Текст книги "Голая Джульетта"

Автор книги: Ник Хорнби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Самое мучительное следствие его медицинского приключения – нескончаемый поток вопросов. И не только о том, кто захочет с ним спать, когда ему стукнет семьдесят. Вопросы, касающиеся пустых десятилетий от «Джульетты» до приступа; вопросы относительно десятилетий – он надеялся, что этих десятилетий окажется не одно, – после приступа. Получить ответы на эти щекотливые вопросы он не рассчитывал, так что вопросы можно было считать риторическими.

Будь он персонажем популярного телесериала, несколько дней, проведенных в чужом городе с доброй женщиной, разумеется, вдохновили бы его, пробудили в нем веру в свои скрытые до той поры возможности, и он вернулся бы домой, чтобы тут же выдать на-гора потрясающий новый альбом. В реальности Такер, однако, ощущал в себе все ту же привычную пустоту. И когда он уже был готов погрузиться в глубины уныния, Терри Джексон нажал кнопку музыкального автомата, и помещение заполнил голос соул-певца, которого Такер почти узнал – Мэйджор Ланс? Доби Грей? – и Гэв с Барнси принялись крутить свои сальто и стойки на руках на музейном ковре.

– Папа, ты ведь тоже так сможешь? – потянул его за рукав Джексон.

– А то!

Беседуя с самой активной общественницей, Энни заметила боковым зрением пожилую даму, которая разглядывала фотоснимок веселой компании на отдыхе. Энни извинилась, подошла к даме и представилась.

– Очень приятно, госпожа директор, – кивнула пожилая дама. – Меня зовут Кэтлин, можно попросту Кэт.

– Вы узнаете кого-нибудь на этом снимке?

– Вот это я, – указала Кэтлин. – Зубы у меня всегда были никуда. Неудивительно, что я их в конце концов лишилась.

Энни посмотрела на снимок, потом снова на женщину. На вид лет семьдесят пять, значит, в 1964-м ей было лет тридцать.

– Вы как будто не постарели. Правда.

– Понимаю, что вы хотите сказать. Тогда смотрелась старухой, а сейчас и есть старуха.

– Нет-нет, что вы! А вы поддерживаете отношения с остальными?

– Это моя сестра. Ее больше нет с нами. А парни… Они всего на день приезжали. Вроде из Ноттингема. Я их больше никогда не видела.

– Здорово вы здесь веселитесь.

– Да уж, повеселились. Пожалуй, недовеселились малость. Понимаете, что я имею в виду?

Энни изобразила соответствующее ситуации смущение.

– Очень активный парень мне попался. Всю облапал, сверху донизу. И я его прогнала.

– Что ж, – вздохнула Энни, – не ошибается тот, кто ничего не делает. Только действие может привести к проблемам.

– Может быть, может быть. Только что теперь-то?

– В каком смысле?

– Сейчас мне семьдесят пять, и я всю жизнь прожила без проблем. И что? Может, мне теперь медаль дадут? Вот вы директор музея, официальное лицо. Напишите королеве, пусть мне медаль выпишет. Иначе вся моя добродетель – это чертова потеря времени.

– Нет-нет, что вы, не надо так.

– А как надо?

Энни трусливо улыбнулась:

– Извините… Я на минуточку.

И она удрала к Роз, увлеченно изучавшей плакат «Роллинг стоунз» из коллекции Терри Джексона и дошедшей до самого низа, до данных издательства и типографии. Энни попросила Роз заняться Джексоном и нафаршировать его до отказа хрустящими палочками и всем, чего тому еще пожелается, а сама утащила Такера в угол, где демонстрировались старые автобусные билеты Терри Джексона, не вызывавшие ожидаемого наплыва посетителей.

– Все хорошо? – поинтересовался Такер. – Вроде народу интересно.

– Такер, мне интересно, интересно ли тебе.

– Э-э…

– Интересую ли тебя я.

– Еще как интересуешь, тут и говорить нечего.

– Спасибо. Но я имею в виду – в плане секса.

Румянец, который она в последнее время пыталась контролировать, вырвался на волю. Краска залила щеки, казалось, кровь вот-вот брызнет из ушей. Конечно, когда предлагаешь мужчине переспать с тобой, надо бы занять лицо чем-то нейтральным. Ей казалось, что уже самим своим вопросом она подвигает Такера на отказ.

– Гм… А как же мероприятие?

– После него.

– Я пошутил насчет мероприятия.

– Понимаю. Ладно. Я решила прояснить вопрос. Я его прояснила. Спасибо за внимание. – Она повернулась, чтобы уйти.

– Не стоит благодарности, – небрежно бросил Такер. – И кстати – конечно, меня это вполне себе интересует. Если предполагался ответ на твой вопрос.

– Ох. Да. Ответ предполагался. Отлично.

– Я бы сам на тебя набросился прямо сейчас, если бы не мои недавние приключения. Собственно, опасения-то остаются.

– Я интересовалась… Смотрела в Интернете.

Такер усмехнулся:

– Любовная прелюдия старшего возраста. Проверка состояния здоровья перед тем, как переспать с дамой. А что, даже интересно. Что-то в этом возбуждающее. И чем Интернет порадовал?

Краем глаза Энни заметила, что Джексон волочет за собою Роз в их направлении.

– По лестнице поднимаешься без одышки?

– Пока что да.

– Тогда все в порядке. При условии, что я… что всю… работу я возьму на себя.

Ее уши достигли цвета зрелого баклажана. Что ж, может, ему этот фейерверк даже понравится.

– Это меня устраивает! Все будет в норме.

– Так. Отлично. Увидимся позже. Мне пора.

И она отправилась произносить приветственную речь, посвященную славным дням прекрасного города Гулнесса.

Вернувшись домой в изрядном подпитии, Энни ощутила предкоитальную печаль. В общем-то, все ее печали в жизни были предкоитальными, горько подумала она. А куда денешься, если вся жизнь ее, с какой-то точки зрения, прошла в ожидании. Но на сей раз печаль проникла глубже, наверное, потому, что коитус казался вероятнее, чем обычно. Началось с какой-то нервной паники, с неуверенности. Она видела фото Джули Битти и сознавала, что выглядит серым воробышком по сравнению с калифорнийской красоткой. Конечно, той на фото лет двадцать пять, но Энни и в двадцать пять не блистала. Натали тоже куда красивее, хотя и старше Энни. Они все красивее, понимала Энни, и те, о которых она знает, и те, о которых не слыхивала. А сколько их было? Десятки, сотни? Она пыталась утешиться тем, что Такер сейчас наверняка изрядно снизил планку, но это вовсе не утешало. Ей не хотелось стать дотлевающим угольком костра его половой жизни, не хотелось быть нижней отметкой высоты планки. Пока Такер наверху укладывал Джексона, она кипятила чай и разыскивала, чего бы еще выпить. Когда Такер спустился, она наливала в рюмку какой-то столетний банановый ликер и изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Не думала она о последствиях, когда в музее завела с Такером речь об этом. Ведь все последующее, пусть даже и одна-единственная ночь, уже теперь видится как сквозь запыленное стекло музейной витрины, как осколок давно прожитой жизни.

– Слушай, – сказал Такер озабоченным тоном, – я вот все думаю… – И Энни показалось, что он пришел к неутешительному решению. Да, конечно, он уж не тот, его стандарты снизились, но не настолько же! В общем, лет через десять увидимся снова…

– Я должен сам посмотреть, – завершил фразу Такер.

– Что? Куда?

– Ну, тот материал в Интернете. Убьет меня секс или не убьет.

– Да пожалуйста.

– Понимаешь… Если я вдруг умру, тебе ведь будет неприятно.

– Не иначе.

– Ты будешь мучиться, обвинять себя. А я этого не хочу. Уж если помер, так сам виноват.

– А почему ты обязательно будешь виноват?

– Сразу видно, что у тебя детей нет. Чувство вины – оно всегда со мной.

Энни нашла медицинский веб-сайт, вошла в раздел «восстановительный период».

– Ему можно доверять? – уточнил Такер.

– Авторитетнее не найдешь. Это сайт министерства здравоохранения, а им ты в больнице не нужен, у них ни на что денег не хватает. Впрочем, от больницы тоже пользы никакой.

– Тогда ладно. Ага, у них тут целый раздел про секс. Так… Вот: «Секс не может служить причиной повторения приступа». Что ж, отлично.

– Только тут вот сказано, что лучше всего к сексу возвращаться через четыре недели после сердечного приступа.

– Мне уже лучше всего. Я в норме.

– И вот еще одна заковыка.

Она ткнула пальцем в экран, и Такер прочитал указанные строчки.

– Тридцатипроцентная вероятность отсутствия эрекции. Отлично.

– Почему?

– Потому что если ничего не получится, то тебе не в чем себя винить. Если представить, что тут вообще может быть твоя вина.

– Не будет никакого отсутствия эрекции, – уверенно заявила Энни, разумеется снова залившись краской. Однако на экран они смотрели, не включая свет, в темной комнате, так что Такер ничего не заметил. Ей захотелось пригасить и эффект высказывания: пошутить над собой, шлепнуть ладонью по губам… Но момент прошел, и она решила, что так будет даже лучше для создания атмосферы. Да, соответствующая атмосфера явно налицо. Ранее о создании атмосферы она никогда не заботилась и никогда бы не подумала, что ее можно создать обсуждением вероятного отсутствия эрекции. Все сознательные годы из своих сорока лет она наивно верила: если ничего не делать – не придется раскаиваться в содеянном. А получилось наоборот. Юность ее прошла, но, может быть, не все еще потеряно? Тут же, перед экраном, под бдительным оком веб-сайта министерства здравоохранения, они поцеловались, потом еще и еще раз. Поцелуй затянулся надолго, компьютер «заснул». Энни уже не краснела, однако ощутила такой наплыв эмоций, что боялась заплакать, а тогда Такер подумает, что она слишком многого от него ждет, и откажется от секса. Если он спросит, в чем дело, решила Энни, она скажет, что в дни музейных выставок ее всегда одолевают слезы.

Они поднялись в спальню, разделись, не глядя друг на друга, влезли в холодную постель, встретились руками, прижались бедрами…

– Ты не ошиблась, – шепнул он.

– Пока что да, – согласилась Энни. – Но неизвестно, сколько это продержится.

– Должен тебе сказать, что ты не облегчаешь мне задачу.

– Извини.

– А у тебя есть эти штуки?.. Я ведь не запасался, сама понимаешь. Ты ничего тут такого не держишь?

– Презервативов у меня нет, – призналась Энни, – но это ничего. Не беспокойся, я сейчас сама…

Об этом она уже подумала. Она думала об этом постоянно с момента своего разговора с Кэтлин. Она вышла в ванную, постояла там с минуту и вернулась в постель, чтобы заняться с Такером любовью. Она не убила его, но почувствовала, как части ее организма и сознания пробуждаются от спячки, длившейся десятилетия.

На следующий день Джексон разговаривал по телефону с матерью, расстроился, заплакал, и Такер заказал обратные билеты. В последнюю ночь Такер и Энни спали вместе, но уже без всякого секса.

– Я еще вернусь, – пообещал Такер. – Мне здесь нравится.

– Никто никогда никуда не возвращается.

Разумеется, он не вернется ни в этот город, ни в эту постель, и в голосе Энни прозвучала горечь, о которой она сожалела, но подавить ее не могла.

– Или ты прилетишь в Штаты.

– Я уже отгуляла весь отпуск.

– Можно сменить работу.

– Что-то не припомню, чтобы ты прочел мне курс лекций по новой специальности.

– Отлично. Значит, я не вернусь сюда, ты не собираешься туда… Трудно представить себе место для нашего общего будущего.

– Ты всегда строишь планы после разового пересыпа? – поинтересовалась Энни. – Какое там будущее, о чем ты?

Как Энни ни старалась, ей никак не удавалось соскочить с язвительной интонации. Она вовсе не хотела издеваться – наоборот, ей хотелось найти тропку надежды. Однако в ее распоряжении оставался лишь все тот же набивший оскомину окаянный язык: типичный британский, чтоб его черти драли.

– Даже слушать тебя не хочу, – буркнул Такер.

Она обняла его:

– Я буду скучать. По тебе и по Джексону.

Вот. Хотя бы так. Не слишком много, и совершенно не отражает глубины ее отчаяния, уже рвущегося наружу, но она надеялась, что он услышит в ее словах хотя бы привязанность и симпатию.

– Обязательно пиши, и побольше, – попросил он.

– Да мне и сказать-то особо нечего.

– Я предупрежу тебя, когда мне надоест.

– Бог мой, – засмеялась Энни, – этак я вообще остерегусь тебе что-нибудь писать.

– Черт… К чему ты все усложняешь?

– Я не усложняю. Просто все и так сложно. Потому все и не ладится. Потому ты и разводился, и сбегал тысячу раз. Потому что все сложно.

Ей хотелось сказать нечто совсем другое. Хотелось сказать, что одно из наших главных несчастий – неумение высказать то, что чувствуешь. Пусть это бесполезно, пусть немного, но зато Такер понял бы, как тяжело у нее на душе.

А вместо этого она уколола его, упрекнула в собственных неудачах. Ей казалось, что она пытается удержаться на скале, но пальцы соскальзывают и она летит в пропасть, ощущая лишь песок под ногтями.

Не сводя с нее взгляда, Такер сел на кровати:

– Помирись с Дунканом. Он наверняка будет счастлив, особенно теперь. У тебя на десять лет материала, о котором он и мечтать не смел.

– А мне-то что с того?

– Ничего, конечно. Я просто предложил.

Она попыталась в последний раз:

– Извини. Не знаю, что сказать… Но ведь считается, что любовь преображает. – Энни почувствовала, что это слово развязало ей язык. – И я пытаюсь взглянуть на вещи с этой точки зрения. Р-раз – и я преобразилась, не важно, каким образом. Останешься ты или улетишь – это уже произошло. И я пытаюсь смотреть на тебя как на метафору или вроде того. Но не получается. Ужасно, но факт: без тебя все вокруг соскальзывает в обыденность. И я ничего не могу сделать. Книги не помогут. Потому что, сколько ни читай про любовь, когда кто-то пытается определить ее, все рассуждения и размышления всегда упираются в абстрактное существительное. Так мы и привыкли о ней думать. Но в реальности любовь… Для меня это ты. И когда ты уйдешь, уйдет любовь. Никакой абстракции.

– Папа…

Энни поняла не сразу, но Такер сориентировался мгновенно. Джексон стоял рядом, мокрый, грязный и вонючий.

– Что случилось, Джексон?

– Вырвало.

– Ладно, бывает.

– По-моему, я больше не люблю хрустящие палочки.

– Ты просто их чуток перебрал. Сейчас мы все исправим. Энни, можно чистую простынку?

Они занялись Джексоном и его постелью, и Энни пыталась не чувствовать себя несчастной, обделенной, рожденной под несчастливой звездой. Она давно заметила, что уныние и подавленность – ее обычный настрой, но понимала, что все события, в том числе и ее теперешнюю неудачу, можно трактовать по-разному. К примеру: ну, почувствовала слабость к какому-нибудь американцу… к конкретному американцу с малолетним сыном и домом в Америке… Ну, прибыл этот американец на пару дней – так в чем несчастье, если он, как и было запланировано, отбывает? Много ли надо ума, чтобы это предвидеть? Хорошо, рассмотрим иначе: ты накатала обзор на цикл песен автора, о котором двадцать лет ни слуху ни духу, отослала обзор на захудалый сайтишко, посвященный этому автору. Автор этот твой обзор прочитал, заинтересовался, ответил, потом заявился в гости. Оказался симпатичным, ты ему понравилась, и он даже с тобой переспал. В чем тут горе? Будь она врожденной оптимисткой, восприняла бы происшедшее в течение последнего времени как нечто вроде евангельских семнадцати чудес исцеления. Но она, увы, не врожденная оптимистка. Она вообще не оптимистка, и вот вам вместо чудес исцеления муки крестные. И вот она уже примеряется к образу самой разнесчастной из женщин планеты.

И как это сообразуется с предыдущей ночью, когда она притворилась, что использует противозачаточные средства, а сама втихаря надеялась забеременеть? Сколько удачи требуется, чтобы забеременеть в ее годы, учитывая возраст Такера и его весьма не блестящее состояние здоровья? Впрочем, может, и беспокоиться не о чем. Она уже ощущала предстоящее разочарование, которое принесет очередная менструация: очередной провал в длинной череде провалов, из которых состоит ее жизнь. Кто знает, может, в этом и заключается смысл: зачем ей пытаться сделать свою жизнь счастливее, если сама эта жизнь не стоит ломаного гроша.

– Пап, а можно я буду спать с тобой?

– Договорились.

– Только с тобой?

– Конечно.

Такер посмотрел на Энни, пожал плечами.

– Спасибо, – сказал он.

В течение следующих недель это «спасибо» наверняка будет обдумываться и анализироваться куда более тщательно, чем того заслуживает.

– А что мне сказать маме? – спросил Джексон уже в самолете, перед взлетом.

– Все, что хочешь.

– Она знает, что ты болел, да?

– Скорее всего знает.

– И знает, что ты не умер.

– Конечно.

– Ага. А как пишется «Гулнесс»?

Такер продиктовал по буквам.

– Интересно. Как будто я маму сто лет не видел. Только вот что мы тут делали… Вроде почти и ничего, а?

– Ну извини.

– Да ладно… Вот мультики включу на всю дорогу, покажется больше.

Такер задумался, воспринимать ли слова сына как хитрую уловку, рассчитанную на отцовское внимание, или как выраженную через детское восприятие взаимосвязь времени, событий и повествования. Каким-то образом Джексон попал пальцем в небо. Ведь и в самом деле ничего особенного не произошло. В течение нескольких дней Такер перенес сердечный приступ, пообщался со всеми своими детьми и с двумя бывшими женами, побывал в новом городе и переспал с новой женщиной, побеседовал с мужчиной, заставившим его взглянуть на свою работу с новой точки зрения… Но что от этого изменилось? Ровным счетом ничего. Он не узнал ничего нового, ничуть не вырос.

Наверняка он что-то проморгал. Раньше, в молодости, он бы, пожалуй, выжал из этих дней пару-тройку песенок: скажем, что-нибудь душераздирающее о блуждании на пороге смерти. И Энни… Она бы превратилась в нордическую деву, которая… там, какие-нибудь… раны исцеляя, чувства возрождая… ведет к воротам рая. Или что-нибудь вроде «овладевая» или «колени преклоняя», на крайняк. И уж во всяком случае «покой охраняя». Но если он не может сочинить новых песен, что ему остается?

Откровение биографических песен в том, подумал Такер, что автор превращает настоящее в прошлое. Берешь свои чувства, или отношения с другом, или любовь к женщине – и превращаешь в былое, в нечто законченное, чтобы определиться с ним. Засовываешь его в стеклянную банку и разглядываешь, обдумываешь, пока оно не лишится всякой сути. Именно это он всегда и проделывал – в том числе и с теми, с кем спал и кого рожал. Истина жизни, однако, в том, что ничто не кончается, пока ты не издох, и даже после смерти ты оставляешь целый ворох нерешенных проблем и невысказанных слов. Похоже, гнусные авторские привычки в нем сохранились, хотя он уже сто лет не пишет песен, – возможно, пора от них отделаться окончательно?

– Да-а… – протянул Малкольм и замолчал. Молчание затянулось, но Энни не собиралась его прерывать, опасаясь расхохотаться. Она озвучила свои четверть часа, говорила быстро, четко, без остановок, без неприличных слов (Факера она упоминала, к примеру, лишь как Фальш-Такера), и теперь настал черед Малкольма.

– Его диски еще продаются? – разродился он наконец.

– Я же объяснила, Малкольм. Последний появился не так давно. Из-за него мы с ним и встретились.

– Да-да, конечно-конечно. Может, мне стоит его купить?

– Нет, Малкольм, это я тоже объясняла. Это далеко не лучший его диск. Да и вообще – не понимаю, чем нам поможет прослушивание диска Такера.

– Вы удивитесь, насколько поможет.

– Надо полагать, у вас подобное уже случалось в практике?

Малкольм явно обиделся, и Энни стало его жалко. Ни к чему вредничать. Она ему даже сочувствовала. Ее пятнадцатиминутное словоизвержение стоило всех предыдущих встреч за время их взаимоотношений. Неделю за неделей она приходила в этот кабинет и жаловалась, что Дункан забыл купить молоко, хотя его недвусмысленно просили это сделать, и они с Малкольмом ковырялись в угольках ее души, разыскивая крохотные искорки угасшего чувства. В это утро она поведала Малкольму об отшельниках и сердечных приступах, о рухнувших браках и случайных связях, о своей хитроумной попытке забеременеть. И теперь Малкольм, похоже, готов лопнуть от обилия материала, хотя пытается сделать вид, что вовсе не удивлен.

– Можно еще пару вопросов? Лишь для уточнения, чтобы избежать возможных недоразумений.

– Конечно.

– Что, по мнению этого мужчины, вы делали в ванной?

– Вводила контрацептив.

Малкольм сделал пометку, которую Энни со своего места угадала как «ВВОДИЛА КОНТР.», и энергично подчеркнул ее.

– Так. А… когда закончился его последний роман?

– Несколько недель назад.

– И та женщина – мать его младшего ребенка.

– Да.

– Ее имя вы знаете?

– Вам это необходимо?

– Может быть, вам неприятно произносить ее имя?

– Да нет. Кэт.

– Это сокращение?

– Малкольм!

– Извините. Вы правы. Здесь слишком много чего кроется. Я пытаюсь найти отправную точку. С чего бы вы хотели начать? Как вы себя чувствуете?

– Как будто опустошенной. И немножко под хмельком. А вы?

Конечно, ей не следовало задавать ему такой вопрос, но она понимала, что Малкольм много пережил за последние двадцать минут.

– Озабоченным.

– На самом деле?

– Как вы понимаете, я не должен строить из себя арбитра. Так что лучше вычеркните мое последнее замечание. Вычеркните озабоченность.

– Почему?

– Потому что я собираюсь задать вам вопрос и не хочу, чтобы вы восприняли его как пристрастный.

– Все, моя память чиста.

– Я озабочен вашей ролью в разрыве его отношений с той женщиной. И вашей готовностью родить и воспитать ребенка без отца.

– Малкольм, вы только что попросили вычеркнуть вашу озабоченность.

– А, ну да… Все равно. Каковы ваши соображения насчет этого?

– Малкольм, это безнадежно.

– Что я еще не так сказал?

– Моральная сторона меня совершенно не беспокоит.

– Это я вижу.

– Тогда давайте поговорим о том, что меня беспокоит.

– Что ж, я готов. Итак, что вас беспокоит?

– Я хочу все бросить и переехать в Америку. Завтра. Продать дом и улететь. Насовсем.

– Он вас приглашал?

– Нет.

– Тогда лучше нам поговорить о том, как мужественно пережить неудачу. Извлечь лучшее из худшего.

– Лучшее из худшего?

– Можете считать меня лохом, или как там у вас, у молодежи, это называется, но я не вижу доброй перспективы для ваших планов. Вы несчастны, вы можете стать матерью-одиночкой, а теперь… а теперь вообще отрываетесь от земли. Вы витаете в облаках.

– Вы уверены?

– Именно в облаках. Америка. Для американцев это твердая почва под ногами. Для вас – фикция, туман, дым.

– Почему?

– Потому что вы живете здесь.

– И с вашей точки зрения, у меня нет никаких возможностей изменить жизнь?

– Конечно, есть такие возможности. И мы с вами их непременно изыщем.

– Неужели?

– И потом, подумайте о тенденциях рынка недвижимости. Не знаю, сколько вы заплатили за свой дом, но теперь вы того уже не выручите. Что с недвижимостью творится, и по продаже, и по аренде! У меня знакомая сдает дом уже сколько лет, обычно без всяких проблем, а сейчас… На следующее лето…

Каждый раз, с самого первого посещения, устами Малкольма с Энни говорил Гулнесс. Но теперь она услышала голос уже не города, но страны, в которой она выросла, услышала родителей, учителей, коллег и знакомых. Голос Англии. И этого голоса она больше не могла выносить.

Она встала, подошла к Малкольму и поцеловала его в макушку:

– Спасибо. Мне уже лучше.

И вышла.

Тема: «Так где же я был?»

Дункан

участник

Комментариев: 1019

Джентльмены!

Итак, вот он, передо мной. Уже не первый день, но после ляпсуса с «Голой» (mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa) я позволил себе промариновать диск денек-другой, дать впечатлениям отложиться. Но дольше тянуть нельзя. Процитирую другого критика иного времени, задавшего в подобном несчастливом случае подходящий вопрос: «Что за дерьмо?» Рассмотрим повнимательнее, что же мы видим. Мы видим песенку о приятности чтения при свете закатного солнышка. Мы видим песенку о выращивании горошка на домашнем огородике. Мы видим кавер «классики» Дона Уильямса «Ты мой лучший друг». Мы видим трагедию.

Re: «Так где же я был?»

ЛучшеБоба

участник

Комментариев: 789

Слава богу. А то я уж было опасался, не двинулся ли я умом. Принесся с работы домой, заперся в кабинете, скачал альбом, перегрузил в айпод и отключился… Думал, на всю ночь, даже предупредил свою мегеру, чтоб раньше десяти ко мне не совалась. Щаззз! Уже к 8.45 я был в ауте – просто не мог слушать дальше этот ужос. Рыдая, понесся в паб, заливать огорчение. Всю ночь пытался вспомнить пример такого же провального «воскресения из мертвых»: тщетно! Ни одной вещи, которую бы захотелось переслушать. Ох, Такер, где ж тебя, действительно, носило…

Re: «Так где же я был?»

Джульеттоман

участник

Комментариев: 881

Назвать бы этот альбом «Счастье – это ад». Кому, скажите на милость, интересно, что дедушка Такер Кроу примирился сам с собою? Не зря же говорят: будьте осторожны со своими желаниями. Я желал появления нового альбома Такера Кроу чуть не каждый день в течение двадцати лет. А сейчас жалею, что он появился. Уже слышал, что все порядочные штатовские лейблы его завернули. Думаете, автору есть дело до того, что он обделался сам и обделал всех, кому был интересен? Не похоже. Что ж, спасибо за науку. Покойся в мире, Такер Кроу.

Re: «Так где же я был?»

МистерМоцца7

новичок

Комментариев: 2

Ахахахахахахах. Я ж говорю он ни на хрен не годицца и не годился а теперь пойдите-ка и послушайте всего МОРРИССИ сосунки!!!

Девчонка с окраины

кандидат

Комментариев: 1

Всем приветик! Новички Интернета и все прочие! Мы тут с мужем наткнулись на этот альбомчик Такера Кроу и прям влюбились в него! Потом нашли еще один, «Джульетта», но он такооооой мрачный! Может, посоветуете еще что-нибудь миленькое из его песенок?

ЛучшеБоба

участник

Комментариев: 789

Обожемой.