Текст книги "Шелковые узы"
Автор книги: Нэн Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Прекрати это, Невада.
– Что прекратить?
– Заниматься со мной любовью.
– Ты сошел с ума? Как бы я могла заниматься с тобой любовью, когда ты там, а я – здесь.
– Это очень просто. – Джонни направился к двери, обернулся к ней и добавил:
– Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще была обнаженной, находясь в одной комнате со мной.
– Откуда ты знаешь, что я голая?
Джонни Роулетт только тряхнул головой и вышел.
И теперь, глядя на Джонни, стоящего у перил «Девы Мемфиса», продолжающей свой неторопливый путь вниз по реке, Невада снова задавалась вопросом, откуда он мог знать, что за ширмой на ней не было никакой одежды. И еще один вопрос: как он представлял двух людей, занимающихся любовью на расстоянии. Это невозможно. Она не поверила в это ни на минуту. Джонни просто дразнил ее, считая за дурочку.
Каждый знает: чтобы заняться любовью, люди должны лечь в постель. Приподняв юбку нового кисейного платья, Невада направилась к Джонни. Она хотела выяснить, зачем им понадобилось отправиться в Батон-Руж, штат Луизиана.
Глава 11
Ей это совсем не понравилось. То, что ответил Джонни. Когда Невада остановилась около Джонни у перил парохода, она коснулась его руки и жизнерадостно улыбнулась.
– Почему мы останавливаемся в Батон-Руж?
– Чтобы попытаться уговорить мисс Анабел Делани сопровождать нас в Англию, – ровным уверенным голосом ответил ей Джонни.
– Мне не нравится это! Мне это совсем не нравится! – быстро возразила Невада, ощутив первый в своей жизни приступ ревности. – Тебе не нужна другая женщина, Джонни. Тебе вполне достаточно меня. Я знаю.
Джонни грубо схватил ее за руку и отвел подальше от трех плантаторов, обернувшихся, как только голос Невады, громко зазвеневший от страсти, нарушил глубокое спокойствие Миссисипи. Силой заставив Неваду пересечь прогулочную палубу парохода и взобраться по крутому трапу на пустынную верхнюю палубу, Джонни подвел ее к спасательной шлюпке. Здесь он выпустил ее руку, и Невада, свирепо посмотрев на него, потерла запястье, показав, что он причинил ей боль.
Джонни был непоколебим. Взяв ее за плечи, он сказал:
– Я еще раз попробую объяснить тебе положение вещей, и я хочу, чтобы ты внимательно выслушала, потому что у меня кончается терпение. Ты – не моя женщина, Невада. Ты – моя леди Удача. Амулет удачи. А я – я твой опекун, твой наставник, твой друг. Я буду заботиться о тебе, присматривать за тобой. Как если бы я был твоим старшим братом.
– Как это может быть? Братья не занимаются любовью с их…
– Боже мой, прекратишь ты или нет? Забудь ту ночь раз и навсегда!
– Я не могу.
– Ты должна, черт возьми! – Джонни слегка встряхнул ее. – У тебя впереди замечательная жизнь, если ты будешь делать так, как я говорю. Ты можешь быть очень милой, когда захочешь. И ты очень красива. И если избавишься от некоторых своих недостатков, твоей благосклонности будут добиваться многие молодые джентльмены. – Джонни улыбнулся, надеясь убедить ее, что все будет прекрасно. Он ослабил хватку, но не убрал рук с ее плеч. – Тебе понравится мисс Анабел Делани. Она – симпатичная старая дева среднего возраста с безупречными манерами. Истинная аристократка старого Юга. Мисс Анабел будет для тебя чудесной компаньонкой в путешествии. И твоим терпеливым преподавателем.
Невада пожала плечами, сбросив его руки, и отвернулась, прислонившись к поручням. Она почувствовала себя немного лучше, узнав, что Анабел Делани не могла быть ей соперницей. Неваде очень хотелось, чтобы Джонни был полностью в ее распоряжении, но она была достаточно умна, чтобы понять, что придется изменить тактику, или она совсем потеряет его. Очевидно, Джонни могла бы понравиться только настоящая леди, так что она должна стать такой, нравится ей это или нет.
– Я с большим нетерпением жду встречи с мисс Делани. – Невада широко улыбнулась. – И буду очень благодарна, если она согласится стать моим учителем.
Джонни заметно расслабился.
– Я уверен, общими усилиями мы сможем убедить ее. – Он медленно повернулся, прислонился спиной к перилам судна и ласково произнес:
– Ты так мало рассказала мне о себе, Невада. Есть ли у тебя где-нибудь родные, кто бы…
– Нет, – прервала его Невада, пристально глядя на волны от парохода, катящиеся к безмятежно-спокойным речным берегам.
Там красовались пышные карликовые пальмы, высокие могучие дубы и серебристые плакучие ивы, вырвавшиеся из густого подлеска. Дикие виноградные лозы, ирисы и табак буйно росли на плодородной влажной почве.
– Отец был всей моей семьей, а теперь и его нет.
– А твоя мать? – спросил Джонни.
– Умерла, родив меня. – Она прикрыла синие глаза. – Отец привез меня из штата Невада, когда я была еще совсем ребенком.
Внимание Невады внезапно отвлекла снежно-белая цапля. Она взлетела, громко хлопнув крыльями, солнечный свет блеснул на ее длинном клюве.
– С тех пор я жила на этой реке. Это единственная жизнь, которую я знаю. Это – мой дом, Джонни. Я люблю ее. – Невада помолчала. – Я любила моего отца.
Джонни растроганно заметил:
– Похоже, у тебя было замечательное детство.
– Да, конечно, – пробормотала Невада, и, возвращаясь мыслями в прошлое, она поведала Джонни о счастливых, беззаботных днях на Миссисипи.
Она говорила и говорила. О плоскодонке отца, об экипаже, о ночах, когда она пела для них под звездами; о раннем, но недолгом обучении в Новом Орлеане; о склонности отца к выпивке и женщинам, о ночи, когда он был убит ножом в драке.
Джонни внимательно слушал, и каждое детское воспоминание, каждое острое переживание из ее прошлого пробуждали в нем чувство привязанности к этой черноволосой девушке. Он понял, что она была дочерью пьяницы-речника, брошенная на произвол судьбы. Что она не была ответственна за свое прошлое. Что она не ждала сочувствия от окружающих. И что она определенно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь опекал ее. Все это было очевидно.
Наконец Невада умолкла, и некоторое время они стояли в тишине, каждый думая о своем. Невада первая нарушила молчание.
– Теперь, – сказала она, подняв голову и улыбаясь Джонни, – ты знаешь обо мне все. Твоя очередь, Джонни. Расскажи мне о твоей семье, о доме.
В ответ он только отрицательно покачал красивой головой и мимолетное замешательство возникло в его темных глазах и быстро улетучилось. Джонни широко улыбнулся, выпрямился и глубоко засунул руки в карманы сшитых на заказ брюк.
– Хватит воспоминаний, – сказал он. – Поторопись в каюту. Пора одеваться к обеду. Надень то шелковое абрикосового цвета платье с оборками.
– Да! – возбужденно и быстро согласилась Невада, приподняла отделанную кружевом юбку и спросила:
– Ты поможешь мне уложить волосы?
Слабая улыбка появилась на губах Джонни. Он взял ее за локоть:
– Не говори ерунды.
– Папа всегда расчесывал мне волосы и помогал закалывать их.
– Хорошо, я буду помогать тебе, пока нет никого другого. – Джонни тяжело вздохнул.
Через полчаса Джонни, одетый в черный вечерний костюм и белую плиссированную рубашку, сидел на синей бархатной кушетке в каюте Невады.
А она, в модном шелковом платье цвета абрикоса, расположилась на шикарном ковре у его ног. Орудуя оправленной в серебро щеткой, медленно и осторожно расчесывая ее длинные темные волосы, он позволил своей руке следовать за щеткой по ее хорошенькой головке. И вниз по спине, где густые локоны достигали талии. Невада запрокинула назад голову и закрыла глаза.
– Ты справляешься даже лучше, чем отец.
– Неужели? – отозвался Джонни, умолчав о том, что у него действительно было гораздо больше практики, чем у ее отца.
Джонни знал многих женщин, многих любил и жил со многими в короткие периоды времени за эти годы. Он был своим человеком в ванной комнате и в гардеробной. Его руки игрока так же ловко управлялись с куском душистого мыла и щеткой для волос, как и с колодой карт.
Слишком скоро, как показалось Неваде, Джонни расчесал и искусно уложил тяжелые пряди в сияющие локоны на ее голове. Ей хотелось бы продолжить эту приятную близость. Неваде очень понравилось сидеть на мягком ковре между колен Джонни, в то время как он ласково и медленно проводил щеткой по ее волосам и гладил их большой теплой рукой. Это было прекрасное простое удовольствие, которое заставило ее сердце петь от восторга под тугим корсажем нового шелкового платья, и она мечтательно улыбалась, пока Джонни говорил о чем-то несущественном своим глубоким низким голосом. Летнее солнце освещало высокие сосны на восточном берегу реки, и лучи, струящиеся в открытые иллюминаторы, были теплого медового цвета. Резкие крики розовых чаек раздались сразу же, как только ночь спустилась на реку.
Все головы повернулись в их сторону, когда красивая пара вошла в освещенную газовыми лампами столовую «Девы Мемфиса».
При всей своей наивности Невада не могла не отметить тот факт, что многие женщины смотрели на Джонни с интересом. Она уничтожающе взглянула на гибкую блондинку в смело декольтированном белом платье, сжала согнутую руку Джонни, на которую опиралась, и помолилась, чтобы он не заметил дерзкой женщины.
Джонни заметил.
После того как они уселись за столиком для двоих у стены, облицованной атласным деревом, под мерцающим бра из полированной меди, Джонни обвел темными глазами весь зал и остановил взгляд на женщине в белом платье. Поглаживая усы, он едва заметно улыбнулся и слегка кивнул головой в знак восхищения. И Невада чуть не подавилась супом из лангуст, когда, в середине обеда, Джонни без усилий завладел вниманием официанта и спокойно сказал ему на ухо:
– Пошлите бутылку вашего самого лучшего лафита леди за столиком около дальней пальмы. И передайте ей на словах..
Джонни прошептал что-то, загородив рот рукой так, что Невада не смогла расслышать. Официант посмотрел на блондинку.
– А, прекрасная миссис Гаррисон. Сию минуту, сэр.
– Почему, во имя всех святых, ты посылаешь вино замужней женщине? – горячо возмутилась Невада. – Что подумает ее муж?
Лениво улыбнувшись блондинке, Джонни нехотя обратил внимание на девушку, сидящую напротив него.
– Ешь свой обед, Невада. Я намерен побыстрее пойти в салон для карт.
– Я тоже пойду с тобой?
Он усмехнулся, вытер чувственный рот салфеткой из камчатного полотна и потянулся за сигарой.
– Конечно. Ты – моя леди Удача.
Невада обрадовалась. И, повернув голову, многозначительно посмотрела на белокурую миссис Гаррисон с самодовольной ликующей улыбкой.
В продымленном салоне для карточных игр на легкой навесной палубе парохода Невада быстро отметила, что она была единственной особой женского пола. То же самое заметили и присутствующие игроки. Некоторые из них бросали восхищенные взгляды на нее, другие были явно раздражены. Джонни, казалось, не придавал этому значения, так что Невада тоже не была обеспокоена.
Прежде чем Джонни занял место за столом с четырьмя серьезными игроками, готовыми к покеру с высокими ставками, он пододвинул стул для Невады, поставил его справа от себя и усадил ее.
И Невада почувствовала опьяняющую власть, когда, усаживаясь слева от нее, Джонни наклонился, взял ее руку, поцеловал ладонь и положил ее на свое правое плечо. Он прошептал прямо ей в ухо:
– Подружка, будь хорошей девочкой, сиди здесь тихо около меня, держи руку на моем плече на счастье, а я буду выигрывать для нас деньги.
Она сделала свое дело, и он сдержал слово.
Когда они покинули карточный салон через три с половиной часа, Джонни имел семь тысяч пятьсот долларов в наличных деньгах и чеках, заполнивших внутренний карман его черного вечернего пиджака, и Невада была восхитительно горда, потому что он был обязан ей такой победой.
Луна поднялась над рекой, и влажный, тяжелый воздух стал прохладнее. Это была прекрасная романтическая ночь, и Невада после нескольких часов, проведенных в душном помещении, надеялась, что она и Джонни неторопливо прогуляются по палубе. Но Джонни вынул из кармана золотые часы и щелкнул крышкой.
– Пора спать, Невада.
– Нет! Этого не может быть. Сколько сейчас времени?
– Почти одиннадцать.
– Это слишком рано! Мой Бог, я никогда не ложилась раньше полуночи с тех пор, как мне исполнилось десять лет. – Она улыбнулась и взяла его под руку. – Давай прогуляемся при лунном свете и послушаем звуки реки.
– Не сегодня, – сказал Джонни. Он проводил ее прямо к каюте и оставил одну, задержавшись лишь для того, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
Войдя в спальню, Невада нахмурилась от разочарования. И отметила, что, когда Джонни вышел от нее, он не вошел в свою собственную каюту. Он отправился в противоположном направлении. Любопытная Невада подошла к иллюминатору и выглянула.
Она все еще сидела у иллюминатора, когда, почти через час, услышала знакомый смех Джонни. Вглядевшись повнимательнее, Невада увидела его. Он стоял у перил, примерно в тридцати ярдах от ее наблюдательного пункта. Лунный свет блестел в его угольно-черных волосах, а его лицо оставалось в тени. И он был не один.
Высокая стройная женщина с серебристыми волосами, в белом блестящем платье, обрисовывающем стройные изгибы ее тела, была рядом. Она стояла перед ним, глядя ему прямо в глаза. Она положила руки на его белую манишку, и звонкий смех зазвенел в тихом ночном воздухе.
Рот Невады открылся от гнева и зависти, когда рука Джонни скользнула вокруг тонкой талии миссис Гаррисон, и он притянул ее к себе. Потом он поднял ее подбородок большим и указательным пальцами и нагнулся. Джонни поцеловал миссис Гаррисон, а она прильнула к нему, обхватив обнаженными руками его шею, чтобы приблизить к себе темноволосую голову. Это был долгий, медленный и страстный поцелуй, заставивший ревнивую наблюдательницу задрожать от возмущения.
Глядя на обнявшуюся парочку, Невада подумала, что она заболеет от ревности, когда рука Джонни медленно двинулась от стройной талии миссис Гаррисон к ложбинке на груди. Его длинные пальцы сжимали и ласкали закрытую атласом грудь женщины, и собственные груди Невады болели, и ее соски горели, как будто рука Джонни дотянулась до нее.
Мужчина и женщина отошли от перил, и, к ужасу Невады, направились прямо к ней. Не смея дышать, она отодвинулась подальше от иллюминатора, и они прошли мимо на расстоянии одного фута от того места, где она стояла, прижавшись спиной к стене. Сердце замерло в ее груди, когда Невада услышала, как открывается дверь каюты, следующая за ее дверью. Каюты Джонни.
Они вошли вместе. Дверь отдельной каюты закрылась за ними. Невада напрягла слух. Она тихонько прокралась через полутемную комнату к двери из атласного дерева, которая соединяла две каюты. Рассерженная, смущенная и страдающая от ревности Невада медленно протянула руку к серебряной дверной ручке, обхватив ее дрожащими пальцами. Ручка не поворачивалась. Дверь, которая была открыта весь день, теперь оказалась крепко запертой.
«Нет! – пронеслось в измученном мозгу Невады. – Нет, нет, нет!»
Потом она услышала голос Джонни, бормочущий слова, которые она не смогла разобрать, сопровождаемые высоким женским смехом, который вызвал в ней ненависть. Это был звонкий смех удовлетворения и радости, как если бы Джонни сказал или сделал что-то, что удивило искушенную миссис Гаррисон. Глубокий мужской голос продолжал бормотать ласковые слова. И продолжал звенеть восхищенный смех миссис Гаррисон. И Невада продолжала невыносимо страдать, слушая эту пару.
Она чувствовала, что закричит что есть силы, если этот проклятый легкомысленный смех не прекратится немедленно! Но когда смех наконец смолк, Невада поняла, что хотела бы всем сердцем, чтобы снова зазвучал смех. До Невады донеслись другие, еще более ранящие звуки – шелест одежды, нежные вздохи, задыхающийся голос женщины, шепчущий «Джонни, Джонни».
Глава 12
Ее домом последние двенадцать лет была маленькая, скудно обставленная сторожка. Домик привратника находился в самой отдаленной части большой усадьбы на берегу реки под Батон Руж, штат Луизиана, где она родилась в морозное утро 1826 года.
Поселившись в одиночестве в заброшенной сторожке, мисс Анабел Делани сумела сохранить свой мир, свое южное воспитание. Благородное, спокойное, романтичное и сентиментальное. Каждое утро, когда раздавались первые утренние гудки пароходов на реке и свист малиновок, поселившихся на низких ветвях древних дубов, окружающих дом с остроконечной крышей, мисс Анабел была уже на ногах. Она занималась поливкой ирисов в ящиках у окна и полировкой поцарапанного стола из вишневого дерева, некогда украшавшего главный дом. И очень осторожно протирала две вазы английского фарфора, которые были привезены ее отцом и матерью из Лондона после медового месяца. Если существовали какие-то вещи на этой земле, которыми их владелица дорожила больше жизни, то это были они – хрупкие, изящные, бесценные вазы. Простое прикосновение к их гладкой совершенной поверхности вызывало на тонких губах мисс Анабел улыбку удовольствия.
Работая так каждое утро, мисс Анабел тихонько напевала, как будто у нее не было никаких забот, как будто она снова была счастливой молодой девушкой и жила в роскошной праздности в большом белом особняке на холме. Уже более десяти лет особняком владели Морганы – большое семейство богатых саквояжников с севера, купивших обширное имение вскоре после войны. А построил этот великолепный белый дом в 1794 году дедушка мисс Анабел, когда он приехал из Южной Каролины. Это был свадебный подарок его пятнадцатилетней невесте. Один из первых в ряду многих подобных особняков в низовьях реки, этот дом был, и навсегда останется, самым великолепным.
Отец Анабел, Уинстон, был рожден в спальне владельца особняка. Тридцатью годами позже ее старший брат, Томас, родился на той же самой высокой кровати с пологом, а двумя годами позже там же родилась и она.
Последним из Делани, впервые увидевшим свет в этом поместье, стал ее обожаемый племянник, прекрасный белокурый ребенок, Сэмюэль Уинстон Делани. Когда мать Сэма умерла от лихорадки в горячее влажное лето пятьдесят первого, мисс Анабел конечно же взяла на себя роль матери восхитительного шестилетнего мальчика. Она любила Сэма, как будто сама родила его. И десять следующих лет были самыми счастливыми, самыми насыщенными для мисс Анабел. С нескрываемой гордостью она наблюдала, как Сэм с каждым годом становится выше, сильнее и красивее. Он был хорошеньким, стройным шестнадцатилетним мальчиком, когда разразилась война между штатами.
Отец Сэма, Томас, немедленно завербовался на военную службу, и Сэм хотел идти с ним. Но Томас уговорил его остаться дома, уверяя Сэма и мисс Анабел, что война будет длиться не дольше нескольких недель. Сэм должен был остаться как единственный мужчина в доме и присматривать за мисс Анабел. Сэм повиновался.
Но когда через два года Томас Делани был убит в Геттисберге, а война все еще продолжалась, Сэм поцеловал тетю на прощание и храбро отправился воевать. Мисс Анабел стояла на широкой галерее и мужественно, без слез, махала кружевным носовым платком, в то время как ее последний оставшийся в живых родственник поспешно уходил по затененной дубами дороге; на его красивом лице еще не было даже признаков бороды.
С этого момента каждый посетитель, приезжающий по этой дороге с соседским визитом, разочаровывал женщину, которая часами нетерпеливо смотрела вдаль, надеясь, что следующий стук лошадиных копыт, следующий грохот колес экипажа, следующие звуки шагов на деревянных ступенях особняка будут означать, что ее племянник Сэм вернулся.
Это случалось, когда она никого не ожидала. Наступил холодный, тоскливый полдень ноября шестьдесят третьего. Дождь, начавшийся перед рассветом, продолжал лить и в темный мрачный полдень. Мисс Анабел услышала голоса через открытое окно, выходящее на широкую крытую галерею. Она повернула голову и прислушалась. Через несколько секунд она вскочила с обитого материей стула и помчалась со всех ног. Мисс Анабел поспешила открыть тяжелую параднюю дверь, не дожидаясь Лукаса, шаркающими шагами плетущегося из задней половины большого тихого дома.
Вглядываясь в пелену дождя, она увидела двух потрепанных солдат, идущих пешком по дороге. Оба были с непокрытой головой. Один из них был смугл, высок, с черными как смоль волосами. Другой, немного ниже и более худой, был белокурым. Очень белокурым. Сердце мисс Анабел начало биться быстрее, когда эта пара подошла ближе. Ее глаза теперь остановились исключительно на стройном белокуром муж чине, она начала улыбаться, а ее сердце забилось от радости. Она узнала бы характерную походку Делани где угодно.
– Сэм. Мой Сэм, – выдохнула она и, оставив дверь открытой, выскочила на крыльцо, сбежала по ступеням и побежала через мокрый двор. – Сэм! – восторженно кричала она.
Сэм поспешил ей навстречу, схватил на руки и закружил, а мисс Анабел смеялась и прижималась к нему и, казалось, была готова умереть от счастья.
Когда наконец племянник опустил ее на ноги, мисс Анабел обратилась к высокому смуглому юноше:
– Простите мою бестактность, лейтенант, но я не видела моего племянника долгие месяцы. Я – Анабел Делани Солдат пожал ее влажную руку.
– Мадам, я – Джон Роулетт. Я очень рад встрече с вами. Потом он снял с широких плеч серый с капюшоном плащ и галантно набросил его на худенькую фигурку мисс Делани. Джонни рассмеялся, когда Сэм снова схватил тетку на руки и со всех ног побежал в дом с мисс Анабел, кричащей через его плечо:
– Идемте, лейтенант Роулетт! Укроемся в доме от этого унылого дождя!
Мальчики – а они были еще мальчиками: Сэму не было и восемнадцати, Джонни Роулетту едва исполнилось шестнадцать – провели три беззаботных приятных дня в особняке Делани с мисс Анабел, и к тому времени, когда пришла пора прощаться, она полюбила Джонни Роулетта почти как собственного племянника.
Джонни побывал с Сэмом в их доме еще пару раз во время войны и чудесно развлекал компанию, хотя никогда не рассказывал о собственном доме и семье, и мисс Анабел проницательно предположила, что этот смуглый молодой человек не знал любви. Он даже писал письма мисс Анабел с фронта. И когда Сэм был убит в самом конце войны возле Шривпорта, последнего оплота Конфедерации, именно Джонни Роулетт сообщил ей грустные новости.
Когда закончилась война, Джонни немедленно приехал вниз по реке, чтобы навестить мисс Анабел. Худой и измученный, высокий смуглый мужчина держал хрупкие руки мисс Анабел в своих больших руках и грустно улыбался в ответ на ее слова.
– Теперь вы – капитан Роулетт, не правда ли? – И слезы блестели в ее глазах.
Джонни ответил на все мучительные вопросы мисс Анабел о ее погибшем племяннике с искренностью, которую, как он знал, она ценила больше всего. Когда настало время прощаться, он предложил ей деньги – все, что имел. Она отказалась. Она была, напомнила ему мисс Анабел, Делани из Луизианы. Делани не могли бы принять милостыню, даже от него.
– Но, пожалуйста, капитан Роулетт, не забывайте меня, – попросила она, когда он неохотно оставлял ее одну, только с горсткой преданных старых слуг.
– Рассчитывайте на меня, мисс Анабел, – сказал Джонни и уехал.
Джонни сдержал слово. Хотя проходили месяцы от одного многократно прочитываемого письма до другого, мисс Анабел знала, что он никогда не забывал ее. За эти годы он раз десять приезжал навестить ее. Мисс Анабел ожидала его писем и случайных посещений, и это помогало ей жить. Этого было достаточно. Достаточно, чтобы не чувствовать себя совсем одинокой в этом мире, который больше не был похож на тот, в котором она воспитывалась.
Громкий смех и крики отвлекли мисс Анабел от ее грез, и она инстинктивно вздрогнула. Приближающаяся какофония означала, что время подошло к восьми часам и что дети Моргана – все восемь – вторгнутся в ее личную жизнь на следующие пять часов.
Мисс Анабел позволили жить в сторожке, в качестве платы она обучала отпрысков Карла и Бетси Морган. Сделка была заключена, когда огромный бывший лесоруб и его кричаще одевающаяся жена купили особняк Делани сразу после окончания войны и переехали сюда жить. Тогда у Морганов было только трое детей. Шестилетний Фрэнк, пятилетний Кол и трехлетняя Мэри. Теперь их было восемь, в возрасте от четырех лет – Петси, до восемнадцати – Фрэнк. И ни один из них не учился в школе. Карл и Бетси Морганы настаивали, чтобы их дети получили образование, но запретили мисс Анабел заниматься воспитанием буйной команды, так что обучение их чему-либо было совершенно невозможным. У мисс Анабел не было возможности поговорить с родителями о детях, так как Карл Морган большую часть времени проводил на веранде в одном только нижнем белье.
Грубый громкоголосый человек главным образом интересовался бутылкой. Он любил пить с утра, затем спать целый день, пробуждаться перед ужином и начинать пить снова.
Счастливыми могут быть только те, кто не тратит впустую ни одной минуты жизни. Руководствуясь этой истиной, Бетси Морган заполняла все свое время высшим удовольствием – ходить по магазинам, покупать и примерять новые платья. Она любила яркие цвета, оборки и ленты, гофрированные манжеты и кружева. Она предпочитала вычурные платья для молодых девиц с низкими лифами и юбками, плотно облегающими ее покрытые ямочками колени. Каждый предмет одежды, который она выбирала, подчеркивал ее огромную грудь и широкие бедра, но Бетси считала, что она выглядела соблазнительной, потому что ее вечно пьяный муж как-то сказал об этом. Тот факт, что его зрение обычно было затуманено виски, никогда не учитывался счастливой Бетси. Нет, мисс Анабел не могла бы обратиться ни к одному из родителей с ее проблемами относительно детей. Она могла только стараться убеждать и внушать молодежи те ценности, которые считала важными.
Стоя в дверях, она ждала детей, видела Фрэнка и Кола, приближающихся к дому, и старалась успокоиться. Мальчики уже сравнялись ростом с отцом. И так же, как их отец, они были угрюмы, невежливы и вульгарны. Мисс Анабел просила надевать рубашки, когда они посещают уроки, но они не обратили внимания на ее просьбу. И сегодня утром они были обнажены до пояса.
Как только они вошли в сторожку, Фрэнк издевательски улыбнулся ей и многозначительно поскреб свой покрытый волосами живот, надеясь, что она сделает замечание. Мисс Анабел промолчала. По правде говоря, Фрэнк пугал ее. Так же, как и Кол. Они явно нарывались на неприятности и не скрывали этого. Она должна, мысленно решила мисс Анабел, снова сообщить Бетси Морган, что, по ее мнению, два старших мальчика уже достаточно выучились.
Джонни не догадывался, почему Невада была такой притихшей за завтраком на следующее утро. И почему она отказалась есть. Он спросил, не устала ли она. Она только покачала головой. Он спросил, может, она рассердилась на что-то. Снова только покачивание головой. Он спросил, может, она изменила мнение и не хочет ехать с ним в Батон-Руж и дальше в Лондон? Невада наконец ответила:
– Я бы хотела поехать с тобой, Джонни, но если… Если…
– Если – что?
Тонкие черты лица Невады стали тверже.
– Что ты делал в своей каюте вчера ночью с миссис Гаррисон? Ответь мне! – Ее синие глаза метнули огонь. – Не пытайся отрицать. Я видела, что ты увел чужую жену в свою каюту, и я считаю это омерзительным, и на твоем месте мне было бы очень стыдно. Что ты можешь сказать в свое оправдание, мистер Джонни Роулетт?
Спокойно, медленно Джонни прожевал кусок, проглотил, поднял чашку, сделал глоток черного кофе и вытер рот салфеткой. Наклонившись вперед, поставив локоть на край стола, он сказал:
– Ну все. С меня хватит. Собирай свои вещи. Страх закрался в сердце Невады.
– Собирать вещи… почему? Куда мы поедем?
– Не мы. Ты, ты поедешь. Назад в Мемфис. Назад к «Игроку», если ты хочешь.
– Нет, я хочу остаться с тобой.
– Это твои проблемы. – Его темные глаза были холодны.
– Но я – твой амулет удачи, Джонни Роулетт. Ты не будешь выигрывать без меня. Ты разоришься.
– Да, хорошо, я лучше разорюсь, чем буду терпеть твою слежку за каждым моим шагом.
– Я не буду больше следить за тобой.
– Ты не справишься с собой, Невада.
– Я смогу. Мне все равно, чью жену ты уведешь. То есть… – Она остановилась и притихла.
Джонни спокойно произнес:
– Миссис Гаррисон – вдова. Но даже если бы она не была вдовой, я все равно принял бы ее в моей каюте, если бы она захотела. Я говорил тебе, Невада, я не тот мужчина, которого должна любить леди. Я не джентльмен.
– И я не леди. Ты сам так сказал. Так что я буду любить тебя.
– Нет, я этого не позволю. – сказал он. – Кроме того, мы собираемся сделать из тебя прекрасную леди, и тогда я буду недостаточно хорош для тебя. – Джонни откинулся на спинку стула. – Так что ты собираешься делать? Ехать в Батон-Руж со мной – и никакой слежки? Или назад, в Мемфис?
– В Батон-Руж с тобой.
– Прекрасно. Мы будем там к полудню.
Это произошло незадолго до полудня, во время занятий в сторожке мисс Анабел над рекой. Отпрыски Моргана были более неуправляемы, чем обычно, и у мисс Анабел ужасно разболелась голова.
– Алекс, прекрати это! – Она увернулась от плевка. – Бенни, Вильям, мальчики, сядьте на места!
– Ма сказала, что мы не должны слушать вас! – закричал Вильям.
– Правильно, Вильям, – сказал Фрэнк, положив ноги на стол вишневого дерева и закинув руки за голову. – Вы слишком властная для женщины. Неудивительно, что вы никогда не смогли заполучить мужчину.
Он рассмеялся, и Кол тоже. Потом Кол, поднявшись, протянул большую грязную руку к каминной полке, где стояли бесценные фарфоровые вазы мисс Анабел. Он злобно хихикнул, увидев, что ее лицо стало совсем белым и она затаила дыхание.
– Что такое, старая дева? Ты боишься, что я уроню твою драгоценную вазу?
Кол взял вазу, и мисс Анабел закрыла глаза, когда он сказал:
– Эй, ребята, ловите!
Он бросил вазу десятилетнему Алексу, направлявшемуся к двери. Алекс протянул руки, но не поймал ее. Ваза ударилась об пол и разбилась на истертом ковре.
– Боже мой, нет! – воскликнула мисс Анабел и, поспешно подойдя к двери, упала на колени, чтобы собрать осколки фарфора. Фрэнк жестом показал Колу, чтобы тот передал ему вторую вазу. Кол, уверенный, что его брат собирался разбить ее, кивнул нетерпеливо и вложил вазу в большую ладонь Фрэнка. Тот снял свои длинные ноги со стола и встал. Он пересек комнату, подошел к обезумевшей мисс Анабел, стоявшей на четвереньках, и остановился прямо перед ней. Его тень упала на лицо мисс Анабел. Она медленно подняла голову, чтобы посмотреть на него. Фрэнк стоял, расставив ноги, ухмыляясь, сжимая вазу в правой руке.
– Нет, – сказала она мягко, покачивая седеющей головой, умоляюще глядя на него.
– Что нет, учитель?
– Не ломай ее. Пожалуйста, Фрэнк.
– Ломать? Зачем же? Я не собирался разбивать вашу драгоценную вазу, – сказал он. – Нет, высокочтимая, я этого не сделаю. Знаете, что я собираюсь сделать, мисс Анабел?
