Текст книги "Стриптиз в кино"
Автор книги: Нэнси Бартоломью
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 23
Он мне снился. Во сне мы ехали на мотоцикле. Я сидела сзади, обхватив его руками, прижимаясь к нему, положив голову на плечо. Нам было хорошо и легко, все беды сегодняшнего дня остались в прошлом. Мы уезжали, и никто за нами не гнался, не задерживал. Под колесами было шоссе, дорога шла вдоль берега; над нами летали чайки, мы смеялись и что-то кричали им и друг другу.
Внезапно Нейлор нажал на тормоза, чтобы не наехать на какое-то препятствие посреди дороги. Мотоцикл занесло, он его с трудом выправил, и я увидела, что там лежит тело Алонцо Барбони, все в крови, лицо обглодано каким-то зверьем. Колеса заскользили в лужах крови, мотоцикл ударился о бровку тротуара… И вот мы падаем… летим туда же – в эту кровь…
Я в ужасе вскрикнула и села в постели, тяжело дыша. Открыв глаза, я увидела, что кто-то сидит рядом, и опять закричала.
Нейлор крепко обнял меня, прижал к себе.
– Все в порядке, Кьяра. Это я.
Он не выпускал меня из рук, гладил по голове, как ребенка, шептал что-то утешающее. Я все еще дрожала от увиденного во сне, от того, что эти картины еще не стерлись в памяти.
– Это всего лишь плохой сон, – сказал Джон, словно знал, что именно я только что увидела.
– Нет, – возразила я, – это было на самом деле.
– Ладно… – Он снова понизил голос до шепота. – Я с тобой. Ты не одна. Все будет нормально.
Он долго еще, не говоря больше ни слова, держал меня, прижимая к себе, и Флафи, видимо, поняв, что сложилась ситуация, когда третий лишний, спрыгнула с постели и деликатно удалилась.
Постепенно сознание прояснялось, ужасные события отходили все дальше, я почувствовала, что я дома, в безопасности, что ужас прошедшего вечера позади. У себя, в надежной гавани, я отдалась радостному ощущению душевного и телесного покоя.
В какой-то момент прикосновения Нейлора стали более требовательными, чувственными, и я с готовностью откликнулась на них. Его дыхание участилось, когда мои пальцы коснулись его шеи, волос. Джон поцеловал меня, и я вздрогнула, когда его рука коснулась соска моей левой груди, а язык заскользил по шее и ниже.
– Остановись! – против собственной воли сорвалось у меня с языка.
Он отпрянул:
– Что?
Джон смотрел мне прямо в глаза, и я чувствовала себя последней дурой, потому что хотела его и мечтала об этом так или иначе все время, а теперь, когда мое желание вот-вот сбудется, проявляю норов и опять в который раз все порчу.
– Ты и я… – попыталась я объяснить. – Мы по-разному, но завязаны сейчас в одном деле. Только положение неравное… И если ты просто думаешь воспользоваться моментом…
Я замолкла. Нейлор пристально смотрел на меня – не то с угрозой, не то с раздражением и жалостью.
– Кьяра, – сказал он, – не болтай глупостей, о которых будешь потом жалеть. Не делай выше стену между нами, которая, быть может, и так высока. Но, видит Бог, не по моей вине.
Не знаю, что он хотел сказать, – возможно, намекал на то, что я занимаюсь танцами со стриптизом, но, по правде говоря, в эти минуты мне было не до выяснений. Его рука снова осмелела, он снова гладил мне шею, грудь.
Однако я – проклятый характер! – припомнила еще одну обиду.
– Считаешь, что мои усилия разобраться в убийствах ничего не значат, да? Даже не хочешь со мной говорить на эту тему, хотя у меня есть доступ к информации, какую вы за миллион лет не получите при ваших допросах. Тебе куда важней, что я тут перед тобой… голая.
– Тьфу ты!.. – Джон беззвучно выругался и опять отодвинулся, а у меня сжалось сердце.
– Чего ты хочешь от меня? – почти выкрикнула я в отчаянии. – Только…
– Нет, не только, Кьяра. Разве ты еще не поняла, что я действительно хочу заботиться о тебе? – Я попыталась что-то возразить, но он приложил палец к моим губам. – Не хочу этим сказать, что ты совершенно беспомощна или что-то в этом роде, но бывают в жизни моменты, когда помощь необходима. К сожалению, не все и не всегда это понимают. А некоторым мешает чрезмерное самолюбие. – Опять камень в мой огород, но ладно уж, дослушаю до конца. Джон продолжал: – Я выслушиваю и принимаю к сведению все, что ты мне говорила и будешь говорить, но пойми: положение становится все более опасным. Для тебя. И помощь даже самых распрекрасных пожилых женщин может оказаться безрезультатной. Кто-то угрожает тебе. Кому-то ты встала поперек дороги. Однако твои безрассудные действия могут лишь помешать размотать весь клубок преступлений… И навредить тебе…
Зачем он так долго говорит? Лучше бы плюнул на мой дурацкий гонор, на мое притворное сопротивление и сломил его настойчивой лаской. И еще одна мысль пронзила меня: он сказал, что хочет заботиться обо мне. Не должен в силу каких-то инструкций, обязательств – как офицер полиции, как мужчина, наконец. Нет! Он хочет!.. Я уже давно забыла о таком отношении к себе. (Не говорю о родителях.) Люди давно обращают внимание на Къяру Лаватини, только когда она движется по сцене. Когда раздевается… Нейлор прочитал мои мысли, потому что сказал:
– Разве так необычно, если человек хочет заботиться о тебе? – Он убрал с моей щеки упавшую прядь волос. – Тебе трудно довериться мне? Поверить?
Мне показалось, что если и была невысокая преграда, разделявшая нас, то она упала, улетучилась. Ощущение было непривычным, непроизвольные слезы хлынули у меня из глаз, покатились по щекам, выдавая истинные чувства.
– Не плачь, дорогая, – сказал Джон, крепко обнимая меня снова. – Все будет хорошо…
О, как много хотелось мне ему сказать, но я не могла произнести ни одного слова. Не решалась. Что говорить? О моем неудачном романе с Тони? О том, как я осталась с пустотой в душе и в теле? О других результатах моего неумения разбираться в людях? В людях, которые думали в первую очередь о себе и сроду, наверное, не знали, что означают слова “забота о других”. Не хочу признаваться Джону и в том, как часто я мечтала, чтобы кто-то держал меня так, как он сейчас, и говорил эти самые слова.
Не скажу, потому что Кьяра Лаватини не имеет права быть слабой и беззащитной. И еще потому, что мне стало так хорошо, когда мы оба замолчали, посторонние мысли начали отлетать от меня, что захотелось только одного: чтобы он не ослаблял своих усилий, чтобы продолжал ласкать, побуждая окончательно оторваться от берега и броситься в чреватые опасностью, но сулящие такое блаженство глубины.
Судя по действиям, Нейлор, видимо, разделял мои мысли. Я откинулась назад и посмотрела ему в лицо. Нет, он не торопился овладеть мной, и я догадывалась: хотел, чтобы окончательное решение исходило от меня. А мне… мне не хотелось сопротивляться ни душой, ни телом. Тело желало его давно, а душа… Она тоже давала согласие.
– Ладно, – прошептала я с улыбкой.
– Что ладно, Кьяра?
Он хотел, чтобы я поставила точку над i. (Или черточку над t.)
Я провела пальцами по его щеке, коснулась шеи.
– Ладно, – повторила я, – возможно, ты и в самом деле не считаешь меня совсем уж никудышной и хочешь немножко обо мне позаботиться.
– Немножко? – переспросил он, улыбнувшись.
– Да. – Я наклонилась вперед и поцеловала его. – Предположим, я верю тебе. Но мы сейчас в неравном положении.
– Почему же? – Он оглядел комнату, задержал взгляд на мне, – я сидела в постели, обернувшись до пояса в простыню. – Мы на твоей территории, ты у себя дома, ты здесь хозяйка. Можешь указать мне на дверь.
– Да, я хочу указать… на то, что ты абсолютно одетый, а я абсолютно голая.
– Абсолютно? Это правда? – Он медленно стянул с меня простыню и слегка присвистнул. – Да, ты не обманула меня.
– Встань! – скомандовала я.
Мужчина не спеша подчинился. Я взбила подушки еще выше в изголовье и уселась, как в ложе театрального зала в ожидании поднятия занавеса.
– Начинай, – прошептала я чуть севшим голосом. – Расстегни рубашку.
Взметнулись в легком удивлении брови, и Джон взялся за верхнюю пуговицу, не сводя с меня глаз. С пуговицами на груди было покончено, он расстегнул манжеты, рубашка полетела на пол. У него была широкая загорелая грудь.
– Теперь брюки, – приказала я уже увереннее.
В самом деле, не мне же одной быть нагишом. Правда, к раздеванию на глазах у людей я привыкла больше, чем он. Выпростав ноги из ботинок, Джон расстегнул молнию. Под тяжестью увесистого ремня штаны сразу же свалились к его ногам. Он переступил через них, сделав полшага к постели. Сердце у меня колотилось о ребра, как, сами понимаете, птица в клетке. (Так принято это описывать.)
Он стоял передо мной совсем голый… Нет, не совсем – в серых плавках.
– Хорошо, – сказала я, – теперь иди сюда. Он рассмеялся.
– В чем дело? – спросила я.
– Ну как же, – объяснил он, – не понимаю, отчего ты не велишь мне закончить операцию раздевания. Стесняешься?
Опять он взял верх! Я-то думала, он испытывает некоторое смущение, а оказывается, чувствует себя без одежды как рыба в воде. Во мне проснулось ревнивое чувство: как часто он выступает в такой роли перед другими женщинами?
Выяснять этот вопрос я не стала, да и времени не было, потому что Нейлор мгновенным движением сбросил трусы на пол и, сделав еще полшага, оказался вплотную к постели.
О Господи! Я смотрела на него и видела его всего… всего с головы до пят. А он стоял, улыбался – и ни малейшего замешательства на лице.
Я тоже не собиралась отводить взгляд – не дождется. Да и не могла, если б даже хотела… Не железная ведь…
Он уселся на постели, провел рукой по моему телу – под простыней и без нее. О, как это было приятно! Я оторвалась от подушек, наклонилась к нему.
– Иди сюда, – повторила я и провела рукой по его мускулистой груди, по рукам. – Мышцы настоящие или тоже имплантированные, как у наших мужичков?
– Решай сама, – ответил он со смехом.
А потом опрокинул меня на спину и, оказавшись рядом, начал трогать языком мои соски, целовать их, а потом живот и ниже… о-о!.. Так, наверное, счетчик Гейгера при необходимости опробует нашу мать-землю.
Я не могла сдержать стонов, выгибала спину, вцепившись руками в его волосы… Вообще потеряла ощущение реальности. Ничего подобного я никогда раньше не испытывала – так мне казалось. Тело мое горело, оно могло прожечь простыни, испепелить нас обоих…
– Пожалуйста, – шептала я. – Ну… Туда… Внутрь… Он не обращал на мои призывы никакого внимания, даже замедлил свои действия, что меня только распалило. Я продолжала стонать, извиваться, умолять войти в меня… А он вообще остановился. Замер, потом откинулся назад и уставился на меня с усмешкой в глазах. Негодяй, решил продлить мою сладостную агонию.
– Что же ты?..
Я отчаянно пыталась притянуть его к себе… на себя… в себя… Но Джон был неумолим. А я уже близка к вершине…
Наконец он немного смилостивился и опять начал, не отводя взгляда от моего лица, ласкать меня… всюду… И я опять потеряла счет времени, отключилась, поплыла куда-то… Мне стало чудиться, что я сейчас взорвусь, разлечусь на мелкие огоньки, как фейерверк.
– О, прошу тебя… – прошептала я.
Но к этому времени у меня уже созрел собственный план, если это можно так назвать. Я вспомнила кстати один из простейших силовых приемов, которым Нейлор зачем-то решил обучить меня, и, частично применив его (а может, и вовсе не применив), выскользнула и, кинув его плашмя на кровать, оказалась сверху.
– Ну а как теперь? – спросила я, задыхаясь. – Чья взяла? Я как на сиденье мотоцикла. Только баранка где-то внизу.
Он взял в обе руки мои груди, как бы отвечая, кто будет рулить, но я отклонилась и легла поперек его тела, одновременно решив вопрос о рулении безоговорочно в свою пользу – тем, что взяла руль в собственные руки, в полном смысле этого слова, а затем начала помогать себе языком.
Теперь уже он стонал и извивался, но я не выпускала руля.
– Кьяра, остановись! – Но я была неумолима. – Нет, – проговорил он наконец, – так дальше нельзя! А нужно вот как…
Не применяя никаких приемов, он оказался на мне, и через мгновение я ощутила его внутри.
“О, да, да… – сказала я себе. – Это должно быть именно так… Только так… ”
Глава 24
Солнце вовсю светило в окна трейлера, когда я проснулась и услышала мужской голос. Кто-то звал меня по имени из глубины дома. Но мой мужчина был в постели рядом со мной. На какое-то мгновение я крепче прижалась к его теплому телу, потом, окончательно проснувшись, привстала на кровати.
Это же Фрэнсис! Старший брат собственной персоной, я слышу его шаги в коридоре, на кухне, он подходит к двери в спальню.
– Эй! – крикнула я. – Сейчас иду! Заправь кофеварку!
Шаги затихли.
– Это нечестно, Кьяра, – услышала я его голос. – Твой брат торчал за баранкой чуть не двадцать часов с двумя короткими остановками, а теперь ты заставляешь его варить этот гребаный кофе!
Последние слова Фрэнсис прокричал уже из кухни. Нейлор тоже проснулся и молча смотрел на меня. Он не казался обеспокоенным присутствием в трейлере еще одного мужчины. Скорее, у него был вид человека, которому помешали выполнить свое дело до конца. Когда он притянул меня к себе, стало ясно, о каком деле он думал.
– Здесь мой брат, – сказала я, но он не выразил по этому поводу никаких чувств и не захотел отменить задуманное. – Мой старший брат Фрэнсис, – повторила я.
Но и это не произвело никакого впечатления.
Я хотела было вскочить с постели, но его пальцы стали проделывать такое, что я застонала, повернулась к нему и слегка куснула в плечо.
– О Господи! Нет! Я должна встать.
Оттолкнув его, я опустила ноги на пол. Зачем мне еще эта сцена – Джон и Фрэнсис лицом к лицу? Кто знает, чем это может обернуться? Кстати, Фрэнсис вообще ярый противник моего танцевального ремесла – всегда им был. Особенно когда я стала заниматься стриптизом. Он человек твердых правил – для себя и для других. Главным образом для меня, и эти правила, разумеется, не позволяли одобрить присутствие незнакомого ему всей нашей семье мужчины в постели сестры.
Я накинула лиловый халат и поспешила на кухню, задержавшись на минуту в гостиной, чтобы привести в порядок волосы.
Фрэнсис как раз наливал воду в кофейник, когда я вошла и сказала ему в спину:
– Привет, Большой Брат.
Он обернулся с улыбкой. Почему-то своей выправкой, короткой стрижкой и всей фигурой он показался мне похожим на бывалого моряка с какого-нибудь военного корабля. А еще он был похож на нашего отца: такой же темноглазый, красивый, худощавый – словом, такой же бравый пожарный, только помоложе.
– И тебе привет, – сказал он.
Он не обнял меня, как делал обычно, когда мы встречались после длительной разлуки, его взгляд переместился с моего лица на брошенные на пол туфли на высоченном каблуке и мое черное платье, мокрым комом лежавшее там, куда я швырнула его ночью.
– Бурная была ночка, я вижу? – проговорил он с явным неодобрением.
– Ты прав, – ответила я. – Только это не то, о чем ты подумал.
Фрэнсис снова взглянул на меня.
– Неужели? – так же иронически вопросил он. – Поглядела бы на себя в зеркало, прежде чем отвечать. Под глазами круги, губы опухли. Такие ночи, кажется, раньше назывались афинскими?
Я собралась возразить ему и кое-что объяснить, но в этот момент на кухне появились Нейлор и Флафи. У первого было такое лицо, будто он является хранителем некоего важного секрета, вторая просто виляла хвостом.
– Доброе утро, – произнес Нейлор, протягивая руку. – С прибытием во Флориду.
Фрэнсис уставился на протянутую руку, потом перевел взгляд на ее владельца и внимательно посмотрел ему в лицо. Неловкая пауза миновала, он пожал руку Нейлора.
– Фрэнсис Лаватини, – представился он. – Родной брат Кьяры.
Вместе с рукопожатием это уже было похоже на ритуал какого-нибудь племени. Не хватало только барабанной дроби, головных уборов из перьев и костра.
– Сейчас сварю кофе, – сказала я, взяв в свои руки хозяйственное кормило.
В такие моменты, как этот, организму просто необходимо некоторое количество кофеина.
– Детка, – небрежно сказал Нейлор, явно наслаждаясь возможностью и своим правом – так он, вероятно, думал – обратиться ко мне именно с такой ласковой фамильярностью, – я бы тоже выпил, но мне пора уходить.
Если бы не присутствие Фрэнсиса, я наверняка нашла бы что ответить, но сейчас не хотелось давать лишнее оружие в руки строгого брата. Впрочем, если бы не Фрэнсис, то, уверена, Нейлор не стал бы называть меня “деткой”.
– Сейчас все будет готово, – ответила я как можно любезнее. – Если немного подождешь.
Нейлор подошел к телефону, висящему на стене, и набрал номер. Буркнул несколько команд и наконец нормальным голосом произнес:
– Ну и что обнаружили? – Последовала долгая пауза, он слушал, нахмурившись, но не прерывая. Потом опять начал отдавать короткие распоряжения. – Выпишите ордер на арест. Немедленно… – Снова послушал и недовольно сморщился. – Что? Когда?..
Видимо, он хотел сказать что-то еще, но обратил внимание, с каким интересом Фрэнсис прислушивается к разговору, и умолк. Продолжал лишь покачивать головой и бурчать. Потом опять заговорил в полный голос:
– Ладно, разберемся… Они идиоты, я поговорю с ними позднее… А пока, значит, ордер. Это раз. Поставьте человека у клуба. И возле ее дома, конечно… Да, да… И немедленно пришлите за мной машину. Я в трейлерном городке… – он скривился, как будто произносил неприличное слово, – “Дубовая роща”. Да. Номер тридцать восемь. Конец связи.
Он повесил трубку и повернулся к нам. Это был уже другой человек – не тот, с кем я провела такую прекрасную ночь. Это был просто коп. Он вернулся в свое полицейское обличье.
– Вы нас извините? – сказал он Фрэнсису любезным, но официальным тоном. – Мне нужно поговорить с вашей сестрой.
Показывая всем своим видом, что ему это не нравится, мой брат вышел из кухни. Подождав, пока стихнут шаги, Нейлор обратился ко мне:
– Не хотел тебе этого сообщать, Кьяра, но подумал: будет лучше, если узнаешь от меня, а не в чьем-то вольном пересказе… Я только что отдал распоряжение арестовать Марлу. Найдено оружие, из которого стреляли этой ночью. Баллистическая экспертиза говорит, что оно фигурировало в предыдущих двух убийствах. Зарегистрировано на Марлу, отпечатки ее пальцев сохранились на стволе.
Он говорил сухо, словно делая сообщение у себя в отделе.
Я застыла. Если все правда, нашему клубу каюк. А еще это значит, что я ничего не понимаю в людях.
Все-таки я заставила себя сказать:
– Неужели только из-за того, что ее отпечатки… Нейлор не дал мне договорить:
– За ее квартирой установлено наблюдение. Но она сумела улизнуть. У нее нет алиби ни на одно из убийств, включая последнее… Так обстоят дела, Кьяра. Таковы факты… Хотя далеко не все еще окончательно ясно.
Его тон означал, что больше рассуждать не о чем, но я с ним не могла согласиться. Не только из упрямства: внутренний голос подсказывал мне – здесь что-то не так.
Поэтому я возразила:
– И все же я стою на своем: Марла не убийца. Не такой она человек. Может быть, дура, дешевка, но не убийца. Ваше расследование, по-моему, не учитывает того, кем был и чем занимался Барбони. А он замешан в больших делах, связанных с так называемой страховкой, а попросту с рэкетом… Прости, я тебе рассказываю то, что ты наверняка и сам знаешь.
– Прощаю. – Нейлор кривовато улыбнулся. – Мы проверяем эту версию. Но пока суд да дело, мы должны найти Марлу и арестовать. Так что ей будет нужен хороший адвокат. А ты… – Он посмотрел на закрытую дверь, за которой был Фрэнсис. – Почему бы тебе не выкинуть все из головы хотя бы на пару дней и не отдохнуть вместе с братом? Если нам понадобятся еще какие-то сведения о вчерашнем вечере или если мы отыщем ее, я дам тебе знать. – Он обнял меня. Наконец-то! – Не совершай далеких прогулок, прошу тебя. Веди себя смирно.
Откровенно говоря, у меня были совсем противоположные намерения, но я не сочла нужным сообщать о них. Тем более что плана действий еще не было.
Поэтому я проводила его до дверей и поцеловала на прощание. Полицейская машина уже стояла рядом с моей, за рулем сидел молодой офицер. У него на глазах я еще раз поцеловала Нейлора, чтобы тот понял: его начальник отсутствовал этой ночью не из-за каких-нибудь пустяков.
Нейлор засмеялся и помахал рукой.
– Позвоню позднее! – крикнул он.
Я проследила глазами за машиной, увозившей человека, с которым мне было так прекрасно этой ночью, чьи прикосновения ощущала до сих пор, о ком хотелось вспоминать и вспоминать.
Однако мой брат не дал возможности заняться этим приятным, но бесполезным делом, – он вышел из кухни с дымящейся кружкой кофе в руке.
– Пей, – сказал он. – Судя по всему, тебе не мешает подкрепиться.
Посмотрев в окно, я увидела, что занавески в гостиной Рейдин раздвинуты и что пикап Пат стоит на своем обычном месте в полной боевой готовности. Я расценила это как знак того, что моя команда по-прежнему на вахте.
– Ну, так что же у тебя происходит, Кьяра? – начал Фрэнсис семейный допрос. – Ты звонишь домой, плачешь прямо в ухо маме. Переполошила всех. Я приезжаю сюда – и что вижу? Ты валяешься в постели с каким-то малым. Это из-за него ты намочила слезами телефонный кабель? Если так, то с этим надо кончать. Или сама не понимаешь?
Вопросы все были по существу и в самую точку. С ответами обстояло куда сложнее: я не знала, насколько нужно и можно включать Фрэнсиса в наши криминальные разборки. Во всяком случае, Нейлор явно не хотел этого делать.
На какое-то время меня выручил телефонный звонок.
– Мисс Лаватини? – Мужской голос гудел, как моечная машина в зале ожидания на вокзале.
– А вы кто?
– Скажем так, я друг семьи.
Слово “семья” было сказано с таким нажимом, что я похолодела, вспомнив свои вчерашние выдумки, которыми услаждала слух лежащего ныне в морге Барбони.
– Друг какой семьи? – все-таки спросила я. Фрэнсис отставил кружку с кофе и внимательно слушал, хмурясь.
– Какой? – переспросил невидимый собеседник. – Той, в которую входил Алонцо Барбони. Он вчера умер, как вы, наверное, знаете. И мы хотели бы поговорить с вами и с вашим гостем… то есть двоюродным братом… И как можно скорее.
В горле у меня пересохло. Кажется, даже закружилась голова. Ну ни минуты покоя. Во что же ты вляпалась, Кьяpa?.. И откуда этот тип знает о моем так называемом двоюродном брате? Я же никому, кроме Барбони, не вешала на уши эту лапшу… И тут я вспомнила о его последнем телефонном разговоре на стоянке возле ресторана “Майклз”. Возможно, он звонил в Нью-Йорк своим дружкам? Или покровителям?
– О каком двоюродном брате вы говорите? – невинным голосом переспросила я.
– Не пытайся мухлевать с нами, девушка, – услышала в ответ. – Тебе дают возможность поговорить с нашими представителями и рассказать, как погиб Барбони. Из уважения к вашему семейству мы не возражаем, если Лось-младший тоже будет присутствовать. Заодно заверим его в нашем почтении. От вас мы хотим только информации, больше ничего.
Был ли у меня выбор? Я лихорадочно подумала и пришла к выводу, что никакого, кроме как согласиться.
– Хорошо, – сказала я, – сделаем так. Я буду на веранде ресторана “У Эрни”, известное заведение у нас в городе… Буду там в три пополудни. Позову двоюродного брата. Если он согласится. Если нет, будете иметь дело со мной.
– Да, будем иметь дело с вами. Угрозы в его голосе я не почувствовала.
А вообще черт знает что! Что надо от меня этим парням? Уж не думают ли они, что семейка Лаватини намерена оторвать лакомый кусок от бизнеса семьи, которую представлял Барбони? Если так, не начнется ли из-за меня священная война между двумя уважаемыми кланами? Хотя откуда мне знать, возможно, она давно уже идет, эта война?
– Как я вас узнаю? – спросила я.
– Никак, – был ответ. – Мы сами узнаем вас.
На этом разговор прервался. В трубке наступила мертвая тишина.
Я повернулась к Фрэнсису, с тревогой смотревшему на меня.
– Ладно, – произнесла я, – тебя, вижу, распирает от вопросов. Не буду крутить тебе мозги, скажу прямо: у меня неприятности, и в данный момент ты можешь, думаю, помочь.
Фрэнсис постарался не выглядеть чересчур заинтересованным или польщенным моим предложением, для чего по оставшейся еще с детских лет привычке подпер языком щеку, полагая, что это придает ему хладнокровный и независимый вид.
– Говори, – сказал он не слишком внятно.
Я кое-что рассказала ему, опуская различные казавшиеся мне мелкими детали. Не знаю, какое он составил мнение обо всем в целом, но главное ухватил, потому что заключил:
– В общем, ты хочешь, чтобы я сыграл роль Лося Лаватини-младшего. Не могу усечь, зачем тебе все это надо, но уж коли вляпалась, сестрица, почему не помочь.
– Прекрасно, Фрэнсис. Все будет очень просто. Говорить буду я, но если подвернется подходящий момент, ты надуешь щеки, как только что делал, и скажешь что-нибудь вроде того, что семья Лаватини ни на что не претендует в Нью-Йорке, и, прежде чем до них дойдет, что ты имел в виду, мы будем на пути домой.
Однако мой легкомысленный тон не обманул Фрэнсиса. Он поднялся из-за стола, со стуком поставив кружку, и проговорил:
– Хватит темнить, Кьяра! У тебя никогда ничего не бывает просто, мы это хорошо знаем. Сидишь в большой заднице, – так прямо и скажи. Но ты увиливаешь и косишь под веселую разбитную деваху. Ладно, как знаешь, а я тебе, конечно, помогу… Да, ты даешь, сестрица… – Он покачал головой, снова уселся, взял в руку кружку, отпил. – Господи, Кьяра, тебе необходима помощь профессионалов, а не моя! Ты…
– Я заранее тебе благодарна, Фрэнсис, – перебила я его. – Могу в свое оправдание сказать вот что: какой бы он ни был, мой босс Винсент, но он подал мне руку помощи, когда я после той истории… ну, ты знаешь… уехала из дома и не могла найти хорошую работу. Он нанял меня и сделал у себя в клубе примой. А разве нас не воспитывали так, что надо платить добром тем, кто помогает нам? Ведь мы с тобой из одной семьи. Что касается Марлы, она порядочное дерьмо, не боюсь этого слова, но не убийца, я убеждена в этом.
Фрэнсис молчал. Он видел, что я разговорилась, и, наверное, хотел послушать. Я не обманула его ожиданий.
– Знаю, ты считаешь, у меня позорная профессия. Что-то похожее на потаскуху. И что бы я ни сказала, ты не изменишь своего мнения. Что ж, дело твое, но я считаю иначе. Если хочешь знать, я отчасти циркачка… клоун, а с другой стороны, врач… да, да… даже священник – для тех, перед кем танцую. Я им и сестра, и мать, и жена… Не кривись!.. Порой я выслушиваю от них то, чего они не скажут своему психотерапевту, если тот у них есть… Они воображают, что я принадлежу им, что стоит махнуть пальцем или кошельком, и я… Пускай так думают, если им от этого легче. Мне не мешает. Я делаю свое дело, Фрэнсис. Доброе дело. И кстати, имею неплохие бабки, что, по-моему, куда лучше, чем висеть, как камень, на шее у своей семьи… Ладно, извини. Вот я и высказалась… А ты сам разве никогда не попадал в переделки?
Фрэнсис не отвечал. Просто смотрел на меня. Глаза у него были темные, но очень яркие. Что ж, выговорюсь хоть немного.
– Удивительно, – продолжала я, – никто не уважает танцовщиц, подобных мне, но почти все приходят на нас поглазеть, а зачастую излить свои секреты, беды, обиды, невзгоды, семейные и деловые. И получают облегчение. Почему же так, а?.. Только не уверяй меня, что ты никогда не бывал там, у нас, в Бивер-клубе, который в Верхнем Дерби. Я точно знаю, ты туда наведывался.
После моих заключительных слов мне даже захотелось плакать – жалко стало себя, тех, кто приходит к нам… вообще всех людей. Живых и мертвых. Винус, Фрости, Барбони…
Фрэнсис, перегнувшись через стол, взял меня за руку.
– Мир, – сказал он. – Ты многое мне объяснила. Хотя не совсем убедила. Но я твой брат и люблю тебя. И помогу во всем, в чем нужно… Что касается твоих танцев… Может, ты и права, но, когда я думаю, что этим занимаешься ты, во мне все переворачивается. Это как с негритянским вопросом… Вообще-то равенство, равноправие и все такое, но когда белый думает, что его дочь выйдет замуж за негра или сын женится на черной, сама знаешь, как бывает. И наоборот тоже… Конечно, ты не нуждаешься в моем одобрении, однако стоит представить, как эти подвыпившие типы там на тебя глазеют… Да что говорить, не нравится мне это!
Фрэнсиса тоже повело высказаться, и я была рада этому.
– Пускай глядят, как им хочется, – ответила я. – Все равно я в выигрыше. Хотя бы потому, что они, а не я опустошают свои кошельки.
Мой брат криво усмехнулся и пожал плечами, а я решила прекратить диспут. Некоторое время мы сидели молча, глядя в окошко на пустынную улочку. Потом он заговорил:
– Как по-твоему, что должен носить мафиози из Нью-Джерси, когда оттягивается? Гавайская рубашка и темные очки подойдут? Или темный костюм и галстук в горошек?
Мы одновременно рассмеялись. Я встала со стула, подошла к нему и обняла.
– Как я люблю тебя, Фрэнсис, если б ты только знал, – пробормотала я в его плечо.
– А я тебя еще больше, – сказал он.
