Текст книги "Inside Out личная история Pink Floyd"

Автор книги: Ник Беркли Мейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Обнаружение знакомого имени так далеко от дома дало мне новое восприятие группы. Наивно веря, что вся информация из газет заслуживает доверия, я вдруг осознал, что группа «The Pink Floyd Sound» имеет потенциал для того, чтобы стать чем‑то ббльшим, нежели просто способом развлечения.

Глава вторая АНДЕГРАУНД

Когда после летних каникул 1966 года члены группы «The Pink Floyd Sound» воссоединились в Лондоне, Питер Дженнер все еще желал с нами встретиться. Наконец он пришел в Стэнхоуп‑Гарденз и заявил: «Мы будем счастливы приветствовать вас в нашей фирме грамзаписи». Роджер сказал ему, что фирма грамзаписи нам не требуется. Зато нам требовался менеджер.

Это событие мгновенно воспламенило наши смутные фантазии об успехе, все те мечты, которые в ином случае к концу лета неизбежно испарились бы. Слегка удивленные настойчивостью нового знакомого, но готовые ухватиться за любую возможность, мы в конечном итоге согласились с тем, что Питер, а также его партнер Эндрю Кинг должны стать менеджерами группы. Эндрю Кинг припоминает, как я сказал в процессе дискуссии на предмет менеджмента: «Все равно к нам в менеджеры больше никто не пойдет, так что ради бога, валяйте…» В наличии менеджеров нам виделся существенный шаг вперед для группы. Это давало нам гарантию кое‑каких принципиальных пунктов, возможность обрести все необходимое для перехода из любителей в профессионалы, если мы вообще на это рассчитывали. Среди этих пунктов значились регулярность выступлений, гарантия оплаты, определенный уровень доверия и кое‑какая приличная аппаратура.

Питер и Эндрю знали друг друга еще со школьной поры в Вестминстере. Их отцы оба были викариями: когда Эндрю перешел в свой последний класс в школе, его родителям пришлось переехать из Лондона, и они решили найти добрый христианский дом, где их сын смог бы остаться на время учебы. В результате Эндрю стал жить вместе с Дженнерами в Саутхолле, в доме викария церкви Святого Георгия. Питер был на год младше Эндрю, так что по школе они друг друга толком не знали, однако проживание в одном доме повлекло за собой схожие интересы. Увы, не припомню, чтобы группа получала какие‑либо духовные наставления от того нечестивого союза, который стал результатом их дружбы. Впрочем, Эндрю замечает, что пастырская забота представляет собой полезное орудие менеджмента в музыкальной индустрии: «В доме викария приходится привечать всех, кто постучится в дверь».

В год паузы между вступительными экзаменами в Оксфорд и Кембридж и осенним началом учебы Эндрю и Питер посредством еще одной клерикальной связи (на сей раз епископальной) отправились в Штаты, где шесть месяцев проработали на винокуренном заводе в городе Пекин, что в штате Иллинойс. Оттуда можно было запросто выбираться в Чикаго по выходным, так что у них была возможность впитать в себя богатую смесь электрического блюза, джаза и музыки госпел.

Во время учебы в университетах (Питера в Кембридже, Эндрю в Оксфорде) эти двое продолжали поддерживать постоянный контакт. Когда Питер решил стать нашим менеджером, он призвал на помощь своего старого друга Эндрю – между прочим, имея в виду и помощь в плане наличных. Эндрю работал в компании, внедрявшей научные принципы в образование. Осуществлялось это посредством машины, которая предлагала ученикам выбирать ответы из нескольких вариантов, нажимая на кнопки. После написания для этой машины программы по термодинамике (о которой он имел самое что ни на есть поверхностное представление) Эндрю был одолжен своим начальством Британской европейской авиатранспортной компании – помогать с мотивацией тамошнего персонала. Каждая компания полагала, что он находится в конторе другой, тогда как Эндрю, скорее всего, валялся в постели или мастерил самолетики из папиросной бумаги фирмы «Ризла»… Ни кто‑либо в штате авиакомпании, ни сам Эндрю, похоже, были не в состоянии изыскать хоть какую‑нибудь мотивацию, так что звонок Питера показался Эндрю куда более привлекательным предложением.

Питер вспоминает: «Мы были близкими друзьями и вместе побывали на множестве концертов. Мы подумали: „Почему бы нам не стать менеджерами этой группы. Это занятие наверняка будет интересным". Эндрю ушел со своей должности и не работал. Я же решил, что все это могло бы стать милым хобби». Вместе они основали фирму «Blackhill Enterprises», названную в честь Блэкхилл‑Фарм, собственности в Брекон‑Биконз, купленной Эндрю на какие‑то унаследованные им деньги. Остаток наследства ушел на мучительный компромисс между потребностями разгульной жизни и кое‑какой аппаратурой, необходимой для группы «The Pink Floyd Sound».

Ранее, в тех редких случаях, когда нам реально платили за выступления, гонорары уходили на модернизацию нашей собственной аппаратуры: Роджер заполучил бас «Rickenbacker», а я от своего первоначального самодельного комплекта ударных перебрался к барабанной установке «Premier». После расставания с Крисом Деннисом нам приходилось либо заимствовать аппарат, либо пользоваться тем, что было в зале. Обычно последний вариант предлагал такое качество звука, которым побрезговал бы даже диктор на железнодорожной станции. «Blackhill» немедленно исправил ситуацию, купив нам на Чаринг‑Кросс‑роуд аппарат «Selmer», а также новые комбики для баса и гитары.

Первоначально Питер намеревался управлять фирмой «DNA», а также читать лекции и быть нашим менеджером, тогда как Эндрю занимался бы «Pink Floyd», но когда стало ясно, что «DNA» попросту не является действующим предприятием, Питер сфокусировался на нас. Из них двоих Питер был пройдохой (и дипломатом), который, похоже, мог договориться о чем угодно. Питер характеризует себя как «первосортное трепло», добавляя: «И таким я и остался!» Кроме того, у него имелся дополнительный бонус: связи с андеграундной сценой. Эндрю был куда более легким в общении и очень забавным, но его тяга весело проводить время порой вела к откровенной ненадежности. Однако он категорически отрицает свою вину в случае, когда весь наш наличный сбор за скандинавский тур исчез после особенно весело проведенной ночи. На самом деле, говорит Эндрю, когда он вытаскивал деньги из кармана, несколько крон укатилось в канализацию. Ему просто не повезло, что орлиный глаз Роджера зарегистрировал этот момент.

Если не считать тех дней в Иллинойсе, которые позволили Питеру и Эндрю понаблюдать за музыкальной сценой Чикаго в действии, эти двое фактически не имели никакого опыта в музыкальном бизнесе. Однако на наш еще менее опытный взгляд, у них, похоже, было вполне достаточно связей, чтобы найти нам постоянный ангажемент и вести переговоры с компаниями грамзаписи. Мы сами для таких переговоров категорически не годились, ибо, ослепленные видением первоклассных синглов, за жалкие гроши подписались бы на первое же предложение. А Питер и Эндрю, по крайней мере, для вежливости поколебались бы, прежде чем согласиться.

Помимо обещанной постоянной работы и уже ставшей реальностью новой аппаратуры, команда Дженнер‑Кинг обеспечила нам связь с зарождающимся в Лондоне андеграундным движением. Эта связь появилась благодаря контактам Питера с Лондонской свободной школой, альтернативным образовательным учреждением. В 1966 году в Англии происходили кое‑какие замечательные перемены. Лейбористское правительство Гарольда Уилсона взялось за внесение целой массы изменений в законодательство, касающихся непристойности, разводов, абортов и гомосексуализма. Стали доступны противозачаточные таблетки. Женская эмансипация развивалась уже не просто в теории, а на практике, позволяя таким женщинам, как Жермен Грир и Кэролайн Кун (основательнице «Релиза», первой в мире телефонной линии, по которой давались советы на предмет наркотиков и законодательства), участвовать в общественной жизни на равных с мужчинами.

Это был также период культурных перемен. «The Beatles» совершили невозможное: англичане вдруг начали доминировать на интернациональной музыкальной сцене. В кильватере «The Beatles» и другие английские группы были приняты американским музыкальным рынком. Пожалуй, это была первоначальная версия «крутой Британии» Тони Блэра. Все это сопровождалось процветанием английской моды, дизайна, моделей и фотографов, выводя на первый план такие имена и названия, как модные дизайнеры Мэри Квант и Оззи Кларк, Карнаби‑стрит и Биба (Барбара Хулански), модели Твигги и Джин Шримптон, фотограф Бейли и певец Донован. Даже английский футбол был на взлете после победы в мировом кубке 1966 года.

Параллельно с коммерческим взрывом произошел всплеск активности в образовательной сфере. Во многом это стало возможным благодаря художественным училищам, которые производили не только великих дизайнеров и фотографов, но также целое поколение талантливых рок‑музыкантов включая Рэя Дэвиса, Кита Ричардса, Джона Леннона и Пита Таунсенда. Увеличение числа грантов сделало дальнейшее образование не только удачным карьерным ходом, но также блестящим способом отложить тот злосчастный день, когда придется осесть в какой‑нибудь конторе и начать реально зарабатывать себе на пропитание. Работы было относительное изобилие, долгосрочные карьеры были вполне доступны, что давало студентам массу вариантов. Сейчас трудно в это поверить, но тогда мы действительно беспокоились, куда будем девать свободное время, когда роботы станут выполнять за нас всю работу.

Единственному реальному недостатку всей этой перестройки предстояло появиться только через тринадцать лет. В дивном новом альтернативном мире (тесно связанном со средним классом) текущей политикой по большей части не интересовались. К тому времени, когда все осознали свою ошибку, было уже слишком поздно. «Дамы без кавалеров», оставшиеся в стороне от забав шестидесятых, обрели авторитет в восьмидесятые, подмяв под себя страну и растоптав здравоохранение, образование, библиотеки и все остальные культурные учреждения, до которых им только удалось добраться.

В 1965 году одним из зачатков интеллектуального андеграунда стали поэтические чтения, организованные в июне в Альберт‑холле, где выступали Аллен Гинзберг, Лоуренс Ферлингетти и Грегори Корсо. Организаторы ожидали аудиторию самое большее в несколько сотен человек – а пришло семь с половиной тысяч. Этот расцветающий интеллектуальный андеграунд начал группироваться вокруг книжного магазина «Индика». Деньгами «Индику» частично обеспечил брат Джейн Эшер Питер, который также был старым другом Питера Дженнера и Эндрю Кинга. Другими основателями «Индики» были Майлс, писатель и журналист, и Джон Данбар, друг Рика, который позднее женился на Мэриан Фэйтфул. Первоначально книжный магазин размещался в художественной галерее в Мейсонз‑Ярде неподалеку от Сент‑Джеймса, затем переехал на Саутгемптон‑Роу. Это было место, где можно было найти идеи и экспериментальную литературу американских поэтов, зона, где были наведены прочные мосты со Штатами. Название «Индика» происходило от ботанического названия сорта конопли «каннабис индика», хотя более деликатная версия настаивала на том, что это всего лишь сокращение от слова «indications» (признаки, симптомы). В другой книжный магазин, «Беттер букс», на одно поэтическое чтение из Штатов приехал Энди Уорхол в сопровождении целого эскорта, куда входила и Кейт Хелицер, звезда фильма Уорхола «Кушетка», которая привезла с собой записи «The Velvet Underground» – так их впервые услышали в Великобритании.

Оба этих магазина открыли дорогу авангардной американской рок‑музыке вроде «The Fugs» и «Mothers Of Invention», которой в ином случае большинство из нас никогда бы не узнало. Порой причудливые названия американских групп предполагали некую альтернативность, однако их музыка отталкивала нас как вполне традиционная. Многие американцы вроде «Country Joe & The Fish» или «Big Brother & Holding Company» удивляли нас тем, что их музыка по сути своей черпала вдохновение из традиционных кантри или блюза, хотя содержание текстов было достаточно радикальным для того, чтобы считать эти группы андеграундными.

Некоторые люди, вращавшиеся в книжном магазине «Индика», также участвовали в работе Лондонской свободной школы. Она была учреждена группой единомышленников, куда входил и Питер Дженнер, с целью обеспечения дополнительного образования в Ноттинг‑Хилле. Один из главных вдохновителей андеграунда, Джон Хопкинс (известный всем как Хоппи), перенял эту идею у Нью‑Йоркского свободного университета, и это отчасти дало искру всему предприятию. (Хоппи был одним из первых, кто намеренно «сошел» с налаженной карьерной тропы, оставив престижную работу в Харуэлловском институте ядерных исследований в начале 1960‑х годов ради свободной фотожурналистики.)

Питер говорит: «Лондонская свободная школа являлась идеей для альтернативного образования масс. В ретроспективе это была невероятно претенциозная авантюра среднего класса. Мы все происходили из привилегированных слоев и все были хорошо образованы, но нас терзало недовольство тем, чему мы выучились. Наше образование казалось нам очень ограниченным». Свободная школа стала знаменем новых интересов, она давала возможность учителю учиться у своих учеников. Все это бурлило примерно с год, а затем развалилось – руководство школы было слишком занято другими интересами, начиная от журналистики и заканчивая организацией акций. Лондонская свободная школа, а также психоделическое движение были отчасти вдохновлены мультикультурностью Ноттинг‑Хилла. Питер особо указывает на то, что люди не помнят унылой обстановки послевоенной Англии: «Все было слишком мрачным и серым. Психоделия стала антисеростью».

Лондонская свободная школа собиралась в старом доме на Тависток‑Кресент в Ноттинг‑Хилле (ныне снесенном), который принадлежал Ронни Лазлетту, основателю Ноттинг‑Хиллского карнавала. Для выживания свободной школе нужны были деньги, а организаторы к тому же хотели учредить новостной и информационный листок, чтобы рассказать всем о новом андеграунде. Питер Дженнер и Эндрю Кинг нашли решение. Подобно всем славным сынкам викариев, они знали: чтобы раздобыть деньги, надо использовать либо тягу к висту, либо танцы. Вист не очень подходил, так что ЛСШ сняла местный церковный зал (теперь также снесенный) у церкви Всех Святых в Поуис‑Гарденз, что в Ноттинг‑Хилле, и запустила туда «The Pink Floyd Sound» (со времени выступления в клубе «Марки» мы решили придерживаться названия группы, придуманного Сидом) в качестве музыкального сопровождения «поп‑танцев».

Подобная перспектива нас, пожалуй, не сильно обрадовала: от наших новых менеджеров мы ожидали большего, нежели выступления в церковных залах. Однако по сути этот зал оказался для нас одной из лучших концертных точек, поскольку район Лондон‑B11 стремительно утвердился в качестве центра альтернативного движения. Весь Ноттинг‑Хилл стал самым интересным местом Лондона, чему способствовало множество факторов, в том числе невысокая квартплата, мультикультурные обитатели, вспышки активности вроде Лондонской свободной школы и процветающая нелегальная торговля наркотиками. Для борьбы с последней местная полиция также развила кое‑какие креативные навыки, в основном связанные с фабрикацией вещественных доказательств. Это было что‑то новое для интеллектуальных радикалов: не считая разгона маршей за ядерное разоружение, средние классы редко сталкивались с более темной стороной закона.

Зал церкви Всех Святых сам по себе был ничем не примечательным: высокий потолок, деревянная обшивка и помост в дальнем конце делали его двойником бесчисленных церковных зданий по всей земле. Однако намеченное событие быстро обрело индивидуальность. Аудитория порядком отличалась от любителей ритм‑энд‑блюза и зрителей «Тор Of The Pops». Помимо местной хипповой братии здесь собрались действующие или бывшие студенты, которые гордились статусом фриков. Они сидели на полу или раскачивались, размахивая руками, наглядно демонстрируя процесс, который вскоре приобретет известность под названием «колбаситься». Они ничего не ждали и были готовы ко всему, а зачастую пребывали в настолько химически измененном состоянии, что находили сохнущую краску не только очень интересной, но и имеющей глубокую важность. На нас эти зрители произвели просто колоссальный эффект. На все импровизационные секции они откликались настолько живо и настолько некритично, что мы предпочли расширение этих самых секций простому прогону кавер‑версий.

Световые шоу играли важную роль на представлениях в церкви Всех Святых: события воспринимались как «хеппенинги», и людей поощряли в них участвовать при малейшем желании. Сначала слайды проецировала одна американская парочка, Джоэл и Тони Браун. Когда же им пришлось вернуться в Штаты, световые шоу стали уже достаточно важным элементом, чтобы Питер, его жена Суми и Эндрю сконструировали новый вариант проектора. В целях экономии и ввиду отсутствия знакомств в среде театральных осветителей, Эндрю и Питер решили не обращаться к профессиональным осветительным компаниям, а вместо этого отправились прямиком в местный магазин электротоваров и затарились там домашними прожекторами, обычными выключателями, гелями и канцелярскими кнопками – наверняка им дали скидку как оптовым покупателям. Вся эта стандартная осветительная аппаратура была смонтирована на деревянных рейках, прибитых гвоздями к поперечным планкам. Затем получившееся хитромудрое устройство было подключено к сети, и свет стал просто включаться и выключаться по мановению руки. Да, все это была чистой воды самодельщина, но для своего времени она оказалась поистине революционной – ни у одной другой группы не было подобной иллюминации.

Отчет в журнале «Мелоди мейкер» от 22 октября 1966 года дает определенное представление о нашем типичном тогдашнем концерте: «Слайды были превосходны – цветные, пугающие, причудливые, прекрасные, – однако все они казались чуть пресными в холодной реальности зала церкви Всех Святых. Психоделическая версия „Louie Louie" была вполне на уровне, но если бы члены группы смогли совместить свой электронный авангард с мелодичными и лирическими песнями – оставив штампы ритм‑энд‑блюза, – они смогли бы очень неплохо преуспеть в ближайшем будущем».

Наш репертуар включал все меньше стандартов ритм‑энд‑блюза и все больше песен Сида Барретта – многие из которых сформировали основу нашего первого альбома. Классика ритм‑энд‑блюза чередовалась с нашими более длинными разработками, так что за «Interstellar Overdrive», вещью, которую мы часто использовали в качестве вступительной, мог сразу же следовать предельно незатейливый кавер «Can't Judge A Book» Бо Диддли или «Motivating» Чака Берри, одной из любимых вещей Сида.

Хотя этот цикл выступлений собирал постоянную аудиторию и нас начинали идентифицировать с тем, что уже можно было определить как «андеграунд», мне кажется, что никто из членов группы не сознавал важность самого движения. Мы симпатизировали его целям, но совершенно определенно не были активными участниками. Мы наслаждались общением со многими вовлеченными в это движение личностями – Хоппи, Ронни Лазлеттом и черным активистом Майклом Эксом, – однако наш реальный интерес заключался в том, как бы встроить все это дело в музыкальный бизнес и купить новый аппарат, а никак не в идеалах свободной прессы.

Деньги из зала церкви Всех Святых помогли Свободной школе основать свою газету. «Интернэшнл таймс» была создана как регулярное издание, чтобы обеспечивать слаженность всех хеппенингов и прочих событий, происходящих в Лондоне. За образец здесь была взята нью‑йоркская газета «Вилледж войс» с ее характерной смесью художественных обозрений, журналистских расследований и рупора для изложения либеральных и радикальных взглядов. Для презентации первого номера (он поступил в широкую продажу во всех альтернативных точках торговли ценой в один шиллинг, издание «Лавбукс лимитед», тираж пятнадцать тысяч экземпляров) «Интернэшнл таймс» холодным октябрьским деньком организовала выпускную вечеринку в «Раундхаусе» при Чалк‑Фармз, что в Камдене.

«Раундхаус» был построен в 1840‑х годах как мастерская для ремонта паровых машин, однако и само помещение, и его поворотная платформа были уже пятнадцать лет как заброшены, ибо размеры паровых машин попросту стали для них слишком большими. Гилби, винокуры, какое‑то время использовали его как склад, но к началу 1960‑х годов здание слишком уж износилось. Документально зафиксировано, что перед концертом наша дорожная бригада – которая по сути была нашим менеджментом, поскольку никакой дорожной бригады у нас как таковой не имелось, – въехала на транзитном фургоне в гигантский пудинг, сварганенный каким‑то художником для выпускной вечеринки. Эта вселенская кулинарная катастрофа вряд ли добавила хоть какого‑то порядка в предстоящее действо.

В «Раундхаусе» не было никакой сцены, использовалась старая платформа. Все наше многообразие инструментов, усилителей и аппаратуры для светового шоу питал энергией один‑единственный 13‑амперный подводящий провод, которого едва ли хватило бы для обычной кухни. Соответственно уровень освещения был предельно низким, и большую часть света давали свечи и факелы. Периодическое издыхание электропитания означало либо длительный перерыв в концерте, либо его конец.

Световые эффекты в «Раундхаусе» также были самыми минимальными. Они производились при помощи самодельной установки Эндрю и Питера, а также нескольких слабеньких 35‑миллиметровых проекторов «Oldies» – вроде тех, на которых в семейном кругу просматривают слайды, снятые за время летних каникул. На наших слайдах была смесь нефти, чернил и химикатов, которую затем подогревали маленькими бутановыми паяльными лампами. Требовалось великое искусство, чтобы не перегреть это хитроумное устройство – иначе стекло трескалось, расплескивая чернила, что влекло за собой возможность небольшого пожара и неизбежность жуткой грязищи. Наших техников‑осветителей можно было мгновенно опознать по ярким пятнам на пальцах и волдырям на ладонях.

Презентация газеты прошла с необычайным успехом. Выступление «Floyd» было описано в журнале «Таун» как «рвущее барабанные перепонки и глазные яблоки», а в самой «Интернэшнл таймс» – как «добавляющее сюрреализма к ощущению значительности события, особенно благодаря пугающим звукам фидбэка». Все получилось совсем как в Поуис‑Гарденз, только с добавкой гламура. Поползли слухи, и в зал потянулись разные личности, в том числе и знаменитости. Число зрителей доходило до двух тысяч человек, среди которых были Пол Маккартни, Питер Брук, Микеланджело Антониони и Моника Витти. Был вручен политически некорректный приз за «самую‑самую обнаженку», выигранный, как утверждают, Мэриан Фэйтфул. Помимо нас также выступала группа «Soft Machine», поразившая аудиторию появлением ревущего мотоцикла в качестве «специального гостя» посреди концерта. Там были раскрашенные в стиле поп‑арт американские автомобили, кабинка для предсказания судеб, ночной показ альтернативных фильмов. И самая большая аудитория, с какой мы когда‑либо сталкивались.

Мы провели много времени среди публики, общаясь с ней на равных, однако это был один из последних случаев такого свободного общения. Близилось то время, когда мы начнем прятаться от поклонников в гримерных. Я прекрасно помню, что большинство из нас наносило массу грима и тратило кучу времени, завивая или зачесывая волосы, чтобы они (по нашему мнению) лежали как у поп‑звезд. Наш гардероб был еще одной дырой в бюджете. Лишь несколько лет спустя нормой стала обычная футболка, а также экономия на аксессуарах. А в 1966 году мы считали обязательными атласную рубашку, безумные бархатные брюки, шарфы и ковбойские сапоги на высоком каблуке.

В конце октября мы формализовали наши отношения с Питером и Эндрю, став их партнерами в «Blackhill Enterprises». Теперь каждый из нас четверых, не говоря уж о Питере и Эндрю, владел одной шестой частью компании, а это означало, что все мы могли делить успех «Floyd» вкупе с любыми другими доходами от предприятий «Blackhill», связанными с другими группами и развлекательной империей, которую Эндрю и Питер себе воображали в будущем. Сделка оказалась очень в духе того времени и наших партнеров: «организованная в соответствующей хипповой манере» (по выражению Питера) «суперская идея» (по выражению Эндрю).

«Blackhill» в буквальном смысле «открыл лавочку» (наверху там располагалась квартира, а внизу – магазин) в доме номер 32 по Александер‑стрит в Бейсуотере. Эта собственность, взятая в аренду подружкой Эндрю Венди, гораздо позднее стала первым офисом компании «Stiff Records». Эндрю постоянно жил в квартире наверху; Роджер, Рик и Сид тоже в разное время там пожили, как и Джо Гэннон, наш первый осветитель, который позднее стал успешным американским директором, продюсером и режиссером, особо отметившись работой с Элисом Купером. Вскоре в этом месте воцарился настоящий хаос. Частично гостиная и склад для группы, частично контора, оно было приведено в порядок только с прибытием туда Джун Чайлд, нашей секретарши, помощницы путевого менеджера, шофера и личной ассистентки. Джун стала бесценным членом команды, придавая нашей рабочей жизни отчаянно недостающий элемент организации. Позднее она вышла замуж за Марка Болана, еще одного из артистов «Blackhill».

Роберт Уайатт из «Soft Machine» вспоминает «Blackhill» как «компанию прекрасных людей. Они были приятным исключением из общей массы менеджеров и действительно заботились о тех, для кого работали. Думаю, большинству из нас в этом плане повезло куда меньше». «Soft Machine» была одной из немногих групп среди тех, с кем мы работали, пока не обнаружили, что вышли далеко за пределы обычной поп‑музыки. Впрочем, и хеппенинги в Поуис‑Гарденз и «Раундхаусе» не слишком укладывались в общепринятый формат.

Учитывая довольно бессистемный подход к менеджменту, у Питера и Эндрю оказалась поистине потрясающая интуиция, когда дело доходило до отбора групп. «Pink Floyd» стала не единственной группой, которую они взлелеяли. Хотя первоначально им приходилось сосредоточиваться на наших потребностях, затем они должным образом дали толчок карьерам «Edgar Broughton Band», Роя Харпера, Марка Болана и «Tyrannosaurus Rex», а также работали с группами «Slapp Happy» и «The Third Ear Band».

Их сотрудничество с промоутером классической музыки Кристофером Хантом является ярким примером того, почему «Blackhill» в ту пору стал для нас настоящим прорывом. Вместо того чтобы полагаться на испытанную и проверенную сеть клубов и других концертных точек, Питер и Эндрю постоянно искали новые пути для продвижения своей альтернативной группы. Жена Питера Суми была секретаршей Кристофера. В январе 1967 года он сподобился организовать для нас выступление в Институте Содружества, в прекрасной, специально оборудованной аудитории в Кенсингтоне, которая главным образом использовалась для сольных концертов таких исполнителей этнической музыки, как Рави Шанкар, входивший тогда в моду. Чтобы открыть для нас эти двери, требовалась помощь промоутера классики, поскольку, я уверен, в ином случае власти побоялись бы бунта; не иначе, они по‑прежнему связывали рок с брюками‑«дудочками», стилягами и Биллом Хейли.

Нам не помешали и связи с Вестминстером, обеспеченные Джонатаном Фенби, который писал первые пресс‑релизы группы «Pink Floyd». Они получались у него превосходно, потому что Джонатан знал, что пресса сочтет горячей историей, – в то время он был корреспондентом агентства «Рейтер», а позднее стал редактором «Обсервера» и «Саут‑Чайна морнинг пост», в полной мере реализовав свой писательский талант. Благодаря Джонатану мы получили качественную прессу – первая заметка о нас появилась в «Файнэншл таймс». Затем, 30 октября 1966 года, колонка Хантера Дэвиса в «Сандей таймс» дала небольшой экскурс в психоделию с цитатами из Эндрю и Роджера, который заявил следующее: «Если вы приняли ЛСД, то ваши ощущения целиком зависят оттого, кто вы такой. Наша музыка может повергнуть вас в кромешный ужас или в необыкновенный восторг. Обычно случается последнее. Наша публика теперь почти не танцует. Наша задача – заставить людей застыть в полном экстазе, широко раскрыв рты». По поводу всего этого Хантер Дэвис отпустил односложный комментарий: «Гм». Вскоре после этого Хантер сделал себе имя как летописец поп‑музыки, выпустив в 1968 году биографию «The Beatles».

Мы продолжили давать разовые концерты. В целом это были не столько настоящие выступления, сколько частные события, разрекламированные молвой. Несколько подобных концертов состоялось в Блечли и Кентербери, но большинство в Лондоне, в том числе снова в школе искусств Хорнси. Все больше и больше концертов происходило в зале церкви Всех Святых – последний имел место 29 ноября. Состоялась также пара выступлений в «Раундхаусе», включая концерт «Психодельфия против Яна Смита», реклама которого объявляла: «Все виды безумия приветствуются! Приносите с собой возбуждающие вещества, устраивайте собственные хеппенинги. Протекция необязательна». Однако ни одно из них не дотягивало по настроению до презентации «Интернэшнл таймс».

Выступления в других точках стали для нас крутой кривой обучения менеджменту. Когда мы дали один концерт в клубе католической молодежи, парень, который отвечал за организацию, наотрез отказался платить, заявив, что мы играли «не музыку». Питер и Эндрю отправились в суд – и к общему нашему удивлению и разочарованию проиграли дело, поскольку судья самым что ни на есть прискорбным образом согласился с мнением менеджера молодежного клуба…

Концерт в пользу «Оксфама», состоявшийся в декабре в Альберт‑холле, стал еще одной полезной демонстрацией, пусть даже мы фигурировали в самом низу списка выступающих. Выше нас значились достаточно крупные имена, включая Питера Кука и Дадли Мура, Криса Фарлоу и «The Alan Price Set». Гарантировалась аудитория в пять тысяч человек. Мы также получили отличное представление о том, как нас воспринимает остальной музыкальный мир, когда Алан Прайс, решив нас высмеять, дал искусственное эхо на своем органе «Hammond» и заявил, что это была психоделическая музыка. В то время мы чувствовали себя униженными – скорее всего потому, что наши родители сидели в зале, – теперь же всякое чувство возмущения почти стерлось.

В декабре мы также вернулись в клуб «Марки», однако отношения с клубом и его публикой не сложились. Тамошний менеджер по имени Джон Джи был выходцем из джазовых кругов и не одобрял ту музыку, которую клуб теперь привечал. Раздраженный бесконечным потоком шумных групп, он, похоже, с одинаковым ядом относился как к самим группам, так и к их поклонникам. Нашу странную музыку и не менее странное освещение, а в особенности любительскую манеру игры Джон Джи, должно быть, воспринимал как полную ахинею.