Текст книги "Граф с Земли"

Автор книги: Никита Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Беда у наших берегов, Ваша Светлость. Беда. Страшное чудище появилось там, пожирающее большую часть рыбы – огромный кальмар, размером с двухэтажный дом. Рыбаки боятся выходить в море – две лодки с людьми монстр уже проглотил. Вот и приходится обходить его стороной, прибиваться к скалам и надеяться на чудо. Вот такие дела в нашей провинции. Потому и идут дела плохо. А ещё эти дикие болотники, которые иногда появляются шайками возле Марлонно, та ещё напасть, скажу я вам! А охрана совсем обленилась – волнуется только за собственный кошелёк!

– Хм, – нахмурился Герберт, и у Виктора ёкнуло сердце. – Чего ж ты сразу не написал в столицу? Как только закончатся гуляния, я немедленно же снаряжу линкор адмирала китобойным снаряжением и отправлю самого Николаса Шарпа устранять твою маленькую беду. А что насчёт болотников – так я выделю тебе людей из личной гвардии. Думаю, тридцать опытных воинов будет вполне достаточно. Да и денег для общего подъёма поместья я тебе выдам, но с тем расчётом, чтобы ровно через два года поставки рыбы из твоих краёв были не хуже, чем несколько лет назад до появления чудовища. Идёт?

– Благодарю, Ваша Светлость, – вздохнул с облегчением Виктор. – Конечно же, я согласен. Жена будет просто в восторге от этих новостей!

– Кстати, о твоей жене, – герцог заговорил несколько тише. – Похоже, что она у тебя не совсем верная. Всё время прижимается к Шарпу, и, кажется, настраивает его против тебя. Советую держать ухо востро. Если ты понимаешь, о чём я.

Иномирец покраснел и, понурив голову, ответил:

– Ваша Светлость, боюсь, что это я виноват в неверности супруги. По правде говоря, я не считаю её своей женой, не люблю её и не жду этого от неё. Может, в моей биографии это и не указано, но давным-давно я был женат на другой девушке, которую очень любил. Любил так, как не полюблю больше никого и никогда. Она была прекраснее всех звёзд на небе, умнее и смекалистей целого штата учёных, волшебнее самой магии…

– И что же с ней стало? – осторожно поинтересовался герцог.

– Она умерла, и уже давно. Клянусь богами, после её ухода я всё ещё храню ей верность, хоть и… кхм… женился на Ларе. И несмотря на то, что никогда больше её не увижу, я храню её образ в своей голове, и каждый раз, когда мне плохо, я представляю лицо Лизы, такое доброе и улыбчивое, подбадривающее и дающее сил…

Герберт снова приобнял собеседника и грустным тоном сказал:

– В этом мы с тобой похожи. Моей супруги нет на этом свете уже пятнадцать лет, и с тех пор я не могу заставить себя жениться вновь. Ночами я всё представляю, как обнимаю её спину, прижимаю хрупкое тельце к себе и грею, зарываюсь носом в её волосах. А когда понимаю, что всё это лишь моя фантазия, то реву, как маленькая девочка. Смешно, да?..

– Ваша Светлость! – раздалось за спиной. – Виктор обернулся, и худшие ожидания оправдали себя: это были инквизиторы. – Мы рады видеть вас в добром здравии.

– О, благодарю, друзья, да пребудет с вами Свет, – ответил Герберт. – Присаживайтесь, угощайтесь закусками, испейте напитков. Мы скоро запечём отличного кабана, которого подстрелил для нас наш друг Джеймс Берк.

– Джеймс Берк? – медленно и по слогам переспросил епископ, садясь на бревно напротив. Палач остался стоять за спиной. – Джеймс Берк, помещик и владелец рыбацкой деревни Марлонно, я правильно понимаю?

Клод Люций так буравил Виктора взглядом, что, казалось, ещё немного – и он прожжёт в объекте внимания дыру. Возникла неловкая пауза, которую прервал герцог:

– Да, всё верно, Ваше Преосвященство. Что-то не так?

Епископ ещё несколько мгновений осматривал замаскированного под эльдормена Виктора, всё хмурился, но вскоре перевёл взгляд в сторону и улыбнулся:

– Нет-нет, что вы, всё отлично. Просто я, кхм… давно не видел нашего друга Джеймса и уже успел позабыть, как он выглядит.

Сердце Виктора бешено заколотилось. Мысленно он уже распрощался с жизнью, и стал продумывать план побега, заведомо обречённый на провал. На его плече всё ещё висело ружьё, выхватить которое – секунды две-три. На поясе рапира, достать её – секунда-полторы. Если изловчиться, то можно сперва прыгнуть вперёд и повалить епископа на землю, после чего рвануть вперёд, где стоит и жуёт траву ещё не уведённый в стойла конь герцога. Если судьба будет благосклонна, то Виктор сможет убежать, и в лесу его вряд ли догонят. Но тогда погибнет Даша, которую наверняка запытают до смерти в подземельях Ордена. Обдумав всё это за короткие доли секунды, Виктор решил рискнуть, ведь раз епископ сразу не сдал его с потрохами, то у него есть какие-то более тонкие и изощрённые на него планы. И до сих пор не было понятно, узнал ли Клод Люций в псевдо-Джеймсе своего беглеца или же просто заметил огромное различие с настоящим хозяином семейства Берк.

– Да, Ваше Преосвященство, у меня был трудный год. Морозы и болотники меня слегка изменили, – сморозил Виктор и мысленно проклял себя за эту глупость.

– Морозы? В ваших краях? – удивлённо спросил епископ. – Вот это новость. Ну, ладно, не я ведь живу в Марлонно, верно? Вам, рыбакам, лучше знать, какая у вас там погода.

– Ну, раз у вас всё хорошо, предлагаю всё-таки приступить к обеду! – потёр ладони герцог. – Обожаю кабанью спинку на вертеле!

Трапеза состоялась почти через два часа. Уставшие, но донельзя довольные охотники за милую душу уплетали настрелянную дичь. Как и ожидалось, больше всех поймал адмирал Шарп, и почти все рассказы шли именно о его сегодняшней охоте, отчего Виктора уже изрядно подташнивало. Но и землянину дали слово: герцог, в перерыве между историями Николаса, попросил своего нового друга Джеймса рассказать всем о том, как он поймал этого прелестного жирного секача. Виктор решил не привирать и рассказал всё, как было, изрядно похвалив за помощь собаку. Герберт клятвенно пообещал, что Нелли будет представлена к галетной награде и трёхдневному отдыху на сеновале.

Даша тоже поведала о своих приключениях. К удивлению большинства, эта хрупкая дама самолично подстрелила трёх куропаток и почти убила одного тетерева, но промахнулась и попала лишь в ветку, на которой сидела краснобровая птица. Но за этот промах никто её не винил. Напротив, все неприкрыто гордились тем, что в их обществе наконец появилась хоть она женщина, умеющая держать в руках ружьё.

Закончив с обедом, охотники собрались обратно в Авельон. Выдвигаясь, Герберт пригласил Виктора идти рядом с ним впереди колонны, чтобы немного поболтать.

– Понимаешь, – говорил он. – Когда я управляю делами во дворце, нет никого, с кем я мог бы побеседовать на любые темы. Не стану кривить душой, ты и сам наверняка знаешь, что почти вся знать в герцогстве насквозь прогнила лицемерием и самолюбием. Признаюсь честно, меня это порой так задевает, что хочется однажды махом взять и уравнять всех с обычными горожанами. Но ты, Джеймс, дал мне новую надежду. Ты напоминаешь мне меня, а потому я чувствую к тебе некую привязанность. Не сочти за наглость, но я попрошу тебя быть ко мне как можно ближе во время праздника, идёт?

– Не вопрос, Ваша Светлость, – ответил Виктор, понимая, что находясь рядом с герцогом он не подвергается явной угрозе со стороны знающего о подмене епископа. По каким-то причинам Клод Люций не спешил раскрывать все свои карты, или же попросту опасался делать это в присутствии Герберта. Как бы там ни было, время на обдумывание дальнейшего плана пока ещё оставалось.

– Вот и славно. Надеюсь, ты получишь истинное удовольствие, поглядев на завтрашний турнир. Ты ведь любишь турниры, Джеймс?

– Конечно, кто же их не любит, Ваша Светлость?

– Ну, половина из моих гостей придёт на трибуны только ради того, чтобы скоротать время. Истинных ценителей этого практически искусства осталось очень мало, я бы даже сказал катастрофически мало! Но мы это дело исправим. В этом году я организовал такой турнир, который будет интересен даже старым бабкам или мясным курицам. То есть – всем! Там будет представление, доселе невиданное. Реконструкция одного из боёв с болотниками. Также чародеи представят уникальные салюты: распускающиеся в небе цветы, разноцветные горящие узоры, украшающие вечерние облака, дождь из лунного света… нет, не стану говорить обо всём, иначе тебе будет неинтересно.

– Как я понимаю, Ваша Светлость, принять участие может только свободный от брачных уз рыцарь, верно? Ну, я под этот критерий вряд ли подхожу, хе-хе…

– Слушай, а, может, ну её, леди Берк эту? – усмехнулся Герберт. – Я был бы просто счастлив, появись у моей дочери такой муж, как ты. Да и жена твоя, Лара, неверная и вышедшая за тебя лишь по расчёту, явно направила своё вожделение в, кхм, адмиральское русло…

– Вы же несерьёзно, Ваша Светлость? Положим, что с женой проблем нет. Но я никогда не носил доспехов, не держал в руках кавалерийское копьё да и вряд ли удержу, взяв в первый раз. И боевого коня у меня нет.

– Неужели ты думаешь, что обмундирование и лошадь – это проблема? Я выделю для тебя и то, и другое. А насчёт умения… я дам тебе сегодня лучшего тренера верхового боя, согласен? Хоть чему-то, да научит. А завтра с утра попытаешь удачу. Не бойся, все копья будут небоевыми, а, значит, даже при самом тяжёлом поражении ты не умрёшь. Зато хоть узнаешь, на что способен. И да, я упомянул о приданом?..

– Приданом? Н-нет, – нахмурился Виктор.

– Совсем вылетело из головы. Тому, кто возьмёт в жёны мою дочурку, я отдаю треть всех территорий герцогства, пятую часть государственной казны и право занять место герцога когда я уйду на покой.

Виктор никогда не считал себя человеком жадным, но такая награда за победу буквально заставила его тут же выпалить:

– Согласен!

– Вот и чудненько, – улыбнулся герцог. – Я верю в тебя. А насчёт Лары не беспокойся… шлюха – она и в высшем обществе шлюха, это видно сразу.

От слов Герберта Виктору стало не по себе. Ведь Даша, если всё было так, как она говорила, всего лишь разыгрывала свою явную симпатию к адмиралу, чтобы окружающие видели её отношение к законному супругу. И теперь Виктор понимал, для чего всё это было задумано. Он решил, что извинится перед девушкой за все его вспышки ревности и каким-либо образом вскорости загладит свою вину.

Вернувшись в Авельон, Герберт сразу же отправил Виктора заниматься с тренером. Учителем оказался хромающий рыцарь в годах, явно знававший лучшие времена. Но он был ветераном и знал о военном деле всё, и даже больше. Он облачил своего ученика в тяжеленные полностью закрытые доспехи, целый вечер гонял его по тренировочному ристалищу взад-вперёд, заставляя крепко держать в руках болтающееся в разные стороны невыносимо длинное копьё и попадать им с разбега в расставленные по всей длине арены манекены. Сперва получалось не очень хорошо: только один из пяти манекенов падал от удара, но уже через несколько часов аккуратность превышала семьдесят процентов. В конце концов, это не так сложно, как фехтование, решил Виктор, подбадривая себя.

В конце тренировки учитель объяснил Виктору все нюансы и тонкости, хитрости и увёртки, которые могли пригодиться новоиспечённому боевому всаднику, и, пожелав удачи, отправил его спать ещё до заката, объяснив это тем, что участнику турнира перед выступлением надобно выспаться впрок, дабы не клевать в седле носом.

Сердечно поблагодарив тренера, уставший, но довольный собой Виктор вернулся в свои апартаменты, где его уже ожидала с подробным докладом сообщница Даша.

ГЛАВА 11

Сон выдался удачным и спокойным. Ни кошмаров, ни иных сновидений, лишь чёрная пелена забвения после тяжёлого и очень эмоционального дня. Перед самым отходом ко сну Виктор с Дашей крепко закрыли изнутри дверь на два замка и засов, после чего придвинули к ней тяжеленый шифоньер и целую кучу маленьких пуфов. Всё это было сделано для пущей безопасности, чтобы епископ или его ищейки не смогли застать иномирцев врасплох. Бежать, конечно, из комнаты возможности не оставалось кроме как через основной вход, но лучше уж иметь время на подготовку к схватке, нежели истекать кровью в ночной рубашке, не успев даже схватиться за клинок.

Даша одобрила желание Виктора принять участие в турнире, потому что любые действия земных шпионов могли благополучно повлиять на исход операции. К тому же, первое место в этих конных соревнованиях могло приблизить победителя к герцогу настолько, что между ними откроется целая река доверия, что само по себе уже было вещью чрезвычайно полезной. Сама же девушка рассказала, что побеседовала уже с доброй полусотней приближённых к герцогу персон, но никто из них, как ожидалось, про книгу даже не слыхал. Единственной надеждой оставался Герберт Чаризз, который, к счастью, проникся к Виктору особой симпатией, и симпатия эта могла перерасти в явную дружбу в случае победы на турнире. Даша сказала, что продолжит играть роль неверной жены, чтобы Джеймс Берк смог публично отказаться от брака в пользу юной и непорочной леди Оливии, герцогской дочери.

Проснулись за час до рассвета. Одевшись и убрав в сторону баррикады, Виктор принял благословение от напарницы и проследовал на тренировочную площадку, где его уже с нетерпением ждали несколько человек: Его Светлость, адмирал Шарп, епископ Клод Люций и небольшой штат слуг. Герцог подбадривающе похлопал нового друга по спине, сказал ему пару напутствующих слов и отдал его в руки слуг, которые мигом облачили никогда не надевавшего латы Виктора в непробиваемый стальной панцирь.

– Турнирная броня, к све́дению, весит в два раза больше обычной, – заметил Николас. – А потому она не имеет узкую специализацию и никогда не используется в боевых условиях.

Виктора отвели в небольшое помещение для переодевания и там раздели догола. Кто-то из слуг поинтересовался у него по поводу отсутствия большого пальца правой руки, но тот лишь махнул рукой и попросил об этом особо не распространяться. Поверх голого тела сперва надели толстые, но мягкие лосины и жаркий шерстяной поддоспешник. Далее в порядке наслоения следовали красивая рубашка-кольчуга и некое подобие кольчужных трусов для дополнительной защиты паха. После всего этого по кускам стали прицеплять округлые стальные элементы основного доспеха: блестящую трёхслойную кирасу весящую не меньше пятнадцати килограмм, наплечники, поножи, защиту для рук, ног, локтей и коленей, кистей и стоп, шеи и пояса. Всё это безобразие звенело на Викторе как колокольни собора Василия Блаженного во время Рождества, что не могло не смущать, ведь звон каждого шага разлетался на всю округу. Последним надели сплошной шлем без подвижного забрала, но и без иных отверстий кроме тонкой прорези для глаз. Форма шлема была вытянутой и отлично обтекаемой, что, возможно, делало скачущего рыцаря похожим на летящую вперёд баллистическую ракету. Макушку украшали длинные заострённые «уши», заканчивающиеся яркими оранжевыми перьями. Головной убор не был предназначен для манёвренности: его конструировали для защиты, так что он намертво крепился к кирасе без возможности повернуться хоть немного вправо-влево, и снять его можно только с чужой помощью.

– Вот так консервная банка, – гулко произнёс из своей «передвижной тюрьмы» Виктор. Он удивился, как прозвучал его голос здесь, под этими нестерпимо тяжёлыми доспехами. Да и плюс ко всему каждую минуту становилось всё жарче и жарче, тело взмокло уже на первых минутах после облачения в турнирные латы, а день только начинался. – Блеск. Блеск!

– О, Джеймс, я смотрю, ты уже освоился, да? – появился на пороге раздевалки герцог. – Ну-ка, сделай пару шагов вперёд.

Виктор с трудом кивнул и, набрав полную грудь воздуха, занёс ногу для шага. Резкий скрип – и колено заело, а само тело стало стремительно терять равновесие. От падения горе-рыцаря спасли лишь вовремя подбежавшие и удержавшие его в стоячем положении слуги.

– Ох-ох. Ваша Светлость, боюсь, у меня ничего не выйдет. Я даже полуметра не пройду, как грохнусь и рассыплюсь на сотни звенящих обломков. Может, мне стоит отказаться, пока ещё есть время? Чтобы, так сказать, не опозориться.

– Не волнуйся. Тебе ведь не нужно ходить пешком, конь выполнит всю грязную ходячую работу, хе-хе. А ещё я выделил тебе специальное седло, выпасть из которого практически невозможно: оно очень глубокое и имеет выемки для шести выступов-креплений на твоих набедренниках. В общем, уверен, ты не пропадёшь! Может, есть какие-нибудь пожелания перед началом?

– Да, пожалуй. Во рту пересохло. Можно мне воды?

Герцог усмехнулся:

– Ну, нет. Придётся немного потерпеть. Шлем уже намертво привинчен. Времени на раздоспешивание совсем не осталось. Дам пару напутствующих советов. Первый и самый главный: все твои противники-петушки будут стараться привлечь к своим горячо любимым персонам как можно больше внимания. Они станут паясничать как дети и «играть» с противником, что ты можешь использовать в свою пользу. Как только возьмёшь в руки копьё – вцепись в него мёртвой хваткой, и заставь всех этих выродков подавиться собственным смехом! И ещё: помни о цели. Ты будешь сражаться не ради славы или чего-то ещё, а ради родства со мной, ради руки моей дочери. Пусть эта мысль придаёт тебе сил. А вот этот подарок сделала сама крошка Оливия, когда узнала, что у меня уже есть фаворит, которого мне бы хотелось видеть в качестве её законного супруга. Вот, возьми, – Герберт повязал на запястье Виктора цветастую фенечку и заговорчески подмигнул иномирцу. – Некоторых твоих возможных соперников я смог, так сказать, убедить проиграть бой. Как ты понимаешь, турнирная сетка уже составлена, по крайней мере на первый этап, но доступ к ней имеют лишь немногие, в том числе и я. Так что для меня не составило особого труда дать кому надо парочку взяток. Не удивляйся – здесь дела иначе не делаются. Ну, ладно, тебя отведут куда следует, а мне надо идти в герцогское ложе – скоро начало. Искренне желаю удачи, и да пребудет с тобой Свет!

Виктор уже начинал жалеть, что согласился на эту беспросветную авантюру, но отступать назад было поздно. «И как только они в этих железках ходят?» – искренне недоумевал он, в сопровождении слуг добираясь до стойл, где его уже ждал боевой конь в белой исшитой золотом попоне. Забираться на него оказалось самым сложным на данный момент испытанием, что заняло у бедняги почти двадцать минут, но когда это дело, наконец, подошло к концу, возникла новая проблема: один из помощников сказал, что вылезать из седла нельзя будет ещё очень долгое время, так что если Виктор вдруг хочет в туалет… то он опоздал и упустил свой шанс.

– Блеск, – повторил иномирец. – Просто блеск!

Всадника отвели за поводья в специальные «стойла ожидания», где все участники, коих оказалось ровно тридцать два, собрались перед началом турнира. Вокруг каждого из них столпились помощники, тренеры, оружейники и пажи, что очень напомнило Виктору земные гонки мирового уровня на спортивных машинах, где в заезде принимали участие не просто гонщики, а целые команды из нескольких водителей и целой бригады механиков, медиков и прочих.

На Виктора смотрели с явной усмешкой, хоть убедиться в этом не было никакой возможности, ведь на каждом уже крепко сидел закрытый со всех сторон шлем. Сам же Виктор внимания старался не привлекать и просто стоял в стороне, особо не двигаясь и ожидая начала представления. И вот, спустя несколько минут вдалеке послышались бурные овации уже собравшейся на трибунах толпы, отчего сердце бешено заколотилось, навевая очередную порцию волнения и сомнения в целесообразности всего вокруг происходящего.

Судя по стихающему шуму, герцог попросил тишины для того, чтобы произнести пафосную публичную речь. В этот момент всех всадников пригласили на торжественное построение, и колонна облачённых в боевое обмундирование скакунов в ряд проследовала к арене.

Ристалище оказалось похожим на футбольное поле, где аккуратно стриженый газон был разделён на несколько отдельных участков для разных видов соревнований. Но сегодня требовался лишь один из них: продолговатый, с проходящим посередине высоким забором. Всадники выстроились в ряд и поклонились трибуне, на которой восседал Его Светлость, и Виктор, взглянув туда, впервые увидел принцессу, но рассмотреть её так толком и не смог: герцогское ложе находилось очень высоко, да и широкополая шляпа с тёмной вуалью на голове от яркого солнца на голове леди Оливии этому очень мешали. Но голос Герберта даже на таком расстоянии был слышен более чем отлично:

– А вот и участники соревнования, которых вы все знаете и любите, за которых болеете и на которых, я уверен, потихоньку делаете ставки! Не стану вас за это винить, ведь я тоже поставил на победителя третью часть всех государственных земель…

По трибунам прошлась волна смеха. Шутка была принята на «ура».

– Спешу напомнить, что главное правило турнира – быть предельно честным! Никаких уловок и всего остального, есть только вы и ваши противники, это всё, что должно занимать ваше доблестное сознание в этот славный день!

Виктор вдруг почувствовал необычный прилив сил, никак не связанный с воодушевляющей речью герцога. Спина выпрямилась сама собой, тяжёлый вес турнирных лат словно перестал ощущаться, а обзор, максимально урезанный границами прорези в шлеме, расширился как минимум впятеро; сознание, как и зрение, прояснилось, и Виктор почему-то определённо понял, что теперь он победит с гораздо большей вероятностью, чем считал всего минуту назад. Прислушавшись к своим ощущениям, он заметил приятное тепло в кончиках пальцев, и сразу всё понял – волнение перед боями, неуверенность в собственных силах, страх быть пойманным епископом – все этим эмоции смешались в один мощный ком, который катился с вершины уже долгое время, и вот, наконец, с грохотом врезался в границу терпения. И та сила, которой Виктор владел, поглотила эмоции как подпитку, превратившись во вполне физическое ощущение собственной уникальности, самоуверенности и других приятных чувств.

– …нашими отцами, дедами, прадедами, – говорил что-то Герберт, но Виктор прослушал почти всю его речь, и, осознав это, раздосадовано прошипел. – Да возгордятся предки величием нашим, да не посрамим мы честь отдавших жизни за нашу свободу! Да ниспошлёт нам свою божественную благодать вселенский добродетельный Свет! Kaelte haelde!

– Каэлтэ… что? – не понял Виктор.

– Кельте хельде, – подсказал один из его помощников. – Это древний язык наших отцов-основателей. На нём были написаны многие первородные сказания, в том числе и самая популярная мифологическая Книга. Ну, это-то вы точно знаете. Дословно переводится как «бескорыстная доброта»

– Да, да. Конечно знаю. Просто… забыл.

После фразы на древнем языке трибуны как по сигналу встали, и выполнили жест, вызвавший в цивилизованном земном обществе крупный резонанс: они сперва приложили ладони к своим сердцам, после чего протянули их в небо, в сторону светил. Но это движение не было нацистской пропагандой или символом ненависти. Напротив, каждый делал это с лёгкостью и добротой на душе, и герцог, повторив за всеми, объяснил невеждам:

– Вечный путь от сердца к небесам, – воскликнул он. – Следуя заветам предков, да не станем мы посвящать отмеренный нам срок на то, о чём впоследствии станем жалеть. Мой распорядитель объявит первые пары. Да начнётся турнир! Кельте хельде!

– Кельте хельде! – подхватила толпа.

– Кельте хельде, – одними губами прошептал Виктор.

Зазвучал гимн, исполняемый духовым оркестром. Несколько десятков труб, туб, тромбонов, виолончелей и флейт почти десять минут непрекращающимся маршем играли самую главную государственную музыкальную композицию, отчего у Виктора волосы встали дыбом – настолько эмоциональной была эта музыка. Бархатистый женский альт звучал неизвестным языком, но смысл отчего-то был вполне себе ясен, и он несильно отличался от смысла любого иного гимна любой иной страны любого иного мира.

Как только оркестр смолк, зрители вновь расселись по трибунам. Низко поклонившись, герцог удобно расположился в своём ложе и стал наблюдать за происходящем с самой удобной точки на всей арене.

Распорядитель – тот самый причисленный к лику святых ещё при жизни Джозеф Райзен – появился посреди ристалища и стал называть всех участников по парам. Как только звучало имя очередного знатного рыцаря, так сразу один из секторов трибун протяжно визжал, кричал, гоготал и всячески поддерживал своего фаворита, а сам поддерживаемый воин поднимал своего коня на дыбы и высоко махал рукой. Когда же очередь дошла до Виктора, все вокруг замолчали, и лишь два голоса: Герберта Чаризза и Даши развеяли кромешную тишину своими напутственными торжественными возгласами.

Первыми выступали двое рыцарей с труднопроизносимыми именами. Сперва они дождались, пока остальные участники отойдут в сторону, после чего разошлись по разным краям длинной перекладины и вооружились поднесёнными им копьями. Несмотря на примерно одинаковую поддержку зрителей, на вид разница между этими воинами казалась очень существенной. Один из них был выше другого на полторы головы и шире в плечах почти в два раза. Лошадь его, соответственно, тоже была массивнее и внушительнее, отчего результат казался заранее предрешённым.

Рыцари поклонились толпе, повернулись друг к другу и пригнулись, прижимаясь к гривам своих четвероногих товарищей.

– Начинайте! – повелел герцог, и сразу же прозвенел гонг.

Двое всадников несколько шагов по направлению друг к другу преодолели неспешно, словно пытаясь прочувствовать почву или заставить оппонента испытать определённую нервозность. После этого стремительно набрали скорость и нацелили наконечники копий каждый в сторону другого. Они пригнулись ещё сильнее, разгоняясь всё быстрее и быстрее, и вот до столкновения остаются уже считанные доли секунды… толпа замерла в ожидании; она затаила дыхание, не произнося ни звука, ожидая результатов первого поединка.

Когда всадники столкнулись, послышался звонкий удар. Сперва было непонятно, кто победил, потому что оба оппонента остались в сёдлах, но всего через секунду здоровяк воздел своё оружие вверх, ознаменовывая свою победу, а его противник, теряя устойчивость, завалился из седла вправо. Зацепившись за стремя ногой, он не рухнул на землю полностью, и конь протащил его ещё с десяток метров прежде чем остановился и стал смиренно ожидать дальнейших действий.

Толпа, как и ожидалось, взревела. Довольный интересным началом Герберт захлопал в ладоши, а его дочь демонстративно прикрыла лицо ладонями, выказывая свою нелюбовь к подобному варварству. По странным причинам уверенности в Викторе не убавилось, и он, постоянно поддерживая свой боевой дух воспоминаниями о Лизе, лишь зверел с каждой минутой, всё больше и больше желая опробовать себя в качестве боевого всадника с длинным турнирным копьём в руках. К тому же, терять такой настрой было попросту невыгодно – бой Виктора должен был случиться всего через две схватки.

К побеждённому рыцарю подбежали его помощники. С трудом подняв тяжеленное латное тело, они отнесли бедолагу в санчасть, а там, где они его проносили, на земле оставались крупные кровяные кляксы. Один из глашатаев объявил, что принявший поражение благородный сэр Кракувулин во время удара потерял сознание от мощного удара копьём в шлем, и челюсть благородного сэра Кракулина более не способна прожёвывать хоть что-либо жёстче свежего белого хлеба. Виктор неожиданно для себя рассмеялся над этими словами, что внутри стального панциря прозвучало очень зловеще, и этот смех, многократно усиленный эхом, услышали все участники турнира, что, возможно, могло их слегка деморализовать.

По сигналу ещё одна пара рыцарей заняла исходные позиции. На сей раз воины казались равными по силе и габаритам, но только одному трибуны рукоплескали, а другого освистывали. Виктор решил ни у кого не спрашивать, почему всё происходит именно так, и сделал вид, что его ничего не удивляет. Он с интересом разглядывал процесс приготовления к началу поединка, как оруженосцы с трепетом отдают своим наставникам их личные турнирные копья, кланяются им и отходят в стороны. Как сами рыцари совершают ритуальные жесты, видимо, помогающие в битве и приносящие удачу, а после совершают поклоны герцогу и низко-низко пригибаются к лошадиным гривам.

Удар гонга – и всадники устремились навстречу друг другу. Из-под копыт облачённых в специальные лошадиные доспехи коней высоко вверх вырывались клочки ещё влажной от утренней росы травы и чёрной грязи. Каждый шаг, каждый удар по земле оставлял неглубокие выемки, и если так пойдёт и дальше, то к концу турнира от былой красоты ристалища не останется и следа. Рыцари всё сближались и сближались, набирая скорость; удар таким копьём без заранее набранного разгона не принёс бы желаемого результата. А два неумолимо приближающихся друг к другу объекта, скорость которых могла достигать тридцати, сорока, а то и пятидесяти километров в час, обеспечивали даже тупым турнирным пикам столь великую мощь удара, что далеко не каждый после такого мог самостоятельно подняться на ноги и продолжать жить нормальной жизнью. Верхом же мастерства в этом виде «несмертельного» поединка считалось «переломить копьё» о противника, но на самом же деле подобные случаи имели место быть чрезвычайно редко. Хотя хроники нередко говорили о том, как ломались настоящие боевые копья на полях сражений, но это уже были совершенно иные ситуации с отличными от сегодняшнего поединка «правилами», которых, по сути, и не было вовсе.

То ли одно из копий оказалось длиннее, то ли кто-то из рыцарей проявил себя как более ловкий и проворный боец, но всего через несколько секунд после начала этого раунда прозвучал звук удара, и тут же объявился победитель. Что-то прокричав, он пустил в сторону герцогской дочки воздушный поцелуй и вальяжно удалился прочь, освобождая место для следующей пары.

В таком темпе прошёл ещё один бой. Всё было так же, как и в прошлые разы: двое становятся друг напротив друга, разгоняются и совершают выпады, после чего один, принимая поражения, вылетает из седла, а другой, побеждая, переходит на следующий этап соревнования. Виктор вдруг понял, что ничего сложного в этом нет, равно как нет в турнире особой доблести или проявления своих воинских талантов. Всё, что могло принести участнику победу – это лишь крепость его доспехов, длина копья и уверенность в собственных силах. На последнее очень влияла поддержка сидящей на трибунах толпы, которая, в свою очередь, формировалась на основе репутации участника. То есть, грубо говоря, чем лучше отношение зрителей к рыцарю, тем успешнее окажется его выступление.

Когда очередного поверженного унесли в санчасть, глашатаи объявили о начале поединка эльдормена Джеймса Берка и сэра Сэмюеля Мортонса. Сердце Виктора бешено заколотилось, но не из-за страха или волнения, а от прилившей вдруг ярости, от взыгравшего в крови адреналина и непомерного желания победить, вырвать победу, выгрызть её вместе с глоткой противника, если потребуется. В седле он сидел уже вполне уверено и укоренённо, а потому без особого труда послал коня на стартовую позицию. Сам не зная почему, он указал рукой в сторону сэра Мортонса, после чего демонстративно провёл большим пальцем у горла. Трибуны от такого жеста заворожённо загудели – им нравилось всё, что означало нарушение привычного для зрителей уклада жизни. Разумеется, самим принимать участие в подобных соревнованиях они бы никогда не стали, но вот поглазеть на подобное со стороны – это милое дело.