Текст книги "Мое королевство. Бастион (СИ)"

Автор книги: Ника Ракитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Ври да не завирайся! – со злым лицом крикнула Ариша. – Кому ты нужен в этой дыре?!

И толкнула Даля так, что он едва не слетел. Да и Володя, сунув ему деньги с часами за пазуху, потянул за полу.

– Грабят! – заревел Даль, сомневаясь, впрочем, что отряд поддержки отсюда его расслышит. Тряхнул поводьями, направляя коней через переезд. Ариша, хватаясь за комиссара, едва не удушив его, дернула левую вожжу, мешая маневру.

– Скинь его!!!

Володя повис у Даля на плечах, и они свалились сперва Арише под ноги, а потом и вовсе скатились с коляски и железнодорожной насыпи и продолжали остервенело бороться и брать друг друга в захваты, взрывая вереск и сухую осеннюю траву. Между тем Ариша смогла развернуть лошадей и погнала их прямо по колее. Копыта грохали, выбивая щепу из просмоленных шпал. Бричка подскакивала. Колесами цепляла рельсы. Экипаж медленно удалялся. Даль сел, жестко макая Володю лицом в песок, и выдал яростную матерную тираду. Заломил Вересу руку за спину. И еще раз встряхнул:

– Сбежала!

Володя сплюнул песком и кровью. Попытался вырваться из захвата. Глухо застонал.

– Сидеть! – рявкнул Даль.

К ним уже бежали оперативники. Перехватили Вереса, защелкнули на руках кандалы.

Бледно-голубые глаза Володи полнились непониманием и возмущением.

– Инна, за ней! – Даль приказал одному из оперативников спешиться и, сдирая и отбрасывая фальшивую бороду, вскочил в седло. – Этого в поместье, Сергей! Глаз с него не спускать! Венедикт, кликни Савина! Остальные за мной!

У отряда еще оставался шанс поймать Аришу, если она так и будет гнать по колее, а не соскочит с брички – и в лес. Да и там неприспособленную горожанку перехватить не сложно – след в виде обломанных веток и помятой травы за ней всегда останется. Да и собак пустить можно. Лишь бы не убилась случайно, руки-ноги не переломала в валежнике или в болоте не утонула.

Пару минут Даль на этом потерял. Вручая пленника Сергею, отдавая Савину приказ поспешать за основной группой медленно, за зарослями вдоль чугунки следить: вдруг да Ариша, разогнав пару, сиганет где в лозняки. Они сами могли на скаку место прыжка пропустить и дальше гнаться за пустой бричкой. «И чью тогда голову на ограду нанизать, Даль Олегович?»

Минута, две, три, коня в галоп, вот уже Инну нагнал – а Ариша из виду потеряна, обретя свободу маневра.

К домику обходчика отряд выскочил на полном скаку. Тут же увидели гнедых. Те порвали постромки и жевали сухую траву, медленно остывая, все в пене. Бричка валялась, потеряв колесо. В остальном мирный пейзаж. Луг, перелаз, три яблони. Ветер тряхнул – яблоки попадали со звонким стуком на жестяную крышу. Домик беленый, обихоженный. Но что-то было не так. Что-то в картине смотрелось нарочитым. Ветка заброшена, неужели кто-то тут живет? А дым над трубой чуть заметно поднимается и колышет раскаленный воздух.

Даль послал в дом Талызина и Инну, а сам, привязав коня, вышел на зады, к огородику. Ровные грядки моркови торчали хвостиками, рядом – пожухлая картошка: копать уже пора. А через межу тропинка то ли к большому ручью, то ли к маленькой речке: полоса густой, чуть тронутой желтым зелени отмечала ее невидимые извивы. Вдалеке мекнула коза. Даль сделал шаг на тропинку, и тут же, вылетев из кустов, пуля оцарапала плечо. Пригнувшись, выдергивая из-за спины револьвер, Даль метнулся туда, петляя – чтобы труднее было прицелиться. Инна с Талызиным тоже выскочили на выстрел. Побежали следом.

Кусты качались – стрелок, похоже, не был профессионалом, а не то бы переместился или ушел, не потревожив ветки. Даль злился на себя, что глупо подставился под выстрел. И что не приказал сразу взять собак. А ну как и этот уйдет?

Но треск и качание веток показывали, где неизвестный проламывается сквозь кусты, а громкое плюханье известило, что он упал в реку. И тут же раздался морозящий душу крик.

Даль нервно хихикнул, представляя, что стрелком закусывает невесть как попавший в деревенскую речку корморанский крокодил. А оказалось, Гай Сорен, внук великого деда, просто не умел плавать.

Побултыхавшись, младший Сорен поднялся, пошатываясь и маша руками, потому что ноги разъезжались в иле. И продолжал ошалело голосить, не открывая глаз, хотя стоял в воде не глубже чем по колено.

Талызин сплюнул, спрыгнул в речку, не жалея сапог. Отвесил Гаю пощечину, принуждая пажа ея величества заткнуться. Заломил юноше руку и пинками погнал дурачка к берегу.

Инна, стянув с Даля армяк и разрезав рукав косоворотки, бинтовала ему плечо. Крапивин морщился.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Гая он.

– Можете меня пытать, – младший Сорен сглотнул, под тонкой кожей шеи дернулся кадык. – Я вам ничего не скажу.

– Скажешь. Скажешь, как миленький, – Талызин еще раз пнул Гая под тощий зад. – Или мы деду тебя отдадим.

Гай затрясся, как щенок, разбрызгивая воду, глаза чуть ли не закатились на побелевшем лице.

– Пошел! – оперативник качнул в руке охотничье ружье Гая. Даль с Инной отправились следом. Инна все поглядывала, чтобы подхватить, если начальство вдруг станет терять сознание. А комиссар злился, чувствуя, что безнадежно опаздывает. Вдруг как Ариша с подельниками растворится в который раз на просторах огромной империи. Доказывай тогда, что ты не козел.

– Там с ним был еще кто-то? – спросил он Талызина. Надо людей к ручью послать, осмотреть все.

– Не видел. На одного лежка была приготовлена, – Венедикт шумно втянул воздух. Даль внезапно для себя понял, что перестал испытывать к нему неприязнь. Надо его из столичного комиссариата в имперский перевести.

Талызин, видимо, что-то понял и улыбнулся краешком губ.

В доме обходчика был идеальный порядок. Печь с утра натоплена, пахнет луком от вязанок на гвозде, картошкой, опарой.

На окне ситцевые занавески, на полу домотканые половички. Сапоги Гая и Талызина оставили на них и на чисто выскобленном полу грязные пятна, и Крапивин поморщился, настолько вода и грязь диссонировали с местной чистотой.

– Кто здесь жил? Куда Ариша подалась? Вы ей помогали?

– Дайте попить, – сказал Гай жалобно. Опустился на лавку, трясясь цуциком.

– Не тяни! – Инна, злобно щурясь, толкнула к Сорену кувшин с кислым молоком. Тот отхлебнул, поморщился.

– Мне будет снисхождение?

– Не тяни и не торгуйся. Кто здесь был? Куда они поехали?

– Не скажу.

Талызин передернул затвор. Гай подпрыгнул:

– Вы права не имеете! Вы же! Вы же не станете меня убивать? Это нечестно!

– Кто бы о чести говорил, – оперативник сел, поставив ружье между коленями. – Я бы соли зарядил да в тебя при попытке к бегству грохнул. Да начальство вот не позволит.

Даль посетовал, что не взял с собой часы. Голова тупо болела, руку тянуло.

Гай простецки вытер тылом ладони у себя под носом.

– Эдик жил, Вырезуб. Мы условились, что тут встретимся. Он молоко в поселке продавал, видел Аришу. И нашу ячейку подключили.

– Ячейку, значит, – Даль подтянул кувшин и опрокинул в себя молоко, глотая комки и приятную на вкус сыворотку. Стало прохладнее.

– Детали потом. Куда они двинулись?

– Эдя и Ариша? – уточнил Гай со слезами в голосе.

– А тут еще кто-то был?

– Только я. Я не хотел стрелять, честно! Оно само как-то получилось, – юноша увял и поскреб носком сапога половицу.

– Так куда они отправились?

– На фабрику. Там дача для инженеров была. Ну, когда ночевать оставались. Производственный цикл, все такое.

– На дачу… И долго там просидят?

– Долго, – Гай захлопал пушистыми, как у девушки, ресницами. – Андрей совсем болен. Ариша доктора к нему должна была привезти.

– Это Володю? Ах, да, у него же дырка в заднице, – весело сказал Талызин. – Будущий военный хирург для Ленцингера самое то.

Сорен стиснул губы.

– Скачите за вашим мастером, Инна, чтобы зря там не искать. Савин пусть подтягивается. И собаку раздобудьте.

– А с этим что? – Талызин толкнул Гая в плечо. Тот обернулся с видом уязвленной гордости, но ума хватило язык придержать.

– В кладовку заприте, что ли.

– Связать? – все же потомственный аристократ не бедный студент на пенсионе, чтобы заковать без приказа. Даль тряхнул головой, чувствуя, как в ней нарастает гудение. И решил не церемониться:

– Да!

– Вам к доктору надо, Даль Олегович, – мягко сказала Инна.

– Потом.

Подосадовал, что Володя не с ними. И помощь бы оказал. И самое время допросить, пока Инна ездит, обоих. Ставку очную устроить. А, потом.

Глава 11

Инна с Талызиным вышли. Венедикт толкал перед собой пленника. Даль осмотрел комнату, примечая, как все стоит, и начал обыск.

Ничего примечательного тут не держали, разве что пару газетенок со статьями Залевич – на них хозяин сушил пустырник и валериану. Несколько книжек, одобренных комиссариатом – Даль увидел слегка расплывшиесяцензорские печати. Сундучок с личными вещами: мыло, бритвенный прибор, зубочистки – все же Зои привила сыну строгую привычку к гигиене.

И на самом дне, под пожелтевшей газетой «Эрлирангордское время» десятилетней давности, – рукописная тетрадка в клеточку.

Ее Даль изъял, без понятых, да где в этой глухомани понятых искать? А тетрадка, если это Эдичкин труд, – потенциально опасная.

Время тянулось за полдень и дальше, чтобы сорваться в галоп, когда прибыла с подкреплением и фабричным мастером Инна.

Даже рука, казалось, стала меньше болеть. Тем более, что рану осмотрел, обработал и перевязал привезенный Инной доктор. Кроме доктора вошли в сторожку, зацепив друг друга в дверях, тощий фабричный мастер и крупный полицейский с овчаром на поводке. Проводник то ли поклонился, то ли пригнулся у притолоки и стеснительным басом представился:

– Кузьма. А это Шутник.

Овчар снисходительно промолчал.

– Михалыч, – представила мастера Инна. Тот стянул с головы картуз со сломанным козырьком.

Пока Крапивина лечили, мастер разложил на столе привезенные с собой пожелтевшие, пыльные бумаги. Даль даже головой потряс. Все повторялось. Накануне они сидели в поместье над картой местности, сегодня в сторожке – над планами фабрики. Эх, знать бы – еще вчера Михалыча неоценимого этого к делу подключил. Устал, совершаю ошибки. Но ведь не собирался же лихачить! Взять только Аришу на горячем и Володю допросить.

– Не, за хранилища дальше они не пойдут, – цыкал сквозь редкие зубы Михалыч. – Там даже когда за лето подсохло, до самого моря болота тянутся. Потопятся беглые без проводника. Если барончик тут, то знает, что сами себя в угол загнали. И по бокам тож болото, не пройти самим никак.

Дед потыкал обкуренным пальцем в план, и им же поскреб под бородою.

– Туда на лодке через озеро раньше можно было, а сейчас только чугункой и шоссе барон строить начал для богатых заказчиков, чтоб с работягами в «летучке» не тряслись. Не достроил, но насыпь есть, хоть и заросла изрядно, – Михалыч отчеркнул ногтем полоску за озером, параллельную железной дороге.

– Савин, двоих на шоссе поставишь, чтоб и мышь не проскочила.

– Сделаем, Даль Олегович, – прогудел тот.

– А не могут они в болота забиться, землянку отрыть и там сидеть? – спросила Инна. Венедикт облил тетку веселым взглядом:

– Накануне зимы, в землянке, с барышней… Я так не думаю. Да и жрать захотят – все одно кто-то в лавку выползет или ради Тумаллан просить начнет.

– Где бы они могли прятаться, по-вашему, Михалыч? – спросил уважительно Даль.

– Ночи холодные, – опять поскреб бороду мастер. – Так что два места годящие только там и есть. Было бы три, так парадную контору старый барон не успел достроить. Остаются дача инженеров и моя контора в швейном цеху, вот тут.

Он потыкал в план.

– Народ у нас… прямо сказать, негодящий народец. Все, что можно было, разобрали и утащили, половину ограды выкопали. Даже мачте причальной ногу подпилили, мало-мало не убила ворюг, так там за цехами и лежит. И проклятия не побоялись! – развел он ладонями. – Печки бы чугунные выломали и унесли – так они серединой в стену вмурованы, чтобы обе комнаты греть, обвалилось бы там все. Ну а где печка – там эти ваши беглые жаться станут. Я маракую так.

– А тут что? – указал Даль поочередно на вытянутые прямоугольники зданий на плане.

– Ну, тут вот пакгауз, сюда сразу с поезда сгружают… сгружали материалы и инструменты. Справа переодевалка вот. Тут токарный цех, тут сушильный, – вел пальцем по плану Михалыч, тяжело вздыхая. – Для моторного вот это вот место разметили, – показал он по левую сторону пути. – Пошли бы заказы – мы бы все на месте делали. А так только оболочки шили сами, а остальное собирали из привезенного. Тута вот ангар. Жутко там, – передернул старик плечами. – Эх. Какое дело загубили!

– Спасибо, ясно, – оборвал поток его страданий комиссар. Окликнул подчиненных, отдавай последние распоряжения.

– Гриша, Андрей! Гая в усадьбу. Коз и корову туда же, дом заприте. После со всем этим разберемся.

Стараясь не пользоваться раненной рукой, Даль вскочил на подведенного к крыльцу гнедого. Засада с ней какая-то: то химера, то Гай Сорен. По возвращении допросит мелкую дрянь с пристрастием и деда его известит. Пусть берет до суда на поруки и сам за него отвечает. Но это все потом. А теперь они скакали, не жалея ни лошадиных сил, ни собственных – гнали, как в романе Анастазия, пятого из Сановых учеников. Любил вьюноша описывать погони, знал в них толк.

Даль подумал, какая же гадость, если его жизнью управляет какой-то молодой подонок. И заорал, выплескивая отвращение. Конь шарахнулся. Сбоку подскакала Инна, ухватила повод. Комиссар скрипнул зубами. Но пенять подчиненной не стал.

Песчаные плеши по обе стороны насыпи с редко торчащими сурепкой, пижмой и подушками лилового и белого вереска как-то внезапно закончились. И теперь всадники ехали в тесном тоннеле зелени, каким стала чугунка со временем. Чернолесье перло из жирной земли, переплетаясь над головами, и казалось, что они движутся в желтой болотной воде. Калина, и бересклет, и волчье лыко, и ольха шелестели, и скрипели, и потрескивали, и роняли сухие листья на каменный отсев между шпалами. Приходилось пригибаться под особенно низкими ветками, так и норовящими хлестнуть по глазам.

Даль предупредил:

– Вперед не рвемся.

«Хотите романа с погонями, Анастазий? – спросил мысленно. – Будет роман с погонями. Это я вам гарантирую. Но лишь тогда, когда это потребуется мне».

Они проехали около часа, когда над деревьями и густыми кустами показалось, точно выплеснуло, фабричное здание – тот самый швейный цех, – похожее на замок.

Проектировал его видный архитектор и местоположение выбрал красивейшее – над озером. Чтобы краснокирпичными стенами с зубцами отражалось в ясной воде. Массивный куб из рыжего местного кирпича, а над ним кубик поменьше. По стенам зубцы, а на флагштоке над плоской крышей знамя барона Ленцингера. Конечно, при обильных снегопадах здешних зим плоские крыши, скорее, минус. Как и высокие окна: хоть светло в цехах, да холодно. И печки не спасают. Если, конечно, нет калориферной системы. Михалыч о ней не говорил.

Ржавый флагшток пустовал. Озеро заросло красноталом, вербой, ивняком по топким берегам до того густо, что верхний этаж с зубчиками едва виднелся.

Стояла тишина, такая глухая, что закладывало уши.

– С крыши нас не высочат?

– Не вылезут на крышу, – проворчал мастер. – Даже на галерею не смогут: люк прикипел намертво. Мы уж пробовали… Ат!

Держался старик на своей каурой мешковато, но крепко. И, спугнув кобылу резким взмахом рук, в галоп ей перейти не позволил.

– А печи для калорифера в подвале?

– Не успели поставить, – нисколько не удивился вопросу Михалыч.

Пробежали вдоль сырых зарослей с плеском воды и громким кряканьем уток. Спешились. Услыхав их, заржал в лозах конь. Каурая попыталась ответить и огребла кулаком в морду от Михалыча. А полицейские лошади привычны были молчать.

Судя по вензелю на чепраке: «ГС» в золотом венке, – это был конь Гая. Да и по виду тоже. Скакун грыз удила, дергал привязанный к кусту повод, косил огненным глазом. Бил копытом, лебединую шею изгибал, зубы показывал. Талызин окоротил его, привязал к морде торбу с овсом. Кроме коня, в лозняке никого не было, только несколько зацепившихся ниточек от Аришиной одежды.

Шутник, стараясь держаться подальше от подков, старательно нюхал воздух.

Инна вместе с Савиным отвела и других коней в те же кусты.

– Гриша, с ними останешься!

Разумно. В зарослях, в которые превратились окрестности и частично сама территория, кони бесполезны. Только лишнее внимание привлекут или ноги на корнях переломают.

Шутник привел погоню по чугунке до ржавых ворот, как по ниточке. Оглянулся на хозяина. Створки слепило ржавчиной наглухо, приоткрыть и стараться не стоило.

– Другой стороной пошли. Если были здесь, – сказал Талызин вполголоса.

Михалыч хмыкнул. Поманил всех налево. Пролез, раздвигая густые ветки. В паре саженей от ворот забор был сломан. Остатки валялись, придавив кусты. В пролом спокойно прошла бы ломовая телега.

–Под воротами пролезли, – Инна сняла с воротины несколько ситцевых ниток знакомого Далю колера. – Вишь, жаба толстая, еле подкатилась.

И спрятала нитки в полотняный мешочек для улик, карандашом помечая время и место.

Старый мастер, усмехаясь, развел руками: ну, дураки и есть.

– Хватит тут крутиться, – проворчал Даль, поглядывая на крышу образованного ветками туннеля. – Сергей, Венедикт, разведайте.

– Я им покажу, чтоб не плутали, – гордо поднял подбородок Михалыч. Комиссар с сомнением глянул на него: а ну как нашумит? Или под пулю попадет.

Мастер понял его колебания, усмехнулся в седые усы:

– Не боись, хлопчик. Я тут несунов ловил когда-а еще…

А, пусть идет, решил Даль.

Подмигнул Талызину: охраняйте старика.

Но мастер юркнул в ворота живее молодых и совершенно беззвучно.

Инна хмыкнула: несунов ловил, как же! Скорее, сам нес. Но мысли не стала озвучивать.

А комиссар, стараясь отвлечься от ноющей боли в ране, опять стал думать о верховых. С одной стороны, разумно, поди их в кусты пропихай, треск на весь околоток поднимут. Да и здоровые, высмотреть проще. С другой – фабричная территория велика. Пока всю обшаришь – подметки износятся. Да и солнце к закату клонится.

День не совсем короткий еще, но не лето, к девяти стемнеет. Поспешать надо. И не торопиться. И все это разом. Или подкрепление запросить, оставить все до утра? А если уйдут ночью? Или Гай соврал, и беглецов тут точно нет?

Вместо азарта сыщика, висящего на хвосте добычи, Даль чувствовал усталость. Огрызнулась добыча и скрылась.

Надежда была на собаку. Шутник след не упустит. Но если сообразят его дальше табаком присыпать? Или уйдут по воде?

«Я заранее настроен на неудачу, это нехорошо», – упрекнул себя комиссар. Если тут ничего не найдут – надо возвращаться. Допросить Гая и Володю, выписать ордер на арест ненаследной принцессы Камаль и обыск лавки «Под висельником». Еще раз припугнуть Гюльшу братом. Очную ставку с Залевич и Гаем устроить. Одинокого бога тряхнуть.

В общем, действовать кропотливо и медленно, как привык. Выявляя цепь инсургентов, а празднование коронации отменить. То есть, не вообще праздник, а это дурацкое шествие. А Алису к Майронису в обитель Паэгли, Корабельщику под крыло. «Господи, – взмолился Даль, глядя на плывущее по небу облачко. – Делай что хочешь со мной, только ее сохрани». Сорвался ветер, обсыпал комиссара желтыми капельками – листиками акации. Осень.

– Даль Олегович, – тронула его за запястье Инна. Указала на лозняк. Под ним пролезали разведчики. Лица были довольными.

– Были они на даче. Были. Натоптали и следы не замели.

Талызин отстранил Михалыча:

– С дачи ушли, перебрались в цех, я думаю. Кого-то волокли на матрасе, уронили, остались следы. Я из бинокля все осторожно осмотрел. Да и Шутник показал все их телодвижения. Но во двор мы пока его не пустили.

– Вон, Михалыч считает, его контору заняли, – стараясь умерить голосище, поддержал Кузьма. – Если не в лоб, ангаром двинемся, – показал на карте, – они нас и не заметят.

– Ленцингер-младший хорошо знает окрестности.

Михалыч развел ладони:

– Учтем, а как же.

Крапивин дернул здоровым плечом.

– Тогда действуйте.

Небо постепенно делалось розовым. По нему черной рябью туда и сюда метались вороны. Хрипло, раздражающе кричали.

Даль спросил у Венедикта часы, проверил время. Час был дан оперативникам, чтобы занять позиции. Трое шли трубой из пустых хранилищ, шестеро должны были осмотреть цеха, Савину предстояло вскрыть люк перехода из ангара, если тот не поддастся изнутри. Еще двое занимались недостроенной парадной конторой. Кузьма с собакой пялился на Даля с широко раскрытыми глазами.

– Шутник говорит, там они, – указал он на замок-цех.

– Если не дураки, то хоть одного наблюдателя выставили. Лучше перебдим и накроем, чем по всей территории за ними гоняться. Даже с овчаром.

– Могли выставить, – покивал Михалыч и указал пальцем на угол здания. – Во-он на балкон за зубец. Если не дураки.

– Троих выставить могли, а Ариша с раненым.

Инна, не оглядываясь, фыркнула.

– Из-за дробины в жопе столько истерик. Доволочется до окна и Андрей как-нибудь.

– Савин, окна на себя возьмешь, проемы пустые и широкие, могут выскочить.

– Есть!

Даль хлопнул крышкой часов:

– Пошли.

Если не шумели, не стреляли – в заброшенных цехах все обошлось гладко. И беглецы в конторе, в швейном цеху. Собака то же поведением говорит.

– Пускай! – махнул он Кузьме. Тот отцепил поводок. Шутник метнулся серой тенью к боковой узкой двери цеха, бросился на нее тушей, стал скрести лапами.

Кузьма подмогнул собаке плечом:

– Как пробкой заткнули, заразы.

– Попробуй выбить. Не выйдет – давай за нами. Михалыч, стереги двери, только близко не стой. И знак подай, ну кричи, если что.

– Да уж не дурак… на пулю нарываться, – старик хмыкнул. – Корабельщик с вами, хлопчики.

Грохнуло и по другую сторону квадратного здания – должно быть, и там двери оказались перекрыты.

Даль встал на фундамент и подтянулся, заглядывая в высокое арочное окно. Раненая рука сразу же заболела.

Внизу в цеху было серо и пусто, по кирпичному полу ветер гонял катыши пыли и древесный мусор.

Беглецы сгрудились наверху, один бежал по сетчатой галерее под крышей цеха, та гремела. Анастазий, мать его, любитель погонь.

– Внутрь давай! – выкрикнул Даль, не понижая голоса. Анастазий перся узкими мостками к остальным. Через крашеную стену конторы пялилась испуганными глазами Ариша…

Савин полез в окно, оседлал подоконник. Анастазий выстрелил из револьвера, пуля выбила щепу из рамы. Савин ответил. Загремели остатки стекла, поднялось бешеное эхо. Невесть откуда взлетел, заметался по цеху голубь-сизарь. А Анастазий полетел на пол, нелепо взмахивая руками. На железную лесенку в контору выскочил Кривец с ножом, и тут как раз подалась боковая дверь, и Шутник, ученый против ножа, опрокинул юношу, прокусив руку с оружием, и, рыча, встал Кривцу на грудь. А оперативники – кроме оставшихся на постах и с лошадьми – лезли в ворота.

– Собаку отзови, – сказал Кузьме Талызин. Поднял Кривца, вместе с полицейским сволок вниз. Стал перевязывать.

Сверху свели светленького Эдичку, снесли на матрасе бледного Андрюшу Ленцингера. Инна отвесила пощечину визжащей Арише.

– Так просто, – устало удивился Даль. – Так просто накрыть сразу всех.

Доктор наклонился над Анастазием. Тяжело вздохнул, закончив осмотр:

– Доска нужна, чтобы его перенести.

– Будет, – Даль кивнул Талызину.

– В ангаре вроде стояли, поищите там, – один из оперативников махнул рукой на широкие ворота напротив ряда окон, сквозь которые Даль и Савин влезли.

– Постойте! – доктор пошарил у Анастазия в кармане. – Он просит это ей отдать, – показал он на Аришу.

– Дайте сюда, – несмотря на обилие окон, Далю показалось темно. Он подошел к воротам. Расправил пожеванный листик в клеточку.

…Закачается ленивый огонь

Над замком или над многоэтажкой,

Но мы вырвемся из круга,

Потому что друг без друга

Мы лишь куклы. А вместе…

Если бы кто сказал, что Даль тогда что-то почувствовал – он бы соврал. Не было ни интуиции, ни прозрения. Ни даже сыщицкого чутья. Просто желание, чтобы все наконец закончилось.

– Выводите их! Талызин, пошли за доской.

– Может, я? – вызвалась Инна. – Рука болит?

Эта опека наконец взбесила Даля, разорвалась где-то внутри. Стараясь казаться вежливым, он отрицательно кивнул и зашел в ангар, где недостроенный дирижабль лежал, как обглоданный кит. Сморщенная обшивки из прорезиненной парусины свисала, собрав паутину и пыль, что была в ангаре, и выглядела, как занавеска в руинах – неуместно и жутко.

Даль с Талызиным стали шариться у стен, досадуя, что нет фонаря. И тут сзади зашипело, грохнуло – и прекрасное, похожее на крепость здание стало беззвучно складываться в себя. С дымом, плеском огня, клубами пыли, оседая, не разлетаясь дальше определенной, достаточно узкой границы. В растянутом патокой времени. Пучилось пузырями и обратилось в груду оплавленных кирпичей противу всех законов физики, не вызвав дальнейших разрушений и почти мгновенно. Что-то хрустнуло и упало рядом с Далем, и безумный день наконец закончился.

– Пещь огненная… Даль Олегович, Даль! Очнитесь, пожалуйста. Мать твою! Вы мне жизнь спасли.

– Что? Та-лы-зин.

– Очухались, вас к врачу надо. Вон по башке как приложило.

– Талызин!

– Смирно лежите. Наш-то доктор… преставился.

– Улики.

– Какие улики? В корку там спеклось все. Тела от кирпичей не отделишь. Верхом передо мной поедете. Так будет быстрее.

Обхватил Даля, перекинув его руку себе через плечо. Почти поволок через комнату – Даль удивился, осознав, что лежал на даче инженеров – и коридором. Коней, как оказалось, уже привели к крыльцу. Комиссару помогли сесть в седло. Талызин запрыгнул сзади.

– Что…

– Вторжение это было. Прорыв абсолютного текста. Вы меня спасли, что за доской погнали этой гребаной для убийцы. Стихоплет, мля.

– Анастазий?

– Из-за него накрыло. И его, и наших. Инна, Савин, Кузьма с Шутником. Вот уж невинная душа.

– Анастазий стихов не пишет, – прошептал Даль пересохшими губами. – Это Сан.

– Тварь. Ненавижу, – закончил Талызин. – Вас к докторам доставим – вернусь. Все измерим, опишем, будет протокол и отчет для государыни. Этих не жалко, гори они пламенем.

Он страдал и оттого был многословен.

– Но наши! Надо пенсии всем. И остальных под корень за такое… за злоумышления. Отомстить, Даль Олегович.

– По закону.

– Да.

– Главный не вышел. Я боюсь, – слова отнесло ветром на ходу.

– Что?

– За государыню. Боюсь.

– Охороним. Волоску не дадим упасть.

– Хорошо.

Даль прикрыл веки. Лицо саднило. В голове звенели не то колокольчики. Не то чугунные галереи и лесенки швейного цеха. Комиссар потрогал опаленную щеку. Борода расти не будет. С Инной он был жесток, не позволил стать ближе. Теперь Инны нет.

– Мы в академию вас.

– Молчите.

– Вот уж болтать не станем, – все верно понял Талызин. – Сами распорядитесь потом.