Текст книги "Фиктивная жена миллионера (СИ)"
Автор книги: Ника Черника
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Если бы Арина не сглупила и рассказала мне все вчера, мы могли бы предугадать дальнейшие события. Или хотя бы попытаться. Но я сам сплоховал, никак не думал, что против меня уже ведутся какие-то действия. Недооценил противника. Теперь расплачиваюсь.
– С Мироновой надо расстаться, – произносить Тимур, я хмуро на него смотрю.
– В каком плане?
– В прямом. Все, закончили игру в фиктивный брак. Признаем: затея не удалась, будешь пока холостяком. Миронову выплатишь сумму по договору, тут не его косяк… Арина пусть съезжает.
– Что? Почему?
– Потому что у них компромат против тебя, Влад, – терпеливо говорит Тимур. – Конечно, это не бог весть что, но при умении можно раздуть скандал. Если ты продолжишь эту игру, то скандал может выйти большим, а через год, через два он будет еще громче, потому что ты уже женишься на ней и будешь изображать влюбленного парня. А так, мы просто отрежем эту историю и пойдем дальше. Через год, когда начнется кампания, об Арине все забудут, а даже если вытащат на обозрение, это будет только бездоказательное прошлое. За оставшееся время, Яров, слышишь меня, – Тимур призывает посмотреть на него. – Тебе нужно собраться и побыть холостяком. Только не тем, который меняет баб, как перчатки. Найди себе бабу и трахай ее, чтобы никто особо не знал. Твоя личная жизнь – слабое место, поэтому напрягись и сделай, как надо. Поговори с Мироновым и расстанься с его дочерью, понял?
Я молчу, глядя на Тимура. Умом понимаю, что он прав, но принимать этого не хочу.
– Понял, Влад? – повторяет Тимур.
Я киваю.
Глава 28
Арина
Я жую сухой бублик, не чувствуя вкуса, просто чтобы чем-то себя занять. Минутная стрелка двигается так медленно, как будто хочет свести меня с ума. Начало восьмого, Влада нет. Нервы уже прошли стадию “на пределе”, я застыла в напряженном ожидании. Когда наконец открывается дверь, я только встаю с дивана. Влад так меня и обнаруживает – с половинкой бублика в руках, легкой паникой на лице и растрепанными волосами.
Мне сразу не нравится выражение его лица, оно слишком серьезное, с таким доктора в кино говорят о смертельной болезни, не иначе. Я осознаю: что-то случилось, это не из-за нашего вчерашнего разрыва. Случилось что-то куда более серьезное. В груди сковывает от неприятного предчувствия, во рту пересыхает, и не остается слов, которые я старательно подбирала весь день. Все, на что меня хватает, это спросить:
– Что-то случилось?
Влад упирается в меня тяжелым взглядом, потом вздыхает, потирая виски.
– Да, надо поговорить. Садись.
Я киваю, сажусь, продолжая сжимать бублик в руках. Потом, словно опомнившись, откладываю его на столик. Слежу за каждым движением Влада, пока он проходит и садится рядом со мной на диван. Мизансцена подобна вчерашней, и что-то мне подсказывает: ничего хорошим она, как и вчерашняя, тоже не закончится. Влад подается вперед, упираясь локтями в колени и сцепляя пальцы в замок. О чем-то размышляет, кусая нижнюю губу. Поворачивает в мою сторону голову, смотрит. Я забываю, как дышать.
– Ты меня пугаешь, Влад.
Он кивает, снова отворачиваясь.
– В общем, дела складываются таким образом, – наконец говорит мне, выпрямляясь, – что принято решение отказаться от идеи фиктивного брака.
Я качаю головой, не зная, что на это сказать. Как-то совсем не ожидала услышать подобное и пока не понимаю, что это значит.
– Почему?
– Ну… Там свои обстоятельства. Не бери в голову. Просто посчитали, что так будет лучше. С твоим отцом я переговорю и выплачу ему всю сумму, которая была заявлена по договору.
Он замолкает, а я наконец начинаю осознавать, что это значит: я должна уйти. Мы с Владом расходимся фиктивно и реально. Я собираю вещи и съезжаю. Заканчивается история. Вот таким нелепым образом заканчивается.
– А…
Я хочу сказать “а как же мы”, но не могу себя заставить. Влад ведь не мог не подумать об этом. Если он говорит это все, значит, решение принял: никаких мы нет. И, возможно, я сама содействовала этому своими вчерашними словами. Дала понять, что мне не нужны отношения с ним, что мне нужен кто-то другой.
– Я должна уехать? – спрашиваю, чувствуя себя так, как будто попала в невесомость. Тело становится ватным, я перестаю четко мыслить, словно меня размазало.
– Да.
Отворачиваюсь, реальность смазывается стоящими в глазах слезами. Поспешно стираю их, сглатываю ком в горле.
– По идее, тебя не должны особо трогать журналисты, но если будут доставать вопросами, то старайся не давать комментариев. Не сошлись характерами и в прочем духе.
– Я поняла.
Воцаряется тишина. Я никак не могу поверить, что должна уйти. Я не хочу, никуда не хочу. Почему так? Я хочу быть с Владом. Почему он ничего не скажет о нас?
– Я вчера виделась с Лизой, – наверное, это попытка уцепиться за последнюю надежду, словно если расскажу правду, то Влад поймет, что на самом деле я просто испугалась. Не хотела услышать от него, что он меня изменил, что я ничего не значила. Решила – будет проще самой разорвать нашу связь. А потом поняла, что ошиблась: не проще. Влад переводит на меня взгляд. – Она сказала, что ждет от тебя ребенка. Срок месяц. Показывала вашу переписку и медкарты.
Влад только качает головой, отворачиваясь.
– Последний раз я спал с ней еще до твоего переезда. Она никак не может быть беременной от меня. Сомневаюсь, что она вообще беременна. А заезжал я к ней, чтобы сказать, что между нами все кончено.
Я кусаю губы, не глядя на него. Тупое отчаяние давит на виски, не позволяя радоваться услышанному. Какая же я идиотка, что поверила Лизе. Поддалась эмоциям, сама, сама все испортила. Если бы сразу все рассказала Владу вчера, не было бы этого ужасного вечера, ночи и этого дня. Но этот вечер все равно случился бы, так? Но по крайней мере, я бы была рядом с Владом еще день.
– Значит, она меня просто провоцировала, – говорю, потирая пальцами ладонь, на Влада глаза поднять так и не могу. – Зачем? Чтобы я тебя бросила?
Влад молчит, но когда я на него смотрю, хмурится, отводит взгляд.
– Вероятно, что так, – отвечает в итоге. – Она потеряла то, что имела, решила, что из-за тебя. И поступить так ей показалось хорошей местью.
Мы смотрим друг на друга, потом я киваю и отворачиваюсь.
– Значит, можно собирать вещи, – произношу я.
– Арин, пойми, там сложилась сложная ситуация. И наши отношения… Любые отношения сейчас мне не нужны. Проделано очень много работы, вложены деньги...
– Я понимаю, – киваю я, вставая. – Понимаю.
– Прости, – чувствую, что Влад на меня смотрит, но ничего не говорю, ухожу в комнату.
Закрываюсь и падаю на кровать, вжимаясь лицом в подушку. Меня душат рыдания. Возможно, это от переизбытка эмоций за эти дни, я просто не могу уже держать все в себе. Я плачу, пока есть силы, а потом еще долго лежу, глядя в стену, подрагивая всем телом.
Наверное, все правильно? У Влада своя жизнь, и мне он ничего не обещал. И для него это все важно. Важнее, чем я. Он сделал разумный выбор в пользу того, к чему хочет прийти. Он ведь сам говорил: роман между нами конечен, он не умеет любить. И как бы нам ни было хорошо вместе, это не стоит того, чтобы рисковать своей карьерой.
Когда я наконец сажусь, за окном совсем темно. Меня покачивает, как пьяную, немного кружится голова. Раздирает от двух противоположных желаний: бежать прямо сейчас, как можно дальше, и просидеть в этой квартире еще пару дней, медленно собирая вещи. Удовольствие мазохиста, не иначе.
Сейчас даже непонятно, чего я хотела добиться вчерашним разговором, на что рассчитывала? Где-то в глубине души я точно не верила в то, что все кончится. Знала, что не выдержу и поговорю с ним? Боялась, что он будет врать, а я так сильно захочу поверить, что соглашусь остаться рядом, даже понимая, что он мне изменил? А он не изменял. Я не пытаюсь подвергать слова Влада анализу, какой-то внутренний тумблер определяет их как правду безошибочно, не подвергая сомнениям.
Мне стыдно за то, что я сама первая усомнилась в нем, что сказала то, что сказала. Стыдно, но ведь это все равно правда. Я в положении любовницы, и это положение рано или поздно закончится.
Усмехаюсь. Рано или поздно. Оно уже закончилось.
Смотрю на дверь и думаю: я ведь могла бы прийти к нему сейчас. Он бы не оттолкнул, в этом я тоже уверена. Мы могли бы провести вместе последнюю ночь. А потом что? А потом я все равно уйду. А раз уйду, почему я должна отказываться? Я всего лишь маленькая слабая девчонка, которая влюбилась. Я хочу продлить это счастье быть рядом хотя бы на одну ночь.
Я дохожу до спальни Влада, замираю с поднятым кулаком. Боюсь постучать. А вдруг он все-таки откажет? Слушать его мягкие терпеливые объяснения, что нам не стоит – это будет слишком.
И все-таки жалко стучу в дверь, еле слышно. Если он спит, точно не услышит. Но он открывает почти сразу. Мы смотрим друг на друга, на секунду кажется, что в его глазах боль.
– Поцелуй меня… Пожалуйста.
Влад вздыхает, потом притягивает меня к себе, обнимает, вжимая в свое тело, губами касается волос. Потом аккуратно отстраняется, гладит мое лицо. Я просто жду. У меня нет сил размышлять. А потом Влад наклоняется и целует меня.
Я цепляюсь за его плечи судорожно, мне хочется впиться в его кожу ногтями, просочиться внутрь, под нее, остаться во Владе навсегда. Я хочу, чтобы он был мой, мой, мой. И никогда этого не получу. Он уже не мой и не был таковым, просто на короткий миг я позволила себе поверить в это.
Мы оказываемся в комнате, Влад отстранятеся, жадно выдыхает, рассматривая меня. Здесь горит только напольная лампа в углу комнаты, она смягчает наши черты, стирая мои заплаканные глаза и хмурую складку, залегшую между бровей Влада.
– Арин… – он сбивается, снова выдыхает. – Я не хочу делать тебе еще больнее.
Нервная улыбка дергает губы. Еще больнее. Он осознает, осознает в полной мере, каково мне сейчас. Он сделал свой выбор более чем осознанно. И я просто жалкая в его глазах, слабая, влюбленная дурочка.
Ну и пусть, ну и пусть. Скоро все кончится, так какая разница, кто что подумает? Я хочу последнюю ночь вместе – яркую, чувственную до болезненного, нежную, как краски рассвета на горизонте. Нашу, только нашу – одну на двоих.
Влад лежит на спине, я рядом, пристроив голову на его грудь. Его пальцы нежно скользят по моей спине. Мы молчим, чтобы не разрушить то хрупкое единение, что сейчас установилось между нами. Черная ноябрьская ночь не торопится переходить в утро, и сейчас я как никогда этому рада. Мне бы хотелось, чтобы рассвет вообще не наступил.
– Арин, – зовет Влад тихо, я напрягаюсь всем телом, его рука застывает. Я приподнимаюсь на локте.
– Не надо ничего говорить, ладно?
Он тяжело вздыхает.
– Мне было хорошо с тобой, – добавляю я. – И я буду скучать.
– Мы можем видеться.
Я качаю головой, он внимательно смотрит, потом кивает. Я сажусь, кутаюсь в одеяло. Очарование пропало, мы вернулись в реальность. Теперь между нами снова неловкость, которая сквозит через движения и взгляды. Как ни повернись, как ни взгляни – она выпячивается острым углом, не давая приблизиться.
– Я пойду, – наклоняюсь, нахожу свои вещи, быстро натягиваю, отвернувшись от Влада. Босыми ногами иду по прохладному полу. Мне бы хотелось, чтобы все это было не так, но как иначе – я не знаю. От меня теперь ничего не зависит.
– Я тоже буду скучать, Арин.
Я застываю, вцепившись в ручку, закрываю глаза. Меня колотит то ли от утренней прохлады, то ли от нервов – я уже не могу понять.
Выхожу, тихо прикрываю дверь. В комнате забираюсь калачиком под одеяло, накрываюсь с головой, дышу, пытаясь согреться. Такое ощущение, что промерзло где-то внутри, и лед ползет по венам. Ледяные пальцы сминают простынь. Плохо, как же мне плохо. Лихорадит, на лбу проступает лоб. Темнота плывет перед глазами, а потом я проваливаюсь в забытье.
Просыпаюсь поздно – за окном хмурый ноябрьский день. Значит, уже часов двенадцать. Так и есть, начало первого. Телефон на беззвучном, экран переполнен сообщениями. Я опять не пришла в институт. Да и плевать. Влада, конечно, уже нет.
Слабыми ногами прохожу по квартире, захожу в его комнату, здесь неубранная постель как напоминание о прошедшей ночи. Я опускаюсь на ее край, крепко сжимая телефон в руках, и понимаю: не могу больше тут находиться. Это даже не мазохизм, это что-то похуже. Уходя уходи, как говорится, особенно, когда тебя попросили.
Нахожу номер, стираю выступившие слезы. Когда папа отвечает, произношу скороговоркой:
– Пап, забери меня отсюда, пожалуйста.
Когда отец приезжает, я успеваю успокоиться и собрать минимум вещей. Остальные просто сваливаю грудой в комнате. Пусть папа пришлет кого-нибудь, я не могу больше тут.
Он принимает меня в объятья, смотрит слишком проницательно. Мне никак не удастся скрыть правду: мой внешний вид кричит о том, что мне плохо. Папа поджимает губы, хмурится.
– Садись в машину, – и сам помогает усесться и застегивает ремень. Как только мы трогаемся с места, он спрашивает:
– Арина, он обидел тебя?
Я вздрагиваю всем телом, хватаюсь пальцами за ремень.
– Все нормально, пап.
– Не надо считать меня за идиота. Я все вижу. Он что…. – отец сжимает руки на руле. – Он тебя соблазнил?
Я думаю, как хорошо было бы сейчас ответить да. Снять с себя ответственность, пусть дальше папа давит на Влада, как хочет. Но я не могу. Потому что это я его соблазнила. А он сопротивлялся. Очень сопротивлялся. И только сейчас я понимаю, что был прав. Ни к чему хорошему, как Влад и сказал, это не привело.
– Нет, он меня не соблазнял, пап. И не надо ему выговаривать ничего подобного. Ты… – теперь сбиваюсь я. – Ты с ним виделся?
– Да. Сегодня утром. Он объяснил, что у них там смена плана, деньги по договору будут выплачены.
– Ну и хорошо.
– Да что хорошего?! – рявкает папа, я подскакиваю на месте. – Он думает, откупится, и все? Вернул мне не дочь, а тень от нее, измотанную, заплаканную. Считает, поразвлекался и выставил? Я этого не допущу, Арина! Не нужны мне его деньги, пусть подавится ими. Я обнародую этот договор, чтобы больше никому в голову не пришло…
– Нет.
Папа замолкает на полуслове, смотрит на меня, мы останавливаемся на светофоре.
– Ты этого не сделаешь. Понятно? – говорю спокойно. – Если ты меня любишь, ты не сделаешь этого. Я предпочитаю делать вид, что мы просто расстались, ясно? Я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем, как в использованную фиктивную жену, которая перестала быть нужна. Мне и так нелегко, пап. Я тебя прошу: просто оставь его в покое. Забери эти чертовы деньги, разберись со своими долгами, и забудем о Ярове навсегда.
Я отворачиваюсь к окну, сильно сжимая губы, успев поймать тяжелый отцовский взгляд. Я знаю: он будет молчать. Ради меня будет. А мне нужно просто время. Не знаю сколько… Но когда-нибудь станет легче, я уверена.
Глава 29
– Ну как ты себя чувствуешь? – папа заходит, принося с собой свежесть мороза, смотрит обеспокоенно.
– Температуры нет, уже лучше.
– Она может подняться к ночи. И ты очень бледная.
Я молча прохожу в кухню, начинаю греть ужин. По возвращении домой я слегла почти на две недели. Было так плохо, что я в основном лежала в кровати, проваливаясь в сон. Отец приезжал домой на обед, кормил меня почти с ложечки. Сейчас стало легче, но дикая слабость в организме еще не позволяла вернуться к полноценной жизни.
Девчонкам я написала, что мы с Владом расстались, и я пока не хочу говорить об этом. Даже рада была болезни – она забирала меня в тягучее тупое состояние, в котором каждая мысль била острой болью в висок. Я плохо соображала, и если мы говорили о чем-то с папой, я тут же забывала об этом.
Папа ест, беспрерывно глядя на меня, я ковыряюсь вилкой в салате. Аппетит так и не вернулся. Каждый кусок просится назад. Папа говорит, я очень похудела, но мне как-то плевать. Вообще на все плевать, даже на то, что я завалю какой-нибудь экзамен, например.
– На следующей неделе пойду в институт, – говорю ему, просто чтобы что-то сказать. Его взгляд угнетает. Теперь, когда я чувствую себя лучше, вижу, что там не только внимание и забота, там еще боль и самоуничижение. Он грызет себя за то, что случилось со мной.
– Это поможет тебе отвлечься.
Я киваю, не зная, что еще добавить. Отец мнется, откладывает вилку, потом вздыхает.
– Послушай, Арина. Я слышал, ты общалась с одним мальчиком, он учится на вашем факультете. Сын одного депутата.
– Так, – я хмурюсь, в груди тяжелеет. Все, что связано хоть как-то с историей меня и Влада, вызывает такую реакцию.
– В общем… Тебе не стоит с ним общаться.
Несколько секунд смотрю на папу, потом спрашиваю:
– Почему?
– Это… Это может скомпрометировать…
– Влада? – заканчиваю я, папа кивает, неловко отводя глаза. Вот как, значит. – Потому что он ведет дела с его отцом?
– Да, – папа все еще не смотрит на меня. Я криво усмехаюсь. Вот так парой слов я оказалась лишена еще одного человека. Не слишком ли много последствий в этой истории?
Я снова молча киваю, встаю из-за стола и ухожу в комнату. Папа не останавливает, хотя чувствую, как смотрит мне в спину. Я ложусь на кровать, кутаюсь в одеяло. Некоторое время просто лежу, глядя перед собой.
Значит, мне нельзя общаться с Максимом. Не то чтобы я думала об этом, эти недели я мало о чем могла думать, но факт неприятный. Интересно, это Влад велел донести до отца данную мысль? Как часто они общаются, как ведет себя папа? Когда я уезжала из дома Влада, он был настроен воинственно, но сейчас выглядит, скорее, потухшим.
Я не могу его утешить и сказать, что он ни в чем не виноват. Если бы он не согласился, я бы никогда не познакомилась с Владом, и всего этого не случилось бы. Возможно, начала бы встречаться с Максимом, тем более учитывая его внезапно возникший ко мне интерес…
Возможно, была бы счастлива. Наверняка была бы. Мне ведь не с чем было бы сравнить. Я бы получила от Максима то, что ждала, и радовалась бы этому. Теперь уже ничего не будет. Ему отец тоже доходчиво объяснит, что с девочкой Ариной лучше не общаться. И он послушается, как иначе?
Впервые с девчонками встречаюсь в институте, они рвались домой, но я отнекивалась тем, что плохо себя чувствовала. Да и сейчас выгляжу так себе, что видно по их сочувственным взглядам. Они часто улыбаются ободряюще, прячут глаза, и не знают, что сказать. Потому что я попросила не поднимать тему Ярова.
Я просто хочу его забыть, мне кажется, это очевидно. Я не хочу рассказывать, проживать снова момент за моментом, я сотни раз попадала в них, пока лежала в болезни. Влад являлся передо мной размытой картинкой, в которой перемешивалось все, что было между нами: и первые встречи, и колкости, и ссоры, и секс, и простое глупое счастье, которое мне оказалось не по зубам удержать.
Это мне было достаточно того, что у нас есть. Это для меня мир сузился до Влада, и остальный был не нужен. И я по наивности думала, что у Ярова так же. Но нет, он старше, опытнее, мудрее, равнодушнее. У него всегда была другая жизнь помимо нас, и она оказалась важней. А может, и всегда была важней. А я была только приятной декорацией в его холостяцкой квартире на срок в несколько месяцев.
Тридцать первого декабря девчонки уговаривают меня пойти в бар, провести вместе время, проводить старый год. Я не хочу, для меня новый год всегда был светлым праздником, полным надежд, но не в этом году. Надежды разбились, новые пока не нашлись.
Портить настроение своим унылым настроением я не хочу, потому предупредила, что посижу с ними, а потом уеду домой. В баре оживленно, много людей, праздничная атмосфера, какие-то конкурсы. Я усаживаюсь в угол, утыкаюсь в меню.
Я уже хочу уйти, мне чуждо все происходящее, оно пугает меня. Эти кричащие пьяные люди похожи на карнавал монстров. Я устало тру висок, пытаясь сосредоточиться на блюдах.
– Ариш, – зовет Оля, поднимаю на нее глаза. Я уже привыкла к этому сочувствующему виду, не обращаю внимания. – Может, немного выпьешь?
– Не хочу.
Она переглядывается с Надькой и Светкой.
– Слушай, ну как бы там ни было, жизнь продолжается, – Надька подсаживается ко мне ближе, и я напрягаюсь. – Нельзя так зацикливаться на прошлом, надо идти вперед.
– Я думала, мы праздновать собрались, а не траурные речи читать, – говорю исподлобья, я почти физически ощущаю, как прячусь в свою скорлупу. Если они продолжат, я просто уйду. Осознание этого спасительного выхода позволяет немного расслабиться.
– Ладно, – Надя выставляет руки вперед. – Праздник значит праздник.
Мы больше не возвращаемся к этой теме, девчонки много болтают, наперебой рассказывают о чем-то, я только слушаю, понимая, что за этот месяц успела многое пропустить. Сначала болезнь, потом пришлось подтягивать хвосты, я в основном сидела дома с учебниками.
Я пропускаю момент, когда Надя говорит с Костей по телефону, потому его появление становится неожиданностью. Особенно в компании с Максимом и еще одним парнем. Они все навеселе, глаза блестят, на лицах улыбки.
Костя стряхивает с куртки снег, что-то рассказывая Надьке. Как они умудрились встречаться и остаться друзьями? Как так можно – просто смотреть на человека, с которым недавно была одна жизнь на двоих. А может, у них не была? Может, не все так как я – пропадают с головой?
Может, в этом залог нормальный здоровых отношений? Чтобы не выкладываться полностью, чтобы не стараться для второго, чтобы во главе был ты. Тогда потом и не так больно, и можно даже с улыбкой говорить и обниматься.
Максим садится рядом как-то резко, холодный с мороза, с горьковатым запахом алкоголя, он сейчас кажется мне очень далеким. Я поворачиваю к нему голову, разглядываю и не помню, что нас с ним что-то связывало, что у меня было что-то к нему.
Страшно как это: я казалась себе полной до краев чувств, я готова была отдавать их. А теперь я пустая, теперь мне надо самой взять у кого-то, чтобы наполниться. И этот человек точно не Максим.
– Арина… – он произносит мое имя и молчит, я смотрю, как тают снежинки на его длинных ресницах, превращаясь в маленькие капельки воды. – С наступающим.
Вздергиваю брови в удивлении, и правда забыла, что праздник. Киваю. Вокруг галдеж, а ощущение, что давящая тишина: такая сейчас между мной и Максимом.
– Я прощения хочу попросить, – пьяно произносит он, снова глядя на меня. Я хмурюсь.
– За что?
– Ну как… За все. За то, что я мудак. Что так поступил… Мне реально жаль, что я не познакомился с тобой раньше. И не понял, какая ты классная.
– Я тебя не понимаю, – смотрю на него. Он упирается в меня пьяным взглядом.
– Ну ведь это я сдал тебя отцу. Я записал наш разговор на телефон. Они хотели подставить этого твоего и искали способы. И отец велел мне найти с тобой общий язык. А потом они отрыли его любовницу, и я должен был встречать тебя у торгового центра, раскрутить на разговор… – он все это выдает, как по бумажке, очевидно, алкогольной концентрации хватает только на это. Я смотрю на него расширенными от изумления глазами, а внутри опять начинается дрожь.
Я отворачиваюсь, начиная заново осмысливать произошедшее. Ложь, все ложь с самого начала. Не было никакого интереса: Максима просто отец подослал.
Я вскакиваю, начинаю пробираться через людей, попутно извиняясь.
– Ты чего? – Надька хватает меня за руку.
– В туалет.
Сейчас я снова чувствую себя на карнавале ужасов, мечусь в поисках хоть какого-то уединения, наконец попадаю в коридор, ведущий в туалет, там меня и хватает за руку Максим.
– Отстань, – я выдергиваю руку, глядя на него. – Лучше просто уйди.
– Арин… Я знаю, что сволочь. Я за этот месяц чуть не спятил… Понимал, что если подойду, ты меня пошлешь сразу. И да, я бы тоже послал, зная такое… Но ты мне реально нравишься, слышишь? Я не мог пойти против отца. Но поверь, я тебя не обижу, я больше никогда… Ты ведь свободна теперь, мы можем попробовать…
– Что? – я хлопаю глазами в изумлении.
Он это серьезно сейчас? Считает, что после такого поступка я смогу с ним встречаться? Да мне даже смотреть на него не хочется. Мерзко, противно.
– Ты сам себя слышишь? Ты предал меня, ты подставил человека, которого я люблю! И предлагаешь мне такое? Что тебе отец взамен пообещал за эту подлость?
Максим молчит, тяжело дышит, глядя в пол, я догадываюсь сама:
– Машину, да? Надька говорила, тебе новую отец купил. Крутую спортивную тачку. Ну так наслаждайся ей, Макс, ты сам ее выбрал. А ко мне больше никогда не подходи. Понял? Еще раз приблизишься, клянусь, я тебя ударю.
Он смотрит затуманенным от алкоголя взглядом, я прохожу мимо в обратную сторону. Хватаю с вешалки куртку, спешно натягиваю.
– Ты чего, ты куда? – подскакивают со своих мест девчонки.
– Мне домой пора. Все, девочки, извиняйте. Люблю вас. Всех с наступающим.
Я выскакиваю на мороз, быстрым шагом прохожу несколько сотен метров, потом останавливаюсь и застегиваюсь, поправляю шарф, надеваю шапку. Я только пришла в себя после болезни, не хватало еще пойти на новый круг.
Дальше иду уже не так быстро. Влад знал? Конечно, знал, как иначе. И про Лизу? Я вспоминаю, как спокойно он отреагировал тогда на мой рассказ. И каким был напряженным в целом. Что он сказал: что у них изменились планы, а на вопрос почему, ответил, чтобы не брала в голову.
Я останавливаюсь. А если это все из-за меня? Боже, так ведь и было скорее всего. Они разыграли спектакль, Макс ухаживал за мной, а потом они подсунули Лизу, рассчитав, что на эмоциях я могу сболтнуть лишнего. И Максим так удачно ждал меня возле торгового центра. И я действительно проболталась, а Лебедев мог использовать это против Влада. Потому тот и решил разорвать фиктивный брак: я скомпрометировала его.
– Черт, – я прикрываю глаза, выдыхая. Это я виновата. Я. А он не стал рассказывать, чтобы я не мучилась угрызениями совести. И что теперь делать?
Я стою еще с минуту, случайные люди спешат домой или в кафе, обходя меня стороной. Киваю своим мыслям и иду к метро, хохлясь при налетающем ветре со снегом.
Что теперь делать? Ничего. Влад принял решение расстаться. И не стоит выискивать оправданий, того хуже: причин встретиться с ним. Все это бессмысленно. Прошлое осталось в прошлом, и Яров там же.
Влад
– Может, все-таки останешься?
Смотрю на маму и медленно качаю головой. Традиционный предновогодний ужин подходит к концу. Вся семья в сборе, ну кроме Стаса. Впрочем, это тоже почти традиционно. Мама некоторое время молчит, сверля меня взглядом так, что даже я чувствую себя неуютно.
– Ты там третий глаз что ли подключила? – шучу над ней. Мама фыркает, поднимаясь.
– Пойдем, у меня для тебя подарок.
Я поднимаюсь и иду следом за ней в библиотеку.
– Садись, – кивает на кресло, я опускаюсь на край, упираясь локтями в колени. Мама присаживается на стол, складывая на груди руки.
– А я говорила, что ты все испортишь.
Вздергиваю брови, а потом качаю головой, выпрямляясь. Вот только этого мне не хватало.
– Мам, давай не будем.
– Конечно, давай, – и продолжает. – Ты себя в зеркало видел? В гроб краше кладут, прости господи. Просто ответь мне на вопрос: как можно было лишиться такой девочки, как Арина?
– Мам… – я морщусь.
Это имя, произнесенное вслух, отдается покалыванием внутри, где-то в области груди, а потом дрожью бежит по желудку вниз и оседает в животе. Задолбало так реагировать. Месяц прошел, месяц.
– Влад, я никогда не видела тебя таким счастливым.
Очередной спазм сдавливает горло.
– Мам, к чему это? Мы расстались.
– Почему?!
Я вздыхаю, качая головой. Черт, как же я устал.
– Потому что не было у нас никаких отношений, – поднимаю на нее глаза. – Мне нужна была хорошая репутация, жена. А так как в реальности я не хотел жениться, то нашел подходящую девочку. У нас был договор на фиктивный брак. Но не срослось. Все, мам, больше ничего.
Она хлопает глазами, открыв рот, выглядит забавно. Тяжело выдыхает, отворачиваясь. Потом качает головой и выдает:
– Я воспитала идиота.
– Спасибо, мам, отличный подарок на новый год.
Я встаю, она тоже выпрямляется.
– Мальчик мой, тебе тридцать пять лет, может, ты уже перестанешь прятать голову в песок? Я твоя мать, и если я говорю, что не видела тебя никогда таким счастливым, значит, так и есть. Эта девчонка влюблена в тебя. Не нужно быть ясновидящим, чтобы это заметить. А ты, идиот несчастный, влюблен в нее. Только не хочешь сам себе в этом признаться. Потому что признаться – значит изменить свою жизнь. Взять на себя ответственность за другого человека, принять страх, что будет непросто, что может не получиться, что придется работать над собой, уступать, да, милый, сдавать свои позиции. Как мы это не любим, да? Мы же альфа-самцы… Тьфу на вас.
Она подходит ко мне, кладет руку мне на грудь.
– Сынок, ты многого добился, ты стал большим человеком, ты умный, красивый, целеустремленный, есть, чем гордиться. Но вот что я тебе скажу: если ты сейчас струсишь, я перестану тебя уважать.
Она несколько раз хлопает меня по груди, потом идет к шкафу и достает с полки две небольших коробки, завернутых в бумагу.
– Это тебе, – тычет коробкой мне в грудь, я беру ее в руки. Сверху опускается еще одна поменьше. – А это Арине. От меня.
Мы смотрим друг на друга, потом она кивает и уходит, тихо прикрывая за собой дверь. Я стою один посреди комнаты и чувствую себя… Идиотом.
Если мама думает, что открывает для меня истину – то нет. Весь этот месяц я только об этом и думаю.
Каждый раз захожу в квартиру и инстинктивно прислушиваюсь, ожидая легких шагов. Жду, что Арина выскочит мне навстречу с улыбкой и горящими глазами. Ем и вспоминаю, как мы с ней готовили вместе. Сижу на диване и тоже вспоминаю о ней. Хоть квартиру продавай нахрен. Такое ощущение, что каждый предмет здесь пропитался духом этой девчонки. И смотрит на меня укоризненно, мол, и куда ты ее дел, нам с ней хорошо было.
Да мне тоже было хорошо…
– Черт, – потираю лицо рукой и иду на выход. Целую маму, жму руку отцу и Славке.
– Стаса увидишь, передавай привет блудному сыну, – говорит мама.
– Хорошо.
Вряд ли я его увижу, конечно. Стас живет своей жизнью, не сильно стремясь в семью. И хотя у нас неплохие отношения, вряд ли он будет считаться с моим мнением, если я попрошу его навестить предков.
Выезжаю на подсвеченную фонарями дорогу, мелкий метельный снег тут же начинает бить в окно. Еду и не могу перестать думать о сказанном мамой. И вспоминаю то и дело, как Арина смотрела, когда я сказал ей о расставании. Чувствовал себя тогда полным мудаком, и пока что мало что изменилось в этом плане.
Я ее растоптал, разрушил мечты, веру в любовь. Не зря ее отец пришел ко мне в офис и хорошенько врезал. Я даже спорить не стал. Я бы сам себе врезал, честное слово. Даже легче стало.
Потом мы поговорили. Я объяснил ситуацию, рассказал про сына Лебедева, какой же был неприятный сюрприз, когда я узнал, что это тот самый парнишка, в которого Арина была влюблена. И он ей тоже воспользовался. Я не хотел добивать ее, попросил Миронова мягко донести мысль, что не стоит им общаться. Он все понял.
