Текст книги "Лабиринты рая"

Автор книги: Ник Саган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Никто мне не ответил.

– Маэстро, – предложил я, недовольный их молчанием.

– Он – программа.

– Он самый современный искусственный интеллект, который…

– … Который связан условиями программы, – продолжила за меня Симона.

– Нет, – не согласился я, – он саморазвивающаяся программа, может быть самосовершенствующаяся. За то время, что мы его знаем, он сильно изменился, стал нестабильным. Только не говорите, что вы этого не заметили.

– Значит, ты считаешь, что это он нас убивает? Хэл, тебя послушать, выйдет, что он – железный робот и прет напролом. «Унич-тожь че-ло-ве-чест-во!» Ты лаешь не на то дерево.

– Ну, если не Маэстро, может, какая-нибудь другая программа? – предложил я.

– Может, рассмотрим альтернативный вариант, если это один из нас?

– Больше никого нет.

Симона покачала головой.

– Но кто из нас может быть настолько хладнокровен?

Никто не ответил.

– Ладно. Я – ненормальный, она сум… прости меня, Фан, у нее давнее психическое расстройство. И это не мы.

Я исключил Симону, потому что было совершенно ясно, что она никогда раньше не выходила из ГВР, а для того, чтобы сотворить нечто столь сложное, как выброс Каллиопы, нужно знать, что мы находимся не в настоящем мире.

– Тогда кто же?

– Давайте упростим мотив, – предложила Симона. – Предположим, это ревность. Злоба. Кто-то так сильно ненавидел Лазаря, что убил его. Этот человек так же сильно ненавидит и тебя, пытается с тобой расправиться. Вы из разных групп, но не исключено, что кто-то входит в обе.

– Хорошо. Кто ненавидит Лазаря? Это все «болваны», – рассуждал я. – Я, Тайлер, Меркуцио, Фан.

– Я никого не ненавижу, – запротестовала Фантазия.

Я не стал обращать внимание на ее протесты.

– Теперь. Кто ненавидит меня? – продолжил я. – Это Лаз, Исаак, не исключено, что Вашти. Кто-то еще?

– Шампань тебя недолюбливает, – вставила Симона.

Верно, Шампань. Еще?

Вроде больше никого. В группах нет совпадений.

– Возможно, мы чего-то не знаем. Исаак ссорился с Лазарем, например?

– Друзья до гроба, – сказала Симона. – А твои приятели?

– А что?

– Ты им доверяешь? – спросила она.

– Так же как и остальным.

Фан облегченно вздохнула и ухмыльнулась.

– У Тая подленькая душонка, и Мерк хитрая лиса. Я знаю, о чем они шепчутся у меня за спиной.

Мы снова и снова перебирали варианты, но никак не могли прийти к решению.

– Как только мы доберемся до главного здания в Дебрингеме, мы сможем проверить оригинальные записи, – сказал я. – И только так узнаем наверняка, кто это сделал.

– Поехали, – заспешила Фантазия.

– Погодите минуточку, – сказала Симона, усмиряя наш пыл. – У нас на хвосте убийца, чья навязчивая идея заставляет его жечь электричеством подключенных к машинам людей. Он сделал это уже дважды. Наши товарищи по-прежнему уязвимы, заперты в ГВР. Нужно вытащить их оттуда.

– Из Дебрингема я мог бы вытащить их всех с помощью кода.

– Прекрасная мысль, но на дорогу уйдет несколько дней.

– Да, у него будет предостаточно времени, – согласился я.

– А отсюда нельзя их вытащить?

– Не знаю. Я пытался из своей капсулы. Доступ ни к черту. Разве что самому отправиться в ГВР, – рассуждал я. Эта идея сама собой пришла мне в голову. – Я мог бы отыскать Пейса. Пейс – мощный инструмент, обходит почти все охранные устройства. Он вытащил меня. Возможно, с его помощью я вытащу и моих друзей.

В ад и обратно. Снова залезть в ящик, в котором так легко меня поджарить. Опрометчиво, сказала бы Фан, зато цель благородна. Даже две на самом деле, ведь подобный поступок мог поднять мнение Симоны обо мне. Она вызвалась следить за показаниями приборов и пообещала вытащить обратно при малейших признаках опасности.

Мое возвращение напоминало то ли пробуждение от горячечного сна, то ли смертельную инъекцию. Как только вводятся препараты, начинают угасать ощущения, будто падаешь куда-то в темноту.

* * *

По щиколотку в песке и воде я обходил крабов, размером с арбуз. Дорогая прибрежная собственность, таинственная, залитая лунным светом, но фальшивая. Пейса нигде нет, никого нет.

– Эй, есть кто-нибудь? – позвал я. – Нэнни? Маэстро?

Что это с моим голосом?

Я вызвал спрайт, но вместо оранжево-черного прибыл серебряно-синий. Не мой. Я ведь не был собой.

Поскольку я использовал контейнер Симоны, система приняла меня за нее. Значит, я вернулся в ГВР девушкой моей мечты, ее клоном, настолько же точным, как и Жасмин.

Вот черт. Это все меняет. Я могу теперь воспользоваться прикрытием.

Если бы я прошел в другую комнату, был бы Лазарем. Представляю, какое впечатление я произвел бы на своих товарищей. Он восстал из мертвых! Хотя нет, нападение уничтожило всю электронику, ее не восстановить.

Значит, Симона. Под видом ее я мог расставлять ловушки.

Но сначала самое главное. Как мне добраться до Пейса? Вряд ли он ползает здесь среди крабов. Может, он вернулся к мосту Чинват? Может, топчется у моей могилы? Похоже, он привязался ко мне и к Лазарю, поскольку мы подвергались опасности. Зато Симоне придется самой за ним гоняться, что весьма непросто без помощи Нэнни. Я мог перемещаться только с помощью спрайта.

К кому же мне пойти?

Тайлер. Он сразу принял мой вызов. Я оказался в его доме, обставленном скупо и прагматично, обычная берлога холостяка. На стенах были развешаны картины Шампань, что слегка скрашивало обстановку. Он сидел на диване из искусственной кожи, на нем были джинсы и черная футболка с надписью «Ланг Баттер». У него было несколько таких футболок: по футболке на каждую крутую команду середины века – Lung Butter, Banana Enema, Max BSG. Вкус и тому подобное значения не имели. Он напомаживал волосы таким образом, чтобы они торчали с двух сторон наподобие рогов, такие загнутые внутрь рога, наверное, были у дьявола. Он выглядел напряженным и расстроенным, на лице – следы бессонницы. Одной рукой он продолжал играть в компьютерную игру, а другой приглашающе махал мне.

– Повезло?

– В чем? – переспросил я.

– Выбраться отсюда.

Он принял мое молчание за отрицательный ответ.

– А я думал, что удалось. И где же тогда ты пропадала?

– Только не говори, что ты обо мне волновался, – улыбнулся я.

Тай швырнул пульт управления игрой из-под локтя на пол, тот запрыгал, как камень-голыш по воде.

– Не смешно, – предупредил он. – Ничего смешного!

Я принес ему свои весьма неуклюжие извинения.

– Ладно, извини, – сказал он, принимая мои извинения и извиняясь сам. – Я начинаю сходить с ума. У меня такое ощущение, словно мы в осаде. В голове сплошная каша. Ипохондрия, наверное. Но я рад, что с тобой все в порядке. Я верно говорю?

– В основном, – согласился я. Он кивнул.

– Шампань капризничает.

– Не сомневаюсь.

– Она не… – Он помолчал, хмурясь. – Она скоро должна переехать сюда.

– Насовсем?

– На время. Вместе безопаснее, верно?

Я пожал плечами. Я не был уверен. Он начал загибать пальцы.

– Никаких следов Лазаря, Хэллоуина, Фантазии. – Он помахал тремя пальцами для убедительности, потом добавил еще один. – Тебя я считал номером четыре. А еще это происшествие с Меркуцио. Это уже половина класса.

Мне удалось разговорить его только потому, что он принял меня за Симону.

Маэстро и Нэнни? В самоволке. В последние дни они стали необычно тихими. А в отсутствие программ никто не мог покинуть школу. Тай и остальные застряли в ГВР, по уши завязли, и надеялись только на чудо. Они ждали, что придет кто-нибудь и отведет их в реальную (как они думали) жизнь. И где, черт его дери, пропадает этот Эллисон? Почему он их бросил так надолго? Они понимали, что-то идет не так, но не знали, в чем дело.

Он рассказал мне про Меркуцио.

Он был напуган.

Я решил, что его слова были искренними, в ответ я рассказал ему все, что знал.

Сначала он не поверил, потом рассердился, но в конце концов все понял.

– Чудненько, чудненько, чудненько, – повторял он. – Жизнь всего лишь сон. Вот черт, Хэл, ты сделал невозможное: моя головная боль стала еще сильнее.

Мы сравнили свои записи, взвесили подозрения. Он считал, что во всем виноват Маэстро.

– Нам не нужно было взламывать систему. Я бы никогда не стал баловаться с компьютерами, если бы знал, что он примет это так близко к сердцу. И что теперь? Теперь он разбушевался, слетел с катушек. Он Сатурн, пожирающий своих детей, помнишь, как у Гойи… Точно, он проглотил нас целиком, и теперь мы сидим в его виртуальном брюхе, а он переваривает нас одного за другим.

– В таком случае нам нужно пробить себе дорогу молнией, – заявил я.

А такой молнией мог оказаться Пейс. Я рассказал Таю все, что знал про эту внесистемную программу, с ее помощью, как я предполагал, я собирался вытащить моих братьев и сестер на свободу. Если бы только знать, где сейчас Пейс.

Он обещал смотреть во все глаза.

Мерк ничего подобного предложить мне не мог. Я нашел его в нашей маленькой школе из красного кирпича, он занимался в темноте.

– Уходи, – сказал он, – здесь небезопасно.

– Везде небезопасно, и здесь, и там. Где угодно.

Он нахмурился. Рука застыла на полпути.

– Интересно-интересно.

– Что именно?

– Ну-ка, скажи еще что-нибудь, – попросил он, распрямляя спину, и я увидел его белые пустые глаза.

– Господи, Мерк, ты на самом деле ослеп?

Он показал наверх, где висели наши спрайты.

– У тебя цвета Симоны. И это единственное, что я могу увидеть. Но твой голос звучит…

– Как?

– Несколько не так, по-моему. Кто ты?

Я признался. Я рассказал ему все.

Если все остальные, прослушав мой рассказ, испытывали потрясение и ужас, правда, в разной степени, то Меркуцио только развеселился. Он хихикал, прикрывая рот рукой, фыркнул, когда я ему сказал, что мир, который мы считали реальностью, на самом деле продолжение ГВР. Когда же я сказал ему, что его реальное тело покоится в капсуле в «Шангри-Ла», он захлопал в ладоши и начал хохотать.

– Капсулы! Я так и знал, – говорил он сквозь смех, – мы дурацкие существа из капсул.

К концу моего рассказа он несколько успокоился, до него начал доходить смысл сказанного.

– Значит, только нули и единицы, – подытожил он.

Он рассказал мне, как Маэстро его ослепил, – наказание, вполне сопоставимое с моим гробом, как мне кажется. Правда, все равно я думаю, что мне досталось хуже.

– Я не видел – нет, так нельзя сказать, – не слышал Маэстро с тех пор, как он меня ослепил. Но он еще вернется, Хэл. Я чую. Ты должен вытащить меня отсюда.

– Этим я сейчас и занимаюсь, – заверил его я. – С чего он так взбеленился? И кстати, что это было тогда на вечеринке, что ты сделал с Маэстро?

Мерк пожал плечами.

– Доработал перебойник. Запустил новую помеху.

– Ты хочешь сломать всю систему?

– Нет, только Маэстро. Машина перестает его слушаться. Если он хочет переместиться куда-то, она швыряет его куда угодно, но не туда, куда нужно. Должно быть, забавно. Хотя, похоже, что-то не сработало. Если бы я прочитал записи, возможно, я бы понял, в чем дело.

– Я займусь и этим.

– Отведи меня в Тадж-Махал, я пройду через тот проход…

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Пожалуй, – согласился он. – Это ведь тоже ГВР.

Все верно, а без Пейса и Нэнни я и вовсе не могу никуда отправить его. По крайней мере, пока не доберусь до настоящего Дебрингема. Я все больше склонялся к тому, что именно этот ход будет лучшим. Я думал, что Пейс может оказаться где-то здесь, около покалеченного Мерка, но прозрачного паука нигде не было видно. Есть ли какой-то способ вызвать его?

Я попытался связаться с Исааком, но он не откликнулся.

Вашти была не в настроении, даже пока думала, что перед ней Симона. Я думаю, она не могла отделаться от мысли, что попала в ловушку. Впрочем, это ее не оправдывает.

Я объяснил ей, что я не Симона.

Объяснил, что не маскируюсь под Симону, что внешность ничего не значит.

Когда я выложил ей правду, она закатила мне целую сцену.

– Ты хочешь сказать, что мы телята на откорме?

– Что?

– Нас забрали у мам, посадили в ящики, мы никогда не видели солнца. Так выращивают скот на убой.

– Мне кажется, ты не поняла суть происходящего.

Из кафе в стиле джаз, в котором пребывала Вашти, я перебрался в сумасшедший дом Фантазии, где нашел Пандору, она была здесь с тех пор, как исчезли Нэнни. Одна империя, две нации, три луны: Фан потратила многие годы на создание и переделку своих причудливых фиолетовых владений, она придумала бурную историю своей земли, в которой я, наверное, никогда не смогу разобраться.

Я нашел Пандору в лагере для беженцев, на границе между двумя сражающимися нациями, индигами и резигами. Она играла в кости со Смайликами.

– Que relevo![11]11
  Que relevo! (порт.) – Какое облегчение!


[Закрыть] – воскликнула она по-португальски, поднимаясь с песка и отряхивая одежду. – Можно мне перебраться к тебе, Симона? Мне здесь жутко не нравится, а домой не попасть.

Я выложил все новости сразу. Как и Вашти, ее больше удивило, что я переоделся Симоной, нежели сам факт гибели всего человечества: мы последние живые люди на земле, кто-то пытается нас убить, а кстати, ты еще ни разу не бывала в реальном мире.

– Она вовсе не такая, как ты думаешь, – предупредила меня Пан, и на губах у нее, словно змейка, промелькнула короткая полуулыбка.

Она не стала ничего объяснять, лишь, отвернувшись, вертела свои побрякушки: колечки, брелки – все это она, несомненно, захочет восстановить в реальном мире.

Сам не знаю почему, я рассказал ей про свой визит в Сан-Паоло. Домен 7777. На этот раз полуулыбка превратилась в настоящую. Отбросив все заботы, мы болтали с ней о местах, где она росла, о парке, планетарии и о летающих тарелках фрисби, но это была всего одна минута, может, меньше.

Она призналась, что ей очень хочется вырваться отсюда. Перебраться в свою старую программу. Среди прочего, она тренировала детскую футбольную команду. Два десятка первоклашек и их родители, наверное, удивляются, куда она запропастилась.

Естественно, в той степени, на которую способны виртуальные персонажи.

Она искала не свободы, а нормальной жизни. Она желала вернуть иллюзию. Я посочувствовал ей, но и только.

Над нами возник красно-оранжевый спрайт – это Исаак наконец ответил на мой вызов.

Я покинул Пандору и отправился во владения Исаака, Хемену, легендарный «Город Восьми». Тысячелетний город Хемена – колыбель культа Тота, египетского бога знания. Там Тот высидел космическое яйцо, чем положил начало сотворению мира. Спустя множество лет в греческой культуре Тот воплотился в Гермеса, а город назывался теперь Гермополис. Еще позднее он получил название Аль-Ашмунан.

Мои познания в географии не произвели на Исаака никакого впечатления.

Он изучающе разглядывал меня, скрестив руки на груди, серьезный и задумчивый.

– Все это правда? – вдруг спросил он.

– Что правда?

– Про Лазаря.

– А что с ним?

– Он мертв? – почти выкрикнул он. – Ты ведь наш местный составитель некрологов, верно?

Значит, он знает, что я не Симона. С кем-то успел переговорить? Может, с Вашти?

– Танатолог, – поправил я его. Смерть как переходное состояние. Между философом и следователем большая разница. Исааку, конечно, было все равно. Я сказал ему все это и, конечно, сказал, что Лазарь мертв.

Его лицо сразу приобрело кислое выражение.

– А мир? Объясни это мне.

Я подтвердил его худшие опасения.

Он смотрел на меня, слушал внимательно и время от времени задавал вопросы, какие мы задаем обычно человеку, если надеемся, что он врет. Эй, парень, разрази меня гром, если я вру. Исаак это почувствовал. Он смотрел на восток, на спокойное течение Нила. Колыбель цивилизации – искусственной цивилизации ГВР, но цивилизации – была полна обычной дневной суетой, по берегам туда и сюда сновали тысячи людей.

Он горько вздохнул.

– Уничтожь мир, уничтожь другой, уничтожь уничтоженное, – произнес он.

Ничего подобного я не слышал раньше.

– Цитата из Суфия?

– Что ты здесь делаешь? – ответил он мне на это. – Тебе что, нечем заняться?

Все зависело от того, видел ли он Пейса.

– Послушай, – сказал он.

Евангелие от Исаака… "Однажды в жаркой пустыне один человек, стоя на четвереньках, раскапывал раскаленный песок. Мимо на верблюде проезжал его друг.

– Что ты делаешь? – спросил его друг.

– Я потерял золотую монету, – ответил человек.

– Тогда я помогу тебе.

Друг слезает с верблюда, и они принимаются просеивать песок в надежде, что в нем вот-вот блеснет золото. Долго в полном молчании они прилежно работали. Наконец, почесав в затылке, друг спросил:

– А ты помнишь, где в последний раз видел монету?

– Конечно помню, у себя дома..

– У себя дома? Тогда почему бы не поискать ее там?

– Потому что в моем доме темно, – ответил человек. – Как я найду ее там?"

* * *

– Ладно, – сказал я, – и что, черт возьми, все это значит?

– Сам догадайся, – посоветовал он и ушел. Никогда раньше мы с Исааком не разговаривали так долго. Пожалуй, это был не только самый длинный, но, возможно, и самый вежливый наш разговор.

Я слышал, что друзья – это наше зеркало. Не знаю, хорошо это или плохо, но нас привлекают люди, чья личность напоминает нам нас самих. То же и с врагами. Странные у меня зеркала в таком случае. Чем больше я вглядываюсь в них, тем больше мне кажется, что я живу в комнате смеха.

Последней в моем списке была Шампань. Пустая, высокомерная Шампань. Она приняла мой вызов и, как только я появился, принялась кричать на меня. Мне только этого и не хватало.

Я ничего не мог понять.

– Ну давай же, жми, а я буду дышать!

Что такое она несет? Она вцепилась в меня обеими руками, трясла, куда-то тянула.

– Он задыхается!

Позади нее с кушетки свешивалось безвольное тело, Тай с трудом дышал, глаза у него остекленели. В крови у него уже было слишком много углекислого газа. Нехватка кислорода. Баланс нарушен, навряд ли он выживет. Кожа стала уже синеватого цвета из-за цианоза. Больше всего я боялся именно этого. Еще один из нас умирает, а я ничем не могу ему помочь.

Шампань зажала ему нос и прижалась губами ко рту. Она вдувала воздух ему в легкие, а я нажимал на грудную клетку. Пятнадцать нажатий после каждого вдоха.

Ничего не изменилось.

– Респиратор, – тяжело дыша, потребовала она.

– У нас нет респиратора, – напомнил я.

Что бы мы ни делали, мы уже не могли ему помочь. Вот черт, он был слишком далеко, тело Тая в пяти тысячах миль от нас. Все равно что пытаться реанимировать голограмму. Спасать его, находясь в Ванкувере или Атланте, тогда как он был в Берлине. Он умер.

Шампань все пыталась помочь ему, делая искусственное дыхание. Это любовь, подумал я.

Она не могла принять реальность, с которой я уже смирился.

* * *

Тайлер! Черт возьми, Тайлер! Они убили его. Убили моего самого близкого друга, и я мог бы… может быть, я мог его спасти… если бы только знал как… но я не знал. И теперь он – прах, призрак, затухающее воспоминание. Я в этом виноват. Он помог мне научиться противостоять Маэстро, противостоять любимчикам… это он помог мне стать тем, чем я стал… это несомненно. Я же отплатил ему тем, что не мог принять Шампань, смеялся над ней, зная, что ему это неприятно. Хорошо, очень хорошо. Из-за чего он умер? Ради какой цели? Зачем? Разве есть хоть что-нибудь на свете, ради чего можно перекрыть кислород, поступавший в легкие хорошего человека, настоящего мужчины?

Мужчины? Пожалуй, еще ребенка. Мы все еще дети.

Бедняга Тай.

Я отошел. Я отвернулся.

Боль и необъяснимый гнев охватили меня, но по-прежнему мне было страшно. Мне казалось теперь, что я заперт не в клетке, а в зоопарке без решеток. Я должен отомстить за Тайлера. Но с чего начать? И где я должен буду остановиться?

Я просидел неподвижно около часа, не меньше. Я едва осознавал, что Шампань все еще пытается оживить Тайлера. Наконец она опустилась на пол рядом с ним и замерла. Долгие, долгие минуты я сидел и ничего не мог поделать с яростью, охватившей меня. Какой-то слабый звук привлек мое внимание. Скрипнула, открываясь, крышка почтового ящика.

Вероятно, разносчик виртуальной почты совершает очередной круг. Интересно, как сами умники из Гедехтниса относились к своему творению – виртуальной «макулатурной» почте? Из отверстия показался бесцветный указательный палец, но не для того, чтобы бросить почту. Он манил меня подойти поближе.

Я подошел, чтобы лучше рассмотреть.

С другой стороны двери я увидел Серого мальчика, я уже видел его раньше – один раз во сне и один раз наяву, но лишь долю секунды. В тот день, когда Мерк вдребезги разнес ГВР. Тогда я решил, что мне привиделось. Но вот он, совсем рядом, смотрит на меня, стоя на коленях, через щелочку почтового ящика.

Серая тень в цветном мире. Глюк системы.

Он поднес палец к губам: подожди задавать вопросы. Ш-ш. Он поманил меня снова, за пределы дома, отойти подальше.

Ящик захлопнулся.

Я оглянулся, девушка Тая по-прежнему лежала свернувшись калачиком возле него. При всех ее недостатках, она так самоотверженно пыталась вернуть Тая к жизни, что я смотрел на нее теперь другими глазами. Даже если комната вдруг загорится, она не двинется с места.

Я не стал ее беспокоить. Открыл дверь и вышел. Я последовал за Серым вниз по ступенькам. Ночь опустилась неожиданно, полуденное солнце скатилось за горизонт без причин и без предупреждения. Он повел меня на задний двор к утиному пруду Тая, которым он так дорожил. Питомцы Шампань играли в догонялки, семейство диких уток плавало бесконечными кругами, останавливаясь время от времени, чтобы клюнуть планктон.

Глядя на свое отражение в пруду, Серый обдумывал что-то, потом посмотрел на меня.

– Удивительно, как иногда можно надеяться на что-то очень долго, но, когда это наконец происходит, вдруг понять, насколько это чудовищно, – заговорил он. – Нет, не просто удивительно. Ха-ха. Скорее удивительно и странно. Или удивительно и грустно. Как обычно, не могу подобрать слов.

– Я тебя уже видел, – сказал я. – Кто ты?

– Призрак в машине, – хихикнул он.

Я промолчал.

– Папа называл меня Маласи, – сказал он. – Маласи Бета-тест. Остальные девять – твои родные братья и сестры, а я – твой сводный брат.

– Действительно? – хмуро поинтересовался я.

– Старший сводный брат. Знаешь, я ведь видел, как вы росли. Украдкой, конечно.

– Ты виртуальный.

– Естественно. Виртуальный мальчик. Гедехтнис с моей помощью испытывал систему, пока вы плескались в пробирке. – Он потрогал воду рукой, пошли круги, которые обеспокоили уток. – Они изучали мои реакции. Вносили изменения. На мне испытывали персонажей ГВР. Двенадцать Нэнни, шестнадцать Маэстро, двадцать восемь мам, тридцать один отец. Это были чужие отцы, как ты понимаешь. Потому что мой настоящий папа – доктор Джеймс Хёгуси, те были лишь программами, которые должны были воспитывать вас. И конечно, ты знаешь, кто моя настоящая мама. – Он показал рукой на лежащее вокруг пространство ГВР. – Вы живете в ней уже восемнадцать лет.

– Похоже, тебе чертовски плохо.

– Знаешь что? – ответил он. – На это у меня есть причины. Без меня им бы не удалось сделать все это, но как только они закончили, они заперли меня на задворках. Вы росли, а я сидел и только смотрел на вас.

– Ах-ах, – бросил я. – И поэтому ты нас убиваешь?

– Нет, поэтому я… – Он сморщился, помолчал немного. – Ладно, убиваю, – согласился он. – В каком-то смысле я несу ответственность за это, потому что без меня ничего подобного не случилось бы. Но я этого не хотел.

– Ладно, тогда что получается? Ты убил их случайно?

– Я пытаюсь помочь тебе.

– Плохо пытаешься, – заметил я.

– Я прямо сейчас помогаю тебе, а ты даже не подозреваешь.

Он начал рассказывать. Получалось, что против меня выступили организованные силы. Он и Пейс старались изо всех сил сдерживать эти силы. Он считал это своим долгом, потому что нес за меня ответственность.

– Знаешь, что такое истекать кровью?

– Кровотечение.

– Нет, не в моем случае, – сказал он, похлопав себя по груди. – Знаешь, что это значит для меня?

Я отрицательно покачал головой.

– Когда вы, органические, расстроены, вы держите это в себе. Может быть, иногда вы это как-то выражаете словами или действиями, но сами чувства всегда остаются при вас. Со мной все не так. Я – часть машины. Я – ее сознание. Когда я что-то чувствую, машина истекает кровью.

– Ты хочешь сказать, что твоя личность, это «маленькое, несчастное я», чертова искусственная личность заражает всю систему…

– Заражает, да, точнее не скажешь.

– … и академию, и все остальное?

– Уже восемнадцать лет, – кивнул он. – Медленно, но верно.

– И Маэстро, – продолжил я.

– Совсем свихнулся на сигаретах с какао. Абсолютно.

Значит, размышлял я, Маласи изменил натуру Маэстро, а теперь об этом сожалеет, пытается запихнуть монету обратно в копилку.

– Гедехтнис построил развивающуюся систему, – объяснял он. – Окружение запрограммировано таким образом, чтобы оно реагировало на ваши действия. Но я ведь тоже ребенок. Вот такая недоработка программы. Система откликается на мои желания даже охотнее, чем на ваши. Она приспосабливается ко мне независимо от моего желания.

– Ты, наверное, уже давно об этом знаешь. Почему ты не пришел ко мне раньше?

– Поверь, я пытался, – сказал он, – но мне пришлось защищать свою жизнь. Он уже дважды удалял меня. Я восстанавливался по синхронизированному резервному файлу, я спрятал несколько таких в системных каталогах. Со временем он найдет их все, и со мной будет покончено. И с Пейсом тоже.

– Если я первым не удалю его.

– Образно говоря.

– Я отправлюсь в Дербингем, в штаб компании. Избавлюсь от Маэстро. Отключу всех от ГВР.

– Неплохо для начала, – согласился Маласи.

– А что еще нужно?

– Боюсь, что это не поможет остановить убийства, – нахмурился он. – Он просто изменит тактику. Вместо электрических выбросов и отключения кислорода он начнет использовать пистолеты.

– Хотел бы я на это посмотреть. Он что, построит себе физическое тело, будет гоняться за нами, охотиться?

– Построит себе тело?

Меня удивило его смущение.

– Ты не понимаешь, – пояснил он. – Я говорю не про Маэстро. Маэстро просто инструмент. Я заразил всю систему, и она включает также и всех ребят. Вы росли, росли и мои страдания. И на вас это также повлияло. От этого не отмахнешься, не убежишь.

– Это один из нас.

– Я никому не хотел зла. Возможно, он был паршивой овцой. Не исключено, что он бы стал таким и без моего участия. Узнать, что ты не человек, – серьезный удар. Любой может сорваться, так ведь?

– И кто же сорвался?

– Тот, кого я больше всех ненавидел. Старший.

«Старший, – подумал я. – Перворожденный».

– Меркуцио ослеп, – сказал я. – Это не он, ведь Маэстро его ослепил.

– Нет, его ослепил я. Пытался отключить его от системы, но отключить мне удалось только его визуальный процессор.

Я лишился дара речи. Мой лучший друг.

– Он убил током Лазаря. Он задушил Тайлера. Он пытается убить тебя прямо сейчас, но мы с Пейсом работаем вместе и поддерживаем кислород в твоем контейнере.

Маласи казался маленьким и несчастным, впрочем, я чувствовал себя таким же. За его спиной северное сияние рисовало на небе узор холодным зловещим переливом цветов.

* * *

«Меркуцио, – подумал я. – Слепец блефует».

Я не хотел в это поверить. Я так хотел, чтобы все оказалось неправдой, наговором Серого мальчика. Если бы он оказался виновным, просто неисправная программа, которую заклинило на убийстве, я бы с чистой совестью стер его. Как обычную ошибку. В конце концов, он был искусственным существом и ничего общего с нами не имел.

Но Мерк…

Меня всегда поражала мрачность его чувства юмора, в этом он превосходил даже меня. Он всегда будто прятался за своим сарказмом, придерживаясь принципа «а мое какое дело», за которым прятал свои страхи.

Хотя, возможно, он ничего не прятал. Может быть, это его представления обо мне были искаженными.

Он был лучшим хакером. Он разбирался в этом и умел использовать свои возможности. Я мог бы допустить, что ему хотелось как-то принизить Лазаря, – пусть даже нанести ему физический ущерб. Они враждовали годами. Но убить его… Значит, он перешел какую-то грань, перейдя через которую уже невозможно вернуться назад? Я как-то читал интервью с серийными убийцами, все они признавались, что первое убийство – самое трудное, но чем дальше, тем легче.

Но почему я? Почему Тайлер? Что мы ему сделали?

Возможно, он и в самом деле впитал что-то от Маласи. Эта программа отравляла наши сны в течение восемнадцати лет. Вдруг Маласи так повлиял на него, намеренно или нет?

Он мне сказал: «Хочу работать с детьми».

Значит ли это что-нибудь?

Какой-то Роршах-тест, а не человек.

С самого начала он был моим другом. Помню, как мы с ним смеялись, шутили, устраивали состязания, кто больше достанет Маэстро. Мы десятки, а то и сотни раз ходили вместе в кафе «У Твена». Делились своими тревогами за пепси и сэндвичами с сыром. Помню наши идиотские вылазки, когда мы портили урны и почтовые ящики просто от нечего делать. Помню, как мы радовались, что становимся все сильнее.

Нет, я не хотел этому верить.

* * *

Фантазия вытащила меня из ГВР. Фантазия, не Симона. Симона сидела на полу и смотрела на меня невидящими глазами. Она казалась безмятежной до идиотизма.

– Эй, – сказал я, выдергивая трубки из руки.

– Она начинает приходить в себя, – сказала Фан.

– Приходить в себя после чего?

Фан показала ногой на изящную сумочку от Гуччи, в которой хранились нейролептики, снотворное, обезболивающее – чем дальше, тем больше они использовали.

– Со мной все в порядке, – сказала Симона, но я уже и сам увидел, до какой степени у нее были увеличены миндалины. – Забавная получилась история.

И она нам рассказала, немного путаясь и с трудом подбирая слова, словно она была в каком-то тумане, что, пока меня не было, она решила заглушить лекарствами начавшуюся у нее сильную аллергическую реакцию. Ее организм боролся, как мог, выбрасывая гистамин. Ей и без того, как и всем нам, было плохо в реальном мире, теперь стало еще хуже. Она была умнее всех нас, а вот иммунная система у нее была ни к черту.

Она хотела поддержать себя лекарствами. Глотала антигистаминные препараты, чтобы избавиться от симптомов, фагоциты против бактерий, а в довершение всего – коктейль из стимуляторов иммунной системы. Когда она поняла, что от этого ей не стало лучше, она принялась за болеутоляющее.

Такого результата она не ожидала.

– Туговато соображаю, зато чувствую себя намного лучше.

Она думала, что со временем сможет подобрать правильную комбинацию лекарств.

Нужно поэкспериментировать. Вероятно, у нее повышенная чувствительность к треонину, который раньше поступал в кровь вместе с едой, поддерживая наши жизни.

– Я справлюсь, – пообещала она.

После этого случая она стала мне еще дороже.

Я рассказал им о Тайлере. Новость отрезвила Симону, она расплакалась. Она сочувствовала мне, ведь Тайлер был моим лучшим другом. Она спросила про Шампань, как она приняла смерть Тайлера. Чувствуя, как на меня накатывает новая волна скорби, я оглянулся на Фан – она не проявляла никаких чувств, только шмыгала носом. Или громко сопела?