Текст книги "Эта сука, серая мышь"
Автор книги: Ника Сафронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Курить в нашем офисе строжайше запрещено. Поэтому всем курильщикам (а курят у нас все, кроме меня и Олежки) приходится наслаждаться процессом на улице.
Девчонки утеплились, надев на плечи по куртке, и вышли за дверь. И только они это сделали, как с лестницы скатился разъяренный Талов. Я таким его еще отродясь не видела! Метнув в нас гневный взгляд, он слегка сбавил шаг:
– Что застыли? Почему не работает никто? Разгоню всех к чертовой матери!
«У-у, видать, Чижова наворотила дел!» – подумала я, поспешно утыкаясь в первый попавший каталог.
А Миша, быстро сообразив, где ему искать беглянку, чуть ли не ногой распахнул полуприкрытую дверь.
– Чижова! – гаркнул он. – Вы что себе позволяете? Я еще с вами не закончил!
– Да пошел ты! – послышался недовольный Иркин голос. – Я с сегодняшнего дня на вас не работаю!
– Правда? – почему-то очень обрадовался Миша и тоже исчез из поля зрения.
Через секунду вновь появилась Оксанка, юркнувшая назад с таким видом, будто была застукана за невероятно пакостным дельцем.
– Да-а, робяты! – вполголоса сказала она. – Страсти накаляются!
Все тут же стали закидывать ее вопросами: что, да как, да почему?.. Но она только отмахивалась:
– Да ладно вам! Чижову, что ли, не знаете? Прорвется! И прорвалась!
Они с Мишей вернулись через некоторое время, уже вполне миролюбиво обсуждая какую-то тему. Оксанка в тот момент как раз сидела у крокодилицы (как она называет за глаза Веронику). Упрашивала отпустить ее вместе со мной.
В общем все устроилось наилучшим образом. Страсти по Ирине улеглись. Крокодилица отпустила Дорохову на все четыре стороны. Да еще, в отличие от меня, не поставила никаких временных ограничений.
В ночь накануне отъезда мы сидели с Оксанкой в моей комнате и комплектовали вещи по разным пакетам.
– Так, термос и диски – в салон! – распределяла я. – Да! И прихвати еще вон ту подушку. Вдруг захочешь вздремнуть в дороге.
– Кто? Я?! Смеешься, что ли? Да мне впору с собой памперсы брать, а ты тут с какой-то подушкой!.. Эх, хорошо было бы прицепиться на тросу к рейсовому автобусу до Воронежа! – мечтательно сказала Оксанка.
– Да ладно тебе, зайчонок. Сама дотрясусь как-нибудь. Тем более что нам после Воронежа еще километров тридцать ехать. Мои ведь не в самом городе живут.
– А как там, кстати, мамина бабушка себя чувствует?
– Да так-то нормально. Не видит только совсем ничего. Лет десять назад хотя бы силуэты могла различать. Сейчас и этого нет.
Оксанка покачала головой:
– Как же так получилось, что она ослепла?
– Не знаю. Как-то ни с того, ни с сего. В один день померкло все перед глазами. Как будто свет выключили. А ведь она тогда, наверное, наша с тобой ровесница была.
– Вот ужас-то! Ты представь! В тридцать лет ослепнуть!.. Врагу не пожелаешь! – Оксанка суеверно перекрестилась.
– Чего это вы тут попритихли? А, девчат? – Папина бабушка возникла, как всегда, неожиданно; мы с Оксанкой едва не поседели. – Ложились бы уже. Вставать-то вон в какую рань! Матери-то нет, будить некому! Я ведь не слышу ни шута!
– Сейчас, бабуленька! Сейчас будем ложиться. – Мне хотелось упихать бабушку еще до того момента, как она начнет цепляться к Дороховой.
– А ты чего это, цыганка, сердитая такая? Сгорбилась вся…
– Да это я, баба Вера, не от сердитости сгорбилась.
– От чего ж еще?
– От рождения.
– Ишь, – усмехнулась бабушка, – от рождения! По мужикам надо было меньше таскаться!
Оксанка, вздохнув, закатила глаза.
– Иди, бабуленька, иди! Нам ложиться пора!
Я уже практически прихлопнула за бабушкой дверь. Но в зазоре нарисовался мысок ее тапка.
– Глядите мне! С дальнобойщиками никаких оладушек! А то понаволочете заразы!..
Выговорившись, старушка убрала из проема свою конечность, и я аккуратно притворила за ней.
– Олд бич! – тяжело и уже практически не шифруясь, бухнула Оксанка.
– Я все слышала! – донеслось до нас из прихожей. Дорохова обескуражено втянула голову.
– Вот тебе и ни шута!
Подъем в половине пятого утра дался мне легко. Чего нельзя сказать о моей подруге. Что я только не делала, как только ее не тормошила! В конечном счете взяла и с разбегу плюхнулась ей на загривок.
Только после этого Оксанка оторвала от подушки измятое лицо.
– Че? Война началась?
– Вставай, соня! Ехать пора!
– Встаю! – покорно кивнула Оксанка.
Пока она умывалась, я успела приготовить в дорогу кофе, залить его в термос. А также пометать на стол что бог послал.
Оксанка вышла посвежевшая, но все еще не полностью собранная: в джинсах и лифчике.
– Слушай, Поль, дай мне какую-нибудь майку! А то у меня свитер колючий до невозможности!
– Ага! Сейчас дам! – Я вытерла салфеткой пальцы, перепачканные сливочным маслом, и тут же заинтересовалась висящим на шее Оксанки пучеглазым монстриком. – Ой, зайчонок! Что это у тебя за штучка такая любопытная?
– Это? Древнекитайский оберег. Мне его ДДА подарил, когда услышал, что я с тобой в одной машине поеду.
– Зайчонок, как же он в тебя влюблен! Мне прямо завидно, честное слово! Ты бы присмотрелась к нему.
– А чего мне к нему присматриваться? Гуманоид он и в Африке гуманоид. Мне кажется, им с пульта управлять можно: ДДА, прием! Ваше гравитационное поле повреждено! Прием!..
– Ужас! С тобой же просто невозможно общаться! Бедный Лешечка!
Негодуя, я отправилась на поиски майки…
В пять с копейками мы наконец-то выдвинулись. Я, погрузив часть вещей, уже сидела в машине, прогревалась. Оксанка вышла следом, неся в каждой руке по баулу. С такого расстояния, как сейчас, она была похожа на юношу. Совсем молоденького пацанчика. Высокая и стройная, как тополек. Коротко стриженная. Слегка взъерошенная. У Оксанки огромные, выразительные глаза и чувственный рот. Она способна нравиться мужчинам такая, как есть. Без грамма косметики. Без малейшего намека на кокетство.
Иногда я ловлю себя на мысли, что если была бы мужчиной, то тоже, скорее всего, увлеклась бы Дороховой… А может, и нет. Может, тогда бы меня привлекали более округлые формы.
– Ну чего застыла там? Дверь-то, может, откроешь? – постучалась Оксанка в пассажирское окошко.
Встрепенувшись, я откупорила пимпочку, и Оксанка проворно юркнула в салон.
– Ну и дубняк! – подула она в ладони. – Брр! – Достала из кармана куртки маленькую стальную флягу, сделала полноценный глоток. – Ну? Поехали!..
Мы тронулись.
МКАД в этот час была совершенно пустой. Впрочем, по ней до съезда на трассу «Ростов – Дон» нам предстояло проехать всего ничего. Мы изящно вошли в поворот. И вот уже перед нами легли большущие буквы, выведенные белым по уходящему вдаль полотну. М4. И стрелка вперед.
Меня вдруг охватил такой бешеный азарт. Вот она – летящая нам в лицо ночная дорога! Свобода! Свобода!
Я уселась поудобней и что есть силы вдавила педаль газа. Нужно оторваться, пока все еще спят! Нас не догонят!
Видимо, Оксанка поняла, что происходит в моей душе, по раскрасневшемуся лицу.
– О, my God!.. – жалобно простонала она и как-то странно заперебирала ногами…
Через пару часов поток стал плотней. И моя подруга принялась поминутно дергаться:
– Осторожно, Поля! Ты разве не видишь? Маршрутка справа!
– Ну и что?
– Как это что? Да маршруточники же все как один серийные убийцы! Не знала? Так! А теперь подальше от этой синей тестеры! Подальше, подальше, я тебе говорю!
– Зачем?
– Там за рулем Лукашенко в парике. От него чего угодно можно ожидать!
Оксанка неутомимо вертела головой, высматривая все новые и новые опасности:
– Вот, елки зеленые! Еще и «Волга» прется! У-у, да там еще и очки с усами рулят! Это все! Это явная смерть!..
В такой нервной обстановке к полудню мы успели добраться только до середины Тульской области. Обе мы жутко устали, а главным образом проголодались. Решили сделать привал.
Дорожная кафешка, чем-то отдаленно напоминающая притон вампиров из фильма «От заката до рассвета» имела свою парковочную стоянку. Сюда мы и вкатили под дикие радиозавывания: «Ая-я-я-я-я-яй, убили негра… Ая-я-я-я-я-яй, ни за что ни про что… суки замочили…»
– Фу, что за муть передают? – возмутилась я.
– Выпуск криминальных новостей из Эфиопии, видимо, – вырубая магнитолу, предположила Оксанка.
Я аккуратно затесала ласточку между фур. Прихватила термос для пополнения. И мы пошли обедать.
Мы сидели возле самого окна. Я ела фасолевый суп. А Оксанка брезгливо перекладывала надкушенную тефтелю то на стол, то в салфетку, то на пол – перед рыжим котенком.
– Когда планируешь ремонт закончить? – спросила я.
– Кушай-кушай, маленький. Пронесет тебя, но ты не расстраивайся… Да не знаю, как деньги будут.
– Какая же ты молодец, зайчонок! Такую грандиозную перепланировку сделала! Я бы ни за что не додумалась так стену перенести! Комната просто огромная получилась!
– Да я бы тоже не додумалась. Это все Гарику спасибо… Фуф! Теперь бы еще добить эту треклятую ванную. И можно будет вздохнуть свободно.
– Ты там часом замуж за этого Гарика не собралась еще?
– Господь с тобой! Чтобы наши дети моральными уродами были?
Я отодвинула пустую тарелку и перешла ко второму. Макароны оказались несъедобными. Печенка еще куда ни шло.
– Этот Гарик – какая-то ускользающая личность! – пытаясь справиться с жилами, сказала я. – Года три уже о нем слышу и ни разу не видела.
– Ничего, на моем дне рождения познакомитесь. Оксанка, убежденная, что насытилась, хотя ничего, кроме ложки гречневой каши, не съела, пускала к потолку сизые сигаретные струйки.
– Поль, а чем Зоя больна? Если не секрет, конечно?
– У нее гепатит. Ты бы видела, зайчонок, какая она сейчас стала толстая! Смотрю на нее и не узнаю. Она же всегда такая худенькая была, изящная… – Я вздохнула. – Ладно, Оксаночка, я уже доела. Идем?
Сытые и даже слегка отдохнувшие, мы вышли из кафе. Снова пустились в путь-дорогу.
Только я стала выруливать от парковки на трассу, как слышу – сзади визг тормозов. Какой-то лихач чуть не въехал мне в бок на полном ходу. Отвлеченная маневрами фуры, я его не заметила. И он мне этого не простил.
Пристроился в хвост и давай мигать фарами. Я и так уже еду почти в кювете, а он все мигает! Потом, видно, понял, что наше маленькое братство умрет, но не сдастся. Обогнал и встал поперек. Деваться некуда. Мы тоже остановились.
Тогда-то он и достал из багажника свою железяку…
Глава 2
ИСТОРИЯ О СКАЗОЧНОМ ПРИНЦЕ
Как только бандитская рожа оставила нас в покое, Оксанка, не говоря ни слова, хлебнула из фляги. Потом также молча протянула ее мне.
– Н-не… я не буду, – заикаясь, прогундосила я в ладони. – Я же за рулем…
– Да ладно, глотни! Тебе уже все равно, по-моему.
– Н-не…
Настаивать она не стала. Спрятав флягу, повернулась ко мне:
– Дай-ка посмотрю, нос не сломал он тебе? – Она отвела от лица мои руки, аккуратно помяла переносицу. – Да нет, вроде цел. Жить будешь… Ну что, жалеешь теперь, что памперсами не воспользовалась?
– Ага, – честно созналась я; руки у меня до сих пор еще ходили ходуном.
– Вот говнюк! Быдло уркаганское! – выругалась Оксанка. – Ничего, Поля! Заставим его платить… и за машину, и за моральный ущерб.
– Нуда, конечно. Как мы его теперь искать будем? – окончательно скиснув, спросила я.
– По номерам. Я номера запомнила.
Если бы мне не было настолько паршиво, я бы, наверное, даже обрадовалась. А так я всего лишь вздохнула:
– Это хорошо, что запомнила… – Глаза мои, устремленные в одну точку, заволокло туманом.
– Так! Балагура! Только не вздумай сейчас рыдать! Нам еще пилить черт-те куда! Пошли, поглядим, что он там начеканил!
Мы вылезли из машины и стали осматривать капот. Ну… не так уж и сильно нам его повредили! Несколько неглубоких вмятин да пара царапин.
– Всего и делов-то! – воскликнула я.
Оксанка вскинула на меня непонимающий взгляд:
– А ты чего бы хотела? Чтобы он тебе до карбюратора все проковырял? Он, наверное, тоже решил: «Маловато будет! Пойду в морду дам!»
– Ой, зайчонок, не напоминай! – поморщилась я. – Первый раз в жизни меня мужик ударил, честное слово!
– Ладно, Поленька, давай Мишане звонить. Пусть пока займется вопросом.
– А зачем? – Моему удивлению не было предела. – Мишу-то для чего сюда впутывать?
– А кого?
– В суд обратимся…
– И что? Ну обяжет его судья выплачивать тебе за ремонт. А он вдруг безработным окажется. И будет тебе с пособия по безработице в год по копейке отдавать. Короче! Не смеши мои подковы. Идем в машину влезем. А то холодно…
Пока Оксанка набирала Талова, я попробовала завестись. Все работало исправно. Главным образом, печка! На пронизывающем ветру я успела продрогнуть до нитки. А тут еще и крупа какая-то повалилась. Ну, ничего! Дворники тоже в порядке. Все хорошо…
– Алло, Миша! – Попытки Оксанки дозвониться увенчались успехом. – Миша, добрый день! Можете разговаривать?.. Что? Аккумулятор? А-а, понятно. Нет, здесь разговор дольше, чем на две минуты. Давайте я на городской перезвоню. Вы сейчас где, на Самотеке или на Пресне?.. Хорошо, сейчас перезвоню! – Отключившись, Оксанка застыла с телефоном в руках, как будто что-то припоминая, потом повернулась ко мне: – Слушай, Поль, а ты помнишь таловский номер на Пресню?
– Ммм… нет, – немного поразмыслив, ответила я, – я ему в основном на мобильный звоню.
Оксанка стала перенабирать.
– Вот блин горелый! Сорвался! Уже недоступен. Что делать?
– Я помню телефон Лихоборского. Можно узнать у него. Дорохова насупилась:
– Номер Лихоборского я тоже помню.
– Ну!.. И кто будет звонить? – в один голос спросили мы. Вот теперь, пожалуй (коль скоро речь зашла о нем), самое время поведать о сказочном принце.
Случилось это чуть меньше года назад.
Тогда мы еще работали в первоначальном составе: Чижова, Дорохова и я.
Дела шли из рук вон плохо. Поэтому Ирина при малейшем намеке на перспективный заказ вцепилась в него мертвой хваткой. Мы с Оксанкой долго не соглашались по ряду причин. Но Ирина настояла на своем, и мы подчинились.
Идя на деловую встречу, я готовилась увидеть прежде всего бизнесмена. Возможно даже, нашего делового партнера. Мне было совершенно безразлично, как и во что он будет одет. Какой у него взгляд, манеры. Я хотела только одного – чтобы он этой сделкой не подвел нас под монастырь.
И вот он появился. Я не успела понять… до сих пор не понимаю, что же произошло. В моей душе будто все перевернулось с ног на голову. Мне показалось – он материализовался из моего сознания. Вот даже эта улыбка, которой он смерил всю нашу троицу…
Сейчас я не смогу воспроизвести по памяти ни одной фразы, сказанной мной за весь вечер. Опомнилась я, только когда он ушел. Но, честное слово, меня накрыло! Я сошла с ума! Я не переставала думать о нем ни на минуту.
Что это? Роковое влечение? Плод разыгравшегося воображения? Или это самая настоящая любовь?
Я стала искать с ним встреч.
Как теперь оказался кстати столь благовидный предлог, как работа (спасибо Ирине)! Я изо всех сил старалась ему понравиться. И в какой-то момент мне показалось, что да… я ему интересна! Он разглядывает меня очень внимательно. И взгляд его лишен целомудрия.
Но я прогадала. Мой сказочный принц увлекся не мной. Ему вскружила голову моя лучшая подруга… Оксанка-змея! Ты же знала, какие чувства я испытываю к нему! Почему же ты так поступила?
Она увела его под уздцы прямо с корпоративного вечера, куда мы все были приглашены.
А он… он даже не выбирал. Легко угодил на крючок ее неуловимого шарма.
И все. Пустота. Я, честно, ничего не хотела. У меня будто исчез смысл жизни.
А ради чего? Ради карьеры? Да пропади она пропадом! Встречи, звонки, разговоры. Нервы и одиночество. Деньги? Но это всего лишь бумага! Из нее можно сделать дорогую обертку. И всунуть в нее свою паршивую жизнь!
Для меня счастье выглядело иначе. Стоило мне зажмуриться и представить, как мы сидим с ним бок о бок и он держит на коленях нашего малыша.
В моих фантазиях присутствовали также и другие атрибуты семейного очага. Например, горящий камин, новогодняя елка, пирогов полная чаша. Но вся эта бутафория была уже не важна. Я хотела заполучить назад своего мужчину!
Помнится, я еще попыталась однажды попасться ему на глаза. Вдруг он передумал? Вдруг с его стороны это был легкий флирт? Ведь может же его интерес к Оксанке ограничиться одной только ночью?.. Но нет, он не передумал. Он твердо намерен встречаться с моей подругой и дальше. Во всяком случае, напрямую расспросил меня о ней. Как ее отчество, сколько ей лет. В общем, полный перечень анкетных данных.
Я отвечала, а сама ненавидела Оксанку так сильно, что даже кончики пальцев немели. Мне было мало, что я перестала ее замечать, разговаривать с ней. Мне хотелось ее уничтожить. Стереть в порошок!
Шли дни. Мало-помалу острота восприятия притупилась. Мне стало не хватать моей лучшей подруги. Ее немного грубоватой харизмы, ее циничных острот, которых я по большей части не понимаю.
И однажды меня осенило. Все встанет на свои места, как только они расстанутся!
Вскоре в голове моей созрел подленький план.
Все было бы проще пареной репы, но мне ужасно мешало отсутствие опыта по части обольщения. Интимная сторона моей жизни вообще никогда не отличалась насыщенностью. За все тридцать лет я только дважды сходилась с мужчинами. И то сказать «сходилась» было бы непозволительной дерзостью!
Первый раз меня фактически силой уложил какой-то студент с параллельного факультета. Я даже имени его не знаю. Это было, когда я еще училась в историко-архивном. Сдала летнюю сессию после третьего курса. И по случаю студенческой пьянки была податлива, как пластилин.
Со студентом мы еще пересекались несколько раз в институтских стенах. Но оба отчаянно делали вид, будто и не было ничего на узкой, скрипучей кровати, застеленной прокуренным пледом.
Вторично мною овладел Гена из Чебоксар. Это было на юге. И было это ужасно!
С Геной наш роман растянулся аж на целую неделю. Но потом к нему внезапно нагрянула благоверная. И он быстренько распростился через окно со всеми воспоминаниями обо мне. Я потом еще лазила ввечеру по кустам, собирая свои разбросанные вещички…
Ну вот. А пока я ломала голову, как бы осуществить свои замыслы, судьба сама преподнесла мне удобный случай.
Это произошло в двенадцатом часу ночи. Я была дома. Смотрела на кухне, потихоньку включив, телевизор. Мама с бабушкой только улеглись.
Вдруг мне на мобильный раздается звонок. Подхожу, смотрю на табло. А там светится «Всеволод». Дыхание у меня так и оборвалось…
Вообще-то мы часто созванивались с ним по рабочим моментам. Особенно в последнее время. Но он позвонил мне впервые.
Я нажала на кнопку приема. А сама молчу, как ненормальная. Голос прямо в горле застрял.
– Ало, Полина?.. Полина! – Слышу, в трубку подул. – Это Лихоборский! Вы меня слышите?
– Да, – мне наконец-то удалось с собой справиться.
– Вы говорили, у вас там какой-то приходник для меня завалялся. Могу я его сейчас забрать?
– Сейчас? – Я с удивлением глянула на часы… и вдруг поняла – вот он, мой шанс, другого такого не будет! – Всеволод! – говорю. – Время позднее. Я уже дома. Если вас не смутит марш-бросок через всю Москву…
– Меня не смутит. Где вы живете?
– На «Домодедовской». Он присвистнул:
– Ладно, диктуйте!
Пока тянулась временная резина, я была сама не своя. Все металась, металась. Постоянно трогала что-то руками. Несколько раз вставала под дверью родительской комнаты. Бабушка все ворчала. Эх, не знала я тогда выражения «старый пляж»!
Потом все окончательно стихло.
Я обдала щеки холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало.
Какое там отразилось восхитительное лицо! Вот как, оказывается, красит румянец! И глаза с этой искоркой ожидания… они кажутся такими необыкновенно глубокими!
К тому моменту, как он приехал, у меня уже не осталось сомнений. Я вышла его встречать в халатике тончайшего шелка. Таком коротком, что все, что есть у меня ниже пояса, не вызывало вопросов – было как на ладони.
Ноги я так отутюжила депилятором, что в них можно было смотреться. Прическу сделала максимально естественной – чисто вымытые блестящие волосы распустила по спине и плечам. Грудь в вырезе слегка смочила духами.
– Доброй ночи, Всеволод!
Мне казалось, при моем появлении его должно было просто снести волной исходящей от меня сексуальности! Но Всеволод стоял, угрюмо опершись рукой о косяк, и глядел куда-то чуть повыше моей головы.
– Доброй ночи, – медленно проговорил он, – если она, конечно, добрая… – Язык его явно не слушался – заплетался, делая половину слов неразборчивой. – Нет, ну если вы так считаете, то пусть она будет добрая… в принципе…
«Бог мой! Да он же лыка не вяжет! – осенило меня. – И когда только успел?»
А мой сказочный принц продолжал:
– Я вот помню… – сказал он и запнулся, – что… что… что… тьфу, не выходит… что должен был приехать по этому адресу. Но!.. – тут он повеселел. – …Совершенно не помню зачем…
На этих словах взгляд его скользнул ниже, и на меня уставились два радостных, совершенно не держащих фокус глаза.
– Ну, проходите тогда…
Честно говоря, я была выбита из колеи на все сто.
– А зачем мне проходить? – слегка удивился он и икнул.
– Ну хотя бы затем, чтобы не садиться в таком виде за руль!
– Куда?
– За руль! Вы же сюда на машине приехали?
– Я? – изумился он. Но немного поразмыслив, сказал: – На машине. А то на чем же еще? На речном трамвайчике, что ли?
После этого он еще раз икнул и, тяжело уронив голову, стал глядеть в пол, весь как-то немного покачиваясь. Очевидно, сохранять равновесие ему было непросто. Потом неожиданно встрепенулся.
– А я вспомнил!.. Мне нужна эта… как ее там?.. Ну, эта ваша… Ирина Чижова! Где она?
Ну слава богу! Теперь хотя бы стало ясно, что он понимает, кто перед ним.
– Откуда мне знать, где Ирина? Уж во всяком случае, не у меня!
– Н-нет? Не у вас? – Взгляд его померк – Ой, как жа-ал-ко…
Мы могли бы еще долго с ним препираться. Но тут сверху стал спускаться какой-то запоздалый собачник. Я, недолго думая, втащила Лихоборского в квартиру и захлопнула за ним дверь. Он неуверенно шагнул. Пошатнулся. И утянул меня вместе с собой в висящие на стене шубы.
– О, как! – довольно громко воскликнул Всеволод, выталкивая из мягкой ловушки сначала меня, а потом выбираясь самостоятельно. – Чуть было не упал…
– Идемте!.. Идемте, я вас уложу! Я была раздражена.
Что мне теперь делать с пьяным мужиком? Ума не приложу! Сейчас еще весь дом перебудит!
– Куда? Баиньки? – с надеждой в голосе осведомился мой гость.
– Баиньки, баиньки!
Я пинками затолкала его в свою комнату. Сдернула с кровати покрывало. И, усадив, стала раздевать. Он смотрел на меня умиленно-осоловевшим взглядом. Молчал. Потом, когда добралась до рубашки, резюмировал:
– Заботливая…
Когда же дело подступило к самому интересному вдруг воспротивился:
– Нет, погоди! Дай, я сам брюки сниму!
И вот он оказался передо мной практически в неглиже.
Так, ничего себе. Сложен очень приятно.
Он уже улегся, целомудренно натащив на себя одеяло до самого подбородка. Я положила ладонь на его пылающий лоб. Наклонилась, поцеловала в губы.
– Э! – тут же открыл он глаза. – Я баиньки… – сказал таким тоном, словно подчеркивал: «Извини, подруга, ты не в моем вкусе».
Я решила не торопить события. Пусть немного проспится. Вернулась на кухню и стала терпеливо ждать. По истечении второго часа я, полная решимости, снова подступила к плацдарму любви. Всеволод стонал во сне, как от зубной боли. Он то и дело ворочался, занимая собой все пространство.
Выскользнув из халата и оставшись в одном исподнем, я прилегла к нему. Под одеялом сняла с себя все остальное. Теперь оставалось только избавить его от последней детали туалета. Я проделала это без особого труда. Всеволод не шелохнулся. Только пробормотал что-то нечленораздельное. Дальше я исполнила все в точности, как показывают в порнографических фильмах. Но, видимо, навыков у меня оказалось все-таки маловато.
Закончилось все тем, что Всеволод сквозь сон убрал мою руку, отвернулся к стене и больше не дал ни единой возможности к себе поприставать…
Это был полнейший провал! Лежа с ним рядом, я чувствовала, как вот-вот задохнусь в беззвучных слезах. Мне не хватало воздуха, я ловила его судорожными глотками, боясь пошевелиться. Потому что тогда незавоеванный витязь может проснуться. И мне ничего не останется, кроме как сгореть со стыда!
Я не понимаю, как вообще сомкнула глаза этой ночью!..
Утром, когда я проснулась, Всеволод сидел на кровати, обреченно свесив руки между колен. На нем уже была та самая недостающая деталь туалета.
Почувствовав, что я не сплю, он обернулся:
– Привет…
Сказал – и отвернулся опять. Выглядел он более чем подавленным.
Я не очень-то понимала, мается ли он оттого, что ночью был ни к чему не способен. Или, напротив, – в полной уверенности, что согрешил.
– Привет. Как ты себя чувствуешь? – пытаясь это выяснить, спросила я.
Он усмехнулся:
– Не помню ни черта!
– Как, совсем ничего?
Он кинул на меня быстрый, красноречивый взгляд.
– Совсем…
И тогда я решила пойти ва-банк.
– Ты был неподражаем… – с придыханием сказала я; получилось очень естественно.
Он резко встал и каким-то нервным движением провел себе рукой по волосам.
– Отлично!
Все его поведение говорило о том, что он проклинает эту ночь. А заодно и себя, и меня, и всю нелепость сложившейся ситуации.
Горько… как же горько это было осознавать! Я ему нисколечко не нужна! Даже теперь, когда я так близко, когда я такая доступная! Только дотронься!
– Ты не волнуйся, Всеволод. – Я встала и, обняв его сзади, прижалась к его теплой спине. – Оксана не узнает. Я не скажу.
Он немного помолчал, как бы осмысливая. Потом, повернув голову, поглядел на меня через плечо.
– Ты славная, Полина. Видит бог, я не хотел тебя обидеть. Так получилось. До сих пор не пойму, как я у тебя очутился. Я что, просто приехал?
– Да, ты просто приехал.
– И что потом?
– Потом мы пошли на кухню. Выпили немного шампанского, которое ты привез. И ты стал меня целовать… ласкать… прямо там, на кухне. Потом мы перебрались сюда.
Усмехнувшись, он потер подбородок, словно поражаясь себе самому.
– М-м-да! Главное, еще и с шампанским приперся!
Он так и не обнял меня в ответ. Только, развернув мою руку ладонью вверх, поцеловал.
– Прости…
– За что? Это была моя лучшая ночь…
Я так вжилась в образ, что набежавшие на мои глаза слезы казались мне слезами перенесенного счастья, а вовсе не слезами отчаяния. Не слезами худшего из всех моих прежних разочарований.
Обескуражено ероша волосы, Всеволод огляделся по сторонам. Увидел свою аккуратно сложенную одежду.
– Я пойду, ладно? – И не зная, как бы меня утешить, добавил: – Пообедаем как-нибудь вместе?
Он ушел. А я опять забралась в постель, все еще пахнущую его добротно стойким одеколоном. Я больше не плакала. Только, скрючившись, как от боли, прижимала к груди подушку, на которой он спал.
В комнату за разъяснениями явилась мама. Но, видя, в каком я состоянии, беспокоить не стала. А Старый Пляж проскрежетала с кухни:
– Ничего, пусть победокурит, пока молодая! Еще годок-другой и перезреет, глядишь. Кому тогда нужна будет?
Вот хрычовка! Заступилась, называется! И ведь не по недоумию, а специально. Потому что в душе осудила меня. Только мне все равно. Я боролась за свое счастье, и никто не в праве навешивать на меня ярлыки.
Прошло несколько дней. Я хотела забыть его, выкинуть из своей головы. И не могла. Чем больше хотела, тем больше умирала, не видя, не слыша его.
И вот однажды, не выдержав, я решила напомнить ему о его обещании. Набрала его номер. Блокирован. Тогда я сразу перезвонила ему на работу. А там разузнала, что его еще с утра забрали в больницу с приступом аппендицита.
Период, пока он был прикован к больничной койке, стал для меня воистину подарком судьбы. У меня опять появился благовидный предлог. И я использовала его на полную катушку.
Я моталась к Всеволоду каждый божий день. Варила ему бульон, как заботливая жена. Возила книги. Просто рассказывала всякую всячину. Он был мне благодарен за это. Даже, кажется, начал осознавать, до какой степени он мне небезразличен!
И каждый божий день я поздравляла себя, пусть с маленькой, но победой. Он видит, как я стараюсь, как поддерживаю его. А Оксанка…
Ах, да, Оксанка.
Вот тут-то как раз «судьба быть в маске» мне очень пригодилась!
Наша с Оксаной размолвка длилась месяца полтора. Мы даже не здоровались с того самого вечера.
И вот, наконец, пришло время восторжествовать справедливости. Я сама протяну ей руку мира, но отплачу той же монетой. Я брошу зерно, из которого между ней и Лихоборским вырастет непреодолимая стена. И никто не докажет мне, что я не права!
Я знаю свою подругу с детства. Знаю как облупленную. Все ее плюсы и минусы. Мне ничего не стоит вывести ее из игры. Особенно теперь, когда у меня на руках такой козырь, как ночь с Лихоборским! Разве она сможет ему это простить? Да ни за что! А меня простит. Я ведь сама невинность! Я же ведать не ведаю, что между ними все очень серьезно.
Оксанка чем-то удручена. Мы только что обнимались в пылу примирения. И вот теперь она пьет задумчиво чай и, кажется, абсолютно не слушает, что я ей говорю.
Может быть, она уже все знает про нас? Неужели он сам ей сказал? Ну, тогда он просто болван!
Я осторожно перевожу разговор в это русло.
– Оксаночка! Я хотела тебя спросить… Между тобой и Всеволодом было что-нибудь в ту ночь?
Она поперхнулась. Прекрасно поняла, какую ночь я имею в виду. Ту! Самую первую! Когда они даже не смогли досидеть до конца вечеринки – приспичило им!
– Ты что, Поля! – Возмутилась она… надо заметить, вполне натурально. – Как ты могла такое подумать? Он просто меня до дома подвез. Мы обменялись товарищеским рукопожатием. И он уехал.
Вот это да! Не думала, что она до такой степени со мной неоткровенна. Придется строить диалог немного иначе. Я делаю дурацкое, растроганное лицо:
– Правда? А я, дурочка, от ревности себе места не находила! – И рассказываю «по простоте душевной» про нас с Лихоборским. Пока без интимных подробностей. Всего лишь ненавязчивый штришок. О том, как у нас началось…
Оксанка аж посерела. Сделалась как вылитый ее батюшка Александр Сергеич в минуты затмения:
– ЧТО у вас началось?
Ага, попалась! Видела бы ты сейчас свои глаза! А знаешь, каково было мне? Я думала, что умру! Но я бормочу невинно, как агнец.
– Нет-нет, ты не думай, зайчонок! Тогда у нас ничего такого не было!
И продолжаю развивать на глазах изумленной Оксанки бурный роман. Помаленьку подбираюсь к долгожданному вечеру. Это мой разящий удар! Удар ниже пояса!
Для убедительности я опускаю подробности. Просто говорю, что нагрянувший ко мне среди ночи Лихоборский был слегка не трезв, про Ирку расспрашивал…
– Кстати! Ты не в курсе, у них случайно нет романа?
– В курсе! Нет!
Оксанка напряжена до предела.
А я, наоборот, делаю выдох великого облегчения:
