Текст книги "Возвращение астровитянки"

Автор книги: Ник Горькавый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 4. КОРОЛЕВСКАЯ БАШНЯ

На южной, самой солнечной грани огромного замка династии Гринвич разместилась небольшая трёхэтажная башенка, обычно называемая Королевской башней.

Это был дом для Никки, Джерри, Майкла и Сюзан.

Самый верхний – и самый светлый – этаж Королевской башни был детским – это было сложно организованное пространство с наполовину стеклянной крышей и множеством стрельчатых окон. В нём стояли два маленьких – словно игрушечных – домика. Это были спальни Майкла и Сюзан. Домик Сюзан был в виде старинной кареты на колёсах. Каждые полгода Сюзан просила перекатить свою спальню к новому окну, чтобы поменять поднадоевший ей вид.

Домик Майкла не только прыгал по детскому этажу как сумасшедший, часто занимая окно, освобождённое каретой Сюзан, но и менял облик примерно раз в месяц: от бревенчатой избушки до паутинного колокола водяного арахнида Argyroneta aquatica. В настоящее время Майкл спал в гигантской оранжевой тыкве.

На завтрак и обед дети спускались вниз, на следующий этаж, где размещалась столовая, соединённая с обширной кухней. Там был большой обеденный стол, за который можно было сесть вместе с друзьями. Но чаще семья завтракала за столиком возле окна – оно выходило в сад, разместившийся на широком балконе вокруг цоколя башни.

На другом этаже была спальня взрослых и два их рабочих кабинета.

Самый нижний – цокольный – этаж башни, уже сливающийся с наклонной стеной пирамидального замка, был деловым: для приёма посетителей и полуофициальных ужинов. Из него вели коридоры в главное здание и рубку – командный центр династии.

Эта башенка стала настоящим тёплым домом для Никки, Джерри и их детей.

Там было уютно жить.

Никки проводила в Королевской башне даже часть своего рабочего времени.

Джерри делил своё время между «Ельником», «Штопором» и «Лестницей», возился с математикой, программами и детьми, а также отвлекал Никки от утомительных многочасовых трудов с помощью самой вкусной еды, которую только мог придумать он сам и повар замка.

Джерри приходил в кабинет Никки и садился в кресло. Вокруг настольного монитора грудились электронные устройства разного назначения и неожиданные предметы. Нож с серебряной рукояткой в виде скрюченной когтистой лапы, сжимающей огромную чёрную жемчужину. Крупный прозрачный кристалл, выращенный по новой технологии. Памятный акулий зуб, лежащий в чаше синего вестийского хрусталя.

Джерри детально рассказывал о меню сегодняшнего ужина. Никки возмущалась, но упорно не отводила глаз от экрана:

– Так нечестно, ты же знаешь, как я запрограммирована на вкусную еду!

Он продолжал вкрадчивым голосом:

– Бекон, закопчённый на дровах сахарного клёна… Нежный омлет на сливках…

Никки не выдерживала, бросала свои занятия и устремлялась вслед за коварным Джерри.

Если слова не помогали, то Джерри просто взваливал Никки на плечо и шагал с ней в столовую.

Там уже сидели дети – Сюзан и Майкл.

Никки в них души не чаяла, труднообъяснимым, но таким понятным образом компенсируя этим собственное одинокое детство.

Если человек не брал на руки маленького сына, не прижимал лицо к его мягкой одежде, пахнущей молоком и отрыжкой – он упустил в своей жизни нечто такое, что невозможно объяснить словами.

Никки рассказывала детям сказки и пела колыбельные песни:

 
Меркнут знаки зодиака
 
 
Над просторами полей.
 
 
Спит животное Собака,
 
 
Дремлет птица Воробей.
 
 
Колотушка тук-тук-тук,
 
 
Спит животное Паук,
 
 
Спит Корова, Муха спит,
 
 
Над Землей Луна висит.
 
 
Над Землей большая плошка
 
 
Опрокинутой воды.
 
 
Спит растение Картошка.
 
 
Засыпай скорей и ты!
 

Маугли любила наблюдать за играми детей. Игры – тайный ключ к детской душе.

Майкл обожал пускать в маленьком бассейне кораблики – с парусами, с моторчиками, на подводных крыльях.

Джерри, часто наблюдавший вместе с Никки за детскими развлечениями, как-то усмехнулся:

– В детстве бочка с дождевой водой – целый океан, в котором легко разворачиваются драматические морские баталии.

– А взрослым и настоящий океан становится скучен.

– У тебя сегодня мрачное настроение.

– Наверно, старею. Майкл, у тебя опять сопли!

Майкл оторвался от разгрома вражеского флагмана, вытащил платок и высморкался, возражая гундосым голосом:

– Это не сопли, а конденсат!

Сюзан любила читать и росла сложно. Её видение мира колебалось между поэтическим: «Облако – это непадающий дождь!» и неожиданным: «Мама, как орлы могут есть сырых мышей, да ещё немытыми лапами?»

Сегодня за столом назревала обычная война между младшим братом и старшей сестрой:

– Маленький обормот! Только посмей ещё раз залезть ко мне в комнату!

– Розовая моль! В твоей карете мне нечего делать – там с тоски мухи дохнут!

– А кто стащил конфеты с моей тумбочки? От краденого сладкого на носу выскакивают прыщи!

– Ты съела свои конфеты во сне, сомнамбула!

Никки вздохнула: брат и сестра пребывали в двух состояниях: или войны, или вооружённого перемирия.

В ходе этой войны Майкл недавно изобрёл пневматический дробовик – с дробью из зёрнышек папайи. Сестра ответила не таким передовым, но проверенным оружием – диванными подушками. После грандиозной битвы робот-уборщик неделю выбирал папайную дробь из ковров и мебельной обивки, жалобно причитая и подзаряжаясь чаще обычного.

Никки отругала изобретательного Майкла и предупредила:

– Не вздумай устроить гонку вооружений и перейти с папайной дроби на авокадные ядра!

Где-то к Майклу был пришит бездонный мешок, откуда он неиссякаемым потоком вытаскивал разнообразнейшие вопросы:

– Папа! Почему вода сначала течёт из крана струйкой, а внизу превращается в капли?

– Э-э… струя воды разгоняется и поэтому становится всё тоньше. Свободное падение струи происходит в невесомости…

– Под нашим краном возникает невесомость?! – поразился Майкл.

– Да… и в невесомости на воду начинает активно действовать сила поверхностного натяжения, которая и советует воде принять оптимальную энергетическую форму…

– А, понятно!

– Что тебе понятно?

– Всё понятно! – и убежал.

Сюзан узнала, что есть лимонная кислота, потребовала подать ей вишневую и апельсиновую, страшно удивилась, что таких нет, и стала относиться к лимонам с большим уважением.

Майкл полз галсами по старинной морской карте, пуская густой угольный дым, хлопая потрепанными парусами и дудя в медный боцманский рожок – словом, совершая увлекательное кругосветное путешествие.

Вдруг он оторвался от карты:

– Папа, почему длина земного экватора равна 360 градусам, а в году – 365 дней? Эти числа подозрительно близки, но не совпадают!

Джерри понял, что попал в тяжёлое положение: как объяснить суть земного календаря мальчику, выросшему на Луне, на которой день равен месяцу? Нет, вы не хмыкайте, а возьмите такого маленького мальчика и сами попробуйте!

– Майкл, ты знаешь, почему мы живём по 24-часовому циклу?

– Потому что мы с Земли, а там Солнце встаёт каждые 24 часа… Вернее, это ты с Земли, а я с Луны, но ты все равно заставляешь меня вставать очень рано. Я бы ещё поспал пару часиков!

– Тебе ложиться надо вовремя – и тогда утро не будет казаться слишком ранним, – парировал отец. – Итак, ежедневная жизнь землян строго подчиняется вращению планеты вокруг полярной оси. Мерой отпуска чаще является календарный месяц, который измеряется по циклу роста лунного месяца. Он равен примерно 30 дням. Как космический мальчик, ты легко свяжешь календарный земной месяц с синодическим периодом обращения Луны вокруг Земли или Миной лунного дня.

Для древних людей год был равен времени между весенними разливами, или осенними урожаями, или между максимальными подъёмами Солнца над горизонтом – проще говоря, год равен сидерическому периоду обращения Земли вокруг Солнца. Но древние астрономы не сразу научились точно определять длину года, и, например, персы полагали, что 12-месячный год состоит из 360 дней. Значит, древние считали, что Солнце движется среди созвездий за сутки на 1 градус – поэтому градус и обозначается на морских картах маленьким кружком, египетским символом Солнца. Возможно, именно неточные 360-дневные календари вызвали деление круга горизонта на 360 градусов. Но есть и дополнительная причина появления этого числа.

– Какая? – поинтересовался Майкл.

– Вавилоняне основывали систему счёта не на 10 или 12, а на 60, которое они почитали за священное число, – отсюда пошло деление одного часа или градуса на 60 минут, а одной минуты – на 60 секунд. Кроме того, древние геометры любили хорду длиной в радиус. А если такой хордой пройтись по окружности, то она разделится ровно на шесть частей.

Майкл немедленно смастерил циркуль из фломастера и ножа для разрезания бумаг, стащенного с рабочего стола матери и только что изображавшего капитанский кортик, и нарисовал на полу круг (робот-уборщик в углу комнаты тихо взвыл от возмущения). Этим же циркулем мальчик «измерил» длину окружности, проверяя утверждение отца (все дети знают, что за родителями нужен постоянный присмотр!). Но всё оказалось верно: окружность разделилась ровно на шесть частей.

Джерри добавил:

– Если каждую из них раздробить на 60 градусов, то и получится 360. Но есть и ещё одна причина для этого числа.

– Ого, ещё одна… – с сомнением сказал мальчик.

– Число 360 весьма примечательно в математическом смысле: оно образовано умножением четырёх цифр подряд: 3x4x5x6 = 360 и само делится на 24 различных числа, например на все числа от 1 до 10, исключая 7. Это очень удобно для вычислений.

– Кажется, древние люди были не дураки насчет математики! – удивился Майкл.

– Они были не дураки во всём: шумеры, которые жили на территории Вавилонского царства тысячи лет назад, изобрели не только календарь, но и письменность, соху и колесо.

– Ого! – с уважением сказал мальчик.

Джерри и Майкл любили играть в ассоциации – непростые, конечно.

Например, отец задал тему:

– Душ.

Сын мгновенно отреагировал:

– Бутерброд!

– Почему?

– Горячую воду на себя намазываешь!

– Окно.

– Носорог!

– Почему?

Майкл ответил стихами:

 
Рама окна
 
 
Украсит сполна
 
 
Любого
 
 
Носорога!
 

– Слабовата рифма, – хмыкнул Джерри.

– Зато от души! – парировал Майкл и с гиканьем умчался в одному ему известные пампасы.

Сюзан спросила мать:

– Мама, почему мне нравится музыка?

– Непростой вопрос. Я думаю, что у каждого из нас внутри есть колокольчик. Или камертон. Если музыка его трогает – то он звучит в ответ.

– А если музыка человеку совсем не нравится? Колокольчика нет?

– Думаю, есть, но забросан всякой чепухой. Или замёрз.

– Надо просто дать людям послушать живую скрипку – тогда любой оттает.

Увлечение музыкой у Сюзан началось с того, что Никки пригласила в замок юного музыканта, победителя городского конкурса скрипачей. Спокойный вежливый мальчик пришёл со скрипкой Страдивари и с папкой старых нот.

– Я сыграю несколько вещей Вивальди и Паганини, – сказал он тихим голосом.

И скрипка зазвучала, незаметно перейдя границу тишины и мелодии. Сюзанна заворожено слушала музыку и следила за движениями смычка и скрипача. Локоть вниз – и скрипка стряхивает тонкие звуки. Локоть выше – скрипка звучит во весь голос. Локоть вверх – скрипка переходит в басы.

Играла скрипка, звучали руки.

Окончание грифа скрипки было самой красивой застывшей нотой.

Изящный инструмент прирос к музыканту как новая певучая часть организма. Девочка расширенными глазами видела, как левая рука музыканта оставляла скрипичный гриф и тянулась перевернуть пожелтевшую страницу нот. А скрипка послушно оставалась висеть в воздухе, упираясь лишь в подбородок, и даже продолжала тоненько петь смычку, зажатому в правой руке.

Когда концерт закончился, раздались аплодисменты.

Музыкант с достоинством поклонился.

– У вас очень музыкальный локоть, маэстро! – сказала Сюзан.

Юный скрипач склонил голову ещё раз. На его скрипичной скуле виднелась мозоль.

– Можно потрогать вашу скрипку?

Сюзан не только потрогала, но даже понюхала инструмент.

– Почему вы не играете на компьютере?

– Моей скрипке несколько сот лет, её звучание невозможно повторить на компьютере. Это называется феномен Страдивари. Никто не понимает – почему.

– Я знаю – почему: за много лет музыка впиталась в дерево скрипки, поэтому она так красиво и звучит.

– Это одно из лучших объяснений феномена Страдивари, какие я слышал, принцесса.

Попрощавшись с музыкантом и уже уходя из комнаты, Сюзан вдруг остановилась у дверей, вопросительно посмотрела на скрипача.

Он понял, задумался и поднёс смычок к струнам. Родился быстрый звук, который звенел, летел и жужжал.

Девочка протянула руку и схватила.

– Спасибо за шмеля, маэстро. Он не кусается?

– Принцесса, музыка жалит лишь мёдом.

Джерри разыскивал Майкла. Наконец нашёл на кухне. Тот сидел за столом перед двумя тарелками – с малиной и голубикой. Мальчик задумчиво нахлобучивал красную малину на чёрно-синий шарик голубики, отчего малиновая шапка разлезалась и между пальцев выглядывало лицо строгого судьи в старомодном парике. Майкл съедал голову судьи и тянулся за другой ягодой.

– Что ты делаешь?

– Малиновые кости жую…

Джерри выложил перед Майклом несколько разнообразных кубиков: тут был крупный пластиковый куб, металлический куб поменьше, ещё более маленький чёрный – каменный? – кубик, и ещё несколько других, вплоть до самого крошечного, еле заметного – золотого.

– Что это? – спросил Майкл.

– Помнишь, мы с тобой обсуждали – из чего состоит твой лэптоп?

– Ага, и ты сказал, что потом поговорим.

– Это потом настало: я получил нужные мне кубики.

– Что это?

– Те самые материалы, из которых состоит твой лэптоп.

Джерри показал налево, где лежали кубики кремния, железа, меди, пластика, а потом направо – на лэптоп Майкла.

– Больше ничего в твоём компьютере нет: лишь вот эти вещества, которые сплавили, по моей просьбе, в кубики.

– А куда делась информация? Исчезла?

– О какой информации ты говоришь?

– Ну, мои игры, музыка, книжки.

– Это всё исчезло. Но пропало не только содержимое памяти. Представь себе новенький лэптоп с чистыми информационными кристаллами. Теперь посмотрим на эти кубики. Что нужно для того, чтобы эти кубики превратились в лэптоп?

– Ну… эти кубики надо превратить в проводки, схемы и надо знать, как соединить их вместе…

– Молодец! ЗНАТЬ – это самое главное. Знание – это то, что превращает примитивные кубики в эту чудесную машину. Тысячи лет и гигантские усилия понадобились человечеству, чтобы узнать – как извлечь из земли и нефти необходимое железо, медь, кремний и органические полимеры и как составить из них эту умную машину, которая может говорить, думать и является нашим верным помощником и даже Другом.

Майкл перебирал кубики, и его глаза горели. Знание представилось ему в совсем ином свете. Что там волшебная палочка – разве с её помощью можно сделать такое чудесное преобразование немых глупых кубиков в его сверхумный компьютер!

Отец сказал:

Знание важно не только для компьютеров или космических кораблей. Что ты ел на завтрак?

– Я пил кофе и ел хлеб с ветчиной и сыром. Майкл облизнулся и отложил кубики:

– А ты знаешь, сколько знания вложено в такую простую вещь, как бутерброд с маслом, ветчиной и сыром?

Видя недоуменный взгляд сына, он стал рассказывать:

– Хлеб – вершина огромной технологической пирамиды. Древние люди собирали дикий ячмень и пшеницу. Потом они научились сажать зёрна на возделанных полях и сохранять урожай зимой в специальных хранилищах.

Обработка почвы стала одной из труднейших задач, которая стояла перед человечеством, – для её решения пришлось одомашнить крупных животных, добыть металл, придумать и выковать плуг, изобрести удобную упряжь.

Тысячи лет селекции и генетических экспериментов понадобились, чтобы вырастить современную пшеницу, из которой делается наш хлеб.

Изготовление муки – тоже сложный процесс. Раньше зерно толкли пестом в каменных или железных ступах. Это был очень тяжёлый труд. Поэтому человек изобрёл водяные, ветряные и электрические мельницы, в которых массивные каменные или металлические жернова размалывали твёрдые зёрна в мелкую муку.

Из муки и пекут наш хлеб – но тоже не сразу. Нужны соль и дрожжи. Добычей соли занимается целая промышленность, и были времена, когда солёные кристаллики ценились на вес золота.

Дрожжи – это одноклеточные грибки Saccharomyces cerevisiae, которые делают тесто пышным и рыхлым. Какой-то гениальный египтянин более трёх тысячелетий назад открыл преимущества этого грибка для печения хлеба – и с тех пор мы едим очень вкусный и мягкий хлеб. Кстати, без огня или современных электропечей хлеб, как ты понимаешь, тоже не испечь.

– Одноухий гоблин! – взволновался мальчик. – Сколько сложностей во всего лишь хлебе!

– Всего лишь! – усмехнулся отец. – С маслом и сыром проблем не меньше: коров или коз сначала пришлось одомашнить, научиться ухаживать за ними и доить. Выведение новых пород молочного скота – это кропотливая и важная работа.

Хранение и переработка молока – целая область науки и техники. Какой-то безвестный гений нашёл, что в желудке молочных телят содержится фермент – сейчас его называют реннин – который заставляет молоко сворачиваться во вкусный сыр. Такой сычужный сыр долго хранят, давая вызреть, потом доставляют в любую точку мира – даже на Луну – и уже там режут на ломтики для твоего бутерброда.

– Это просто не умещается в голове – такая длинная история одного продукта!

– Про ветчину ты уже сам, наверное, понял: вырастить свиней и получить нежное копчёное мясо – тоже весьма непросто. Вот сколько трудов и открытий – сколько ЗНАНИЯ! – сошлось в одном твоём утреннем бутерброде.

– Я проголодался, папа! Скоро будет обед?

За столом, дождавшись, когда дети покончат с десертом, Джерри сказал:

– Хотите, расскажу вам об одном знаменитом парадоксе грека Зенона? Его называют апорией «Ахиллес и черепаха».

– Хотим! – немедленно откликнулся Майкл. Сюзан тоже выглядела заинтересованной.

– Если быстроногий Ахиллес побежит за медленно ползущей черепахой – то догонит ли он её?

– В две секунды! – воскликнул Майкл.

– А я сейчас вам докажу, что он никогда её не догонит. Пусть черепаха находится в ста метрах от Ахиллеса и уползает от него. Ахиллес очень быстро добежит до того места, где сидела черепаха, но там её уже не будет: она хоть в сто раз медленнее Ахиллеса, но всё равно отползла на целый метр. Бегун быстро преодолевает последний метр, но черепаха снова успела отползти! И так повторяется до бесконечности: Ахиллес прибегает в точку, где была черепаха, но тортила уже уползла оттуда. Значит, он никогда её не сможет догнать.

– Потрошёный эльф! – восторженно выругался Майкл. Никки укоризненно покачала головой: сын набирался сочных выражений от друзей, с которыми играл на лужайке перед замком.

– Но ведь это не так! – возмутилась Сюзан. – На самом деле Ахиллес должен догнать черепаху.

– Сюзан, это такая игра! – отмахнулся Майкл. – Мы должны понять – где папины рассуждения неверны. Найдёшь ошибку – спасёшь Ахиллеса от позора.

Сюзан фыркнула и задумалась.

Майкл тоже.

Никки улыбнулась и знаком показала Джерри, что она пошла работать. Тот кивнул и остался с двумя оцепеневшими мыслителями.

Майкл высыпал соль на стол длинной полоской и внимательно её разглядывал, шевеля губами и бормоча:

– Черепаха… словно пахарь… Ахиллес… вселился бес… С унитазом на башке… эльфы спят в большом мешке…

Сюзан нарисовала на листочке линию и покрывала её штрихами, отмеряя отрезки разной длины.

– Понял! – вдруг закричал Майкл. – Помнишь, ты мне рассказывал о водяных часах – клепсидре? Откуда и пошло выражение «время истекло»?

– Да, помню.

– Пусть отрезки времени – это какое-то количество воды. Литр – это время, за которое Ахиллес пробегает сто метров. Выливаем литр в ведро. Потом – Ахиллес пробежал метр – добавляем ещё десять граммов воды. Потом – всего одну каплю. Потом – крошечную капельку. Бесконечное добавление микроскопических капелек воды не даёт переполнения ведра: капли уменьшаются слишком быстро и уровень воды расти не будет. Значит, Ахиллес догонит черепаху за конечное, а не за бесконечное время.

– Молодец! Правильно разрешил парадокс: бесконечный числовой ряд может иметь конечную сумму, поэтому бесконечное число приближений Ахиллеса к черепахе происходит за определённое и вполне короткое время. Горжусь таким сыном!

Мальчик засиял, а Сюзан обидчиво сказала брату:

–Ты – крокодил!

Майкл, свирепый как укушенный гном, вбежал в кабинет отца:

– Почему мне не разрешают играть в компьютерные игры столько, сколько я хочу?!

Джерри внимательно посмотрел на сына, предложил ему сесть в соседнее кресло и спросил:

– Скажи, кто твой любимый тиви-герой?

– Естественно, СуперДжо!

– Ас кем сражается СуперДжо?

– Ну, папа, как ты можешь не помнить?! Конечно, с Гангстером Биллом!

– Извини, я немного отвлёкся в последнее время… И как – удаётся ему побить этого Билла?

– Какой ты тёмный, папа! Хоть Гангстер Билл и здоровяк под три метра, но СуперДжо его всегда побивает, потому что каждый день тренируется весь целый день и даже жонглирует та-акой штангой, та-акими гирями! Правда, ему тоже достаётся в этих драках, всё-таки, сам понимаешь, три метра…

–А вот представь себе, что СуперДжо перестал тренироваться, сидит целый день и вышивает крестиком носовые платки? Что бы ты ему сказал?

Мальчик вытаращил глаза от ужаса:

– Да ты что, СуперДжо?! С ума сошёл?! Да тебя Гангстер Билл через неделю в порошок сотрёт! Прекрати немедленно и марш качать мускулы!

– А СуперДжо всё равно не соглашается! Сидит, цветные нитки плетёт.

– Тогда, – мальчик всерьёз разволновался за своего героя, – надо вышивку у него отобрать! И варенья на завтрак не давать, пока не вернётся к тренировкам!

– Жестковато, – кивнул отец, – но рациональное зерно есть…

Он прищурился, внимательно глядя на сына.

– А ты думал – как нашей маме удаётся убеждать людей делать то или иное в бизнесе или политике?

– Как? – удивился мальчик. – Да очень просто – я сам сколько раз видел – она вызывает на свой экран кого-то и говорит, что ему надо сделать, – он и слушается! Так и убеждает!

– Хм-м… Ну хорошо, а почему они её слушаются? Потому что боятся, что она их побьёт, как СуперДжо Гангстера Билла?

– Ха-ха-ха, – рассмеялся мальчик, – да мама не умеет драться…

Отец смущенно покашлял.

– …просто они сами понимают, что так будет лучше!

– А почему они раньше не догадались, что так будет лучше? – поинтересовался отец. – Почему им нужно было… э-э… советоваться с мамой?

– Так она же самая умная! – убеждённо сказал мальчик. Папа облегчённо вздохнул:

– Очень хорошо, а как мама стала такой умной?

– Не знаю… – задумался мальчик. – Гены умненькие оказались?

– Гены у неё попались неглупые, не спорю, – согласился Джерри, – но главное, что она очень много училась и читала умные книги – то есть тренировала свой мозг точно так же, как СуперДжо тренирует свои мускулы!

– Ух ты! – Глаза у мальчика разгорелись. – Значит, мамины умственные мускулы посильнее, чем мясные мускулы СуперДжо? Ведь тому приходится бороться всего с одним врагом, а у мамы хлопот – ого сколько!

–Безусловно! Мама может много такого, что и не снилось этому Суперу. Теперь смотри: мама и я понимаем, что в жизни у тебя будет немало проблем и трудностей, и преодолеть их ты сможешь, только если будешь таким же умным, как мама, а желательно ещё умнее – всё-таки прогресс от поколения к поколению какой-то должен быть?

– Я и буду умнее! – уверенно заявил мальчик. – Ты меня сам хвалил за задачу про черепаху и бегуна – этого… Ахилбеса!

– Ахиллеса… – улыбнулся Джерри. – Правильно, хвалил – ты просто молодец у меня, порадовал отца!

Сын заёрзал в кресле и расцвёл улыбкой.

– Но ты понимаешь, что тренировка умственных мускулов нужна ежедневная?

– Да… – согласился мальчик.

– Тогда слушай меня внимательно, сын, – твёрдо сказал отец, – когда ты читаешь книги или решаешь математические задачи, то это для умственных мускулов как жонглировать гирями, а если ты сидишь в виртуальной реальности и стреляешь по мишеням, то это для мозга – такая же чепуха, словно СуперДжо вместо тренировок вышивает крестиком!

Мальчика как громом ударило.

– Я… крестиком?! – Он был возмущён и растерян.

– Да, вышиваешь крестиком и теряешь время, которое нужно на настоящую тренировку мозга. И мы с мамой это понимаем, поэтому и просим тебя не играть больше получаса в день. Потому что нам так же больно смотреть на тебя, живущего псевдожизнью, как тебе глядеть на СуперДжо, который впал в маразм и неизбежно проиграет следующую схватку с Гангстером Биллом.

Сын молчал, тяжело дыша.

– Вот что, – грустно сказал отец, – ты уже вполне сознательный человек. Если ты недоволен существующим порядком вещей – делай так, как считаешь нужным. Люди делятся на два класса: на тех, кто умеет программировать компьютеры и командует ими, и на тех, кто умеет только играть и легко подчиняется компьютерам, телевизорам и виртуальной жизни, которая и не жизнь вовсе… Ты должен сам выбрать, кем ты собираешься стать в этой жизни.

И Джерри произнёс в пространство:

– Тамми, отмени контроль за игровым временем на терминале Майкла.

– Сделано, – немедленно раздался тихий голос.

Мальчик соскочил с кресла и посмотрел на отца. Тот был очень серьёзен – Майкл ещё ни разу не видел отца таким строгим и печальным. Мальчик замялся и неуверенно пошёл к двери. Он шёл всё медленнее и медленнее, пока совсем не остановился. Б нём шла внутренняя борьба. Повернулся и снова подбежал к отцу. Схватил его за руку и крикнул, лихорадочно блестя глазами:

– Тамми! Убери с моего компьютера ВСЕ игрушки! – И сказал отцу сдавленным голосом: – Я больше никогда не буду играть в эти детские стрелялки!

Отец широко улыбнулся и привлёк мальчика к себе:

– Я горжусь тобой, сын! И мама тоже!

– Сделано! – раздался голос Тамми.

Мальчик вздрогнул и уткнулся лицом в отцовскую рубашку. Тот погладил его по голове:

– Если тебе станет скучно, устанешь от книг и занятий – приходи ко мне, и мы отдохнем вместе – покатаемся на лыжах или поплаваем в бассейне. Да тебе уже и на космический тренажер пора!

– Ух ты! – Мальчик поднял голову, и его влажные глаза вспыхнули.

– Конечно, тебе пора учиться водить космический корабль, – уверенно сказал Джерри. – Ты стал способен на взрослые решения, значит, тебе можно доверить штурвал! А ты знаешь, что наша мама ещё в школе выиграла Лунную Регату?

– Правда?! – Мальчик был потрясен. – Настоящую Лунную Регату?!

– Получила главный приз, – подтвердил отец, – и стала сотрудником Спейс Сервис. Победила она с помощью вот такого умного маневра…

Джерри вызвал на экран трассу Лунной Регаты 2253 года.

– Помнишь формулу первой космической скорости? Мальчик слушал, затаив дыхание, о реальных приключениях настоящей жизни.

Сожаление о стёртых компьютерных играх быстро исчезло.

Майклу было не до игрушек: двадцатикратная перегрузка вжимала его в кресло, кровь текла по лицу, но он не сдавался и смело прокладывал курс между острыми лунными вершинами.

И рекордная скорость пела ему песню победы.

Настоящей, не виртуальной.