Текст книги "Крым"

Автор книги: Никита Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Профессор не мог этого принять. У него там – в Киеве, бывшей столице Украины, – осталась дочь, пусть взрослая, но такая маленькая…

Кайсанбек Аланович запрограммировал балаклавский компьютер на прием сигналов со спутников, смутно надеясь, что хоть один уцелел, и отправился в Киев.

Естественно, он не дошел.

На этом месте Пошта горестно покачал головой, давая понять: он знает.

Но он не знал.

Профессор продолжил рассказ.

Солнце скрылось за тучами пыли, на планету опустилась ядерная зима. Вместо снега землю устилал хлор це аш. Йод не помогал. Профессор, укравший противорадиационный костюм высокой защиты, шел через ад.

Он видел многое. Такое, от чего у Пошты с перебоями работало сердце, чего не мог себе представить и самый бывалый сталкер.

Профессор видел умирающих людей.

Когда военные и богатые укрылись в бункерах, основное население Крыма осталось один на один с ужасами ядерной зимы. Немногие знали, что от осадков нужно закрыться – чем угодно, хотя бы брезентом. Не все понимали, что не поможет и это. Вылезали волосы, кожа покрывалась кровоточащими язвами. Кашель. Слабость. Кровавая рвота и кровавый понос.

И – безумие.

Люди не умеют умирать тихо.

Закончилась еда, закончилась вода, толпы штурмовали склады и здания администрации. Грабили магазины, лишь на часы отсрочивая гибель. Убивали друг друга. В обреченных толпах проснулась агрессия. Профессор двигался задворками, чтобы не попасться толпе, готовой разорвать тебя лишь за то, что ты живой и здоровый.

У него были фильтры. У него была установка для очистки воды. Были питательные смеси.

Ему было не так уж много – за сорок – и он шел в Киев, уже понимая, что не дойти.

…закутанные в брезент от радиоактивных хлопьев «снега» женщины протягивали ему слабо пищащих детей.

Он снимал оружие с трупов солдат. Он стрелял в себе подобных. Однажды ему пришлось убить собаку – несчастную облезлую собаку, суку добермана, которая брела за ним, не понимая, куда делся хозяин и куда вообще идти теперь.

…он выскочил из засады. Изо рта у него шла кровь. Глаза уже почти не видели, руки дрожали. Облысевшая голова покрыта была язвами. «Моя дочь беременна! – орал он. – Отдай костюм, отдай, сука, ей нужнее!» Помповое ружье плясало в слабых руках. Профессор выстрелил первым – и попал. В доме за спиной убитого кто-то заплакал. Наверное, беременная дочь. Профессор не стал заходить в здание.

Крым только кажется небольшим. Путешествие стало для Кайсанбека Алановича целой жизнью.

Потом фильтры стали сбоить.

Отравленный, в тумане собственных грез и кошмаров, Кайсанбек Аланович сбился с курса.

Он вышел на северный берег Крыма, в Красноперекопск.

Бандиты, завладевшие городом, казались ему титанами, а сам город – Тартаром. Кайсанбек Аланович упал на руки нежданным спасителям.

Спасителям? Ха! Его бы убили, не задумываясь, но король бандитов, Олаф, не был дураком. Он оценил снаряжение, оценил упорство и приказал вылечить Профессора. Бандиты уже захватили бункер, где было все необходимое.

Когда Кайсанбек Аланович поправился, он уже не мог уйти.

Во-первых, связи с Киевом не было, как не было и транспортного сообщения. Во-вторых, он был должен. Он был обязан этим неотесанным бандитам своей жизнью.

И Профессор остался.

Он помог наладить связь между разрозненными «теневиками» Крыма. Он давал Олафу ценные советы.

А за это ему подарили жизнь и относительно комфортное сущестование.

Когда ветра согнали радиацию, когда стало возможным выходить на поверхность, Кайсанбек Аланович остался в Красноперекопске. Оброс, понимаете ли, знакомствами. Постарел. Привык.

И только иногда, раз в месяц, не чаще, снилась ему взрослая дочка.

Которую он не смог спасти тогда, в самые страшные первые недели. Которую тем более – если только она осталась в живых! – не мог спасти теперь.

Снилась и молча смотрела на отца.

Глазами тех младенцев, которых протягивали ему умирающие женщины…

– И вот, не поверите, я вспомнил про Балаклаву, – завершил Профессор свой рассказ. – Про мною настроенный компьютер. Олафу, будем честны перед собой, дела нет до спутников. Я сомневаюсь, что он вообще представляет себе, что такое космос… Но Олаф меня уважает. Я символизирую науку и разум в его порочном мирке. Поэтому он позволил мне связаться с этой вот, – кивок на Зубочистку, – жалкой, ничтожной личностью. Однако я предположить не мог, что перфокарту с записанными координатами придется у кого-то красть. Листоноша, говорите? А расскажите-ка поподробнее.

Пошта покосился на Зубочистку. Профессор верно истолковал взгляд:

– Эй, вы, ленточный червь! Ползите, жалкое беспозвоночное, на кухню. Там вас накормят.

Оскорбленный Зубочистка удалился.

– Итак, я слушаю вас, Пошта.

Пошта замялся. Пожалуй, впервые за все время службы он имел дело с человеком умнее и образованнее себя.

– Ясно-понятно, что Украина перестала существовать. Сам я родом из Киева, хоть и не помню его совсем. Мне было всего три года, когда родители приехали в Крым. Тогда-то и случился Катаклизм.

Профессор с пониманием кивнул.

– И я, наверное, не совсем человек. Мы умеем изменять себя. В клан листонош принимают совсем маленьких детей. Занимаются образованием… ну и физической стороной дела. Например, заражение мне не страшно, я на поверхности спокойно обхожусь без СИЗ.

– Казаки тоже.

– Да, люди приспосабливаются. Но при этом перестают быть людьми. Наш же клан… как бы это без пафоса лишнего сказать… Мы хотим возродить цивилизацию. Мы хотим, чтобы люди перестали резать друг друга в междоусобицах. Чтобы культура. И ценность жизни. И гумманизм.

– Это утопия, юноша, просто утопия.

– Нет. Мы спасаем выживших. Так я и попал в Балаклаву – мы случайно узнали о колонии выживших, укрывшихся в штольне. В общем, я поехал на разведку. Живут они плохо, борются с бывшими военными, которых называют морлоки. Вы знаете, что мутации пошли даже среди зрелых особей?

– Знаю. Даже взрослая особь может измениться. Мы не обладаем достаточными средствами, чтобы понять, как влияет излучение на живых существ, и что это за излучение вообще. Вы тому – наглядный пример, Пошта.

– Это все ясно-понятно. Я не о том. В общем, я туда попал. Нашел компьютер. Понял, что связь со спутником. Унес координаты на перфокарте. А ваш Зубочистка у меня ее забрал. А потом у него отняли. Я по всему Крыму за этой картонкой бегал.

Повисло тягостное молчание.

– Листоноша, – неожиданно сказал Профессор, – по-русски значит «почтальон». Пошта – почта. Вы – связные. Вы связываете людей между собой. И, знаете…. Кхм-кхм. Будь я помоложе, все бы бросил и ушел с вами. Посмотреть, как упрямые молодые люди, не желающие прозябать в кровавом болоте нового феодализма, борются за свое право быть хомо сапиенс, а не просто хомо эректус. Но я уже не так молод и не столь активен.

Он поднялся, подмигнул растерянному Поште.

– Раз уж перфокарта ваша, то позвольте мне хотя бы скопировать с нее данные. Перфокарта – не самый современный носитель информации. Сейчас мы все сделаем, и я поделюсь с вами кодами связи, поделюсь всем, что знаю. Даже научу настраивать компьютер, может, выдам рабочий ноутбук, если понадобится.

– А что взамен? – спросил Пошта, привыкший к тому, что задаром ничего не бывает.

– Как я уже говорил, меня в Киеве осталась дочь… Но я попрошу не найти ее – это малореально. Я попрошу об одном: когда я стану стар и отойду от дел, когда устану от вспыльчивости этого необразованного хамла Олафа… Пустите меня к себе. Я смогу как минимум учить детей.

– Пустим, – пообещал растроганный Пошта, – обязательно пустим, Кайсанбек Аланович!

К немалому удивлению Пошты, профессор «слил информацию», как он выразился, не только на перфокарту, но и продублировал ее на «флешку» – микрочип, заключенный в маленький стальной прямоугольник, который можно было носить на цепочке на шее. Чтобы никто не украл.

– Можно надеяться, что у вас в Джанкое найдется рабочий компьютер или ноутбук, – мечтательно пробормотал Профессор, вручая листоноше флешку.

– Кстати, профессор… У меня в вашем славном Красноперекопске есть одно дело. Гуманистическая, так сказать, миссия по вызволению из плена экипажа и пассажиров Летучего Поезда. Вы ничего об этом не слышали? Вы же не последний человек в Тортуге.

– А как же, – задумчиво ответил профессор. – Слышал. Кстати, если вы думаете, что это была спланированная атака, то заблуждаетесь. Эти одноклеточные… впрочем, не буду оскорблять амеб подобным сравнением… Одним словом, все получилось случайно. Некий не слишком чистоплотный охранник Летучего Поезда задолжал Одноглазому Хью. Бандит и подговорил его подпоить охрану и взять поезд, чтобы преподнести Королю на свадьбу.

– На свадьбу? – не понял Пошта.

– Олаф женится. Король Тортуги, понимаете ли, собрался обзавестись наследным принцем.

– Ясно-понятно… Так значит, где поезд-то сейчас?

– Команда – в тюрьме, я полагаю, а сам поезд – на вокзале, в тупиковой ветви. Вся Тортуга уже знает, что он здесь, но делают вид, что не видели и не слышали – типа, сюрприз.

Больше Профессор ничем не мог помочь. В криминальном мире, он, может, и ориентировался, а вот отдельных его представителей так и не научился понимать. Человек может изучить свою собаку, но вряд ли поймет, о чем лает чужая. А между Кайсанбеком Алановичем и средним жителем Красноперекопска разница была даже больше, чем между человеком и удодом-мутантом…

– Постойте, – засуетился Кайсанбек Аланович, поправляя очки. – Там же люди. Я пойду с вами.

– Нет, копать-колотить. Вы у нас умный, я – шустрый. Мне договариваться не привыкать. Пойду и найду нам помощника, чтобы тюрьму взять – один я не потяну. А вы тут сидите. Вон, за Зубочисткой присмотрите, надоел мне этот горе-вор хуже горькой редьки.

– А вы редьку хоть пробовали? – неожиданно поинтересовался Кайсанбек Аланович.

Пошта опешил. Он понятия не имел, что это за «редька» такая. Правда, был у него знакомый листоноша, осевший на базе и занимающийся живописью. Редька у него прозвище было… Но кусать знакомца Пошта не кусал, и о вкусе его судить возможности не имел.

– Это такой овощ, бедное вы дитя постапокалипсиса, – с тоской в голосе сказал профессор. – От кашля редька с медом – первое средство было.

– Пареная?

– Пареная – это репа… Ладно уж, Пошта, ступайте. Я жду вас ровно три часа, а потом иду выручать.

– Это чтобы в Джанкой попасть? – уточнил Пошта.

– Это потому что есть в вас хорошее. Настоящее. А я давно не видел настоящих людей…

Интерлюдия
Новобранец

Захар очнулся от ужасной тряски. Повозку, в которой его везли, подкидывало на каждой кочке, от чего сознание молодого казака тут же затуманивалось от боли. Собрав последние силы, Захар простонал:

– Воды…

В ответ на его просьбу кто-то протянул видавшую виды армейскую флягу, при этом неосторожно стукнув алюминиевым горлышком по губам раненого казака. Захар, стерпев новую боль, принялся жадно глотать спасительную влагу.

– Спокойней, – невидимый благодетель отнял флягу. Захар попытался как следует рассмотреть его лицо, но этому мешали яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь прорехи в матерчатом пологе, служившим повозке в качестве крыши. Все что удалось рассмотреть казаку, так это нагромождение тюков вдоль бортов крытой телеги и ссутулившуюся фигуру рядом с собой. Тогда Захар попробовал приподнять голову, и сразу же пожалел об этом. Голова закружилось, а к горлу подкатил неприятный ком. Захару пришлось приложить максимум усилий, чтобы его не стошнило прямо на сутулого попутчика.

– Спокойней, – повторил благодетель, прижимая Захара за плечи к полу. – Сейчас в твоей крови столько медикаментов бродит, что любое лишнее движение может привести к весьма печальным для тебя последствиям. А я не для того потратил четыре часа, чтобы зашить твои раны и заставить биться сердце с новой силой.

– Кто…кто вы? – просипел Захар. Язык слушался его с трудом, сил в теле действительно практически не осталось.

– Меня зовут Антон Юрьевич. Я штатный лекарь отряда листонош.

– Лекарь кого? – с удивлением переспросил Захар.

– Листонош, – Антон Юрьевич вновь поднес флягу ко рту казака. На этот раз он позволил юноше сделать на пару глотков больше, после чего встал. Придерживаясь руками за борт повозки, он высунул голову наружу и позвал: – Эй, командир! Штемпель! Раненый очнулся!

Через несколько мгновений повозка остановилась, чему Захар несказанно обрадовался. Но радость его моментально улетучилась, когда заместо добряка Антона Юрьевича над казаком нависло суровое лицо, исчерченное глубокими шрамами. По всему было видно, что сейчас начнется первичный допрос и церемониться с казаком тут не намерены.

– Кто таков? – спросил командир неведомых листонош. Тон его голоса был не менее суров, как и его лицо, поэтому Захар решил не запираться и отвечать честно. В конце концов, они спасли ему жизнь. А раз не убили сразу, значит, есть шанс продлить свою жизнь хотя бы еще на несколько часов.

– Захар…Захар Микулович. Десятник.

– Так я и думал. Опять казацкие разъезды к Джанкою подбираются, – командир, которого Антон Юрьевич называл дивным прозвищем Штемпель, задумчиво погладил один из шрамов, тянущийся практически через все лицо, от правого виска до левой скулы. – Какая была задача у твоего отряда? Где твои люди? Кто тебя ранил?

– Я… мы… – сознание вновь решило покинуть Захара, но он отчаянным усилием воли смог ответить. – Мы патрулировали обычный маршрут, когда столкнулись с бандой мародеров. У них было численное и техническое превосходство, но мы…

– Что, казачье тщеславие взыграло? – усмехнулся Штемпель. В этот момент Захару захотелось от души засветить листоноше по лицу, чтобы содрать эту гадкую улыбку. Поняв перемену в настроении раненого, Штемпель вновь нахмурился. – Да ладно, казак, не сердись, ты сейчас не в том состоянии, чтобы кулаками махать. Рассказывай, как дело было.

Следующие полчаса Захар говорил практически без остановки, прерываясь лишь на пару глотков из фляги, заботливо подносимой Антоном Юрьевичем. Штемпель не перебивал, лишь кивал и все больше хмурился. История о том, как банда мародеров чуть не изнасиловала бедную девочку, явно затронула какие-то нити в душе сурового командира. Закончив, Захар решился задать вопрос, который мучил его с самого момента пробуждения:

– Скажите, кроме меня еще кто-нибудь выжил?

Штемпель отрицательно мотнул головой, подтверждая самые худшие опасения казака.

– К сожалению, нет. Хоть для меня и нет разницы между простыми бандитами и чубастыми наездниками степей, мне искренне жаль твоих ребят. Когда мы тебя нашли, тела остальных уже остыли. Да и ты, Захар, был практически на пороге смерти. Грудная клетка проломлена, пять пулевых отверстий… но еще живой. Видимо, ты так сильно любишь жизнь, что не расстанешься с ней ни за какие коврижки. А быть может, кто-то имеет на тебя большие планы.

– Кто? Бог? – не понял Захар.

– Может, и бог, может, и дьявол, – казак уже во второй раз за день увидел улыбку на лице Штемпеля. – Но кот-то определенно за тобой присматривает… Ладно, отдыхай. Я загляну к тебе вечером.

Осторожно похлопав казака по плечу, Штемпель выпрыгнул из повозки, уступив место Антону Юрьевичу.

– Надо заметить, что командир Штемпель явно вам симпатизирует, юноша, – произнес Антон Юрьевич вполголоса, проверяя повязки на ранах. Захар недоуменно посмотрел на лекаря и смог наконец-то рассмотреть черты его лица. Аккуратно постриженная седая борода, прямоугольные очки с толстыми стеклами и не по возрасту яркие, юные голубые глаза. Антон Юрьевич тем временем снизошел до разъяснений. – Именно Штемпель настоял на том, чтобы я взялся выходить вас. Как по мне, скажу прямо, вы были напрасной тратой ценнейших препараторов, но наш командир не измеряет жизни людей в деньгах. Для него жизнь каждого разумного существа – священный дар.

– Даже бандитов, насилующих и убивающих детей? – язвительно бросил Захар. В ответ Антон Юрьевич укоризненно покачал головой.

– Я же сказал: каждого разумногосущества. А бандиты, с которыми вам довелось схлестнуться, это не люди, а животные.

Разговоры о животных напомнили Захару о старом друге.

– Стойте! Там же мой конь… – казак вновь попытался вскочить, и на этот раз волна боли накрыла его с такой силой, что он моментально потерял сознание.

Когда Захар очнулся, Антон Юрьевич как раз вынул из его вены иголку шприца.

– Молодой человек, перестаньте дергаться! – строго велел доктор. – Я не намерен тратить на вас все свои запасы. Жив ваш конь, жив. Зверюга хоть и страшная, но листоноши умеют находить подход к лошадям. Даже к таким мутантам, как ваш. Его ведут на привязи где-то в конце обоза.

Захар расслабился и улыбнулся. Жив Один, не бросил друга.

Следующие несколько дней Захар провел в повозке, наслаждаясь компанией лекаря. И первым делом Антон Юрьевич рассказал казаку о том, кем являлись Штемпель и его люди.

Из обрывков разговоров сопровождавших обоз охранников, Захар с удивлением узнал о том, что в тот же день, когда он поведал Штемпелю о причинах стычки казаков и банды мародеров, листоноши спешно отправились в карательный рейд. Отряд вернулся тем же вечером. И если слухи были правдивы, листоноши не просто догнали и убили бандитов. Говорили, что Штемпель приказал закопать выживших мародеров по шею в землю и оставил на растерзание ночным обитателям степей. А всем обитателям острова Крым известно, что ночною порою в степи бродят самые страшные порождения Катаклизма.

* * *

– В результате глобальных изменений в климате и поднятия уровня Черного моря, узкий перешеек, соединявший Крымский полуостров с Украиной, скрылся под водой, образовав на этой территории Донское море. Эти события привели к окончательному отделению Крыма…

Монотонный голос учителя Микиты убаюкивал Захара. Все тело бывшего казака ныло, но не от ран, а от тяжелых

физических нагрузок. Вот уже шесть месяцев он проходил тренировки в Джанкое, обители клана листонош.

Поначалу казак думал, что листоноши сделают из него послушного раба или продадут на невольничьем рынке Бахчи-Сарая. Но они даже не потребовали у Захара платы за потраченные на него медикаменты.

По прибытии в Джанкой казака поселили в небольшой каморке рядом с бараками для новобранцев и сказали, что он может тут пожить, пока не оправится от ранений. Даже Одина пристроили на местной конюшне. Пару недель Захар слонялся по Джанкою без дела и наблюдал. Он видел, как листоноши помогают простым людям, охраняют переселенцев и не требуют за это никакой компенсации. Да им и не нужно было этого делать – люди сами несли им еду и патроны.

«Что посеешь, то и пожнешь, – назидательно произнес Антон Юрьевич в ответ на вопрос Захара о том, за счет чего живут члены клана. – Мы помогаем людям выживать в этом страшном мире, и за это они оказывают нам определенные услуги. Клан имеет счета с солидными денежными суммами во всех новообразованных банках. Практически в каждом крупном городе или поселении листоноши гарантированно найдут кров и еду у тех, кого мы когда-то спасли. Казачья Сечь и Бахчи-Сарайский хан поддерживают с нами нейтралитет. Конечно, есть в этом правиле и исключения. Бандиты Тортуги, одичалые колонии. Да и мутантам плевать на то, хуторянин ли попал в его лапы или листоноша».

Через три недели, когда от страшных ран на груди Захара благодаря лекарствам листонош остались лишь шрамы, казак принял для себя решение. Он подошел к Штемпелю и сказал, что хочет вступить в их клан, чтобы приносить пользу людям.

– Захар, ты, конечно, малый неплохой, – Штемпель задумчиво оглядел юношу с ног до головы, будто видел его в первый раз. Худые черты лица, острый хищный нос, короткая копна иссиня-черных волос, которые, несмотря на юный возраст казака, уже подернула седина. – Но учитывая специфику нашей работы, мы стараемся набирать новых членов клана с младенческого возраста. Прости, но ты вряд ли выдержишь нашу программу обучения.

Но казак не растерялся.

– Скажите, Штемпель, а сколько было вам лет, когда вы стали членом клана? – по изменившемуся лицу листоноши Захар понял, что его выпад попал точно в цель.

– Ты прав – после минутного молчания ответил Штемпель, – когда я стал листоношей, я был твоим ровесником.

– Вот видите! Если вы смогли, то почему бы не дать шанс и мне?

– Ты не понимаешь, о чем просишь, мальчишка! – неожиданно зло одернул его Штемпель. И, немного успокоившись, продолжил. – Окружающий нас мир меняется. И, к сожалению, меняется он не в лучшую сторону. Мутируют люди, растения и животные. Радиация медленно, но верно убивает все вокруг. И для того, чтобы спасти этот вывернутый наизнанку мир, листоноше необходимо измениться самому! Пойми, речь идет не только об изменении сознания, но и тела. Ты… ты просто можешь умереть. Зачем это тебе нужно? Бери своего коня и езжай обратно в Сечь! У тебя же есть родители, друзья. Ты что, совсем их не любишь?

– Люблю! – прокричал в ответ Захар. – Люблю, но это и есть причина, по которой я хочу стать листоношей! Для того, чтобы спасти их. Вы видели, как живут люди в степи? А я видел! И хочу помочь им.

Долгое время они буравили друг друга взглядом. Наконец Штемпель сказал:

– Ну, ты сам так решил… Хорошо, завтра я лично запишу тебя в ряды новобранцев. Но учти: если погибнешь, то виноват в этом будешь только ты. Так что даю тебе последний шанс, чтобы передумать и уйти.

– Я не изменю своего решения! – глаза у Захара светились яростным огнем.

В число новобранцев его включили не сразу, ибо пускать степного волка в свои ряды было опасно. Но за Захара замолвили слово Антон Юрьевич и, что более важно, Штемпель. Вдвоем они смогли уговорить своих товарищей рассмотреть кандидатуру изнуренного тяжелыми ранами казака на роль возможного нового члена клана.

«Смотри, не подведи нас», – сказал тогда Штемпель, проходя мимо ошарашенного Захара.

Постепенно перед Захаром открывались более глобальные цели клана. А хотели они, ни много ни мало, объединить всех выживших на острове и построить новое государство. На первый взгляд, задача абсолютно невыполнимая и даже самоубийственная. Но листоноши были полны решимости осуществить задуманное. И кто знает, какие козыри припрятаны у них в рукаве?

– …В основном, на территорию Крымского полуострова сбрасывали не ядерные заряды, а тысячи электромагнитных бомб. В результате вся электроника была выведена из строя. Бензин, телевидение, сотовая связь исчезли. Радиоприемники давно замолчали. Это привело к стремительной деградации и обнищанию общества. Крым погрузился во мрак средневековья…

Многие слова, произносимые учителем Микитой, были для Захара полной бессмыслицей. Что такое «телевизор» бывший казак узнал совсем недавно, на уроке по истории утраченных технологий прошлого. Учитель Ждан приволок из подсобки черный ящик, с одной стороны которого было вмонтировано черное стекло, а с другой торчал длинный шнур. Как утверждал Ждан, когда-то этот аппарат, телевизор, показывал движущиеся картинки. Конечно, учитель Ждан объяснял не столь кратко, щедро разбавляя свою речь еще большим количеством непонятных слов, таких как «художественные и мультипликационные фильмы», «новости», «ток-шоу», «спутниковое тэвэ», «частоты» и тому подобное. У Захара голова разрывалась от такого потока новой информации, однако новобранец прилагал все усилия, чтобы как можно скорее понять и выучить новые термины. Все эти знания когда-нибудь могут спасти жизнь не только ему, но и другим людям.

– …Но, как мы с вами прекрасно знаем, на острове остались выжившие. Благодаря сотням бункеров и секретных военных объектов, некоторому количеству украинцев удалось спастись. Окопавшись в своих подземных убежищах, они постарались наладить свой быт, но через несколько лет случилась новая беда. Ядерная бомбардировка, которая все же повлияла на флору и фауну острова, а также вирусное и бактериологическое оружие – в первую очередь – дали свои страшные плоды. Мутировали не только животные и растения, радиация стала менять тела людей. А за мутацией тела последовала мутация человеческих душ…

О том, сколько точно видов мутантов сейчас населяют остров, не подозревали даже всезнающие листоноши. Новые виды обнаруживались каждый день. На земле, под землей, в воздухе и в водоемах обитали миллионы хищных тварей, готовых в один момент укусить, ужалить, задушить и умертвить свою жертву тысячами различных способов. Эта планета больше не принадлежала человеку. В результате своей гордыни он потерял место на вершине пищевой цепочки, скатился к ее подножию и трусливо поджал хвост.

– …Самые развитые с гуманитарной и индустриальной точки зрения населенные пункты превратились в удельные княжества, управляемые тиранами и диктаторами, не желающими объединяться с остальными правителями и восстанавливать государства. Самым распространенным вооружением, пришедшем на смену пороховому оружию, стали луки, арбалеты, копья, ножи и мечи. Лишь немногие поселения сохранили технологии изготовления пороха и до сих пор производят и ремонтируют огнестрельное оружие кустарными методами. Север Крыма находится под контролем бандформирований, ведущих непривычную борьбу за власть и уцелевшие энергоресурсы. Степной Крым находится под властью восставшей из пепла Казачьей Вольницы. Южные земли контролируются Ордой крымских татар…

Казачья Вольница. С тех пор, как Захар оказался в тренировочном лагере, он практически не вспоминал о своей жизни в рядах вольного братства. Конечно, он скучал по приемной матери и немного по отчиму, но сейчас для него начиналась новая жизнь. В конце концов, у Захара будет еще шанс вернуть казакам долг за то, что они воспитали в нем мужчину и не бросили умирать маленького мальчика посреди безразличной к людским судьбам степи.

– …Также часть выживших укрылась в бункерах и шахтах, созданных военными еще во времена СССР. Но эти общины, как правило, считают себя единственными уцелевшими и не пытаются наладить связи с остальными. Смельчаки-одиночки, которые зачастую самовольно отправлялись для разведки, никогда не возвращались, погибая в неизведанных общинами территориях.

– …Но, как вы все прекрасно уже об этом знаете, группа бывших военных и примкнувшие к ним ученые, организовали в Джанкое новый форпост цивилизации. Благодаря тому, что город практически не пострадал от радиации, они смогли быстро обустроить хорошо защищенный лагерь, в центре которого расположилось здание бывшего почтамта. Именно из-за почты, в которой они организовали свой штаб, их стали называть листоношами. Постепенно название прижилось, и мы сами стали так именовать свой клан – клан листонош. На этом на сегодня все!

Последнюю фразу учитель Микиты подкрепил громким ударом ладони по столешнице парты, за которой дремал Захар. Поняв, что учитель поймал его на горячем, бывший казак спросил поникшим голосом:

– Десять кругов?

– Пятнадцать! И не вздумай филонить, я специально сяду у окна и буду считать.

Захар даже не подумал пререкаться с учителям, ибо на собственном опыте уже знал, что подобная дерзость приведет лишь к увеличению наказания. А пятнадцать кругов вокруг крепостной стены тренировочного лагеря листонош – это уже само по себе жестокое наказание за невнимательность на уроке. Так что новобранцу нечего не оставалось, как подхватить свой рюкзак с учебниками, закинуть его на спину и броситься на улицу выполнять приказ наставника. Если Захар поспешит, то управится как раз ко времени вечерней трапезы. А если нет, то придется спать голодным.

К ужину Захар не успел. На прохождение последних четырех кругов он потратил столько же времени, сколько на все предыдущие вместе взятые. Все мышцы болели от напряжения. Ветер загонял за шиворот горсти песка, который смешивался под одеждой с потом и натирал кожу почище наждачной бумаги. Так что у Захара только и хватило сил, что доковылять до казармы и рухнуть на свою койку, точно тряпичная кукла.

– Держи. Ешь.

Захар с трудом открыл тяжелые ото сна веки и с удивлением обнаружил перед собой протянутую руку с зажатым в ладони куском лаваша. Подняв взгляд, он увидел сидящую на соседней койке девушку. Выцветшие на солнце соломенного цвета волосы, красивое личико и глаза, в которых блестели озорные огоньки.

– Меня Бандеролькой кличут. А тебя? Да ты бери, ешь. Я специально для тебя приберегла, видела, что ты вторую ночь голодным спать ложишься.

– Сытое брюхо к учению глухо, – процитировал Захар любимую присказку учителя Микиты. Но лаваш взял и жадно, в один присест, проглотил. – Спасибо. Но с чего ты вдруг так обо мне заботишься?

– Да просто так, – неуверенно пожала плечами Бандеролька. – Ты не подумай чего, я в тебя не втюрилась. Просто… Просто раньше у меня не было семьи. Меня листоноши в младенчестве из одной передряги в Симферополе выручили и к себе забрали. Выростили, выкормили, обучили. Я только месяц назад полноправным членом клана стала. Теперь у меня много братьев и сестер. Ну и вот…

– Постой. Если ты уже член клана, то чего ты среди новобранцев все еще трешься?

Бандеролька вздохнула:

– Черт, ты меня подловил. Меня Штемпель приставил за тобой приглядывать.

– Что, он мне все еще не доверяет? – Захар почувствовал, как его накрывает чувство обиды на человека, которого он искренне считал другом и наставником.

– Да нет, наоборот. Доверяет. Просто он переживает за тебя, вот и попросил меня помогать тебе по мере необходимости. А мне только в радость. Я же говорила, вы все для меня как одна семья…

– Можешь дальше не продолжать, я понял.

Захар действительно понимал, что движет поступками этой белобрысой девчонки. Все они, юноши и девушки, оказавшиеся в числе новобранцев клана листонош, прошли через адские жернова жизни в мире после Катаклизма. И здесь, в Джанкое, они воспитывались с малых лет не просто как товарищи по оружию, а как члены одного клана, семьи. И забота о членах своей семьи была у листонош на первом месте.

* * *

Помимо изучения истории ушедшего мира, тренировок и стрельбы в учебном тире, Захар много времени уделял верховой езде. Один скучал по своему другу, и каждый раз, когда молодой новобранец заходил в конюшню, конь резвился и ржал в своем стойле, словно молоденький жеребенок. Захар седлал коня и отправлялся на прогулку вокруг Джанкоя. Часто компанию ему составляла Бандеролька или кто-нибудь из новобранцев-ровесников. В таком неспешном ритме прошел первый год жизни Захара в обители клана Листонош.

Перемены наступили внезапно, когда посреди ночи в барак к новобранцам, освещая себе дорогу керосиновыми лампами, вошли трое. Двоих Захар узнал сразу, это были Штемпель и Антон Юрьевич. Третьего же ночного гостя он видел впервые. Штемпель подошел койке на которой спал Лазарь, лучший боец из числа новобранцев. Листоноша осторожно разбудил парня и жестом велел следовать за ним. Ничего непонимающий новобранец поспешно натянул штаны и рубаху, надел ботинки и вышел из барака вслед за ночными гостями.