Текст книги "Тайная улыбка"
Автор книги: Никки Френч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Мне хотелось позвать ее по имени: Лаура! Лаура! Сократить расстояние между нами, чтобы хорошо рассмотреть ее лицо. Казалось, что и она стремится ко мне. Неуверенно она сделала полшага, шляпа все еще болталась на руке в варежке. Но она остановилась, а я так и не двинулась с места.
Затем Лаура надела шляпу и продолжила свой путь по дорожке, удаляясь от меня. Я наблюдала за ней, пока она не превратилась в призрачную фигуру. И продолжала наблюдать, пока она, как одинокий призрак, не исчезла в белом.
Между тем проходили дни, недели. Чтобы мы ни делали, время продолжает идти. Затем произошло еще кое-что.
Мне снилось, что я падаю и падаю, лечу вниз в воздухе, затем я проснулась от звука, заставившего бешено колотиться мое сердце. Звонил телефон. Я инстинктивно протянула руку, хотя еще не очнулась от сна. Почти не заметила, пока нащупывала трубку, что на улице еще темно. Я пробормотала что-то в трубку, а кто-то начал петь мне в ухо. На какое-то мгновение я подумала, что если это часть моего сна, сон во сне, тогда слова понятны.
– С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя…
Я села в постели и сжала телефонную трубку. Бесконечно жизнерадостный напев звучал на фоне множества голосов, музыки и громкого смеха.
– С днем рождения, Миранда…
– Не надо, – пробормотала я.
– С днем рождения тебя!
Я обернулась посмотреть на зеленые цифры, обозначающие время на часах. 12.01 перескочило на 12.02.
– Мне хотелось первому поздравить тебя. Ты ведь не думала, что я забыл, правда? Никогда не смогу забыть.
– Не хочу…
– Восьмое марта. Ты знаешь, что это Международный женский день?
– Сейчас я положу трубку, Брендан.
– Ты всегда у меня в мыслях. Не проходит ни единого часа. И я всегда в мыслях у тебя, да?
– Ты пьян.
– Просто веселый. И сейчас держу себя в руках.
– А Лаура?..
– Держу себя в руках и думаю о тебе. Просто думаю о тебе.
– К черту, – сказала я.
Я положила трубку, но чуть опоздала и не смогла не услышать, как он сказал:
– Спи спокойно, Миранда, Приятных сновидений.
ГЛАВА 27
Невероятно, непростительно, но я опоздала в церковь. У меня была масса оправданий. Я думала, что же все-таки мне надеть, имеет ли это значение, и внезапно поняла, что сижу на краю кровати, уставясь неподвижным взглядом на стену, уже в течение сорока пяти минут и совершенно не знаю, о чем думаю. Церковь находилась в районе Нью-Малден, где жили родители Лауры. Оказалось, что она расположена значительно дальше, чем я предполагала, нужно было сделать несколько пересадок в метро. И меня охватила такая паника, что, выбежав из станции метро, я повернула не в ту сторону и понеслась по краю площадки для игры в гольф, где в это яркое весеннее утро люди в ярких свитерах тащили длинные кожаные сумки с колесиками.
В церкви были две двери, обе закрыты. Было слышно, как внутри люди поют знакомый псалом, тот, который пела и я на школьных собраниях. Я не знала, в какую из дверей можно войти. Решила войти в небольшую дверь сбоку. Меня беспокоило, что на меня все уставятся, когда я появлюсь в таком известном месте. С первой попытки дверь не поддалась, она была очень тугая, ее заедало. Когда она все же открылась, то оказалось, что в церкви очень много людей, которые стоят даже возле дверей. Мужчина с бородой в темном расстегнутом плаще с поясом продвинулся вперед, чтобы я смогла войти внутрь. Я подумала о переполненном вагоне метро, в котором я приехала. Пожалуйста, пройдите вперед.
Я остановилась на полпути к нефу, прижатая к стене за колонной, поэтому мне было очень плохо видно все происходящее. Псалом закончился, кто-то, я не видела кто именно, начал говорить. Посмотрела вокруг, чтобы найти кого-нибудь из знакомых. Но вокруг были только незнакомые люди. В течение какой-то ужасной секунды мне казалось, что я по ошибке попала не в ту церковь, но потом увидела девушку, которая училась в колледже вместе со мной и Лаурой. Она перехватила мой взгляд, я поняла, что не помню, как ее зовут. Одна из тех, с кем избегаешь встречаться. Сзади я увидела Тони, мрачного, измученного и почему-то смущенного, будто он пробрался сюда, не уплатив за вход. Сначала я не могла сосредоточиться, но потом заставила себя слушать. Она напоминала речь, произносимую по радио, размеренная и торжественная. Сначала мне было трудно уловить ее смысл. Я просто выхватывала фразы: «счастливая молодая женщина», «в расцвете юности», «весеннее утро». Мне они казались бессмысленными. По неестественности тона я поняла, что, должно быть, это приходский священник, который толком и не знал Лауру, возможно, только слышал о ней.
– Иногда нам хочется спросить Господа, – произносил голос. – Мы хотим спросить: почему с людьми происходят ужасные вещи? Почему страдают невинные дети? И почему эта прекрасная, светлая молодая женщина должна умереть так жестоко, так нелепо, так ненужно? В любое время такой несчастный случай ужасен, но для такой женщины, как Лаура, новобрачной, его почти невозможно пережить.
В тумане смятения и страданий я почувствовала стальной удар – «новобрачная». Этого я не знала. Значит, они поженились. Лаура вышла замуж.
– И поэтому, – продолжал священник, – наши мысли и наши молитвы должны быть не только с молитвами родителей Лауры, Джима и Бетти, но и с молитвами Брендана, ее недавно обретенного мужа.
Теперь я смогла видеть и его. Наклонилась вперед и оглядела первый ряд скамей со спинками. Седоволосая женщина, наклонившаяся вперед, седоволосый мужчина, обнимающий женщину, а по другую сторону от нее – Брендан, которой сидит прямо и смотрит вперед. Мне виден был только его затылок, но я могла совершенно точно представить выражение его лица. Он был самым близким родственником умершей, присутствующим на похоронах, самым искренним страдальцем. Мировое первенство в чемпионате страдальцев. Он должен выглядеть печальным, но глубокомысленным. Когда священник упомянул его имя, Брендан, должно быть, поднял на него глаза, поджал губы, скромно кивнул в знак признательности. Я увидела, как он чуть-чуть повернулся к матери Лауры. Точно. На пике своих страданий он обязательно будет поддерживать остальных. Какой артист!
Пропели еще один псалом, затем дядя прочитал стихотворение, священник сообщил, что семья пойдет за гробом, а остальные присутствующие на похоронах должны собираться в семейном доме. Путь этот недолгий. По специальным заказам бюро услуг предоставляло карту. У меня ее не было. Мне придется следовать за толпой. Все было очень похоже на школьное собрание, которое проводится с пением псалмов, объявлениями, с уходом после окончания собрания в установленном порядке. Когда гроб пронесли мимо меня, мне с трудом удалось связать его с Лаурой. Я просто подумала, какой он должен быть тяжелый и где они подобрали людей, которые несли его. Мне было любопытно, были ли они все родственники и друзья или работали в похоронном бюро. Лаура была моя самая близкая подруга, но я не знала ее родителей. У нее была очень крупная ссора с ними по поводу какого-то бойфренда, когда она училась в школе последний год. Поэтому я впервые увидела, как они выглядят, сейчас, когда они проследовали за гробом. Интересно, что мать Лауры, круглолицая и полная, совсем не была похожа на свою дочь. Лаура была копией отца. Она была красивая женщина, а он – красавец мужчина. Удлиненное лицо, широкие скулы. Ему было неудобно в темном костюме. Возможно, он взял его у кого-нибудь напрокат.
За ними шел Брендан. Он заставил меня почти задохнуться, так прекрасно он выглядел. Все у него было тщательно продумано. Кисти рук, слегка сжатые в кулаки, сложены вместе перед ним, словно он ужасно страдает, но старается не показывать этого. Черный костюм отлично вычищен, ни единого волоска, ни единой пылинки. Белая рубашка и довольно яркий малиновый галстук с большим узлом. Волосы взъерошены, слегка приглажены с заботой и точностью, как и его одежда, но и это было уместно как знак его горя, его страсти, как признак элегантного беспорядка. Бледное лицо, темные глаза неотрывно устремлены вперед, поэтому он не видел меня.
Траурная процессия прошествовала мимо меня и дальше на улицу через двери. Мы ждали, пока члены семьи пройдут и удалятся в полной безопасности, сопровождаемые приглушенным шумом голосов и неловкого шарканья. Пришла я последняя, но вышла одной из первых, моргая от яркого солнечного света. Мои глаза ничего не видели, я поняла, что плачу. В церкви напряжение было слишком велико, но здесь, за ее пределами, я увидела кладбище с множеством могил. По какой-то причине простая мысль о том, что все они когда-то были живыми людьми, что они ушли и что теперь моя подруга Лаура уходит к ним, заставила меня разрыдаться. Снова плачу. Мои глаза привыкают к этому. Почувствовала, как кто-то дотронулся до моего плеча.
– Миранда?
Повернулась и увидела женщину, имя которой я забыла. В первый год обучения в колледже Лаура жила с ней в одном доме. Люси? Салли? Паула?
– Привет, – сказала я.
Она шагнула вперед и очень тепло обняла меня. Кейт? Сьюзен? Что-то совсем обыкновенное. Тина? Джекки? Джейн?
– Так приятно увидеть знакомое лицо, – произнесла она. – Прошло много времени с тех пор, как я видела Лауру в последний раз. Думала, что никого здесь не знаю.
Лиззи? Френсис? Кэти? Джин? Элис? Нет.
Я смогла лишь пожать плечами.
– Как печально! – вздохнула она. – Просто не могу поверить.
– Понимаю, – сказала я. Можно было бы прямо спросить, как ее зовут, и извиниться. Сейчас уже слишком поздно. Джулия? Сара? Джэн? Может быть, все-таки кто-нибудь подойдет и обратится к ней по имени. До тех пор, пока мне не придется представить ее кому-нибудь.
– Ты пойдешь в дом? – спросила она.
– Не знаю, – ответила я.
– Ты должна пойти, – сказала она. – Хотя бы немного побудь там. Мне нужно поговорить с тобой.
– Хорошо, – сказала я, и мы отправились в путь. В руках она держала карточку, где был обозначен порядок проведения похоронной церемонии. Меня осенила вдохновенная мысль. Я попросила у нее разрешения взглянуть на карточку и перевернула ее. В уголке ручкой было написано ее имя: «Сиан». Ну конечно же! Как вообще я могла его забыть? Какое облегчение. Наконец хоть что-то в моей жизни пошло правильно.
– Странно, – заметила она. – Я впервые присутствую на похоронах человека моего возраста.
– Сиан, – сказала я только для того, чтобы продемонстрировать ей, что знаю ее имя. – Это странно.
Я ничего не рассказала о Трое. Его смерть казалась мне слишком драгоценной, чтобы выносить ее на всеобщее обсуждение, как какую-то интересную тему для разговора и обмена мнениями с тем, кого я едва знала и, возможно, никогда не встречу в будущем. Сиан заговорила о Лауре, о том, что они не встречались более года, что она слышала о ее замужестве от общих друзей. Они просто зарегистрировали брак в бюро записей актов гражданского состояния, никому не рассказав об этом.
– Она вышла замуж за человека, о котором я никогда раньше не слышала, – произнесла Сиан. – Все произошло неожиданно.
Мне не хотелось говорить, но я знала, что если смолчать, то кто-нибудь подойдет к нам и начнет говорить о Брендане и обо мне, и я снова буду смешно выглядеть.
– Я знала его, – ответила я. – Все было действительно достаточно неожиданно.
– Должно быть, это тот самый, кто шел за гробом?
– Правильно.
– Он очень привлекателен, – сказала Сиан. – Могу понять, почему она влюбилась в него.
– Я представлю тебя ему, – пообещала я.
Сиан почувствовала себя неловко.
– Я не имела в виду… – начала она нерешительно. Казалось, Сиан не могла выразить, что же она не имела в виду.
Дом был переполнен. Поминки устроили грандиозные, но нигде не было видно Тони – единственного человека, которого мне хотелось бы увидеть и обнять. Стол был уставлен сандвичами, вареными яйцами, соусами, в которые макают пищу перед тем, как ее съесть, овощными салатами, хрустящим картофелем. Чай, кофе, вино, сок. Я подумала о матери Лауры, которая руководила подготовкой. Ее не пригласили на свадьбу, но вот она здесь, спустя всего лишь несколько недель, организует похороны и поминки. Я посмотрела вокруг, пытаясь найти хоть одного человека, которого бы я знала. Никаких признаков Тони. Решила, что он ускользнул сразу после траурной церемонии. Родители Лауры под руки провели очень пожилую женщину через всю гостиную в угол, где помогли ей сесть в кресло. Я подумала, что нужно выразить соболезнование, но потом задумалась о том, что могу запутаться в объяснениях, вселяющих ужас, ну и, наконец, сказала себе, что все-таки должна поговорить с ними. Этот спор с собой все еще продолжался, когда я поняла, что рядом со мной кто-то есть. Осмотрелась вокруг. Присутствие человека, которого увидела, было настолько неожиданно, что в какое-то мгновение мне было трудно вспомнить его. Это был детектив Роб Прайер.
– С какой стати ты тут и что здесь делаешь? – спросила я.
Он не ответил, просто подал мне чашку чая.
– Надеялась получить что-нибудь покрепче, – заметила я.
– Ничего более крепкого нет.
– Хорошо.
– Знаю, что ты собираешься сказать, – усмехнулся он. Я выпила глоток чая. Он был очень горячим, обжег мне рот и почти все остальное, когда я проглотила его.
– Так что я собираюсь сказать?
– Дескать, подумал, что ты должна быть здесь, и решил, что очень нужно и важно указать тебе правильный путь.
– Не понимаю.
– Я заглянул в дело, – произнес Роб. – Смерть Лауры ужасно печальна. Но это все.
– О, к чертовой матери, Роб! – вспылила я. – Не возражаешь, если буду называть тебя Роб?
– Давай, вперед! – усмехнулся он.
– Прекрати, – сказала я. – Не оскорбляй мои чувства.
– Понимаю, что ты подумала, – продолжал он. – Как только я услышал, то сразу же вспомнил о тебе. Я звонил по телефону, разговаривал с полицейским, ведущим расследование…
– Оставь это, – прервала я. – Просто поразмышляй: я пришла к тебе с подозрениями по поводу Троя, а ты отмахнулся от них. Прекрасно. Затем Брендан бросает сестру ради моей ближайшей подруги и скрывается с ней. Несколько месяцев спустя она умирает. Видишь здесь схему?
Роб вздохнул.
– Прости, меня не очень интересуют схемы. Факты – упрямая вещь. Лаура умерла в результате несчастного случая.
– Сколько двадцатипятилетних девушек утонули в ванне? – спросила я.
– Она присутствовала на вечеринке, – сказал Роб, – и явно почувствовала себя плохо. С господином Блоком у них вышла какая-то перебранка. Она рано ушла. Одна вернулась к себе в квартиру. Пустила воду в ванну. Поскользнулась, ударилась головой, а ванна наполнялась водой. Она утонула. Ванна переполнилась, вода стала переливаться через края. И еще не было двадцати минут первого ночи, как Томас Крофт, который живет в квартире этажом ниже, увидел, что с потолка льется вода. Он побежал к ней в квартиру, входная дверь не была закрыта на замок, и обнаружил мертвую госпожу Блок в ванне.
Мне было мерзко слышать, как он называет Лауру «госпожа Блок». Это еще один способ, с помощью которого Брендан запускает свои липкие руки в чужую жизнь. Я посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает.
– Именно это он сделал, когда они с Кэрри жили в моей квартире.
– Что?
– Специально оставил включенной воду, чтобы она выливалась через края ванны. Это послание.
– Послание?
– Мне.
Роб Прайер смотрел на меня почти с выражением жалости на лице.
– Смерть госпожи Блок была посланием тебе? – спросил он. – Ты ненормальная?
– Легко ударить кого-нибудь по голове, – сказала я. – А потом подержать под водой.
– Это правда, – согласился Роб.
– И это не был званый обед, да? – спросила я. – Там должно было присутствовать множество людей. В доме. В саду. Разве можно было уследить, где находится Брендан каждую минуту?
Роб нетерпеливо нахмурился:
– От Селдон-авеню, где состоялась вечеринка, до их квартиры всего двадцать минут хода. Может быть, двадцать пять. Человек, который ушел с вечеринки, чтобы убить ее, должен был отсутствовать приблизительно один час.
– Можно было вызвать такси, – сказала я уже с сомнением.
– Я полагал, что твоя теория не зависит от того, кто что-то заметил, – сказал Роб. – Убийца вызывает такси, оно прибывает на вечеринку незаметно для всех. И что? Он просит таксиста подождать, пока он входит в квартиру и совершает убийство?
– Он мог бы пойти вслед за ней. Никто не заметил, что она отсутствует.
– О, я забыл, – сказал Роб, и в тот же момент я почувствовала руки на своих плечах.
Я оглянулась, около моего лица оказалось другое, меня целовали в обе щеки и крепко обнимали. Это был Брендан.
– О, Миранда, Миранда, Миранда! – прошептал он мне в ухо. – Какой кошмар! Как хорошо, что ты пришла! Для меня это имеет огромное значение. Это имело бы огромное значение и для Лауры.
Он взглянул на Роба Прайера.
– Роб стал моим другом после смерти Троя.
Он снова посмотрел на меня.
– Мне так жаль, Мирри. Кажется, я приношу несчастье всюду, где бы я ни появился.
Я не отвечала.
– Мне нужно поговорить с тобой, Мирри.
Он улыбнулся, глядя мне в глаза. Я почувствовала его теплое дыхание у меня на щеках.
– Ты единственная, кто меня понимает. Лучше всех остальных. В этом есть что-то странное. Тебе Роб уже рассказал?
Он взглянул на Роба, который отрицательно покачал головой.
– В тот момент, когда это случилось с Лаурой – не могу спокойно говорить об этом, – знаешь ли ты, что я делал?
– Конечно, нет, – отрезала я.
– Знаешь, – сказал он. – Я разговаривал с тобой.
Любимый мой Трой!
Ко мне постоянно возвращается это воспоминание. Когда тебе было около девяти, ты настаивал на том, чтобы будить меня в четыре часа утра и вместе со мной слушать птичий хор на рассвете. Я, шатаясь и с заспанными глазами, выходила в сад в халате, даже хотя еще было пронзительно холодно, а трава пропитана влагой. Я думала, что просто останусь на несколько минут, чтобы выполнить твою прихоть, а потом бегом вернусь к себе в теплую постель. Но ты был полностью одет, в джинсах, резиновых сапогах до колена и в теплой большой куртке, у тебя на шее висел папин бинокль. На рассвете мы стояли в конце сада, и вдруг, совершенно неожиданно, словно по сигналу, начинали петь птицы. Вокруг нас сплошная огромная стена звука. Я смотрела на твое лицо, и оно было такое удивительно веселое, что я уже больше не чувствовала холода. Ты показывал мне птиц на ветках, и потом я могла сопоставлять звуки с открытыми клювами и вибрирующими грудками. Мы стояли там целую вечность, потом шли на кухню, я готовила нам горячий шоколад и яичницу. С набитым ртом ты говорил: «Хочу, чтобы так было всегда».
Конечно, ты не можешь прочитать это, но все равно я пишу тебе, потому что ты единственный человек, с которым я действительно хотела бы поговорить. Я разговариваю с тобой постоянно. Я страшно боюсь, что однажды пойму, что перестала разговаривать с тобой, потому что это будет означать, что ты умер.
ГЛАВА 28
– На самом деле не знаю, зачем я здесь, – сказала я.
Женщина, сидевшая напротив, не отвечала, а просто смотрела на меня, пока я не перевела взгляд вниз, на ее руки, сплетенные на коленях, и низкий столик, где уже была подготовлена коробка с бумажными носовыми платками. Из окна виднелись нарциссы, освещаемые солнцем. Желтый цвет был ослепительным, слишком ярким. Я чувствовала смущение, подавленность, какую-то неловкость.
– С чего начать?
И тут, к счастью, она не сказала: «С самого начала».
Катрине Даулинг, наверное, было далеко за сорок или немного за пятьдесят; на ее красивом, слегка увядшем лице никаких следов косметики; карие спокойные глаза, широкие скулы, твердый подбородок. Волосы едва тронуты сединой, одежда неброская, юбка ниже колена, поношенные замшевые сапожки, серый мешковатый кардиган. Она сосредоточила все внимание на мне, или, скорее, пыталась заглянуть в меня, не знаю, нравилось ли мне это. Я ерзала на стуле, разнимала руки, дотрагивалась до щеки, смущенно и неуместно покашливала. Посмотрела на часы Троя у себя на запястье. У меня осталось сорок три минуты.
– Расскажи, что тебя сюда привело.
– У меня нет больше никого, с кем бы я могла поговорить, – ответила я и отметила неуверенность в своем голосе.
Я была рада этому, мне хотелось, чтобы горе переполнило меня, неконтролируемо выплеснулось из меня так, как это бывало по ночам, когда я просыпалась и чувствовала, что подушка мокрая от слез.
– Люди, с которыми я хотела бы поговорить, ушли.
– Ушли?
– Умерли.
Почувствовала, что горло стало болеть, а пазухи носа набухать.
– Младший брат и близкая подруга. – Заставила себя громко произнести их имена: – Трой и Лаура. Он покончил с собой, то есть именно это все говорят, хотя я думаю… думаю, ну, не имеет значения, что… Я нашла его у себя в квартире. Он повесился. Совсем мальчик. Когда закрываю глаза, то вижу его лицо. Иногда наяву пытаюсь вспомнить его, но не могу. Лаура умерла всего несколько недель назад. Она была пьяная, ударилась головой и утонула в ванне. Разве не глупо вот так умереть? Моего возраста. Последний раз, когда я видела ее, мы не разговаривали. Я все время думаю, что, если бы я сказала ей что-нибудь, если бы сделала что-то по-другому, этого бы не случилось. Знаю, возможно, тебе это покажется глупым, но это продолжает преследовать меня.
Катрина Даулинг чуть-чуть наклонилась ко мне, не вставая со стула. Прядь волос выбилась на лоб, она заправила ее за ухо, не отрывая от меня взгляд.
– Не могу поверить, что никогда их не увижу, – вздохнула я.
Достала из коробки первый носовой платок.
– Конечно, знаю, что не увижу, ноне могу в это поверить. Не могу, – безнадежно повторила я.
Я взяла следующий платок и вытерла глаза.
– Тяжелая утрата, – начала Катрина Даулинг, – всегда что-то подобное, что каждый испытывает в…
– Это его часы, – сказала я, поднимая запястье. – Он оставил их рядом с моей кроватью, теперь ношу их. Каждый раз, когда смотрю на них, думаю: это время, которого у него никогда не будет. Все эти тикающие секунды, минуты и часы, которые уходят навсегда. Я всегда думала, что мы будем стариться вместе. Думала, что смогу помочь ему. Я должна была помочь ему, мой милый братик.
Сейчас я рыдала всерьез, а говорила икая.
– Простите, – пробормотала я. – Простите, но мне кажется, что это так несправедливо.
– Несправедливо для тебя?
– Нет. Нет! Я не умерла, да? Я одна из счастливчиков. Несправедливо для них, хотела сказать.
Я говорила, и мои беспорядочно произносимые слова путались в потоке воспоминаний и чувств, смешивая все воедино. Трой, Брендан, Лаура, Кэрри, мои родители, Ник; тело, свисающее с потолочной балки, телефонные звонки по ночам, слова, нашептываемые на ухо, вливаемые в меня тонкой струйкой как яд, несостоявшиеся свадьбы, похороны, сначала его, а потом ее… Время от времени я останавливалась и рыдала в мокрый комок одноразовых носовых платков, который сжимала в руке. Щеки горели, нос распух, глаза воспалились. – Я как тифозная Мери, – сравнила я. – Как тот испанский солдат, который заразил американских индейцев чумой, отравляя их новый мир. Я как…
– Что ты хочешь сказать, Миранда? – нарушил мою тираду спокойный голос Катрины Даулинг.
– Я носитель! – выкрикнула я, заслоняя лицо. – Разве не видишь? У них все было хорошо, более или менее. Я втянула их в свой мир, это моя проблема, и я должна была разобраться с этим. Но мой мир стал и их миром, он заразил их, разрушил их, привел к гибели, отнял у них жизни. Со мной все в порядке. Посмотри! Вот я здесь, сижу у психотерапевта, ищу пути, чтобы справиться со всем этим. Вот видишь, в чем проблема?
– Послушай, – сказала она, – сейчас послушай меня, Миранда.
– Нет, – ответила я. – Подожди. Мне самой нужно разобраться со всем этим так же, как любому другому. В мире происходят страшные вещи, правильно? Поэтому я ужасно себя чувствую. Твоя работа как психотерапевта заключается в том, чтобы прекратить мое ужасное, восприятие всего этого. Но может быть, я действительно должна смириться с этими ужасами, происходящими в мире?
– Нет, – отрезала она.
– В этом есть и доля самолюбования, если это подходящее слово. Я хочу сказать, если люди приходят к тебе, замученные депрессией, вызванной нищетой, страданиями и несправедливостью этого мира, а у тебя есть пилюля, которая может прекратить их мучения, ты дашь им ее? Ты как профессионал в этой области сможешь дать им пилюлю, чтобы они стали безразличными к несправедливости мира, вместо того чтобы пойти и хоть что-то исправить?
Наступила долгая пауза. Катрина Даулинг, возможно, уже начала жалеть, что позволила вовлечь себя в это. Я высморкала нос и выпрямилась на стуле. За окном было приятное бледно-голубое небо.
– Это, – она указала рукой на меня, – это называется горе. Ты слышишь меня?
– Он сделал из меня даже свое чертово алиби, – пробормотала я. – Боже, как, должно быть, он смеялся!
– Послушай! – остановила меня она, и я снова умолкла. – Ко мне приходят люди, и я часто помогаю им, находя схемы, придавая форму хаосу, обрушивающемуся на меня, рассказываю им историю их жизни так, чтобы они могли понять ее. Но в твоем случае я собираюсь сказать нечто совершенно противоположное. Ты изобрела схему, которой не существует. Ты пытаешься найти смысл, объяснение, связать все воедино, принять на себя ответственность, обвинить. В течение последних месяцев ты потеряла двоих людей, которых очень любила. И у тебя был болезненный и раздражающий эпизод с мужчиной – Бренданом. Так как все события происходили в одно время, ты связала их причинно-следственной зависимостью. Понимаешь?
– Точно, я связала их, – сказала я.
– Сейчас мы поговорим о том, что произошло с Бренданом; я думаю, что это должно быть полезно на самом деле. Мы можем поговорить о твоей тяжелой утрате и о причине твоего чувства вины. Но мы рассмотрим именно тебя, посмотрим на то, что происходит внутри тебя после всех этих травм. Мы не будем рассматривать, почему эти молодые люди должны были умереть один за другим. Они умерли. Сейчас ты должна страдать, – ее голос становился мягче, – ты должна позволить себе страдать. Не кидаться во все стороны в поисках объяснений.
– Но если…
Я заставила себя прислушаться к тому, что она сказала.
– Иногда я чувствую, что схожу с ума, – наконец проговорила я; мне казалось, что я как тряпичная кукла развалилась на стуле. – Привыкла к той жизни, которую я понимаю. Все имело смысл. Могла представить, что произойдет дальше, и строила планы. Сейчас чувствую, что я потеряла контроль. Случиться может что угодно. Все становится враждебным, беспорядочным. Как кошмар, но невозможно очнуться. И это все продолжается и продолжается.
– Хорошо, мы поговорим и об этом тоже, – пообещала она. – Должны. Хочешь снова прийти ко мне, Миранда?
Я кивнула в знак согласия.
– Хорошо. В это же время на следующей неделе, если и тебе это подходит. А сейчас, как показывают часы твоего брата, тебе пора уходить.
