Текст книги "Крым"

Автор книги: Никита Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Захар не придал тогда большого значения этому событию. Мало ли, зачем понадобился Лазарь учителям. Возможно, набедокурил, и они прознали об этом. Волноваться бывший казак начал через пару дней, так как Лазарь не только не возвращался в барак, но и не появлялся ни на занятиях, ни в столовой. Захар пробовал задать вопросы о судьбе товарища учителям, но те лишь отмахивались от него, как от надоедливой мухи.

– В свое время ты все узнаешь, – вот и весь ответ.

Учителя не обманули. Через неделю Лазарь вернулся. Выглядел он неважно – бледным, осунувшимся. Горло скрывала повязка, по бокам которой проступали бурые пятна.

На вопросы товарищей Лазарь не отвечал, лишь требовал оставить его в покое. Той же ночью в бараке вновь объявились ночные гости. На этот раз настал черед Захара.

– Новобранец, подъем! – Изуродованное шрамами лицо Штемпеля нависло над бывшим казаком. Захар кивнул и принялся одеваться. Его била крупная дрожь, но это был не страх, а волнение. Он полностью доверял листоношам и знал, что они не причинят ему вреда. По крайней мере, точно не убьют. Но для чего они уводят новобранцев посреди ночи и что с ними происходит в компании неизвестного пока Захару человека? Скоро он узнает ответы, как и предсказывали ему учителя.

Захар думал, что его отведут в учебный корпус, но ошибся. Трое старших практически сразу свернули в противоположном направлении, в сторону медблока. Не задавая вопросов, новобранец поспешил за ними. Антон Юрьевич покопался в складках своей хламиды и извлек связку ключей, один из которых отпирал огромный амбарный замок на двери, которой на памяти Захара никто никогда не пользовался. Он думал, что дверь скрывает какую-нибудь подсобку с ведрами и метлами, но вместо этого за ней обнаружилась лестница, уходящая в глубь строения. Первым зашел Штемпель, за ним неизвестный. Лекарь, пропуская новобранца вперед, заметил его волнение и успокаивающе положил руку на его плечо.

– Не волнуйтесь, юноша. Вам ничего не угрожает.

Захар кивнул в знак благодарности, но слова Антона Юрьевича не смогли до конца развеять его опасения.

Они спускались несколько минут. Осторожно ступая в свете керосиновых огоньков, Захар старался прикинуть в уме пройденное расстояние, Получалось, что они прошли не менее трех десятков метров и сейчас находились чертовски глубоко под землей. Бывшему казаку, привыкшему жить в степи, такая обстановка пришлась не по душе, но что-то, скрытое в глубинах его памяти, заставило его успокоиться. Полумрак и низкие коридоры, запах сырости и тонны земли над головой почему-то не пугали его. Некий опыт из той жизни, что навсегда осталась для него стертой.

«Соберись! – мысленно приказал себе Захар, – Сейчас не время для бесполезных попыток вспомнить свое детство. Впереди тебя ждет нечто важное».

И на этот раз он не ошибся. Дойдя до конца лестницы, Штемпель открыл еще одну дверь, ведущую в довольно просторное помещение. Несмотря на низкие потолки и несчитанное количество поддерживающих своды балок и стропил, в ширину это помещение было не меньше тренировочного плана на поверхности. На стенах висели плакаты с малопонятными графиками и таблицами. То тут, то там были расставлены койки, большинство из них пустовало. Но те, что были заняты, окружали горы медицинского оборудования и группы людей в белых халатах.

– Что это? – от изумления у Захара чуть не отвисла челюсть.

– Это наша секретная лаборатория. Ей руководит Трофим Радимирович. – Штемпель указал на молчавшего до сих пор незнакомца.

Вот оно что! Ночной незнакомец оказался тем самым знаменитым профессором Опраксиным, чья личность окутана столькими мифами и легендами, что новобранцы используют в роли самого страшного злодея в байках, которые рассказывают по ночам в казарме. И хотя Трофим Радимирович был приближенным к самым высшим чинам клана листонош, воочию его новобранцы никогда не видели.

– Мне рекомендовали вас, Захар, как весьма перспективного юношу, – Трофим Радимирович приветливо улыбнулся, но руки для приветствия не подал. – Поэтому я хочу вас сразу предупредить о том, что все что вы здесь увидите и услышите, должно остаться в строжайшем секрете. Рассказывать обо мне и об этой лаборатории вы не в праве не только своим друзьям и знакомым, но и вообще никому. Даже другим членам клана листонош.

– Но… – в горле у Захара пересохло, – но я же еще не член клана, я только новобранец…

– Ошибаетесь, молодой человек, – Трофим Радимирович достал блестящий жетон, украшенный изображением почтового рожка. – Когда вы согласились вступить в число рекрутов нашего клана, то вы перестали быть Захаром Микуловичем, десятником Казацкой Сечи, и стали новобранцем Захаром. А с того момента, как новобранец Захар переступил порог моей обители, он официально исчезнет из всех документов и ведомостей. На его место пришел Пошта, младший член клана Листонош.

– Благодарю за честь! – Захар, а точнее, с этого момента Пошта, вытянулся по струнке и с благоговением наблюдал за тем, как Штемпель прицепляет на его грудь долгожданный жетон. Но радость новоиспеченного листоноши была недолгой. То, что профессор Опраксин рассказал дальше, заставило Пошту на миг усомниться в правильности своего решения.

– Здесь, в этой лаборатории, мы подвергаем тела членов нашего клана некоторым изменениям. Не скрою, изменения эти весьма болезненные и в редких случаях могут привести к летальному исходу. Но не стоит волноваться, в последние полгода у нас не было подобных случаев, все операции заканчиваются успешно. После них ваш организм сможет находиться на зараженных радиацией территориях без защитных приспособлений. Вы сможете дышать под водой гораздо дольше обычных людей. Да и в целом ваше тело станет физически намного сильнее. Конечно, есть и обратная сторона медали: средняя продолжительность жизни членов клана сокращается на треть. Но это, как нам кажется, небольшая цена за возможность спасать десятки и даже сотни жизни других людей. Так что скажете, юноша. Вы согласны?

Пошта ответил, не задумываясь:

– Я готов.

Глава 9
Побег

В том, что в Красноперекопске-Тортуге настоящих людей днем с огнем не сыскать, профессор был прав. Уж насколько Пошта привык к контингенту нынешнего Крыма, Красноперекопск выделялся. И далеко не в лучшую сторону.

Если Бахче-Сарай маскировался под богатое ханство со всеми атрибутами, быт казаков был неприкрыто-гадостен, как и быт их исторических предшественников, Севастополь лежал в руинах (и то, моряки строили свое квазигосударство на кораблях), а Симферополь гнался за иллюзией прежней жизни, то Тортуга никуда не стремилась и ни за чем не гналась. Ей не нужна была иллюзия как таковая. И правили ею не бандиты и не пираты – просто мелкие гопники, волей случая ставшие во главе стаи.

Пошта шел грязными улицами.

Это был даже не Дикий Запад, это были даже не трущобы, нет. Средневековый город после чумы или во время эпидемии – вот чем стал Красноперекопск. Трупы на улицах раздувались от жара, лопались, истекая зловонной жижей, а после усыхали, в их глазах мухи откладывали личинки, а опарыши выедали мягкие ткани… Похоронных бригад не было видно.

Парик Пошты слипся от пота и смердел, а клоунский красный нос листоноша заменил респиратором.

Он остро ощущал свою чужеродность здесь.

Он – листоноша, борец за цивилизацию.

Вокруг – рвань, шваль, грязь.

У него на шее под одеждой – флешка и перфокарта, с помощью которых можно связаться со спутником.

Ни один из встречных понятия не имеет не только о спутнике, но и о форме Земли. Более того, он не знает, что существует такая планета – Земля. Он не понимает, что есть земли за морем. Что не всегда была Тортуга, и не всегда Крым был островом. Останови, начни объяснять – в лучшем случае в лицо плюнет. И не потому, что у него другая космогония. У него попросту нет космогонии, нет представления об окружающем мире. Он даже не язычник, не дремучий анималист. Ему пофиг, Зевс ли, трясущий молнией, или электрический заряд порожает молнию в небесах – ему вообще на молнию плевать. Ему важно дозу достать. Ближнего подсидеть. Подарить Королю Олафу Летучий Поезд…

На солнечных, говорите, батареях поезд? Полноте! Они не в курсе, что такое «батарея», а солнце для них – не звезда и даже не бог на колеснице. Солнце для них – «долбаный фонарь». Поэтому обитатели Тортуги ненавидели листонош. Тут «самый умный» – не похвала, а ругательство.

Пошта попытался отогнать мысли и перестроиться на предстоящую операцию.

Если тебе нужно завербовать рядового члена банды, не начинай «с низов». Начальство сразу пронюхает, внимание обратит. Да и сами мелкие бандиты склонны действовать с оглядкой на начальство. Так что иди сразу к главному. Полюбопытствуй, покажи фокус. И тогда твой интерес к его подчиненным покажется естественным: ты уже как бы принят в круг, ты идешь знакомиться с теми, кто близок тебе по социальному статусу. Обнюхайся, короче, с вожаком. Покажи розовое беззащитное пузо. И, если вожак тебя не тронет, не тронут и остальные.

К счастливому жениху Олафу Пошта соваться, конечно же, не собирался. Перед первой брачной ночью даже такое быдло лучше не дергать. А вот Одноглазый Хью вполне подходил для его целей.

Во-первых, Хью сейчас предвкушает официальное вручение подарка, можно сказать, заранее наслаждается славой. Как он всех уделал и слюнявей всех лизнул. Во-вторых, Хью, после завершения операции, в эйфории и, скорее всего, бухает с утра, дожидаясь официального пира. Расслабляется и поздравляет сам себя. Скорее всего, Хью склонен к развлечениям. К грошовым шоу.

Лилипут Лоренцо не мог опередить Пошту – он наверняка сейчас дрессировал труппу, чтобы не ударить в грязь лицом, чтобы на вечернем торжестве дать такое представление – пираты в море утопятся от избытка эмоций.

– Скажи-ка, милочка, – остановил Пошта тощую девицу с трофическими язвами на грязных голенях.

– Два купона – ночь.

– А чего так дорого?!

– Ну… В честь праздника… Для тебя, красавчик! Ры-женький! Полкупона.

Пошта вытащил полкупона и сунул в протянутую ладонь.

Тебя бы, милая, отмыть. Пролечить. И была бы ты нянечкой в яслях, выносила бы горшки и целовала пахнущие молоком круглые макушки перед дневным сном. Или стала бы санитаркой в хосписе, бабью нежность свою нерастраченную, природное сопереживание, сердце свое никем не занятое – на неизлечимо больных тратила бы. А ты телом немытым торгуешь…

– А мне не надо, – улыбнулся Пошта. – У меня все от радиации отвалилось.

– Чегой-то? – не поняла девка.

– Не важно. Подскажи лучше, где мне Одноглазого Хью найти?

Девка хихикнула. У нее не было верхних зубов, бесстыдно обнажались розовые десны.

– А у себя!

– Это где же?

По выражению лица девки Пошта понял, что сейчас будет долгая и нудная лекция с путаньем лева и права, поэтому спешно уточнил:

– Ты рукой покажи!

Девка обрадовано закивала и изобразила сложный зигзаг. Впрочем, указательный ее палец показывал на довольно приметное здание, крыша которого торчала над окружающими – то ли кинотеатр был прежде, то ли гостиница, то ли что-то административное.

– Спасибо, солнышко! – Пошта послал ей воздушный поцелуй и пошел прочь.

– А ночевать?! – обиженно крикнула она вслед.

Он не стал оборачиваться.

* * *

Вопреки ожиданиям, Одноглазый Хью обосновался не в самом здании (об автономных генераторах электричества жителям Тортуги оставалось только грезить в наркотическом забытьи), а рядом с ним. И увидев, как живет правая рука Олафа, Пошта, мягко говоря, офигел.

С каких-то армейских складов пираты добыли старые брезентовые палатки, из тех, в которые человек двадцать спокойно влезает. Палатки эти стояли кругом на перекрестке, а по центру горел костер. У него сейчас и пировали.

Пошта замедлил шаг. Стражи не видать – наверное, надеются на городскую охрану.

У костра пирует сброд… поправочка, не сброд, а местная элита. В центре веселья – жирдяй. Пошта вообще воспитывал в себе толерантность, в том числе к человеческим недостаткам, тем более – физическим. Но эту тушу назвать по-другому не смог бы и Александр Сергеевич Пушкин. Один глаз жирдяя закрывает черная повязка. Стало быть, это и есть герой сегодняшнего дня, Одноглазый Хью.

Он сидел на старом диванчике – в кресле Хью просто не поместился бы. Его щеки нездорового желтушного оттенка лежали на плечах, мешки под глазами наползали на носогубные складки, а безволосая грудь плавно перетекала в пузо, которое закрывало монументальные колени. Не было понятно, совсем Хью голый или все-таки в трусах – складки жира на животе и по бокам не давали рассмотреть наличие нижнего белья. Перед Хью стоял столик, на который бандит облокачивался. На столике – трехлитровая банка мутной жидкости, судя по всему – самогона, и закуска.

Такого не то что излучение – такого пуля не возьмет. Завязнет.

Хью что-то втирал почтительно обступившим его пиратам.

Пошта поправил парик. Импровизируем? Импровизируем! И решительно направился прямо к жирдяю.

Его заметили, тут же нацелили стволы. Пошта был к этому морально готов.

– Внимание, внимание! – подражая глашатаям шапито, заголосил он. – Только сегодня! Только для Великого Хью! Уникальное представление! Чтение мыслей на расстоянии!

– Дайте пройти, – просипел польщенный Хью.

Пошта приблизился.

Вблизи стало видно, что Хью давно и серьезно болен не только ожирением. Белок единственного его глаза был пронзительно желтым, что свидетельствовало о гепатите, а скорее – о циррозе, одышка выдавала нездоровые легкие, а мешки под глазами, черные, налитые кровью, говорили о проблемах с сердцем. Но ведь жив. И любого переживет, уродец!

– Хью… – Пошта склонился в шутовском поклоне.

– Я бы попросил! Андрей Михайлович меня зовут, – солидно поправил пират.

Оп-паньки, вот оно как!

– О, великий Андрей Михайлович! Слава о ваших подвигах известна даже в самом Симферополе! – продолжал юродствовать Пошта.

Шутов вообще любят. В сознание этих людей должна быть впечатана простая мысль: тот не царь, у кого нет придворного дурака.

– И я, ведущий маг-телепат, академик трех академий, профессор всея Крыма и знатомыслец, пришел к тебе, дабы попробовать прочитать твои мысли! Если дозволишь, о великий Андрей Михайлович, если тебя не оскорбит попытка презренного прикоснуться к глубинам твоего разума!

– А прикоснись. Один хрен – ничего не поймешь.

– О! – Пошта закатил глаза и изобразил «пляску святого Витта» на ногах. – Вижу глубины разума! Бездны! Что за хитрый ум! Что за уникум! О-о! Блуждаю по извилинам, пытаюсь проникнуть! Глубже! Глубже!

Окружающие грохнули дружным хохотом. Правильно, Пошта!

– О, великий! – листоноша бухнулся на колени. – Позволь слово молвить!

– Хрен с тобой, позволяю. Молви.

– Ты одержал великую победу над Летучим Поездом! Хитростью и умом пленил всех! И теперь преподнесешь знатный трофей в подарок могущественнейшему человеку!

Одноглазый Хью расхохотался. Он тряс жирами, хлопал в ладоши, из-под повязки катились слезы.

– Нет, слыхали? Да все об этом знают! Иди отсюда! Иди, иди. Накормите его, он смешной!

Пошта отполз. Он был совершенно и абсолютно доволен проделанным. Правда, с неменьшим удовольствием он убил бы Одноглазого… Но всему – свое время, и потом Пошта от природы был гуманистом.

Цель была достигнута. Теперь окружающие, пусть и потешались над ним, считали его за своего. Оставалось выяснить, кто не особо доволен командованием Хью и Олафа. И переманить его на свою сторону.

Пошта устроился у костра. Гостеприимный Кайсанбек Аланович, конечно, вдоволь накормил его интеллектуальной, духовной пищей, но не догадался предложить даже той самой репы. Или редьки.

А тут в котле что-то варили.

Судя по запаху это были даже не крысы – чайки. Птицы наглые, вонючие, расплодившиеся по берегам Крыма без всякой меры. Правда, повариха, круглая, под стать Хью, сдобрила варево какими-то травками, почти отбив сомнительный аромат тины и тухляка, а Пошта, как и всякий листоноша, был обучен есть то, что дают. Тут, копать-колотить, не до гурманства особо, тут бы брюхо набить.

– Эй, телепат! Телепаешь?! – взрыв хохота.

Пошта изобразил придурковатую улыбку, подумал – и прошелся на руках, как доброй памяти матрос Воловик. Телепаю, мол, изо всех сил и во все стороны.

– Тош-ший-та, – пробормотала повариха. – Кобеляка драный… Смотри, шевелюру уронишь.

Пошта кувыркнулся обратно, придержав парик. Ему улыбались. Все, его приняли в стаю. Пусть на место омеги, пусть распоследним щенком, но зачислили. Теперь – ритуальное причащение пищей, а то уж очень жрать охота, если говорить честно.

Давным-давно один из учителей Пошты учил его: правильно приготовить чайку можно только одним образом. Возьмите кастрюлю. Возьмите чайку. Залейте чайку холодной водой. Меняйте воду каждые пятнадцать минут в течение двенадцати часов. Потом выкиньте. Чайку – в одну сторону, кастрюлю – в другую.

Мелкий Пошта смеялся…

А потом было всякое. Случалось, что тех же чаек приходилось сырыми жрать, и не было на свете еды вкуснее. Это когда он ногу сломал в скалах и пока не сполз кое-как вниз, единственной его пищей были чаячьи яйца. Однажды Пошта прибил камнем саму птицу, пил горячую кровь, рвал мясо зубами. Потом его мучительно рвало, потом он спал, потом – догрызал оставшееся.

В общем, на безбабье и медуза – подушка.

Повариха начала раскладывать еду по мискам. К удивлению Пошты, это оказалось не рагу: чаячий, видимо, фарш, был завернут в виноградные листья. Долма, однако. К кушанью полагался густой белый чесночный соус, мягкие свежие лепешки и кисловатое, но холодное пиво.

Глядя на него с сочувствием, баба навалила Поште полную глубокую миску.

У листоноши аж слюнки потекли. Кругом уже жрали, прославляя повариху. Пошта последовал примеру бандитов.

«А ведь хорошая баба, – думал он, целиком отправляя крохотные, истекающие соком голубцы, в рот. – Такая… добрая бабуся. Ей бы внуков, ей бы свой дом с белеными стенами, ей бы соседок-сплетниц, дедка крепкого, чтобы попивал в меру, чтобы ругаться с ним и скалкой замахиваться, но любить. А внуков она бы баловала, от родителей защищала, и пекла бы она великолепные пироги с вишней и курагой – традиционное южное лакомство. Тесто пышное, сдобное, начинка – аж брызжет сладостью».

Судя по возрасту, повариха застала мир до Катаклизма. Обычно в нищих и криминальных кварталах так долго не живут. Значит, у женщины остались какие-то принципы, не опустилась она.

Пошта решил с ней поговорить. Торопливо слупив свою порцию, он сунулся за добавкой, изобразив самую искреннюю заискивающую улыбку (особо лицемерить не пришлось):

– Можно мне бы… добавочки.

– Любишь?

– Кого?! – опешил Пошта.

– Гречку… – Заметив непонимание, повариха улыбнулась. – Долму. Кино такое было, «Девчата», очень его моя бабушка уважала. Там похожее было. С гречкой. Поди, не ел гречки-то?

Пошта гречку очень даже уважал, но по легенде пробовать не мог, поэтому помотал головой.

Повариха положила добавку и села рядом с Поштой прямо на землю, подобрав пышные юбки. Была она вся в ямочку, мягкая, добрая, волосы под платок убраны. Пошта мимоходом пожалел таких вот несостоявшихся бабушек, одиноких, которым все равно было, о ком заботиться, – все «сынки» да «дочки», всех накормить бы.

– Меня Раиса Петровна зовут.

– Пошта.

– Затейники у тебя родители были! – рассмеялась она.

– А я их не помню. Подобрали, вырастили. Цирковые.

– Бедолажка ты… зря ты к нам прибился, Поштушка. Звери они. Только едой и приручить. Загрызут. Мальчик ты, я вижу, славный, интеллигентный.

Пошта подавился долмой.

Раиса Петровна улыбнулась снова:

– Слово незнакомое? Эх, вы, безотцовщина… Я же учительницей была. Литературы и русского языка. Ты, наверное, и книжек не читал? И я уж забыла, когда читала. А вы все – как детки из «Республики ШКИД». Ты глазами-то не лупай, ты ешь, ешь, когда еще наешься… Я уж русский язык с этими забывать стала. Поговорить не с кем.

– А профессор? – невольно вышел из образа Пошта. – Кайсанбек Аланович?

– Так кто он – и кто я… – повариха глянула с подозрением. – А ты почем знаешь?

– Раиса Петровна, – тихо сказал Пошта. Ему надоело врать. Надоело изображать из себя черт-те что, надоело бросать столь редких настоящих людей в неведении и чужом окружении. – Листоноша я, Раиса Петровна. Шпион.

Она прижала ладони к лицу, глаза налились слезами, задрожали бесцветные брови.

Пошта потупился. Сейчас закричит – и хана.

– Родненький… Сынок… Ты что же, пришел гнездо это пиратское разрушить?

– Поезд. Я узнал про Летучий Поезд. Я должен освободить людей. – Пошта замялся. Говорить такое он не привык. – Кайсанбека Алановича в Джанкой заберу, к листоношам… Раиса Петровна, а давайте, я вас тоже заберу? Детей учить будете. С умными людьми говорить. К чему вам эти котлы?

Она плакала. Тихо и неприметно, как жила.

– Сыночек… Родненький… Убьют же тебя… Что же ты один…

Пошта дождался, когда она успокоится. Окружающие на их диалог не реагировали.

– Раиса Петровна, я вам честное слово даю: если сегодня не заберу, вернусь через неделю или своих пришлю. Мы вас отсюда вытащим. А я не один. Я помощника ищу. Кто согласится Олафу и Хью насолить?

Бывшая учительница задумалась.

– У Олафа есть враг, – наконец, сказала она. – Его бывший конкурент, Рыжехвост. Олаф его в свое время пощадил – отдал Хью в услужение, не стал убивать. Рыжехвост затаил обиду, как мне кажется. Сейчас от Хью ушел, живет отдельно. Пьет, правда… Вот он тебе точно поможет.

– Спасибо вам, Раиса Петровна.

Женщина залилась румянцем и снова всплакнула:

– Ты ступай, Пошта, освободи их. И возвращайся. Я же теперь ждать буду, надеяться буду. Как жила – в этом во всем, у котлов – уже не смогу…

* * *

Раиса Петровна рассказала, где найти Рыжехвоста, и Пошта, довольно благодушно настроенный после сытной еды и приятного общения, удрал из лагеря Хью. Впрочем, что его никто не хватится, было понятно.

Рыжехвост обитал в трущобах даже по меркам Тортуги. В поисках его берлоги Пошта заблудился, спугнул стаю крыс-мутантов и чуть не задохнулся от вони.

Разрушенные панельные дома напоминали о Севастополе и множестве других городов. Похоже, здесь обитали изгои, окончательно опустившиеся наркоманы и грошовые проститутки. Власть Олафа то ли закрывала глаза, то ли просто забила на окраины с их стайными законами…

Настоящих, опасных, мутантов, здесь не было – съели, наверное.

Бормоча адрес, Пошта наконец-то отыскал нужную улицу и нужный дом. Раиса Петровна сказала, что Рыжехвоста он скорее всего найдет во дворе. Пусть бывший соперник Олафа и обиделся на всех, он не скололся, только бухал, и потому вел относительно социально активную жизнь.

Так оно и вышло. Стоило Поште завернуть во двор, он увидел объект своих поисков.

Рыжехвост был, ожидаемо, огненно-рыжим и длинноволосым. Он занимался, мягко говоря, нехарактерным для Тортуги делом: что-то мастерил за столом, предназначенным, видимо, для пьянок и «козла». Листоноша остановился в тени акаций, приглядываясь. Бомба, что ли? А, черт его разберет.

Копать-колотить, двум смертям не бывать, одной – не миновать!

Поште настолько уже осточертело это путешествие, эти твари, мимикрирующие под людей, что он решил не церемониться. Шагнул вперед, содрал парик, сел на лавку.

– Рыжехвост?

– Есть такое дело.

– У меня к тебе деловое предложение. Ты, я слышал, крепко любишь Олафа. И радуешься его свадьбе.

– Есть такое дело.

– Отомстить хочешь?

Тут только Рыжехвост удостоил листоношу взглядом.

– А ты кто?

– Враг, – спокойно ответил Пошта, – и предлагаю тебе испортить свадьбу нашему общему врагу.

– Интересное у тебя дело, – Рыжехвост задумчиво почесал бороду, – Продолжай.

– Помоги мне освободить людей и вывести из Тортуги Летучий Поезд.

Рыжехвост ухмыльнулся, и от этой улыбки Поште сразу стало не по себе.

– Кто тебя послал?

– Клан листонош.

Повисла опасная пауза. Бандит наклонился над столом и шепотом предупредил:

– У нас за такое убивают.

– Хочешь меня убить? Попробуй, копать-колотить! А я потом твой труп спрячу под лавку и другого помошника найду.

– Чем докажешь, – похоже, Рыжехвост уже принял для себя решение, но многолетний опыт общения с бандитской публикой не позволял ему так просто взять и согласиться пойти против своего короля в компании чудаковатого парня в клоунском парике. Понимая его сомнения, листоноша решил пойти ва-банк, надеясь только на свою удачу.

– С нами Профессор, – Пошта неспеша расстегнул рубашку, продемонстрировал флешку. Незнакомый приборчик, как и следовало ожидать, оказал на аборигена гипнотическое действие. Рыжехвост сразу поверил Поште. – Ты в подрывном деле сечешь?

– Есть такое дело. – Рыжехвост покосился на провода, разложенные на столе. – Взорвать думал. Свадьбу. Олаф, сука, девку мою увел.

О такой удаче можно было только мечтать. Пошта поднялся:

– Тогда предлагаю объединить наши усилия. Надеюсь, хотя бы взрывчатка у тебя найдется?

Он был неправ.

У Рыжехвоста нашлось все.

* * *

План диверсии, на вкус Пошты, был избыточно сложен и мудрен; слишком много было в нем движущихся деталей, слишком много событий требовали точной синхронизации во времени, слишком многое могло пойти не так. Но – в условиях острейшего цейтнота – времени на другой план уже не оставалось.

Пошта полагался на то, что Рыжехвост – бандит опытный, люди у него проверенные, надежные и Тортугу знают хорошо, особенно ту ее часть, которая касается исправительных учреждений вроде тюрьмы.

Да-да, в Тортуге была тюрьма – даже в этом оплоте разбоя и бандитизма была власть, сосредоточенная в руках Короля Олафа, и все недовольные этой властью отправлялись на эшафот или в тюрьму. Также тюряга служила местом временного содержания заложников, похищенных ради выкупа, и рабов перед их продажей.

Под здание тюрьмы отвели бывшее отделение городской милиции – небольшое, но крепкое здание на окраине Красноперекопска. Был у здания двор, огороженный забором высотой в полтора человеческих роста, плюс недавно построенная вышка с пулеметом и стрелковые гнезда на крыше. Вполне себе образцовая крепость, если бы не одно «но» – задняя стена здания выходила на узенькую улочку, круто спускающуюся к бухте и практически не просматриваемую и не простреливаемую с крыши или вышки.

За этой-то стеной, по данным Рыжехвоста, и находилась камера, где сидели Буйен и уцелевшие после резни члены экипажа Летучего Поезда. Сюда по темной и грязной улочке и добрались Пошта, Профессор и три бойца Рыжехвоста – два стрелка и один подрывник.

Добраться было неожиданно легко – весь город праздновал свадьбу Короля Олафа, Тортуга пела, пила и гуляла, захмелевшие бандиты валялись вдоль тротуаров, на ночном небе расцветали огни фейерверков, боевики палили в воздух из «калашей» – в такой суматохе и веселье не то что беглый Профессор и листоноша Пошта, – весь цирк лилипута Лоренцо мог бы проскользнуть куда угодно совершенно незамеченными.

У самой стены тюрьмы Пошта уточнил у подрывника:

– Точно здесь?

– Точно, – ухмыльнулся тот. – Я тут первый раз на гауптвахту загремел за то, что бухал на посту. Первая ходка – как первая телка, не забывается…

Пошта поглядел на часы. Половина первого. Ровно через пятнадцать минут Рыжехвост с группой самых преданных людей начнет штурм железнодорожного депо, где держат состав Летучего Поезда. Это отвлечет людей Олафа от тюрьмы – и ровно через тридцать минут подрывник разрушит наружную стену, выпуская Буйена с экипажем на волю.

Задача Пошты – организовать встречу Буейна и Летучего Поезда, а потом уехать из Тортуги вместе с Профессором и перфокартой в долгожданный Джанкой.

Лишь бы Рыжехвост не подвел…

Подрывник вытащил из рюкзака брикеты пластиковой взрывчатки С-4 и стал разминать их в ладонях, как глину, катая толстые колбаски. Их он налепил на стену квадратом со стороной метра два. Потом подрывник воткнул во взрывчатку пяток детонаторов, подсоединил провода и начал разматывать их, отходя подальше.

– Постойте! – возмутился Кайсанбек Аланович. – Но там же люди внутри!

– Ну и что? – пожал плечами подрывник. – Заряд не кумулятивный, внутрь не пройдет, только стену обрушит.

– Но надо их предупредить! – потребовал Профессор.

– Подумаешь, контузит слегка… – махнул рукой подрывник. – Не сахарные, не растают.

– Профессор прав, – решил Пошта. – Кроме Буйена и его людей водить Летучий Поезд не умеет никто. Если они, не ровен час, погибнут – вся операция насмарку. Надо их предупредить – чтобы хоть под нары залезли.

– И как мы их предупредим? – взвился один из стрелков, тощий кадыкастый тип, которого Пошта окрестил про себя Дергунчиком. – Может, телеграмму пошлем? Или маляву на зону передадим? Времени нет вообще!

– Не бзди, – сказал Пошта, одернув уголовника на понятном для него языке. – Разберемся. Сдается мне, что комендант Летучего Поезда должен знать азбуку Морзе. Как у вас с морзянкой, Профессор?

– Посредственно, – признался Кайсанбек Аланович. – Но могу освежить в памяти.

– Уж будьте любезны…

Пошта вручил Профессору нож, и тот принялся выбивать рукояткой по стене тюрьмы точки и тире, передавая послание под диктовку листоноши:

«Буйен. Это Пошта. Через десять минут мы взорвем стену. Укройтесь. Как поняли?»

После минуты мучительной тишины Пошта попросил Профессора повторить послание.

И Буйен ответил. Запинаясь и путаясь в буквах, Буйен (или кто-то из его людей) отстучал по стене следующее:

«Понял тебя, Пошта. Мы готовы. Взрывайте!»

Пошта выдохнул, махнул рукой подрывнику и побежал в укрытие, таща за собой Профессора.

Подрывник присоединил провода к динамо-машине, вставил затычки в уши, открыл рот и крутанул рукоятку.

Ничего не произошло.

Подрывник выматерился и принялся разбирать динамо-машину. В эту секунду откуда-то издалека – со стороны железнодорожного депо, догадался Пошта – донесся взрыв, слишком сильный, чтобы списать его на фейерверк, за которым последовала ожесточенная пальба. Потом грянул еще один взрыв, уже в другом конце города, и Пошта вообще перестал что-либо понимать.

Складывалось впечатление, что в Тортуге началась полномасштабная гражданская война. Пошта мельком подумал, как там Раиса Петровна, учительница? И сделал себе зарубку на память: организовать спасательную экспедицию, когда все закончится, и вытащить ее отсюда.

Подрывник наконец-то разобрался с динамо-машинкой (не без помощи Профессора, который ко всему прочему разбирался еще и в электротехнике) и сделал попытку номер два – очень вовремя, если учесть, как засуетилась охрана тюрьмы при начале пальбы.

Вторая попытка оказалась удачной, и даже слишком – видимо, подрывник перестарался с количеством пластита. Взрыв громыхнул так, что Пошта испугался, как бы на месте тюрьмы не осталось котлована. В соседних домах повылетали стекла, ударная волна опрокинула пустую лавку торговца крысиными шашлыками и погнула фонарный столб. Осколки кирпичей разлетелись на два квартала в каждую сторону, смертоносные, как шрапнель. Пошта едва успел дернуть, свалить и накрыть своим телом Профессора, которому было любопытно и который, разумеется, высунулся из укрытия посмотреть, как оно рванет.