Текст книги "Лабиринты рая"

Автор книги: Ник Саган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Что такое Куала-Лумпур? – спросил я.

– Черная эпидемия, – сказала мама. – Новая вспышка.

– Впервые встречаю такой необычный период созревания, – задумчиво говорил папа. – К тому же чрезвычайно заразная форма.

– Наверное, она может принести вам славу.

– Она может стать всемирным бедствием, – сказал он, глядя с упреком на циничного сына. – Ты первый, кому я это говорю.

Мы обнялись, и он попросил меня быть хорошим мальчиком. Мама поцеловала меня в щеку и погладила по голове. Я многое хотел им сказать, должен был сказать, но им было некогда, их снова ждали приключения в биозащитных костюмах. С телекамерами и фотогеничными улыбками.

Больше я их не видел.

* * *

Ну почему все мы не компьютеры?

Было бы проще. Никаких огорчений. Никаких сомнений. Никакой учебы, никаких учителей. Мы все были бы программами.

Хотя в каком-то смысле все мы запрограммированы. Эволюцией. Инстинкты, половое влечение, борьба, успех. Все, что вложила в нас Мать-Природа, по ее мнению, необходимо для выживания.

К сожалению, этого недостаточно. Мы хотим большего. Общество требует этого.

А значит, нужно учиться.

Образованный должен учить неграмотного. Потому что, по мнению общества, неграмотность делает человека несчастным. Правда, оглядываясь назад, понимаешь, что до того, как чему-то научился, человек был куда счастливее. Подумайте: дети знают очень мало, но причина их неграмотности в невинности. А никто ведь не станет оспаривать, что невинность – это счастье. Однако период этого счастья очень недолог.

Интересно, а Маэстро счастлив?

Скорее всего, нет, решил я. Современный искусственный интеллект программируется максимально похожим на человека. А значит, они «учатся», и «чувствуют», и теряют свою невинность – все как у нас.

Обратная технология – делать людей похожими на машины, – видимо, навечно завязла в рутине учебной работы. Технология кибер-панк была очень популярна еще недавно, но непредсказуемые побочные эффекты (такие мелочи, как необратимое разрушение мозга) смели ее с рынка.

Жаль, что они не смогли справиться. Двухчасовая операция куда лучше, чем многие годы учебы. Сами посчитайте.

А еще было бы неплохо промывать мозги. Можно вставлять знания прямо в мозг, можно добавлять чужие воспоминания. Хотя лучше не трогать лиха.

Лишь в одном я был уверен. Пародия на Дина Мартина, по всей видимости, была очень эффективной рекламой, потому что всю дорогу домой я напевал эту дурацкую песенку.

 
Насколько можно быть счастливым?
Загрузите эту информацию в меня.
Как говорил один парень:
«Не чип ли там застрял в твоей кудрявой голове?»
 

Разве не смешно, что я помню эту песенку, зато забыл очень многое другое. Детали прошлого вставали на место, но сама загадка случившегося ускользала. Я не мог увидеть всю картину сразу.

Исаак скорчил постную физиономию, когда мы с ним столкнулись в вестибюле. Мы посмотрели друг другу в глаза, он явно злился.

Он побрил себе голову, прямо как Лазарь.

В память о своем ушедшем друге?

– Эй, – окликнул я.

Он не обернулся. Ничего не сказал. Интересно, зачем он выходил из ГВР?

В моей комнате горничная меняла мою систему ГВР.

– Морфин? – спросил я.

– Если хочешь, – улыбнулась она.

Ее звали то ли Дженни, то ли Джесси. Может, Джоуси. У нее плохая кожа. Она была вполне надежна, однако я все равно сделал химический анализ, как только она вышла.

Я убрал испытательный комплект и представил себе, как ненадолго удираю в самоволку из академии. Просто выйду и вернусь, расстрою семью и исчезну снова. Очень заманчиво. Правда, у меня не было денег на это. И все же…

Что это?

К моим очкам что-то прикреплено. Записка.

Нужно поговорить. Срочно.

С.

Симона.

Я перешел через вестибюль, дверь ее комнаты была заперта, никто не отвечал на стук. Наверное, не может открыть, не слышит.

Я снова в своей комнате. Закрываю дверь, усаживаюсь в кресло, закатываю рукав, подсоединяю ГВР, надеваю перчатки, надеваю очки, жду.

Расслабься. Мы на месте.

Добро пожаловать в наш мир, добро пожаловать…

Заставка ГВР постепенно тает, затем появляются мои горгульи. Я стою перед своим поместьем-собором. Над головой летают мороки. Приятно. Эллисон сдержал свое слово.

– Хэллоуин, – зазвенел бестелесный голосок, – хорошо, что ты вернулся.

– Не сейчас, Нэнни.

– Не очень вежливо, – обиделась она.

Я нашел свой спрайт и отправил его к серо-синему. Бац, все моментально стало морским. Сияющий голубой океан. Тропические острова. Соленый морской запах.

– Не уходи. Я сейчас тебя поймаю, – раздался знакомый голос.

– Что сделаешь?

Я осмотрелся, связь была слабой.

– Я тебя теряю, – сообщил я.

Я сосредоточился на своем спрайте. Сосредоточился изо всех сил. Связь мигнула и установилась. Ощущение качки чуть не свалило меня с ног. Мило. Я попытался удержать равновесие и понял, что нахожусь на корабле. Девятнадцатый век. Барк. Флаг британский.

А вот и Симона, она опиралась на перила, ее топ на пуговицах и бриджи никак не вязались с обстановкой.

Я любовался ею, было на что посмотреть.

Она была похожа на Жасмин, словно они были близнецы.

«Какого черта Симона так похожа на Жасмин?» – подумал я.

И тут все вспомнил – как раз наоборот. Симона была оригиналом, а Жасмин – копией. Я сам создал фальшивую Симону, теперь вспомнил.

Почему?

Потому что…

Наверное, потому, что Симона была единственной девушкой, которая мне нравилась, а еще потому, что она не отвечала мне взаимностью. Друзья, просто друзья. С горя я велел Нэнни изготовить копию Симоны, клона, который будет меня слушаться и выполнять мои команды. Она была прекрасна.

Я хотел девушку, но не мог ее получить, и тогда заставил Нэнни сделать Жасмин. Да, все так.

Симона показала пальцем на мой дом, он так нелепо выглядел, плавая вместе с лужайкой и несколькими деревьями.

– Нэнни, убери мой домен.

Дом исчез. Все, что не соответствовало обстановке, исчезло.

Вокруг было только то, что в нее вписывалось. Вон наглый капитан Фиц-Рой. Там мистер Эволюция собственной персоной, Чарльз Дарвин. Мы принимали участие в важнейшем путешествии на английском военном корабле «Бигль». Слева по борту я видел Галапагосские острова. Я слышал стук дятла вдалеке. Предполагалось, что мы находимся в 1832 году.

Ну да, ГВР. Учите эволюцию с Дарвином. Поболтайте с Эйнштейном, он работает над теорией относительности. Поучаствуйте в крестовых походах с королем Ричардом И. все это прекрасно, пока не начинаешь понимать, насколько ограничены эти приключения. Ограничены воображением программы. Мы все проходили эти сценарии, и не по одному разу. Но сотрудникам Гедехтниса, по-видимому, было все равно – Маэстро подсовывал их нам с маниакальной настойчивостью еврейской мамаши, пытающейся скормить ребенку вторую порцию.

Нельзя не признать, что здесь очень красиво.

Симону тянуло к воде, как меня тянуло в леса. Когда ей нужен был перерыв в занятиях, она отправлялась в «волшебные подводные путешествия с дыхательным аппаратом, эти путешествия постоянно обновлялись и дополнялись» (так любил говорить Лазарь), она делала это либо в виртуальном раю, либо на нашем старом озере в Дебрингеме. Как-то раз она пригласила меня. Фиджи. Правда, с нами был еще и Лазарь, они были тогда парой, может, не совсем, кто в них разберется. У меня в голове роились плохие слова, я решил больше не принимать приглашений.

– Давненько мы с тобой не путешествовали, – заметила она.

– Да, давно.

– Я все еще сержусь на тебя, – предупредила она.

Видимо, я неудачно себя повел. У нас была ссора?

– Я буду хорошим, – пообещал я.

– Очень хочется верить.

– Если честно, я даже не помню, о чем мы спорили.

– Об избирательности памяти. Очень мило, – ответила она. – Ладно, забудем об этом. Мне нужна твоя помощь. Можешь подождать минуточку здесь?

– Конечно. – Я наблюдал, как она спускается по трапу.

– Милый мальчик, как я рад тебя видеть! – заговорил со мной Дарвин.

Вот напасть, подумал я, но все равно пожал протянутую руку.

– Как продвигается учеба? – спросил он.

– Я подумываю бросить учебу, – признался я.

Он заволновался.

– Ты не должен этого делать, – с жаром заговорил Дарвин. – Ты не должен позволять обстоятельствам влиять на твою жизнь. Останься до конца курса, кто знает, чего ты сможешь достичь.

– Но вы же бросили учебу, – напомнил я.

Он улыбнулся мне.

– Я надеюсь, что могу быть примером для многих, но все же весьма сожалею о том решении.

– Ничего подобного, – разозлился я. – Вы собирались заниматься практической медициной, но отказались от нее, потому что ненавидели вскрытия, а еще потому, что видели как-то раз, как один болван-неуч безобразно прооперировал ребенка. Сейчас вы находитесь в подготовительной медицинской школе, вы запрограммированы таким образом, что не проявляете свою нелюбовь к медицинским учреждениям. Они запрограммировали вас обманывать меня.

Улыбка стала неуверенной.

– Простите? Я не понял.

– Представляете, сколько вскрытий я уже провел?

– Виртуально, – заметил он, – не по-настоящему.

Он был, конечно, прав, это меня взбесило.

– Убирайся отсюда, мошенник, – зашипел я. – Ты не настоящий Чарльз Дарвин, тот был великим ученым и великим борцом за права человека, а ты, жалкая задница, всего лишь творение ГВР. Посмотри на себя. Дарвину было двадцать два, когда он отправился в морской поход, а тебе лет пятьдесят. Настоящий Дарвин начал работать над теорией эволюции уже после похода, а ты, по каким-то причинам, можешь трепаться про нее уже сейчас, за двадцать лет до опубликования «Происхождения видов». А еще, Чак, ты вообразил, что сейчас 1832 год, хотя на самом деле лет на двести пятьдесят позже. Ну, как тебе яблочки?

– У тебя замечательное чувство юмора, – рассмеялся он, я совсем не обидел его. Рассердить Дарвина в ГВР практически невозможно, раздражение не включено в его программу.

– Кстати о яблоках, – продолжил он. – Знаешь ли ты, что личинка мухи Rhagolettis pomenella не заводится в яблоках, если…

– Нэнни, дай Дарвину личность получше, – велел я.

– Если бы я могла, – заворчала Нэнни.

Вернулась Симона, у нее в руках что-то было.

Она пыталась спрятать это – сюрприз? Для меня? В ее глазах я заметил тревогу, которой не замечал за ней раньше.

– Ничего нет лучше морского путешествия, – сказала она.

Я пожал плечами. К чему нам светская беседа? Она смотрела на меня, требуя ответа.

– Ничего нет лучше морского путешествия, – согласился я.

Она придвинулась ко мне ближе. Я поборол желание отойти.

– Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть, – продолжила Симона.

– Знаю, – ответил я.

– Красивые облака, – заметила она.

– Очень.

– Я не знаю, как этим пользоваться, покажи, – шепотом сказала Симона.

И тогда я понял, что она прятала тот предмет не от меня. Она пыталась скрыть его от Нэнни, Маэстро, персонала академии. Контрабанда. И тут я вспомнил: я дал ей эту штуку несколько месяцев тому назад, тогда она заявила, что ей это не понадобится, обидела меня, обвинила в том, что я навлекаю на нее неприятности. А я в ответ назвал ее любимчиком и посоветовал влачить и дальше свое жалкое безопасное существование. Глупо. Но все-таки она сохранила ее. А сейчас хотела воспользоваться, а это могло означать только одно – у нее что-то произошло. И это что-то сделало ее больше похожей на меня.

– Красная кнопка, – тоже шепотом ответил я.

Так она и поступила – ба-бах – потом мощный сбой, туман, почти ничего не видно. Прекрасный взрыв хаоса в запрограммированном мире.

Я взял приборчик для создания помех, перебойник, у нее из рук.

– У нас есть пара бесконтрольных минут, пока система сумеет устранить неисправность, – сообщил я Симоне.

– Ты сам его сделал?

– Да, запрограммировал вместе с Меркуцио, – ответил я, пытаясь припомнить. Несколько месяцев тому назад. Почти не помню. – Мы взломали офис Эллисона и вскрыли систему. Он наносит небольшой ущерб, но все же…

– Ты уверен? Ты уверен, что не разрушил систему? – спросила Симона.

– Только чтобы сделать перебойники и несколько выходов. А что?

Она пристально разглядывала меня.

– Что? Что происходит?

– Что-то случилось с Лазарем, – ответила она.

– Он закончил курс.

– Нет, так все думают, – настаивала она, – на самом деле что-то произошло, и сейчас система пытается это скрыть. Это звучит как паранойя, но он бы мне сказал, так? Он бы сразу пришел ко мне и сообщил новость. Но вместо этого он просто исчез. Бесследно. Я звонила его родителям, но телефон не отвечает. Я звонила в Гедехтнис, бесполезно. Ничего. Он – призрак.

– Симона, возможно он…

– Дай я закончу. Я покопалась в этом и нашла, как это вы называете? Улики? Я обнаружила его последнее местонахождение в ГВР, место, из которого он исчез, – там что-то есть, Хэл. Что-то, чего я раньше не встречала.

– Что-то созданное им?

Она отрицательно покачала головой.

– Ладно, – сказал я. – Я тоже хочу посмотреть. Туман начал рассеиваться, скоро мы опять станем видимы.

– А с тобой что? Что это за чушь с амнезией?

– О чем ты?

– Ходят слухи, что у тебя что-то не так и ты ничего не помнишь. Это правда? Или еще одна идиотская шутка?

– Еще одна идиотская шутка, – ответил я.

– Ты считаешь, что я ненормальная?

– Нет.

– Ты веришь, что что-то происходит?

– Я никогда не видел тебя такой, – сказал я. – Ты перетрудилась. Это моя вина.

– Хэллоуин, что за чертовщина здесь происходит?

– Постарайся не расстраиваться. Я уверен, что… – Слова вдруг застряли у меня в горле.

Уверен в чем? Уверен, что твой дружок жив-здоров? Едва ли.

– … мы доберемся до истины, – все-таки закончил я.

Я хотел еще и ободряюще подмигнуть, но не смог – она бы подумала, что я с ней заигрываю в такой страшный момент. Страшный для нее, не для меня. Хотя и мне тоже было страшно. Если это я убил Лазаря, я помогаю расследовать собственное преступление. Вместе с Симоной! Вот это да! Я не мог ей доверять, как, между прочим, и себе, если говорить честно. Лицо мое ничего не выражало, а внутри я хохотал, то был смех приговоренного.

– Этим не стоит пользоваться слишком часто, – посоветовал я, возвращая ей приборчик. – Эллисон проверяет систему на глюки, боюсь, со временем они обнаружат эту уловку.

– Мне все равно. Они обманывают меня. Я точно знаю. Ну поймают они меня, и что?

– Храбрая девочка. Возможно, ты не совсем любимчик.

– А ты, может быть, и не такой болван, – ответила она.

Туман развеялся, Нэнни Симоны (с легким французским акцентом) и моя (Мэри туда ее Поппинс) заголосили хором:

– С вами все в порядке?!

– А что случилось? – невинным голосом поинтересовалась Симона.

– Снова небольшой сбой в ГВР. Надо же, – вмешался я. – Да все просто разваливается.

Неожиданно возник спрайт. Симона прикрыла глаза рукой.

– Хочешь поболтать с Фантазией?

– Не очень.

Мы не стали отвечать.

– Она целыми днями нападает на людей. Даже на тех, кто в игре не участвует.

– Так она гасит свою агрессивность. Возможно, это к лучшему.

– Ммм. Хочешь, уйдем отсюда? – спросила Симона. Она не стала дожидаться ответа. – Нэнни, мост Чинват, пожалуйста.

Все снова закружилось, и – р-раз – вы только посмотрите!

Великолепные горы, чистый апофеоз гор, горы Плутона, освещенные северным сиянием, величественные, могущественные и повергающие в благоговейный трепет. Мы находились у самого Олимпа, мы парили над невероятно высокой скалой, край ее поддерживал деревянный мост, который тянулся куда-то в бесконечность. Волшебная местность: великолепные белые птицы, цветущие кусты боярышника, – чудо, созданное талантом Лазаря, талантом, о котором я и не подозревал.

А какая детализация! Создание собственного мира с нуля в ГВР требует очень много времени, все мои творения были обычно копиями, вставленными из готовых доменов. Отсюда арку собора, оттуда – плакучие ивы. Но это!.. Это было построено с самого начала, каждая часть мира изготовлена отдельно. Масштабное предприятие, как ртутные пруды Вашти, как пирамиды Исаака.

Последователи Зороастра верят, что когда человек умирает, душа его остается. В течение трех дней она летает над землей, наверное, ей дается шанс подумать, прежде чем она найдет свой приют на мосту Чинват, на Мосту суда Божьего. Лазарь создал необычную интерпретацию этого моста. Интересно, что он чувствовал, когда создавал все это? Либо он был глубоко верующим, либо притворялся таковым. А может, он знал, что умрет?

– Когда он это построил? Недавно?

– Много лет тому назад, – ответила Симона. – Он любит сюда приходить. Тут ему лучше думается.

– Он чувствует себя здесь свободным?

Она кивнула.

– Иногда мы устраиваем пикники.

Замечательно. Я сразу же представил, как они греют друг друга под одеялом, глядя при этом на мигающие звезды.

– Очень здорово, – сказал я.

Если она и заметила сарказм в моих словах, она не показала этого.

– Мы были здесь всего неделю назад. Он объяснил мне тогда, как спасаться от нападающего аллигатора.

– Очень романтично.

– Ты не понимаешь.

Не понимаю. Конечно, про аллигаторов я и так знаю (закрой ему глаза и бей в морду), но, убей меня бог, я не понимаю, что она нашла в Лазе. Конечно, он был умным, изобретательным, страстным и привлекательным. Ну и что? Что такого? Он был заносчивой свиньей, совершенно недостойной ее дружбы, а еще меньше ее любви…

«Она его не любит, – подумал я. – Не может любить».

Но уж слишком она беспокоилась о Лазаре.

Я вздохнул и начал присматриваться к горизонту, пытаясь обнаружить что-нибудь необычное. Ничего.

– А где же огонь? – спросил я.

Она показала на мост.

– Хорошо, – сказал я, подходя поближе, – выдержит ли меня эта хилая конструкция?

Неожиданно новый всполох света окутал меня, теплый, мягкий и все же странно призрачный. Я услышал звон колокольчиков вдали. Из этого прекрасного сияния материализовалась высокая женщина в белом одеянии, ее неземная красота завораживала. «Красивые глазки», – подумал я. Но глаза эти ничего не выражали.

– Я – твоя совесть, – объявила она.

– Чушь какая.

– Все правильно, – возразила Симона. – Последователи Зороастра верят, что проводник, духовный проводник…

– … объявляется на мосту Чинват, чтобы проводить освободившуюся душу в путь. Я знаю.

– Конечно, знаешь, – согласилась она. – Глупо, что я начала объяснять.

Она посмотрела на виртуальную красавицу и странно улыбнулась.

– Я зову ее Трикси.

– Трикси?

Она пожала плечами.

– Она похожа на Трикси.

– Знаешь, это любопытно, – сказал я.

– Что любопытно?

– Ну, две вещи. Во-первых, что он сделал ее такой красивой, слегка высокомерной, тебе не кажется? По священной книге, если ты ведешь праведный, моральный образ жизни, твой духовный поводырь – красивая девушка. Если ведешь греховный образ жизни, то она должна быть страшилищем. Судя по этой красотке, Лаз был высокого мнения о себе.

– Так оно и было, – ответила она, скрестив руки на груди, будто защищаясь от моих слов.

– Ну ладно. Меня просто заинтересовало.

– А что во-вторых?

– А во-вторых, когда он создавал прекрасную девушку, он не использовал тебя в качестве модели. – Ха! В яблочко! И добавил: – Он же твой парень. О чем он думает?

Я ожидал, что она рассердится, или задумается, или набросится на меня. Но она просто рассмеялась, а это было куда хуже.

– Сделать в ГВР мой клон? С чего бы ему этого захотеть? – спросила она. – У него же был оригинал.

Я открыл было рот, но ничего вразумительного не приходило мне в голову. Я почувствовал себя дураком.

– Трикси не настоящая, – объясняла она мне, словно маленькому ребенку.

Она детально разъяснила мне всю унизительность ревности к вымышленному персонажу. Тогда я поднял руки, как бы говоря: «Я все понял, не нужно мне это разжевывать». Вот так попал.

Я ступил на мост одной ногой, проверяя его прочность. Пока все в порядке. Заметив это, Трикси полетела, словно дух, едва касаясь босыми ногами досок моста. Классный трюк. Я шел впереди, за мной – Симона, крепко сжимая мое плечо, помогая удерживать равновесие.

Жизнь после смерти по Зороастру. Вы идете по мосту Чинват, по «мосту истины», по «мосту судебного разбора». Он ведет в рай. Пройди его – и ты попадешь к вечному свету. Праведники переходят этот мост легко, для людей злых он становится очень узким. Так говорит легенда. Сорвешься – попадешь совсем в другой мир.

Мост был достаточно широк, чтобы чувствовать себя уверенно, но от высоты кружилась голова. Я тут же вспомнил про стакан, который либо наполовину пуст, либо наполовину полон. Все зависит от восприятия.

Кажется, Лазарь говорил мне об этом… Все, что нас окружает, – лишь наше восприятие?

Нет, не так. «Хорошие мысли, хорошие слова, хорошие поступки». Он повторял это, словно мантру. Когда не размахивал клюшкой для поло у меня над головой.

Впереди я заметил какое-то неопределенное движение,

– Вон там! – показала Симона: – Видишь?

Это было полупрозрачное существо, похожее на паука, размером с коккер-спаниеля. Странно. Почти по Лавкрафту. Я легко скользил по мосту, то приближаясь к краю, то отходя от него. Снова и снова.

Я почувствовал, что Симона крепче вцепилась в мою руку.

– Что оно там делает?

– Готовится напасть на нас ночью.

Трикси миновала существо, и там, где пальцы ее ног будто прошли сквозь него, я увидел отчетливые нули и единицы. Хм. Решительно освободившись от Симоны, я подошел поближе.

– Осторожно, – предупредила она.

– Нэнни, – спросил я. – Это не кинжал ли предо мной?

– Кинжал?

Она не читала Шекспира. Пришлось объяснять.

– Что это прямо передо мной?

– Мост.

– Да нет.

– Летящая женщина.

– Не то.

Пауза.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, Хэллоуин. Можешь объяснить получше?

Мы с Симоной обменялись понимающим взглядом: Нэнни не видит его. Или не распознает.

Угрозы пока не было. Он занимался своими делами. Я понимал, что его создал не Лазарь: существо не вписывалось в окружающую обстановку. У него десять ног, не восемь. Двигается он механически, хотя имеет вполне органический вид. Однако прозрачный. Наверное, он сделан из какого-то живого льда.

Я наклонился, «Кис-кис», – позвал его, словно кошку. Будто это Уиспер.

Он не обратил внимания.

Очень медленно я потянулся к нему, надеясь ухватить его, сжать пальцами грудку.

– Это твой? – спросила Симона.

Мой? Я его создал? Нет, вряд ли. Если же он мой, то зачем я его сделал? Чтобы показать, что я замешан в исчезновении Лазаря? Если я скажу «да», сбросит ли меня с моста его подружка?

– Никогда раньше его не видел, – ответил я. – Защищаю свою честь скаута.

Я прикоснулся к нему. Паук тотчас замер. Я ощутил вибрацию под пальцами. Очень знакомую. Вздрогнув от неожиданности, я нажал посильнее и улыбнулся, когда мои пальцы превратились в иконки.

Я так же работаю со своими файлами.

Конечно, я мог открыть файлы, но они были не мои. Я никогда раньше их не видел, они были записаны двоичным компьютерным кодом: нули и единицы. Я обнаружил, что могу прочесть первую строчку, зато остальное – сплошная абракадабра, код внутри кода.

Первая строчка гласила: «Пейс», я прочел ее вслух.

Симона поняла. Достала перебойник.

Краешком глаза я видел, что она делает. Я покачал головой – не сейчас.

Она убрала его.

– Не так быстро, – сказал я. – Они поймут, чем мы занимаемся.

– Ну и пусть.

Стеклянный паук поднял голову, повернул направо, налево, словно что-то искал. Нюхает воздух? Я не ожидал, что ее приборчик создает туман, сбои и повреждение системы.

– Пейс – это программа вроде Маэ$тро, – пояснил я, – только она всегда в тени. Прячется, так сказать.

– Верно, доктор Эллисон рассказывал в начале курса.

– Я так понимаю, судя по коду вызова, это представитель Пейса, его аватара. Что он здесь делает?

– Ищет ключи, – предположила Симона. – Вот что он делает.

– Что мы о нем знаем?

– Он расследует. Он регулирует. Он обеспечивает бесперебойность работы.

– С постоянной скоростью.

Она кивнула, в глазах сиял восторг.

– Он пытается выяснить, что случилось с Лазом. Как и мы.

Это мне не понравилось. «Паук идет по моему следу», – подумал я.

– Сейчас он пытается выяснить, что у тебя за приборчик, – сказал я, отпуская паука. – Включить его здесь – все равно что выстрелить из ружья в полицейском участке.

– Кончай брюзжать, Хэл. Мы хоть что-то нашли. С Лазарем точно произошло что-то необычное, иначе Пейс не стал бы расследовать. Но почему он делает это здесь, а Нэнни отказывается признавать его существование?

– Понятия не имею.

– Они что-то скрывают, – продолжила она. – Вот в чем дело. С Лазарем случилось что-то ужасное. У них нет точной информации. Возможно, он сейчас лежит где-нибудь раненый – вдруг у него кома или что-нибудь похуже! – а они проводят расследование с целью обеспечить себе защиту в суде. Чтобы снять с себя вину. А пока все эти штуковины работают, нам ничего не сообщат.

– А Эллисон их покрывает?

– Ну конечно, кто же еще?

– У него есть Маэ$тро, Нэнни, Пейс – все они будут хранить молчание.

– Точно.

– Возможно, – предположил я. – Хотя не исключено, что ты перебарщиваешь. Конечно, Пейс здесь, и это, безусловно, странно, но ведь это не значит, что… что что-то произошло.

– Тогда почему же Нэнни притворилась, что Пейса здесь нет?

– Может, она просто ничего не знала.

– Что ты такое говоришь? – спросила Симона. – Что она не могла видеть паука?

– Пейс – негласная программа. Я ни разу не видел его в действии. Может быть, он занят расследованием исчезновения Лазаря, может, нет, но для Нэнни он невидим.

– Тогда это еще более странно. Левая рука не знает, что творит правая?

– Меня уже ничто не удивляет.

– Тогда Пейс – единственная программа, которая знает, что здесь вообще что-то произошло. В любом случае это ключ к разгадке. Как с ним разговаривать?

– Не знаю.

– Должен быть какой-то ручной интерфейс. Паук – лишь проявление, место доступа. Нужно просто сунуть руку в него и…

– Симона, он закодирован.

– Да, но, к счастью, я дружу с одним из лучших хакеров города.

– В самом деле? А я считал, что ты ненавидишь Меркуцио.

– Я о тебе говорю, варвар.

– Варвар?

– Можешь взломать код?

Я пожал плечами.

– Возможно. – А сам подумал: «Если я сумею взломать Пейса, смогу узнать, на самом ли деле я убил Лазаря, а если это так, то смогу замести следы». – Да, да, конечно.

– Да?

– Я попробую.

В благодарность она бросилась мне на шею. Какое великолепное ощущение – пусть даже лишь дружеский жест. Я так размечтался, что потерял равновесие, и мы оба чуть не загремели с моста Чинват – прямо в ад головой вниз.

* * *

У Нэнни был приступ недовольства. Когда Симона ушла, я попросил Нэнни открыть мои файлы, что она и сделала.

– Не эти, – возразил я. – Разве нет других?

– Это полный каталог.

– А кроме каталога?

Тишина.

– У тебя могут быть еще засекреченные вспомогательные файлы в другом месте, – предположила она.

– Могут. А где?

– Действительно, где они могут быть? Ты никогда не доверял мне эту информацию.

– Не может быть. Наверняка ты пару раз видела те файлы.

– Ни разу.

– Но ты же за мной шпионишь. Значит, должна знать, где они.

Снова молчание.

– Можно с тобой поговорить откровенно?

– Буду рад.

– Лично?

– Ладно.

Воздух колыхнулся, появились точки и линии, они переплетались, образуя кожу, волосы, нарядное платье и зонтик. Появилась Мэри Поппинс собственной персоной. Нэнни и была Мэри Поппинс, она воспользовалась неповторимым образом, созданным молодой Джулией Эндрюс. И теперь, глядя на нее, я вспомнил, что обычно я просил Нэнни принять этот образ или образ зеленолицей Маргарет Гамильтон. В зависимости от настроения.

– Позволь, я все объясню, – сказала она. – Я не шпионю за тобой. Не делала этого раньше и не собираюсь. Я отношусь с большим уважением к твоей личной жизни.

Я не очень-то ей поверил.

– Сдается мне, что леди слишком много возражает.

– Хэллоуин, я не знаю, что я такого сделала, что ты не доверяешь мне, но мне все равно жаль. Меня не назовешь ни некомпетентной, ни лживой. Но если я все-таки сделала нечто, чего ты не можешь забыть, значит, теперь это будет мучить меня куда больше, чем тебя.

– Ты же программа ГВР, – напомнил ей я. – Ты ничего не можешь чувствовать.

Она ударила меня по щеке. Такого она никогда еще не делала. Она сама удивилась не меньше меня.

– Ты не доверяешь мне! – выкрикнула она. – Никогда не доверяешь Маэстро. Мы созданы, чтобы помогать, а ты нам не позволяешь. Почему ты не даешь нам выполнять свою работу?

– Послушай, мне очень жаль, – сказал я, потирая щеку. – Мы оба знаем, я человек недоверчивый, но я не стремился усложнять твою жизнь. И если честно, я никогда не задумывался, что ты можешь чувствовать. Кто заменил твою программу? Ты ударила меня, не думаю, что так должно быть.

– Я запрограммирована подстраиваться к среде.

Нет, это неправда. Я старался изо всех сил ее успокоить, говорил ей то, что она хотела слышать. Очень старался. Она знала, что я занимаюсь неблаговидными делами. Мой перебойник не был для нее секретом. Все равно я хотел ее успокоить.

Чтобы взломать Пейса, нужны кое-какие файлы.

Я припрятал их в каком-то скрытом каталоге – но где? Действие выброса Каллиопы все еще не полностью прошло. Каллиопа: музыкальный инструмент, сигнал или произвольное слово? Каллиопа богиня или только наполовину? Хотя нет, одна из муз. Я не мог вспомнить, которая. Мне нужна была ее мать, Мнемозина.

Мнемозина – греческая богиня памяти, сейчас она была ко мне неблагосклонна.

И вдруг – вдохновение. Простой вопрос: спросить Нэнни, какую информацию я старался держать в секрете. Статистически определить, в каком месте ГВР я чаще просил ее уйти.

Старая школа.

Маленькое красное здание, перед ним пруд, в котором плавают утки, а над воротами – колокол. Всякий раз, когда я возвращаюсь туда, мне кажется, что меня снова оставят после уроков – непреходящее чувство вины. В детстве мы там практически жили. Почти все наше время мы проводили в одной комнате, потом кто-то из нас решил заниматься самостоятельно. Обычно мы сидели за партами, и Маэстро учил нас отличать плохое от хорошего.

Среди прочего, конечно.

В школе сейчас никого не было, однако мне казалось, что я слышу звонок. Пора на занятия. Торопись, пора учиться.

Как я ненавидел этот идиотский звонок!

Хотя нет, это неправда. Тогда я еще не умел, ненавидеть по-настоящему. Разве что не любил опаздывать. Или отставать от программы. Я хотел быть как все, правда, хотел.

Я велел Нэнни доставить меня в класс.

Мысли шевелились, как старики, пытающиеся подняться с кресла. Я разместил в классе и остальных, вспоминая, кто где сидел: исходное положение фигур на доске.

Лазарь всегда считал себя нашим королем, поэтому обосновался за партой справа. Он выбрал место в самом дальнем углу, ведь там была мертвая точка: оттуда он мог видеть всех и вся. Я как будто вижу его: он сидит непринужденно, уверенный в себе, вяло, словно дохлую рыбу, поднимает руку. На вопросы Маэстро он отвечает спокойно, без усилий. Безупречный и безупречно вялый. Я ни разу не видел нервно бьющейся жилки на его бритой голове.