Текст книги "Тайная улыбка"
Автор книги: Никки Френч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 6
Помню, когда мне было тринадцать или четырнадцать лет, я пошла с Биллом в дом, расположенный в парке Финсбери, в качестве его неоплачиваемой помощницы. Дом был маленький, с убогими комнатами и коричневой мебелью. Мы стояли в гостиной с застланным полом, дядя дал мне кувалду и сказал, чтобы я била по внутренней стене, выходящей с другой стороны на кухню, и пробила ее насквозь. Ему пришлось повторять дважды, потому что мне казалось невероятным, что я смогу сделать это. Стена производила впечатление на редкость прочной, комната – неизменимо квадратной и серой; нет, нельзя просто так, мимоходом, пробить насквозь подобное сооружение. Но он кивнул и отступил назад, я подняла молот, что мне едва удалось, потому что он был слишком тяжел для меня, и, отведя его за левое плечо, с размаху ударила изо всех сил в центр стены, извиваясь под его тяжестью, которая выкручивала мне руку. Штукатурка полетела на пол, и возникла дыра, неровная, размером с мой кулак. Еще удар, и дыра увеличилась. Я уже смогла увидеть центр кухни, сушилку для посуды и раковину с капающими кранами, а за всем этим – небольшую часть маленького сада, в конце которого было лавровое дерево. Неожиданно я почувствовала, как сильно разволновалась, открывая такое с каждым ударом молота, – новые виды, свет, внезапно заливающий мрачные комнаты. Я думаю, что именно тогда это впервые заставило меня подумать, что мне хотелось бы делать то, что делает Билл. Хотя когда спустя годы я пыталась сказать ему об этом, он, похлопывая меня по плечу, заметил:
– Мы просто художники и декораторы, Миранда.
Довольно часто на работе у меня все еще возникает чувство эйфории, как пузырь воздуха в груди, как ветер, продувающий меня насквозь, У меня возникало это ощущение, например, когда мы работали с садом на плоской крыше дома в Клапхэме, и мне словно приоткрывалась тайная жизнь его обитателей. Или когда однажды мы обнаружили камин таких огромных размеров, что в нем можно было стоять во весь рост и смотреть на кружочек неба, размером с пенс, на самом верху. Я всегда ощущаю прилив новой энергии, когда рушатся стены. Часто я ощущаю такой же душевный подъем и в своей личной жизни. Он возникает вместе с переменами и преобразованиями, весной, влюбленностью, путешествиями в новые страны, даже с тем ощущением обновления, которое появляется после болезни.
После этого ленча я добралась домой и приняла два решения: я собиралась убрать квартиру и я собиралась начинать бегать. Это все. Но записала оба решения на обратной стороне конверта, словно иначе могла и забыть, затем дважды подчеркнула каждое. Села на стул. Выпила три банки пива и съела два куска маринованного цыпленка, кусок закопченной семги, три куска хлеба с чесноком и целую вазочку мороженого. Будь я поистине целеустремленной, мне бы следовало отправиться на пробежку прямо сейчас, до наступления темноты. А может быть, вредно бегать на сытый желудок? В любом случае мне не хотелось бежать в разминочном темпе по главной улице в своих широких серых теплых брюках с растянутой резинкой на поясе.
Итак, думала я, начну с квартиры. Я переоделась в поношенные брюки с пузырями и тенниску без рукавов, включила музыку. Мне даже нравилось делать уборку квартиры, расположенной на втором этаже и очень маленькой – всего лишь спальня, гостиная со складным столом около одной стены, кухня-камбуз с окнами, выходящими на узкие сады, расстилающиеся разноцветным ковром, и ванная. Чистые поверхности, посуда, убранная на место, пропылесосенный ковер, вымытый пол, чистые стопки бумаги на письменном столе, грязное белье в корзине, одежда вся убрана в шкаф, сияющая ванна, ручки в кружке на каминной полке, запах отбеливающих и чистящих средств, снадобий для мытья туалета, мыла. Мои босые ноги скрипели от грязи, лоб был липким от пота к тому времени, когда уборка была закончена и было уже поздно. День плавно перешел в темный вечер, и сейчас, когда я прекратила бегать и суетиться, смогла почувствовать, как в свежем воздухе повеяло холодом безоблачной октябрьской ночи.
Некоторым моим друзьям не нравится одинокая жизнь. Они просто до некоторых пор вынуждены вести ее. А мне нравится. Люблю ощущение, которое возникает, когда я закрываю за собой дверь и поднимаюсь по лестнице, и все тихо и замерло в ожидании. Мне не нужно ни у кого спрашивать разрешения полежать в ванне в течение двух часов или лечь в постель в половине девятого, или послушать музыку до поздней ночи, или налить себе стакан вина, или посмотреть скверное развлекательно-познавательное шоу. Мне даже нравится есть одной, хотя я и не похожа на Троя. У меня очень ограниченное и консервативное меню. Иногда я ем одно и то же несколько вечеров подряд, например, омлет на тостах, намазанных толстым слоем масла. Потом греческий салат, усовершенствованный мной: не только помидоры и огурец и сыр из овечьего молока, но еще авокадо, фенхель и помидоры, высушенные на солнце. Было и несколько таких недель, в течение которых я добавляла коробку с кусками осьминога в салатницу с консервированным бараньим горохом. Но я быстро отказалась от этого. Если заходят друзья, то готовлю цыплячьи грудки с чесноком, розмарином и оливковым маслом, нужно лишь все поставить в духовку и подождать полчаса, или мы идем в ресторан или кафе. Как правило, идем в ресторан.
Может быть, одна из причин того, что Брендан действовал мне на нервы, когда мы были вместе, заключалась в том, что он слишком быстро почувствовал себя дома в моей квартире. Как будто это был и его дом тоже. Но я приказала себе больше не думать о Брендане. Сейчас все пойдет иначе.
В магазине с названием «Беги-беги-беги» на Хай-стрит города Камдена я купила миленькую шелковую синюю майку, белые шорты, черные спортивные замшевые туфли и книгу, которая называлась «Бег ради жизни». Ее написал человек, которого зовут Джан, его портрет с повязкой на голове, как у члена рок-группы «Дюран Дюран», напечатан на обороте переплета. Потом я пошла в магазин с продажей спиртных напитков навынос и купила бутылку белого вина – холодную, из холодильника. Похоже, столь прозрачная субстанция не могла содержать значительное количество калорий. И еще купила дорогой хрустящий картофель, на упаковке которого было написано, что он приготовлен в подсолнечном масле, особенно полезном для здоровья. Я закрыла дверь на цепочку с внутренней стороны, забралась в ванну с миской хрустящего картофеля и стаканом вина и стала читать книгу о беге. Все это очень успокаивало. Казалось, что первая глава предназначена для людей, которые готовы к занятию бегом еще меньше, чем я. В ней предлагалось начинать по следующей схеме: ходьба быстрым шагом в течение десяти минут, затем очень медленная пробежка на сто ярдов с последующей десятиминутной ходьбой. В ней говорилось, что тренирующийся бегун никогда не должен терять правильное дыхание. При первых признаках появления любых неприятных ощущений нужно просто остановиться. Недопустимо начинать бег сразу после выхода на улицу. Лучше начинать очень медленно и постепенно наращивать темп, – выделялось в тексте курсивом, – чем начинать бег слишком быстро и затем сдаться. Для меня это звучало прекрасно. Я пролистала несколько страниц. Было похоже, что можно быстро пройти несколько этапов и даже не вспотеть.
Автор рекомендовал читателю, принявшему твердое решение заниматься бегом, подумать об упражнениях, которые приходится выполнять в рабочее время. Из его высказываний следовало, что даже простая ходьба от письменного стола к бачку с холодной водой тоже считается упражнением. Я же делала значительно больше этого. Носила стремянки и толстые доски. Красила потолки, наклоняясь под разным углом и сохраняя равновесие. Временами держала банки с краской в течение нескольких минут. Это казалось легкой задачей. Я поставила будильник на полчаса раньше обычного и на следующее утро рискнула показаться на улице в новой майке, шортах и спортивных туфлях. Мне захотелось купить еще и маску. Я походила шагом в течение пяти минут. Никаких проблем. Затем быстро пробежала приблизительно сто ярдов, и тогда возникли болезненные ощущения. Последовав совету Джана, остановилась. Походила еще пять минут и после этого снова побежала. На этот раз болевые ощущения начались раньше. Мое тело стало понимать, что с ним проделывали. Я снова замедлила бег до шага и направилась в сторону дома. Джан утверждал, что очень важно на ранних этапах избежать возникновения болезненных ощущений или растяжения мышц при чрезмерных перегрузках. Я вернулась в свою квартиру, осуществив все без значительных затруднений.
– Алло! Миранда? Я просто хотела…
Я сняла трубку.
– Привет, мама.
– Я разбудила тебя, да?
– Нет. Я уже собиралась выходить.
– Мне просто хотелось поблагодарить тебя за вчерашний визит. Я собиралась позвонить вчера вечером, но ведь Кэрри и Брендан были у нас так долго… Все прошло удачно, да?
– Было очень мило.
– Разве Кэрри не кажется счастливой?
– Да.
– И знаешь что? Я думаю, это чудо.
– Мама…
– Чудо, – повторила она. – Когда я думаю, как…
Я закрыла глаза, слова начали сливаться одно с другим. Я собиралась быть хорошей.
– Привет, Миранда! Это я, Кэрри. Миранда! Ты здесь?
Потом воцарилась тишина, затем как-то издалека прозвучал мужской голос, но я не смогла уловить ни слова. Кэрри хихикнула, затем сказала:
– Мы просто хотели узнать, как ты, и было бы мило как-нибудь встретиться нам всем вместе снова. Что это?.. О, Брендан просит передать привет от него тоже…
Я нажала кнопку, чтобы стереть сообщение.
На той неделе я бегала три раза и не заметила сколь-либо значительной разницы. Мои легкие продолжали болеть, как только я медленно проходила более пятидесяти шагов; ноги были свинцовые, а сердце колотилось в грудной клетке, как каменное. На горках люди проходили быстрым шагом, часто оставляя меня позади. Но я по крайней мере упорно продолжала свои занятия и была этим очень довольна.
В пятницу вечером я пошла на вечеринку, устроенную моими друзьями Джеем и Патти. Я танцевала и пила пиво, а потом и вино, и какой-то неизвестный шнапс из Исландии, найденный Патти в глубине буфета, когда почти все гости уже разошлись и мы перешли к той приятной части вечера, когда больше не нужно прилагать никаких усилий и все себя свободно чувствуют. Нас осталось около дюжины. Мы сидели в кружок в слабо освещенной гостиной, забросанной пивными банками, окурками и непарной обувью, и осторожно пили шнапс, от которого у меня слезились глаза. Там я встретила мужчину, которого звали Ник. Он сидел передо мной на полу, скрестив ноги «по-турецки», и через какое-то время прислонился к моим коленям, чтобы было удобнее. Я даже чувствовала пот, выступивший на его спине. Я выждала несколько минут, а потом положила руку ему на волосы, которые были короткие и мягкие и коричневые, как мех животного. Он слегка вздохнул и поднял голову, наклонив ее назад, так, что я смогла посмотреть на его лицо сверху вниз. Он слабо улыбнулся. Я наклонилась вперед и быстро поцеловала его улыбку.
Когда я уходила, он спросил меня, хочу ли я увидеть его снова.
– Да, – ответила я. – Хорошо.
– Я позвоню тебе.
– Позвони.
Мы посмотрели друг на друга. Начало всегда такое приятное – все равно что пробить самую первую небольшую дыру в стене и взглянуть на мир, открывающийся перед тобой с другой стороны.
ГЛАВА 7
Ник все же позвонил через два дня. Похоже, существуют строгие правила, регламентирующие время телефонных звонков, правила, которыми пользуются как условной системой при выборе времени очередного свидания, времени первого поцелуя… Если вы звоните в тот же день, то вы по сущности охотник. Если вы звоните на следующий день, то, возможно, вы не совсем рассудительны, потому что первый день исключается, второй же день, по существу, и есть первый день, поэтому вы звоните в первый день. Если, в общем, не собираются звонить, звонят на третий день. Если переждать еще и третий день, то можно вообще не звонить. Человек может вступить в брак или эмигрировать. Лично я никогда не обращала ни малейшего внимания на эту условную систему. Жизнь слишком коротка. Если бы дело касалось меня, я бы звонила в тот самый миг, как только оказывалась дома.
Итак, Ник позвонил, и все оказалось довольно просто. Мы договорились встретиться на следующий вечер в городе Камдене. Я пришла на пять минут раньше, а он – на пять минут позже. Он был в выцветших джинсах и клетчатой рубашке, не заправленной в джинсы, которая свободно висела на нем под кожаным пиджаком. Он был небрит, глаза темно-карие, почти черные.
– Ты маляр, – сказал он. – Патти рассказала мне. У тебя волосы запачканы краской.
Я смущенно поскребла волосы.
– Ничего не могу поделать с этим, – сказала я. – Как бы я ни старалась, где-нибудь на затылке всегда остается пятно, которое я не заметила. В конце концов краска отстает сама.
Иногда встречаются люди, которых приводит в страшное волнение то обстоятельство, что я, женщина, занимаюсь такой работой. Можно подумать, что я снимаю взрыватели бомб. Иногда это становится темой для разговора. Немного похоже и на профессию врача. У меня просят совета. Люди интересуются, как им лучше привести в порядок свой дом.
Ник же захотел выяснить, что я намерена делать дальше.
– Когда? – задала я вопрос, делая вид, что не понимаю.
– Ну… всегда ли ты собираешься оставаться маляром?
– Ты имеешь в виду – вместо приобретения профессии?
– Думаю, да, – сказал он, чувствуя себя неловко.
– Да, – просто ответила я. – Это именно то, что я и хочу делать.
– Извини, наверное, это прозвучало несколько пренебрежительно.
Да, так оно и было, поэтому я просто спросила Ника, чем занимается он. Он ответил, что работает на рекламную компанию. Могла ли я видеть что-нибудь из того, что они сделали? Массу всего, ответил он. Сказал, что именно они сделали телевизионную рекламную коммерческую передачу с пушистым говорящим поросенком. К сожалению, мне не довелось посмотреть ее. Я полюбопытствовала, над чем он работает сейчас, и он ответил, что недавно им удалось заключить крупный договор с нефтяной компанией, что он корпит над отчетом о подготовке к проведению этой рекламной кампании.
Однако это не имело никакого значения. Имело значение лишь то, что скрывалось за разговором, все, что не высказывалось вслух. И после того как прошло какое-то время, которое показалось мне непродолжительным, я посмотрела на часы и удивилась, что мы проговорили более часа.
– Мне пора уходить, – вздохнула я. – У меня обед с моим старым другом. Лаурой, – добавила я, чтобы пояснить, что я не собираюсь встречаться с мужчиной, который может быть моим бойфрендом, или бывшим бойфрендом, или кем-то еще, кого я могу рассматривать как бойфренда.
– Извини, – сказал он. – Я надеялся, что мы могли пообедать. Или что-то в этом роде. Очевидно, сегодня это не выйдет. Что думаешь, скажем, о четверге? Ну как?
Я договорилась повидаться с Троем на этой неделе в среду, поэтому «четверг» прозвучал прекрасно, Я вышла из бара, думая, да, уверенная, или по меньшей мере почти уверенная, что наконец-то что-то произойдет. У меня возникла также и другая мысль, почти пугающая: может быть, это наилучший шанс? Возможно, в течение ряда следующих дней мы будем радоваться чему-то новому в нашей жизни, изучать это, делать какие-то открытия. Будем задавать друг другу вопросы, рассказывать тщательно отредактированные истории из нашей прежней жизни. Мы станем такими внимательными друг к другу, такими заботливыми и милыми и, безусловно, страшно любопытными. И что же потом? Либо все постепенно угаснет, либо просто быстро закончится. Мы потеряем контакт и превратимся в воспоминание. Почему-то такие отношения никогда не перерастают в приятные, дружеские. Обратного пути к этому не бывает. Или же мы станем парой, но даже в этом случае мы должны будем перейти к какой-то обычной нормальной жизни, будем продолжать ходить на работу, праздновать юбилеи и иметь общее мнение обо всем, мы сможем оканчивать предложения друг задруга. Может быть, это и хорошо. Так считают люди. Но не будет ни малейшей возможности вернуться к самому началу никогда. Я испытывала какие-то смутные желания, и казалось, они соответствуют наступающему вечеру. Машины и череда магазинных фасадов и люди, возвращающиеся домой с работы, с одной стороны дороги были залиты последними золотыми лучами заходящего солнца. С другой стороны дороги все терялось в глубокой тени.
Когда я встретила Лауру, она сразу поняла: что-то происходит, чего не было, ну, право же, не было.
– Можешь ничего не рассказывать, – сказала она, – все уже поняла, только взглянув на тебя.
Я пыталась сказать ей, чтобы она не смешила меня. Всего лишь небольшая встреча с выпивкой. Похоже, он оказался милым, но точно не знаю, еще слишком рано.
На самом деле я больше притворялась, что ни в чем не уверена. В четверг было также все хорошо. Мы поели в ресторанчике, расположенном буквально в доме за углом рядом с моей квартирой. Вечер прошел почти незаметно, мы остались уже одни в ресторане, из кухни появился шеф-повар со стаканчиком вина и поболтал с нами. Спустя двадцать минут мы шли к моей квартире, целуясь на пути. Я отпрянула от него и улыбнулась.
– Должна попросить тебя набраться терпения, – сказала я.
– Но…
– Скоро, – сказала я. – На самом деле – скоро. Был очень приятный вечер. Я прекрасно провела время. Ты мне действительно нравишься. Просто я не…
– Уверена?
– Не готова. Я уверена, Ник.
– Завтра встретимся?
– Да, конечно… – Потом я вспомнила. – Черт! Прости… Я должна… Ты не поверишь, но я должна зайти к своим родителям. Там какие-то сложности. Я расскажу тебе об этом потом. Только не сейчас.
– А послезавтра?
– Это было бы замечательно.
Я прибыла к дому родителей в угрюмом настроении. Все было нормально, но перед самым выходом из дома позвонила мама и попросила меня, чтобы я хорошо оделась. Я сняла брюки и кофту и надела синее бархатное платье, которое уже давно растянулось по швам.
– Ты прекрасно выглядишь, дорогая, – сказала она, когда впускала меня.
Я что-то пробормотала в ответ. По крайней мере она не спросила меня, как я себя чувствую. Мои родители также были одеты для торжественного случая. Присутствовал и Трой. Он выглядел точно так, как обычно, – вельветовые брюки и выцветший зеленый свитер, что должно было бы смотреться на нем прекрасно. Трои довольно красивый юноша или должен стать таким. Но что-то в нем всегда было немного не так.
– Рад снова увидеть тебя, Миранда, – сказал отец. – Хорошо, что мы часто встречаемся, правда?
– Где же голубки? – спросила я.
– Миранда, – проговорила мама с упреком в голосе.
– Я не имела в виду ничего плохого, – пошла я на попятную.
– Они могут быть здесь в любой… – сказала мама, но не успела закончить фразу, как в дверь позвонили, и она улыбнулась мне. – Что же ты не открываешь? – спросила она, подталкивая меня к двери.
Я открыла дверь – на пороге стояли Брендан и Кэрри, обнявшиеся, смеющиеся, влюбленные. Пока они проходили в дом, меня наградили очередной порцией совместных объятий. При дневном свете в гостиной выглядели они просто потрясающе. На Кэрри было фиолетовое атласное платье, которого я никогда раньше не видела. Оно плотно облегало ее бедра и грудь. Когда она смотрела на Брендана, в ее взгляде проскальзывало чувственное удовольствие. Они смотрелись как парочка, появившаяся из постели, в которой была вместе секунд восемь назад. На Брендане был блистательный костюм, на вид очень дорогой, и большой яркий галстук, украшенный каким-то карикатурным персонажем. Я не могла припомнить каким. В руке у Брендана была сумка с покупками, в которой что-то позвякивало. Он вытащил две бутылки шампанского, сверкающие капельками воды. Поставил на стол. На столе уже выстроились шесть высоких бокалов. Он поднял один из бокалов и слегка щелкнул по нему пальцами, раздался нежный звук, словно звон колокольчика.
– Без лишних слов, – начал он. – Сразу скажу, я очень рад, что вы все собрались здесь. Мы с Кэрри хотели, чтобы вы были первыми, кто узнает.
Я почувствовала, что в животе начались спазмы.
– Вчера я пригласил Кэрри на обед. С сожалением должен сказать, что я вызвал настоящую сенсацию перед подачей десерта. Я опустился перед ней на колени и попросил ее руки. Чрезвычайно счастлив сообщить, что она ответила «да».
Кэрри застенчиво улыбнулась и подняла руку, чтобы показать кольцо. Я посмотрела на маму. Слезы струились у нее из глаз. Она направилась к ним, протягивая руки для объятий, и, когда они обнялись, я тоже шагнула вперед.
– Кэрри, – произнесла я, – я так счастлива за тебя.
– Стойте, стойте, – вставил Брендан. – С этим можно и подождать. Я просто хочу кое-что добавить. Большую часть своей жизни я провел, переходя от одних приемных родителей к другим, и я не знаю, что значит принадлежать одной семье, быть любимым и желанным, когда тебя принимают только за того, кто ты есть на самом деле.
Пока он говорил, в уголках его глаз выступили две слезинки, которые затем симметрично скатились по щекам. Он не смахнул их.
– Когда я впервые появился здесь, – продолжал он, – когда встретился с вами, Дерек и Марсия, я почувствовал, что попал домой. Я чувствую себя дома. Что еще я могу сказать? Спасибо вам. И сейчас я купил шампанское, чтобы вы могли провозгласить тост за наше счастье.
Все пришло в движение, наступил хаос. Брендан открыл шампанское в промежутках между объятиями с моей матерью и рукопожатиями с отцом. Трой пожал плечами, сказал, что это действительно хорошо, и пожелал им счастья. Мама так сильно обняла Кэрри, что я думала – она задушит ее. Когда шампанское уже налили в бокалы и раздали, отец кашлянул. О Боже, подумала я, еще одна речь.
– Я не собираюсь говорить долго, – заверил он публику, – Должен заметить, все свершилось довольно быстро.
Он улыбнулся маме, застенчивая улыбка придавала ему мальчишеский вид.
– Но далее, если память мне не изменяет, некоторые из присутствующих здесь действовали довольно импульсивно, когда встретились впервые.
Мои родители встретились на свадьбе друга в 1974 году и спустя два месяца поженились.
– Иногда следует доверять инстинктам. И я знаю лишь одно: никогда не видел, чтобы Кэрри выглядела такой счастливой и прекрасной. Брендан, думаю, тебе повезло.
– Я знаю, – ответил тот, а мы все рассмеялись.
– Чего бы мне действительно хотелось, – продолжал мой отец, – так это выпить за здоровье счастливой пары. Можем ли мы их так называть?
– За счастливую пару! – закричали все и чокнулись бокалами.
Я посмотрела на Кэрри. Она почти плакала. Мама плакала самым настоящим образом. Брендан сморкался в носовой платок и вытирал свои блестящие щеки. Даже отца можно было заподозрить в том, что он готов расплакаться. Я дала себе обещание: проделаю то же самое. Или по крайней мере не помешаю им. Я почувствовала, как меня толкнули под локоть.
– Дорого бы я дал, чтобы узнать твои мысли, – сказал Брендан.
– Мои поздравления, – сказала я. – Я очень рада за вас.
– Это важно для меня. – Он осмотрелся вокруг.
Мама и папа, Кэрри и Трой отдельной группой стояли в дальнем конце комнаты, разговаривая, смеясь. Брендан ближе наклонился ко мне.
– Когда я делал объявление, я смотрел на тебя, – сказал он. – Ты была в шоке.
– Просто удивлена, – ответила я. – Все так неожиданно.
– Можно сразу заметить, тебе это трудно далось, – сказал он.
– Совсем не трудно.
– Когда я говорил, я смотрел на твой рот, – сказал он.
– Что?
– У тебя красивый рот, – объяснил Брендан.
Он пододвинулся еще ближе. Я могла почувствовать его дыхание, что-то неприятное и кислое около своего лица.
– И я думал о том, как вошел в этот рот.
– Что?
– Забавно, – сказал он, понижая голос. – Женюсь на твоей сестре, а в это время думаю о моей сперме у тебя по рту.
– Что? – переспросила я еще раз слишком громко.
Остальные перестали разговаривать и огляделись вокруг. Я почувствовала что-то на своей коже, горячее, лихорадочное.
– Извини меня, – сказала я, чувствуя, что у меня во рту становится неприятно липко и влажно.
Я поставила стакан и быстро вышла из комнаты. Слышала, как Брендан что-то говорил. Я пошла в туалет. Как раз вовремя, чтобы успеть опустить голову над унитазом, потому что началась рвота со спазмами, снова и снова, до тех пор, пока ничего не осталось, кроме горячей жидкости, которая обжигала рот и горло.
