Текст книги "Чудовище должно умереть. Личная рана"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Закончив свой монолог, он подчеркнуто посмотрел на свои часы.

– Опять опаздывают, – сказал он.

На его реплику никто не откликнулся.

– Ты говорила со слугами, Вай? С каждым днем они подают обед все позже.

– Да, дорогой, – сказала его жена, Вайолет Рэттери, которая была полинявшей, безвольной, жалкой в своей готовности всем услужить копией Лены.

– Гм, – пробурчал Джордж. – Кажется, они не очень-то обращают на тебя внимания. Придется, видно, мне самому с ними поговорить.

– Пожалуйста, дорогой, не делай этого, – взволнованно сказала его жена и покраснела, застенчиво улыбнувшись. – Не то они заявят об уходе.

Она поймала мой взгляд и снова болезненно вспыхнула.

Разумеется, она осмеливалась только на робкую просьбу. Но Джордж принадлежит к тому типу людей, чье хамство разворачивается во всю мощь, когда его окружают покорность и смирение. На самом деле это какой-то анахронизм: столь толстокожий, черствый и грубый характер был уместен в первобытный период развития человечества (а также во времена Елизаветы: из него мог получиться отважный капитан или надсмотрщик над рабами), но в цивилизованном обществе, где нет применения таким свойствам характера, за исключением войн, его грубая сила ограничивается третированием собственных домочадцев и становится только все более жестокой, не встречая сопротивления.

Поразительно, насколько ненависть обостряет умственное зрение. Мне казалось, что я уже знаю о Джордже больше, чем о людях, которых знал на протяжении многих лет. Я вежливо поглядывал на него и думал: «Вот человек, убивший Марти, который задавил его на своей машине, не оставив ему шанса выжить, человек, который положил конец жизни, стоящей десятка таких, как он сам, убил единственное дорогое для меня существо. Но ничего, Марти: его время тоже придет, и довольно скоро».

За ужином меня посадили рядом с Вайолет Рэттери, по левую руку от меня сидела старая миссис Рэттери, напротив – Лена. Я заметил, как Джордж несколько раз перевел взгляд с Лены на меня и обратно: очевидно, пытался оценить наши отношения. Я бы не назвал его ревнивцем, он слишком уверен в своей привлекательности, чтобы представить, что женщина может предпочесть ему другого, но он был явно озадачен тем, что понадобилось Лене от такого чудака, как Феликс Лейн. Он обращался с ней бесцеремонно и по-свойски, как будто был ее старшим братом.

«Джордж пытался ухаживать за мной», – сказала в тот вечер у меня на квартире Лена. Возможно, это только часть правды: слишком уж бесцеремонно он с ней обходился. В какой-то момент он сказал:

– Я вижу, Лена, тебя тоже соблазнили эти кудряшки, как у пуделя? – Он нагнулся и взъерошил ее волосы, с вызовом глядя на меня, и сказал: – Ох уж эти женщины, они настоящие рабы моды, не так ли, Лейн? Если какой-нибудь модельер-гомик из Парижа скажет, что последний крик моды – это лысая голова, они тут же все обреются наголо, верно?

Сидевшая слева от меня старая миссис Рэттери, от которой в равной степени несло нафталином и суровым осуждением, сказала:

– В дни моей юности волосы женщин считались огромным достоинством. Я рада, что прошла мода на эти короткие стрижки под мальчика, принятая в Итоне.

– Вы защищаете молодое поколение, мама? Куда же тогда катится мир? – сказал Джордж.

– Думаю, молодое поколение в состоянии само защитить себя, во всяком случае некоторые его представители. – Миссис Рэттери смотрела прямо перед собой, но у меня создалось впечатление, что последняя часть ее замечания относилась к Вайолет, а также что она находила брак Джорджа неудачным, поскольку он взял себе в жены девушку более низкого происхождения – что вполне соответствовало истинному положению вещей, – и относилась к Вайолет и Лене со снисходительной терпимостью великосветской дамы. Словом, ее не назовешь милой старой леди.

После обеда женщины (как называл их Джордж) оставили нас с ним выпить портвейна. Было ясно, что он чувствовал себя неловко, не зная, как вести себя со мной, и прибегнул к обычному в этих случаях способу, начав с анекдота.

– Слышали этот про женщину из Йоркшира и органиста? – спросил он и доверительно придвинулся ко мне со своим стулом.

Я выслушал его, стараясь смеяться как можно искреннее. Затем последовали еще несколько старых анекдотов в том же роде. Считая, что этим он растопил лед отчуждения, он перешел к выпытыванию сведений обо мне самом. Слава богу, я уже наизусть затвердил легенду Феликса Лейна, так что мне не составило никакого труда посвятить Джорджа в его биографию.

– Лена сказала, вы пишете книги, – сказал он.

– Да, детективные рассказы.

Он заметно расслабился:

– А, эти ужастики. Это другое дело. Должен сказать, когда Лена сказала, что с ней приедет писатель, я немного встревожился. Думал, что вы из тех напыщенных ребят из Блумсбери. Не вижу для себя пользы в общении с ними. И выгодное это дело – писательство?

– Да, вполне. Разумеется, у меня есть еще и собственные средства. Но за каждую книгу я получаю что-то между тремястами и пятьюстами фунтами.

– Недурно, черт побери! – Он посмотрел на меня с некоторым уважением. – Так ваши книжки – бестселлеры?

– Ну, не сказал бы. Просто более или менее имеют успех.

Он отвел взгляд в сторону, отпил портвейна и спросил со слишком нарочитым безразличием:

– Давно знакомы с Леной?

– Нет, кажется, около недели. Я задумал написать книжку о мире кино.

– Приятная девушка, такая веселая и общительная.

– Да, пикантная штучка, – сказал я опрометчиво.

Лицо Джорджа исказилось недоверчивостью, словно он внезапно заметил змею у себя за пазухой. Видимо, для него сальные анекдоты – это одно, а дерзкие замечания о его собственных «женщинах» – другое. Он предложил, очень чопорно, присоединиться к дамам.

Больше писать некогда. Уезжаем на прогулку в автомобиле с моей потенциальной жертвой и его семейством.

2 августа

Когда вчера днем мы выходили из дома – Лена, Джордж, его сын Фил, школьник лет двенадцати, и я – могу поклясться, что Лена на секунду испуганно остановилась. Я снова и снова возвращаюсь к этой сцене, пытаясь четко осмыслить ее: все произошло так быстро, что в тот момент у меня не было времени осознать весь подтекст. С виду вроде ничего особенного и не было. Мы вышли на крыльцо, залитое солнечным светом. Лена на секунду остановилась и сказала:

– Та самая машина?

Джордж, который шел чуть сзади нее, сказал:

– Что ты имеешь в виду?

Мне послышалось или в самом деле в его тоне прозвучали едва заметные нотки угрозы?

Слегка смущенно Лена отвечала:

– У тебя та же самая старая машина?

– Мне это нравится – «та же старая»! Она не прошла еще и десяти тысяч миль. Ты что, думаешь, я миллионер?

Вся сцена могла иметь вполне невинный характер, вот в чем проблема. Мы уселись в машину: Джордж и Лена впереди, Фил на заднем сиденье рядом со мной. Фил захлопнул за собой дверцу, и Джордж резко обернулся и сердито воскликнул:

– Сколько раз тебе говорить, что нельзя так хлопать дверцами. Ты что, не в состоянии мягко закрыть ее?

– Извини, папа, – расстроенно сказал Фил.

Разумеется, Джордж мог быть в плохом настроении до того, как мы вышли, но я подозреваю, что его встревожило то, что сказала Лена – или на что она намекнула, и он отыгрывался на сыне.

Джордж определенно отлично и смело водит машину. Честно говоря, я не могу сказать, что вчера он был за рулем безрассудным, но он пробирался между густым потоком машин, как будто никто ему не мешал, как машина с мигалкой. На дороге нам повстречалась группа велосипедистов, занимавших в ряд все шоссе: он не прогнал их гудком, как я ожидал, но промчался прямо впритирку к ним и резко срезал угол перед ними, выкатив вперед – явно пытаясь напугать их или заставить столкнуться друг с другом. Как-то раз он спросил меня через плечо:

– Вам знакомы эти места, Лейн?

– Нет, – сказал я, – хотя я все время мечтаю вернуться сюда. Я родился в Сойер-Кроссе, знаете, это на противоположной границе округа.

– В самом деле? Очень милая деревенька. Мне как-то приходилось раз или два проезжать мимо.

Он здорово владел собой. Я наблюдал за ним сбоку: ничто не дрогнуло в его лице, когда я назвал место, где он сбил Марти. Смогу ли я его заставить выдать себя? Лена сидела неподвижно, сложив на коленях сцепленные ладони, и глядела прямо перед собой. Я многим рисковал, когда назвал свою деревню: это могло вызвать его подозрение или просто любопытство, и он мог навести справки и выяснил бы, что за последние пятьдесят лет в деревне не проживало семейство по фамилии Лейн. Когда мы выходили из машины, Лена избегала на меня смотреть: она хранила молчание последнюю четверть часа – после моего упоминания о Сойер-Кроссе, – и это было довольно необычно для нее; но вместе с тем и не являлось неопровержимым доказательством чего-либо.

Мы вышли, и я попросил Джорджа показать мне достоинства своей машины. Конечно, это было только предлогом получше ее рассмотреть. Она была в отличном состоянии, но мой неопытный взгляд не заметил каких-либо признаков, что крыло или бампер были заменены новыми. Но этого и нельзя было заметить спустя семь месяцев: след (как я надеюсь, мне удается избежать употребления этого штампа в своих детективах) простыл. Единственные улики остались в сознании Джорджа и Лены, а может, только Лены – допускаю, что Джордж уже совершенно забыл о том несчастном случае, не могу поверить, что такая мелочь, как случайный наезд на пешехода, способна надолго оставить болезненную царапину на его носорожьей коже.

Вопрос в том, как мне до этого добраться? И в настоящий момент есть еще более актуальный вопрос: под каким благовидным предлогом мне здесь задержаться? Лена собирается возвращаться в город уже завтра. Возможно, сегодня днем я найду для этого возможность: предполагается, что мы будем играть в теннис на площадке у Рэттери.

3 августа

Ну вот, все и устроилось. Я остаюсь здесь на месяц – можно сказать, по приглашению Джорджа, – что меня вполне устраивает. Но лучше все по порядку.

Когда я пришел на корт, еще никто из приглашенных не появился, поэтому Джордж предложил, чтобы мы с ним сыграли против Лены и Фила. Мы немного подождали, после чего Джордж начал громко звать Фила, который был где-то в доме. На его раздраженный крик выбежала Вайолет, отозвала Джорджа в сторонку, и я слышал обрывок фразы, которую она прошептала ему, что-то вроде «не хочет играть».

– Да что с ним такое? – воскликнул Джордж. – Не знаю, что с ним творится в последнее время. Не хочет играть? Пойди и скажи ему, что он обязан играть, черт возьми! Нечего ему торчать наверху! Я никогда…

– Джордж, дорогой, он немного расстроен. Понимаешь, сегодня утром ты обошелся с ним слишком грубо из-за его табеля.

– Дорогая моя девочка, не мели чушь! Парень совершенно распустился в этом семестре: Каррузерс сказал, что он очень способный, но, если не приложит все силы, на будущий год он не сможет заниматься регби. Ты что, не хочешь, чтобы он получил образование?

– Конечно хочу, дорогой, но…

– Тогда кто-то же должен как следует его встряхнуть. Я не желаю, чтобы он проводил время в школе в каких-то идиотских мечтаниях и тратил попусту мои деньги. Он и так достаточно избалован, если хочешь…

– У тебя на спине сидит оса! – прервала его Лена, глядя на него с преувеличенным испугом.

– Не вмешивайся, Лена, – с угрозой сказал он.

Мне не хотелось дольше оставаться свидетелем этой безобразной сцены, а кроме того, мне было жаль Фила, когда я представил, что отец явится в таком настроении, чтобы тащить его на корт; поэтому я сказал, что пойду и приглашу его играть с нами. Судя по всему, мое предложение застало Джорджа врасплох, но он не решился мне возразить.

Я нашел Фила прячущимся в своей спальне – поначалу он смотрел как затравленный зверек. Все-таки мне удалось его разговорить – он оказался неплохим мальчуганом, – и вскоре все выяснилось: он не бездельничал последний семестр, но один из ребят в школе все время издевается над ним, и это его очень угнетает (а то я не знаю, как это бывает!), поэтому он никак не может сосредоточиться на учебе. Фил высказал это признание со слезами на глазах. По необъяснимой причине это напомнило мне о том, как я отчитывал Марти за погубленные розы; и совершенно импульсивно я предложил дать ему нескольку уроков за каникулы – по нескольку часов в день, чтобы он мог наверстать упущенное.

Только когда Фил прекратил всхлипывать и смущенно благодарил меня, я осознал, что это отличный предлог остаться в Сивернбридже. Великолепный пример сделать добро, из которого может получиться зло – если только можно назвать злом устранение Джорджа. Я подождал, когда Джордж окажется в хорошем настроении, раскрасневшись после выигранного сета в теннис, и подкинул ему эту идею – сказал, что очарован городком, что давно подумывал остановиться в подобном местечке на несколько недель и начать свою книгу в мирной тишине, и спросил его одобрения на то, чтобы я позанимался с Филом. Поначалу Джордж воспринял это с некоторой настороженностью, но вскоре согласился с идеей моего репетиторства и даже предложил мне обосноваться у него дома. Я вежливо отказался, как мне кажется, к его облегчению. Ни за какие деньги я не остался бы в семействе Рэттери на целый месяц: не потому, что мне казалось запретным убить человека, чей хлеб я ел; я просто не мог смириться с мыслью, что здесь меня ежеминутно подстерегает опасность стать свидетелем очередной домашней свары. Кроме того, мне не хотелось, чтобы Джордж шастал у меня под носом и однажды случайно наткнулся на мой дневник. Мои ежедневные занятия с Филом предоставляли для моей цели достаточное поле деятельности.

После того как мы обо всем договорились, я немного понаблюдал за игрой в теннис. Партнер Джорджа по гаражу, Гаррисон Карфакс, играл в паре с Вайолет против Джорджа и миссис Карфакс. Последняя – крупная, темноволосая женщина, хотя и несколько цыганского типа, но очень соблазнительная: у меня создалось впечатление, что отчасти из-за нее к Джорджу вернулось хорошее расположение духа; я определенно заметил, как его пальцы коснулись ее, когда он услужливо подал ей теннисный мяч, да и она раза два кидала на него довольно страстные взгляды. Впрочем, это и неудивительно: ее муж принадлежит к страшно скучным, высушенным ничтожествам.

Появилась Лена и села рядом со мной – мы были в стороне ото всех. Она выглядела удивительно привлекательно в теннисном костюме; он подходил к ее гибкой манере двигаться и очень искусному макияжу, благодаря которому она выглядела как скромная школьница.

– Вы изумительно выглядите, – сказал я.

– Скажите это жене Карфакса, – сказала она, но было видно, что она польщена.

– О, предоставляю это Джорджу.

– Джорджу? Не будьте таким глупым! – отрезала она. Затем овладела собой и сказала: – Мы едва видимся с вами с тех пор, как приехали сюда. Вы расхаживаете с таким отсутствующим видом, как будто потеряли память или у вас несварение желудка.

– Так проявляются мои артистические способности.

– Ну, я считаю, могли бы ненадолго забыть об этом и время от времени поцеловать бедную девушку. Хотя бы поцеловать… – Она нагнулась поближе и прошептала мне на ухо: – Нет нужды ждать, Пусси, пока мы вернемся в Лондон.

Вот уж никто не посмеет меня назвать нецелеустремленным убийцей: я так поглощен заботой о своих делах с Джорджем, что совершенно забыл ухаживать за Леной. Я попытался объяснить ей, почему собираюсь здесь задержаться. Я опасался, что она закатит мне сцену, – тот факт, что мы были на виду у десятка людей, скорее раззадорил бы ее, чем сдержал. Но как ни странно, Лена восприняла мое намерение довольно спокойно. Пожалуй, даже слишком спокойно я даже мог что-то заподозрить – было что-то насмешливое, дерзкое в приподнятых уголках ее губ, когда я удалился, чтобы принять участие в игре, да и во время игры я видел, как она поглощена разговором с Вайолет. Когда мы покидали корт, я слышал, как она говорила Джорджу (по всей видимости, это предназначалось и для моих ушей):

– Джордж, дорогой, как тебе понравится, если твоя знаменитая невестка немного поживет у вас? Мы уже закончили снимать фильм, так что я подумала, хорошо бы укрыться здесь на несколько недель, чтобы вкусить все прелести простой деревенской жизни. Ты не возражаешь, шеф?

– Все это довольно неожиданно, – сказал он, смерив ее своим оценочным взглядом работорговца. – Полагаю, если Вай не возражает, мы можем дать тебе приют. А с чего вдруг такое желание?

– Ну видишь ли, боюсь, я зачахну без своего Пусси. Только никому не говори.

– Что это за Пусси?

– Мистер Феликс Лейн. Феликс – котенок, Пусси. Понимаешь?

Скрывая свою растерянность, Джордж разразился оглушительным идиотским хохотом:

– Ах, черт меня побери! Пусси! Здорово подмечено! Точно как он хлопает по мячу, посылая его через сетку. Но в самом деле, Лена…

Он не знал, что я все слышу, и хорошо, что он не видел в тот момент моего лица. Но Лена! Что она о себе вообразила? Возможно ли, чтобы она намеревалась натравить меня на Джорджа? Или я все время жестоко и непростительно в ней ошибался?

5 августа

Утром, как обычно, занятия с Филом. Мальчонка довольно умный – бог знает, откуда у него такая светлая голова, но сегодня утром он был не в лучшей форме. По некоторым признакам – по его рассеянному вниманию и покрасневшим глазам Вайолет, которая быстро прошмыгнула мимо меня, когда я появился в доме, – я догадался, что в семействе Рэттеров был приличный скандал. Во время перевода с латинского Фил вдруг спросил меня, женат ли я.

– Нет, а почему ты спрашиваешь? – спросил я.

Я чувствовал себя очень неуютно, обманывая Фила, хотя остальным членам семьи лгал, как солдат, без зазрения совести.

– Как вы считаете, это хорошо – быть женатым? – спросил он напряженным голоском, с трудом сдерживая дрожь. Он выражался как достаточно взрослый человек – манера большинства одиноких детей.

– Да, думаю, неплохо. Во всяком случае, так может быть, – сказал я.

– Да, наверное, для порядочных людей. А я никогда не женюсь. Это делает людей такими жалкими и несчастными. Я бы боялся…

– Иногда любовь делает людей несчастными; это звучит странно, но так бывает на самом деле.

– А, любовь… – Он немного помолчал, а потом у него вырвалось: – Папа иногда бьет маму!

Я не знал, что на это сказать. Я видел, что он отчаянно нуждался в чьей-то поддержке. Как и любой чуткий ребенок, он ужасно страдал от раздоров своих родителей – для него это было равносильно жизни на вершине вулкана, когда нет ни малейшей защиты. Я чуть было не поддался искушению успокоить его; но в следующую минуту отвращение ко всему этому заставило меня овладеть собой; я не желал становиться участником этой безобразной семейной жизни, не хотел отвлекаться от своей цели. И я сказал, боюсь, немного холодно, что нам лучше вернуться к переводу. Это было истолковано как трусость, и я видел, как мое предательство отразилось на нервном личике Фила.

6 августа

Сегодня днем ходил взглянуть на гараж. Сказал Джорджу, что он может оказаться полезным для моей книги – «ничто человеческое мне не чуждо» – лозунг авторов детективов, хотя я и не очень точно это сформулировал. Задал тысячу идиотских вопросов, которые позволили Джорджу относиться ко мне со снисходительным терпением, а мне – установить, что гараж располагает складом, полным запчастей, которые он продает как агент: я не стал спрашивать конкретно о крыльях и бамперах, это могло бы вызвать его подозрения, что я переодетый полицейский. Я уже знал, что иногда он оставляет здесь свою машину, хотя у него есть гараж у дома.

Затем мы вышли из задней двери на вытоптанную площадку, загроможденную кучами старого ржавого хлама, за которыми блестели волны Сиверна. Мне хотелось как следует рассмотреть эту груду старого металлолома, хотя я, конечно, не считал Джорджа таким идиотом, чтобы он стал держать здесь поврежденные крылья своего автомобиля, поэтому я задержал его под предлогом разговора.

– Довольно неприглядная куча, – сказал я.

– Да уж, а что прикажете делать с этим хламом? Вырыть ров и закопать его туда, как это делают эти кретины из Лиги за чистоту окружающей среды?

Джордж не на шутку взбудоражился; для такой самодовольной натуры по временам он был слишком возбудим. Неожиданно я решил рискнуть:

– А почему бы не столкнуть всю эту груду в реку? Неужели никогда этого не делали? Во всяком случае, убрали бы это безобразие с глаз.

Он ответил после едва заметной паузы. Я не смог подавить собственной дрожи, так что мне пришлось удалиться от него к самому берегу реки, притворившись, что любуюсь ею.

– Господи, ну и мысль! Чтобы на меня обрушился весь городской совет! В реку! Ну вы и додумались! Стоит рассказать об этом Карфаксу. – Он оказался рядом со мной. – В любом случае у берега слишком мелко, сами посмотрите.

Я смотрел. И видел русло реки. Но еще в двадцати ярдах слева от себя я заметил привязанную заброшенную плоскодонку. Да, Джордж, у берега слишком мелко, чтобы что-то скрыть; но можно запросто воспользоваться вот такой плоскодонкой, выйти на середину реки и там, на глубине, утопить предательские улики.

– Я и понятия не имел, что в этих местах река такая широкая, – сказал я. – С удовольствием бы немного поудил. Здесь ведь, наверное, можно арендовать какую-нибудь шлюпку?

– Наверное, – безразлично сказал он. – На мой вкус, это довольно монотонное занятие – часами сидеть на заднице, держа в руках веревку.

– Придется мне как-нибудь взять вас с собой на утренней зорьке. Тогда уж вы не назовете это монотонным занятием.

Я увидел все, что хотел. В куче металлолома действительно было одно старье. Мерзкое зрелище! И я был совершенно уверен, что заметил крысу, вылезающую из-под ржавого железа, когда мы проходили мимо: имея под рукой свалку и реку, они наверняка считали это место своим крысиным раем. Вернувшись в гараж, мы столкнулись с Гаррисоном Карфаксом. Я ухитрился упомянуть, что хотел бы поплавать по реке, и он сказал, что его сын держит здесь свою двенадцатифутовую яхту и наверняка одолжит мне ее, так как сам пользуется ею только в выходные. Это будет приятной возможностью время от времени отдохнуть от Джорджа. Можно еще поучить Фила обращаться с парусом.

7 августа

Сегодня днем я едва не покончил с Джорджем Рэттери. Все висело буквально на волоске. Чувствую себя совершенно измученным. Никаких эмоций. Только саднящая боль в том месте, где должны быть чувства, – как будто это я, а не он получил передышку. Нет, не передышку: временную отсрочку казни, вот и все. Все было по-детски просто: и предоставившаяся мне возможность, и моя непродуманная случайная фраза, из-за которой он избежал смерти. Получу ли я еще когда-нибудь такой шанс? Сейчас уже далеко за полночь, а я продолжаю перебирать подробности случившегося: возможно, если я опишу все, я сумею выбросить это из головы и забыться сном.

Мы впятером – Лена, Вайолет, Фил, Джордж и я – сегодня днем поехали в Котсуолдс. Собирались осмотреть окрестности Байбери, а потом выпить чаю на лоне природы. Джордж показывал мне Байбери, как будто деревня принадлежала ему, в то время как я всем своим видом старался не выдать, что уже тысячу раз бывал здесь до этого. Мы перегибались через перила моста и таращились на форель, которая здесь была такая же плотная и надменная, как сам Джордж. Затем поднялись на холмы. Лена сидела на заднем сиденье со мной и Филом: вела себя со мной очень нежно и, когда мы вылезли из машины, взяла меня за руку и шла, чуть ли не прижимаясь ко мне. Не знаю, может, именно это и завело Джорджа. Во всяком случае, он взбесился: потому что, когда мы расстелили пледы на самой опушке леса и Вайолет попросила меня развести костер, чтобы разогнать мошкару, разыгралась поистине отвратительная сцена.

Во-первых, Джордж разозлился, что ему предложили набрать сухих веток для костра. Лена начала подшучивать, уверяя, что немного физической работы поможет ему сбросить лишний вес. Это вовсе не ослабило напряжения. Джордж, видимо закипая внутри, пристал к Филу, заявив, что поскольку он был в скаутах, то пусть лучше покажет всем, как разжигать костер. Хворост был влажным, а бедняга Фил не мог справиться со своими неловкими руками, во всяком случае, выяснилось, что он и понятия не имел, как сложить костер. А Джордж стоял над ним, осыпая его унизительными насмешками, в то время как несчастный паренек неловко возился с ветками, то и дело зажигая спички, которые тут же гасли, и изо всех сил дул на слабо колеблющееся пламя. Лицо у него стало багровым, и руки жалко тряслись. Вскоре Вайолет не выдержала издевательств над сыном и вмешалась – что только подлило масла в огонь. Джордж перенес свое раздражение на жену, он кричал, что это именно она просила разжечь костер, так какого же черта она мешается под ногами, во всяком случае, только такое слабоумное ничтожество, как Фил, не умеет разжечь костер. Для Фила это грубое нападение на мать было уже слишком: резко выпрямившись, он прямо заявил отцу:

– Почему бы тебе самому его не разжечь, если уж ты так ловко с этим справляешься?

Конец фразы он смял, невнятно пробормотав слова, – у него не хватило духу на такой смелый выпад, но Джордж отлично все расслышал. Он дал Филу сильную пощечину, отчего тот растянулся на земле. Вся сцена была невыносимо отвратительной – то, как Джордж довел парнишку до восстания, а затем раздавил его. Я злился на себя за то, что мне не хватило смелости вмешаться еще до этой безобразной пощечины. Я вскочил на ноги, готовый сказать Джорджу все, что о нем думаю (что, несомненно, испортило бы все, включая мои будущие планы относительно Джорджа). Но Лена опередила меня и произнесла совершенно спокойно, как будто ничего не случилось:

– Мужчины, идите полюбуйтесь видом. Чай будет готов через пять минут. Иди, Джордж, дорогой. – И она подарила ему один из своих самых страстных взглядов, так что он удалился вместе со мной, как послушная овечка.

Итак, мы пошли полюбоваться видом, который был действительно замечательным: первое, что я увидел, когда мы завернули за опушку леса, скрывшись от остальной компании, был отвесный обрыв почти в сотню футов, видимо оставшийся от заброшенного карьера. Описание этого на бумаге займет много времени, но в действительности все произошло секунд за тридцать. Я немного опередил Джорджа – хотел взглянуть на роскошно цветущий ятрышник: добравшись до него, я оказался на самом краю карьера. И вот я стою у куста ятрышника, у самых моих ног уходит вниз отвесный обрыв, нас окружают прелестные округлые холмы, поросшие травой, клевером и горчицей, – и рядом стоит надутый, раздраженный Джордж, который отравляет этот чудный летний день для Вайолет и бедняжки Фила; человек, убивший Марти. Мой взгляд мгновенно оценил все это и одновременно кроличью норку на склоне холма. Я точно понял, как расправлюсь с Джорджем.

Я позвал его посмотреть на открывающийся отсюда вид. Он зашагал ко мне. Я привлеку его внимание к каменной осыпи в карьере внизу, под нами. Тогда он окажется на самом краю обрыва. Затем я двинусь к нему, но на первом же шагу моя нога скользнет в кроличью нору, падая, я ударю Джорджа по ногам, и он соскользнет в обрыв: высота и его собственный вес довершат остальное. Но поскольку никто не подозревает об имеющихся у меня причинах убить его, никто и не станет сомневаться, что это был несчастный случай.

Джордж был от меня уже в пяти футах.

– Ну и что здесь такого? – сказал он, не замедляя шага.

И тут я допустил роковую ошибку, хотя в тот момент не сознавал этого. Меня охватила какая-то бравада, и я сказал:

– Здесь громадный обрыв, чертовской глубины. Посмотрите сами.

Он тут же остановился и сказал:

– Это зрелище не для меня, старина, спасибо. Я не выношу высоты голова кружится. Что-то с вертебральным аппаратом, или как там это называется…

Итак, теперь мне нужно начинать все сначала.

10 августа

Вчера вечером Рэттери устраивали вечеринку. Произошло два маленьких инцидента, разоблачающие Джорджа, – если это подходящее прилагательное для такой низкой личности.

После обеда Лена исполнила две-три песенки. Затем мы начали играть в своеобразную эротическую игру под название «Сардины». Один человек уходит и прячется, желательно в самом тесном уголке: тот, кто его находит, прижимается к нему; и так далее до тех пор, пока не набирается целая куча людей. В первый кон пряталась Роуда Карфакс, и так случилось, что я довольно быстро нашел ее в шкафу, полном веников.

В нем было совершенно темно, и, когда я присел рядом с ней, она прошептала:

– Ну, Джордж, просто удивительно, что ты так легко меня нашел. Должно быть, от меня исходит некий магнетизм.

По иронической интонации я догадался, что она предупредила его, где ее искать. Затем она положила мою руку себе на талию, опустила голову на мое плечо – и обнаружила, что жестоко ошиблась. Однако она довольно легко справилась с этим потрясением и не торопилась сбросить мою руку. В этот момент кто-то еще влез внутрь и протиснулся в шкаф, пристроившись с другого бока миссис Карфакс.

– Привет, это ты, Роуда? – прошептал незнакомец. – Так Джордж первым тебя нашел?

– Это не Джордж, а мистер Лейн.

Парень, втиснувшийся в шкаф после меня, оказался Джеймсом Карфаксом. Интересно, что он принял меня за Джорджа, должно быть, он относится к очень благодушным мужьям. Сам Джордж появился третьим: не думаю, что он обрадовался, застав здесь целую компанию. Во всяком случае, после еще одного кона «Сардин», он предложил играть во что-нибудь другое (он из тех, кто обязательно должен руководить, даже если дело касается домашних игр). И он затеял ужасно грубую и шумную игру, где всем нужно было встать на колени и швырять друг в друга подушками. Он выбрал себе довольно жесткую подушку и устроил настоящую бойню, ревя от хохота, словно бык. Один раз он изо всех сил намеренно швырнул свою подушку мне в лицо. Я упал на бок – она попала мне в глаз, и на секунду я словно ослеп. Джордж разразился громовым смехом…

– Рухнул, словно сраженный смертельной болезнью! – в восторге заорал он.

– Урод несчастный! – сказала Лена. – Что за идея – выбивать человеку глаза? Тоже мне – только и хвастаешься своей необыкновенной силой!

С издевательской заботливостью Джордж похлопал меня по плечу.

– Бедный старый Пусси. Извините, старина, не хотел вас обидеть.

Я был взбешен, особенно из-за того, что он перед всеми назвал меня этой идиотской кличкой, и сказал с притворной сердечностью:

– Все в порядке, старина Крыса. Вы просто не рассчитали своих сил, вот ведь в чем дело, верно?

Джорджу это не очень понравилось. Что ж, учись сдерживать свой вульгарный язык. Я все больше думаю, что он ревнует меня к Лене. Не знаю, может, его просто раздражает то, что он не может понять, что нас с ней связывает.