Текст книги "Государь"
Автор книги: Никколо Макиавелли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц)
Внешние военные столкновения и внутренний мир, можно сказать, свели на нет во Флоренции обе партии – гибеллинов и гвельфов. Оставалась незамиренной лишь одна вражда, естественным образом существующая в каждом государстве, – вражда между знатью и народом, ибо народ хочет жить по законам, а знать стремится им повелевать, и поэтому согласие между ними невозможно. Пока гибеллины всем внушали страх, эта враждебность не прорывалась наружу, но едва они были побеждены, как она сразу же себя показала. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из пополанов не потерпел обиды, воздать же за нее законы и должностные лица были бессильны, ибо любой нобиль с помощью родичей и друзей имел возможность противостоять приорам и капитанам. Тогда наиболее сильные{351}351
Здесь буквально «могучие» (potenti, от лат. potentes), т. е. богатая и всесильная городская знать (см. в этом смысле термин possenti в кн.; А. Ассiaiоli. Cronaca (1378). II Tumulto dei Ciompi. Cronache e memorie a cura di G. Scaramella. Raccolta degli storici italiani, nuova ed., t. XVIII, part. Ill, Bologna, 1934, p. 14. – Об эволюции этого термина см. в кн.: В. И. Рутенбург. Народные движения в городах Италии. XIV – начало XV в. М.–Л., 1958, стр. 156, 157, 165).
[Закрыть] члены цехов, стремясь покончить с подобным злоупотреблением, постановили, что каждая вновь избранная Синьория должна назначать особого гонфалоньера правосудия{352}352
Гонфалоньер (или знаменосец, от gonfalone – знамя, флаг, хоругвь) справедливости (или правосудия, от giustizia). Должность, введенная в 1293 г. Гонфалоньер справедливости возглавлял правительство Флорентийской республики – Приорат (или Синьорию).
[Закрыть], человека из пополанов, которому была бы придана тысяча вооруженных людей из числа приписанных к двадцати отрядам цехов и который с их помощью и под своим знаменем вершил бы правосудие всякий раз, когда был бы призван к этому приорами или капитаном. Первым избран был в гонфалоньеры Убальдо Руффоли: он развернул свое знамя и разрушил дом Галлетти{353}353
В действительности – Галли (так у всех хронистов; у Макиавелли, очевидно, описка).
[Закрыть] за то, что один из членов этого семейства убил во Франции флорентийского пополана. Цехам нетрудно было установить такой порядок ввиду того, что нобили постоянно находились в тяжкой вражде друг с другом и уразумели, какие меры приняты против них, лишь тогда, когда увидели всю суровость их применения. Сперва они сильно испугались, но вскоре вернулись к прежней наглости, ибо среди членов Синьории всегда имели кого-либо из своих и без труда могли помешать гонфалоньеру выполнять его дело. К тому же обвинитель обязан был представить свидетелей нанесенной ему обиды, а никого, кто согласился бы свидетельствовать против нобилей, не находилось. Так что в весьма скором времени Флоренция вернулась к тем же самым безобразиям, и пополаны по-прежнему терпели обиды от грандов{354}354
См. кн. I, прим. 10.
[Закрыть], ибо правосудие действовало медленно, а приговоры его не приводились в исполнение.
Пополаны не находили выхода из этого положения, пока Джано делла Белла, человек из знатнейшего рода, но воодушевленный любовью к свободе родного города, не внушил главам цехов мужественной решимости создать в городе новый порядок. По его совету они постановили, что гонфалоньер должен заседать вместе с приорами и иметь под своим началом четыре тысячи человек. Кроме того, нобилей лишили права быть членами Синьории, сделали родичей преступника его соответчиками и установили, что для приговора по делу достаточно общеизвестности совершенного преступления. Законы эти, именовавшиеся Установлениями справедливости{355}355
Установления справедливости, или правосудия (Ordinamenti della giustizia), были приняты в январе 1293 г., тогда же и появилась должность гонфалоньера справедливости (см. кн. II, прим. 45); вооруженные отряды были приданы гонфалоньеру лишь в апреле 1293 г., а численности 4000 человек они достигли только к 1306 г. Нобили – родственники преступника согласно этому закону должны были вносить за него штраф.
[Закрыть], дали народу великое преимущество, но вызвали жестокую ненависть к Джано делла Белла: знатные не могли простить ему уничтожения их власти, а богатые пополаны были исполнены зависти, ибо им казалось, что влияние его чрезмерно. Все это проявилось, едва только к тому представился случай.
По воле судьбы пополан был убит в стычке, в которой принимало участие много нобилей, и среди них мессер Корсо Донати. Из них он был самый дерзновенный, и потому на него пало обвинение в убийстве. Он был задержан капитаном народа, но так повернулось дело – то ли мессер Корсо не оказался виновным, то ли капитан опасался вынести против него приговор, – что его оправдали. Такое решение народу до того не понравилось, что он вооружился и явился к дому Джано делла Белла просить его, чтобы он добился выполнения им же учрежденных законов. Джано желал, чтобы мессер Корсо понес должную кару{356}356
В источниках не говорится об этом желании Джано делла Белла.
[Закрыть], поэтому он отнюдь не призвал народ разоружиться, как должен был по мнению многих, поступить, но посоветовал ему идти к Синьории, жаловаться на случившееся и умолять ее вынести справедливое решение. Однако народ пришел в еще большее раздражение и, полагая, что капитан нанес ему обиду, а Джано делла Белла умыл руки, направился не к Синьории, а ко дворцу капитана, захватил его и разгромил{357}357
Был захвачен и разгромлен дворец подеста, а не капитана. Строительство дворца подеста было начато в 1254 г. Сначала он был резиденцией, капитана народа, с 1271 г. – резиденцией подеста. Очевидно, этим объясняется неточность у Макиавелли. С 1502 г. во дворце помещался трибунал судей Роты, с 1574 г. это резиденция капитана справедливости (барджелло). Ныне – национальный музей (Барджелло). Башня была построена до возведения всего дворца. Среди архитекторов были Нери Фьораванти, фра Ристоро, фра Систо.
[Закрыть]. Этот акт насилия привел в негодование всех граждан; те же, кто желал гибели Джано, всю вину возложили на него. Так как среди членов новой Синьории имелся один его недруг, он был обвинен перед лицом капитана в возбуждении народа к мятежу. Пока шло следствие по его делу, народ снова взялся за оружие и, подойдя к дому Джано, предложил ему свою защиту от синьоров и от его врагов. Джано отнюдь не желал ни воспользоваться этим проявлением народной любви, ни отдавать свою жизнь в руки должностных лиц, ибо опасался как непостоянства первых, так и злонамеренности вторых. И вот, чтобы не дать врагам своим возможности повредить ему, а друзьям нанести ущерб отечеству, он решил удалиться в изгнание и тем самым уступить зависти недругов, избавить сограждан от страха, который они перед ним испытывали, и покинуть город, который, не щадя трудов и с опасностью для жизни, освободил от ига знати. Таким образом, изгнание его было добровольным.
После его ухода нобили вновь обрели надежду завоевать прежнее положение. Рассудив, что источник их бед в разъединении, они на этот раз сговорились и послали двух делегатов в Синьорию{358}358
В источниках об этом никаких сведений нет.
[Закрыть], каковую считали к ним благорасположенной, просить о хотя бы частичном смягчении направленных против них законов. Как только об этом стало известно, пополаны встревожились, как бы Синьория и впрямь не пошла навстречу пожеланиям нобилей: расхождения в пожеланиях нобилей с опасениями пополанов привели к вооруженным столкновениям. Нобили под началом трех главарей – мессера Форезе Адимари, мессера Ванни деи Моцци и мессера Джери Спини укрепились в трех местах – в Сан Джованни, у Нового рынка и на площади деи Моцци. Пополаны, в значительно большем количестве, сошлись под своими знаменами у Дворца синьоров{359}359
То есть бывшего дворца Герардино Черки (см. кн. II, прим. 40).
[Закрыть], который находился тогда неподалеку от Сан Проколо. Относясь с подозрением к синьорам, они послали к ним шестерых своих представителей, чтобы они с ними заседали. Пока та и другая сторона готовились к схватке, кое-кто и из пополанов и из нобилей совместно с некоторыми духовными лицами, пользовавшимися доброй славой, решили добиться примирения. Нобилям они напомнили, что если их лишили прежних почестей и издали законы против них, то причиной этого были их высокомерие и никуда не годное управление; что браться теперь за оружие, чтобы силой возвратить себе то, что было у них отнято из-за раздоров и недостойного поведения, означало бы для них погубить отечество и еще ухудшить свое собственное положение; что пополаны и численностью, и богатством, и даже силой своей ненависти превосходят их; и что, наконец, их пресловутое нобильское достоинство, якобы возвышающее их надо всеми прочими людьми, за них сражаться не будет, и когда дело дойдет до рукопашной, окажется пустым наименованием, совершенно недостаточным для того, чтобы их защитить. С другой стороны, народ они призывали понять, что в высшей степени неосторожно предъявлять крайние требования, а врагов доводить до отчаяния, ибо кто не надеется на благо, тот не устрашится никакого зла; что этот нобилитет – тот самый, который в войнах с врагами Флоренции покрыл свой город славой, и что поэтому нехорошо и несправедливо преследовать его столь ожесточенно; что нобили легко мирились с утратой в республике всех главных должностей, но, конечно, не могли стерпеть того, что по нынешним законам каждый может изгнать их из отечества. Гораздо лучше было бы умиротворить их и таким образом заставить сложить оружие, чем отдаться на волю случая и вступить в бой, полагаясь на численное превосходство, ибо не раз бывало, что большое войско терпело поражение от небольшого.
Мнения в народе разделились: очень многие считали, что надо сражаться, ибо рано или поздно придется это сделать, а уж лучше сейчас, чем тогда, когда враг станет сильнее. Если бы, смягчив законы, можно было умиротворить нобилей, имело бы смысл это сделать, но гордыня их такова, что они не успокоятся, пока не будут принуждены к этому силой. Но другие, более мудрые и хладнокровные, полагали, что если смягчить законы не так уж важно, то не доводить дело до вооруженного столкновения весьма существенно. Их мнение возобладало, и постановлено было, что отныне для обвинения нобиля требуются свидетельские показания{360}360
Изменение Установлений справедливости было весьма ограниченным: кроме общеизвестности преступления, требовались два свидетеля, а позже – три.
[Закрыть].
Обе стороны замирились, однако остались при своих взаимных подозрениях и продолжали укреплять башни и собирать оружие. Пополанство ввело новые правила, уменьшив число членов Синьории, откуда были убраны сторонники нобилей. Во главе пополанов стояли члены семей Манчини, Магалотти, Альтовити, Перуцци и Черретани. Укрепив государство, подумали о том, чтобы окружить синьоров большей пышностью и обеспечить им большую безопасность: с этой целью заложен был в 1298{361}361
Новые правила не были введены, лишь число приоров было уменьшено до шести.
[Закрыть] году фундамент нынешнего Дворца Синьории, а перед ним разбили площадь, снеся дома, принадлежавшие семейству Уберти. В это же время начали постройку новых тюрем{362}362
У Макиавелли – по флорентийскому стилю (см. кн. II, прим. 12); в действительности – в 1299 г. (см. кн. II, прим. 40).
[Закрыть]. Здания эти закончены были всего через несколько лет. Никогда город наш не был в лучшем и более счастливом состоянии, чем в те времена, ибо никогда не достигал он такой многолюдности, богатства и славы. Граждан, способных носить оружие, в городе было не менее тридцати тысяч человек, а в подвластных ему областях – не менее семидесяти тысяч. Вся Тоскана подчинялась Флоренции – все там были ее подданными или ее союзниками{363}363
Контадо (от conte – граф, contado – графские земли, т. е. в прошлом феодальные) – близлежащие к городу земли, с крепостями, виллами, мелкими городками, подчиненными Флоренции.
[Закрыть]. Хотя между нобилями и пополанами неизменно существовали подозрительность и враждебность, они не приводили к дурным последствиям, и все жили в мире и согласии. И если бы мир этот не был нарушен новыми внутренними смутами, то его не поколебали бы нападения извне, ибо Флоренция достигла того, что ей уже не приходилось опасаться ни императора, ни изгнанных из города граждан, и у нее хватало сил противостоять всем другим итальянским государствам. Но удар, которого она могла не бояться от внешних врагов, нанесли ей враги внутренние.
Во Флоренции было два могущественнейших семейства – Черки и Донати, отличавшиеся благородством происхождения, богатством и многочисленностью зависящего от них люда. Во Флоренции и в контадо они соседствовали, что приводило к некоторым столкновениям между ними, однако не настолько существенным, чтобы дело дошло до применения оружия; и, может быть, взаимная враждебность эта и не возымела бы никаких печальных последствий, если бы ее не усилили новые обстоятельства. Среди наиболее видных семейств Пистойи{364}364
В 1501 г. Макиавелли был в Пистойе, после чего написал «Обзор мероприятий Флорентийской республики, направленных на замирение партий Пистойи».
[Закрыть] выделялись Канчельери. Случилось, что Лоре, сын мессера Гульельмо, и Джери, сын мессера Бертакки, оба члены этого семейства, повздорили за игрой, и Лоре нанес Джери легкую рану. Это происшествие огорчило мессера Гульельмо, который, надеясь дружелюбием поправить дело, лишь ухудшил его, когда велел сыну пойти к отцу раненого и просить у него прощения. Лоре повиновался отцу, однако этот гуманный поступок нисколько не смягчил жестокого сердца мессера Бертакки, который велел своим слугам схватить Лоре и для еще большего поношения на кормушке для скота отрубить ему руку. При этом он сказал: «Возвращайся к своему отцу и скажи ему, что раны лечатся железом, а не словами!» Эта жестокость так возмутила мессера Гульельмо, что он велел всем своим взяться за оружие для отомщения за нее, а мессер Бертакки, в свою очередь, вооружился для самозащиты. Вот и начался раздор не только в этом семействе, но и во всей Пистойе. Так как предком всех Канчельери был мессер Канчельери, имевший двух жен, одна из коих звалась Бьянка, та из партий, на которые разделился этот род, что происходила от Бьянки, стала называться «белой», а другая, уже просто в противоположность ей, приняла прозвание «черной»{365}365
Бонифаций VIII (см. кн. I, прим. 105).
[Закрыть]. Между обеими сторонами стали происходить вооруженные схватки, было немало побитых насмерть людей и разрушенных домов. Замириться они никак не могли, хотя и изнемогали в этой борьбе, и, наконец, захотелось им либо прекратить раздор, либо усилить его, втянув в это дело и других. Поэтому они явились во Флоренцию, где черным, связанным с домом Донати, оказал поддержку мессер Корсо, глава этого рода. Тогда белые, дабы иметь сильного союзника против Донати, обратились к мессеру Вери деи Черки, ни в чем не уступавшему мессеру Корсо.
Новый, возникший в Пистойе повод для смуты разжег старую вражду между семействами Черки и Донати, и она так ясно давала о себе знать, что приоры и другие благонамеренные граждане стали опасаться, как бы дело не дошло в любой момент до вооруженного столкновения и от этого не возник раздор во всем городе. Они обратились к верховному главе церкви, умоляя его применить властью своей для прекращения этой вражды средство, которого они найти не могли. Папа велел мессеру Вери явиться пред его очи и предписал ему примириться с семейством Донати. Тут мессер Вери изобразил удивление, заявив, что никаких враждебных отношений с ними у него не существует и что замирение ведь предполагает войну, а войны никакой нет, и он поэтому недоумевает, почему надо мириться. Так мессер Вери и вернулся из Рима безо всяких обязательств, а враждебные чувства продолжали набухать до того, что теперь достаточно было ничтожной капли, чтобы переполнить чашу. Стоял май месяц{366}366
1300 г.
[Закрыть], а в это время все праздники во Флоренции сопровождаются общественными увеселениями. Несколько молодых людей из семейства Донати, со своими друзьями проезжая верхом поблизости от Санта Тринита, остановились поглядеть на пляшущих женщин. Тут подъехали несколько человек из семейства Черки, тоже в сопровождении немалого числа нобилей. Не зная, что впереди молодежь Донати, и тоже пожелав посмотреть на танцы, они на своих конях стали прорываться в первые ряды и при этом бесцеремонно потеснили всадников из семейства Донати. Те, сочтя себя оскорбленными, обнажили мечи. Молодежь Черки не осталась в долгу, и противники разъехались лишь после того, как было нанесено и получено много ран. Это столкновение оказалось причиной немалых бед, ибо весь город, как гранды, так и пополаны, разделился на две партии, каковые приняли название белых и черных. Во главе партии белых были Черки, и сторону их приняли семейства Адимари, Абати, часть семейств Тозинги, Барди, Росси, Фрескобальди, Нерли и Маннелли, все целиком Моцци, Скали, Герардини, Кавальканти, Малеспини, Бостики, Джандонати, Веккьетти и Арригуччи. К ним же примкнули и многие пополанские роды вместе со всеми находившимися во Флоренции гибеллинами. Так что из-за большого количества своих сторонников белые, можно сказать, верховодили в государстве. С другой стороны во главе черных оказались Донати и с ними все те из поименованных выше семейств, кто не стал поддерживать белых, а также все из родов Пацци, Висдомини, Маньери, Баньези, Торнаквинчи, Спини, Буондельмонти, Джанфильяцци, Брунеллески. Притом зараза эта распространилась не только в городе, но внесла раздор и в контадо. Вследствие этого капитаны гвельфской партии и все сторонники гвельфов и приверженцы республики стали весьма сильно опасаться, как бы этот новый разлад не погубил бы все государство и не восстановил партию гибеллинов, и снова отправили к папе Бонифацию послов, прося его принять какие-нибудь меры, если он не хочет, чтобы город, всегда бывший крепким щитом церкви, погиб или же оказался во власти гибеллинов. Тогда папа послал во Флоренцию легатом кардинала – португальца Маттео д'Акваспарта. С самого начала ему стала чинить всякие препоны партия белых{367}367
Партия черных возглавлялась нобилями, белых – богатыми пополанами («жирным народом») (см. кн. II, прим. 15).
[Закрыть], которая, рассчитывая на свою многочисленность, не слишком страшилась его. Возмущенный, он удалился из Флоренции, наложив на нее интердикт{368}368
Папский интердикт (запрет) требовал прекращения в городе, на который был наложен, всех церковных служб и обрядов, в том числе крещений, свадеб, похорон и т. д. и фактически деловых связей с его жителями.
[Закрыть], так что оставил он город в еще большей смуте, чем до своего приезда.
Таким образом страсти все разгорались, и вот случилось, что значительное количество членов рода Черки и рода Донати встретилось на одних похоронах. Между ними началась перебранка, вскоре перешедшая в схватку, однако пока все ограничилось беспорядком. Когда все разошлись по домам, Черки решили напасть{369}369
Хронисты считают инициаторами стычки членов семьи Донати.
[Закрыть] на Донати и двинулись на них большой толпой, но благодаря доблести мессера Корсо были отброшены и почти все получили ранения{370}370
Эта стычка произошла еще в 1297 г.
[Закрыть]. Весь город взялся за оружие, Синьория и законы оказались бессильными перед неистовством знати, а наиболее благоразумные и благонамеренные граждане жили в постоянном страхе. У Донати и их сторонников было больше причин для всяческих опасений, ибо они были слабее, и вот, чтобы поправить их дело, мессер Корсо посоветовался с другими главарями черных и с капитанами гвельфской партии, и они решили, полагая, что это обуздает белых, просить папу прислать во Флоренцию какого-нибудь принца королевской крови, дабы он навел порядок в государстве. Противная партия донесла приорам об этой сходке и принятом на нем решении, изобразив его как заговор против народной свободы. Так как обе враждующие партии были вооружены, Синьория, осмелевшая благодаря мудрым советам Данте, одного из тогдашних ее членов{371}371
Сходка состоялась в 1301 г. в церкви Санта Тринита, хотя приоры еще в 1300 г. выслали некоторых вожаков черных. В 1300 г. среди приоров был и великий итальянский поэт Данте Алигьери.
[Закрыть], постановила вооружить народ Флоренции, к которому присоединились в большом количестве жители контадо. Таким образом, главари враждующих партий вынуждены были сложить оружие, после чего мессер Корсо Донати и многие из черных подвергнуты были изгнанию. Чтобы засвидетельствовать свою беспристрастность, Синьория изгнала также кое-кого из белых, которые, впрочем, вскоре возвратились в город под тем или иным уважительным предлогом.
Мессер Корсо и его сторонники, уверенные в том, что папа на их стороне, отправились в Рим и убедили его в том, о чем ему уже писали. При папском дворе находился тогда Карл Валуа{372}372
Карл II.
[Закрыть], брат короля Франции, проездом в Сицилию, куда он призван был королем Неаполитанским. И папа, уступая просьбам флорентийских изгнанников, счел вполне уместным послать Карла во Флоренцию в ожидании, пока не наступит время года, благоприятное для морского путешествия. Карл прибыл{373}373
В начале ноября 1301 г.
[Закрыть] туда, и хотя правившие городом белые относились к нему с подозрением, как к вождю гвельфов и посланнику папы, они все же не только не осмелились воспрепятствовать его приезду, но даже, стремясь заручиться его расположением, дали ему право распоряжаться в городе, как ему будет угодно. Облеченный такой властью, Карл тотчас же вооружил всех своих друзей и сторонников{374}374
То есть черных.
[Закрыть], а это вызвало в народе подозрение – не покушается ли он на свободу Флоренции, – и вот все укрылись в своих домах, готовые выйти оттуда с оружием, едва только Карл что-либо предпримет.
Черки и главари партии белых, стоявшие некоторое время во главе республики, надменностью своей вызвали к себе всеобщую враждебность. По этой причине мессер Корсо и другие изгнанники из партии черных возымели смелое намерение возвратиться во Флоренцию, будучи к тому же уверены, что Карл и капитаны гвельфской партии на их стороне. Несмотря на то что все население города, опасаясь Карла, было вооружено, мессер Корсо и другие изгнанники в сопровождении значительного числа своих друзей беспрепятственно вошли в город. И хотя многие побуждали мессера Вери Черки выйти с оружием им навстречу, он отказался, заявив, что вызов брошен флорентийскому народу, который и должен обуздать дерзновенных. Однако получилось совсем обратное: вместо того чтобы покарать черных, народ охотно принял их, и самому мессеру Вери пришлось ради спасения своего бежать. Ибо мессер Корсо, ворвавшись в город через ворота Пинти, закрепился у Сан Пьетро Маджоре неподалеку от своего дома, а затем, когда к нему стали стекаться его друзья и многие из пополанов, желавших перемен, первым долгом освободил из заключения всех, кто находился в тюрьме за государственные и уголовные преступления. Он принудил синьоров вернуться в свои дома уже в качестве частных граждан, устроил выборы новой Синьории, только из пополанов и сторонников черных, которые в течение пяти дней громили дома наиболее видных членов партии белых. Черки и другие главари этой партии, видя, что принц Карл и большая часть народа против них, бежали из города и укрепились в своих замках. Не желавшие сначала следовать советам папы, они теперь вынуждены были обратиться к нему за помощью, доказывая, что Карл вместо того, чтобы замирить флорентийцев между собой, внес в город лишь новые раздоры. Тогда папа вновь послал во Флоренцию легатом своим мессера Маттео д'Акваспарта, который добился примирения между домами Черки и Донати, закрепив его новыми брачными союзами. Но так как легат вдобавок пожелал, чтобы белые допущены были к власти, а черные на это не согласились, он удалился из Флоренции в великом неудовольствии и гневе, наложив на город за неповиновение интердикт.
