355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николь Апсон » Эксперт по убийствам » Текст книги (страница 6)
Эксперт по убийствам
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:33

Текст книги "Эксперт по убийствам"


Автор книги: Николь Апсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 6

Джозефина уже ждала инспектора, когда автомобиль Пенроуза свернул на Сент-Мартинс-лейн. Заметив напряженное выражение лица, он на мгновение пожалел, что разрешил ей пойти на встречу с близкими Элспет, несомненно, болезненную для всех. Нои дома ей оставаться не резон: она будет убиваться из-за несчастья, в котором, как считает Джозефина, есть доля и ее вины, и вдобавок продолжит волноваться из-за предстоящих столкновений с амбициозным и эгоистичным руководством театра. А если руководствоваться только интересами следствия, то Джозефина в предстоящей беседе с Симмонсами может оказаться очень даже кстати. В разговоре наверняка всплывет немало важной информации, и женщина с приятной внешностью, доверительным голосом и природной любознательностью скорее доберется до сути дела, чем Фоллоуфилд или сам инспектор, тем более что по крайней мере один из опрашиваемых считает ее знаменитостью. Пенроуз уже позвонил Симмонсам и убедился, что они не возражают против присутствия Джозефины, а Фрэнк Симмонс даже заявил, что ее участие намного облегчит для него предстоящий разговор.

За все годы совместной работы с Фоллоуфилдом Пенроуз так для себя и не решил, хорошо ли сержант водит машину. На широких улицах и загородных магистралях такая манера вождения вопросов не вызывала. Но Лондон не изобиловал шикарными автострадами, а сержант, казалось, этого не замечал и мчался по узким улочкам, как по гоночной трассе. Машина с леденящим душу визгом тормозов подлетела к Джозефине, и та едва успела отскочить в сторону.

Арчи поцеловал Джозефину в щеку и отошел в сторону, давая ей сесть в машину. Авто рывком сорвалось с места, и вскоре они с бешеной скоростью помчались по Монмаунт-стрит. С трудом поборов желание закрыть глаза, Джозефина улыбнулась Арчи – своему компаньону на пути к неминуемой гибели – и протянула ему солидный, завернутый в пергаментную бумагу, пакет:

– Снайп велела передать это тебе. Здесь бутерброды с сыром, помидором и соленым огурцом. Она считает, что тебя надо подкормить, – ты ведь так и не съел то, что она тебе принесла сегодня утром. И еще Снайп сказала, что это твой последний шанс, не съешь бутерброд – она от тебя увольняется.

– Имейте в виду, если она от вас откажется, я ее пущу к себе хоть завтра. Скажите ей об этом, мисс Тэй, когда ее увидите, – заявил с шоферского сиденья Фоллоуфилд, не обращая при этом ни малейшего внимания на светофор, на котором горел красный свет. – Снайп – дамочка что надо, но не всем это дано понять.

– И она о вас, Билл, очень хорошо отзывается, – сказала Джозефина. Снайп вам тоже просила передать бутерброд.

В сержанте Пенроуза восхищало многое, но особенно то, что он никогда, даже в самых трудных обстоятельствах, не унывал. Фоллоуфилд принадлежал к немногочисленному разряду полицейских, которые непоколебимо верили, что правда рано или поздно выйдет наружу. Его оптимизм, несомненно, питаемый любимым и им сыщиками из детективных романов, изобретательность и удачливость которых не знала границ, не раз вселял уверенность в конечном успехе даже склонного к скептицизму Пенроуза. Вот и сегодня, когда он кратко изложил сержанту суть отчета Спилсбери, уверенный, что Фоллоуфилд, как и сам инспектор, будет разочарован отсутствием улик, а особенно ошибкой с орудием убийства, его помощник отнюдь не выглядел расстроенным. Сержант лишь глубокомысленно заметил, что в этой истории есть над чем подумать.

– С самого начала, мисс, это дело напомнило мне одну из ваших книг. – Фоллоуфилд, обращаясь к Джозефине, имел в виду ее детектив, в котором закололи человека, стоявшего в очереди в театральную кассу. – Убийство в оживленном месте, и к тому же очень рискованное. А когда инспектор сказал мне, что убили девушку вовсе не шляпной булавкой, а тонким ножом, я сразу подумал: будем искать даго [13]13
  Презрительное прозвище итальянцев, испанцев и португальцев. – Примеч. пер.


[Закрыть]
из вашего романа – со шрамом на левой руке, а правой рукой размахивающего стилетом.

Несмотря на то что его замечание было шутливым, Джозефина и сама уже заметила это сходство, и ей показалось довольно-таки странной ситуация, когда именно она, хотя и косвенно, но все же причастная к реальному убийству, едет беседовать с семьей убитой девушки в одной машине с полицейским, прототипом придуманного ею инспектора Алана Гранта. Внешнего сходства, правда, между двумя сыщиками не имелось: обаятельный и атлетичный Арчи ничем не напоминал щуплого и неказистого Гранта – разве что оба обладали приятным голосом и элегантно одевались, но что касается их профессионализма и человеческих качеств, тут они оказались на равных. Джозефина хотела, чтобы ее герой был в первую очередь порядочным, неравнодушным к людям полицейским в отличие от сыщиков во многих других детективных романах, которые выглядели автоматами по раскрытию преступлений, и в Пенроузе она нашла то, что искала. Поэтому Грант, как и Арчи, был умен, терпелив и внимателен, он сочувствовал пострадавшим и всегда старался заботиться о них и по долгу службы, и по доброте душевной. Джозефина, правда, приписала Гранту кое-какие собственные увлечения – она, например, отлично ловила внахлест, тогда как Арчи в жизни не держал в руках удочки. Но суть жизненной позиции Гранта – его гуманистическое видение мира, его справедливое отношение к людям вне зависимости от их положения – основывалась на качествах характера, которые привлекали ее в Пенроузе. И тут Джозефина, внимательнее вглядевшись в инспектора, поглощенного сейчас своими мыслями, явно далекими от той шутливой беседы, что велась в салоне машины, вдруг осознала, что за прошедшие пять лет, с тех пор как вышла книга, Арчи сильно изменился. Он даже стал выглядеть как полицейский, а ведь одной из привлекательных черт Гранта было именно то, что он совсем не походил на полицейского.

– Сейчас что-нибудь пишете? – спросил Фоллоуфилд, сворачивая на Хаммерсмит-роуд. Полевой стороне улицы располагалась огромная фабрика «Лайонс», и их окутало запахом шоколада. – Может, эта история вас подстегнет на новый детектив? – добавил сержант с надеждой.

– Вот уж не знаю, Билл. Я ведь тот детективный роман написала на спор. Моя подруга уверяла меня, что человека невозможно убить в толпе, а я настаивала, что запросто. Я взялась написать его за две недели, работала день и ночь, и это меня чуть не убило. Я поклялась, что никогда больше такого не сделаю, но должна признаться: Грант мне самой понравился. Может быть, я о нем еще и напишу, если «Брисена» будет не против.

– Кто такая Брисена? – с удивлением спросил Фоллоуфилд.

– Моя пишущая машинка. Я ей посвятила свой роман – за ее безотказную работу. Вся эта затея была в какой-то мере шуткой. Но когда сочиняешь историю с придуманной смертью, отвлекаешься от реальной, так что, пожалуй, вы правы – сейчас самое время приступить к новому детективу.

Они проезжали мимо Кэдби-Холл, громадной штаб-квартиры компании «Лайонс», занимавшей весь отрезок улицы между Брук-Грин и Блайт, где теперь царили субботняя тишина и покой, и Джозефина умолкла, вспомнив об одном из работников этой компании, который сегодня вряд ли наслаждался своим выходным днем.

Словно читая ее мысли, Арчи произнес:

– Мне будет интересно услышать твое мнение о Фрэнке Симмонсе. Вчера вечером он, похоже, был искренне потрясен случившимся, но я хочу понять, что происходит в этой семье.

– Элспет говорила о нем с нежностью, и у меня не сложилось впечатления, что в их семье были напряженные отношения, но на свете нет такой семьи, где все легко и просто. А в семьях с приемными детьми сложностей еще больше. – Джозефина замолчала, на минуту представив домашнюю жизнь Элспет. – Болезнь отца наверняка тяжело сказалась на всей семье, даже если им удалось оградить Элспет от самого страшного. Конечно, ее близкие сейчас испытывают некое чувство вины, но, по-моему, это вовсе не значит, будто они что-то скрывают.

В любом случае, подумала она, визит, замешенный на горе и подозрениях, будет не из приятных.

Тут Арчи и Джозефина подпрыгнули на сиденье, так как машина резко остановилась, уткнувшись в длиннющую череду автомобилей, ожидавших своей очереди пересечь Хаммерсмит-Бродвей.

– Балда! – выругал сам себя Фоллоуфилд. – Совершенно забыл про эти чертовы лодочные гонки.

– И я тоже! – простонал Арчи, который обычно никогда не пропускал этого события. – И как это Симмонсов угораздило поселиться в Хаммерсмите? Сегодня днем здесь будет весь город!

Похоже, «весь город» уже прибыл сюда. С того места, где застрял их полицейский «даймлер», видны были толпы людей, бредущих к мосту Хаммерсмит или направлявшихся к реке в надежде заполучить местечко на одной из барж, откуда лучше всего видно, как лодки проходили поворот. Фоллоуфилд никогда не мог понять, почему частное мероприятие двух университетов [14]14
  Речь идет о ежегодной лодочной регате между университетами Кембриджа и Оксфорда.


[Закрыть]
привлекало десятки тысяч лондонцев – больше, чем любые скачки или футбольный матч, – но сегодня он воспринял регату как персональное оскорбление.

– Как же я смогу быстро продраться сквозь эту толпу? – сетовал сержант, пока машина еле-еле ползла по дороге. – Мы совсем недалеко от места, но в пробке можем простоять еще часы. Вы доберетесь быстрее, если пойдете пешком, сэр. А я, как только смогу, приеду прямо к Симмонсам домой.

Пенроуз повернулся к Джозефине:

– Ты не против?

Она кивнула, и Арчи помог ей выйти из машины. Они зашагали в сторону реки, оставив в салоне продолжавшего тихо ругаться Фоллоуфилда. Арчи незаметно взглянул на Джозефину, и в голове его мелькнуло: интересно, что думают о них прохожие? Со стороны они, наверное, похожи на пару, отправившуюся в выходной день на увеселительную прогулку.

– Куда мы идем?! – громко спросила Джозефина, пытаясь перекричать автомобильный шум на Бродвее.

– В дом двадцать шесть. Это минут пятнадцать отсюда.

Но на самом деле они добирались вдвое дольше, так как пришлось пробиваться сквозь толпу зрителей, которые, расположившись под вязами, наводнили всю улицу вдоль торгового центра. Дом находился в неприметном переулке, и Арчи подумал, что, пожалуй, к лучшему, что они пришли сюда пешком. Местные жители с повышенным интересом наблюдали из-за занавесок за всем, что происходило на улице, и появление здесь полицейской машины привело бы к ненужному ажиотажу. На долю Фрэнка и Бетти Симмонс и так выпало большое горе – к чему еще разжигать и без того неуемное любопытство их соседей?

– Странное место для магазина, – заметила Джозефина, – ведь он тут почти скрыт от глаз людских. Но, учитывая увиденный мной образец фасонов Лиллибет, можно предположить, что здание, в котором находится эта лавочка, привлекает не своим местоположением, а внешним видом.

И действительно, обычный, из красного кирпича дом номер двадцать шесть, скромный по размеру и архитектурно ничем не отличающийся от соседских, был невероятным образом видоизменен. Верхнему этажу, правда, каким-то чудом удалось сохранить свою обыденную внешность – но она еще больше подчеркивала прихотливый облик нижнего этажа, превращенный чьим-то вдохновенным воображением в настоящий храм моды. Вообще-то Лондон был полон магазинчиков для избранных клиентов, и держали их, как правило, женщины, которые сами изобретали и мастерили свои изделия. И тем не менее Джозефина никогда не встречала в городе ничего подобного. Она была потрясена гармонией света и цвета и щедростью безрассудно-оригинальных дизайнерских идей. Такому магазину скорее пристало находиться на Кенсингтон-стрит или Риджент-стрит. Но, судя по веселой улыбке витринного манекена, приглашающего войти нерешительных посетителей, хозяйку лавки ничуть не огорчало, что ее незаурядный товар приходится выставлять в столь неподходящем районе. Вместо стандартной деревянной входной двери красовалась стеклянная, на которой изящной золотой вязью было выписано имя владельцев магазина. Но сегодня эта дверь с отваживающей покупателей табличкой «Закрыто» и глухо спущенной шторкой составляла резкий контраст с беззаботной веселостью вечерних платьев и элегантных шляп, красующихся в витрине.

Пенроуз остановился, вздохнул и, следуя вежливой просьбе на расположенной над дверью табличке, нажал на кнопку звонка. Минуту-другую стояла тишина, и он уже намеревался снова позвонить, как в глубине магазина зажегся свет и послышался звук шагов. Дверь открылась, и перед ними предстал Фрэнк Симмонс в той же самой, что и накануне, помятой одежде, с лицом, за ночь почерневшим от горя.

– Извините, что мы немного опоздали, мистер Симмонс: застряли в толпе зрителей лодочных гонок.

Бессмысленный взгляд Симмонса скользнул мимо Арчи, словно ожидая, что эта толпа вот-вот ввалится в его дом.

– Лодочные гонки? Ах да, они, кажется, сегодня. И Кембридж фаворит, хотя, я слышал, в этом году обе команды отлично подготовлены. – Он умолк и снова посмотрел на дорогу. Обычно мы тоже ходим посмотреть, но сегодня совсем не было времени. Столько всяких дел, да и Бетти нужно ехать в Беруик привезти Элис. Вы ведь не против, чтобы Бетти поехала, правда, инспектор? Элис до того расстроена, что ей одной не доехать, а Бетти к ней так добра. Они всегда прекрасно ладили.

– Что вы, я вовсе не против, мистер Симмонс, – мягко заметил Пенроуз. – В такое время важно, чтобы с Элис кто-то был рядом. Но мы хотели бы сначала побеседовать и с Бетти, и с вами. Можно зайти к вам ненадолго?

– Конечно. Что же мы стоим? Как глупо с моей стороны! Заходите, пожалуйста.

Арчи и Джозефина прошли мимо стоявшей возле двери упакованной дорожной сумки и оказались в опрятном и неожиданно просторном помещении магазина. В его глубине, за приподнятой занавеской из красного бархата, виднелась лестница, ведшая на второй этаж в жилую часть дома.

Пенроуз официально представился и представил свою спутницу.

– Я безмерно вам сочувствую, мистер Симмонс, – сказала Джозефина с такой теплотой в голосе и с таким сожалением, что хозяин мгновенно размяк, на минуту забыв о присутствии в доме инспектора из Скотланд-Ярда. – Элспет была чудесной девушкой. И мне очень жаль, что мы не успели познакомиться с ней поближе. Правда, мы с Элспет долго разговаривали по дороге в Лондон. Она так радовалась своей поездке. Ей очень нравилось проводить с вами время в Лондоне.

– Да, мисс Тэй, нам так хорошо было вместе ходить в театр, и во многом благодаря вам. Вы не представляете, что это для нее значило – наконец-то встретиться с вами; она о таком только мечтала. Элис, мать Элспет, театр не особо жалует, но она тоже попросила меня поблагодарить вас за доброту. Элис сейчас ничем не утешить, но, когда я передал ей рассказ инспектора о том, как вы с Элспет познакомились, ей вроде как немного полегчало.

На верху лестницы их встретила маленькая, похожая на птичку женщина в скромном, но прекрасно сшитом костюме. Джозефина решила, что ей лет сорок или чуть более – лицо ее было из тех, что никогда не выглядят молодо, но и не сильно меняются с годами. Джозефина не помнила, чтобы хоть раз в жизни она встречала такого аккуратного человека, как Бетти Симмонс: ее одежда, прическа, осанка – все было тщательно продумано; и эта педантичность отражалась и в ее манере вести беседу – в скупом приветствии Бетти не было ни одного лишнего слова. Джозефина представить себе не могла, как жизнерадостность и некоторая бесшабашность Элспет уживалась с этой сверхопрятностью и педантичностью.

В поезде Элспет упомянула о коллекции Фрэнка Симмонса, и тогда Джозефина представила себе груды театральных программок и журналов, годами пылящиеся в углу. Но когда она вошла вместе с Арчи в гостиную, то обнаружила выставку истории театра за последние пятьдесят лет, а то и больше. Вдоль одной из стен в застекленных шкафах, скорее всего предназначенных для хранения ценных книг, гордо красовались сотни экспонатов. Пока Бетти ушла в крохотную кухню заварить чай, Джозефина решила воспользоваться моментом и разглядеть их поближе. На каждом выставленном предмете, точно в музее, была этикетка, и для страстных любителей театра все эти вещи являлись настоящими реликвиями и представляли ничуть не меньшую ценность, чем музейные экспонаты. Они стояли в хронологическом порядке, начиная с бутафорской книги, которой в 1875 году пользовалась Эллен Терри, играя роль Порции, [15]15
  Порция – героиня пьесы У. Шекспира «Венецианский купец» (1600).


[Закрыть]
и пенсне ведущего актера спектакля и ее партнера Генри Ирвинга. На стене между двумя шкафами висело зеркало из театральной уборной Херберта Бирбома Три. Оно, казалось, все еще сохраняло черты этого знаменитого актера в гриме Фальстафа. [16]16
  Фальстаф – герой пьес У. Шекспира «Генрих IV» (1598) и «Виндзорские насмешницы» (1602).


[Закрыть]
Новых звезд сцены здесь тоже не обошли: рядом с журналом «Скетч» 1925 года, на обложке которого был изображен Ноэл Кауард, завтракающий в постели, помещалась фляжка в форме книги, одна из тех, что драматург подарил актерам труппы в день премьеры его пьесы «Горести и радости».

Коллекция действительно была поразительная, и хотя Арчи и Джозефина пришли в этот дом по весьма мрачному поводу, они заметно оживились. Симмонс, благодарный за проявленный ими интерес, принялся показывать посеребренную фигурку Гримальди [17]17
  Гримальди, Джозеф – английский актер-клоун (1778–1837).


[Закрыть]
тонкой работы. Когда же при внимательном рассмотрении штанины панталон клоуна оказались солонкой и перечницей, верхняя часть туловища – бутылочкой для приправ, а торчавшие из карманов гусиные головы – ручками ложек, Арчи, совершенно забыв о своей миссии, восторженно воскликнул:

– Чтобы собрать такую коллекцию, нужны годы и годы! Где же вы все это раздобыли?

Это страсть моей жизни. Мне повезло, что мой старинный приятель, вернувшись с войны, устроился на работу в театр, и теперь он все время приглядывает для меня что-нибудь стоящее. Вы не поверите, чего только люди не выбрасывают, – кое-что из этих вещей мне досталось просто даром. А как только знакомые узнают о том, что именно я коллекционирую, они, увидев что-то интересное, тут же мне сообщают. Пойдемте, я вам покажу кое-что еще: он такой большой, что здесь не поместился.

Пенроуз последовал за дядей Элспет в соседнюю комнату посмотреть на гордость его коллекции – барабан, в который бил Ирвинг, имитируя боевые атаки под барабанную дробь. Между тем Джозефина, у которой никогда не возникало ни малейшего желания сходиться с незнакомцами, восхищалась Арчи, без всякого труда находившего с любым человеком общий язык.

– До сих пор не могу поверить, что она мертва. – Бетти Симмонс уже вернулась из кухни и налила четыре чашки чая, не пролив ни единой капли. – С такими, как она, обычно ничего не случается. Когда Элспет была маленькой, она сочиняла про себя разные истории. Элис, бывало, говорила: это оттого, что она приемная и не знала своих родителей, вот и придумывает всякую всячину. Элис даже сожалела, что открыла ей правду, но такое разве утаишь? А если бы Элспет сама потом все о себе узнала, ее бы это просто убило. А так она счастливо жила с Элис и Уолтером, была нежна к ним, добра и внимательна. Но поскольку она не знала ни мать, ни отца, в голове у нее вечно роились тысячи вопросов.

– А когда ее взяли на воспитание, миссис Симмонс? – спросил Пенроуз, усаживаясь к столу.

– В самом конце войны. Уолтер вернулся в ужасном состоянии – я имею в виду, не физическое, а другое, – все это на нем жутко отразилось, а Элис пыталась как-то наладить их жизнь: работала с утра до ночи, да еще и за ним ухаживала. Мы помогали чем могли, но они были так далеко от нас. Элис не хотела переезжать в Лондон, потому что вся ее семья находилась в Беруике, да и работала она там же. Когда она в такое тяжелое время решила еще и взять на воспитание ребенка, мы сочли, что она совсем с ума сошла, но мы ошиблись. Элис всегда хотела ребенка, и она прекрасно со всем справилась.

– Так это агентство в Беруике помогло им взять на воспитание ребенка?

Фрэнк и Бетти неуверенно переглянулись.

– Видите ли, это не было сделано по всем правилам, – начал Фрэнк, помолчав. – Уолтер устроил это, еще когда служил в армии. У кого-то из его сослуживцев был ребенок, которого этот солдат почему-то не мог воспитывать. А Уолтер молил Бога о ниспослании детей. Они с Элис своих завести не могли, и это страшно ее ранило. Элис даже из-за этого как-то раз слегла, и Уолтер был в полном отчаянии. Они безумно любили друг друга; я в жизни не встречал мужчину счастливее Уолтера. Он готов был сделать для Элис все, что она пожелает, а она больше всего на свете хотела ребенка. Когда появилась Элспет, они просто не могли поверить своему счастью. Они ее любили так, как не всякие родители любят родное дитя.

– Однако Элспет появилась у них в неудачное время, – вмешалась Бетти, – когда закончилась война и Уолтер вернулся с нее совсем другим человеком. К Элис он уже не относился, как раньше, она сама это говорила. Но ребенок изменил всю ее жизнь. Элспет ее возродила к жизни, но, как мне кажется, погубила Уолтера. Они бы, может, из этого как-то выкарабкались, если бы были только вдвоем.

– Бетти! Как ты можешь говорить такое о невинном ребенке?

– Но это правда. И тут нет ничьей вины. Не поймите меня неправильно. – Она повернулась к Арчи и Джозефине. – Я вовсе не говорю, что Уолтер не любил Элспет. Конечно, любил. И не то что он обижался на нее или что Элис не уделяла ему внимания. Просто, когда появился ребенок, Элис посвятила жизнь девочке. Элис заботилась об Уолтере, но уже больше не старалась его понять.

– Трудно заботиться о мужчине, которого любишь, но который уже не тот, что прежде, – заметила Джозефина.

Кому-кому, а ей-то хорошо было известно, в какой психологической поддержке нуждается человек, чей недуг тянется годами. Когда неожиданно умерла ее мать, она бросила свою учительскую карьеру и вернулась в Инвернесс, чтобы поддерживать дом и ухаживать за отцом. К тому времени сестры ее уже были замужем, и такой поступок казался ей самым разумным. Первые несколько лет Джозефина радовалась тому, что вернулась домой, – отец продолжал содержать бакалейную лавку, а она наслаждалась покоем и привычным образом жизни. Проводя целые дни дома одна, Джозефина могла писать и радоваться своим первым писательским успехам, публикуясь в различных журналах. Со временем от стихов и рассказов она перешла к полновесным романам, и то, что поначалу было скорее приятным времяпрепровождением, теперь стало неотъемлемым условием ее нормального существования: здоровье отца пошатнулось, и постоянный уход за ним требовал эмоциональной отдушины, которой и стали ее литературные занятия. Видимо, ничего в этом роде не нашлось у Элис, за что Джозефина не могла ее, конечно, осуждать.

– Я уверена, что с годами тяжесть этого бремени легла еще и на плечи Элспет.

– Так оно и было, – кивнул Фрэнк. – Правда, я думаю, что тяжелее всего ей досталось, когда умер Уолтер и пришлось ухаживать за матерью. Элспет так и не довелось узнать настоящего Уолтера. Лишь время от времени он пытался взять себя в руки и быть таким, как прежде, но надолго его не хватало. – Симмонс на время замолчал. – А вы, инспектор, были на войне?

Арчи кивнул.

– Постепенно забываешь, насколько она была бессмысленна. Чем больше времени проходило после войны, тем больше Уолтеру казалось, что на фронте он собой что-то представлял, что там люди его уважали. На войне он думал: вот вернется домой к любимой жене, привезет ей ребенка, будет его вместе с ней воспитывать и у них начнется новая жизнь, но почему-то так не сложилось. Ни у кого из нас жизнь не сложилась так, как нам, героям войны, обещали, но что поделать – с этим смиряешься. А он смириться не смог.

Уолтер поддерживал отношения со своими фронтовыми товарищами?

– Я по крайней мере об этом не слышал. Лишь однажды он мне рассказал, что его товарищи устраивают встречу. Денег туда поехать у него не было, но несколько ребят скинулись и купили Уолтеру билет. Но и тогда поездка не принесла ему ни капли радости – он считал, что был недостаточно хорошо одет. Думаете, это странно, что он был так горько разочарован? Когда Уолтерс ребятами уходили на войну, их провожали толпы народа, их забрасывали цветами, а когда он вернулся, то не мог даже радоваться встрече с боевыми друзьями, потому что стеснялся своей одежды.

Пенроуз слушал и вспоминал подобные встречи, где ему самому нередко бывало не по себе и казалось, что намного легче выпить за погибших товарищей, чем смотреть в глаза живым, зная, что большинство из них понимает: они совершенно не нужны миру, за который так отчаянно боролись.

– А кто-то когда-нибудь пытался связаться с биологическими родителями Элспет?

– Не думаю. Не уверен, что Элис вообще знала, кто они такие, а Элспет так уж точно не знала. Уолтер и Элис, наверное, не хотели испытывать судьбу: а вдруг родители девочки передумают и захотят ее забрать?

– Но однажды Элис рассказала мне то, о чем просила никому не говорить. – Все взгляды устремились на Бетти, а Фрэнк посмотрел на нее с изумлением. – Каждый год в день рождения Элспет приходил конверт с письмом и деньгами, который вскрывал Уолтер. Письма эти никогда не были подписаны, а на обеспокоенные расспросы Элис он лишь отвечал, что они от родителей девочки. Один раз, когда Уолтер был очень болен, почтальон вручил конверт Элис, и она его вскрыла. Внутри лежали десять пятифунтовых банкнот и записка: «Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти». Уолтер взбесился, когда узнал, что Элис открыла конверт, но объяснить, что эта записка значила, отказался; он только сказал, что волноваться нет причин и если она хочет, чтобы Элспет была счастлива, то нужно об этой записке забыть раз и навсегда. Поэтому она и просила меня никому ничего не рассказывать, – добавила Бетти, объясняя свое молчание Фрэнку. – Элис до смерти боялась потерять Элспет.

Пенроуз задумался над тем, что может таиться за этой только что раскрытой Бетти тайной. Самое очевидное объяснение: деньги посылали родители Элспет на ее воспитание.

– Вы уверены, что в записке было сказано «меня», а не «нас»? – уточнил инспектор.

– По крайней мере я уверена, что именно так сказала Элис, – ответила Бетти без тени сомнения. – Я еще подумала, но не высказала своего мнения Элис, наверное, один из родителей не хотел отдавать девочку и теперь пытается заполучить ее обратно. Не хотела, чтобы она еще сильнее встревожилась.

Та же мысль пришла в голову и Арчи, который теперь начинал все больше ценить ум Бетти.

Все умолкли, и Джозефина решила воспользоваться паузой:

– Когда мы беседовали в поезде, Элспет рассказывала о молодом человеке, с которым недавно познакомилась. Вы знаете, кто он?

– Вероятно, Хедли, – сказал Фрэнк. – Хедли Уайт. Он работает в «Уиндхеме» и в «Новом», за кулисами. Они познакомились пару месяцев назад, когда мы с Элспет стояли в очереди за автографом у одного из актеров. Хедли взял у нее программку, чтобы помочь получить автограф, а вернувшись, пригласил ее пойти вместе с ним выпить чаю. И потом каждый раз, когда она приезжала в Лондон, Хедли приглашал ее на свидание. Он симпатичный парень, и Элспет была от него без ума. До этого никто не проявлял к ней подобного внимания, а Хедли, похоже, прекрасно к ней относился. Когда она шла с ним на свидание, мы с Бетти ничуть не волновались.

– Они должны были встретиться сегодня вечером, верно?

– Да, они собирались вместе пойти в театр. Хедли, чтобы сделать ей приятное, достал самые лучшие места, ему ведь было известно, как она любит вашу пьесу. Элспет очень расстроилась, когда узнала, что спектакли подходят к концу, и Хедли хотел, чтобы она успела увидеть пьесу хотя бы раз или два. Она вообще-то должна была приехать сюда только на следующей неделе, но он пригласил ее прибыть раньше – послал ей билет и всякое такое. Элис сказала нам, что Элспет была вне себя от радости – она ведь никогда раньше не ездила в первом классе. Именно это я имел в виду, когда заметил, что он к ней прекрасно относился. Билет для него, наверное, стоил безумных денег.

«Наверняка», – подумала Джозефина, которая хоть и уверяла Элспет в обратном, считала что поездка в первом классе – пустая трата денег. Сама она ездила первым классом, только когда ей оплачивали билет – например, в Лондон на важные совещания. Бернард Обри считал, что езда с комфортом смягчает сердце автора перед подписанием договора, а у нее не хватало духу объяснить ему, что ей совершенно безразлично, в каком вагоне она едет. Конечно, билет в первом классе наверняка пробил брешь в бюджете этого Хедли с его ничтожным заработком.

– Тебе придется сказать ему. Фрэнк. Его это просто убьет, – заметила Бетти. – Парень, наверное, еще не знает, а то бы он с нами уже связался.

– Если вы не против, я сам это сделаю, – вставил Пенроуз. – Он должен был забрать ее отсюда или они договорились где-то встретиться?

– Они собирались встретиться в центре после того, как он закончит дневную смену. Я должен был подвезти Элспет к театру, а оттуда они хотели пойти в «Лайонс» на Шафтсбери-авеню и поужинать после спектакля. Вы уж с ним, инспектор, помягче, хорошо? Он ведь, как только узнает, начнет винить себя, точно как я. Парнишка ведь сразу сообразит, что, если бы неон, Элспет вообще бы не ехала в том поезде.

«Это уж точно», – подумал Пенроуз, который отнюдь не собирался проявлять мягкость при встрече с Хедли Уайтом.

– Мистер Симмонс, вы не против, если я воспользуюсь вашим телефоном? Я хочу позвонить одному из моих коллег и попросить его поехать в театр и разыскать этого парня, пока он не закончил работу. И может быть, у вас есть его домашний адрес?

Бетти отвела инспектора к телефону, а сама пошла искать адрес Хедли, оставив Джозефину и Фрэнка одних в комнате.

– Постарайтесь не винить себя, – сказала писательница мягко. – Даже если бы вы ждали Элспет на платформе, то все равно бы ничего не смогли сделать. Я тоже себя ругаю за то, что поторопилась уехать на такси. Если бы мы говорили подольше, этого, возможно, не случилось бы. Но как можно предвидеть судьбу, Фрэнк? Все, что в наших силах, – это радовать тех, кого любим, пока они рядом с нами, а я знаю, вы приносили Элспет радость. Это было совершенно ясно даже из нашей с ней короткой беседы.

Фрэнк благодарно улыбнулся. Едва Пенроуз вернулся, как с нижнего этажа донесся звон колокольчика.

– Это мой сержант, – сказал Арчи. – Наконец-то он вырвался из пробок. Мы сейчас уйдем и дадим вам отдохнуть, а как только что-нибудь станет известно, непременно вам сообщим.

– У вас больше ко мне ничего нет? – с некоторым удивлением осведомился Фрэнк, ожидавший от инспектора гораздо более дотошных и неприятных расспросов.

– Нет, сэр, сейчас по крайней мере нет. Мы связались с магазином «Лайонс» на Ковентри-стрит, и там подтвердили ваши слова по поводу доставки. Когда сюда приедет Элис, мне надо будет с ней поговорить, но с этим спешки нет – сначала побудьте с ней наедине. Хорошего вам путешествия, миссис Симмонс. Я договорился, что примерно через полчаса, когда пробок поубавится, за вами заедет машина, и, если вам еще что-то понадобится, позвоните нам в Ярд.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю