коленях ползать, но англичане – народ мягкотелый, не понимают, что мужчина – хозяин. Вот и бегут, поджав хвост, как мистер Райл в тот вечер.

Хильда не хотела рассказывать это полиции, но мистер Стрейнджуэйз – совсем другой человек, он симпатичный.

– Когда я пошла наверх спать, – рассказывала Хильда, которой лестно было, что ее слушают с интересом, – я услышала в гостиной разговор. Языка, правда, вашего я не понимаю, но все равно не могла не прислушаться. Она его прямо хлестала словами. Словно у нее не язык, а кнут ледяной. Он-то мало говорил, голос у него был убитый, растерянный, будто… будто ангел небесный вдруг взял и плюнул ему в лицо. По-моему, он о чем-то ее умолял, а она смеялась, ну до чего противный был у нее этот смех! А через минуту несчастный мистер Райл как кинется из комнаты и побежал вниз, вон из дома. Меня он даже не заметил. Бежал как слепой, а лицо у него было бледное-бледное, точно у привидения.