Текст книги "Крым"

Автор книги: Никита Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Когда осела пыль и перестало звенеть в ушах, Пошта поднял голову.

В стене тюрьмы зияло отверстие три на три метра – почти в полтора раза больше, чем рассчитывал подрывник. Крыша опасно покосилась, некоторые балки треснули и прогнулись, здание вот-вот собиралось рухнуть. Но Буйен со товарищи – слегка оглушенные, белые от известковой пыли – были целы и невредимы.

– Прикрывай! – приказал Пошта Дергунчику и побежал вытаскивать Буйена.

После взрыва тот соображал не очень хорошо, и Поште пришлось в буквальном смысле пинками гнать его и прочих машинистов к дыре в стене. Охранники тюрьмы, тоже потрясенные взрывом, пытались вяло стрелять, но Дергунчик с напарником подавили всякое сопротивление ураганным огнем из двух ручных пулеметов.

– Бежим! – проорал Пошта прямо в ухо оглушенному Буйену. – Скорее!

И они побежали: подрывник впереди, Пошта с Буйеном следом, потом Профессор – за ним Пошта приглядывал краем глаза, чтобы тот не отстал, – потом четверо машинистов, а замыкали колонну беглецов Дергунчик и второй стрелок, прикрывающие отход.

От тюрьмы до железнодорожного депо путь лежал неблизкий, через всю Тортугу. Вопреки ожиданиям Пошты, особого сопротивления со стороны местных они не встретили. Улицы сплошь и рядом попадались пустынные, безлюдные, и только доносился откуда-то ожесточенный треск пулеметных очередей. Складывалось впечатление, что все бандиты сейчас воюют где-то в другом месте.

– Что происходит? – спросил Пошта у Профессора. – Куда все подевались? Неужели Рыжехвост нас кинул?

– Не имею ни малейшего представления! – на бегу пожал плечами Кайсанбек Аланович.

И тогда Пошта снизил скорость и подождал, пока его нагонит арьергард отряда – Дергунчик и тот второй стрелок, чье имя листоноша забыл, а кличку придумывать не стал.

– Где все? – спросил Пошта Дергунчика. Тот ощерил зубы в довольной ухмылке:

– Сейчас увидишь!

Дергунчик не соврал. Дорога к депо вывела их на центральную площадь Тортуги – место, где из бывшей мэрии Король Олаф устроил свою королевскую резиденцию.

И вот тут-то и кипел бой. Вернее, шла бойня: бойцы Рыжехвоста, которых можно было отличить по притороченным к кожаным штанам лисьим хвостам, обстреливали дворец из крупнокалиберных пулеметов, превращая празднично украшенное здание в решето. Кто-то начал швырять бутылки с «коктейлем Молотова», и вскоре дворец радостно заполыхал. Изнутри робко отстреливалась дворцовая стража. Самого Олафа и его новоиспеченной супруги нигде не было видно – то ли погибли в бою, то ли сбежали через какой-нибудь тайный ход.

Листоноша побледнел и в отчаинье сжал кулами. «Вот оно что, – подумал он. – Вот почему Рыжехвост так легко согласился нам помочь. Наша диверсия идеально легла на его план. Два инцидента в разных концах города – возле тюрьмы и железнодорожного депо, плюс праздничная суматоха, минус трезвые бойцы короля Олафа равняется… дворцовый переворот! Прекрасно. Подковерные интриги в царстве воров и убийц. Борьба за право называться самым главным подонком в этом болоте.

И он, Пошта из клана листонош, послужил разменной монетой в этой борьбе.

Поняв, что он бессилен что-либо изменить, Пошта отвернулся от полыхающего здания.

– Пошли, – поторопил он Буйена и Профессора, глядящих словно зачарованные на бойню в королевском дворце. – У нас еще много дел.

Интриган Рыжехвост не обманул в одном – его люди действительно освободили Летучий Поезд – тот стоял, прекрасный в своем величии, возле депо, а вокруг валялись трупы бойцов Олафа. Депо было наполовину разрушено, раненым бойцам Рыжехвоста оказывали помощь местные знахари и парамедики.

– Поезд! – расцвел в улыбке Буйен. – Здравствуй, мой родной! Целехонек! Сейчас поедем, мой хороший…

При виде родного эшелона он полностью оправился от последствий контузии и радостно бросился к головному вездеходу «Харьковчанка». Машинисты привычно заняли свои рабочие места, а Пошта с Профессором поднялись в штабной вагон.

– Э! – сказал Дергунчик. – Команды не было вас отпускать! Рыжехвост велел ждать!

– Ты что, дурак? – удивился Пошта. – Куда ж мы без Рыжехвоста поедем? Мы сейчас состав на площадь пригоним, к дворцу, пусть новый король порадуется. Давай, запрыгивай!

Дергунчик, недоверчиво хмурясь, залез в вагон, а подрывник и второй стрелок остались на перроне.

Буйен наконец-то справился с управлением, и Летучий Поезд, расправив крылья солнечных батарей и зашипев гидравликой, тронулся с места.

– Восхитительно! – произнес Профессор, любовно оглаживая поручни вагона. – Какое элегантное решение! Сухопутный поезд, не требующий рельсов! Да еще и на солнечной энергии! Гениально! Торжество инженерной мысли! А еще говорят, что после Катаклизма человечество обречено на деградацию!

Плод гениальной инженерной мысли Буйена постепенно набирал скорость, и Дергунчик занервничал:

– Чего-то мы кудой-то не тудой едем! – забормотал он. – А ну, поворачивай!

– Как это не тудой? Тудой! – успокоил его Пошта. – Сам посмотри!

Дергунчик послушно обернулся. Пошта врезал ему в затылок – безрезультатно, стрелок только охнул, и тогда Пошта схватил ремень пулемета, висевшего на шее Дергунчика и затянул петлю. Дергунчик забился в припадке, пару раз конвульсивно вздрогнул – и потерял сознание. Приглядевшись, Листоноша выпихнул тело из вагона так, чтобы бессознательный бандит мягко приземлился в огромную кучу мусора.

– Что вы делаете?! – удивился Профессор.

– Что Олаф, что Рыжехвост – местные мне одинаково омерзительны, – пояснил свой поступок Пошта. – Не собираюсь работать ни на одного, ни на другого. Надо вырываться из Тортуги.

– Согласен, – кивнул Профессор.

Вырываться пришлось с боем – переворот переворотом, а внешние рубежи бандитского города охранялись по-прежнему крепко. Правда, охрана эта была рассчитана на нападение извне, а не на прорыв изнутри – да и оружия на Летучем Поезде хватало. Пошта сел за турель автоматического миномета, Буйен и Профессор – за спаренный пулемет ШКАС каждый.

Пошта открыл огонь первым. Мины из миномета летят не по прямой траектории, как пули или ракеты, а по настильной – рассчитать угол при стрельбе из едущего поезда задача не из простых, но листоноша справился классическим методом «вилки» – сначала стреляешь целенаправленно на недолет, потом – на перелет, потом начинаешь сужать диапазон.

Когда мины стали падать возле КПП Тортуги, и фонтаны земли накрывали ворота, охрана ворот ответила огнем – и тут в дело вступили пулеметы Буйена и Профессора (последний оказался весьма неплохим стрелком). Подавив всякое сопротивление и подорвав крепления ворот прямым попаданием из миномета, Летучий Поезд пошел на таран.

Под шквалом огня и мин ворота Тортуги рухнули, и Летучий Поезд под звонкий перестук рикошетящих от брони пуль вырвался из злачного города на простор Степи.

– Все, – выдохнул чумазый от пороховой гари Буйен, спускаясь из пулеметной башни. – Прорвались!

– Ура! – закричал Кайсанбек Аланович. – Свобода!

«Да, – мысленно подтвердил Пошта. – Теперь – свобода. Никаких больше воров, убийц и бандитов. По крайней мере, в ближайшее время…»

Но планам его не суждено было оправдаться.

Дверь штабного вагона взорвалась фонтаном щепок, и внутрь вошел Зубочистка, размахивая дробовиком «Моссберг-500».

– Всем стоять на месте, листоноше лечь мордой в пол! – рявкнул он.

«Ах ты ж прилипала! – злобно подумал Пошта, опускаясь на покрытый ковром пол вагона. – Спелся с Рыжехвостом? Следовало ожидать. Рыбак рыбака…»

– Ты, – Зубочистка ткнул дулом ружья в грудь Профессора, – яйцеголовый! Будешь моим заложником! А ты, – он показал на Буйена, – разворачивай поезд!

– Вы сошли с ума! – пробормотал растерявшийся Кайсанбек Аланович. – Но зачем?!

– За деньги! – ощерился Зубочистка. – Это же свадебный подарок Короля Олафа! Если я верну Летучий Поезд в Тортугу, мне заплатят столько золота, сколько ни за одну перфокарту не выручишь.

– Дурак ты, Зубочистка, – подал голос с пола Пошта. – Олафа свергли, ты что, не слышал? Кому ты собрался возвращать Летучий Поезд?

– Найдется, кому, – не растерялся Зубочистка. – Тому же Рыжехвосту! Это ж какая махина, ваш поезд! Да на нем можно хоть Бахче-Сарай, хоть Балаклаву штурмом взять! И Гуляй-город по Степи размазать тонким слоем!

– Ну уж нет! – выпрямился Буйен. – Не для того я Летучий Поезд строил, чтобы всякие тортугские бандиты его в своих набегах использовали!

– А ну сидеть! – рявкнул Зубочистка, размахивая ружьем. – А то всем мозги повышибаю!

Но Буйен сидеть не собирался. У него с Зубочисткой были старые счеты, и капитан Летучего Поезда решил довести начатое до конца. Буйен бросился вперед, на ходу превращая прыжок в кувырок, и обеими ногами врезался в грудь Зубочистке. Тот отлетел от удара назад и выпалил в потолок. По всей видимости, заряд картечи перебил какие-то провода, скрытые за фальшпанелью потолка – в вагоне тут же погас свет. Лишь мельканье проносящегося за окнами пейзажа освещало происходящую в вагоне схватку.

Буйен и Зубочистка сцепились за «Моссберг» – Буйен пытался отобрать дробовик, а Зубочистка – передернуть затвор-цевье. Пошта метнулся к Профессору и ловким броском через бедро швырнул несчастного Кайсанбека Алановича за кушетку, подальше от шального выстрела. Но пока листоноша разворачивался, чтобы помочь Буйену, Зубочистка, верткий как угорь, все-таки умудрился дослать патрон в ствол дробовика и упереть этот самый ствол в грудь Буйена.

– Нет! – заорал Пошта, но было уже поздно: Зубочистка выстрелил, и заряд картечи в упор превратил внутренности Буйена в фарш. Уже мертвый капитан Летучего Поезда вцепился в ствол ружья и, падая на спину, вырвал его из рук Зубочистки.

– Конец тебе, гнида, – прорычал Пошта бросаясь на Зубочистку.

Тот бросился наутек, в тамбур.

Пошта последовал за ним.

Зубочистке хватило ума сообразить, что в следующем вагоне – точнее, не вагоне, а локомотиве, в роли которого выступал вездеход «Харьковчанка-2», его будут ждать машинисты Летучего Поезда и мучительный конец от рук Пошты. Поэтому бандит и убийца решил выбраться на крышу поезда – благо, туда вела служебная лестница из тамбура. Пошта только и успел увидеть, как мелькнули ботинки Зубочистки над головой.

Вцепившись в ступеньки лестницы, листоноша одним рывком забросил себя на крышу вагона. Тут дул лютый ветер, и пощелкивали, перестраиваясь, солнечные батареи.

Оглядевшись по сторонам, листоноша увидел скрюченную фигуру Зубочистки, который на четвереньках полз к хвосту поезда.

– Стой! – проорал Пошта. – Стой, тварь!

Зубочистка обернулся, увидел, что Пошта один, и хищно ухмыльнулся. Он медленно поднялся на ноги, сунул руку в карман. В руке убийцы сверкнуло лезвие ножа.

Пошта был безоружен, но ему стало плевать. Зубочистка должен был умереть.

И листоноша двинулся вперед.

Драться голыми руками против человека с ножом – все равно что играть в шахматы двумя пешками против ферзя. Надо быть гроссмейстером против новичка, чтобы выиграть при таком раскладе. А Зубочистка в этой игре был далеко не новичок.

Бандит начал размахивать ножом крест-накрест – широкие, бестолковые движения, так и приглашающие попытаться схватить руку в захват. Но Пошта на это не повелся: слишком хорошо, чтобы быть правдой – значит, это финт, обманка. Он осторожно попытался сблизиться, и Зубочистка мигом перешел от дилетантского размахивания клинком к смертельно опасным колющим выпадам.

Пошта едва успел отпрыгнуть, разорвав дистанцию, и сбить руку Зубочистки отводящим блоком, когда мерзавец лягнул листоношу по голени, ткнул пальцами свободной руки в глаза и перешел в яростную атаку, известную как «швейная машинка».

Пошта умудрился отбить первые два удара, а потом пнул противника в пах. Попасть не попал – но отступить заставил и с ритма сбил. А в ножевом бою ритм, наверное, самое важное.

Ритм и дистанция.

Вот с этим и приходилось теперь играть. Зубочистка двигался в манере «челнок» – подскакивая на дистанцию удара, прощупывая защиту Пошты – и опять отскакивая назад. Пошта же искал дырки в защите Зубочистки – и не находил их.

– Конец тебе, листоноша! – злобно выкрикнул Зубочистка.

«А парнишка не так прост, как хотел казаться. Кто бы не учил его драться на ножах, дело он свое знал туго», – подумал Пошта.

Но все-таки вопрос защиты от ножа – это не столько вопрос техники рукопашного боя, сколько тактики. Осознав, что совать руки под клинок бесперспективно, Пошта поглядел по сторонам.

Они дрались на крыше вагона, что отменяло, например, такой классический трюк, как горсть земли, брошенная в глаза. Но это же был вагон Летучего Поезда! А значит, над головами дерущихся крутились, подстраиваясь под солнце, будто гигантские подсолнухи, панели солнечных батарей.

Пошта подпрыгнул, вцепился в одну из панелей и двумя ногами лягнул Зубочистку в лицо. Тот успел отскочить. Тогда Пошта спрыгнул обратно, инерцией закрутив панель вокруг собственной оси. По идее, та должна была сбить Зубочистку с ног – но бандит успел отойти в сторону.

– Не выйдет, листоноша! – оценил он попытки Пошты и опять пошел в атаку серией секущих ударов.

Панель докрутилась до конца, ударилась о стопор – и пошла обратно, теперь уже метя в спину Зубочистки. Поште оставалось только отвлечь противника.

– Дурак ты, Зубочистка, – сплюнул он. – Такой шанс профукал!

– Какой шанс? – нахмурился Зубочистка.

– Сдохнуть безболезненно, – пояснил Пошта.

Панель солнечных батарей ударила Зубочистку в спину, и бандит полетел вперед. Пошта поймал его за руку и одним движением сломал запястье. Нож полетел в сторону, бандит завопил.

– А это тебе за Буйена, – сказал Пошта и зарядил Зубочистке коленом в грудь. Хрустнули ребра, бандит судорожно выдохнул, рухнул на колени и, потеряв равновесие, покатился к краю вагона.

Пошта даже не попытался остановить падение Зубочистки. Тот провалился в щель между вагонами – прямо под колеса Летучего Поезда. А уж там детище Буйена отомстило за смерть своего творца, перемолов Зубочистку могучими колесами.

– Ну, вот и все, – сказал Пошта. – Отбегался, гнида. А мог бы стать человеком…

Он повернулся к лесенке и стал спускаться обратно в вагон, где его ждал один из последних нормальных людей в Крыму после Катаклизма.

Тело Буйена Профессор успели накрыть ковром. На полу вагона растекалась лужа крови. Из простреленного потолка сыпались искры. Профессор был бледен и печален.

– Какой был человек, – сокрушался он. – Какой инженер!

– Ничего, – сказал Пошта. – Там, куда мы едем, будет много настоящих людей. И инженеров. И поэтов. И профессоров.

– А это куда? – поинтересовался Кайсанбек Аланович.

– В Джанкой, – ответил Пошта. – В клан листонош. Мы едем домой.

Глава 10
Путь домой

Машинист, буйнобородый брюнет, кажется, был всерьез опечален смертью Буйена. Никак не мог собраться с мыслями, все дергал себя за кончик носа и приговаривал:

– Как же так, как же так!

Пошта не знал, что ответить. Он стоял рядом с машинистом в кабине Летучего Поезда, идущего от Тортуги в… А погодите-ка! Пошта внимательно пригляделся к местности. Конечно, степной Крым не блещет разнообразием пейзажа, но поезд ехал отнюдь не в Джанкой.

И Пошта повторил недавний вопрос Дергунчика, пусть и сформулировав его по-другому:

– А кудай-то мы едем?

– Да тут… – печальный машинист вздохнул. – Недалеко. Заехать надо.

– Зачем?

– Ну, командир погиб, а дело-то продолжается. Надо товар забрать. Я заберу, потом подброшу вас в Джанкой, в память о Буйене, как договаривались. Это ненадолго.

Поште основательно надоели проволочки. Копать-колотить, как же домой хочется! И ведь не просто так, нет, ради великого дела. У Пошты при себе источники с бесценной информацией, а дешифратор, который он просил передать, наверняка уже обогнал его и ждет в Джанкое. А машинисту, видите ли, приперло крюк сделать, да еще и с остановкой.

Пока что все такие «остановки ненадолго» оборачивались для Пошты изрядной нервотрепкой и потерянным временем.

– Это быстро, – повторил машинист. – И недалеко совсем, на хуторе Изобильный. Все равно на ночь останавливаться, солнце-то…

В этом он был прав. Пошта прикинул: вдвоем с Профессором, без Одина, он в Джанкой все равно быстрее не придет. Ладно. Остановимся в Изобильном, заберем товар (копать-колотить, да что там за товар может быть, на этом забытом всеми хуторе?!), а с утречка пораньше двинемся домой.

– Что за товар-то? – просто так, для поддержания разговора, уточнил Пошта у машиниста.

– Да так. Животные.

На этом листоноша интерес к разговору потерял и предпочел общество Кайсанбека Алановича. Профессор осматривал поезд и непрочь был поболтать, поделиться с Поштой огромным запасом накопленных за долгую жизнь знаний.

Впрочем, мысли Листоноши витали далеко. Сейчас, в конце пути, он вспоминал все случившееся с ним после Балаклавы. Людей, помогавших, людей, мешавших. Уродов, почему-то наделенных человеческим обликом. Вот тот же Зубочистка – разве человеком он был по сути своей? Таким же, как Пошта или профессор? Нет. Он был гаже и хуже любого морлока, любого грязного и злобного мутанта. Потому что маскировался, дрянь такая. Казался достойным гордого звания «хомо сапиенс». Ни разу за всю свою прошлую жизнь Пошта не чувствовал такого безнадежного отчаяния. Дело листонош казалось ему обреченным на провал, а борьба – заранее проигранной.

«Нас осталось слишком мало. Скоро весь мир заполонят зубочистки, тролли, олафы, одноглазые хью и прочий мусор. А мы вымрем, как мамонты – морально устаревшие, никому не нужные, не желающие приспособиться, не умеющие глотки рвать за кусок мяса или мешок монет. Мы ничего не сможем сделать и под конец будем лишь с отчаянием смотреть по сторонам и жаловаться друг другу: вот, куда катится мир. Что же делать, что же нам делать…

А потом дикость и мерзость поглотят нас…»

Пошта изложил свои мысли профессору, но Кайсанбек Аланович только покачал головой:

– Так всегда было и так всегда будет. История движется по спирали. Вслед за темными веками Средневековья придет и эпоха Ренессанса. Мы этого, конечно, уже не увидим, но и монахи, переписывая труды Аристотеля, не думали, что когда-нибудь их будут изучать в университетах в рамках общего курса философии. Надо верить. Только вера в победу человечества, наша с вами, юноша, вера даст этому человечеству шанс.

Пошта про себя усомнился в том, стоит ли давать шанс такомучеловечеству. Конечно, профессору он этого говорить не стал.

Поезд замедлил ход – приближались к хутору «Изобильный».

Листоноша решил воспользоваться остановкой, чтобы привести себя в порядок. Темнело. Хутор был абсолютно типичным – несколько беленых хат под соломенными крышами, загоны для скота, где происходило какое-то бурное шевеление. Там орали дикими голосами, и Пошта даже понять не смог, кто издает эти чудовищные звуки. Наверное, какие-нибудь мутировавшие коровы. Или козы. Или кого там собирался забирать с хутора машинист?

Хозяин Изобильного, мелкий и верткий татарин в вышиванке, суетился, встречая дорогих гостей. Пошту с профессором провели в хату, где дебелая баба с русой косой уже накрывала на стол. Полное смешение стилей: борщ, вареники, эчпочмаки, плов… Профессор выразил сомнения в безопасности местной кухни. Ясно, что с дозиметром никто не заморачивался, хорошо, если воду очищенную взяли. Поште было все равно. Поразмыслив, Кайсанбек Аланович принял его аргумент – двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Поужинали сытно и обильно, не утруждая себя застольной беседой. Пошта уже даже смирился с вынужденной задержкой. В конце концов, отдохнуть даже неплохо, а если подумать – и вовсе необходимо. Утречком же, когда мычащее стадо погрузят в поезд, выспавшийся Пошта отправится в Джанкой и будет дома уже через несколько часов.

Перед сном листоноша вышел во двор.

В поезд грузили смутно различимое в свете звезд стадо. Сельское хозяйство Пошту не интересовало чуть более, чем полностью – ему было вообще пофиг, лишь бы мясо не кончилось… Машинист стоял в распахнутых дверях вагора-теплушки с накладной в руках – сверял количество голов, надо полагать.

Пошта глубоко вдохнул прохладный воздух. Завтра, уже завтра он будет дома. И отправился спать.

* * *

Поднялись с первыми лучами солнца. Профессор и Пошта шли вдоль поезда к кабине машиниста, когда листоноша заметил странное. Точнее, даже не заметил – поймал краем взгляда и тут же отвернулся. Сознание яростно сопротивлялось: ну чего ты по сторонам глазеешь, новые приключения на задницу ищешь, тебе домой пора. Давно пора, между прочим.

И все же, пройдя еще несколько шагов, Пошта остановился и обернулся.

Сквозь щели вагона-теплушки к нему тянулись тонкие и очень грязные детские руки.

Листоноша тронул профессора за рукав, шепотом позвал:

– Кайсанбек Аланович!

Профессор проследил за его взглядом и все понял без дальнейших объяснений. Лицо у него вытянулось, побледнело, руки мелко задрожали. Это что же получается, копать-колотить, Летучий Поезд рабов перевозит?

Работорговля – явление, увы, неистребимое. С конкретными случаями листоноши пытались бороться, но силы были малы для систематического уничтожения ублюдков. А невольничьи рынки и караваны обычно очень и очень хорошо охранялись. Нечего и думать было вдвоем с профессором захватить Летучий Поезд.

Да и… Стоило ли?

История идет своим чередом, перемалывая отдельные судьбы. Кто сказал, что быть рабом в нынешнем Крыму – плохо? Здесь вообще плохо быть, и не важно, в каком качестве.

Пошта с профессором переглянулись, будто поговорили об этом. Кайсанбек Аланович пожал плечами.

– Мы ничем не рискуем, – сказал Пошта.

Он подошел к вагону и тронул тонкие, судорожно сжавшиеся пальчики.

– Ты кто? Где твоя мама?

Молчание. Странные звуки, слышанные еще ночью. Пошта с Кайсанбеком Алановичем снова переглянулись, ничего не понимая. Что-то в детских руках насторожило листоношу. Под странным углом они изгибались, как будто… Да не как будто, а так и было на самом деле: дополнительные суставы. Мутантик.

Пошта вздохнул с облегчением. Ему показалось, что профессор – тоже.

Нет нужны вмешиваться. Безмозглые, деградировавшие мутанты часто использовались как рабочая сила. В рабство везли не негров, а обезьян. Как по Поште, им в неволе было даже лучше: хотя бы кормят, да и опасностей нет. Никто тебя не сожрет.

Утратив интерес к теплушке, он уже собрался было идти, когда ребенок ответил.

– Где мама? – спросил кроха-мутант.

Пошта и профессор застыли, будто громом пораженные. Что это? Частный случай звукоподражания, по случайности кажущийся осмысленным вопросом? Или маленькое существо в отчаянии спрашивает про маму у первого попавшегося взрослого, пожелавшего с ним заговорить?

– Не знаю, маленький, – на всякий случай ответил Пошта.

В какофонии звуков, доносящихся из вагона, он все равно расслышал молчание.

– Хочу к маме, – с упорным отчаянием вздохнул наконец ребенок.

Профессор оттер Пошту в сторону, взял ладошки в свои. По лицу его видно было: ни черта не понимает. Но у профессора точно больше опыта общения с детьми. У Пошты, в силу крайней занятости и еще невеликого возраста, своих не было, а братьев и сестер он помнить не мог. Он рос в интернате в Джанкое, и как-то ему не до малявок было.

– Ты откуда? Где ты живешь?

– Хочу к ма-аме! – малыш разревелся.

Пошта отвернулся. Можно было бы предположить, что он – человеческий ребенок, случайно затесавшийся в один вагон с мутантами. Но руки… Копать-колотить, да как же это?!

Машинист, видимо, озабоченный исчезновением пассажиров, спешил к ним вдоль поезда. Заметив, что профессор с кем-то разговаривает, расплылся в улыбке:

– Кайсанбек Аланович! Ну что вы с ними беседуете! Это же мутанты! Они же безмозглые!

Ребенок надрывался уже нечленораздельно, и Поште показалось, что его успокаивают там, внутри, вроде бы кто-то бубнил ласково…

– Однако, – развернувшись мощным корпусом к машинисту, с достоинством ответил профессор, – они поддерживают беседу.

– Да ладно вам! Мутанты это. Дикие, степные. Обычное дело.

– На продажу? – уточнил Пошта.

– Да, вся партия сговорена уже. В Евпаторию повезу, там, вроде, на карьерах нужны, что ли. Не мое это дело.

– И часто вы таким подрабатываете?

– Чем – таким? – оскорбился машинист. – Ничего не «таким». Не людей же вожу! Людей Буйен никогда не брал, он против работорговли. А тут – скот.

– Ма-ама-а!!!

– Скот?! – в бешенстве переспросил профессор, ткнув в сторону теплушки. Жест был гневным и изобличающим. – Говорящий скот?!

– Не может быть. – Машинист побледнел. – Случайность.

– Откройте двери. Мы должны проверить. Вдруг ребенок человеческий. Тогда я его заберу. Могу даже купить. – Листоноша прикинул, хватит ли у него денег, и решил на этот счет не заморачиваться. – В конце концов, вы обязаны нам жизнью.

Машинист поскреб в бороде.

– Так не мои же… Я по накладной получил, по накладной передам. Хотите – с хозяином и разбирайтесь, мне репутацией рисковать нельзя.

М-да, ситуация. Проще всего было продолжить путь в Джанкой. Забыть обо всем. И… «И – что? Предать все возможные свои принципы? Ты же листоноша, ты должен защищать людей. Разумных людей. А этот ребенок… разумен ли он? И сможешь ли ты жить, так и не узнав это наверняка?»

– Мы поедем с вами в Евпаторию.

Никогда еще ни одно решение не давалось листоноше так легко и так тяжело одновременно. Он ставил под удар успех своего мероприятия – кто знает, чем закончится поездка в Евпаторию, и сможет ли в итоге Пошта привезти ценную флешку домой… Но он просто не мог поступить по-другому.

– Это называется «категорический императив», – улыбнулся профессор, заметивший внутреннюю борьбу. – Вы поступили правильно, юноша. Единственно верным образом.

* * *

Путь в Евпаторию занял всего несколько часов. Пошта вспомнил, как от Инкермана до Бахче-Сарая поезд полз чуть ли не два дня, и задумался: какие поручения по пути выполнял Буйен, в какие поселки заезжал, какие круги наворачивал? Нет, обвинять погибшего инженера в работорговле листоноша не собирался. Но вот так, по неведению, из вековечного принципа «моя хата с краю», можно натворить много не совсем красивых вещей. А то и – совсем некрасивых.

Поезд полз по однообразно-унылой местности. С одной стороны – выжженная солнцем степь, в которой даже мутанты не живут, разве что суслики какие-нибудь, с другой – море. Полоска песчаного пляжа, штиль, блики солнца на воде. Пошта и раньше бывал в этих краях, и никогда они ему не нравились. Однообразие утомляет, смущает душу неясной тоской; хочется то ли выть, то ли плакать, то ли стихи сочинять. Даже профессор, казалось, приуныл. В опасной близости от зараженного моря он был вынужден облачиться в защитный костюм и противогаз, и это не добавляло оптимизма.

О том, что будет дальше, Пошта старался не задумываться.

К удивлению его, в саму Евпаторию заезжать не стали – взяли в сторону и еще несколько часов тащились по бесплодной унылой равнине куда-то в сторону мыса Тарханкут. Завидев уцелевший маяк, Пошта убедился в своей правоте.

Даже до Катаклизма жизнь здесь была скудная и неинтересная. Правда, говорят, на самом Тарханкуте тогда было модно заниматься дайвингом… Да еще чуть в стороне оставались каменные гряды Атлеша, будто напластованные огромным ножом. Но здесь – только степь, соляные озера, выцветшее небо над головой и хрусткая трава под колесами уникального поезда, едущего без рельс.

– К маяку, – подтвердил мысли Пошты машинист. – Там условились с покупателем встретиться.

– Кто хоть покупатель?

– Да местный какой-то. Мое дело – маленькое: товар забрать, привезти, отдать. Плату взять за перевозку. Жить-то надо…

«Жить-то надо». Когда речь заходит о собственном благосостоянии, человек готов придумать оправдание любой подлости, любой мерзости. Листоноша заглянул в свою душу, обратился к жизненному опыту. Нет, он так не поступал. И приложит все усилия, чтобы не поступать так и впредь.

Маяк гордо высился на мысу – память о тех днях, когда по морю ходили корабли, когда вспышки света в ночи служили указателем. Сейчас башня пребывала в плачевном состоянии: она уже начала разваливаться, и чем ближе подъезжал поезд, тем яснее листоноша видел приметы разрушения. Маяк больше не работал. Незачем было.

Поселок, некогда обслуживающий маяк, тоже казался нежилым, разрушенным. Но когда поезд остановился в условленном месте, из тени уцелевших деревьев начали выходить люди. Пошта выпрыгнул из кабины.

Встречал поезд целый отряд оборванцев в старых защитных костюмах. Трудно даже предположить, что у них нашлись деньги на покупку мутантов. Заправляла всем, похоже, женщина – невысокая, коренастая, с резкими движениями и визгливым голосом. Она командовала оборванцами, держащими наготове колодки и цепи. И таким унынием веяло от этой картины, что не только листоношу проняло, но даже машинист, завидев покупателей, поморщился.

– Накладную! – потребовала женщина.

Машинист протянул ей пачку исписанных листов.

– Сколько голов?

– Ровно пятьдесят.

– Позвольте, мадам, – Пошта оттер машиниста в сторону. – У меня есть к вам деловое предложение.

– А ты что за хрен с бугра?

– Листоноша.

Женщина нетерпеливо передернула плечами.

– И? Что, письмо привез?

– Нет. Позвольте мне посмотреть на вашу… покупку.

– Это с какой еще радости?

Листоноша в растерянности оглянулся на профессора. Нет, Кайсанбек Аланович ему в переговорах не помощник. Он вряд ли сумеет опуститься до уровня дамочки и говорить на ее языке. Опять придется действовать самому.

– Любопытно. Может, захочу купить один экземпляр.

– Ну, смотри. Только не продам никого. Мы на это стадо год копили. Нам без них не прожить.

Наверное, это была правда. Поселение явно бедное, рабочих рук не хватает, еду добывать тяжело, море рядом. Они заплатили за полсотни рабов, точнее, «голов», и они не уступят ни одного, хоть в десять раз дороже переплати. Но Пошта все-таки надеялся хитростью или подкупом выманить ребенка. Если, конечно, он разумен.

– В сторону отойди, листоноша, и глазей, сколько хочешь. Только руками не трогай.

Он послушался. Экипаж поезда открыл двери теплушки, оборванцы тут же переместились поближе – началась выгрузка мутантов.

Пошта и раньше сталкивался с этими созданиями, поражаясь причудливости природы. Казалось бы, мутации должны идти куда-то в одну, продуктивную, сторону. Но зачем человеческому существу лишняя пара рук, еще можно предположить. А хвост? Или, например, чешуя? Кожа, висящая тяжелыми складками? Третий, слепой, сочащийся гноем глаз? Густая темная шерсть? Выступающая вперед нижняя челюсть с острыми, как у акулы, мелкими зубами?

И, главное, почему мутанты безмозглые? Те же морлоки в Балаклаве были некогда людьми. И таких примеров масса. Будто с утратой человеческого облика мутанты теряли и разум. Так оно и было, в общем-то – листоноши ни разу не сталкивались с цивилизованными мутантами.