Текст книги "Пещера и тени"

Автор книги: Ник Хоакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Неожиданно «ангелы» пошли на уступки. Церковные власти прекратили службу в пещере, а молодой священник был сослан в отдаленный приход. Объявления у церковных врат призывали верующих не поклоняться в пещере. В оправдание такого шага говорилось о необходимости поддержания спокойствия и правопорядка, но активисты каркали, что Эрмана этих святош разоблачена: так называемые реликвии – подделка, а дождь из лепестков роз – не что иное, как надувательство.

Когда церковь уступила пещеру, Гиноонг Ина и ее последователи собирались занять ее, но тут их остановил закон. В день Нового тысяча девятьсот семьдесят второго года жандармерия объявила, что, поскольку бюро общественных работ нашло состояние берега опасным ввиду грозящих оползней, всякие скопления людей у пещеры запрещаются – по крайней мере до тех пор, пока не будут проведены работы по укреплению насыпи. Работы эти, однако, так и не начались.

Запрет, который был яростно заклеймен как сговор с целью спасти лицо церковников и одурачить язычников, не соблюдался ни той, ни другой стороной. Хотя вход в пещеру теперь преграждала дверь, на берегу продолжали молиться паломники, по ночам прокрадывавшиеся к пещере. Здесь их часто захватывали врасплох язычники, которые тоже под покровом тьмы пробирались сюда, охраняемые молодыми экстремистами. Каждое столкновение заканчивалось дракой. Таким образом, и в начале семьдесят второго года из-за пещеры, уже закрытой для доступа, все еще происходили беспорядки. Самым кровавым было ночное побоище в марте – тогда несколько десятков человек ранили, а одному пареньку проломили череп, и через некоторое время он умер.

После этой баталии на берегу поставили охрану, чтобы предотвратить дальнейшие сборища. Поскольку экстремисты продолжали свои демонстрации, пещера по-прежнему давала пищу для газетных заголовков, пока они вновь не стали сенсационными, когда в мае жарким воскресным утром в ней было найдено тело Нениты Куген.

Каменный алтарь, на котором оно возлежало, за три века до того служил брачным ложем для Эрманы и ее мистического небесного жениха.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПРУТЬЯ ИССОХШИЕ И КАМНИ

1

Еще в дремоте, на самой грани пробуждения, Джек Энсон почувствовал, что замерз, и свернулся клубочком. Ему виделся сон. Он был на берегу, на своем острове, но жаркая тропическая улыбка белого песка, сверкавшего между пеной прибоя и пальмами, обманывала, потому что полуденное солнце было холодно как лед. И все-таки, сжавшись на песке, он ждал. Терпеливо ждал, зная, что вот-вот всплывет кто-то, скрывающийся в студеных водах, и он увидит дорогое лицо, желанное тело.

Всплывал и он сам, в медленном, плавном скольжении преодолевая слоистые, текучие зоны темноты, которые постепенно становились все светлее, пока глаза не раскрылись над водой навстречу вспышке, взрыву, но не света – тьмы.

То было как шаг в кинозал – пробуждение в темноту, где ничего не видно, кроме отдаленных образов на экране. Потом эти образы, это ледяное сновидение (чье лицо, чье тело он надеялся увидеть?) стали уплывать прочь, и наступила полная слепота, но он радостно улыбнулся ночи, объявшей его, – ведь она не была тьмой подводного или подземного мира. Он побывал во чреве земли и выбрался оттуда и теперь чувствовал себя спокойным, умиротворенным, счастливым просто от сознания того, что живет, а где – это уж неважно. Наконец его тело, неторопливо пробуждаясь, точно определило для себя, что возлежало оно на диване, не на кровати, что во мраке ровно гудел кондиционер и что вдали слышались голоса. Теперь Джек уже не был в одиночестве, как там, в тойтьме.

И во всяком случае, под ним была земля, сверху – небо, а между ними – воздух, которым можно дышать. Жизнь сводилась к этим простым фактам. Почему же он когда-то думал, что она сложна и непонятна? Теперь все было ясно и просто. Ты жив? Ну так живи! Человек страдает, волнуясь из-за всяких «как» и «почему», сожалея о минувшем, скорбя о настоящем и страшась будущего. Но ведь это все равно что беспокоиться о том, как потратить миллиард песо. Теперь ему казалось, что, будь он даже глухим, немым, слепым, искалеченным, пораженным недугами, он, обладая одним лишь сознанием, все равно наслаждался бы жизнью. Теперь он не мог понять, как жил в черной меланхолии, и потому поклялся сам себе: никогда больше не скажу я, что жизнь ужасна. Он чувствовал, что ему открылась тайна, великая тайна, которую нельзя сразу выразить словами, хотя два слова все же пришли ему на ум: лилии полевые.И с этими словами он вдруг ощутил свое тело – обнаженное, под тонкой простыней, оно радовалось жизни каждым атомом и словно насмехалось над ним за то, что он привык считать его изнеженным и слабым.

Наслаждаясь ощущением бытия, он благословлял слипшиеся от сна веки, запах нечищеных зубов, урчание в животе, легкий голод перед завтраком и утреннюю тяжесть… Улыбка на губах перешла в зевок, когда он, в этом озарившем его мраке, блаженно вытянул руки и ноги. Сознание было залито светом, только почему-то он не мог вспомнить те строки о ночи, что ярче дня…

Раздался стук в дверь, она приотворилась, впустив полоску света, и чей-то голос пожелал ему доброго утра.

– Мисс Ли, как это говорится о ночи ярче дня?

– Простите, что?

– Входите, входите, мисс Ли!

– Мистер Энсон, в пристойном ли вы виде?

Словно обороняясь, она сняла очки.

– Дорогая моя, никогда я не был более пристоен. Только не включайте свет, – сказал он, натягивая простыню до подбородка. – А вас не удивляет, что я лежу здесь, в святая святых вашего босса?

– Он позвонил мне домой и предупредил об этом.

Она все же набралась храбрости сделать шаг в кабинет мэра, хотя и оставила дверь у себя за спиной полуоткрытой. Через дверь просматривалась утренняя суматоха: в основном хихикающие девицы, которые толпились там и таращили на него глаза. Приемная была залита солнцем, и полоска света проникала сюда, освещая угол ковра, стол для совещаний, занавешенное окно и диван, на котором возлежал под белой простыней обнаженный Джек Энсон.

– Мы с господином мэром засиделись вчера допоздна, – сказал он, – и он решил, что лучше мне переночевать здесь.

– Это очень похоже на господина мэра, он всегда так предупредителен, – сказала мисс Ли. – Он и сам часто ночует здесь. Он велел подать вам сюда завтрак. Готовы ли вы завтракать, мистер Энсон? Нет, я не подгоняю вас, но уже половина девятого, и Господин мэр будет здесь через час.

– Сначала я хотел бы попасть в ванную, мисс Ли. А завтрак, о’кей, можете заказать. Я питаю страсть к вяленой говядине, поджаренной с яйцами, и жареному рису. Ваш господин мэр позавтракает со мной?

– Нет, он вообще никогда не завтракает. Мистер Энсон, в ванной вы найдете все, что нужно: зубную щетку, бритву, расческу.

– Все, что мне нужно, – это земля под ногами, небо над головой и воздух, которым можно дышать.

– Вы счастливый человек, мистер Энсон. А вот нам надо еще и работать.

– Вы не хотите жить, как лилии полевые?

– Лилии не растут в полях. И они очень дороги.

– Конечно. Они превосходят Соломона во всем блеске его славы, если верить Библии.

– О, так вы не чужды теологии? Мне бы тоже хотелось заняться ею, но господин мэр полагает, что я должна начать с житий святых. А вы читали об Эрмане, как она в конце жизни поддерживала себя только святым причастием?

– Ну, это не для меня. Я не прибегаю к постам, – ответил Джек и, не подумав, поднялся.

– О, мистер Энсон! – воскликнула бедная мисс Ли и, закрывая глаза рукой, бросилась из кабинета в приемную.

– Глупая девица, – сказал Джек пустой двери, – ты упустила шанс приобщиться к теологии.

Он действительно готов был изложить мисс Ли свои взгляды на святость в миру, на искушения плоти и на дьявола.

– Но прежде чем проповедовать, надо самому следовать заветам, – добавил Джек, входя в ванную.

Там он воспользовался: раковиной – с почтением, унитазом – с признательностью, и душем – с пением радостных дифирамбов, не без удивления признаваясь самому себе, что не пел в душе с самой молодости. Одеваясь, он услышал в кабинете шум: двигали мебель, ревел пылесос, мисс Ли отдавала распоряжения. Прежде чем войти в кабинет, Джек сначала просунул туда голову, чтобы она не сомневалась – он в пристойном виде.

Мрак недавнего апокалипсиса был развеян электричеством и солнцем – на одном окне подняли занавески, включили свет под потолком. Постель с дивана была убрана, и его вернули на прежнее место в углу. А на рабочем столе господина мэра ждал завтрак. Мисс Ли накрыла бы его на краю большого стола для совещаний, но, поскольку господин мэр обычно пил кофе за своим рабочим столом, он, скорее всего, предпочел бы, чтобы и завтрак его другу подали здесь же. Тем не менее мисс Ли постаралась не нарушать на столе заведенного порядка. Так что вяленая говядина с яйцами поместилась рядом с бюваром и стаканчиком, из которого росли карандаши. Поджаренный хлеб и рис соседствовали с проволочным ящиком для входящих документов, уже полным неотложных бумаг. Носик кофейника изгибался над пачкой писем. А сложенная белая салфетка, накрахмаленная и толстая, как книга, лежала рядом с Библией. Единственная роза в вазе склонилась, чтобы рассмотреть собственное отражение, которое глядело на нее из стекла, покрывавшего стол.

Пока Джек деловито утолял аппетит, мисс Ли столь же деловито суетилась вокруг него, добавляя соль и уксус с чесноком, подливая кофе, убирая пустые тарелки. В это утро на ней были шорты и белая майка – форма для еженедельного забега, в котором участвовала вся мэрия.

– Почоло тоже бегает трусцой?

– Здесь все бегают. А господин мэр всегда во главе. Еще кофе, мистер Энсон?

– Нет, еще немного воды. Да, вот это завтрак!

– Наша столовая – высшего разряда, и все благодаря господину мэру. Он не дает им лодырничать.

– А из вас получилась бы потрясающая – как это? – стюардесса.

– О, мне ничего не стоит сыграть роль официантки и обслужить джентльмена. А господин мэр и его друзья – все джентльмены!

– Благодарю вас! А теперь, мисс Ли, поскольку я не могу вознаградить вас чаевыми, я отплачу вам доверием. Помните, позавчера мы с вами бродили по баррио Бато и я сказал, что оттуда должен быть потайной ход в пещеру?

– Вы нашли его?

– Вчера ночью. Как я и думал, он находится под алтарем в часовне. Собственно, это не колодец, а тоннель, и выходит он во внутреннюю пещеру. Там в нише есть камень, который можно вытолкнуть, но только не изнутри.

– Как замечательно, что вы нашли его!

– Действительно замечательно. Потому что, когда я был в тоннеле и еще не нашел выхода, кто-то пытался поймать меня там в ловушку.

Он рассказал ей, какие страхи пережил в колодце.

– Но это же ужасно! – воскликнула мисс Ли, и ее чуть раскосые глаза расширились до предела. – Ведь вас хотели убить!

– Вполне вероятно. Я знал только, что погребен заживо. И я извивался там, как уж во тьме, наедине со смертью. Мне уже казалось, что я вижу над собой ее пресловутую косу.

– Боже мой, только бы мне никогда не увидеть ничего этого, пресловутого. Вы знаете, меня очень легко испугать. А вы молились там, мистер Энсон?

– Я не очень-то верю в молитвы. А кроме того, я был слишком занят – искал выход. И слава богу, нашел. Охранник сразу же меня услышал, побежал звонить Почоло и застал его дома. Ваш мэр пришел с ключами и выпустил меня, а потом привел сюда, поскольку это самое безопасное место. Потому что, сказал Почоло, если на меня покушались…

– Кто поминает мое имя всуе? – взревел Почоло, входя в кабинет – тоже в майке и шортах.

Мисс Ли начала торопливо убирать со стола.

– Оставьте нас, мисс Ли, и никаких посетителей, пока я не скажу. Иди сюда, Джек, на диван. Да, мисс Ли, объявите всем, что бег начнем на час позже.

– Какие новости? – спросил Джек, когда они остались одни.

– Полиция допросила всех жителей баррио – у часовни в полночь никого не видели. Кто бы это ни был, он успел все привести в порядок: доска, прикрывающая люк, на месте, мусор, который ты выбросил, и передняя стенка алтаря – тоже. Даже следы на полу стерты, чего, конечно, и следовало ожидать, ведь там столько пыли.

– Не доказывает ли это, что Ненита Куген была убита?

– Это доказывает только, что кто-то хочет скрыть существование тайного хода.

– По крайней мере мы теперь знаем, как она попала в пещеру.

– Мы знаем только, что кто-то хочет помешать тебе, Джек, совать свой нос в это дело.

– Меня не остановят. Вначале я не очень-то рвался, но теперь меня ничто не остановит. Я хочу докопаться до самого дна.

– Ты и так уже чуть не остался на дне.

– И не жалею! Это был бесценный опыт, все равно что родиться заново. Ох, Поч, никогда я не любил тебя больше, чем прошлой ночью, когда услышал, как ты идешь с ключами!

– Может, то был не я. То был, возможно, святой Петр, открывающий тебе врата.

– Альфонсо Гатмэйтан! Не сверкай на меня очами, фанатик! И все же да, в этом было что-то мистическое – в моем нисхождении во мраке из алтаря наверху к алтарю внизу.

– Прохождение через пещеру как обряд инициации для мужчин средних лет.

– Но если ты думаешь, что я пойду по пути дона Андон-га…

– Ты ведь уже сказал о рождении заново.

– Да, я переродился! Поч, ты видишь перед собой совершенно нового человека, восставшего из мертвых и безумно полюбившего землю и воздух, человеков и скотов, прутья иссохшие и камни.

– И увидел он свет, и нашел, что это хорошо.

– Ты даже не знаешь, как ты прав. О Поч, сегодня утром я проснулся в восторге, поняв, как хорошо жить!

– Да, девушки слышали, как ты пел в ванной.

– Скажи им, что петь надо не только в ванной, но везде: на работе, за игрой, в церкви, в постели – чтобы показать, что ты счастлив быть живым. А мы тоскуем, не понимая, как мы счастливы.

– Это что-то вроде того, что мертвые завидуют даже нашему раку?

– Да, если тебе непременно надо подать это так грубо.

Почоло резко поднялся с дивана, подошел к рабочему столу и принялся перебирать бумаги в проволочном ящике. Джек с удивлением смотрел на него.

– В чем дело, Поч? – наконец спросил он.

– Ничего. Просто не хочется обижать тебя. Конечно, радость быть живым и все такое… Но лучше наоборот: жить радостью, а это значит – находить ее в себе, а не в прутьях иссохших и камнях. Всего же лучше было бы относиться к жизни реалистически: она есть то, что церковь называет юдолью слез. Вот с этим никогда не ошибешься.

– Поч, но ведь сказано же, что унылый христианин – плохой христианин.

– Эмоциональность, даже самого лучшего свойства, в конечном счете всегда и плоха и печальна, – проговорил Почоло. Взяв несколько бумаг, он подошел опять к дивану и хмуро уставился на Джека. – Пойми меня правильно. Если тебя тряхнуло так, что ты забыл про свою апатию – что ж, ура. Но не бросайся в другую крайность.

– Ты имеешь в виду мое нежелание расстаться с делом Нениты Куген?

– В данный момент в тебе говорит твой восторг, и ты думаешь, что можешь сделать все.

– Но что худого в энтузиазме? Без него нельзя, если хочешь посвятить себя чему-нибудь. Он нужен был и тебе, Почоло, чтобы посвятить себя делу церкви. И меня он обуял чудесным образом, чтобы я мог посвятить себя этому делу.

– А надо ли? Ты открыл потайной ход – и прекрасно. Я сказал полицейским, что, может быть, это и есть та нить, которой они так ждали. Они работают сейчас в этом направлении. Почему бы не положиться на них?

– Потому что у них нет… энтузиазма. Поч, ты пытаешься кого-то выгородить?

– Хочешь сказать – себя самого?

– Разве ты не хотел бы, чтобы эта тайна была раскрыта?

– Как я уже сказал, я не хочу тебя обижать.

Вернувшись к столу, Почоло подписал бумаги и швырнул их в ящик для исходящих. Потом со вздохом уставился на этого дорогого чертова Джека, который именно сегодня, в день, когда мэрии надо заниматься бегом трусцой, уперся как мул.

– Так что ты все-таки намерен предпринять? – терпеливо спросил мэр.

– Снова отправиться в баррио Бато и попытаться разнюхать кое-что еще.

– О’кей. Я дам тебе телохранителя.

– Нет, я хочу, чтобы меня сопровождала мисс Ли.

– Э, и давно это у вас началось?

– Мисс Ли может пойти со мной?

Почоло подавился невеселым смехом и пожал плечами:

– О’кей, старина, о’кей. Но ты разобьешь ее бедное сердце. Ибо для нее это лучший час недели – когда господин мэр возглавляет бег трусцой, а она бежит рядом с ним.

2

Мисс Ли, лишенная возможности бежать трусцой с господином мэром и всем муниципалитетом, несколько утешилась тем, что была одной из немногих, посвященных в события прошлой ночи. Кроме того, ей нравилось вот так появляться на людях в качестве своего рода представителя мэрии, и сейчас она обходила баррио Бато с видом человека, у которого в кармане и детский комбинат, и площадка для игр, и баскетбольная площадка, и новое школьное здание. Вид человека, облеченного властью, а также, возможно, очки и суровое выражение лица подавляли естественное желание присвистнуть при виде ее белой майки, шорт, коротеньких носочков и кроссовок. Вокруг нее толпился народ, преимущественно женщины и мужчины преклонного возраста.

Джек был просто счастлив стоять рядом и слушать.

Из того, что говорилось, было ясно, что деревня ничего не знала о покушении на его жизнь. Жители знали только, что найден тайный ход из часовни в пещеру – кто-то пытался воспользоваться им прошлой ночью, и его чуть-чуть не поймали, а теперь этого человека искала полиция. Да, полицейские налетели сегодня утром. Они спрашивали, не видел ли кто-нибудь чужих людей возле часовни около полуночи.

– Э, да при чем здесь чужие, – засмеялась одна домохозяйка. – Уж поверьте мне, вряд ли это был чужак.

– Эй, Флора, ты лучше брось говорить намеками, не то мисс Ли потащит тебя к господину мэру!

– Никого к мэру не потащат, – сказала мисс Ли. – Нам нужна только информация. Итак, кто этот человек, который мог знать о тайном ходе?

Молчание. Затем два-три голоса робко пробормотали:

– Отец Грегги.

– А кто такой отец Грегги? – осведомилась мисс Ли совсем как заместитель мэра.

– Отец Грегги, – ответила женщина, которую звали Флора, – священник, в его ведении была часовня.

– И где он сейчас, миссис Флора?

– Этого никто не знает. Его услали куда-то далеко, когда закрыли пещеру.

– Минутку, – сказал Джек, обращаясь к мисс Ли. – Это, наверное, тот самый священник, который отправлял богослужения в пещере. Почоло говорил мне о нем. Только вот как его звали…

– Отец Вирай, – сказала мисс Ли.

– Но мы, – улыбнулась какая-то девушка, – всегда звали его отец Грегги, потому что он очень молод.

– Он был коадъютором [65]65
  Помощник духовного лица.


[Закрыть]нашего приходского священника, – подала голос пышная матрона в синем платье, – и – о да! – служил в пещере, когда там происходили чудеса и дождем сыпались розовые лепестки. Однажды я тоже была там, когда они падали, эти розовые лепестки. Это было прекрасно! Я так плакала! И сам отец Грегги тоже плакал, когда запевал, а мы подтягивали: «Тебя, Господи, славим».Он был славный мальчик, этот отец Грегги.

– А его уволили, – сказала улыбающаяся девушка.

– Из-за беспорядков. Да только разве это его вина? – воскликнула какая-то старуха. – Все эти драки из-за пещеры – наку,это же позор! А что получилось, когда закрыли пещеру и услали отца Грегги? Чудеса кончились. Да, это Господь всемогущий покарал нас!

– А кто-нибудь видел отца Грегги после того, как он уехал? – спросила мисс Ли.

Какой-то мужчина поднял руку.

– Я видел, – сказал староста, который сегодня был в относительно строгом наряде: оранжевой бейсболке, розовой рубашке, синих брюках и желтых резиновых сандалиях. – Около двух месяцев назад здесь в часовне были бдения, и я пришел после ужина. Смотрю – сплошь молодые люди. Поют. И один из них, с гитарой, очень похож на отца Грегги. Я его спросил, не он ли отец Грегги, а он приветствовал меня по имени. Был он в мирском одеянии. Я спросил, с чего бы это, и он ответил, что у него отпуск. А когда спросил, где теперь его приход, он сказал – там, в горах. И они все смеялись.

– Когда он рассказал мне об этом, – сообщила женщина, стоявшая рядом со старостой, – я очень рассердилась, потому что решила, что они потешались над моим мужем, а ведь он староста. Вот и заставила его еще раз пойти туда со мной. Но он больше не смог найти того парня, похожего на отца Грегги. На гитаре играла девчонка. Играла и пела какую-то дурацкую песню – это в часовне-то!

– И все же то был отец Грегги, – сказал староста, – но потом он либо ушел, либо спрятался.

– Наверно, в потайном ходе, – хихикнула улыбчивая девушка.

– А почему вы считаете, – спросила мисс Ли, – что он знал о потайном ходе?

– Э, да кому же знать, как не ему? – оживился какой-то старик. – Разве не он ведал нашей часовней целых два года? Он вечно крутился там – днем и ночью, он и этот его молодой приятель, который, как он говорил, был семинаристом, но, по мне, больше походил на… на…

– …малолетнего преступника, – пришла ему на помощь смешливая девушка.

– Он хочет сказать, на бродягу, – сказала пышная матрона в синем. – Только вы не слушайте дедушку Омпонга – он у нас в баррио записной атеист.

– Если вы хотите разузнать об отце Грегги, – сказала женщина по имени Флора, – то наш приходский священник как раз сейчас в часовне, мисс Ли, и он может сказать вам больше, чем мы.

– А, я его хорошо знаю. Старый священник? Он бывает в мэрии. Отец Сантос, так?

– Отец Монтес. Но только к нему нельзя идти в шортах!

Тем не менее престарелый отец Монтес выдержал и это. Он стоял в окружении мужчин, наблюдая, как слесарь врезает замок в двери часовни.

– Отец Грегги Вирай? Да, он был одним из моих коадъюторов. Последние три года я так болел, что мне дали целых двух – я имею в виду двух коадъюторов. И я поручил отцу Вираю вот это баррио и еще одно, выше по реке. Весьма предприимчивый молодой человек, хотя и стал притчей во языцех, когда пещера превратилась в сенсацию государственного масштаба. Пришлось его перевести в отдаленный приход в горах Моронг.

– И сейчас он там?

– Не могу точно сказать, мисс Ли. Я слышал, будто он где-то здесь, с какой-то группой радикалов. У него были так называемые прогрессивные идеи.

– Из-за этого его и перевели?

– О нет, нет. Он и так должен был получить свой приход. Кроме того, он был очень огорчен тем, что пещеру закрыли, и сам хотел уехать подальше. Ведь он верил, что пещера могла стать вторым Лурдом [66]66
  Место поклонения католиков во Франции.


[Закрыть].

– Отец Сантос…

– Монтес.

– Отец Монтес, а почему церковь запретила богослужение в пещере?

– Потому что разразился скандал. И я очень рад, что запретили прежде, чем разразились другие скандалы – до убийства паренька-активиста, до того, как нашли тело американской девушки. А теперь, когда открылся потайной ход, и за нашей несчастной часовней может пойти такая же ужасная слава. Вот я и велел врезать замок – пока пресса не разнюхала о потайном ходе в пещеру.

– А ваш отец Вирай, он подозревал о существовании потайного хода?

– Почему вы так интересуетесь этим, мисс Ли?

– Господин мэр и я, мы оба считаем, что американская девушка попала в пещеру через потайной ход. Только так можно объяснить, как она там оказалась.

Старый священник покачал головой.

– Это невозможно, мисс Ли.

– Невозможно – через потайной ход?

– Да. Невозможно.

– Почему?

– Ее ведь нашли утром в последнее воскресенье мая?

– Да.

– Ну так вот, накануне, в субботу, в часовне была служба. Здесь было полно народу, весь день и всю ночь. И если бы эту американскую девушку, живую или мертвую, потащили через потайной ход, была бы целая толпа свидетелей.

Мисс Ли перевела изумленный взгляд на Джека.

Он сказал:

– Отец Монтес, вы в этом уверены?

– Абсолютно. Последняя суббота мая. Последний день бдений. А на следующий день, в воскресенье, тут были похороны. Я сам отпевал. И я прекрасно помню, что как раз в это утро в пещере нашли покойницу, поскольку меня призвали дать ей последнее напутствие, прежде чем тело убрали из пещеры. Потом я прямо оттуда отправился в часовню, отслужить мессу по бедному юноше, чье тело было выставлено там для прощания.

– Что это был за юноша?

– Тот самый активист, о котором я упоминал. По странному стечению обстоятельств его смерть тоже связана с пещерой. В марте он участвовал в стычке с полицией из-за пещеры, ему проломили череп. Он так и не пришел в себя, хотя прожил еще два месяца. Он умер в последнюю неделю мая, и гроб его стоял в часовне в субботу и воскресенье. И конечно, у гроба побывало много активистов – они превозносили Роммеля Магсалина как героя, павшего в бою.

– Роммеля Магсалина! – воскликнула мисс Ли. – О, теперь я понимаю, отец Сантос…

– Монтес.

– Теперь я понимаю, отец Монтес, о каких бдениях говорил староста – он видел там отца Грегги Вирая.

– Видел отца Вирая у гроба Роммеля?

– В мирском одеянии, среди активистов.

– Может быть, может быть. Я слышал, он оставил свой приход. Но представить его у гроба Роммеля, когда сам Роммель был с теми, кто устраивал демонстрацию, требуя передать пещеру язычникам…

– Но если, как вы утверждаете, он присоединился к экстремистам…

– Может быть, может быть. Но, мисс Ли, почему бы вам не поговорить с родственниками Роммеля? Они живут чуть дальше по этой улице.

– Мы поговорим. Вы были так любезны, отец Монтес…

– Сантос. То есть, конечно…

– Всего вам доброго, отец Сантос, и большое спасибо.

И снова мисс Ли и Джек сидели рядом на диване в гостиной дома, где жил Роммель. Снова вокруг них копошились полуголые малыши, с пальцами кто во рту, кто в носу. Только на сей раз не было вздорной старухи, бившейся на полу в истерике.

– Бабушка отправилась к Гиноонг Ина, – сказала хозяйка дома. – Мы все смотрим ее полуночную программу по телевидению, и после каждой передачи бабушка чувствует себя настолько лучше, что решила, что ее артрит излечится еще быстрее, если она поучаствует в обрядах сама, в храме Гиноонг Ина, который они называют «Самбаханг». У них там служба бывает утром, в полдень и в полночь.

– В муниципалитете, – строго объявила мисс Ли, – есть бесплатная клиника, где пациентов принимают с семи утра до семи вечера. Лекарства тоже бесплатно, а равно, – тут она бросила взгляд на усеянный малышами пол, – все необходимое для планирования семьи.

– Ой, что вы, тут не все из моего выводка! – в ужасе воскликнула миссис Магсалин. – Но давайте вернемся к моему бедному Роммелю. Да, он умер в среду, и бдения были в часовне, а похоронили мы его в воскресенье.

– Вы были там всю ночь с субботы на воскресенье?

– Нет, к тому времени мы совсем уже измучились, потому что не отходили от гроба четверг, пятницу и всю субботу. И потом, эту ночь все равно оставили для его друзей. Это они сидели там до утра. Так откуда же мне знать, кто там был? Вы говорите, отец Грегги? Понятия не имею. Но вот идет мой другой сын, Макартур. Он был там. Он тоже активист. Туро, они из мэрии и хотят знать, был ли отец Грегги на бдениях у гроба твоего брата в последнюю ночь, в субботу.

Туро, он же Макартур, высокий подросток с волосами до плеч, спросил осторожно:

– А что, отца Грегги разыскивают?

– Насколько я знаю, нет, – пожала плечами мисс Ли. – Господину мэру просто нужна информация.

Подросток заколебался, но наконец сказал:

– Да, он был там. Инкогнито.

– Когда он появился?

– По-моему, еще до девяти, потому что в девять у нас начиналась программа в часовне, у гроба: речи, песни, стихи – и он был одним из ораторов. Программа длилась до полуночи, а потом мы дежурили по очереди, потому что все очень устали – у нас целый день была демонстрация.

– По очереди? Значит, не все бодрствовали до утра?

– Мы просто не могли, очень хотелось спать. Так что отец Грегги и его приятель – один парень, он вместе с ним приехал на машине – вызвались сидеть первыми, с полуночи до часу, а остальные легли спать, кто в часовне, кто снаружи, где прохладнее, а кто в машинах и джипни. А при чем здесь потайной ход, который нашли в часовне?

– Они хотят знать, – сказала миссис Магсалин, – видел ли кто-нибудь там американскую девушку, Нениту Куген, в ту ночь. Вы, мисс Ли, не спрашивали, но эта девушка, Ненита Куген, дружила с обоими моими сыновьями, и с Роммелем и с Макартуром. Туро, Ненита была там в ту ночь?

– Во время моего дежурства – нет. А, понял. Вы думаете, в ту ночь Ненита Куген попала в пещеру из часовни, воспользовавшись потайным ходом?

– Сначала, – сказала мисс Ли, – мы полагали, что это невозможно, раз в часовне собралось у гроба столько народу. Но теперь видим, что так могло быть.

– Когда отец Грегги и его приятель дежурили первыми? Значит, вы подозреваете, что это они пропустили ее в пещеру?

– Вовсе не обязательно, – вставил Джек. – Они сами могли задремать, а она в это время прокралась внутрь или кто-нибудь затащил ее. А был там еще кто-нибудь, кроме активистов?

– Туро, ты забыл сказать о Гиноонг Ина! – напомнила миссис Магсалин.

– О боже, и она была там? – воскликнула мисс Ли.

– Естественно, – ответил юный Макартур. – Мой брат погиб, защищая ее права. Она приехала со своими девицами, они немного пошаманили у гроба, но, когда все кончилось, сразу уехали.

– Одной из этих девиц, – сказала мисс Ли, – могла быть Ненита Куген, переодетая. Ведь она водилась с ними. Потом она могла остаться, и никто этого не заметил. А еще кто-нибудь приезжал после полуночи?

– Насколько я знаю – нет.

– Ну как же, Туро, – сказала его мать, – был кто-то еще, потому что твой отец видел, как подъехала белая машина, а это было уже далеко за полночь.

У Джека Энсона оборвалось сердце.

– Белая машина? – переспросил он.

– Мой муж со своими дружками был во дворе той ночью. Они зарезали козу для поминок и жарили ее. Кончили, наверное, часа в два, и, когда муж уже входил в дом, он случайно увидел белую машину – она ехала к часовне.

– Неизвестно. Может, и не к часовне, – сказал ее сын Туро.

– А куда же еще, если не туда?

– Мама, это могла быть просто парочка, которая искала себе местечко. Отец говорит, что он видел машину сзади и не рассмотрел, кто в ней. Так что забудь об этом. Мисс Ли, я пришел сюда передать вам, что директор школы хочет поговорить с вами. Миссис Крус, наша директриса.

– Она в школе?

– Я провожу вас.

Вокруг школы, длинного бунгало из шести классных комнат, выходящих на веранду, шумно резвилась детвора. Радостный ребячий гомон лишь изредка прерывался мгновениями внезапной тишины. Миссис Крус, директор, ждала их в пустом классе, где ползали мяукающие котята и пахло, как в детском саду.

– К сожалению, я не могу поговорить с вами у меня в кабинете, – объяснила миссис Крус, – там печатают на машинке. Туро, ты уже сказал им? Туро – я имею в виду мистера Макартура – и я видели в прошлом году кое-что в часовне, мисс Ли. Сама я неверующая, но мне приходится бывать там, потому что мы иногда используем часовню как дополнительную классную комнату, а также для занятий по закону божьему. Дело было в ноябре, когда пещера еще была открыта и все сходили с ума от этих розовых лепестков. В то утро перед уроками я попросила Макартура перенести в часовню классную доску – он тогда работал у нас уборщиком. Там мне понадобился кусок веревки, чтобы доску подвесить. Я отодвинула переднюю стенку алтаря – мы используем его как чулан, – и знаете, что я там увидела? Полную корзину розовых лепестков. Я позвала Макартура, он тоже видел.