Текст книги "Этюд со смертельным исходом (сборник)"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Потихоньку пощипывая остатки хлеба, Виноградов подводил итоги минувшего.

Итак. Повод для задержания был абсолютно липовый. Наспех допрашивавший его в качестве свидетеля прошлым вечером Тарасевич даже не пытался сделать вид, что это не так.

– Владимир Александрович! Ну вы же умница… Пожалейте меня – закончим поскорее с этой ерундой, и кто куда. Я – домой, вы – в камеру, а?

– А что – второе обязательно?

– Увы, Владимир Александрович! Даже и обманывать не буду. Ну, надо нам, чтоб Виноградов посидел, – а уж сколько: трое суток, месяц или до суда – это от вас зависит…

– Ну, тогда я не тороплюсь.

– Имейте совесть! Я вот сейчас вкратце…

Тем не менее прошло более двух часов, прежде чем они расстались до следующего утра.

– Подпишите, Владимир Александрович. Здесь, здесь и здесь вот. «Протокол с моих…» Господи, совсем сдурел – кому объясняю!

– Ради Бога! – Виноградов привычно расписался. Текст протокола допроса слово в слово повторял многочисленные объяснения, дававшиеся им в различных инстанциях полгода назад. «Криминалом» в этой истории не пахло – воняло политикой.

Наутро разбудили то ли в шесть, то ли в семь – завтрак. Часов в камере не было, во времени Виноградов ориентировался плохо, а спросить у надзирателей не хотел – то ли из робости, то ли из неохоты унижаться.

Попив только сладкого горячего чая – аппетита не было совершенно – капитан вновь пристроился вздремнуть. Толком не успел: «выдернули» на допрос…

Что ж, для первых суток неплохо – четыре допроса, каждый от одного до трех часов: вполне добротный рабочий день. Или если считать это как раунды… С разными партнерами…

Проще всего было с «комитетчиками».

– Ты же понимаешь, мы не менты – как скажем, так и будет… – начали они, после чего последовала какая-то ахинея про шпионаж в пользу сопредельного государства, неслужебные связи с германской полицией и Интерполом, и вообще: «Ты у нас давно на примете!» Затем – резкий поворот в стиле: «Но он же наш человек! Патриот!» – с прозрачными намеками на успешное и взаимовыгодное сотрудничество между отдельными милиционерами и отдельными чекистами в недавнем прошлом. После чего на стол перед Виноградовым легли компьютерные распечатки его телефонных переговоров.

Все чин чином – подписи, санкция прокурора… Это было плохо. Очень плохо!

«Старшие братья» сделали свое дело великолепно: расслабив, а затем, наоборот, «разогрев» Виноградова, они передали его Тарасевичу. Задумано было все толково, но, как позже понял капитан, дуэт заведомо был обречен на сбой – уж больно каждому из партнеров хотелось утянуть к себе пальму первенства… Многолетний антагонизм между политическим и криминальным сыском по-прежнему давал о себе знать.

– Ты же понимаешь, мы, сыщики, не то, что теоретики из госбезопасности… – почти слово в слово повторил предшественников Тарасевич. И, повздыхав вместе с Виноградовым о том, что вот если бы милиции еще и технику комитетскую – а уж наши опера не чета им! – тогда можно было бы такого…

Сережа упивался собой и своей миссией – даже Виноградову, подозреваемому и задержанному, нравилось смотреть, как он работает. Тарасевич то прибавлял пафоса и стремительного напора – то переходил на мягкую доверительность, оперировал сложными логическими построениями – и тут же растворялся в мягком тумане эмоций… Он слушал в основном себя – и Владимир Александрович нужен был только как необходимый реквизит моноспектакля.

Очевидно, Сергея Тарасевича в детстве много били и обижали…

– Вы же понимаете, Владимир Александрович, что прокуратура является основной движущей силой не только данного уголовного дела, но и всех процессов, происходящих в современном правовом пространстве. Оперативные работники министерства безопасности и милиции, безусловно, помогают нам, но и только! – констатировал следователь прокуратуры по особо важным делам, когда Виноградов в конце концов достался и ему. Следователь был молод, вежлив и неглуп.

Собственно, все их общение заняло не более часа. Представившись, он некоторое время ощупывал Владимира Александровича нейтральными вопросами, угостил чаем и только после этого достал бланк протокола:

– Без адвоката, как я понимаю, отвечать не будете?

– Не буду, извините, – застенчиво улыбнулся капитан.

– Ну и ладно, – покладисто согласился следователь, заполнил с предыдущего, еще свидетельского, допроса виноградовские данные. – Та-ак… «От дачи показаний в отсутствие адвоката отказался». Верно?

– Верно.

– До свидания! – попрощался следователь за руку и ушел, оставив Виноградова в недоумении.

После этого они еще долго общались с Тарасевичем – так долго, что пришлось даже напомнить про законный ужин…

Хлеб как-то незаметно съелся. По расчетам Владимира Александровича, подходили к концу первые сутки задержания, а адвоката все не было – это беспокоило.

Так. Что они за день поимели?

Официально, под протокол – ни хрена. А неофициально? На уровне доверительного трепа? Кажется, тоже – ни хрена…

Несколько общеизвестных сплетен о первых лицах Пароходства. Конспективное изложение собственных же виноградовских неудачных оперразведок двухлетней давности. Пара сомнительных фактов, которые «не ловятся»… Да! Сувенир для Тарасевича, элегантная графическая схема, какими славился Владимир Александрович, – кружочки, стрелочки, звездочки: паутина коррупции! Бред, но красиво – пусть вошьет в секретное дело… может, генерала получит.

Та-ак. Допрос ведь – это, так сказать, дело обоюдное: хочешь, не хочешь, поток информации вдет в обе стороны. Какими знаниями обогатил бедного узника день минувший?

По всему видать – с Пароходством покончено в принципе – вся верхушка под арестом. Снова, мать ее, политика – роют под Москву, ищут выходы к самому… Ладно, черт с ними со всеми! Своих проблем хватает.

Ребята молодцы – вышли все-таки на «милицейский след». Кругляков! Видимо, разрабатывали его плотно – и не только его: «транспортного» генерала, потом начальника Морского отдела… Все логично!

Владимир Александрович представил себе раз виденный огромный компьютер госбезопасности:

«…Разрабатываемый: Кругляков. Связь: Виноградов…

…Разрабатываемый: Храмов. Связь: Виноградов…

…Разрабатываемый: Степаненко… Иванов… Петров… Сидоров… Связь: Виноградов!»

Да что ж это, в конце концов, за Виноградов такой? А подать его сюда! И подали… Все, как отмечено выше, логично.

Плохо быть общительным. Плохо соваться куда не просят. Плохо выдумывать что-то такое этакое, не как в наставлениях по оперативной работе образца пятьдесят восьмого года… Плохо и вредно для здоровья.

Дурак ты, Саныч, дурак! Сидел бы и не высовывался… Ладно, эмоции побоку… Что у них есть?

История с обменом чеков? Туфта!

Стенограммы «прослушки» за последний месяц, может, чуть больше? Ну и что? Была пара разговоров, скажем так – сомнительных… Но с кем? С «источниками»! А в негласной оперативной работе правила гибкие – на самой грани. В отношении своего человека сыщик много кое на что должен сквозь пальцы смотреть – это азбука. Даже больше – это способ выживания агентурной сети.

Степаненко… Парни совершенно обоснованно подозревают его в организации убийства генерала. И вот тут-то звоночки телефонные от Мастера не в жилу, ох не в жилу! Хотя лишнего вроде там ничего не было сказано, но… все равно некстати.

Коротко лязгнул запор:

– Пошли!

– Сколько времени? – счел возможным поинтересоваться у сержанта Виноградов.

– Десятый час, – не глядя на циферблат, ответил надзиратель.

Вот гады, с оттенком уважения выругался про себя капитан. Адвоката продержали до самого упора – еще чуть-чуть, и было бы нарушение законности. А так – ничего особенного, все в пределах кодекса… Гады!

– Завтрак!

Не успевший проснуться Виноградов уже дисциплинированно принимал из рук дежурного свою пайку: сегодня кроме чая давали вполне аппетитно пахнущую пшенную кашу.

Умывшись и позавтракав – кроме казенного, он побаловал себя еще и принесенными вчера адвокатом крекерами – Владимир Александрович почувствовал себя в целом неплохо. Если, конечно, такое определение вообще было приемлемо в данной ситуации.

По сути, нормальный опер – существо в бытовом отношении крайне нетребовательное. Ею способность к универсальной адаптации вполне позволяет спать сытым и голодным, под грохот работающего за стенкой дизеля, на составленных стульях, голых досках, в холодильнике мясокомбината, сидя или даже стоя на офицерском собрании. Поэтому и вторая ночь в камере прошла для Виноградова незаметно.

Естественная реакция на стресс последних дней – даже вечно горящая под потолком лампочка не раздражала… Что же касается пищи, то за пять курсантских лет в высшей мореходке Владимир Александрович приноровился потреблять все. Хотя, конечно, ресторанная или, скажем, домашняя еда никогда не оставляли его равнодушным.

Жить было вполне можно! Ручку он со стола у Сережи спер, газеты в камере лежали – хотя и не свежие, хотя и для других целей… В одной даже кроссворд оказался…

Однако время шло, а Виноградова не вызывали, настроение постепенно портилось. Почти все клеточки кроссворда были уже заполнены, газеты прочитаны, озадаченный желудок застенчиво напомнил, что пора бы уже и пообедать…

Оставив безуспешные попытки заснуть, капитан вдруг заметил, что нервно и быстро ходит по камере. Ага! Узникам положено считать шаги… Туда. Сюда. Сколько будет? Четырнадцать. Или тринадцать с половиной? Если считать от угла до угла… Это занятие отвлекло ненадолго.

Виноградов вспомнил фильм «Ленин в Польше»: вождь мирового пролетариата в жилетке и белой рубашке шатается от стены к стене германского каземата… И еще: «Ильич, озабоченный, мечет шажки». Это, впрочем, из другой оперы… Еще: старички в «Матросской тишине»… Еще, кое-кто из знакомых, сидевших и сидящих…

Это же тактика, говорил себе Владимир Александрович. Элементарно, он сам так делал много раз – задержанный изолирован, не знает, что творится снаружи, нервничает, суетится…

Виноградов подошел к забранному железом окошку – был виден кусочек темнеющего неба, холодного и безлунного. Обернулся: металлические нары с полированным деревом досок, черный унитаз, умывальник… Дверь – «глазок», «кормушка». На стене – крестик из хлеба, надпись: «Спаси и сохрани!» И другие надписи: имена, даты, статьи… Страшно…

– Пойдем!

Дверь открылась как всегда неожиданно, и через минуту капитан уже увидел Тарасевича, заполняющего казенный бланк.

– Все!

– Забирай, – кивнул, посмотрев документы, старшина.

– Здорово! – улыбнулся Тарасевич, только что расписавшийся в получении для казенных нужд задержанного Виноградова.

– Привет, – не менее обаятельно улыбнулся Владимир Александрович и последовал за «своим» опером…

– Ну как? – поинтересовался Тарасевич, когда они пришли в его кабинет. И сразу же уточнил, что имеет в виду: – Плохо в тюрьме?

– Да, – вдумчиво согласился Виноградов. – Но в Приречье хуже было – там еще и стреляли…

Ему очень захотелось рассказать симпатичному оперу про Приречье, Кавказ, Халкарию, про то, какой он, в сущности, хороший и заслуженный, сколько всего сделал для борьбы с бандитами и прочей мразью, но было не место и не время.

– Я опять не вижу своего адвоката.

– А без него – не будешь беседовать?

– Нет, – с сожалением покачал головой капитан.

– Ну и ладно… – покладисто кивнул Тарасевич, вставая из кресла, за которым мгновение до этого расположился. – Беседовать, собственно, и не о чем. Пошли назад!

– Одна-ако! – Виноградов был ошарашен. Этого он не ожидал.

– А ты как думал? Мы что – груши околачиваем? Сегодня утром Степаненко взяли вместе со всей бражкой – наглухо, сидеть будут до второго пришествия…

– Мастер же – иностранец? По паспорту…

– Да там одного оружия – шквал! Консул как увидел – аж затрясся…

Они стояли перед дверью кабинета, не переступая, однако, порог, отделяющий его от коридора.

– Не-ет, только по закону – вместе с гебешниками… Так теперь все прояснилось? Я могу идти? – Виноградов старался изобразить радостное изумление. – Наконец-то!

– Чего?! – расхохотался Тарасевич. – Куда идти?

– Домой, – бесхитростно повторил капитан.

– Слышь, ты… – лицо оперативника внезапно посуровело, голос почти перешел на шепот. Виноградов с профессиональным удовлетворением отметил, что оба они изучали систему Станиславского не в классе, а в суровой школе милицейской жизни. – Слышь, ты… Ты здесь сидеть будешь, пока плесенью не покроешься, понял?

– А что такое? – робко отшатнулся задержанный.

– Ты думаешь, Степаненко язык себе в задницу засунул? Да? Как бы не так! Тебя первого сдал – по самые дальше некуда, до гланд!

Виноградов сделал вид, что испугался:

– Он врет! Все врет! Я в глаза ему скажу…

– Ага, конечно! На очной ставке скажешь – когда мы уже все свои «поганки» выкрутим… Тогда хоть что неси – крест на пузе! А пока поскучай – мы потихоньку, помаленьку гроб тебе и заколотим…

– Что же мне делать, а?

– Садись. Пиши явку с повинной. Но чтоб по всей программе, без никаких… И завтра утром – будешь дома. Врать не стану, чистым не вылезешь теперь, но хоть до суда…

– А прокурор? Он вдруг не выпустит? – часто заморгал капитан.

– Прокурор! Ты же знаешь… Мы ему что вольем – то он и сделает. Еще ни разу не случалось, чтоб…

Виноградову надоело:

– Уймись…

– Как хочешь, – перейдя на нормальный тон, с полуслова понял его Тарасевич, – смотри, не прогадай. Ты мужик неглупый.

Владимиру Александровичу очень не хотелось возвращаться в камеру. Общение с опером было не только полезным, но и интересным, к тому же – мягкие кресла, телевизор… Можно было и насчет кофейку… Но вскоре капитан вновь мерил шагами пол своего «каземата».

Когда утром, на третий день задержания, Виноградова вывели из изолятора, он находился не в лучшей форме. Ночью плохо спал – кого-то все время таскали туда-сюда по бесконечному тюремному коридору, лязгали двери, лениво материлась охрана… Перед рассветом Владимир Александрович услышал – или ему показалось, что услышал? – долгий, отчаянный, не рассчитанный на посторонние уши женский плач: вынести его было невозможно.

Был момент, когда капитан был почти готов принять условия Тарасевича – не все, конечно, не сразу, но… Поторговаться, что-то написать не слишком существенное. Прийти к какому-то компромиссу… Господи, лишь бы вырваться из этих страшных, заляпанных колючей известью стен, пахнущих ненавистью и болью! Выключить дома свет – просто выключить свет и утонуть в мягком лоне привычного матраса…

Это скоро прошло. Как там у Шаламова? «Не верить, не просить, не надеяться» – три старых принципа, верный способ выживания российских зеков.

Ну хорошо. Первые трое суток, говорят – самые трудные, можно считать, выдержал. Дальше что? Есть семь – без предъявления обвинения. На это не часто идут, но для него, Виноградова, исключение сделают – «учитывая, что лицо может препятствовать установлению истины по делу». Но там уже – нормальная койка, белье, адвокат сколько угодно… Дальше – два месяца, потом еще до шести, потом до суда… А там уж – сколько дадут, и не обязательно зона…

Может показаться странным, но капитана как-то даже не интересовал вопрос – за что? Он лучше многих знал основополагающий принцип отечественного следствия: «Был бы человек – статья найдется!» Ребята работают грамотно, напористо, по социальному заказу – сам таким был… Ладно, тридцать два – не возраст, выйдем – разберемся.

Вопреки ожиданию, Тарасевича в кабинете не было.

– Присаживайтесь, Владимир Александрович!

Кроме знакомого по обыску «комитетчика», навстречу Виноградову поднялся мужчина средних лет, с неприметным лицом районного администратора. Заурядный облик несколько нарушался галстуком из «Вавилона» и матовым циферблатом массивного «Ролекса» на запястье. Хозяин – заместитель начальника Управления по борьбе с организованной преступностью – с сомнением смотрел, как задержанный обменялся с ними рукопожатием.

– Я не нужен больше?

– Спасибо, нет.

– Если что – позвоните по местному…

Когда в кабинете осталось двое, старший распорядился:

– Саша, нам тут чай оставили… Давайте! Не возражаете?

– Отнюдь! – Виноградов нисколько не обманулся приемом, но отчего же не воспользоваться, если предлагают… Дядечка, чувствуется, серьезный, не меньше полковника – вон как чекист Саша суетится, да и милицейские боссы так просто кому ни попадя свои кабинеты не уступают. Такие, как он, под старость предпочитают играть в либералов.

– Меня зовут Николай Николаевич…

Врет, подумал Виноградов. Точнее – конспирируется. На сто процентов – внешняя разведка или еще что-нибудь в таком духе.

– А меня – Владимир Александрович, – поклонился он, принимая от молодого чашку.

– Неужели? – рассмеялся, оценив, собеседник. – Кто бы мог подумать…

Он, полуобернувшись, взял со стола толстую папку с неподшитыми бумагами. Раскрыл:

– Точно!

Виноградов наметанным глазом оперативника разглядел протокол собственного допроса. Николай Николаевич пролистал другие следственные материалы.

– А, ерунда! – Он небрежно отложил папку. – Давайте поступим так… Я сразу же лишаю вас всяческих иллюзий, после чего предложу свой вариант, как капитану милиции Виноградову с наименьшими потерями вылезти из дерьма.

И что мы за это от капитана милиции Виноградова хотим. Как?

– Не возражаю. Некоторые сомнения, правда, вызывает начальный этап – я с последними иллюзиями расстался лет пять назад, когда на моих глазах прокурор после судебного заседания отымел адвокатессу прямо под гербом Российской Федерации. Надо, правда, признать, что это было перед седьмым ноября и оба находились в сильной степени алкогольного опьянения.

– Ладно, попробуем…

Он нажал клавишу японского диктофона.

«– Алле?

– Кругляков. Слушаю вас.

– Это я, из аэропорта говорю… Штука здесь.

– Народу… много вокруг?

– Хватает… и тут такая ситуация… Приеду – объясню.

– Номер рейса? Когда летит?

– Да тут, понимаете, может так получиться…

– Ты одно скажи – успеем?

– Должны…

– Давай тогда срочно – приезжай. Оставь кого-нибудь на всякий случай и кати сюда…»

– Узнали, Владимир Александрович?

– Генерала-покойничка – да! – запись была качественная, и хорошо поставленный баритон бывшего начальника Главка идентифицировался без труда. – А вот второй…

– Это один из его людей, неважно.

– Это не я.

– Знаю.

– Николай Николаевич… То, что вы прослушивали телефон Круглякова, – факт его личной биографии. Я с покойником со времен «Крота» не общался.

– Владимир Александрович, голубчик… Эту кассету мы изъяли при обыске. На квартире у Степаненко, на той самой квартире, где вы с ним встречались…

Глядя на изменившееся лицо Виноградова, собеседник доброжелательно улыбнулся:

– Любопытно?

– Любопытно…

– Продолжать?

Капитан молча кивнул, переваривая услышанное.

– Не буду интриговать – все, в сущности, проще, чем кажется. Мы генерала «слушали» с конца лета. А Степаненко генерала – чуть больше недели.

– Каким образом?

– Технически? Элементарно. «Жучка» повесили прямо на линию, в парадной – раз в день, как правило по вечерам, его боец приходил, «снимал» микрокассету, ставил новую…

– И вы что – не вмешивались?

– А вы бы как поступили? До поры до времени…

– Пока стрельба не началась, да?

– Ну, кто же мог подумать… Бывает! – Сожаления в голосе «Николая Николаевича» особенно не слышалось. – Так вот… Кассета с записью этого разговора – последняя. Ночью ее Степаненко прослушал – а утром генерала «хлопнули». Никаких мыслей не возникает?

Виноградов пожал плечами:

– А я тут при чем? Их проблемы…

Молодой комитетчик досадливо крякнул, но под взглядом коллеги стушевался и начал нервно собирать со стола остатки чая.

– Эх, капитан… Ладно. Слушай меня внимательно. Мастер с Кругляковым работали вместе – до того момента, когда тот снаряд, который через Халкарию отправили, «накрылся»… Степаненко начал на генерала грешить, тот – на него… Генерал нашел родственников хетагуровских, натравил их сначала на Эдика, потом на Бакониса, потом – на тебя. Степаненко тоже не промах – в долгу не остался!

– Я удивляюсь, что он еще раньше…

– Раньше не мог. Раньше паритет был.

– Не понял.

– Па-ри-тет! У Круглякова – коды и полковник, бывший начальник авиабазы. У Степаненко – второй ядерный снаряд. Одно без другого не много стоит, но…

– Какой снаряд? Второй?

– Да, Владимир Александрович. Да, голубчик. А что вас так удивляет? Где один – там и два…

– Про второй я ничего не знал. Клянусь!

– Верю. Но теперь-то знаете?

– Допустим… – Виноградов сразу же насторожился. Приближалась кульминация.

«Николай Николаевич» отложил недокуренную сигарету…

Это было чертовски соблазнительно. Но вполне могло оказаться очередной ловушкой.

Виноградов в бессчетный раз завозился на нарах – даже свернувшись калачиком, никак не удавалось упрятать под куртку одновременно и голову, и ноги. Владимир Александрович подумал, что, когда разрешат передачи, надо будет попросить у жены старую, курсантскую еще, шинель – долгополую, тяжелого черного сукна… Где-то она, кажется, в кладовке?

Виноградов отчетливо представил себе простецкую физиономию и хорошо поставленный баритон «Николая Николаевича»:

– Капитан! Что бы ты мне сейчас ни рассказал – я уже знаю. Такая, понимаешь, смешная ситуация… Двадцатый век – побеждает тот, кто контролирует средства коммуникации.

– Очень жаль… А так хотелось помочь… – Виноградов почти не придуривался: подследственный интересен, пока есть возможность торга.

– Да уж… Про телефон я уже говорил – давно слушали, с этой его пижонской «Дельтой» – с ней еще проще, на контроль радиопереговоров даже санкцию не требуют. «Зарядили» мы еще два адреса, в том числе и ту квартиру, где ты со своим другом Мастером встречался… Хочешь убедиться?

– Если не трудно. Было бы чертовски любопытно.

– Отнюдь… – Собеседник вынул откуда-то из-под стола тонкий, полупрозрачный листок, судя по перфорации – компьютерного происхождения. Не выпуская из рук, поднес к глазам Виноградова.

Поверхность бумаги была плотно забита бледными строчками печатного текста, Владимир Александрович успел разглядеть:

«С.: Начальник штаба у генерала Гадаева. Понял?

В.: Понял.

С.: Полетишь?

B.: Без гарантии. Из чистого любопытства.

C.: Расходы, транспорт, прикрытие – мои…»

– Впечатляет? – спросил «Николай Николаевич», отодвигаясь.

– Да-а… но ведь это же только последний разговор, до того, наверное, еще не… А предыдущие тоже можно посмотреть?

– Ну вы нахал! – вскинулся молодой. – Может, вам еще и список задействованной агентуры дать почитать? И план работы по делу?

Его старший коллега явно и не скрывая наслаждался ситуацией.

– Предыдущие… А что? Давайте! Как говорится, раз пошла такая пьянка…

На свет появился еще один похожий листок.

«В.: Что за штука?

С.: Контейнер такой… Типа бочки на двух полозьях. Метра два на полтора. По бокам – ручки, чтоб удобнее носить…»

– Удовлетворены?

– Да-а… – В животе у Виноградова заворочался противный холодный паук, тоскливая глухая тяжесть разлилась от затылка вниз по спине. – Оперативные записи…

– Легализуем, голубчик! И не сомневайтесь – понадобится, так легализуем. Обставим по всем правилам – любой прокурор сожрет! И не вякнет, время такое, а?

Свободного пространства для маневра больше не было – ни миллиметра. Каспаров в такой ситуации сдал бы партию…

– Вы готовы меня выслушать? – «Николай Николаевич» смотрел на капитана почти сочувствующе.

– Да.

– Тогда попробуем…

Виноградов мгновенно, как хороший боксер после нокдауна, собрался: по идее, беседа должна бы уже быть закончена – все, «крест на пузе», пишите прокурору. Но… Ребятам что-то надо, это неплохо, во всяком случае…

– Мастер в вас не ошибся, условия контракта выполнены блестяще.

– Спасибо.

– Это не комплимент. Это констатация факта. Открою маленький секрет – мы тоже искали те два снаряда, параллельно с прибалтами…

– Все-таки дружите?

– У них свои интересы, у нас – свои. Не в этом суть… Важно, что ты стартовал позже, а нашел первым.

– Повезло… Стечение обстоятельств.

– Ну, за те деньги, которые Мастер вам посулил… – самолюбиво вставил молодой. Было заметно – он относился к категории людей, которых мутит, когда при них кого-либо хвалят. Пусть даже делается это в оперативных целях.

– Завидуете? – грустно и укоризненно покачал головой Виноградов. – Зря…

Он скосил глаза на свои кроссовки с вынутыми шнурками.

– Было бы чему! – фыркнул молодой.

– Я могу продолжать? – поинтересовался «Николай Николаевич», по-отечески глядя на коллегу и Виноградова. Тон его не менялся: – Повезло… Что ж, везение – это тоже фактор, весьма значимый в оперативной работе. Разведчик без везения – пушечное мясо… шлак! Так вот. Вы свои обязательства перед Степаненко выполнили. Нет?

– Безусловно. Речь шла только об одной… штуке… – Владимир Александрович спохватился: – К протоколу это, разумеется, никакого отношения не имеет, так – игра ума!

– Разумеется… Я предлагаю вам другой контракт, не менее выгодный.

«Николай Николаевич» сделал эффектную паузу. Виноградов сделал внимательное лицо. Молодой чекист сделал вид, что его в кабинете нет.

– Исходная ситуация та же: все ищут похищенный ядерный снаряд. Назовем его «номер два». Ваша задача – чтоб наниматель нашел его раньше других. Наниматель на этот раз – наша «фирма». Все просто…

– Гонорар? Тут уже были какие-то намеки…

– О! Вы можете назвать мне что-нибудь дороже свободы?

– Хотелось бы конкретнее…

– Пожалуйста. История с Мастером в уголовное дело не попадет. Больше того – мы не станем приобщать к легализованным материалам вообще ничего из «прослушки»… Пусть твои милицейские соратники покувыркаются самостоятельно – из истории с чеками им ничего не вытянуть, это ясно, а остальное от тебя зависит: захочешь, дашь «расклад» по своим начальникам, захочешь – не дашь… Им на тебя «показать», как я понимаю, нечего, так что…

– Лучше, конечно, если ты нам сейчас что-нибудь «дашь» под протокол – про начальника Пароходства, про своего шефа из Морского отдела. Мы бы тогда сразу «регионалам» пасть заткнули и смогли уже сегодня добиться от них твоего освобождения под подписку – все-таки формально они задерживали…

Виноградов и «Николай Николаевич» одновременно посмотрели на ретивого чекиста как на больного. Помолчали. Вздохнули. Тот уже и сам понял, что сказал что-то не то, задвигал руками, переставляя на журнальном столике чайные принадлежности, рассыпал сахар.

– Сколько у меня есть времени, чтобы подумать?

– О-о! Это зависит только от тебя: хочешь – решай прямо сейчас, хочешь – ответишь года этак через три-четыре… Только вряд ли тогда это нас заинтересует.

Торопиться не надо, не надо спешить, осадил себя Виноградов. И верить ничему не надо… Слепому видно, что им нужно: после того как задержали Мастера и разворошили его команду, концы обрубились – никого нотою в окружение Степаненко не внедрить, а так глубоко и плотно, как капитан Виноградов, в этой «ядерной» истории никто не сидит…

– А если я не оправдаю? Ну – не оправдаю оказанного доверия?

– Надо постараться… Да и все равно – хуже-то не будет?

Владимир Александрович посмотрел на электронное табло в дальнем углу – если часы не врут, до истечения трех суток осталось не так уж много… Стоило рискнуть.

– Давайте вернемся к этому разговору завтра с утра? А?

Молодой отреагировал бурно. «Николай Николаевич», казалось, не удивился:

– Воля ваша… Но с течением времени условия будут меняться. Не в вашу, разумеется, пользу… Думайте! Захотите повидаться – меня найдут… – Он кивнул коллеге, чтоб вызвали сопровождающего.

Владимиру Александровичу было очень плохо – привыкший доверять своему ощущению времени, он прекрасно понимал, что с каждой минутой его шансы оказаться сегодня дома неуклонно стремятся к нулю. Задержанного или выпускают до истечения трех суток, или не выпускают вообще. Промежуточные варианты, в основном, относятся к области теории права… Закончился ужин – значит, сейчас не меньше восьми. Или начало девятого…

– Пошли… Вещи возьми, не оставляй тут ничего.

Виноградов шел по бесконечному коридору за усатым старшиной – не впереди него, а за! – и не позволял, запрещал себе поддаваться сладкой, заполняющей все существо, почти мучительной надежде. Если бы сейчас, именно в этот момент его попросили о чем-то – Владимир Александрович, наверное, натворил бы массу глупостей: дал какие угодно показания, подписал любую ахинею, разрыдался…

Обошлось… Входя в уже знакомый кабинет Тарасевича, капитан уже вполне владел собой.

– Проходите. Присаживайтесь.

Незнакомых не было. Курящий у окна Тарасевич, следователь прокуратуры – тот самый, покладистый… На одном из двух свободных стульев – Сашка Кошель, адвокат и веселый пьяница. Представитель защиты старался выглядеть невозмутимым.

За руку Виноградов поздоровался только с Кошелем.

– Начнем?

– Да, пожалуй…

Следователь прокуратуры обратился к Владимиру Александровичу:

– Вы подтверждаете показания, данные в качестве свидетеля до задержания сотрудниками милиции?

– Какие показания? – уточнил Виноградов.

– По поводу обмена чеков в Пароходстве… Вот протокол допроса, вот оперативник, который его писал…

– Подтверждаю.

Следователь придвинул к себе бланк и начал переписывать сначала установочные данные, а затем и сам текст протокола, составленного в первый вечер Тарасевичем. Он делал это молча, не задавая, к удивлению Виноградова и его адвоката, никаких уточняющих вопросов, только поинтересовался номером ордера на ведение дела Кошелем…

Процедура заняла минут десять, и вышедшее из-под пера следователя заняло едва ли больше стандартного листа.

– Прочитайте. Если все верно – напишите и поставьте подпись.

Внимательно, выискивая подвох, Владимир Александрович ощупал глазами протокол – строчку за строчкой.

– Все верно, – он передал его адвокату.

Кошель не менее тщательно прочитал процессуальный документ и вернул его подзащитному:

– Подписывай.

Выполнив необходимую формальность, Виноградов вернул протокол.

– Ознакомьтесь…

Следователь достал из папки два экземпляра типографского бланка, с заготовленным заранее машинописным текстом. Прежде чем передать его подозреваемому, проставил дату от руки.

«Следователь по особо важным… рассмотрев… установил… в действиях отсутствуют признаки… для задержания не имеется оснований…»

– Не прокомментируете? – вежливо поинтересовался Кошель.

– В каком смысле? A-а… Я, собственно, хотел сделать это еще два дня назад, как только получил от оперов материалы. Нужно было только формально допросить Владимира Александровича – и нет проблем… А он, понимаете, отказался без адвоката… Что же, гражданские права – дело святое!

– А потом?

– Потом? Потом выходные были – суббота, воскресенье… У вас есть основания для жалобы?

Кошель тихо скрипел зубами. Виноградов чувствовал себя сопливым пионером. Тарасевич улыбался…